Вечный брак

Проповедь, произнесенная перед насельницами женского монастыря в честь Благовещения Пресвятой Богородицы в Ормилии 13 мая 1978 года.

1

Монашество есть брак, поэтому Христос является Женихом. Здесь, в монастыре, мы не так часто говорим о Христе как о Женихе. Возможно, что нынешний наш разговор – единственный в своем роде. Дело в том, что представление о женихе связано у женщин с некими эмоциональными состояниями, в которых Божественное содержание подменяется повседневностью. Лишь у немногих слово «жених» ассоциируется со Христом. Это плодоносное и приводящее к Богу значение утеряно. Итак, когда мы говорим, что Христос – наш Жених, то имеем в виду отнюдь не романтические переживания, не влюбленность и не пустую метафору.

Любые сравнения между женихом в мирском понимании и иным Женихом – Христом – находятся в плоскости различий между человеком и Богом. Точнее, не человеком и Богом, а человеком и Богочеловеком. Ведь для нас гораздо понятнее и ближе именование нашего Жениха Богочеловеком. Он не только для нас понятнее, но Его проще полюбить, осмыслить, узнать, почувствовать. Он становится таким же осязаемым, как каждый из нас. И никто не скажет, что лучше бы наш Жених был Богом, а не Богочеловеком.

После того, как мы рассмотрели данный вопрос, мы сталкиваемся с препятствиями, которые делают для нас затруднительным принятие Жениха и как Бога, и как человека в нашей повседневной жизни. Однако эти преграды перед нами ставят не бесы, не природа, но мы сами. Препятствия же нас разлагают, разрушают и загораживают от нас прекраснейшего Жениха.

2

Продолжим. Скептики могут привести такой аргумент: Жених, Которому обручена монахиня, каждая отдельная душа, а также Церковь в целом, имеет один недостаток по сравнению с любым другим женихом, в будущем долженствующем стать супругом: Он невидим и бесплотен.

Ведь невеста любит видимого и осязаемого жениха. Никто не любит просто душу, но душу, облеченную в плоть. Нельзя также любить по переписке, через корреспонденцию воссоздавать другого человека, его лицо, тело, душу, привычки и характер. Можно любить не «кого-то, кто написал письмо», а конкретного человека, с руками и ногами. У него есть отец и мать, которым я шлю приветы. Можно любить того, кто является естественным творением, занимает свое место в обществе, в жизни, того, с кем ты достигнешь абсолютного единения.

Христос, скажут они, единственный, Кто имеет такой недостаток. Отсюда частая неудовлетворенность людей, стремящихся к монашеству, непрерывно повторяющиеся вопросы, страх, сопротивление, и, как следствие, оправдание: «Но ведь я Его не чувствую, не знаю, не слышу».

Если это происходит с молодой послушницей, спросим такую девицу серьезно: «А зачем ты вообще пришла в монастырь?» Если же это монахиня, то возникает следующий весьма трагический вопрос: «Почему ты стала монахиней, если Тот, Кого ты полюбила, является неким плодом твоего воображения, если Он есть Некто, о Ком ты слышала, но совершенно Его не знаешь? Для тебя Он так и остался бесплотен. То место, которое занимают твои вымыслы, должен занять Господь, Тот, Кого ты полюбила и с Кем связала всю свою жизнь».

Но так ли это в действительности? Или, может быть, это отношение ко Христу как бесплотному и невидимому вытекает из некоей духовной «зрительной» или душевной болезни? Есть люди, которые и на земле живут как будто в преисподней. Ибо нет более ужасного мучения, чем быть монахиней и воспринимать Христа невидимым и бесплотным. Подобное существование обречено на безысходность.

Итак, Господь невидим? А разве тот критерий, что две личности связаны между собой, не объективен? Разве может быть критерием замкнутая, несчастная, сама себя истязающая душа, которая существует без Бога и заперта в своем собственном бреду? Разве невидим и бесплотен Христос?

Сначала обсудим вопрос с теоретической точки зрения. Сказать, что Христос невидим, было бы ужасным невежеством и неверием и в Священное Писание, и в церковное Предание, и в Святых отцов, которые передали нам то, во что они верили и чем жили. Кто из них когда-либо говорил, что Бог невидим, тем более – Христос?

Все признают, что Божественная природа непостижима для человеческой слабости. Бог открывается через действие Божественных энергий. Он видим как Богочеловек, как Свет во множестве Своих проявлений. Как будто ты находишься в большой комнате, уставленной зеркалами, в которых видишь не одно, но множество своих отражений. Именно так тысячи. раз и тысячами способов человек может увидеть Христа. Об этом засвидетельствовано и в Писании, и в Предании. Но сегодня нас занимает нечто иное.

Ни о чем другом не говорят святые, кроме как о богопознании, видении Христа, и о своем стремлении к Нему. Вот те два великих дара, что посылает Христос Своим избранникам.

Когда юноша обручается с девицей, то требует от нее двух вещей: чтобы она принадлежала только ему и всегда находилась рядом и чтобы была покорна его воле. Подобного требует и Христос от всякой, желающей стать монахиней.

Любая женщина требует от своего мужа, чтобы он был рядом с ней и чтобы она могла постоянно его видеть. Она хочет, чтобы он не был отделен от нее ни телом, ни душой, не принимал самоличных решений, принадлежал ей всецело и всегда оставался ее супругом, господином ее сердца. Она подала бы на развод, если бы ей приходилось постоянно покорять его.

Подобного ищет и душа, хотящая приблизиться ко Христу. Она стремится ежедневно видеть Господа, Своего истинного Жениха, чувствовать, что Он – рядом. Иметь права, если можно так выразиться на тело, душу и жизнь Христа. То есть давать душе то, что Господь Сам обещал, чтобы Ему оставаться верным в Своих обещаниях и обетованиях, которые Он дает каждой душе. Потому что Господь вещал в истории, в синагоге, вещал в Церкви, вещал апостолам, святым, толпам, вещает в Духе Святом на соборах и каждому человеку в отдельности.

Итак, душа жаждет, чтобы Христос хранил ей верность и был ею познан, чтобы стал ее господином. А это значит, что сама она должна явить Ему покорность и преданность, от Него претерпеть многие страдания, то есть быть той, которая с мученическим пылом и опытом вверила власть над собой Богу и принадлежит Его воле, силе, величию.

Следовательно, душа желает Христа видимого и осязаемого, ибо невозможно ощутить благоволение к невидимому Богу. Церковь свидетельствует нам о том, что Христос видим, и поэтому называет Его Богом.

Другой важный момент: человек никогда не хотел любить того, кто не имел плоти. Потому весь опыт Церкви – в воплощении Христа. Бог Слово не сошел на плотского человека, как учили еретики, но был зачат во чреве Богоматери непорочно, принял на Себя человеческую природу нераздельно, неизменно, неслиянно. Следовательно, Христос, будучи Богом, носил человеческую плоть.

Мы полюбили Христа с тех пор, как почувствовали его воплотившимся. Он смог искупить род человеческий благодаря тому, что плотъ быстъ (Ин. 1:14). Он не вошел в плоть, но воспринял плоть совершенно и неизменно. И невероятно, чтобы Христос обнажился плоти, ибо это столь же неестественно, как отделять человеческую душу от тела. Именно поэтому смерть сама по себе – вещь абсолютно бессмысленная. Она лишь предшествует воскресению. И воскресение есть не что иное, как восприятие плоти душою, то есть воссоздание человеческой природы и конкретной личности. Так как же мы можем отделять Христа от Его плоти? Он явился во плоти.

Следовательно, Он не может быть невидимым и бесплотным. Мы полюбили Бога, явившегося во плоти. Смотрите, что это означает: Бог явился во плоти (1Тим. 3:16)¹, и всем народам было проповедано Его воплощение. Он явился во плоти. А это значит, что через Его плоть произошло богоявление. Тело Христово легло в основание откровения Бога людям.

Следовательно, мы ничего не можем возразить против воплощения Христа. Поэтому заблуждением является наше ощущение, что Христос невидим и бесплотен и что мы лелеем в душах некий вымысел.

Кто может обнять свои вожделения, облобызать свои мечты, схватить руками воздух? То, к чему стремится человек, находится в полноте Христовой. Итак, «Бог явился во плоти», и смысл этих слов глубок. Если мы стремимся ко Христу, то Он для нас Жених в большей мере, нежели любой иной жених.

3

Если Христос таков, то где же Его объятия, Его радость? Как нам удается ощутить Его сладость, любить Его? Как Христос становится видимым, обрученным душе Женихом?

Скажем об этом лишь несколько слов, так как эту тему мы много раз уже обсуждали. Наша беседа не имеет ни догматического, ни назидательного характера. Просто наши с вами устремления направлены к единой цели.

Во время подобных собраний мы обычно бросаем беглый взгляд на отдельные моменты из жизни Христа и через них выявляем свои собственные недостатки и достижения, продвижение вперед и остановки. Наше общение есть связь с Богом, Который один раз говорит нам об этом, другой раз о том, не навязывая нам сразу же целостной картины мира.

Женихи поступают точно так же: они то произносят своей невесте слова любви, то рассказывают об имуществе, то – о матери. Иногда бывают ласковыми, а иногда суровыми.

Итак, у нас есть Жених Христос и душа. Душа, которая понимает и разумеет, что она действительно обручена, что она готова увидеть своего Жениха.

Наши дух и плоть могут увидеть воплотившегося Христа, и это значит, что мы можем стать Его Телом. И действительно, мы разнообразными и многочисленными способами достигаем этого.

Однако обратимся к душе, любящей конкретную личность – личность Богочеловека Христа. Вот Христос, а вот невеста-монахиня. Если она обвенчана Христу, если Христос ей обручен, то это значит, что они имеют некоторое единение, некую, пусть весьма относительную, родственную связь, которая утверждает монахиню в том, что Христос действительно есть и что Он имеет плоть.

Если кто-либо, предварительно не испытав этого, примет монашеский постриг, то он столкнется с серьезными проблемами. Ему придется пройти через огромные испытания. Лишь через крест и страдания он полюбит и познает Христа. Прикосновение крыла страданий очень действенно и ощутимо. Страдая сам, ты лучше поймешь душу другого человека, и такой способ гораздо действеннее, чем просто жить с ним рядом и пребывать в непрестанном общении. Скажем, жена, прожившая с мужем тридцать-сорок лет, за пять дней, проведенных в больнице у его постели, узнает его ближе, чем за все долгие годы супружества.

Получается, что страдание – одно из наиболее сильных человеческих чувств. Это лучший способ познания другой души. Страдание выявляет ее сущность. Когда мы видим человека, совершенно бесчувственного ко всему, то это значит, что Господь не благословил его пройти путем страданий, без которого нельзя достигнуть завершенности, совершенства. Не вкусив страданий, не оценить и райские блаженства. Но что бы то ни было, человек создан не для страдания, но для радости. В монастыре он ежедневно наслаждается общением со Христом. Монахиня из бесед со Христом черпает радость, бытие, жизнь, эмоции. И следовательно, в своей общине, то есть там, куда поставил ее Господь, она находится в то же время в уединении со Христом. Она переживает минуты радости и скорби, моменты ужасной духовной борьбы и моменты стремительных взлетов к Небесам. Свой собственный опыт она черпает из непосредственного общения со Христом.

Кто живет в монастыре и не имеет личного опыта жизни во Христе, тот никогда не почувствует себя здесь комфортно. Не будет конца унынию и ощущению себя неполноценным и неудачником. Такой человек никого не сможет полюбить, даже Господа. Нельзя полюбить Бога, Его не увидев и не осязав в минуты уединения.

Поэтому я радуюсь за вас, когда ночью вижу горящие лампады и понимаю, что повсюду не перестает молитва: кто-то молится у себя в келии, а кто-то в саду. Но каждая из вас в эти мгновения – вместе со Христом.

Повторю: монахиня может жить со Христом и во мраке, и в своем неведении, только твердо веруя в то, что Он – здесь. Нужно жить со Христом, то есть соотносить Его шаги со своими, даже если Его не видишь, но знаешь о Нем и стараешься Его познать. Вера же, как нам всем известно, сильна в той душе, которая укрепляется в уединении и священном безмолвии.

Следовательно, когда мы говорим о монахине как невесте Христовой, то мы имеем в виду монахиню, которая либо постоянно живет в обители с общежительным уставом, либо временами в нее приходит из своего уединения, пещеры или подобного отшельнического места. Несет ли она послушание привратницы или занимает административный пост, трудится в храме или архондарике, у нее должно оставаться время для Христа. Пусть Он навсегда пребудет в раю ее устремлений, и это послужит ее оправданию. И это в первую очередь должно рассматриваться как предварительное условие.

Что сказать о подвижнице благочестия, не испытавшей в своей жизни ничего подобного? Конечно, нельзя быть уверенным в том, что такая монахиня не удостоится рая, но с определенностью можно заключить, что там, на Небесах, она впервые встретит своего Жениха. Иные ученицы, которые не знают, кто из стоящих перед ними профессор, а кто его ассистент, смотрят на обоих, чтобы не быть уличенными в своем незнании. На них похожа эта монахиня, за всю свою жизнь никогда не видевшая Христа, имя Которого носит в своем сердце.

Давайте взглянем на подлинную монахиню. Она преисполнена желанием уединения и им живет постоянно: и во мраке, и испытывая боль, и в состоянии меланхолии, и в минуты кризиса, когда ей кажется, что она так далеко отстоит от Христа и нет грешницы большей, чем она. И Господь для нее невидим и непостижим. Она помнит, что она слышала и читала, что Христос видим, и тогда говорит: «Быть может, это все выдумки?»

Живу трагически, не покидая поля брани, происходящей в минуты уединения, и делаю это не из-за разочарования или неудач, но ради приобретения личного опыта христианской жизни, по существу это поиск моего Господа Христа, Которого я возлюбила.

Время от времени нам даруются вспышки радости и ликования. Ваши письма, о которых мы говорили сегодня утром, разве не подлинное тому свидетельство? Не бывает в жизни черных дней, которые однажды не освещаются Божественным сиянием. Ведь Христос Бог являлся и нечестивым, и разбойникам, и блудницам. Так неужели Он не придет к душе, взывающей к Нему, ради благодати Его посещения оставившей все остальное!

Если есть бог, который не является людям, зовущим его во мраке, то вряд ли он настоящий Бог. Наш Бог, в Которого мы верим, есть путь и истина и жизнь (Ин. 14:6). И разумеется, Он – мой путь, жизнь и истина. Поэтому я не могу Его не почувствовать.

От Него я получу проблески, внутренние озарения, которые будут следовать одно за другим. Я не сломаюсь от набегающих и отступающих волн, словно в штормящем море или в бурлящем Эврипе². Вот прекрасная картина моей внутренней жизни. Единственная реальность есть та, которой я живу в данный момент, а не мое служение, не любовь, послушание, смирение или что-либо иное.

Конечно, все это необходимо в такие мгновения, ибо это камни и цемент для общения с Богом. Я смогу ощутить и любовь, и привязанность, и незыблемость веры, а через какое-то время все это меня покинет, и в меня вселятся жестокость, страсти и ненависть к Богу. И я скажу: «О! Вот где я оказался!»

И только тогда, в минуты этой брани, я открою для себя, что во мне, оказывается, живет и демон, который наделяет меня страстью и ненавистью. Но я разгляжу его и осознаю его присутствие во мне гораздо позднее. Сейчас еще рано мне поверить, что он реально существует во мне. Диавол пока мне неведом в гораздо болыней степени, чем абсолютно неведомый Бог.

Однако в минуты моего ночного безмолвия войдут мгновения познания, молитвы и разочарования в себе. Будьте внимательны, я разочаровываюсь не в Боге, не в возможности богопознания, стоящего у моего порога. Я даже не успею распахнуть ему дверь – оно входит в меня мощным потоком, и вот оно уже передо мной. Отчаяние приходит, когда я тихо сижу, утомленный молитвой, постом, бессонницей, и думаю, будто бы обрел Бога, а на самом деле Его не обрел; верю, что прикоснулся к Нему, а на самом деле ничего подобного не произошло.

И в один из таких моментов, когда заходится сердце, готовое выскочить наружу, я внезапно ощущаю, что чем-то наполняюсь. Чем? Богом? Но я не могу наполниться Богом, потому что сам ежесекундно пребываю в Боге. Здесь мы сталкиваемся с тем, что не встречается у супружеских пар: я содержу в себе другого человека и сам содержусь в нем.

Я заключен в Боге. Стало быть, я наполняюсь не Богом. Господь во мне и вокруг меня. Он в моей плоти, в голове, в каждой частичке меня – во всем, что меня составляет.

Это есть наполнение разгорающимся желанием. Когда у меня температура 42°С, то мне кажется, что я умираю, лишаюсь рассудка и не понимаю, что со мной происходит. Но наполняясь жаром, я в сущности наполняюсь не горением, ибо оно есть свойство Бога, но внутренним пониманием того, что Господь пламенеет. Он является, хотя я Его еще и не вижу. Изменяется суть – как будто меня утомляет свет, как будто я боюсь этого света, огня, горения, от которого я сам воспламенился, и ощущаю, будто Христос наполняет меня.

Как чудно говорит Давид псалмопевец: Господь на водах многих, Господъ потоп населяет (Пс. 28, 3 и 10). Почувствуйте, сколь прекрасен этот образ. Бог – в этом устрашающем падении воды.

Я наводняюсь потопом Божественной благодати, но разве это происходит внутри меня? Разве могу я сделать подобное сам по себе? Нет, это то, что творит Бог, ибо это Он нам обещал и этим мы все живы: от маленькой девчушки до самого необузданного существа, обращающегося к Богу лишь в крайние моменты своей жизни. Исполнившись этим горением, я буду поражен и омыт потопом Божественной благодати. Я почувствую себя совершенно изнемогшим, но не изнеможением плоти или души, а от увеличения желания Бога: «Боже мой, но где же Ты?! Но почему, Господи, почему я не могу увидеть Тебя?!»

Постепенно уляжется это желание, и моя душа насладится радостью, спокойствием, миром. После этого один захочет в молитве преклонить колена, другой – плакать, иной – уснуть, еще один – пойти к своему брату или сестре, чтобы поделиться пережитым. Другой же пребудет в безмолвии, боясь вынести наружу то, что он только что испытал, не желая расплескать. Ведь когда ты хочешь что-то потерять, просто расскажи об этом другому, и вмиг лишишься всего, потеряешь себя и Бога. Так сокрой же Его, подобно кладу.

Итак, ты учишься приобретать радость в своей душе. Эта радость постепенно, весьма постепенно становится ее неотъемлемой частью. Бодрствуешь ты или спишь, едешь куда-нибудь или находишься среди людей или наедине с собой, эта радость, как благодать, все время пребывает внутри тебя. И как остается навсегда шрам на коже, так и в душе навсегда поселяется радость.

Это чувство есть Божий дар, который дается нам после этого состояния богооставленности в нашем уединении и вожделении Бога. Передается радость и людям, которые уединяются. Такая радость появляется у них эпизодически, неустойчиво: сегодня есть, завтра – нет. И для них она никогда не станет неотъемлемой частью души. Чем глубже человек вовлечен в житейские попечения, тем несчастней он в своей жизни, чем больше всевозможных тем имеет он для исследования, тем легче для него утерять незаменимую тишину Божественной радости.

Чем дальше он уходит от всего остального, тем большую радость обретает. И тогда он явственно ощущает: чем бы он, ни занимался, молится или нет (особенно когда молится), трудится или нет (особенно когда трудится), постоянная забота его духа – Христос. Это означает, что все больше он воспринимает от Божественного потопа, от познания радости, так как без этого познания нельзя постичь Бога. И это есть вещь первостепенной важности. Радость подобна раннему рассвету: еще ночь на дворе, еле-еле пробиваются солнечные лучи. «Ну вот», – говоришь ты, – «сейчас наступает день».

Так Христос становится заботой моего духа, всего моего существа, что бы я ни делал: работаю ли, служу ли, направляюсь ли к матушке-настоятельнице – я постоянно ощущаю себя вместе со Христом. Я общаюсь с Ним. Он обращается ко мне. И мне кажется, что присутствие Христа в моем сознании выходит за его пределы. Если я пробуждаюсь ночью от сна, то делаю это с молитвой на устах: «Господи, Иисусе Христе, помилуй мя грешного». Сплю и во сне творю ту же молитву. Просыпаюсь и знаю, что и когда спал, не прекращал умного делания.

Через какое-то время Христос станет реальной составляющей моей жизни. А пока мое естество само усердно трудится ради присутствия Божественной энергии, благодати. И этот труд становится постоянным, непрерывным. Между Богом и мной больше нет преграды. Где бы я ни находился, куда бы ни направил свои стопы – на работу, в Афины, в Фессалоники – я ощущаю, что нахожусь наедине с Ним. Как это ни странно, но это действительно так. Ведь Он никогда не оставляет меня. Это удивительное свойство духовного брака. Жених один. Он всегда с тобой.

Но важно еще не только то, что Он со мной, а то, что между нами не может стать никто иной. Если я расстраиваюсь из-за сделанного мне замечания, это расстройство вклинилось между нами, то значит, что я не достиг и малой толики из того, о чем мы сказали. Предположим, меня оклеветали и говорят: «Иди прочь, ты отстранен от должности, исчадье рода человеческого». Если я начинаю заниматься саморефлексией, то это значит, что мой опыт ничему меня не научил. Ибо, если я твердо знаю, что мое единственное устремление есть Бог, то Он сохранит меня в любых обстоятельствах.

4

Когда Христос становится моим единственным спутником в намерениях, чувствах, познании, когда я тружусь вместе с Ним и меня ничто более не отвлекает, не может заставить Его потерять, тогда для меня начинается другая жизнь.

До этого момента Христос лишь являлся в моей жизни, теперь же я ощущаю, что происходит «восхищение» во время молитвы моего внутреннего человека. Этот опыт мы переживаем очень часто. Всякий любящий Христа и желающий жить со Христом знает, о чем идет речь. И когда ты ощущаешь подобное состояние, то начинаешь смущаться и беспокоиться: может, это искушение, может, это от лукавого. Не смущайтесь! Слава Богу, мы достигли первой, начальной стадии духовной жизни.

Итак, время от времени я чувствую, как на молитве «восхищается» мой «внутренний человек». Там, где я перестаю понимать, само мое сознание, сам мой ум молятся Богу. И я, занимаясь своими делами, внезапно обнаруживаю, что творю молитву: «Господи, Иисусе Христе, помилуй мя грешного». Плыву ли на корабле, еду ли в машине, ложусь ли спать, беседую ли с кем-то, я вдруг обнаруживаю, что мой ум сам по себе повторяет: «Господи, Иисусе Христе, помилуй мя грешного».

Это «восхищение» ума происходит внутри человека, и я не вполне понимаю как. Похоже, будто бросаешь мяч на другую сторону поля, а он возвращается к тебе, и ты его кидаешь снова. Примерно то же чувствует ум, творящий Иисусову молитву. Христос становится для тебя тем, кто стоит на другом конце поля.

Внезапно ум «восхищается», а после возвращается обратно к повседневной действительности, уходит снова и вновь возвращается. В этом «восхищении» ума на молитве человек обретает большие красоты и радости, нежели имел раньше.

Бывает и другой тип «восхищения», о котором мы еще не говорили. Оно осуществляется без моего ведома, но в состоянии глубочайшего духовного сосредоточения. Я ощущаю, что выхожу из себя, из своей оболочки, и этот «выход» происходит мысленно, в молитве: «Господи, Иисусе Христе, помилуй мя грешного». Христос влечет меня, но это происходит через мою молитву, то есть «восхищаюсь» я сам и так пребываю со Христом. Такое «восхищение» есть памятование, единение и, следовательно, переживание Христа.

По прошествии времени внутреннее «восхищение» происходит чаще и становится неотъемлемой частью нашей жизни. Человек стремится как можно скорее оставить внешний мир, как можно меньше с ним соприкасаться, он делается более послушным, смиренным, общительным. После мысленной встречи в молитве со Христом он все более и более убеждается в своей ничтожности. Ему становится страшно, и в трепете он произносит: «Кто я такой, что собираюсь беседовать со Христом, стараюсь увидеть Его?» Человек боится случайной встречи со Христом. Если раньше он говорил: «Моя душа желает увидеть Бога» и полагал, что по прошествии пяти дней узрит Христа, то теперь боится этого, понимая, что сгорит, будет «восхищен». Потому что человек не может увидетъ Меня и остаться в живых (Исх. 33:20). И уже этой истиной живет человек.

Итак, это страх, это внутреннее сопротивление познать, увидеть Бога, когда человек говорит: «Нет, Боже мой, нет!», но одновременно и жизнь со Христом через непрерывное возвращение памятования о Его имени позволяют забывать о пространстве и времени. Я преодолеваю их и как будто ничего не слышу, не вижу, не имею малейшего знания.

У меня создается впечатление, что женщины очень хорошо запоминают даты и факты в самых мелких подробностях. Мне кажется, что это относится к недостаткам каждой из них. Может быть, именно поэтому женщина гораздо позже мужчины может приблизиться к Богу. Ибо эта память о повседневной жизни и участие в ней усложняет для нее сопричастность Богу. Вместо того, чтобы предать забвению весь мир, она носит в себе его полноту и памятование о нем. Чего только не отыщется в голове у женщины! Она подобна витиеватому лабиринту, в котором заблудится любой. Она помнит все, что нужно, а в особенности же все, что не нужно.

5

Отныне монахиня вынуждена вычеркнуть из своей памяти все лишнее и предать его забвению. Жизнь становится для нее сладостной и разворачивается во временной и пространственной плоскостях. Это особое чувство. Душа, дух человека простирается в бесконечность. Что это значит? Отныне человек пребывает не в самом себе, но его дух уходит в бесконечность, которая не принадлежит ни пространству, ни времени, но Царствию Небесному. Она неизменна и проста. Момент перехода отсюда туда не ощущается, нельзя ощутить произошедших изменений. Это совершенно особое ощущение, как если бы выйти из самого себя и очутиться на неизвестной земле.

Нам знакомо лишь нечто изменяемое – гнев и радость, то есть то, что претерпевает развитие, но нам абсолютно неизвестно то, что не имеет конца и простирается в своих беспредельных владениях. В тех местах не существует никаких превращений, потому что там самодержавно правит Бог, природа Которого не подвержена изменениям.

Итак, человек простирает себя в бесконечное. После «восхищения» я как бы расту вместе со своим рассудком, сердцем, духом, в основном, – умом, этим правителем, что находится внутри меня. Расту и вхожу в беспредельное, как бы раскрываюсь на Небесах. Естественно, я уже не вспоминаю о субстанциях изменяемого мира: ни о датах, ни о привязанностях, ни о страстях – ни о чем. Преодолев пространство и время, я простираюсь в нечто совершенно иное.

Когда начинаешь приобретать это ощущение протяженности бытия, то понимаешь и свою собственную безграничность. Как происходит этот мой переход, существование и здесь, и там? Как, живя здесь и гуляя по зеленой травке, я ступаю по Небу? Как, сидя за столом и сочиняя эти строки, я одновременно оказываюсь в бесконечных объятиях моего Христа? Все это – за пределами моего понимания.

Я постигаю некий иной опыт, совершенно не похожий на то, каким я его себе раньше представлял. Я думал, что имею границы, теперь же начинаю понимать значение своей духовной ипостаси, могущей соединить меня с Богом и Богом же вдохновленной. Я начинаю видеть свое глубинное существо, которое, с одной стороны, греховное, а с другой – тянется к Богу.

Кто я? Во мне постепенно происходит процесс самопознания. Я понимаю, что во мне есть Божественное, которое растяжимо, как облако, но есть и ощущение своей «перстности». Вступая в беспредельное, я отчетливее вижу свой грех, эгоизм, страсти, ничтожность, тленность. От этого происходят мои слезы, а также радость от осознания глубины самого себя и дыхания Бога.

Я живу внутренней обновленной жизнью. Я осознаю свое духовное бытие и свою греховную ипостась, которая, несмотря ни на что, любит Бога.

Таким образом, открывая то, что было во мне, я говорю: «Что это? Кто это? О, да это же я сам!» Из этих скачков, сальто, «восхищений», протяжений, по отношениям этого со мною, по протяжениям этого в бесконечность, но не покидая при этом и меня, я постепенно осознаю, что это я сам, начинаю узнавать себя таким, каким меня создал Бог, а не сделал грех.

Вот грех, то есть то, что сделал со мной сатана еще в раю. А вот то, что натворил я сам мерзостью моего хотения. И вот то, что создал Господь. Из этих вещей, совершенно отделенных друг от друга, состоит человек.

Это мой друг – я сам, а вон тот – чужой. Это есть Божественное дыхание, которое раныне я не ощущал. Но я существую с того момента, как Господь вдохнул в меня жизнь. С тех пор оно одно со мной, оно всегда со мной и составляет мое глубинное существо.

Отныне я живу отличной от здешней жизнью, упоительной, манящей и чуждой земному. И пребываю в растерянности: что же теперь делать? Куда бежать? Как это стало занимать основное место в моей жизни? А чем более серьезные вещи происходят в моей жизни, тем сильнее испуг: а что же дальше?

Как мне избежать смертельной угрозы, которой я сейчас подвергаюсь? Два человека стоят высоко, и один предостерегает другого: «Не упади!» Так и здесь. Я сознаю, что достиг овладения Небесами. Мой дух как бы оседлал их. Как ты седлаешь лошадь, крутишь педали велосипеда или заводишь автомобиль, так же ты сейчас оседлал и небесное, и уже оседлав его, ощущаешь свое превосходство над тем, что выше и глубже тебя. Понимаешь ли значение слов: Умалил еси его малым чим от ангел (Пс. 8:6). Выше всего поставил Господь человека, но ниже, чем единственного Ангела во плоти – Иисуса Христа.

И теперь ты чувствуешь свою царственность, вспоминая о власти, тебе данной в раю, где ты нарекал имена всей твари (см.: Быт. 2:20).

Ты седлаешь Небеса, и они становятся твоими. Ты радуешься о них, постижимых и в то же время непостижимых. Небеса познаются, когда возвеличивает тебя Господь ради восстановления твоей царственной природы и поставления над всем миром. Они не познаются, ибо еще не явны для мира нашей повседневности. Ты должен выйти за пределы этого мира, чтобы увидеть Небеса, загражденные плотью, лицом к лицу (1Кор. 13:12).

Ты чувствуешь, как твой дух овладевает твоей жизнью, душой, владеет всем земным и неземным миром. Так и иной Дух, Которому ты сделался сопричастным теперь, владеет всем этим. Он животворит мир, и в Его присутствии ты теряешься или, скорее, находишься спрятанным внутри Его. Этот Дух я не могу осознать. Я причащаюсь Ему, радуюсь Ему, Он есть причина моего рождения. Но Он для меня совершенно непостижим.

И этого Духа я открываю, что весьма непросто. Дух открывает мне Сына, но я не в состоянии постичь открывшегося Святого Духа. Я открываю Его другим, но кто откроет Его мне? Он постижим, ибо Им я владею. Непостижим, так как Он есть Дух, превознесенный выше всего в мире, дающий жизнь, существование, духовность. Ибо мир, в котором я сейчас нахожусь и которому я сопричастен, – это мир нерукотворных, но умозрительных вещей, раскрываемых в Духе Святом.

Когда это случается в моей жизни, в радости, в этой непостижимой постижимости, то я чувствую, что меня захватили, очаровали, понимаю, что больше не властен над собой. Теряюсь и каким-то образом оказываюсь окруженным бесконечностью. И хотя раньше я чувствовал движейие моей царственности, то теперь чувствую движение моего ничтожества, но в то же время осознаю, что «пленен» Богом. И разве могу я после всего этого сказать, что Бога нет? Могу ли я теперь сказать: «Мне до Тебя нет дела»? Могу ли я грешить, если уже испробовал бесконечность и понял, что я пленен? Можно умереть. Господь способен в любой момент сжать меня и выбросить, как худую траву. Однако Он меня спасает. Я мог бы убежать, но куда? Ведь где бы я ни оказался, вокруг меня – небеса и земля, сотворенные Богом: Аще взыду на небо, Ты тамо еси; аще сниду во ад, тамо еси (Пс. 138:8). Я всецело «порабощен» Богом: Господь пленил еси тен (Пс. 67:19). Я обрел Бога, и Он мною обладает.

Похоже, будто я спал, и меня отнесли в другую комнату, проснулся и увидел, что я уже в другом месте, где закрыты окна и двери, понял, что сижу взаперти. Такое происходит на самом деле: ты чувствуешь свое бессилие. Чувствуешь, что твои суставы расчленены. Чувствуешь свою совершенную ничтожность, слабость и неготовность к действию. Единственное, о чем ты можешь просить, когда выйдешь из этого состояния, это милости Божией.

6

Первое, что я ощущаю в этом заточении вечности: я исчезаю, понимаю свое бессилие, но постепенно к нему привыкаю. Как, очутившись в незнакомой комнате, ты сначала теряешься, а потом привыкаешь к новой обстановке: «А меня сюда положили, чтобы я отдохнул... Да, кровать жестковата... Но что же мне делать? Я уже выспался... Стало светло... А вот и иконочка. Это же Господь- Господи, Иисусе Христе, слава Тебе! Ты здесь». И ты чувствуешь, что ты здесь не один, но с Богом.

Так, будучи заключенным в вечности, ты постепенно осознаешь общение, происходящее между Богом, Святым Духом и тобой. Ты начинаешь понимать, что ты не заключен, но освобожден Христом. Он Тот, Кого ты полюбил, Кого ты искал. И следовательно, к Нему ты обращаешься и с Ним общаешься. Он всегда перед тобой и с тобой. Он Творец мира, Который может повести бровью и выгнать меня вон. Он Тот, Кого я полюбил и Кому стал попутчиком. Он – мой Создатель, все чрез Него начало быть (Ин. 1:3).

Я открываю Бога, Христа воплощенного, вижу Того, Кто некогда избрал меня. Немного привыкнув, я могу обращаться к Нему и с Ним беседовать. Он – мой Господь, но и во мне пребывающий. Я начинаю постигать свою связь с Богом и собственное «обожение», своего Творца и сотворенное Им во мне. Того, Кто сейчас родился в моей плоти. Я узнаю своего Судью и Господа, Того, Кто заставляет биться мое сердце и работать мой мозг, Того, Кто содержит все Своей мышцей. Я постигаю, насколько моя жизнь сплетена с Ним. Этим общением со Христом и во Христе открываю для себя рай.

Я начинаю приобретать разного рода знание о рае, о себе самом, о Боге, о Троице, об ангелах. Знание духовное и нематериальное, до того бывшее непостижимым и неведомым, знание Священного Писания. Тебе кажется, что читал уже Священное Писание многажды, но на самом деле каждый раз читаешь его как будто впервые. Ибо открывается знание, с одной стороны, моим усилием, а с другой – действием Божественного произволения. Оно приходит через усердные занятия, искания, послушание, пост, имеющий для нас очень важное значение, а главное, через вмешательство Бога.

Понемногу эти знания, которые отныне мне доставляют радость, которые заставляют меня сказать: «Слава Тебе, Боже, за то, что я сейчас начинаю что-то понимать, я ощущаю, что все эти знания являются чем-то младенческим, что сей- час я приобретаю что-то большее – знание Бога. Со мной говорит Христос: о Себе, о Своем Отце. Я начинаю понимать, что есть Святая Троица, потому что все это я вижу, нахожусь внутри этого. Я нахожусь как бы внутри, в облаке, и изучаю его изнутри, и приобретаю непосредственное знание, личное и внутреннее. И Господь милосерден ко мне так, будто бы я и не грешил никогда и не огорчал Его, словно я – не смертный червь земли. Он меня приближает к Себе, усыновляет меня, заботится обо мне как о Своем единственном и бесценном сыне. А я живу Его любовью. Господь открывает мне глаза и говорит: «Открой глаза, посмотри на Меня», – и, глядя на Него, я получаю откровения.

Итак, я приобрел знания. Их множество становится одним знанием, а в дальнейшем и созерцательными откровениями, которые наполняют мою жизнь.

Я насквозь проникаюсь Богом и начинаю излучать Того, Кого воспринял и впитал в себя сейчас так же, как Он раньше впитал меня. Все это происходит, как вы понимаете, только благодаря благодати и силе Божией.