История русской церкви со стороны ее источников

По своему научному идеалу, история есть, возможно, удовлетворительное воспроизведение прошлой исторической жизни людей, такое воспроизведение, чтобы эта историческая жизнь вставала перед нами, как настоящая, во всей своей жизненной живости и во всей целостной полноте.

Это идеал, к которому существуют различные степени приближения. Русская церковная история есть одна из числа тех историй, которые имеют возможность воспроизводить прошлую историческую жизнь далеко не в сколько-нибудь желаемой степени. А причины к тому в состоянии источников, из коих можно было бы почерпать сведения!

Источники истории разделяются на три класса: письменные, вещественные и представляемые живой жизнью.

а) Источники письменные, в свою очередь, подразделяются: на сказания нарочито повествовательные, каковы суть: летописи общие и частные, исторические монографии об отдельных лицах и событиях; на сочинения быто- и нравоописательные, каковы суть сочинения юридического и публицистического содержания; на памятники деятельности правительственной: законодательной и административной – сюда отнесем акты, указы, грамоты; с другой стороны – памятники умственно-нравственной жизни – сюда включим литературу, в самом широком смысле ее значения.

б) Источники вещественные – это сохранившееся вещественные памятники: здания, принадлежности быта, произведения ремесел и искусств.

в) Наконец, живая жизнь представляет собою источник истории в языке, в быте, в эпической народной поэзии, в поверьях и пр.

Русская церковная история обладает всеми указанными источниками. Однако, качество источников не всегда дает возможность, руководясь ими, достаточно полно представлять себе прошедшую жизнь.

Возьмем наши летописи.

У самого первого летописца нашего, если исключить довольно подробные рассказы об основании Печерского монастыря преп. Феодосием, и о начальном жительстве в монастыре, что объясняется тем случайным обстоятельством, что автор сам был монах Печерского монастыря, все церковно-исторические известия состоят: в краткой записи о поставлении одного митрополита, в отметке года прибытия на Русь 2 митрополитов, в отметке года смерти одного митрополита, в случайных упоминаниях еще о двух митрополитах и только.

В начале этих разрозненных отметок нет даже известия о прибытии на Русь самого первого нашего митрополита и об учреждении им у нас церковного управления. Дальнейшее летописцы представляют некоторый прогресс против первого, состоящий в следующем: летописцы домонгольского периода, во-первых, отмечают годы восшествия на кафедру и годы смерти, если не всех митрополитов, то большей части; во-вторых, вкратце сообщают о некоторых церковных событиях; летописцы послемонгольские аккуратно отмечают годы восшествия на кафедры и годы смерти всех митрополитов, о поставлении епископов и построении каменных церквей.

Таким образом, наши летописцы дают нашей церковной истории голый каталог представителей нашей церкви и ничтожное количество отрывочных известий о церковных делах.

Очевидно, летописцы отмечали лишь дела достопримечательные, а вся не громкая, по внешности, деятельность замалчивалась.

К источникам церковной истории мы должны отнести жития святых.

Жития святых, как бы они не чуждались истории, которая не составляет их цели, все же не могут обходиться без того, чтобы не сообщить, по крайней мере, некоторых исторических сведений о тех лицах, подвиги святости которых описывают.

После летописей и жития святых, источниками для истории церковной служат памятники деятелей правительства и церкви в сфере законодательной и административной. Но русская церковная история не может похвалиться обилием законодательных церковных памятников. В период домонгольский мы не знаем ни одного такого памятника. Объяснение этому можем находить в том, что церковное правительство у нас было не свое, русское, а чужое – греческое.

Великое бедствие – нашествие монголов – заставило русскую церковь несколько позаботиться о своем улучшении, каковая забота выразилась в деяниях Владимирского Собора 1274 года. А после этого никаких законодательных мер до XVI в., когда состоялись соборы 1503–4 годов и Стоглавый 1551 г.

Последний собор значительно вознаграждает за отсутствие законодательных памятников в предшествующее время.

При Иване Васильевиче IV, Русь стала новым государством – из великого княжества – царством, с великой ролью второй Византии и третьего Рима. Став новым государством с великим значением, Русь сознала потребность в обновлении своей жизни государственной и церковной, следствием чего и было издание гражданского Судебника, а для улучшения дел церковных – созвание Стоглавого Собора. Тогдашний представитель русской церкви – митр. Макарий, именно и сознавший нужду в ее обновлении, поставил дело самым широким образом, так, чтобы обновление было, по возможности, всеобщим и целостным.

Правда, практического значения деяния Стоглавого Собора не имели никакого, ибо обновления вовсе не последовало; но они имеют для нас важное значение, как исторический источник: мы находим в них живую и, возможно, полную картину русский церкви и русского общества XVI века.

К числу источников нужно отнести сочинения, представляющие собою как бы частное законодательство. Люди, знающие церковные законы и обычаи, по собственному побуждению, или в ответ на вопросы людей незнающих, писали дисциплинарно-канонические наставления.

В этих наставлениях также затрагивается жизнь и быт с их живыми чертами.

Светская сатира и духовные слова обличительные служат источниками истории. У нас, хотя наша церковная жизнь приводила людей к сознанию ее пороков и недостатков, не могло являться настоящих ее обличителей, за отсутствием людей образованных, и дело должно было ограничиваться незначительными попытками этого обличения. Однако, судьба послала нам одного обличителя со стороны.

В XVI в. прибыл в Россию для совершения одного частного книжного дела ученый грек; по совершении дела, он имел возвратиться домой; но судьба (для пользы русской церковной истории, хотя и на несчастье его самого) распорядилась так, что он навсегда остался в России, и этот грек, – знаменитый преп. Максим, став бичевателем пороков и недостатков современной ему русской церковной жизни, ярко изобразил нам эту жизнь со всем ее смыслом за данный период времени.

Из сказанного видно, до какой степени наша русская церковная история не богата теми главными из своих источников, на основании которых созидаются настоящие истории, и как ей мудрено и напрасно мечтать о том, чтобы сколько-нибудь приблизиться к идеалу истории.

Этот идеал истории требует, чтобы все исторические деятели изображаемы были, как живые люди, с индивидуальной личной физиономией и с индивидуальным нравственным характером каждого.

Но здесь трудности значительные, ибо летописи дают нам только имена и имена, и не обрисовывают людей ни единой чертой!

На всем пространстве допетровской церковной истории выступает перед нами, как живой, только патр. Никон, который сам до некоторой степени очертил себя, а все остальные суть тени, по которым очень трудно представлять себе живые черты.

Идеал истории требует, чтобы жизнь обществ была изображаема во всем ее постепенном движении. Но мы достаточно знаем русскую церковную жизнь только за XVI век (благодаря деяниям Стоглавого Собора и Максиму Греку), а затем, обращаясь назад и восходя до самого начала – или совершенный мрак, или только кой-какие несвязные черты.

Можно думать, что, чем скуднее история источниками, тем более легкую задачу представляет ее обработка. На самом деле, совершенно наоборот.

Из обильных источников черпай полною рукой, но совсем другое дело, когда источники скудны. Чтобы сделать что-нибудь, пишущий историю должен превратиться в усерднейшего, так сказать, тряпичника, должен по десятку раз тщательнейшим образом перерывать всякий хлам, чтобы не оставить ни одного лоскута или лоскутка, который бы мог пойти в дело и послужить на пользу.

Все совершившееся – есть достояние истории, а посему, пусть с понятием истории связывается у нас представление не только того, что давно прошло, покрылось вековой пылью времен, но и недавно бывшее, чему мы были свидетели, все это та же «история».

Конечно, источники «истории» новейшей иные, как по количеству их, так и по качеству, но суть одна.

Пространство времени от начала государства до 1110 года описано в одной летописи, которая вся составлена неизвестным по имени монахом Печерского монастыря, жившем во второй половине XI или в начале XII века. Авторство ее некоторые приписывают преп. Нестору.

От этой «первоначальной» летописи идут два ряда продолжений: один ряд, первоначально веденный в Киеве, а потом во Владимире, составляет летопись Киево-Суздальскую; другой ряд продолжений, весь веденный в Киеве и доведенный до 1200 года, составляет летопись Киевскую. Таким образом, за период домонгольский мы имеем: первоначальную летопись от начала государства до 1110 года и потом одновременно две летописи – Киево-Cуздальскую и Киевскую.

Древнейшее списки, в которых дошла до нас древнейшая редакция летописи первоначальной, суть: Лаврентьевский, написанный в Суздале в 1377 году монахом Лаврентием, от которого и получил имя, и Ипатьевский или Ипатский, написанный неизвестным в конце XIV – в начале XV века и получивший название от Костромского Ипатского монастыря, в котором найден.

Список Киево-Суздальский есть список Лаврентьевский, в котором он следует за первоначальной летописью, а список Киевский – есть Ипатьевский.

Списки первоначальной летописи Лаврентьевский и Ипатьевский представляют некоторые немногие разности.

Местных летописей от периода домонгольского мы имеем две: Новгородскую и Галицко-Волынскую.

Новгородская летопись начинается 1116 годом, а летопись Галицко-Волынская начинается с 1206 года.

Событие, с которого начинается летосчисление какого-нибудь народа, называется эра; отсюда говорят: такой-то год христианской, магометанской эры и т. д.

Год или несколько годов, особенно памятных по какому-нибудь важному событию, составляют эпоху, а время, протекшее от одной такой эпохи до другой, называется периодом.

Например, нашествие татар в 1236 г. составляет известную тяжелую эпоху в Русской Истории; освобождение от татарского ига – другая важная эпоха, а те 250 лет, которые прошли между этими двумя эпохами, составляют период татарского владычества, или, короче, татарский период русской истории.

Таким образом, периоды в историях обществ суть пространства времен, отличные одни от других и не какими-нибудь внешними, случайными признаками, а самой жизнью и ее характером.

Таких действительных периодов в истории русской церкви четыре: Киевский, Московский, Петербургский и современный, название коему даст история в будущем.

Цель и назначение Церкви, как общества, состоит в том, чтобы воспитывать людей в вере и нравственности христианской для доставления им вечного спасения и для содействия им в получении земного благополучия; ее правительственный орган, служащий ей для сей цели, составляет богоучрежденная иерархия; ее средства суть: учение через писания и богослужение (с преподанием в таинствах невидимой благодати Божьей).

Так как церковь существует в государстве, и государственная власть не относится к церкви безразлично, но, или покровительствует ей, или теснит, угнетает, то отношения государства к церкви доставляют необходимый предмет речей всякой церковной истории.

Т.к. всякая церковь, прежде чем явиться, должна быть основана, то отсюда – необходимость: для всякой истории церкви должна предшествовать история ее основания.