О крещеных татарах

Из миссионерского дневника

6-го Октября 1881 г. я отправился из Казани по Сибирскому тракту до деревни Баклауш. Я ехал с мухаммеданином этой деревни Нигмат-Джаном Галеевым. Он был с год солдатом во время последней российско-турецкой войны. Когда он находился в военной службе, его наряжали ходить в церковь, где он, по его словам, ничего не понимал, и ему очень не нравился запах ладана. Дорогой он передал мне, что в их деревне на 105 душ имеется старая мечеть, выстроенная казанским купцом Муртазой Усмановым. При мечети находится временно мулла, пришедший из Вятской губернии. Школы, как особого здания, в деревне нет, а мальчиков учит мулла в своем доме.

Я расспрашивал, какие находятся близ деревни Баклауш селения и когда в них бывают базары. Нигмат-Джан насчитал очень много татарских деревень, и, между прочим, упомянул село Апазово, где базары бывают по пятницам. Я спросил, – русские живут в Апазове или нет? Нигмат-Джан с озлоблением отвечал: черт их знает; они ни русские, ни вотяки, ни черемисы. – Татары, что-ли они? переспросил я. Они крещены, но держат две веры. Когда придут в нашу деревню, держат мухаммеданскую веру, а когда придут домой, русскую веру держат.

Когда мы доехали до деревни Киндерли, Нигмат-Джан намекал, чтобы я дал денег на водку. Я не дал. Он хотел было выпить на свои деньги и приглашал довольно веселого старика – мухаммеданина Абдул Гани, говоря ему: зайдем выпить „халин билеб“, т. е. узнавши о состоянии водки, хороша-ли. Не зашли.

Смерклось. Мы проехали село Высокую Гору, где строится новая каменная церковь. Проехали деревню Собакино (Балауз), предполагая ночевать в Татарской Умбю. Ночь была довольно темная, а дорога так не удобна, что сочли за лучшее ночевать в деревне Сосновке. Когда мы проезжали деревню Собакино, я спрашивал Нигмат-Джана: есть-ли здесь церковь? – нет. – А кабак? – кабак есть. Тот же вопрос повторил я и в деревне Сосновке и получил такой-же ответ. Когда мы проезжали какую-либо мухаммеданскую деревню, (а их мы проехали много) я спрашивал: есть здесь кабак? И получал отрицательный ответ. – Почему же кабака нет, допрашивал я. – Закон наш не велит кабак держать¹. И у вас в деревне нет кабака? – В нашей деревне тоже нет. Кабаки находятся только в таких мухаммеданских деревнях, где находятся базары. – А кто содержит кабак, татары или русские? – Татарину кабак содержать нельзя; везде русские содержат кабаки. –Печальный оттенок принимала моя речь.

Еще в Казани я подрядил подводчика с тем, чтобы он проехал со мною чрез деревню Новый Менгер, где проживает давно мне знакомый мулла Нурулла Сейфуллин.

От деревни Умбю меня повез другой извозчик – из той-же деревни Баклауш – Мухаммед-Шах.

Нурулла, мулла деревни „Новый Менгер“, принял меня довольно любезно, и передал мне, что он слышал от приказчика завода Η. Е. Ульянова, что священник села Апазова очень хорошо объясняется по-татарски, что по смерти Π. Е. Ульянова (в Казани) раздавали по 60 рублей для того, чтобы только позвонили в колокола за умершего.

Из Новых Менгер мы проехали чрез знаменитую мухаммеданскую деревню Кышкар. Здесь большая каменная мечеть. Некогда, т. е. не так давно еще, здесь был своего рода центр мусульманского образования, здесь была знаменитая для татар мухаммеданская школа с многочисленным количеством учащихся. Теперь центр этот весьма значительно ослабел. Некому стало поддерживать его, прежний богач „Мусабай“ умер. Сын его, казанский купец Муртаза Усманов, обанкротился, судился, сидел в каземате, и имение его, состоящее в фабриках, заводах и земле, все распродано с аукциона. Поэтому несколько домов Усмановских в деревне Кышкар стоят полуразрушенные, от других не осталось уже и следов. Фабрики и заводы Муса-Бая давали жителям деревни Кышкар большие заработки, поэтому с прекращением фабричных и заводских операций Муса-Бая, и жители деревни Кышкар обеднели. Домики их, подобно домам патрона их Муса-Бая, валятся и представляют печальный вид. Вследствие этого и центр мухаммеданского образования в Кышкарах ослабел.

По окрестностям деревни Кышкар виднеются многие татарские деревни, в которых Муртаза Усманов выстроил мечети, на свой счет, напр. в двух деревнях: Иски Кишит, Яна Кишит, по две мечети. Некоторые из мечетей, построенных Муртазою, пришли в ветхость, но поправить их, по словам извозчика Мухаммед-Шаха, начальство русское, дозволения не дает. Без позволенья самого строителя Муртазы, поправлять их, говорят, нельзя, а Муртаза подсудимый.... Поэтому же будто не позволяют починивать мечеть и в деревне Баклаушах.

К вечеру 7-го числа октября мы прибыли в Баклауши, в то самое время, когда мулла, исправляя сам должность муэдзина, призывал, Мухаммедан на вечернюю молитву (ахшам намази).

Отца Мухаммед-Шаха я застал в доме за молитвой. Он стоял на намазлыке, т.е. на рогожке, на нарах, и совершал молитву, или, как выражаются мухаммедане – намаз. Жена его Кямяль тоже совершила после него, за перегородкой, ахшам намаз (вечернюю молитву). С дороги мы напились сначала чаю, а потом занялись разными разговорами. Один из братьев Мухаммед-Шаха спросил меня, есть-ли в газетах слух, что останутся в русской земле только две веры: татарская и русская? Газет я читал много, но такого слуха я в газетах не читал, да этого и не может быть. В русской земле очень много французов и немцев, много евреев, Государь не захочет их оставить без веры; кроме того, сколько в русской земле калмыков, держащих свою веру… нет такого слуха в газетах не было и не может быть. – А здесь приказ пришел объявить крещеным татарам, чтобы они выходили в татарскую веру... – Какой же это приказ и кому он пришел? Мухаммед-Шах начал: я дорогой тебе говорил, что в Апазове живут крещеные, что они носят татарскую одежду, говорят татарским языком, так вот к ним пришел „приказ“, чтобы они выходили в татарскую веру. – Где же такой приказ? – По всем волостям пришел такой приказ, говорили все братья, бывшие в доме. (Семья, в которой я теперь был, очень большая. Она состоит из семи взрослых братьев, из коих трое уже военную службу отправили, и двух взрослых сестер, их отца, их матери и двух внучат). А один заявил, что такой приказ пришел и к Апазовскому священнику. – Я прежде всего на это сказал, что такого приказа не было никогда и не будет. – Как не будет, возражали мне, – вот есть деревня Карадуван. В ней половина жителей были крещеные татары, а половина мухаммедане. Теперь все крещеные татары вышли в мухаммеданскую веру. Азяковские крещеные давно уже вышли в мухаммеданство. Теперь и Апазовские хотят.... – Разве и они теперь хотят выходить в татары? – Да, многие согласны выходить, а некоторые еще остаться думают по-прежнему в русской вере. –Разговор об отпадениях крещеных татар в мухаммеданство, впрочем, как-то прекратился, я не вызывал отчасти его, стараясь о том, чтобы татары сами высказывали что-либо об этом печальном событии.

Еще на ночлеге, в деревне Сосновке, за чаем я показал некоторые из книг крещено-татарских, и один из спутников, Абдул-Гани, просил почитать. Я стал читать брошюру Св. Тихона Задонского о покаянии „Завтра прииду“. Все слушали, но особенно старик Абдул-Гани. Меня удивило его внимание: лицо его как-то, при этом внимании, изменилось и сделалось из веселого испуганным. После чтения он стал говорить: ну, я никогда не слыхал от наших мулл ничего подобного. У нас говорят всегда почти одно: „Ислям дини хак, пяришталяр хак, пягамбар хак², а ничего подобного тому, что я слышал теперь, не говорят. Вот, он мне прочитал самое настоящее, что всякому нужно“. – Я, желая вызвать на что-либо и прочих слушателей, переспросил их: что это говорил вам Абдул- Гани? Но остальные слушатели мои (их было трое кроме Абдул-Гани) кратко и сухо сказали: „тебя он хвалит“. Из этого я заключил, что надеяться на какое-либо внимание к себе от этих троих мне особенно нечего. Впрочем, когда мы прибыли в деревню Баклауш, мой подводчик Мухаммед-Шах успел передать своей матери о том, что я читал Историю Иосифа в Сосновке (а я, действительно, после упомянутой брошюры из сочинений Святителя Тихона, читал на крещено-татарском языке по книге Бытия историю Иосифа). Мать Мухаммед-Шаха, Кямяль, сказала детям, чтобы меня просили они почитать об Иосифе. Я сказал, чтобы она подошла ближе ко мне, из-за своей перегородки. Она вышла. Я взял книгу Бытия и прочитал всю историю об Иосифе. Слушателями была вся семья. Слава Богу!

Октября 7-го числа 1881 года

Деревня Баклауш

8-го октября 1881 г.

8 числа я предположил остаться в деревне Баклауш. Я осматривал деревню. Эта небольшая татарская деревня пользуется отличным местоположением. Кругом почти всей деревни течет маленькая речка Инич, из берегов ее в некоторых местах пробились ключи, и вода течет из них по желобкам. По берегу речки Иничь находятся луга. Деревню со всех сторон окружает отличный хвойный лес. До лесу со всех сторон версты две, не больше. Жители Баклаушские не нуждаются в дровах: у них есть оброчные лесные доли. Грибов много, но татары их не собирают, а собирают русские заводские.

Во время обзора деревни сын хозяина моей квартиры Хусеин передал мне, что у них в деревне двое мулл, один-сын прежнего муллы, а другой – пришедший из Вятской губернии. Этому последнему не дают приговора; половина жителей желали-бы иметь муллой у себя сына умершего муллы. Поэтому, говорил Хусеин, „кайсылары куна, кайсылары кунми“, т. е. одни согласны дать приговор, другие нет. По причине этих неурядиц из-за мулл мои спутники шутя обо мне говорили встречным знакомцам: муллу к себе везем! Или-же говорили: на завод муллу везем!

Верстах в 2-х от деревни Баклауш находится завод при селе Хотне. Здесь нет также священника. Один Баклаушский татарин, рекомендуя мне село Хотню, говорил, что там жить можно. Прежде, говорил он, дворяне, содержавшие завод, наделяли хорошо священников и они жили долго; теперь, правда, они не наделяют уже так щедро священника, как прежде, но жители сами одного священника прокормят. Иди, переговори с ними, говорил мне татарин. Они уже устали ездить за священником в село Тыннамас-Александровку.

После обзора деревни я рассматривал четки мухаммеданские. Они состоят из 99 шариков. Шарики бывают различного материала. У казанских мухаммедан большею частью четки бывают из финиковых косточек (хурма жимишинын суягиннан), или же из деревянных шариков, – как на счетах. Мухаммедане считают шарики четок после окончания молитвы. Четки разделяются, при считании шариков, на три группы, по 33 шарика в каждой. Для того, чтобы не считая знать, что 33 шарика отсчитаны, употребляют один шарик после 33-х большей величины. Как такой большой шарик попадется под руку, молящийся уже знает, что началась вторая группа шариков, во время перебирания коих ему следует произносить другое молитвенное воззвание, чем во время перебирания шариков первой группы. Такой-же шарик и вторую группу от третьей. Отсчитывая шарики первой группы, произносят: сю-бухан Алла –хвала Богу, при второй группе произносит: альхамду Лилля – слава Богу, наконец при счете остальных 33 шариков произносит: Аллагу акбар – велик Бог! Считать четки после молитвы с произнесением упомянутых слов, говорят мухаммедане, очень спасительно: саваби куб була, т. е. награда четок очень большая. Впрочем, употребляют четки и до молитвы и вообще в свободное время, и за это награды очень много: Саваби бик куб³.

Потом я читал жешцинам-мухаммеданкам из Священной Истории Ветхого Завета, на крещено-татарском языке. Чтение я окончил рассказом о потопе. При чтении я сказал, что читанное желаю им показать в картинах. Я стал развертывать картины. Вокруг меня собралось довольно народа, так что я мог во всеуслышание сказать: вы составляете мою школу. Мухаммед-Шах, когда я читал еще из Истории Ветхого Завета, убеждался и не раз повторял: правду вчера говорил Абдул-Гани, что он такого муллы еще никогда не видал! Правда, правда, повторяла уже и мать его Кямяль, прежде со смехом заметившая, что этого Абдул-Гани и слушать нечего; человек он глухой (чукрак). Из картин, которые я показывал, особенно понравились: „О богатом и Лазаре“, „Проповедь св. Иоанна Крестителя“, „Переход войск чрез Дунай“, „Похороны Государя Императора Александра Николаевича“. Не с охотой смотрели на картины и слушали о распятии и погребении Иисуса Христа; больше было внимания, когда я показывал и объяснял картину: „Моление о чаше“. Картина Страшного Суда заставляла их призадуматься. Картин я показывал много, так что и я, и мои слушатели довольно утомились. Урок мой продолжался более двух часов. Слава Богу! Не раз вырывались глубокие вздохи о грехах и у моих слушателей. Портрета Государя Императора Александра Александровича III-го всем понравился: как живой, говорили о глазах его. Когда рассматривали картину – переход чрез Дунай, Мухаммед-Шах объяснил, что все турки в красных тюбетейках.

Вчера вечером старуха Кямяль что-то говорила по поводу разговора о „приказе“, пришедшем во все волостные правления о крещеных татарах. Сегодня, улучивши минуту, я переспросил ее, что говорят еще апазовские крещеные татары? Она отвечала: алар айтяляр: сезнын якка чыгарбыз диб; без тамга жииб трабыз диб, айтяляр. Утызлаб, утыз биш-лаб чыктылар, добавила еще Кямяль. Т. е. апазовские крещеные татары говорят нам (мухаммеданам): „И мы на вашу сторону выходим, мы тамги собираем уже. Человек около 30 или 35 уже вышли в мухаммеданство“.

Старуха Кямяль заметно очень религиозна. Как только она зайдет за свою женскую перегородку, то непременно уже припевает: „аузю билляги или: „бисьми лляги“... т. е. ищу убежища у Бога... или: во имя Бога... Она совершает пятидневные молитвы и учит свою 2-х летнюю внучку произносить алфавит арабский „алиф, пи.... (а, б) и потом: абджад, хавваз, я раббил галямин. – Аминь“. Девочка Мафтуха повторяет за старухой слова и, когда не захочет, говорит: бильдем, бильдем (знаю, знаю! или: выучила, выучила)!

Когда Кямяль чем-либо, или кем-либо недовольна, тогда говорит: шайтан... кяфыр! (Черт... неверный, а под этим последним словом мухаммедане разумеют и русских людей).

8-го же числа старик Минкяй и два его сына Сидтык и Хасан ездили на базар в деревню Ашит. Между прочим, с базара они привезли три сальных, самодельных, т. е. очень плохо слитых, свечки. Старуха Кямяль была очень рада этим свечам. Это, заявила она мне, намаз учюнь мечеткя, май анда янми, т. е. „эти свечи куплены в мечеть для молитвы; керосин там не горит“. А один из сыновей Минкая зашел прямо в женскую перегородку и там с недовольством сказал: крешен чык-маганнар але, т. е. крещеные еще не вышли в мухаммеданство!.. А когда я после этого переспросил его: какие вести были на базаре? Он отвечал: никаких нет!

Я из этого, конечно, заключил, что на базаре Ашитском была речь о крещеных татарах, которые, к досаде мухаммедан, „еще не вышли в мухаммеданство“, т. е. окончательно и формально еще не заявили о своем отпадении в мухаммеданство. О крещеных татарах каких сел и деревень была речь на ашитском базаре, я не узнал.

8-го вечером я добрался до села Апазова. Меня встретил почти у самых ворот села случайно учитель апазовского училища. Мы остановились на квартиру близ церкви у крещенина Василия Семенова. К нему-же въезжают разные торгаши. Один из подобных торгашей, как только взошел в избу Василия Семенова, высказал, что ему на дороге попались знакомые мухаммедане и передали, что апазовскиe крещеные татары вышли уже в мухаммеданство, что базар они перенесли с пятницы на субботу, а потому советовали ему воротиться. Но разговор этот не поддержался; крещеные татары, заметно, стали меня стесняться. Хозяин дома Василий Семенов был весел, как говорится, и часто докладывал, что у него праздник „Покров“. При этом я спросил Мухаммед-Шаха, слыхал-ли он что-нибудь про русский праздник Покров? Он ответил, что слышал, но передать что-либо из слышанного отказался, опасаясь передать что-либо несправедливое. Я счел не излишним при этом прочитать о празднике Покрова Пресвятой Богородицы по книжке ,,Оло байрямняр“, т. е. великие праздники. Казань 1880 г.

Одного торговца вятской губернии я расспрашивал о черемисах; он передал об них, что поста они не держат, молятся только разве при русских, или у русских, что своих языческих обрядов они не оставляют.

Утром 9 числа (в пятницу) к Василию Семенову стали приходить чай пить русские и мухаммедане с разных сторон. Мне, поэтому, становилось ясно, что в отступничестве Апазовцев от христианства в мухаммеданство, недавно установленный базар в Апазове, произвел свою долю вредного для православия влияния.

Я встретил в доме Василия Семенова: русских из деревни Шуньбаш; они оказались неграмотные; вотяка – грамотного солдата из деревни Гондыревой. – По его словам, в деревне Гондыревой грамотных, кроме его, нет еще никого. Вотяк этот знает хорошо и татарский язык.

Утром 9-го числа я никого не видел молящимися из домашних Василия Семенова. Сам он, впрочем, вчера, когда я читал о празднике Покрова Пресвятой Богородицы и произнес слова: „эй Алланы тыудыр-ган Изге безне сакла“, – т. е. Пресвятая Богородице спаси нас, перекрестился. Гондыревский вотяк помолился, напившись чаю с хлебом.

Сын Василия Семенова Иван Васильев сегодня сообщил мне в виде вопроса об отпадении крещеных татар деревни Карадуван. Карадуванские крещеные татары в мухаммеданскую веру вышли. Закон на это есть-ли? Я отвечал, что закона нет, что они наносят стыд своим отцам и дедам, которые были православными. – И батюшка наш также говорил им. – А у вас в Апазове есть такие отступники? Нет, у нас нет, сказал Иван Васильев. Что же говорят Карадуванские крещеные татары, почему они не хотят быть православными? Ничего не говорят, только хотят быть татарами⁴. Татары на базарах и дорогой, когда идут или едут с ними крещеные, говорят, что мухаммеданская вера лучше русской. – Чем-же она лучше русской веры? Я неграмотный, не знаю. – Я взял книгу: О превосходстве христианской веры пред мухаммеданской, и стал читать о превосходстве Евангелия пред Кораном. Иван Васильев не оказал ни малейшего внимания и ушел от меня за женскую перегородку. Вскоре взошел в избу мухаммеданин, к которому и подошел Иван Васильев здороваться.

Вскоре после этого я увиделся в доме Василия Семенова с Ал. Ст. Миропольским, священником села Апазова, который меня пригласил к себе.

Здесь я встретился с становым приставом. Разумеется, мы говорили о печальных отпадениях крещеных татар в мухаммеданство. Г. становой пристав стоит за крутые меры. Вот, говорит он, если бы Губернское Правление сделало распоряжение сломать в Азяках⁵ незаконно построенную мечеть, давно-бы там ничего не было. Подробно он при этом рассказывал историю этой мечети. В настоящее время Азяковские отступники приготовили прошение г. Губернатору о том, чтобы им дозволено было отправлять по-мухаммедански богослужение. Мечеть в Азяках в настоящее время, говорил становой пристав, запечатана.

Вышедши от священника, я осмотрел базар апазовский. На базаре были представители разных народностей: русских, однако же, было видно мало; большинство было из мухаммедан; виднелись на базаре крещеные татарки в своих оригинальных костюмах; было здесь не мало черемис вятской губернии, напр. из деревни Серда-Пустошь, а также вотяки из ближних деревень. На базаре меня увидали баклаушские, знакомые мухаммедане. Янчиковские мухаммедане, живущие от села Апазова в 2-х верстах, особенно пытались узнать от меня, зачем я приехал в Апазово, когда и куда поеду?

Г. становой передавал мне, между прочим, некоторые сведения о том, как происходило отпадение некоторых из крещеных татар в мухаммеданство. По его словам, дело состояло в следующем. Сельский староста Архип Димитриев в начале октября 1881 г. собрал сход под предлогом сбора подушных денег, но на сходе сам повел речь об отпадении в мухаммеданство. Давайте выходить все в мухаммеданство; я первый выхожу; закон царский на это есть и т. д. и т. д. – После этой мирской сходки некоторые явились к приходскому священнику и рассказали о подстрекательстве сельским старостою Архипом Димитриевым прочих к переходу в мухаммеданство. Священник просил явившихся к нему быть свидетелями. Они согласились. Но когда становой отбирал показания свидетелей, то свидетели отказались подтвердить подстрекательство сельского своего старосты, только один из указанных священником свидетелей дал показание полное и не уклончивое. Именно он показывал, что сход были созван под предлогом сбора податей, но речь на сходе повел староста Архип Димитриев об отпадении и указывал на себя, что он первый выходит в мухаммеданство и т. п. Двое других свидетелей отчасти только подтвердили показание этого первого свидетеля. Остальные свидетели уклончиво показали, что они или не были, или же пришли тогда, когда сход заканчивал свои дела.

Время после обеда было самое для меня интересное и поучительное. Базарные операции приходили все к концу. А так как моя квартира была в импровизованной харчевне, то я имел случай многое увидать и услыхать именно здесь. В дом Василия Семенова, или в харчевню собрались многие: мухаммедане из соседней деревни Мирджан, крещеные татары вятской губернии из деревни Сульта, крещеные черемисы из какой-то деревни вятской-же губернии малмыжского уезда, крещеные татары апазовцы. У них речь, конечно, была об отпадении в мухаммеданство.... Когда меня завидели, что я с базара возвращаюсь на свою квартиру, то предупредили находящихся в харчевне и внушили осторожность. Урыс кайта, урыс кайта, т. е. „русский идет“, доходили до меня громкие слова.

Надобно сказать еще то, что моим наблюдениям много повредил мой извозчик – баклаушский мухаммеданин Мухаммед-Шах. Когда мы входили с ним в дом Василия Семенова в первый раз, он тогда еще во всеуслышание провозгласил: смотрите! лишнего ничего не говорите, он все по-татарски понимает и Коран арабский читает! „Оло кеше“, т. е. он большой или лучше – знатный человек, добавил он еще к вышеупомянутым запугиваниям. Пока я молился, обратившись к иконе, сидевшие за столом в шапках крещеные татары из деревни Серда-баш сняли свои шапки. Но были-ли у них под шапками еще тюбетейки, я не мог заметить. Предупреждение моего услужливого медведя Мухаммед-Шаха начинало уже действовать. Несколько осмотревшись в доме Василия Семенова, я сказал следующее: вот, Мухамад-ша, когда мы сюда входили, ты сказал, чтобы они ничего лишнего не говорили. Это, конечно, ты сказал хорошо. Лишние слова, особенно скверноматерные, не должны быть произносимы и при том не только при больших или знатных людях, но даже и при малых. Припомни, Мухаммед-Шах, когда мы ехали из Казани, маленький сын старика Абдул-Гани, 6-ти летний Сафа ругался скверными словами. Это от того, что он слышал, как вы – большие часто употребляли подобные не потребные слова при детях. – Таким образом я хотел своим наставлениям придать тот смысл, что непотребных слов говорить вообще не следует, но особенно скрываться и не говорить о деле каком-либо, – нет надобности. Впрочем, едва-ли кто-либо из моих слушателей придавал моим словам такой именно смысл. Наставление Мухаммед-Шаха было общее и клонилось главным образом, кажется, к занимающему апазовцев отступническому движению. Но мне помогли другие обстоятельства, о которых я и хочу рассказать.

В пятницу, после базарных операций, многих из тех, которые были свидетелями предупреждения моего извозчика, не было, равно не было и самого извозчика, коего я нанимал только до Апазова и рассчитался с ним, как следует. В доме Василия Семенова были новые люди. Из них, при том-же, некоторые были под влиянием вина, другие – люди энергичные, шедшие напрямик, как говорится.

Когда уже я поздоровался с ними и сел на нарах⁶ в стороне, некоторые из них приглашали меня пить с собой чай. Один из крещеных татар вятской губернии, обратившись ко мне, сказал: вот, батюшка, здешние крещеные татары хотят выходить в мухаммеданство, а я не хочу. Мы крещены еще во время царя Ивана Васильевича, наши деды и отцы так жили, зачем-же нам переменять веру? Во имя Отца и Сына и Святаго Духа. Аминь. Так-ли батюшка? Так, подтвердил я ему, решительно не следует переменять веру. Зачем делать стыд дедам и отцам. Твердо держите русскую Христову веру! – А я, батюшка, выхожу в мухаммеданскую веру, и ты скажи мне, возможно-ли это дело, есть-ли закон царский на это, говорил другой. Это дело не возможное и нет и не было никогда никакого указа или царского закона, дозволяющего крещеным людям, или христианам, отпадать в мухаммеданство. Когда я ехал сюда, так слышал, будто по всем волостям разослан уже приказ, дозволяющей выходить крещенным татарам в мухаммеданство. – Так, так, слышалось из толпы. – Но это совершенно ложный слух. Это слух от мухаммедан, или лучше от шайтана. Если бы такой царский закон был, подумайте, старики, разве можно-бы было его скрывать? Его бы сейчас везде объявили. – Так, так, снова послышалось из толпы. – Нет, снова говорил мой новый собеседник Никита, крещеный татарин малмыжского уезда вятской губернии, деревни Сульты, – говорят, что такой закон есть, и я выхожу и других уговариваю. Здесь в кабаке я также учил...– Ну, кабак – плохая школа. – Я пойду сам к царю, говорил Никита, и скажу, что мы все выходим в мухаммеданство. Царь выйдет ко мне и скажет: можно! – А если скажет: нет, нельзя? – Нет можно, скажет. Иначе я буду вором. – Зачем-же ты будешь вором? Разве христианская вера научает воровству? – Мы крещены еще во времена Ивана Васильевича, заговорил было тот.... – Молчи, ты ведь ничего не знаешь, сказал ему Никита. Ты молиться не умеешь! – Знаю, знаю я даже и магометанскую веру, и при этих словах крещеный татарин на распев проговорил: аузю билля ги миняш-шайтани раджим. Бисьми-лляги и проч.⁷ „Мы выходим в мухаммеданскую веру, у нас священник за свадьбу берет 9–12 рублей, собирает ругу, крупу, хмель. Диакон и дьячок тоже, и все говорят: давайте столько-то, это руга– закон. Они не хотят быть довольными тем, что мы даем“, говорил Никита. – Ну, а если бы у вас был священник, который бы с вас ничего не брал, тогда вы не стали бы выходить в мухаммеданство? Не лучше-ли тебе, Никита, выйти в неверие, к неверным, некрещеным черемисам, там ничего можно не давать; там ни муллы, ни священника нет. Никита немного как будто одумывался. А я продолжала: следует смотреть в этом важном деле, старики, не на то, сколько руги требует священник, а на веру. Христианская вера – истинная вера. А если кого обижает священник, тот может на него жаловаться начальству, а по закону нашему – христианскому еще гораздо лучше поступит тот, кто перенесет обиду. Ведь и у мухаммедан есть руга: Коран дает право мулле получать от прихожан десятину и зякят⁸. Но многие мусульмане не исполняют этого. Вместо десяти, напр. рублей, они мулле дают 1–2 рубля, вместо 10 телег снопов отдают только 3–4 телеги.

Наш – христианский закон говорит, что священник должен питаться от церкви. Пастух, как вы знаете, носит одежды из волны и кожи овец, пьет молоко коров, а солдат питается царским хлебом, так точно по христианскому закону священник, как пастырь, должен питаться и одеваться от своего стада. Нет, старики, из-за руги не следует выходить в мухаммеданство. Ты, Никита, говорил, что иначе ты будешь вором, – и этого не следует говорить. В грехах следует каяться. Не угодно ли, – почитаю тебе о покаянии, а другие пусть послушают! Он изъявил согласие и я прочитал наставление св. Тихона под заглавием: „Иртягя килерем“, т. е. „Завтра приду“. Никите и всем прочим наставление святителя очень понравилось, а один человек тронут был так, что после чтения сейчас-же встал с своего места, помолился пред св. иконой, а потом подошел ко мне, взял мои руки, долго и крепко их жал, высказывая мне свои благодарности. Я спросил его, кто он. Оказалось, что это был крещеный черемис, вполне понимающий татарский язык, по имени Андрей. Никита сказал при этом, что Андрей с его-же стороны, что черемисы хотят также переходить в мухаммеданскую веру. Услышавши это, я обратился к Андрею и сказал ему: сохрани вас Бог! твердо стойте в христианской вере; не слушайте мухаммедан, которые вас обманывают и прельщают. Дай вам Бог здоровья и хлеба! Некоторые из мухаммедан при этом ушли из избы, чему я был, конечно, рад. Рады, бывали, по всей вероятности и мухаммедане, когда я уходил из харчевни – на базар смотреть, или куда либо.

Когда я высказал свои благожелания черемисянину, ко мне обратился один апазовец – Григорий Иванов (Адуш) и звал меня к себе напиться чаю. При других обстоятельствах такое приглашение могло бы показаться утешительным для человека, находящегося в положении подобном моему. Но я чувствовал одну болезнь.... Я чувствовал, что меня как бы нарочно отзывают, желая прекратить мою речь. Крещеные татары как бы стеснялись и стыдились мухаммедан, коим приходилось выслушивать от меня прямые слова против их ложных разглашений. Но я должен был согласиться на приглашение. Меня приглашал человек отчасти известный мне, по моим прежним наблюдениям в 1867 году, как наклонный к мухаммеданству. Желалось отчасти узнать, произошла ли в доме Григория Иванова какая-либо перемена к лучшему? Я, кроме того, предполагал, что из харчевни скоро все будут расходиться и разъезжаться по домам. Я отправился, взявши с собою некоторые книжки. Дорогой к нам-же присоединился и приходской священник о. Миропольский.

При входе в дом Ивана Васильева, отца Григория Иванова, меня озадачил большой таз, прислоненный к стене. Это – думал я – уже признак мухаммеданских омовений. – Мы пили чай, во время коего о. Миропольский усадил около себя молодого парня, Кузьму Иванова и стал с ним говорить. Я видел этого Кузьму еще мальчиком. Теперь он возмужал и показался мне резким. Глаза его со злостью посматривали то на меня, то на о. Миропольского, лицо Кузьмы было не спокойно. О. Миропольский начал обращаться к нему с своею речью. Зная болезнь Кузьмы, т. е. сильную наклонность к отпадению в мухаммеданство, о. Миропольский объяснял Кузьме значение икон; увещевал не слушать разглашений о царском законе. Кузьма возразил, что у русских два Бога, а у мухаммедан один, что вера мухаммеданская лучше русской. О. Миропольский объяснял, что Бог и по христианской вере один, что Христос называется Сыном Божиим, не как другой Бог, а духовно, как Слово Божие, как говорится об Нем и в Коране. Я при этом добавил, что следует отбросить мысль, будто у Бога есть жена. Иисус Христос родился не по-нашему. Бог, продолжал я, слышит, хотя у Него нет ушей; Он слышит не по-нашему; Он все видит, хотя у Него нет глаз; Он видит не по-нашему. Он рождает также не по-нашему. Потом я вынул книжку „О превосходстве христианской веры пред мухаммеданством“ и просил Кузьму послушать. Я почитал не много, потом значительную часть книжки читал о. Миропольский с нужными во многих местах добавлениями и разъяснениями⁹.

Вот сколько указано признаков превосходства христианской веры пред мухаммеданской! В книге указаны главы Корана и стихи. Следовательно, желающий может убедиться в справедливости всего прочитанного. О. Миропольский советовал Кузьме самому еще прочитать эту книжку (Кузьма порядочно умеет читать по-русски). Он изъявил согласие и мы, подаривши книжку Кузьме, распростились с Иваном Васильевым, Григорием Ивановым и Кузьмой.

При выходе, в сенях я заметил мухаммеданина, в тюбетейке; он насмешливо смотрел вслед за нами. Я опросил его, апазовский-ли он или нет. Я не здешний, довольно сурово отвечал мне мухаммеданин.

Ал. Ст. Миропольский передал мне, что Кузьма в душе злой уже мухаммеданин, что он уже надел было на свою голову тюбетейку, но другие уговорили его пока скинуть.

Вечером, когда посторонних, т. е. из соседних деревень, ни мухаммедан, ни вотяков, ни черемис не было, а собрались в доме Василия Семенова некоторые апазовцы, я опять стал увещевать их твердо держать христианскую веру, не слушать внушений мухаммедан. У вас священник очень хороший, говорит по-татарски прекрасно, он вам всегда может давать наставления, только чаще обращайтесь к нему за советами, когда что услышите от мухаммедан. Один при этом сказал: наш батюшка и в церкви служит половину по-русски, половину по-татарски, и вне церкви часто много говорит с нами, не слушают многие, хотят выходить в мухаммеданство; русские хвалят свою веру, а татары-мухаммедане свою. – Я вам хочу немного почитать из Евангелия. Наша вера Христова – вера Евангельская. Почитай. Я читал 1–7 главы Евангелия Матфея и, по местам, делал некоторые указания на разность и превосходство христианской веры пред мухаммеданской. Потом прочитал о празднике Рождества Богородицы, так-как в Апазове этот праздник престольный. Этим чтением закончилась моя беседа.

Замечательный был день базарный. Сколько впечатлений! Я убедился наглядно, как идет и развивается мухаммеданская пропаганда. В каждом доме, у апазовских крещеных татар, кажется, был мухаммеданин, по всем улицам мухаммедане бродили до самого вечера. А как мало им отпора! Сколько базаров по сторонам, куда с своей стороны отправляются крещеные апазовские татары, сколько базаров предстоят у них в самом Апазове – во время коих будет действовать таже упорная мухаммеданская пропаганда, не встречающая себе почти ни малейшего сопротивления. На татарских базарах – русских почти не видно. А если и бывают, то какие? Арский, напр. торгаш, Иван Фролов, слова не сказал в ободрение крещеных татар, а был и сам убежден в том, что выходить крещеным татарам в мухаммеданскую веру позволяют, азяковские отступники и особенно кибяк-козинские в этой мысли его особенно утверждали¹⁰. А где же наши православные миссионеры? Где они? Боже мой, Боже мой! Внуши нам, Господи, ревность о спасительном учении Твоем, внуши сострадание к погибающим душам столь многих крещеных инородцев Русского Царства! Да будут, как следует, приготовлены миссионеры, да будут они снабжены всем нужным, для своей деятельности! Боже, да будет воля Твоя!

10-го октября. Суббота.

Не видел я, чтобы Василий Семенов, или кто-либо из его домашних, восстав от сна, перекрестился, или помолился. Вчера вечером, Василий Семенов после ужина торопливо и неумело перекрестился, подобно какому-либо дворянину.

О. Миропольский, после литургии заупокойной (служился сорокоуст об усопшем благодетеле церкви Прохоре Егоровиче Ульянове), был у меня и передавал мне, что в церкви и в школе он внушал крещеным татарам и их детям молиться Богу и изображать на себе крестное знамение. Дети передавали ему, что родители запрещают им изображать на себе знамение креста, называя за это их „кяфыр“, т. е. неверными. О. Миропольский передавал даже, что дети крещеных татар спрашивают детей о. Миропольского, говоря: мы выходим в мухаммеданскую веру, – а вы выходите ли?

Ко мне приходили сегодня два старца – Андрей Васильев и Егор Ерофеев. При них Василий Семенов, хозяин квартиры моей, сказал: вот, дураки какие мы стали! Как жили прежде хорошо, Бог давал хлеба, а теперь какое идет смятение (тамаша)! Егор Ерофеев был прежде церковным старостой и сельским старостой. Он подходил ко мне под благословение, что меня удивило и порадовало. Я говорил всем им, что им старикам не следовало-бы вовсе помалчивать, когда молодой народ на сходе начинает говорить не дело. При этом Андрей Васильев спросил меня, что хочет делать г. становой с их показаниями? – Не знаю; по всей вероятности, перешлет начальству. Если вы показывали правду, как дело было, то вам беспокоиться нечего, добавил я. Мы показывали правду, сказал Андрей Васильев. На сходе Архип Дмитриев говорил, чтобы выходили в мухаммеданство все, что весь расход, какой будет по этому делу, он, Архип, один берет на себя. – Вот об этом и следовало-бы вам заявить начальству. – Мы заявляли об этом батюшка, отвечал Андрей Васильев. – Следовало бы еще на такого человека и на других молодых людей, которые отваживаются выходить в мухаммеданство, заявить в волостном правлении и сказать, что все вы, старики, не хотите этого, что вы считаете их возмутителями общества, соблазнителями в вере и т. п. Егор Ерофеев сказал: из молодых людей человек 15 сами ходили к батюшке и заявили, что они выходят в мухаммеданство, а потом ходили в волостное правление и там заявили тоже. – А вы на другой день собрались бы сами и сходили бы в волостное правление и заявили бы, что вы старики не желаете отпадать от христианской веры, и просили бы писаря записать все, как соблазняли вас на это дело молодые, и представили-бы свидетелей. – Тоже-бы заявили и батюшке; дело тогда могло-бы остановиться. А то вы и сами не тверды; все спрашиваете, „булыр ме закон“, т. е. существует ли царский закон, дозволяющей крещеным татарам выходить в мухаммеданство? Я действительно убеждался, что крещеные колеблются; они от меня точно дожидаются услышать: да, такой закон есть. Ни один из виденных мною стариков, не заявлявших об отпадении, не сказал: зачем отпадать нам, когда мы содержим истинную веру Христову! Егор Ерофеев заметил, что ныне молодые люди не слушают стариков. Вот у меня, продолжал, он, сын так же хочет отпадать в мухаммеданство. Я ему не велю, – не слушает; я говорю ему, что выгоню из дома, если это сделаешь! Не слушает, – а теперь ушел шить куда-то в уфимскую губернию.

Мне представляется, что теперь некоторые даже из подстрекателей к мухаммеданству уйдут из Апазова куда-либо жить подальше. Дело отпадения пойдет, вероятно, надеются они, и без них, а между тем они издали будут подстрекать письмами или слухами еще сильнее, да и сами укрепятся в отступнической мысли еще больше. Кроме того, они избегут преследования суда, как подстрекатели, так как их будет незаметно. Таково мое предположение.

К вечеру мы с приходским священником, о. Миропольским, отправились в деревню Карадуван. Мы проехали две мухаммеданские деревни Хасан Шейх, или Янчиково, и Тавзар. – Как неудобно карадуванским крещеным татарам ходить в апазовскую церковь и, по случаю треб, к вам, в село Апазово! Мухаммедане этих деревень могут мешать их религиозному чувству, смеяться над ними, напр. во время провоза умерших чрез их деревни для отпевания и т. п. – Да, я поэтому и рад, что в деревне Сергеевке выстроилась церковь, заметил о. Миропольский. Карадуван от деревни Сергеевки только в 2 верстах, а от села Апазова в 8; Карадуван предположено перечислить приходом к Сергеевской церкви. Не доезжая до Карадувана версты 1¹/₂, вправо от дороги, на горе среди поля стоит высокая одинокая береза. Близ ее находится могила мухаммеданского святого, а над могилою камень. Я пожелал сходить и, хотя наскоро, осмотреть эту могилу. Кругом березы находится новая загородь бревенчатая (чардуган). С одной стороны, против могилы, вне загороди, устроена лавочка для сидения. Камень над могилой несколько наклонно к березе врыт в землю. На камне, на стороне, наклонной к земле, находится арабская надпись. Заметно, что надпись эта сохранилась хорошо, но читать было нельзя потому, что камень оброс мхом (зеленью). Для того, чтобы прочитать надпись, не мешает вооружиться по крайней мере хорошей щетинной щеткой, очистить ею сначала мох, а потом читать надпись.

О. Миропольский, когда я к нему вернулся от могилы, сказал мне, что в то время, как находился я у могилы, по дороге ехали мухаммедане и разговаривали, между прочим, так: безнын рятына крядыр, т. е. „в наш обычай входит“. От Мухаммеда услышать подобные слова можно скоро. Они готовы, пожалуй, разглашать, что всякий, кто осматривает, например, мухаммеданские могилы, или интересуется вообще мухаммеданством, держит втайне мухаммеданскую веру.

В Карадуване новая красивая мечеть. Когда мы проезжали мимо ее, о. Миропольский передал мне, что мечеть эта построена противозаконно. В настоящее время в Карадуване 130 душ мухаммедан, а мечеть по закону дозволяется строить там, где мухаммедан 200–300 человек. В деревне Карадуван крещеных татар 87 человек обоего пола. Мы заехали к крещеному татарину Емельяну. Иконы в его доме не было уже. Когда о. Александр, помолясь в доме, заметил Емельяну об отсутствии иконы, жена Емельяна отвечала: мы по старой форме живем; икона, батюшка, найдется. Емельян подошел ко мне под благословение. Емельян стал передавать: все говорят, что царский закон пришел о том, что можно выходить в мухаммеданство. Вот мы и ждем, что будет? О. Миропольский отвечал: сколько раз уже ездил в Казань ваш Тихон, главный подстрекатель карадуванских крещеных татар к отпадению от христианства, и обещался привезти оттуда дозволение на выход в мухаммеданство, однако-же до сего времени еще не привез. Стало быть, от царя нет такого дозволения. – Он говорит, что у него есть бумага от губернатора, сказал Емельян (и в словах Емельяна, в его тоне было заметно полное доверие к заверениям Тихона). Да, Тихон давно так же говорит, что к его бумаге сам губернатор кул куйды, т. е. руку приложил, да что же он этой бумаги так же никому не показывает? – Не знаю, сказал Емельян. –Это только обман один и пустые слова. Тихону вашему никто из вас не должен верить, иначе он многих доведет до беды.

Жена Емельяна по-прежнему начала заявлять, что они по старой форме живут, что у них в семье еще никто не родился, девок выдавать замуж не приводилось, и никто не умирал, поэтому они по старой форме живут, т. е. она перечислила случаи, когда карадуванские крещеные татары обращались к священнику. – А есть у кого-либо новорожденные? спросил, о. Александр. – Оказалось, что некрещенных младенцев в Карадуване уже четверо. Начальство ничего не делает, начал речь свою Емельян. Вот уже 4-й месяц, как стали выходить в мухаммеданство, и ничего не сделано. Да, –добавила его жена, – со времени джиина (мухаммеданского народного праздника) дело началось.... При этом я подумал, что джиин был, своего рода базаром для карадуванских крещеных татар¹¹. Емельян и его жена не забыли упомянуть оба, азяковских крещеных татарах и сказать, что они уже давно вышли в мухаммеданство. А жена Емельяна даже заявила, что где-то в мамадышском уезде вышли также в мухаммеданство крещеные татары, а с ними выходит в мухаммеданство и поп. – Когда я стал, подробно расспрашивать ее, где-же это крещеные татары вместе со своим попом, выходят в мухаммеданство, оказалось, что это в селе Чур. – Как хитры мухаммедане и отступники! Дело в том, что священник села Чуры переходил в село Кляушево. Обыкновенно из тех приходов, где начинает развиваться отступническое движение крещеных татар в мухаммеданство, священник переходит куда-либо в другие приходы, так как во время подобных движений нравственное положение священника крайне тяжело, а материальное положение бедственно и беспомощно. Помощи для священников инородческих отступнических приходов ни откуда еще не было дано и теперь не слыхать, будет ли подана эта необходимая помощь. Таким образом переход священника в другой приход отступники объясняли уже переходом его и в мухаммеданство. Вот как подстрекатели среди слабых в вере крещеных татар хитро подтверждают распространяемый ими ложный слух, будто сам царь хвалит мухаммеданскую веру больше русской, и будто выдал указ крещеным татарам на переход в мухаммеданство!

Какая это могила близ березы на горе? – спросил я Емельяна и его жену. – Не знаем мы. – Говорят, что это лежит мухаммеданин, убитый на войне, во времена Царя Ивана Васильевича, сказал Емельян. – Это святой, добавила его жена: из-под могилы ручей течет. – Разве из-под могилы святых ручьи текут? „Чишма ага“–источник течет, отвечала жена Емельяна. – Но из-под этой могилы никакого ручья нет, возразил батюшка о. Миропольский. – И я не видал никакого ручья, когда ходил к этой могиле, сказал я. – Есть источник немного подальше, отвечала жена Емельяна. О. Миропольский передавал, что об умершем мухаммеданине похороненном на горе близ березы, рассказывают следующее. Давно когда-то шли из Казани в Бухару три мухаммеданина. На них напали разбойники. Одному, по имени Искандеру, отрезали голову, но Искандер взял свою отрезанную голову в руки и шел с ней до того места, где стоит береза, упал тут и похоронен; другой из этих мухаммедан похоронен в селе Хотне, на Перцовском заводе, в горе, из которой вытекает источник, а третий из них неизвестно, где похоронен. – Долго спустя после их смерти, проходили по большой сибирской дороге, пролегающей мимо почти упомянутой могилы, что на горе близ березы, мусульмане, и один из них сказал прочим: какой чувствуется здесь хороший запах!.. Прочие отвечали: да, запах хороший, потому что луга цветут. – Нет, это запах от святого, – и при этом всем проходившим указал на гору, где находится могила святого мухаммеданина.

Мне думается, не могила-ли это Шейха Хасана, по имени коего называется находящаяся недалеко от могилы деревня „Хасан Шейх“, или Янчиково?

В деревне Карадуван я ходил в хлебную пекарню, содержимую женщинами из пригорода Арска. Одна из этих женщин грамотная. Я сделал им наставление, что они должны при случае говорить отпадшим крещеным татарам, а грамотной из них дал молитвенник (Иман княгясе), Священную Историю Ветхого и Нового Завета на крещено-татарском языке, историю Ветхого и Нового Завета и Евангелие от Матфея на вотяцком языке, и просил её, ради спасения своей души и во славу Царицы небесной, читать эти книги крещено-татарским женщинам и вотякам. Я узнал, что к ним, в пекарню, женщины крещеных татар и вотяков ходят иногда зимой даже ночевать.

Вечером в субботу, по возвращении в Апазово, Ал. Ст. Миропольский пришел ко мне на квартиру, где я остановился, и читал и объяснял домашним Василия Семенова первые главы из Евангелия Матфея, брошюру „Иртягя килерем“ и многие места из книжки: „Воскресная служба“.

11-го октября. Воскресенье.

Ночь с 10 на 11-е число, как и предыдущие, я проводил не очень спокойно. Мысли о сильном отступническом движении крещеных татар не дают уснуть. А что сделать? Что предпринять? На дело нужны средства, а где их взять? Я вполне убедился, что апазовский приходской священник умеет хорошо действовать, владеет татарским языком свободно, но ему трудно. Притом, имея семью, и он поговаривает о том, куда бы уйти из села Апазова. Боже мой! где же мы найдем людей? Когда найдем и приготовим? Надобно постараться успокоить и о. Миропольского и дать возможность ему жить и бороться с противохристианским настроением апазовцев. Ему нужно оказать непременно материальное пособие и, притом теперь же, рублей 400 в год. А где взять эти 400 рублей? Потом, в селе Апазове находится школа, но в ней учащихся немного; едва мальчик подрастет, как его уже родители берут из школы и посылают шить в мухаммеданские края. Там, не укрепившиеся в христианской вере мальчики, под влиянием мухаммедан, растут и враждебно настраиваются. Таким образом настоит крайняя необходимость в селе Апазове обратить просветительное влияние на взрослых. Для этого следует: или священнику и учителю ходить по домам и учить взрослых со слуха, т. е. чтением и рассказами, или же созывать свободных от дел стариков и прочих в помещение школы, или ремесленного заведения, каковое в Апазове также имеется, и здесь читать и учить их. Но священнику и учителю не управиться. Здесь нужен еще не один человек. Если бы религиозные чтения в ремесленном заведении состоялись, хорошо было бы после чтений и наставлений, поить слушателей хотя так называемым кирпичным чаем с черным хлебом. Это было-бы нечто в роде вечери любви. Многие бедные, взрослые люди, могли бы здесь научиться христианству и укрепиться в нем. Но на все это опять нужны средства. А сколько-бы пользы принесла христианская благотворительность в этом роде! Подобные мысли не давали мне уснуть. И вот ночью я слышу мухаммеданские восклицания, в роде „истагфиру-лла“¹², каковых произносить в бодрственном состоянии домохозяева при мне остерегались. Какая жалость! Я еще не слышал от них ни одного христианского молитвенного восклицания, не видал их молящимися!

У Божественной службы, за утреней и литургией, были, кроме русских, и крещеные татары. Две крещеные татарки причастили своих малюток. На клиросе очень многое читалось и пелось по-татарски, а равно и о. Миропольский ектеньи и возгласы и молитвы некоторые произносил по-татарски. Словом, я вспомнил крещено-татарскую церковь в Казани. На клиросе, управлял пением учитель Емельян Филиппов. Псаломщики стройно, вместе с мальчиками из крещеных татар, пели и по-русски, и по-татарски. Я еще более из этого убеждался, что приходской священник, о. Миропольский, прилагал свое старание и здесь – для совершения Богослужения на крещено-татарском языке.

Церковь в селе Апазове благоустроена. Она недавно обновлена, казанским купцом Прохором Егоровым Ульяновым. Церковь деревянная, обшита тесом и окрашена, покрыта железом; кругом всей церкви каменная ограда с железною решеткой. Должность церковного старосты исправляет крещеный татарин Николай Игнатьев, сын скрытного мухаммеданина Игнатия, учившегося, по словам о. Миропольского, с малых лет, у мухаммеданского святоши, или ишана, деревни Тюнтяр, вятской губернии.

На одном из окон церковных я заметил несколько икон в 5-ть верш. вышиной. Иконы эти приготовлены для раздачи в дома крещеных татар, но письмо этих икон самое низкое. Краска на иконах теперь-же вся почти облупилась. Братству св. Гурия следует приобрести значительное количество хорошо написанных икон для раздачи по крещено-татарским, и вообще по инородческим приходам. Хорошо, или ясно написанную икону хорошо объяснять крещеным инородцам. Они увидят лучше изображение. Не далее, как вчера вечером, я рассматривал икону в квартире, где я остановился, и едва-едва узнал, что на иконе изображена св. великомученица Варвара, о жизни коей я и передал некоторые сведения крещеным татарам.

Ал. Степановичу о. Миропольскому я дал ХV-й выпуск миссионерского противомусульманского Сборника, где помещено сочинение Μ. А. Миропиева: Религиозное и политическое значение хаджа, или священного путешествия мухаммедан в Мекку. Казань. 1877 год.

Хозяину дома Василию Семенову читал, житие св. Авраамия мученика Булгарского. Потом я читал, ему из молитвенника „Иман княгясе“ о том, как Иисус Христос призывает к себе грешника, и как грешник молится Иисусу Христу (стр. 35–47) и одну из вечерних молитв (стр. 18). Прочитал, я ему и бывшему с ним, Емельяну Ерофееву о значении крестного знамения и о сложении перстов для молитвы из книжки „Оло Байрямняр“ (стр. 89–91). О крестном знамении я прочитал два раза. Спасибо, батюшка, сказал мне Василий Семенов. Емельяна Ерофеева я учил слагать крестное знамение для молитвы и спросил, – есть ли у него на шее крест? Креста на нем не оказалось. – Недавно в баню ходил, скидал и забыл надеть, оправдывался Емельян Ерофеев. В тот же день, по указанию о. Миропольского, с учителем Емельяном Филипповым мы ходили к крещеному татарину Василию Иванову, семейству коего грозила от сына Васильева, Якова, сильная опасность отпадения. Василий Иванов был дома. Средний его сын Алексей и внук Феодор – учатся в школе, и я просил их что-либо почитать. Они взяли Священную Историю на крещено-татарском языке и один читал о Закхее, а другой о том, как Иисус Христос будет судить праведных и грешных (разделит их, как разделяет пастырь овец от козлищ и проч.). Это подало повод учителю говорить о вере христианской. Он говорил о суде Иисуса Христа, о почитании икон и опровергал мухаммеданский взгляд на иконы. При его разъяснении я упомянул, что в Казани, в домах богатых мухаммедан я видел на стенах картинки Мухаммедова башмака и Мухаммедовой печати. Если башмак Мухаммеда почитают мусульмане и прибивают на стену, то нас христиан совершенно не следует упрекать, когда мы на иконах изображаем лики св. угодников Божиих. Учитель далее говорил о том, что мухаммедане своей веры не знают, что Коран их на арабском языке и т. п. – Василий Иванов, на мой вопрос, о том, знает-ли он, или сын его Яков, мухаммеданскую грамоту отвечал, что не знают, а только по слухам кое что знают. Сын его Яков уехал в Казань за товарами. Я спрашивал Василия Иванова, где апазовские останавливаются в Казани на квартирах? По его словам они останавливаются „Таш астында“, т. е. на сенном базаре, в больших каменных с подъездами мухаммеданских домах¹³.

Возвращаясь домой с учителем Емельяном Филипповым я просил его весною посещать каждого апазовского крещеного татарина, который возвратится с шитва из мухаммеданских стран, и расспросить его, где он шил, и записать эти места. Чрез это, говорил я учителю, откроется путь, которым заносится мухаммеданство в село Апазово, и, в будущем времени, не откроется-ли возможность поместить в той местности, где шьют апазовцы, учителем одного из крещено-татарских мальчиков, кончивших курс в Учительской Казанской Семинарии?

12-го октября с о. Миропольским мы ездили в деревню Серда-Баш, вятской губернии, малмыжского уезда. Ал. Ст. Миропольский просил меня отправиться в деревню Серда-Баш потому, что крещеные татары этой деревни в прежние времена находились в приходе села Апазова, имеют с апазовскими родство и дружбу и на апазовцев смотрят как на пример и ждут их начина в отступническом деле. Поэтому желалось что-либо преподать сердабашским крещеным татарам, внушить им твердо стоять в христианской вере. Но как твердо стоять в христианстве, когда не знаешь его? Я слышал, что Александр Артемьев, сердабашский крещеный татарин, у коего мы останавливались, говорил по поводу толков об отпадении: „я носил волосы 70 лет, и теперь не буду так (без причины) брить волосы по мухаммедански: нас священник не теснит; зачем нам выходить в мухаммеданство“? Вот какие шаткие основания удерживают еще их пока в христианстве. Следует всеми мерами воспользоваться временем и передать им начала христианского учения, чтобы они хотя немного посознательнее держались христианства. При вышеуказанных основаниях ничего не стоит какому-либо мухаммеданину совратить их в мухаммеданство. Хорошо было-бы, если бы о. Миропольского сделать миссионером священником с тем, чтобы он как можно чаще посещал дома апазовских крещеных татар, а равно навещал крещеных татар, и черемис соседних деревень и следил бы за ними, чаще вразумляя их и наставляя в христианстве¹⁴.

В доме сердабашского крещеного татарина Александра Артемьева мы свиделись с тамошним приходским священником Алексеем Исаковичем о. Люперсольским, из села Куюков. Ал. Степанович довольно удачно на татарском языке поучал Александра Артемьева всему тому, чему учит христианская вера, и особенно старался внушить учение о Христе Спасителе. Потом мы все трое ходили в школу, где обучает мальчиков учитель из крещеных татар Иоаким Ковалинский, из деревни Ковалей. Пановского прихода, лаишевского уезда. Мальчиков было в школе человек около 10. Учитель явился в деревню недавно, и учение началось только еще с нынешнего дня. Я внушал учителю ходить каждый вечер по домам крещеных татар и что-либо читать им, или рассказывать им о христианской вере. Затем, простившись с о. Люперсольским, мы еще зашли к одному грамотному крещеному татарину, Терентию Алексееву. Ему о. Миропольский долго объяснял христианское учение об Иисусе Христе, объяснял также и учение о Троице. Когда о. Миропольский приводил в пример солнце и едва начал передавать, что от солнца выходит.... Т. Алексеев, дотоле молчавший, сказал: выходит 100 лучей (юз тармаклары). О. Миропольский довольно спокойно остановил Алексеева и продолжал: от одного солнца выходит теплота и свет. Уяснивши, сколько было нужно, учение об Иисусе Христе, о. Миропольский передавал Алексееву значение св. икон и советовал ему купить новую икону, заметивши, что на его иконе уже не видать вовсе никакого лика; осталась одна доска, а за доски нас хулят мухаммедане. Алексееву, как грамотному, а равно и сыну Александра Артемьева Феодору мы оставили несколько крещено-татарских книг.

Возвращаясь из деревни Серда-Ваш, где жители все крещеные татары, мы заехали в деревню Серда Пустошь к крещеному черемисянину немного обогреться. Наша цель была та, чтобы узнать, есть-ли между черемисами деревни Серда-Пустошь грамотные. Потом узнать нам хотелось и то, как живут эти черемисы, и они не думают-ли выходить в мухаммеданство? О. Миропольский просил черемисина, к коему мы заехали, пригласить в дом кого-либо из соседей. Вскоре в избу собралось человек 10 мужчин и женщин.

Из Священной Истории Нового Завета на восточно-черемисском наречии о. Миропольский прочитал собравшимся один параграф (§), предполагая, что в нем речь идет о нагорной проповеди. Ни я, ни о. Миропольский не знаем черемисского языка¹⁵. Черемисы все знают по-татарски говорить, и когда по прочтении параграфа, я спросил одного передать по-татарски то, что было прочитано, черемис передал, и оказалось, что читалась притча о сеятеле. Священную историю на черемисском языке мы отдали в собственность черемисянину, у которого мы были.

Когда я спросил, сколько черемис всех в деревне, то хозяин черемисянин сказал, что у них есть крещеные „черемисы – бузулган“ и черемисы, которые „бузулмаган“, т. е. такие, которые испорчены, и такие, которые не испорчены.¹⁶ По этому поводу о. Миропольский, по-татарски, долго им и очень ясно объяснял, что напротив следует называть „бузулмаган“, т. е. неиспорченными, черемис тех, которые крещены, потому что они чрез крещение – „арыуланганнар“– очистились, получили прощение грехов, силу благодатную на добрые дела и т. п., что только мухаммедане, насмехаясь над ними, называют их: „бузулган диб“, т. е. испорченными.

При такой беседе, один крещеный черемисянин передал, как однажды один мухаммеданин, хорошо одетый, возвращаясь с базара чрез их деревню, подозвал его к себе и сказал: теперь новое время настало; всем вам черемисам можно выходить в мухаммеданскую веру.... Черемис отвечал: мы татарского языка не знаем, нам и в своей старой вере хорошо. Это дало снова повод о. Миропольскому говорить о прельщениях мухаммедан, о сущности христианской веры, об иконах и т. п. Хозяин-черемисянин заговорил, что у них нет школы, что дети не учатся ничему, что они желали-бы иметь в деревне школу. И обещался в Казани похлопотать об учителе для их деревни.

Как радушно с нами говорили эти черемисы; их духовное убожество трогало нас сильно; их открытая прямота нас радовала. Да, им следует дать хорошего учителя, иначе мухаммедане скоро совратят их. И им уже успел кто-то передать, что 50 человек апазовских крещеных татар вышли в мухаммеданскую веру что сам царь, будто, прислал в Апазово тюбетейку, которая была прибита на показ к столбу.

Из черемисской деревни Серда-Пустошь мы заехали на мельницу, что близ этой деревни, к мельнику Петру Васильеву. Ему мы оставили крещено-татарских и черемисских книжек и просили его и его дочь почитывать что-либо из оставленных книг крещеным татарам и черемисам, кои будут приезжать на мельницу.

Когда мы возвратились в село Апазово, о. Миропольского ожидали русские крестьяне из села Хотни, Аркадия – тоже. Церковь в селе Хотне построена помещиком Перцовым в 1830 годах. Г. Перцов предполагал тогда Апазовскую церковь упразднить и приход Апазовский присоединить к Хотнинскому. Этому не суждено было сбыться по разным причинам. Приход Хотнинский, по бедности, вот уже 5 лет не имеет самостоятельного священника, а приписан к селу Александровка, Тылнамас – тоже. Но каково-же вообще положение всех этих соседних приходов? Александровский приход обеднел вследствие отпадения крещеных татар деревень Азяк в мухаммеданство: хотнинский приход обеднел вследствие того, что гг. Перцовы прекратили производство в Хотне винокурения и продают свое имение: апазовский приход обеднел потому, что крещеные татары находятся в брожении, а вотяки и часть русских построили в приходской деревне Сергеевке отдельную церковь и думают отделиться и составить новый приход, которому теперь же грозит обеднение. Таким образом рядом находятся четыре прихода, из которых почти ни один не может быть сам по себе, самостоятельным по причине бедности и малоприходности. А между тем все эти приходы очень важны в миссионерском отношении. Необходимо их поддержать другими, внешними средствами. – Хорошо умножать церкви, но следует смотреть и на то, чем и как будет жить при них духовенство. Хотнинские русские прихожане приехали просить о. Миропольского принять их в свой приход, так как им в село Александровку далеко ездить за священником.

13-го Октября.

Ни вчера, ни сегодня опять я не видел никого из домашних Василия Семенова молящимися. Сам только Василий Семенов, когда я напоил его чаем, неумело как-то и торопливо по-дворянски перекрестился, тогда как ему-то именно я и объяснял два раза значение крестного знамения и показывал, как следует слагать персты и молиться. Сегодня я хотел было показывать некоторые картины из Священной Истории и приглашал домашних Василия Семенова, но он сам и все его домашнее мало интересовались и скоро разошлись от меня. На снохе и ее детях крестов не оказалось, когда спросил я их об этом. Авдотья, сноха Василия Семенова, передала мне, что она знает только: „во имя Отца, Святый Дух. Аминь“. Больше ничего не знаю, сказала. Чрез несколько времени она увела сына своего Степана в другую избу и там надела на него крест и, вероятно, сказала ему, чтобы он, не спрятывая креста под рубашку, взошел ко мне. Степан взошел, а между тем в это-же время пришел с гумна его отец Иван Васильев и, не зная моего разговора с его женою о кресте, и заметивши на сыне крест, схватил крест на сыне своею рукою и начал, трепать из стороны в сторону и говорить: что ты все шалишь… ступай отсюда... Степан ушел и снова вошел уже в бишмете, т. е. в верхней одежде. Из этого обстоятельства я еще более убедился, что семейство Василия Семенова „татарсымак“, т. е. придерживается сильно мухаммеданства.

13-го же числа октября я с Иваном Архипповым отправился в село Чуру. О чем я ни спрашивал Ив. Архиппова во время пути, например, о крещеных татарах, или о христианстве, он отвечал: не знаю. Если-же что-либо спрашивал по части мухаммеданства, то отвечал. Так он провез меня деревнею Хасан-Шейх мимо обеих мечетей, хотя дорога прямая лежала по краю самой деревни и можно ближе было проехать, не проезжая мимо мечетей. Кто это строил здесь мечеть? спросил я Ивана, когда проезжали мы мимо одной мечети. Иван Архипов отвечал: ее исправлял только, а не вновь строил, один богатый человек Хысами. Когда проезжали мимо другой мечети с двумя минаретами, я заметил, что эта мечеть похожа формою немного на церковь. Иван отвечал: не знаю! Две мечети здесь, сказал я, вероятно много здесь татар? – Много. – Вот и у вас село Апазово большое, вам-бы следовало построить в селе две церкви. – Не знаю, сказал Иван и отворотился. Когда мы проезжали деревню Нурму с двумя мечетями, и муэдзин созывал, на молитву, я спросил Ивана, к какой молитве созывает муэдзин мусульман? Оказалось, что Иван знает и время, и название мухаммеданских молитв.

В село Чуру мы приехали довольно поздно, и заехали ночевать к одному крещеному татарину. Двое мужчин и четыре женщины приняли от меня благословение; одна из женщин, более словоохотливая, сейчас же передала, что в приходской их деревне Яны-лях крещеные татары хотели было выходить в мухаммеданство, почему приезжали к ним г. исправник и становой. Батюшке нашему было много хлопот. А мы, добавила она, ни за что не будем выходить; нас батюшка так хорошо в церкви учит, что иногда заплачешь –„жыларсын“! Она говорила и о том, что батюшка говорит по-татарски как крещёнин, что он родился в их селе.

Вскоре после нашего приезда, другая из женщин накрыла скатерть на стол, подала мятого масляного картофеля и просила меня и Ивана Архипова закусить. Я помолился пред св. иконою и сел. Иван Архипов долго не садился. Я видел, или предполагал, что у него происходит в душе некоторого рода борьба: помолиться-ли ему и потом сесть, или не молиться, так-как он, по словам своего приходского апазовского священника, сильно придерживается мухаммеданства вместе с своим отцом. Он сел за стол не молившись. Я заметил ему, что не молиться Богу пред обедом или ужином и после вкушения пищи – не хорошо. Мухаммедане пред вкушением пищи и после вкушения тоже молятся. Иван Архипов молчал. Домашние, где мы остановились, все молились. Одна из женщин вечером почти вслух произнесла: Господи помилуй! Иисус Христос! Все они крестились, не торопясь.

Утром 14-го октября я отправился к священнику села Чуры, Троицкое тоже. От него я узнал, что яныльские жители еще прежде составили общий приговор об удалении из своего общества Ивана Васильева и Михаила Васильева, – подстрекавших к отпадению. Г. исправник и г. становой пристав проверяли приговор и отправили его в Казанское Губернское по крестьянским делам Присутствие. По словам священника села Чуры, отступническое движение в чуринском приходе, после приезда упомянутых лиц в Яныли, немного притихло. До этого весь приход (село и 6 деревень) волновался: все крещеные татары поговаривали об отпадении в мухаммеданство. Они наводили справки о кибяк-козинских отступниках; те говорили им, что они совершенно отпали в мухаммеданство, что даже скоро возвратятся в Кибяк-Кози и те агитаторы, кои еще в 1866 году за подстрекательство других были удалены из деревни Кибяк-Козей. Срок времени, на какой они были удалены, уже истекает. Но крещеные татары села Чуры, по словам приходского священника, созывали сход и призывали на него человек 5, уже магометанствующих и волнующих других, и сказали им, чтобы они не смели подстрекать других к отпадению, иначе много будет расходов для общества по судопроизводству. Смотря на сельских, и деревенские немного приостановились. Отступническое движение коснулось и вотяков: крещеные вотяки деревни Каинсар, прихода села Нырьи, находятся поблизости, в постоянных сношениях с отступниками из крещеных татар деревни Шемордан, и уже заявили своему приходскому священнику о. Нечаеву, что и они все отпадают в мухаммеданство. Таким образом приходам чуринскому и нырьинскому грозит близкая опасность общего отпадения. Успокаиваться на том, что чуринские прихожане немного поутихли, совершенно не следует. Равным образом много придавать значения и тому, что чуринские больше обнаруживают признаков принадлежности к христианству, чем, например, апазовцы, нельзя. Правда, мужчины в селе Чуре носят волосы длиннее, чем апазовцы, многие подходили под благословение к священнику при мне, и некоторые и ко мне, но все это, разумеется, ничего не значит при общем стремлении к отпадению в мухаммеданство. – Сельского своего учителя Андрея Константинова Елисеева приходский священник одобрял мало. Помощником своим в деле христианского научения крещеных татар он его не считал.

Был я в чуринской церкви. Церковь в селе Чуре деревянная, крытая железом, стоит на очень хорошем месте. Она обнесена оградою; в ограде насажены рядами березки. Теперь существующая церковь построена старанием приходского священника Василия Алексеевича о. Кремкова, лет 17-ть тому назад. А прежняя ветхая церковь, построенная в 1731 году, уничтожена. О прежней церкви напоминает небольшая каменная часовенка, устроенная на месте св. престола. В часовенке поставлен деревянный храмозданный крест, из надписи на котором и видно, что прежняя церковь была построена в 1731 году при Анне Иоанновне, а украшена или поновлена в 1825 году при священниках Матвее и Иакове¹⁷. Я просил о. Ляпидовского написать подробную летопись о церкви и приходе. Жаль только, что о. Ляпидовский думает уходить из села Чуры в село Кляушево. В селе Чуре его дед жил священником около 45 лет, кажется, священствовал и его отец, наконец он священствует. Следовательно, как его крещеные татары, так и он татар знает хорошо. Следует ему только усилить нравственный надзор над ними и свои наставления к ним и чтения из книг крещено-татарских. Кроме многих книг крещено-татарских я оставил о. Ляпидовскому еще: VI, X, XIV и XV выпуски миссионерского противомусульманского Сборника¹⁸, Священную Историю Ветхого и Нового Завета и Евангелие от Матфея на вотяцком языке, так как в чуринском приходе есть и крещеные вотяки.

Обратная дорога моя из села Чуры до села Апазова была, слава Богу, так же благополучна. Только 14 числа октября выпал снег, и мы с Иваном Архиповым должны были пролагать на телеге первую дорогу. В деревне Балтач, во время нашего проезда, базар, по случаю ненастной погоды, уже прекращался и, хотя мы заезжали к одному из жителей обогреться, напиться чаю, но услышать здесь об отступническом движении крещеных татар в мухаммеданство ничего не удалось.

В Барадуване я заходил к писарю почтовой станции г. Стрельникову и просил его, в свободное для него время, поговаривать с крещеными татарами деревни Карадуван и читать им понемногу из крещено-татарских книг. Помогите ради Бога и ради спасения вашей души, нам священникам, говорил я ему. Здесь священников на 40 верст мало, а мулл множество.... Все русские грамотные люди должны помогать здесь священникам. Я постараюсь оставить вам крещено-татарских книжек, сказал я г. Стрельникову, прощаясь с ним.

15-го Октября в Апазово приехал и остановился у Василия Семенова мухаммеданин из деревни Каз-или, что близ пригорода Арска, по имени Гали. Он передавал мне о своем мулле-старце Тазиддине, внушающем особенно чистоту одежды при молитве, потом Гали передавал мне, что по их закону следует равнять жен в удовольствиях семейных и в содержании. А я сообщил Галею, что по нашему христианскому закону не так. Муж есть половина, так сказать, мужская, жена – половина женская. Оба они, т. е. муж и жена, соединившись, составляют полного человека: живут как одна плоть. Так Бог повелел жить Адаму. У мухаммедан такой жизни не может быть: если муж прилепится к одной жене и будет жить с нею, как одна плоть, другая жена его останется, как излишняя. В мухаммеданском браке, при многоженстве, не может быть выполнен закон Божий о внутренней любви и единении супругов. После смерти, говорил Гали, у нас муж будет жить с первою женою. – А другие жены, по вашему закону, как будут жить там? спросил я. – Они так останутся. – Как останутся и кому? – Гали отвечал, что не знает. – А по христианскому закону в будущей жизни не женятся, и замуж не выходят, а живут, как Ангелы. Сожительство с женою необходимо только на этом свете.

Бог сказал первому человеку Адаму: раститеся и умножайтесь и наполняйте землю. В будущей жизни такого порядка не будет. Здесь на земле мы едим, пьем, рождаемся и умираем. Там, в будущей жизни, болезней и смерти уже не будет, а потому там не потребуется уже ни пищи, ни пития для поддержания жизни, ни супружеских отношений для размножения рода. Я поэтому предложил Гали послушать, как у нас в Евангелии говорится о будущей жизни. Он изъявил согласие, и я прочитал ему 20–28 главы Евангелия от Матфея. Время дозволяло ему прочитанное выслушать. Заметно, прислушивались к чтению и домашние Василия Семенова и еще слушал один апазовский крещеный татарин. При чтении я указывал иногда на разность между христианским и мухаммеданским законом. Гали остался доволен чтением и видимо был тронут. – Этому-же мухаммеданину Гали я читал многие места из книги Премудрости Иисуса Сына Сирахова. Чтение слушал и хозяин квартиры Василий Семенов и оба удивлялись и подтверждали справедливость прочитанного.

Вечером мухаммеданин Гали начал разговор о том, что близ пригорода Арска русские, будто, начинают держать порядок мухаммеданский, напр., когда намереваются пить чай, постилают на стол скатерть, ставят поднос и чайный прибор, все делают по-нашему; руки умывают пред обедом... – На это я заметил, что этот порядок немусульманский только, а, можно сказать, всеобщий. Русские везде, а не только живущее около пригорода Арска, постилают скатерть, когда намереваются есть, или пить чай, и руки также умывают по-своему, а не по-вашему. Не постилают скатерти разве или по бедности, или по торопливости. Впрочем, постилать скатерть и умывать руки пред вкушением пищи – это не божественный закон, это порядок, от старины переданный... Ты сказывал мне, что ваш мулла Тазиддин строго приказывает вам наблюдать чистоту одежды во время молитвы, и если одна капля нечистая попадет на одежды, он запрещает вам ходить в мечеть молиться Богу. И я, действительно, знал одного мухаммеданина, который не молился несколько месяцев, оправдываясь тем, что у него рубашка не чиста, а переменить её, по бедности, он не имел долго возможности. Ваш закон говорит больше о внешности, об одежде, об омовении: наш закон говорит больше о внутренности, о душе, о сердце. Послушай, Гали, как наш закон говорит об омовении рук пред вкушением пищи. Закон Божий говорит, что если кто не умытыми руками берет хлеб и ест, тот не оскверняется, потому что оскверняет человека не то, что входит в уста, а то, что исходить из уст. При этом я прочитал 15 главу из Евангелия от Матфея. Вот видишь, Гали, что наш закон говорит больше о сердце, а не об одежде. – И наш закон говорит, чтобы мы и сердце очищали, говорил Гали. – Говорит, но очень мало. У вас, если человек не совершил омовения, то ему нельзя молиться. Омовение для вас фарз, т. е. необходимая обязанность, без совершения которой нельзя вовсе приступить к молитве. Как-же вы будете очищать сердце, когда не будете молиться? А наш закон на внешность меньше обращает внимая. Вот послушай. И я читал Гали 6 и 7 главы Евангелия от Матфея. При словах: „не всяк, глаголяй Ми, Господи, Господи, внидет в царствие небесное“, я заметил, что мухаммедане любят смущать, или обманывать людей такими словами, будто достаточно предсмертно сказать только: „нет Бога, кроме Бога и Мухаммед пророк его“, чтобы заслужить царство небесное. Такие слова ложны и несправедливы. Наш закон говорит, что следует не только веровать в Бога, но и делать добрые дела, творить волю Отца Небесного. В ответ на это Гали прочитал свой, так сказать, символ, с добавлением, что его следует читать каждый день по семи раз. Вот этот символ:

„Слово свидетельства: я свидетельствую, что нет Бога кроме Аллаха, и свидетельствую, что Мухаммед раб Его и посланник Его. Я верую в Бога и в Ангелов Его, и в книги Его и в посланников Его, в последний день и в предопределение добра и зла от Бога всевышнего, и в воскресение после смерти. Я принял мусульманскую веру и все, что находится в мусульманской вере. Если же от меня, или от моего языка произошла хула или ошибка, то я от сего (т. е. от хулы и ошибки) обратился и покаялся. Вера моя – ислам, книга моя – Коран, пророк мой – Мухаммед, мир ему! хвала Богу – Господу миров. Аминь“.

Выслушавши от мусульманина Гали этот символ, я сказал, что в его символе есть ошибки. – Какие, спросил он? Знаешь-ли ты, спросил я, что значат слова: амянту... валькадари хайриги вашарриги мина-ллаги тааля? – аганамын Алляга, или: ищу убежища у Бога, отвечал Гали. – Нет! Эти слова означают: верую, что от Бога происходит добро и зло. Вот ошибка. По нашему закону – от Бога происходит одно добро, а зло – от шайтана и от грешных людей. –Так, так, сказал Гали. – Эту ошибку вашего символа веры всякий может понять. В самом деле, как можно говорить: от Бога происходить зло? – Ну, а другие ошибки есть в моих словах? спросил Гали. – Есть и другие ошибки, напр., ты говорил, что Мухаммед пророк, но он не был истинным пророком, отвечал я.

Надобно заметить, что Гали имеет большую охоту к передаче своей веры другим. Без моего присутствия, в целый день, он много-бы успел в своей пропаганде среди домашних Василия Семенова. Это обстоятельство сильно меня занимало. В это время пришел учитель апазовской школы Емельян Филиппов. Я ему дал III, IV, VI выпуски миссионерского противомусульманского Сборника¹⁹ и „Письма о магометанстве“ А.Н. Муравьева. Потом я просил Емельяна Филиппова особенно в пятницу, во время базара, посещать дома крещеных татар, содержащих харчевни. Здесь собираются мухаммедане, черемисы и вотяки. Мухаммедане стараются соблазнять всех переходить в мухаммеданство, стараются нахваливать закон свой, поэтому слово в защиту христианской веры здесь будет очень уместно и благовременно.

16-го Октября, рано утром надежды на собрание хорошего базара не было. Но вот часам к 9 утра базар собрался почти вдруг. Хозяева моей квартиры, как содержатели „карчевника“, как выражаются в Апазове начали варить „шурпу“. Шурпа эта состоит из баранины и воды. Один фунт баранины разрезывается на три части и каждая из этих трёх частей подается, кому нужно, в горячем водяном отваре в глиняном блюде за 5 коп. серебр. К этой шурпе подается соль и толченый перец. Черный хлеб отпускается 1 фунт по 3 коп., а калач по 7 коп. за фунт. Впрочем, желающие могут, разумеется, спросить 2 части шурпы; а хлеба на 2 коп., а калача на 4 или на 3 коп. Кто сколько желает, тот столько и спрашивает. Самовар подается на стол: все пьют свой кирпичный чай, а за самовар и прибор каждый платит по 1 коп. В этом, главным образом, состоит кушанье и питье в „карчевнике“ приехавших базарников. В Апазове две харчевни. Одну из них содержит крещеный татарин Василий Семенов, а другую –мухаммеданин из деревни Еня-Баш. Этот мухаммеданин нанимает у одного крещеного апазовского татарина избу за 27 руб. в год и по пятницам, во время базара, также, вероятно, варит шурпу и ставит самовары. Кроме пятницы в „карчевник“, в котором я был, ни один человек не приходил. Третьим сборным местом для базарников в селе Апазове служит кабак.

В настоящий раз базарников в „карчевник“ Василия Семенова приходило довольно значительное количество. Одних мухаммедан перебывало более 50 человек. Я находился безвыходно почти в карчевнике. Мухаммедане, бывшие в карчевнике в прошлый базар, спрашивали меня, почему я никуда еще не уехал, скоро-ли уйду и т. п. В речах мухаммедан – посетителей карчевника наблюдалась осторожность. В карчевнике об отпадении крещеных татар уже не говорили. Только по утру хозяин карчевника мне высказал, что на базаре он видел мухаммеданина из соседней деревни Пшонгар, и он сообщил Василию Семенову, что апазовские крещеные татары (5 человек), уехавшее в Казань после прошлого базара и не вернувшиеся еще из Казани к настоящему базару, виделись с ним в Казани и передали ему, что „дело их идет очень хорошо“. Они вместе с поездкой в Казань за товарами, поехали в тоже время и с намерением подать там просьбу об отпадении из христианства в мухаммеданство. Эти известия и были распространяемы по базару. Пришедший с базара учитель сердабашской школы Иоаким сообщил мне, что на базаре мухаммедане осаждали крещеных татар следующими вопросами: „скоро-ли еще вы будете смотреть на нашу сторону? Ведь срок истекает“. – Какой срок истекает, кто вам назначил срок? возражал Иоаким, но мусульмане и крещеные татары ничего Иоакиму не сказали. По этому поводу я просил Иоакима почаще зимой приезжать на базар в село Апазово и, если услышит что либо подобное, сейчас опровергать мухаммеданские толки и для этого заходить греться в „карчевник“ и здесь поддерживать оппозицию против мухаммеданских толков.

Около 1-го часа базар кончился, между тем апазовские из Казани еще не приезжали. Начали поговаривать, не заперли-ли их в Казани под арест? Но часов в 6 вечера, когда я вместе с некоторыми апазовцами стоял у ворот дома Василия Семенова, послышался тяжелый скрип телег. Все обратили внимание вперед на дорогу и завидели приезжающих запоздалых путников. Некоторые из толпы отправились узнать новости от приехавших, а некоторых я пригласил к себе на квартиру напиться чаю и поговорить.

Вечер был для меня отрадный. Собралось в моей квартире теперь апазовцев человек семь, в числе коих был Архип Димитриев, сельский староста, о котором я уже знал, как о подстрекателе прочих к отпадению. Таким же его мне рекомендовали некоторые из апазовцев, напр. старец Андрей Васильев. Архип Димитриев начал передо мною свою оправдательную речь. – „Я хотел было с тобой поговорить вдвоем, да времени не было. Меня называют „потатчиком“, но я не потакаю. Я делаю то, чего хочет народ“. – Но Архип Димитриев говорил все так неопределенно, что я нашел лучшим сказать ему, что он может со мной поговорить после вдвоем, а теперь я желаю собравшимся что-либо почитать из христианского закона. Архип Димитриев также изъявил желание послушать. Я начал речь об омовении рук. Мухаммеданский закон больше всего говорит о внешности, например, о рубашке, а закон христианский – больше всего – о внутренности, о сердце человека. Подробности разговора касались мухаммеданских молитв, омовении и т. п., в заключение прочитана была 15 глава Евангелия от Матфея. Потом я говорил о браке, указывал на разность брака христианского и мухаммеданского. Сотворивши Адама, Бог его усыпил и вынул одно ребро, из коего создал Еву, и привел её к Адаму. Это кость от костей моих и плоть от плоти моея, сказал Адам, увидавши жену свою. Бог заповедал Адаму и Еве жить согласно: „берь тянь булыб турсыннар!“, т. е. пусть живут они, сказал Бог, как одна плоть. Мухаммедане берут часто многих жен и таким образом нарушают Божественный закон. Муж и жена составляют полного человека, или одно тело, как две половины, напр., яблоко. Если вы яблоко разрежете на две половины и снова сложите эти две половины, то выйдет одно целое яблоко, но если вы еще возьмете где-либо половину яблока, то вы никак уже не приложите её к целому яблоку, состоящему только из двух половин. Далее: в будущей жизни, говорят мухаммедане, мусульманин будет жить в супружестве с первою женою, а прочие, коих он имел, останутся неизвестно в каком положении. У нас не так. При сотворении человека Бог сказал: „раститесь и умножайтесь и наполняйте землю“. Это порядок для здешнего мира. После окончания мира и после суда, будет другой порядок: там, в будущей жизни, супружеских отношений уже не будет: люди будут подобны Ангелам. Я читал из Евангелия от Матфея известный ответ Иисуса Христа саддукеям. Потом я читал из того же Евангелия о подаянии милостыни и о молитве. Архип Димитриев, слушая чтение из Евангелия, по местам защищал мухаммедан, что умные мухаммедане также говорят, что следует обращать внимание на сердце и просить от Бога прощения грехов и милости (тауфик). Выражения его, большею частью арабские, изобличали, что он многое знает из мухаммеданства и предан ему. Я разумеется не отвергал того, что и Коран говорит иногда о сердце, но замечал, что речам о душе в Коране дано очень мало места. Я говорил о том, как по плодам Иисус Христос внушал нам различать истинных пророков от ложных. Этот признак прикладывал я к Мухаммеду. Говорил о его многоженстве, о неимении дара чудес, о его пристрастии к женщинам, о его мече. Говорил наконец о страшном суде. Недостаточно сказать только пред смертью мухаммеданский символ: „нет Бога, кроме Аллаха и Мухаммед пророк Его“, потому что Мухаммед ложный пророк, и закон мухаммеданский – закон ложный. – Следует исполнять волю Божию, или закон Евангельский. При этом я слышал, от слушателей, что действительно мухаммедане говорят, что им, крещеным татарам, достаточно произнести только один символ мухаммеданский. Я читал при этом Евангельское место: „не всяк, глаголяй ми: Господи, Господи!“ и проч. Я прочитал, еще несколько притчей, в которых изображается царствие небесное, и в заключение сказал, чтобы слушатели твердо держались Христовой веры и не стыдились креста и крестного знамени. „Кто постыдится Меня, –говорил я им слова Спасителя, – в роде сем – прелюбодейном и грешном, того и Я постыжусь в царствии небесном; кто отвергается Меня, отвергнусь того и Я в царствии небесном“. При этом я объяснил, слушателям значение крестного знамени.

Беседа продолжалась более двух часов. Слушатели простились со мной. Вскоре по их уходе явились ко мне еще двое. Им я читал, как, Иисус Христос призывает к Себе человека грешника. Один из слушателей, Павел, подробно передавал, содержание копии, полученной карадуванским агитатором Тихоном из Казанского Губернского Правления. Копию эту читал, и толмачил или объяснял Тихону за 20 коп. какой-то арский переплетчик. В этой копии говорится, что крещеные татары чистопольского уезда отпали в 1840-х годах в количестве 4-х семейств, что их хотели расселить по русским селениям, но Министр сказал, что отступников переселять не следует, что казне будет убыток. С того времени у этих крещеных татар, будто, не ведется метрических книг и т. п.

Расставаясь со мной, одни из крещеных татар советовал мне ехать в Казань по большой дороге, другие возражали против этого, говоря, что по большой дороге будет (дальше) – крюк. „Эйлянич булсада, юл яхши, сокыр булсада, кыз яхши“, отвечали другие атарской пословицей. Т. е. „хотя и крюк – дорога хороша, хотя и слепа, да девка хороша“.

Утром 17-го октября я выехал из села Апазова. Дорога моя в настоящий раз шла чрез другие селения. – Именно я проехал: 1) село Хотню, где находится винокуренный завод г. Перцова, 2) село Тын- намас или Александровку, 3) Верхние Азяки и 4) Нижние Азяки (Азяк – Иляр). В Нижних Азяках мы заехали греться к одной вдове из крещеных татар. В ее доме я увидел двух ее внучек, названных уже по мухаммедански Газизя и Камиля. Марфа, их бабка, передавала, что азякские жители живут ни по-русски, ни по-крещенски, а как черемисы, язычники. Марфа сообщила, что ее муж не желал отпадения от христианства, и до своей смерти „чачлы булды“, т. е. носил волосы на голове, а не брил их, как мухаммеданин. Сын Марфы узнал меня, так как я был в Азяках с г. исправником Александром Николаевичем Чемесовым, вскоре после официального отпадения азяковских крещеных татар в мухаммеданство. Из Азяк мы ехали чрез мухаммеданские деревни: 5) Вереза-баши, 6) Наласу. В деревне Наласах две мечети, а близ кладбища находится камень над какой-то огороженной могилой, а равно и на самом кладбище я заметил, недалеко от дороги, два надмогильных камня. Имеются-ли какие-либо надписи на этих камнях, я не знаю. За холодом осматривать эти камни не хотелось. Потом мы проехали: 7) деревню Селенгур, 8) Муллыли и 9) русское село Чипчуги. В селе Чип-чугах я встретился с знакомым мухаммеданином Бик-Мухаммедом, с которым однажды ехал из деревни Новых Чипчугов в село Новое Чурилино. Вик-Мухаммед узнал меня и вспомнил, что я ему тогда (это было лет 10 тому назад) сделал наставление о почитании родителей, по тому поводу, что, приехавши домой в деревню Новые Чипчуги, Бик-Мухаммед не поздоровался с родителями, не спросил их, здоровы-ли они и как у них шли дела во время его отсутствия. Бик-Мухаммед большею частью проживает в Казани.

Потом, так как у мухаммедан приближался праздник Курбан-Байрам, разговор мой с Бик-Мухаммедом был о жертвах. С Бик-Мухаммедом были еще два мухаммеданина. Я сказал: в книге пророка Исаии говорится, что жертвы не угодны Господу Богу, что крови овнов и козлов Он не желает, а желает от народа правды и милосердия. (Исаия гл. I). Жертва Богу – дух сокрушен (Псал. 50). И поэтому мы уже не приносим жертв. – А Коран что говорит о жертвах? спросил один из мухаммедан. – Это вы уже мне скажите; Коран – ваша книга, отвечал я. – Коран велит нам приносить жертву. – Как говорит Коран об этом? – Как говорит... велит приносить и только. – Можно приносить, напр., маленького теленка? – Нет, маленького нельзя, отвечали мусульмане (срав. Бытия гл. 15). Все-ли вы должны приносить жертву? – Нет, бедные могут не приносить. – А полезно ли, спасительно ли приносить жертву? –Как-же, награда за жертву будет большая. – В таком случае ваш закон обижает бедных: они не в состоянии приносить жертвы, поэтому могут лишаться большой награды; бедные люди не могут также, по бедности, исполнять хадж, т. е. сходить в Мекку, и опять могут лишиться награды; они не могут иметь чистой рубашки, не могут иногда долгое время молиться Богу, поэтому лишатся награды за исполнение молитвы. Ваш закон очень хорош для богатых, а бедным людям его держать нельзя: награды нечем почти заслужить. Бедные и милостыни подавать не могут. Ваш закон несправедлив: хорош только для богатых. Высказавши это Бик-Мухаммеду и его товарищам, я ждал от них ответа, но ответа никакого не последовало.

18-го числа октября, 1881 г., я отправился из села Чипчугов, проехал село Бирюли, деревню Собакино, село Высокую Гору, деревню Киндерли, и благополучно прибыл в Казань. Слава Богу!

Япей Бабай