[Рецензия на:] Коновалов Д.Г. Религиозный экстаз в русском мистическом сектантстве

См. также: Статья и письмо к редактору [о кн. Коновалов Д.Г. Религиозный экстаз в русском мистическом сектантстве]

Предисл. редакции. Названная книга г. Коновалова, представляющая собою его магистерскую диссертацию, известной частью нашей печати (органами крайней правой) была встречена весьма несочувственно и даже прямо враждебно. Дело дошло здесь до того, что, как известно из газет, московскими монархистами послана была даже специальная телеграмма на имя Обер-Прокурора Св. Синода с просьбой кассировать решение Совета Москов. Дух. Академии, присудившей за эту книгу магистерскую степень её автору. Такой взгляд на диссертацию г. Коновалова, как на книгу «вредную» усиленно и проводился во многих летучих заметках, рассеянных в различных, малораспространенных и с трудом разыскиваемых даже заинтересованными лицами, листках. Хотя в заметках этих и делается попытка скомпрометировать достоинство книги г. Коновалова со стороны её «православия» и даже «научности», но в сущности, в них нет и тени серьезной, деловой, истинно-научной критики, а одна голословная, страстная полемика, проникнутая субъективными взглядами и определенной, непохвальной тенденцией их автора, каким, судя по содержанию и тону заметок, было одно и то же лицо.

В виду всего этого, нам особенно приятно было встретить серьезную, спокойную, и деловую оценку книги г. Коновалова, идущую со стороны такого беспристрастного и высокоавторитетного ученого, как Елпидифор Васильевич Барсов – известный собиратель и знаток памятников древнерусской письменности,¹ историк, археолог и этнограф, многолетний секретарь Общества Истории и Древностей Российских и почетный член многих других ученых обществ и учреждений.² Свой компетентный отзыв Е. В. Барсов дал в № 273 «Московского Листка», в котором он с давних пор сотрудничает по отделу церковно-бытовых древностей. Редакция Бог. Вестн. будучи заинтересованной в оценке книги г. Коновалова (так как на страницах её издания печаталась большая часть этой книги), обратилась к глубокоуважаемому Е. В. Барсову с просьбой о дозволении перепечатать его интересную и содержательную заметку. Своё согласие на это Е. В. выразил в особом письме к редактору Бог. Вестн. которое – в виду его ценных новых замечаний и догадок – мы также позволяем себе напечатать здесь, как произведение имеющее общественно-научный интерес.

И. Г. Коновалов и его магистерская диссертация

(Статья Е.В. Барсова)

7 лет работал г. Коновалов над своей задачей: «Религиозный экстаз к русском мистическом сектантстве» и, вероятно, в течение всего этого времени ему и в голову не могло прийти, что его книга станет предметом газетной травли и «соберет огненное уголье» на его голову. Поразительно, что строго научная работа, признанная ученым синклитом, переоценивается рыцарями газетной свистопляски. Во множестве появились статьи и статейки, заметки и известия, в существе мелкие и ничтожные, легкомысленные и надменные, опутанные политическими настроениями. Лишь статьи гг. профессоров Громогласова, Заозерского и Соколова имеют серьезный характер, но статья последнего, к сожалению, проникнута страстностью и негодованием, что ослабляет силу его слова.

Замкнутый в своей келье, стоя в стороне от всяких политических настроений и личных счетов, я считаю своим долгом сказать своё бесстрастное слово.

Лет 30 тому назад, когда вышла в свет книга г. Реутского о хлыстах, я подвергнул её строгой критике.³ Указав в ней хаос собранного материала, я тогда же отметил основные и существенные пункты мистического сектантства и вместе те научные задачи, кои предстоят будущему его исследователю. Ныне, с понятным увлечением прочитав книгу г. Коновалова, я с удовольствием вижу, что это первый и единственный исследователь мистического сектантства, ставший на правильный путь и ясно определивший свои задачи среди хаоса разнообразного и бесчисленного материала.

Мне не трудно ответить на все вопросы, поставленные рыцарями газетной свистопляски.

Есть ли диссертация г. Коновалова сочинение «богословское»?

Ересеология всегда и всюду входила и входит в курс церковной истории: уклонение от церковной истины уясняет самую истину. Или отцы церкви, занимавшиеся ересями, – не богословы? Или синтагма Ипполита, книги Иринея Лионского , Епифания Кипрского об ересях – не суть богословские святоотеческие творения? В Московской духовной академии открыта даже кафедра мистического сектантства, каким же образом исследование об этом самом сектантстве может быть названо не богословским сочинением? Говорить это может только тот, в чьей голове история церкви не вяжется с понятием богословия.

Имеет ли диссертация г. Коновалова строго научный характер?

Мало сказать – имеет, она представляет громадный интерес не только для русской, но и для европейской исторической науки.

Обращаясь к западным исследователям древней христианской ересеологии, мы видим, что они, при всём богатстве изысканий, не редко путаются в частностях. Научное самообладание и уравновешенность мысли избавили г. Коновалова от этого греха. Громадный материал сведен им к самым существенным вопросам мистического сектантства. В моём рукописном сборнике XVII в. в 10-ю долю листа с сектантскими песнями нарисовано изображение того, как ангелы хороводом ликуют около престола Божия. Это изображение навело меня на мысль, что сектантские радении восходят своим началом к глубочайшей христианской древности. Я об этом догадывался, я это предполагал – и вот в книге г. Коновалова впервые встретил положительные и ясные свидетельства о том, что эти радения совершались еще у гностиков во II веке христианства, совершались именно так, как совершаются и ныне у наших сектантов.⁴ Гностический смысл их тот, что дух, прикованный к телу, как к злу, в моменты экстаза, в моменты органического изнеможения возвращается к своему первоисточнику. Не удивительно, что в Абиссинии доныне в христианских храмах совершаются подобные радения. Абиссинская церковь насквозь проникнута иудейско-сектантским и гностическим характером. Но вот новый вопрос, который возбуждает книга г. Коновалова: как этот древнейший гностический культ мог проникнуть к нам в Россию? Очень рано на Руси стали появляться среди русского народа богомильские статьи дуалистического характера, мало того, в одном из храмов мною найдена большая местная икона совершенно гностического характера. Один из эонов или ангелов просит у Бога Отца благословения на воплощение. Затем, этот эон или ангел представлен летящим по воздуху; далее, он стоит пред Богородицею и плачет. Ему не хочется идти в плоть, которая, по верованию богомилов, есть зло, и наконец, он воплощается.⁵ Можно себе представить, что должно было возникать в душе народа под воздействием таких гностических представлений!

Но образовался ли культ мистического сектантства самостоятельно на Руси, под воздействием гностических идей, или он перенесен с востока чрез тех же богомилов – это вопрос будущего исследователя. Во всяком случае научное достоинство книги г. Коновалова таково, что несомненно она вызовет самое серьезное к себе внимание со стороны западных знаменитых исследователей христианской ересеологии.

Имеет ли книга г. Коновалова миссионерский обличительный характер?

Имеет и очень глубокий. Ведь радения, усвояемые сектантами Святому Духу, автором низведены к физико-психическому процессу, грубому, материальному, доходящему до изнеможения, умопомрачения и бреда. Ведь начало этой секты возведено к гностикам, еретикам II века, осужденным святыми отцами и соборами. Скажите на милость, какое может быть еще более сильное и разительное обличение мистического сектантства? Не надо забывать, что эти сектанты ходят в церковь, принимают к себе священников и некоторые даже исповедуются и причащаются. Они потому недоступны и неуязвимы для миссионеров. Они живут тайным преданием, тайным культом, тайными собраниями, а потому если где, то именно здесь нет места для разглагольствия и словопрений.

Представляет ли книга г. Коновалова соблазн для верующих? Великая русская равнина до крайности пустынна для читателей научных сочинений. Автор имел, конечно, ввиду специальный ученый мир, в силу своего призвания интересующийся новыми изысканиями и открытиями; он писал отнюдь не для людей, не могущих разобраться в его научной работе.

Иудейско-языческий гностицизм возник в недрах церкви и его сектантский культ развивался на ряду с христианским богослужением. Исследователь этого культа не мог обойти явлений в самой церкви, подобных лишь по внешности, по наружности, сектантским телодвижениям, не мог не осветить их, как должно, внутренним светом. Такие явления, как рукоплескания, скакания и пляски, ныне претят нашему церковному чувству, тем не менее они бытовали в древней христианской церкви – это исторические факты, несомненные и неотразимые.

С точки зрения г. Коновалова, это явления лишь подобные, а не однородные. И по своему началу, и по своим целям, при внешнем подобии, они представляют внутреннюю противоположность. Тогда как хороводы и пляски гностических сектантов исходили из дуалистических философем материи и духа, подобные внешние явления в церкви, бытовавшие по местам и по временам, особенно в праздники мучеников, при их гробах, по убеждению г. Коновалова, представляли лишь языческое наследство, которое церковь терпела в переходную эпоху, для отвлечения христиан от языческих торжеств и сладострастных плясок; затем постепенно, благодаря соборам, она отрешалась и очищалась от подобных языческих явлений. Та же противоположность видна и в самых целях.

Тогда как сектантские хороводы и пляски направлялись к внутреннему возбуждению, к освобождению в моменты экстаза духа от плоти, как зла, подобные явления в церкви были терпимы, с точки зрения автора, лишь как выражения уже готового внутреннего, чистого и святого восторга. И если доныне церковь поет «веселыми ногами пасху хваляще вечную», то ужели это одно и тоже с сектантским призывом скакать и плясать? В нашем рукописном собрании есть превосходная картина Поморской школы, изображающая церковь линиями из мельчайших букв, в коих читается весь пасхальный канон. Что всего замечательнее, здесь – внутри церкви, изображены Валаам волхв и Иоанн Дамаскин, Аристотель и Иосиф песнотворец, языческий царь-мудрец, изучающий вселенную, и апостол Иоанн Богослов, трактующий апокалипсис. Если поморцы, строгие староверы, не смущались сопоставлениями событий христианского и языческого мира, то можно ли смущаться просвещенным православным богословам подобными параллелями?

Ввиду изложенного я не сомневаюсь, что иерархическое достоинство наших архипастырей не позволит отнять у книги г. Коновалова то научное значение, какое в ней есть, и навязать ей то антицерковное направление, какого в ней решительно нет. По истине, автор не достоин подобных нареканий.

Е.В. Барсов