Слово о прекрасном Иосифе

Боже Авраамов, Боже Исааков, Боже Иаковлев, Бог благословенный, избравший святое семя возлюбивших Тебя служителей Твоих как Благий даруй, чтобы потоки благодати с великим обилием излиялись на меня и чтобы мог я изобразить светлое и величественное зрелище – прекрасного Иосифа, который всегда был честной опорой самой глубокой старости патриарха Иакова! Ибо этот самый отрок Иосиф с юного возраста изображал собой два пришествия Христова: первое, бывшее от Девы Марии, и второе, которым все приведено будет в трепет. Потому, возлюбленные Христовы любимцы, станем теперь твердо, радуясь душой, чтобы без рассеяния слышать и созерцать таковые дела благолепнейшего отрока. А я, братья мои, называю его не только благолепнейшим, но и чудным юношей, источником целомудрия, совершенным победителем, дивным низложителем врагов. Почему и стал он особым образом будущего Господня пришествия. Всякий из вас да освободит душу свою от всякого попечения о земном и с любовью да примет воспеваемые песнопения, ибо они духовны и веселят душу.

Как Господь от Отчего недра послан к нам спасти всех нас, так и отрок Иосиф с отеческого Иаковлева лона послан был к братьям своим. И как жестокие Иосифовы братья, когда увидели приближающегося Иосифа, начали замышлять против него лукавство, хотя нес он им мир от отца, так и жестокосердые всегда иудеи, увидев Спасителя, говорили: действительно, «сей есть наследник... убием его, и наше будет» все (Мк.12:7). Иосифовы братья говорили: «Предадим его смерти и избавимся от сновидений его». Таким же точно образом говорили и иудеи: «приидите убием его, и удержим достояние его» (Мф.21:38). Иосифовы братья, вкушая вместе пищу, предали брата, заклав его в своем произволении; таким же точно образом и мерзкие иудеи, вкушая пасху, заклали Спасителя. Пришествие Иосифа в Египет означает сошествие Спасителя нашего на землю. И как Иосиф в чертоге попрал всю силу греха, приобретя себе светлый венец за победу над госпожой своей египтянкой, так и Господь наш, Спаситель душ наших, сойдя во ад, десницей Своей рассыпал там все могущество самого несносного и неодолимого мучителя. Иосиф, когда победил грех, заключился в темницу до времени принятия им венца; так и Господь наш, чтобы взять на Себя весь грех мира, полагается во гроб. Иосиф в темнице провел двухлетнее время, живя там в великой безопасности; и Господь наш три дня пребывал во аде как сильный, не потерпев истления. Иосиф милостиво изводится из темницы по приказу фараонову, и как истинный образ Христов, без труда толкует значение снов и предвещает будущие обилие. Господь же наш Иисус Христос возбужден (восстал) из мертвых собственной Своей силой, расхитил ад, в дар Отцу Своему приносит наше избавление, проповедует воскресение и вечную жизнь. Иосиф восседал на фараоновой колеснице, приняв власть над всем Египтом, и Господь наш, Царь прежде веков, на светозарном облаке взойдя на небеса, со славой восседает одесную Отца, превыше Херувимов как Единородный Сын. Когда Иосиф царствовал в Египте, приняв власть над врагами своими, добровольно приводятся братья его к престолу обреченного ими на смерть, приводятся, чтобы со страхом и трепетом поклониться тому, кого продали они на смерть, и в страхе покланяются Иосифу, которого не хотели иметь царем над собой. Иосиф, узнав братьев своих, одним словом своим показал убийц; они же, узнав его, стояли изумленные в великом стыде, не осмеливаясь говорить, и вовсе не имея ничего в свое оправдание, вполне сознав грех свой, совершенный в то время, как продали его; тот, кого представляли они сотлевшим во аде, внезапно оказался царствующим над ними. Так и в тот страшный день, когда Господь придет на облаках воздушных, сядет Он на Престоле Царства Своего, тогда связанные страшными Ангелами приведутся к Престолу Его все враги Его, которые не хотели, чтобы Он царствовал над ними. Ибо беззаконные иудеи рассуждали тогда, что, если будет распят, то умрет как человек; не верили они, несчастные, что Он – Бог, пришедший для спасения, спасти души наши. Как Иосиф свободно сказал братьям своим, приведя их в страх и трепет: «Я – Иосиф, которого вы отдали в рабство, теперь царствую над вами, не желавшими того». Так и Господь в светозарном виде покажет Крест распявшим Его, и узнают они Крест и Сына Божия, распятого ими. Видите ли, как совершенно Иосиф был истинным образом Сына Божия – Владыки своего?

Поскольку добродетель в Иосифе процвела с юного возраста, по доброй его воле, то, положив уже начало слову, продолжим повествование, изобразив добродетели отрока.

Сей блаженный семнадцать лет жизни провел в отеческом доме, с каждым днем преуспевая в страхе Божием, и в прекрасных правилах жизни, и в почитании родителей. Но видя неблагопристойность в братьях своих, из многого об ином вкратце доносил отцу своему, потому что добродетель, действительно, не может быть в единении с неправдой, – это для нее неприлично. Потому-то возненавидели они Иосифа, так как он чужд был их пороков. Украшаясь добрыми качествами, отрок видел сны, в которых открыто ему было, что случится с ним по домостроительству Всевышнего Бога. Но отец Иаков не знал тайной ненависти к Иосифу и любил Иосифа в простоте за красоту добродетели, с юного возраста всегда отличавшую его. Когда братья пасли овец в Сихеме, случилось Иосифу быть вместе с отцом. Отец же Иаков как нежный родитель заботился о бывших в Сихеме и говорит Иосифу: «Соберись, чадо, сходи к братьям своим, наведайся в подробности о здоровье их и вместе о стадах и возвращайся скорее». Получив отцово приказание, Иосиф с радостью пошел к братьям своим, неся им мир от родительского лица, а вместе и заботу, какую имел о них. Но заблудился он на дороге, не найдя братьев со стадами их. Когда же печалился он и воздыхал о братьях, нашел его человек, который указал ему дорогу. Как же скоро Иосиф увидел их издали, пошел с радостью, желая всех их облобызать. А они увидели его идущего и, как дикие звери, вознамерились умертвить Иосифа; он, как незлобивый агнец, готов был отдаться в руки этих самых лютых волков. Когда же приблизился и с любовью приветствовал их, принеся им мир от лица родительского, они, восстав немедленно, как дикие звери, совлекли пеструю ризу, которая была на нем надета, и каждый из них скрежетал зубами, желая пожрать его живого. Жестокие и немилостивые во вражде своей, в бешенстве много мучили сего честного и светлого отрока. Иосиф, видя, что он в опасности, что никто не имеет к нему никакой жалости, прибегает наконец к просьбам, заливается слезами и с воздыханиями, возвысив голос свой, упрашивает их, говоря: «За что вы гневаетесь? Умоляю всех вас, братья мои, потерпите меня недолго, чтобы упросить мне вас. Матерь моя умерла, Иаков доныне плачет о ней каждый день, и вы хотите отцу нашему причинить новый плач, когда первый еще продолжается и доселе не прекратился? Умоляю всех вас, потерпите меня несколько, чтобы не разлучаться мне с Иаковом, чтобы старость его не сошла с болезнью в ад. Итак, заклинаю всех вас Богом отцов наших, Авраама, Исаака и Иакова, Богом, Который вначале призвал Авраама и сказал: «изыди от земли твоея, и от рода твоего, и от дому отца твоего, и иди в землю, юже ти покажу» (Быт.12:1), и подарю, и умножу семя твое, как звезды небесные и как песок на краю моря, которому нет и счета; заклинаю Всевышним Богом, давшим Аврааму терпение со всем усердием принести в жертву единородного сына своего Исаака, чтобы это терпение вменилось Аврааму в похвалу; заклинаю Богом, избавившим Исаака от смерти и давшим овна вместо него в благоприятное всесожжение; заклинаю Богом Святым, давшим благословение Иакову из уст Исаака, отца его; заклинаю Богом, ходившим с Иаковом в Харран, в Месопотамию, откуда вышел Авраам; заклинаю Богом, избавившим Иакова от скорбей и обещавшим дать ему благословение: да не лишусь я Иакова, как лишился Рахили, да не плачет он о мне, как плакал о Рахили, да не омрачаются снова очи у Иакова, который ждет увидеть возвращение мое к нему. Пошлите меня к Иакову, отцу моему, возьмите мои слезы, а меня отошлите к нему».

Так он заклинал Богом отцов, но лютые ввергли его в ров, ни Бога не убоявшись, ни клятвы не уважив, хотя у всех он обнимал стопы и слезами омочал следы братьев, вопия и говоря: «Помилуйте меня, братья». Иосиф же, ввергнутый в пустынный ров, жалобным плачем оплакивал себя и отца Иакова, заливаясь слезами с несказанными воздыханиями. Говорил же он так: «Посмотри, отец Иаков, что случилось с сыном твоим; вот брошен я в ров, как мертвец. Вот ожидаешь ты, родитель, что возвращусь к тебе, а я лежу теперь во рву, как убийца. Сам ты, родитель, сказал мне: «Сходи навестить братьев своих и воротись поспешней», – и вот они стали, как свирепые волки, и с гневом разлучили меня с тобой, добрый родитель. Не увидишь ты меня больше, не услышишь голоса моего, не обопрется уже на меня старость твоя. И я не увижу святых седин твоих, потому что ничем я не лучше погребенного мертвеца. Оплачь, родитель, чадо свое, и сын твой будет плакать по отцу, потому что в детстве отлучен от лица твоего. Кто даст мне вещего голубя, чтобы пересказал он старости твоей плач мой? Не станет у меня, родитель, слез и воздыханий, ослабел и голос, и нет у меня помощника. О, земля, земля, вопиявшая к Святому Богу о праведном Авеле, неправедно убитом (как есть предание от предков отцов, что земля вопияла к Богу о крови праведника), ты и теперь возопи к Иакову, отцу моему, и ясно скажи ему, что приключилось мне от братьев моих».

А жестокие, как скоро ввергли Иосифа в ров, сели сами есть и пить с радостью. Как превозносится иной, победив врага, так и они с радостью сердца возлежали за трапезой. Когда же ели и пили в веселье, поднимают они вдруг глаза свои и видят, что идут купцы-измаильтяне, держа путь в Египет, и на верблюдах везут благовония. И братья говорят друг другу: «Гораздо лучше отдать нам Иосифа этим купцам-чужестранцам; пусть идет и умирает он на чужой стороне, и наша рука не будет на брате нашем». И его, собственного брата своего, извлекли из рва, как дикие звери, и, взяв за него цену, отдали купцам, не вспомнив о горести и печали отца своего.

Купцы, продолжая путь свой, зашли по дороге на место ипподрома, где гроб Рахилин, ибо там умерла Рахиль «на пути ипподрома», когда Иаков возвращался из Месопотамии (Быт.35:19). Как же скоро увидел Иосиф гроб матери своей Рахили, притекши, упал на верх гробницы и, возвысив голос свой, возрыдал в слезах, и в горести души своей вопиял, говоря так: «Рахиль, Рахиль, матерь моя, восстань из персти и посмотри на Иосифа, которого любила ты, что с ним случилось: вот преданный, как злодей, пленником отводится он в Египет в чужие руки. Братья мои, раздев меня донага, отдали в рабство, а Иаков и не знал, что я продан. Открой мне, матерь моя, гроб свой и прими меня в свою могилу: пусть гроб этот будет одним ложем для меня и для тебя. Прими, Рахиль, чадо свое, чтобы не умирать ему насильственной смертью; прими, матерь, меня, который так же внезапно лишился Иакова, как в детстве лишился тебя. Услышь, матерь моя, воздыхания сердца моего и прими меня в гроб свой, потому что глаза мои не в состоянии более проливать слез и душа моя не в силах рыдать и воздыхать. Рахиль, Рахиль, не слышишь разве голоса сына твоего Иосифа? Вот, насильно уводят меня, ужели не хочешь принять меня? Призывал я Иакова, и не услышал он голоса моего; вот и тебя также призываю, ужели и ты не слышишь меня? Здесь умру на гробе твоем, чтобы не идти мне в чужую землю, как злодею!»

Когда же измаильтяне, взявшие Иосифа, увидели, что он пошел и лицом своим пал на гроб матери своей Рахили, тогда все в один голос сказали друг другу: «Этот юноша хочет произвести над нами волшебство, чтобы можно было ему уйти от нас, и не узнаем мы, как сделается он у нас невидимым. Поэтому возьмем его и свяжем из предосторожности, чтобы не ослепил всех нас». И, подойдя к нему, сказали ему грозно: «Вставай, наконец, и перестань чародействовать, иначе, избив тебя на гробнице, потеряем данные за тебя деньги». Когда же встал он, тогда все увидели, что лицо его горело от горького плача, и каждый начал снисходительно спрашивать: «О чем ты плачешь? Ибо сильно беспокоишься ты, как скоро увидел этот гроб, придя на путь ипподрома сего. Смело говори нам, отложив боязнь: какой твой промысл и за что ты продан? Пастухи те, когда отдавали тебя, говорили нам: держите его крепче, чтобы не ушел у вас на дороге, мы за это не отвечаем, ибо, вот, сказали наперед. Итак, скажи нам обстоятельно: чей ты раб? Тех ли пастухов или другого какого свободного человека? И объяви нам, для чего ты с такой горячностью пал на гробницу? Мы купили тебя и стали господами твоими, расскажи нам все о себе. Если от нас это скроешь, то кому же можешь объявить? Ты раб наш, ужели же, как говорили нам те пастухи, думаешь убежать, как скоро ослабим за тобой присмотр? Но успокойся и скажи нам откровенно, какое твое занятие? Нам кажется, что ты человек свободный, мы будем с тобой обходиться не как с рабом, но как с братом и сыном возлюбленным. Ибо видим в твоем поведении много свободы и много познаний. Достоин ты, юноша, того, чтобы предстоять царю и быть в почете с вельможами; твоя красота скоро приведет тебя в великое благолепие, честь и могущество, и будешь нам другом и знакомым там, куда приведем тебя, чтобы жить тебе там в радости. Ибо кто не полюбит такого отрока, который так прекрасен на вид, так благороден и мудр?» Иосиф, воздыхая, сказал им в ответ: «Ни рабом я не был, ни чародеем, а также не за то, что проступился в чем-нибудь, отдан в ваши руки. Но был я любимый сын у отца моего, а также самый милый сын у матери. Эти же пастухи мне братья; отец послал меня повидаться с ними и узнать об их здоровье. Нежный родитель заботился о них, так как несколько времени замедлили они на горах, почему и послан я отцом посмотреть их. Они же, побуждаемые страшной завистью, немедленно отдали вам меня в рабство, разлучили с отцом, не терпя той любви, какой любил меня родитель. Здешний же гроб – гроб матери моей, потому что некогда отец мой возвращался из Харрани и, держа путь в то место, где живет теперь, проходил здесь; во время путешествия отца моего умерла здесь матерь моя и погребена в этом гробе, который вы видите».

Они, выслушав все, пролили о нем слезы, говоря ему: «Не бойся, молодой человек, для высоких почестей идешь ты в Египет; черты твои показывают твое благородство, радуйся лучше тому, что освободился от зависти и ненависти продавших тебя нам братьев».

Между тем, когда братья отдали Иосифа, то поспешили заколоть козла и, кровью его вымарав ризу святого Иосифа, в тот же час послали к отцу своему, говоря: «Нашли мы эту ризу, брошенную на горах, и тут же признали, что это одежда брата нашего, и все о нем в печали; потому-то, не найдя брата своего, послали мы к тебе, отец, пеструю ризу Иосифу. Признай и сам, точно ли она сына твоего. Мы же все признали, что она – Иосифова».

Увидел Иаков ризу и возопил с плачем и горьким сетованием, говоря: «Сына моего Иосифа это одежда. Злой зверь съел сына моего». Рыдая же, говорил с тяжкими воздыханиями: «Почему не я съеден вместо тебя, сын? Почему не меня прежде встретил зверь, чтобы, насытившись мною, оставить ему тебя, сын мой? Почему не меня лучше разорвал этот зверь, и не я стал снедью к удовлетворению его голода? Увы, увы мне, терзается сердце мое от печали об Иосифе! Увы, увы мне, где съеден сын мой, чтобы пойти мне туда и над красотою его вырвать седые волосы свои? Не хочу более жить, не видя Иосифа. Сам я виноват в смерти твоей, чадо; предал тебя смерти, послав тебя идти пустыней, чтобы увидеть братьев твоих, и пастухов. После этого буду плакать, чадо, и каждый час буду проливать слезы, даже в ад сойду к тебе, сын мой. И вместо тела твоего, Иосиф, положу ризу твою перед глазами, чтобы непрестанно проливать над нею слезы. И вот опять риза твоя, сын мой, подает повод к новому горькому сетованию. Вся она цела, а поэтому думаю, что не зверь съел тебя, милый сын мой, но человеческие руки раздели и заклали тебя. Если бы пожран ты был зверем, как сказывают братья твои, то риза твоя была бы разорвана на части, потому что зверю невозможно сперва раздеть тебя, а потом уже насыщаться твоей плотью. Если бы опять сперва раздел, потом съел, то риза твоя не была бы замарана кровью. Ни продранных когтями мест, ни язвин от звериных зубов нет теперь на ризе. Откуда же кровь? Опять, если зверь, съевший Иосифа, был один, то как мог он сделать все это? Вот мне, одинокому, плач и горе, чтобы плакать об Иосифе и горевать над ризой. Два у меня плача, два сетования, две самые горькие горести: об Иосифе и о ризе, как она снята с него. Умру я, Иосиф, свет мой, опора моя; риза твоя пусть со мной теперь сойдет в ад. Не хочу смотреть на свет без тебя, сын мой Иосиф. Пусть не остается во мне душа моя без твоей души, чадо мое Иосиф!»

Измаильтяне же, взяв Иосифа, бережно довели его в Египет, а вместе рассчитывали, что за красоту его получат деньги с какого-либо вельможи. И когда проходили они городом, встретился им вскоре Пентефрий и, увидев Иосифа, спрашивал у них, говоря: «Скажите, купцы, откуда этот юноша? На вас он не похож, потому что все вы – измаильтяне, а он прекрасен». Они же отвечали, говоря: «Весьма благородный и очень сведущий этот отрок». Дав им цену, какую хотелось им, купил он у них Иосифа. И введя его в собственный дом свой, расспросил, чтобы узнать о его воспитании. Как истинная отрасль святого семени праведного Авраама, Исаака и Иакова, преуспевал Иосиф добродетелью и благонравием в Пентефриевом дому, во взорах и в словах с каждым днем приобретая высшую степень целомудрия и непрестанно имея перед очами Святого Бога своего, Всевидящего Бога отцов, Который освободил его из рва смерти и избавил от ненависти братьев. Впрочем, сердце его часто сокрушалось печалью об отце его, святом Иакове.

Пентефрий, видя благонравие юноши, его обширные познания и честность, все, что имел у себя, отдал на руки прекрасному Иосифу, как родному сыну, а сам совершенно не знал, что делал Иосиф во всяком деле; Пентефрий не касался сего даже словом, а только ел хлеб в урочный (назначенный) час. Ибо знал, что Иосиф весьма верен, особенно изведав на опыте, что все имения его умножились в руках Иосифовых. Великая была радость рабам и рабыням, которые под смотрением Иосифа наслаждались всеми благами.

Но госпожа его, видя Иосифа, украшенного красотой и сведениями, уязвилась к нему любовью и сатанинской страстью и сильно желала пребыть с ним. Желала этого честного юношу, этот источник целомудрия, ввергнуть в пропасть распутства. Расточая тысячи ухищрений и обольщая нарядами, думала смутить молодого человека; каждый час переменяя одежды, придавая блеск своему лицу, убираясь в золото, сатанинскими взглядами и мерзкими улыбками приманивала, несчастная, святые очи праведника. Она предполагала, что этими своими приемами легко запутает в сети свои душу святого. Но Иосиф, огражденный страхом Божиим, не обращал на нее даже и взгляда. И она, видя, что многие придуманные ею убранства не действуют на праведника, распалялась еще большим пламенем и сильно задумывалась, не находя, что еще сделать с ним. Наконец задумала открыто вызвать его на бесчестное дело. Выждав время, когда бы, подобно разъяренному аспиду, излить на него весь яд распутства, с бесстыдным лицом сказала святому: «Ложись со мною, не робей, приступи ко мне смело, в сытость наслажусь твоею красотою, и ты сам пресыщайся моим благообразием. Ты полную имеешь власть над всеми служителями в доме; никто другой не осмелится взойти к нам и послушать, что у нас делается. Если же не соглашаешься ты, боясь мужа моего, то я изведу его, дав ему отраву. Подойди же ко мне, исполни мое желание, я вся пламенею любовью к тебе».

Но этот, и телом и душой, адамантовый камень не поколебался в душе, особенно среди такой бури, и, отразив все страхом Божиим и приличным прекрасным благонравием, убеждал ее Божиим словом, говоря ей так: «Нехорошо это, жена, сделать мне грех с тобою, госпожой моей. Бога боюсь я, ибо вот, господин мой все имение свое – и в доме, и в полях – отдал мне, и ничего уже иного нет под моими руками, кроме тебя одной, госпожи моей. Потому непристойно мне обратить в ничто такую любовь такого господина, столько меня полюбившего. Как сотворю такой грех перед Богом, испытающим сердца и утробы?»

Такие святые слова каждый час повторял Иосиф госпоже своей, увещевая, умоляя, упрекая, осуждая ее, но она не принимала ничего Божественного, как аспид, затыкала уши свои и еще более распалялась от кипящего в ней злого вожделения. Ежечасно подстерегала целомудренного, чтобы найти удобное время и без стыда принудить его ко греху. Иосиф же, видя, с каким бесстыдством эта женщина, как зверь, наступает на него, чтобы растлить его, возводил очи свои к Богу отцов и часто молился Всевышнему, говоря так: «Боже Авраамов, Исааков и Иаковлев, Великий и страшный, избавь меня от этого зверя! Ибо Сам видишь, Владыка, безумие жены, как втайне хочет убить меня делами бесчестными, чтобы вместе с нею умер я во грехах и совершенно стал разлучен с отцом моим Иаковом. Ты, Владыка, избавивший меня от смерти в руках беззаконных братьев, избавь меня также и здесь от бешеного зверя, чтобы мне по делам своим не быть чуждым отцам моим, крепко и благочестно возлюбивших Тебя, Господи». И воздыхая из глубины сердца своего, призывал он также на помощь и Иакова, говоря: «Сам помолись, родитель, о сыне своем Иосифе, потому что сильная брань восстала на меня и может отлучить меня от Бога; она гораздо ужаснее смерти, какой намеревались предать меня братья. Те убили бы одно тело, а эта разлучает душу с Богом. Знаю, родитель мой, что молитвы твои о мне дошли до Святого Бога, и потому избавился я из рва смерти. И теперь также умилостиви Всевышнего, чтобы избавиться мне от этого зверя, который хочет растлить сына твоего, не имеет стыда в очах, а также и страха Божия в сердце. Помолись, родитель, чтобы мне, телесно лишенному твоего лона, не стать чуждым и душе твоей. Пошел я к братьям, и они стали, как звери, как самые лютые волки. Увлекли меня от тебя, добрый родитель, и уведен я в Египет в чужие руки, но и здесь опять встретил меня другой зверь. Братья хотели убить меня в пустыне, а она старается растерзать меня в ложнице своей. Помолись, отец, чтобы не умереть мне перед Богом и перед отцами моими».

Наконец перестал Иосиф внимать словам госпожи. Она же, ежечасно нападая на него, как аспид бесстыдный высматривала удобное время найти его в опочивальне своей и таким образом совершить грех. Когда же нашла его в ложнице своей, как желала того, бесстыдно приступив к целомудренному и привлекая к себе, принуждала его сделать беззаконие. А он, видя непомерное бесстыдство женщины, бегом спасся от нее. И как орел, когда видит ловцов, к небу возносится на крылах своих, так и Иосиф бежал из спальни, чтобы не поразила его обманчивыми словами или поступками; в руках госпожи оставив собственную одежду, избежал сетей диавольских. Женщина сия, увидев, что он бежал, пришла в великий гнев и умыслила поразить праведника самыми гнусными словами, вознамерившись обвинить его перед мужем своим, чтобы муж ее, услышав это и воспламенившись ревностью, умертвил Иосифа. Рассуждала же сама с собой так: «Гораздо лучше для меня, чтобы умер Иосиф, тогда и я буду спокойна, ибо не могу ежечасно видеть в доме своем такую красоту его, не находя средств, явно или тайно, обладать его красотой и пользоваться многими его сведениями». Поэтому, кликнув рабов и рабынь, говорила им: «Знаете ли что сделал со мной раб-евреянин, которого муж мой поставил над домом своим? Хотел бесстыдно быть со мной, не довольно с него власти над домом моим, и меня хотел разлучить с мужем моим». И, взяв Иосифову ризу, показывала мужу своему, жалуясь и говоря: «Вот, ввел ты раба-евреянина поругаться надо мной и оскорбить меня, супругу твою. Не знаешь разве, господин мой, что я целомудренна? Потому объявила тебе это».

И услышав это, муж тотчас поверил словам жены и немедленно велел отдать Иосифа в тюремный дом. Со многими подтверждениями и угрозами, без допроса и исследований в ту же минуту изрек неправедный приговор, сказав: «Приказываю ввергнуть Иосифа в тюремный дом и не давать ему никакого послабления». Но с ним был Бог Авраамов, Исааков и Иаковлев, испытующий сердца и утробы, и дал ему найти сострадательность к себе в очах темничного стража. И страж оставил его в покое, потому что Бог никогда не отступает от боящихся Его всем сердцем.

После этого перед царем провинились два евнуха – главный виночерпий и главный хлебодар, и царь велел ввергнуть их в тюрьму; Иосиф же прислуживал им. Когда же оба провели в тюрьме около двух лет, через несколько дней тот и другой видят сны о том, что должно было вскоре с ними приключиться. Святой же Иосиф, будучи у них слугой, как у людей знатных, по обыкновению взошел к ним прислужить и нашел их в великой печали от виденных ими снов. Когда же пожелал он узнать причину их скорби, сказали ему оба: «Видели мы сны и печалимся теперь, потому что нет человека, который бы мог нам растолковать сны, какие мы видели». Он говорит им: «Божие дело открыть это боящимся Его, но скажите мне сны свои, чтобы Бог мой открыл значение их через меня». Выслушав это, главный виночерпий и главный хлебодар рассказали сны свои, и Иосиф в немногих словах растолковал им все подробности того, что сделает с ними царь. Все так и сбылось, а именно: главному виночерпию был возвращен прежний чин, а главного хлебодара предал царь смерти.

Иосиф, предузнав будущую почесть главного виночерпия, просил его, говоря: «Напомни обо мне фараону и не замедли объяснить ему все дело мое, чтобы выйти мне отсюда. Я ни в чем не погрешил и не сделал ничего худого, хотя и заключен в тюремный дом».

И что же ты, избранное и блаженное семя, ищешь у смертного человека? Оставив Бога, умоляешь человека? В стольких трудах испытал уже ты на себе Божие заступление, когда и ризу своего целомудрия соблюл чистой? Для чего малодушествуешь, блаженный? Бог промышляет даровать тебе Царство и славу, когда Ему это будет угодно. Если мужественно перенесешь искушение, то еще светлее будут победные венцы! Но чтобы исполнилось толкование обоих снов, как сказал Иосиф, фараон через три дня учредил пир всем вельможам своим, вспомнив также о главном хлебодаре и главном виночерпии; виночерпия вызвал на свое место, а хлебодара предал смерти. Но главный виночерпий забыл об Иосифе.

По прошествии двух лет, по Промыслу Божию, виделись фараону замечательные сны, превышавшие весь ум мудрецов и волхвов египетских. Фараон созвал всех мудрецов и объявил им сны свои, но никто не мог сказать знаменования оных. И поскольку царь был в великой печали, то главный виночерпий вспомнил об Иосифе, подробно донес царю о нем и о разуме его. Услышав это, царь весьма обрадовался и с заботливостью позвал его к себе. Когда пришел Иосиф из тюрьмы, фараон сказал ему при вельможах своих: «Слышал я о тебе, что человек ты разумный, можешь рассудить многозначительные сны». Иосиф отвечал фараону: «Подателю мудрости принадлежит истолкование снов». И сказал фараон сны свои при Иосифе и при всех вельможах своих и тотчас услышал истолкование снов из уст Иосифовых и из уст Божиих. И удивился фараон сведению Иосифа и превосходному его совету, потому что Иосиф советовал ему, говоря так: «Усмотри себе, царь, какого-либо человека разумного и мудрого и приставь его собирать пшеницу египетскую, чтобы, когда наступит великий голод, было много плодов в запасе на время скорби». И царь сказал: «Тебя поставлю с сего дня над всем Египтом как подавшего такой совет, и из уст твоих да принимает суд Египет и весь дом мой».

Тогда Иосиф воссел на колесницу свою, и все вельможи пошли впереди и вокруг Иосифа. Пентефрий, который прежде ввергнул Иосифа в тюрьму, увидев это необыкновенное чудо – Иосифа на фараоновой колеснице, весьма устрашился и, неприметным образом отделившись от вельмож, поспешно пришел в дом свой и с великим страхом сказал жене своей: «Видела ли ты, жена, необычайное чудо? Великий угрожает нам страх, потому что этот раб наш Иосиф стал господином над нами и над всем Египтом, и вот, со славой восседает на фараоновой колеснице, и все воздают ему почести, как царю. Я не мог видеть сего и удалился неприметным образом». Жена Пентефриева, услышав все, ободряла его, говоря: «Расскажу тебе свой грех: я сделала это. Я, полюбив целомудренного и прекрасного Иосифа, каждый час неотступно вовлекала его в сети множеством ласк, чтобы мне быть с ним и насладиться красотой его, но не могла достигнуть своей цели. Он не удостаивал меня и словом, даже раз удержала его, принуждая хотя бы немного быть ко мне благосклонным, но он бежал вон из дома. Это было, когда показала я тебе одежду его. И так я доставила ему царство и великую славу. Если бы не полюбила я так Иосифа, то не был бы он ввергнут в тюремный дом; мне обязан он и благодарностью, как виновнице славы его. Иосиф же праведен и свят, потому что оклеветанный никому не открыл этого. Потому встань теперь, пойди с радостью и поклонись ему вместе с вельможами». Пентефрий встал и пошел почтительно поклониться Иосифу.

Между тем кончились все годы великого плодородия, усилился голод во всей земле Ханаанской; печален был Иаков с детьми своими. Слышал же Иаков, что в Египте в великом обилии есть плоды и сказал сыновьям своим: «Соберитесь, пойдите и купите нам плодов египетских, о которых я слышал, чтобы не умереть нам с голоду». Получив приказание, все десять сыновей Иаковлевых пошли покупать хлеб, не зная, что там брат их. Как же скоро увидел Иосиф братьев своих, узнал всех их и сказал гневно: «Эти десять человек – лукавые соглядатаи, для того они и пришли в Египет; возьмите их и свяжите крепче, потому что пришли сюда высмотреть землю нашу». Они были в трепете и со страхом отвечали ему такими словами: «Да не будет сего, господин! Все мы братья, дети одного отца праведника; некогда было нас числом двенадцать, но один умерщвлен злым зверем. Он был прекрасный и самый любимый у отца своего, отец и до сего дня плачет о нем. Другой же брат наш с отцом теперь нашим в земле Ханаанской утешает его». Но Иосиф опять с гневом отвечал им, говоря: «Пoелику боюсь и чту я Святого Бога, то делаю вам эту милость. Возьмите пшеницу, скорее идите к отцу своему, если только говорите вы правду, и брата вашего, которого любит отец ваш, приведите ко мне сюда. Тогда только поверю вам».

Взяв пшеницу, пошли они, печальные, к отцу своему в землю Ханаанскую и известили его о сделанных им неприятных допросах и о гневе человека. И отец их крайне опечален был этими словами и, воздыхая, говорил: «Что вы это сделали? Для чего сказали властителю Египта, что здесь есть у вас другой брат?» Они отвечали ему: «Сам он расспрашивал о нас и о родстве нашем со всей подробностью». Иаков говорит им: «Лучше умру, нежели дам вам взять Вениамина с лона моего». Когда же стал одолевать голод, говорит им Иаков: «Если мне, как говорите, надобно потерять Рахилиных чад и лишиться самых любимых сыновей своих, то, встав, возьмите в руки дары и брата вашего и идите вместе». Они сделали, как приказал им Иаков. И когда в великом страхе пришли в Египет, тогда все поклонились Иосифу. У Иосифа же, как скоро увидел брата своего Вениамина, стоящего перед ним в страхе и боязни, сильно встревожилось сердце его, желал он обнять и облобызать брата, и спрашивал его: «Жив ли отец?» Брат говорит ему со страхом: «Жив раб твой, отец наш». Иосиф еще спрашивает его: «А на сердце ли еще у него Иосиф?» Тот отвечал: «Да, весьма на сердце, доселе сгорает к нему любовью». Поскольку же Иосиф не мог обнять его и далее расспрашивать, то пошел в ложницу и горько заплакал. Ибо в тот час, как увидел брата своего, немедленно привел себе на память прекрасную старость Иакова и сказал со слезами: «Блаженны те, которые взирают на святые черты твоей старости, добрый родитель! Увы мне, все царство и слава моя не стоят твоей старости, прекрасный родитель! Хотелось мне увериться из Вениаминовых уст, содержишь ли ты меня в сердце своем и любишь ли меня, как я тебя люблю, потому-то хитростью принудил братьев моих привести с собой Вениамина, брата моего. Ибо не поверил им, что они говорили о тебе, что есть у них отец и меньший брат; думал же, что побуждаемые завистью убили они и любимейшего сына твоего – меньшего Вениамина, как убили меня в произволении своем, и тем в большей горести низвели душу твою в ад. Ибо обоих нас ненавидели они, потому что я и Вениамин – единоматерние. Знаю, родитель, что сильно печалился ты о нас, и теперь крайне жалеет старость твоя о брате моем Виниамине. Вот и я сильно болезную, представляя скорбь твою, потому что никто из нас не прислуживает старости твоей. Не довольно было прежнего твоего о мне плача, но еще плач к плачу приложил я тебе, родитель. Я виновен в твоих рыданиях и сетованиях, потому что жестоко поступил, вызвав сюда Вениамина; но слух о тебе вынудил меня сделать это, хотелось узнать мне, точно ли жив отец мой. Кто даст мне увидеть опять святые черты твои и насытиться зрением ангельского лица твоего?»

Так горько проплакав в ложнице и умыв лицо, выходит веселый; велит всех привести в дом, чтобы разделили с ним трапезу. Послушайте, братья мои, как Иосиф всех приводит их в страх. Каждому из них приказывал он возлечь, называя каждого по имени и по порядку рождения, и каждому показывал вид, что угадывает его по сосуду, а то была серебряная чаша, которую он держал в руке своей. Поставив чашу, ударил он перстом правой руки своей, и сосуд после удара издал громкий звук в услышание предстоящим в доме. Потом, ударив раз, говорил: «Первый Рувим, первый пусть возляжет на почетном месте». Ударив еще раз, провозгласил им второго, говоря: «Второй – Симеон, пусть возляжет по рождению». Ударив же еще в третий раз, говорил: «Левий да возляжет и приимет честь». Так всех разместил за столом, называя их по имени и по порядку. Этим привел он их в ужас и в большую боязнь; почему, рассуждали они, всех он знает? Особенно же в большую робость приводила их чаша, и думали они, говоря каждый другому: «Не знает ли он по оной и того, что прежде ложно сказали мы ему, будто бы Иосиф умерщвлен злым зверем?» И были они поэтому в великом волнении. Но чтобы не имели подозрения, Иосиф с собственной своей трапезы уделяет им части, большие же – брату своему Вениамину; ему давал вдесятеро перед прочими. Для чего же Иосиф поступает так с братьями и по чаше объявляет имя каждого? Для того, чтобы вину их сделать более тяжкой.

Тогда приказал своему управителю, чтобы дал им полные мешки пшеницы без платы, а в мешок Вениаминов вложил тайно чашу его. И вскоре отпускает их с радостью. Когда же они, радуясь, отошли несколько от города, настиг их на дороге управитель Иосифов, произносит им тяжкие слова, осыпает их угрозами, называет ворами и недостойными оказанной им чести. Они отвечали управителю: «И прежнее золото нашли мы в мешках своих и принесли господину нашему. Могли ли же теперь украсть чашу господина твоего? Да не будет этого!» Управитель говорил им: «Сложите мешки свои, чтобы мог я обыскать». И поспешно сняли они мешки с вьючных животных, и нашлась чаша в мешке Вениаминовом. Увидев это, разодрали они одежды свои и с множеством угроз начали винить и оскорблять Рахиль, а вместе с матерью и братом и Иосифа, говоря: «В соблазн вы стали отцу нашему, и ты, и Иосиф, дети Рахилины; Иосиф хотел над нами царствовать, а ты, брат его, довел нас даже до стыда и укоризны. Не дети ли вы Рахили, которая украла идолов у отца своего и сказала, что не крала?» Вениамин, возвысив голос свой, с рыданием и сетованием начал удостоверять каждого из них и говорить: «Вот, знает Сам Бог, отцов наших, Который взял к себе Рахиль, когда стало Ему угодно, Которому известна смерть прекрасного Иосифа, Который блюдет Иакова утешениями в разлуке с Иосифом и теперь также невидимо утешает его средствами, какие Ему только известны, Который видит все в каждом из нас, испытует сердца и утробы. Он Сам знает, что этой чаши, как говорите вы, не крал я, да и мысли подобной не имел о ней. Чтобы не увидеть мне святые седины Иакова, чтобы с радостью не облобызать мне колена его, – не крал я чаши той! Увы, увы мне, Рахиль! Что сталось с твоими детьми? Иосиф прекрасный, как рассказывают, умерщвлен зверями, а я вот, матерь, стал вдруг вором и не знаю как. На чужой стороне остаюсь в рабстве! Иосиф, в пустыне пожираемый зверем, вопиял, чтобы найти себе избавителя, и не нашел. Вот и я, прекрасная матерь, уверяю братьев своих, но никто не слушает, никто не верит сыну твоему».

И воротились в город к Иосифу, не зная, чем оправдаться. Иосиф же говорил им в ответ с гневом: «Такая-то награда за мои благодеяния? Для этого почтил я вас, чтобы унесли вы чашу мою, в которой волхвую? Не говорил ли я вам, что не мирные вы люди, а соглядатаи? Но из страха Божия делаю вот что: укравшего эту чашу мою удерживаю у себя в рабстве, а вы идите в целости». И один из них, по имени Иуда, выступил вперед, преклонил колена и стал умолять, говоря: «Не гневайся, господин, и дай сказать слово. Сам ты спрашивал нас, рабов своих, говоря: есть ли у вас отец или брат? И мы сказали, что есть у нас отец, раб твой, имевший у себя двух сынов, наиболее и преимущественно перед нами любимых им; одного растерзал зверь на горах, и отец оплакивает его каждый час, и доныне находится в горести и сетовании, можно почти сказать, что сама земля плачет на голос его. Другого же сына держит он при себе в утешение вместо первого сына, а теперь, как приказал ты, привели мы брата, но оказались мы, рабы твои, в жестокой неправде. Прошу у тебя, позволь мне быть рабом твоим вместо сего отрока; только он пусть возвратится с братьями к отцу, потому что на свои руки взял я его у отца моего и без него не могу воротиться к отцу моему, иначе увижу горькую смерть отца моего».

Иосиф, выслушав жалобные слова и видя всех их, стоящих в стыде, и Вениамина, разодравшего ризу свою и в слезах припадающего к коленам предстоящих, чтобы они умилостивили за него Иосифа, позволил идти ему с братьями, до чрезвычайности смущенный и тронутый до глубины сердца. И поспешно велел удалиться бывшим тут. А когда вышли все, возвысив голос свой, со слезами сказал им Иосиф свободно еврейским наречием: «Я – Иосиф, брат ваш. Не съеден я зверем, как говорите вы. Я обнажен был вами и брошен в ров. Я продан был измаильтянам, хотя обнимал у всех вас колена и стопы; тогда никто не помиловал меня в такой скорби, но, как дикие звери, обращались вы со мной. Впрочем, никто из вас, братья мои, да не предается боязни и страху, а напротив того: лучше вы радуйтесь, подобно мне, потому что я царствую. И как прежде сказывали отцу нашему, что я на горах умерщвлен зверем, так, воротившись, возвестите снова Иакову, говоря: жив Иосиф, сын твой, и вот восседает на колеснице египетского царства».

При этих словах Иосифа братьям были они как мертвые от страха и боязни. Иосиф, Иаковлева отрасль, облобызал каждого из них с любовью, не помня зла, как и прилично ему было, и утешил их дарами и великой радостью. И послал всех их к Иакову, говоря так: «Никак не ссорьтесь на пути, но с поспешностью лучше идите к отцу и скажите ему: «сия глаголет сын твой Иосиф, сотвори мя Бог» царем всего Египта (Быт.45:9), приди, отец, в веселии сердца, чтобы увидеть мне ангельское лицо старости твоей».

И возвратившись с поспешностью, пересказали Иакову слова Иосифовы, как было им приказано. Иаков, услышав же имя Иосифово, горько вздохнул и, заплакав, сказал им: «Для чего возмущаете вы дух мой, чтобы вспомнил я черты прекрасного Иосифа, и хотите возжечь печаль, понемногу угасшую в сердце моем?» И Вениамин, приступив и облобызав колена его и браду, сказал: «Справедливы слова сии, добрый родитель». И показал ему все присланное Иосифом. И тогда поверил словам Вениаминовым. И восстав со всем домом своим, тщательно и с великой радостью отправился в Египет к Иосифу, сыну своему.

И услышал Иосиф, что прибыл Иаков, отец его, и восстал с великой радостью, и вышел за город с вельможами фараоновыми, и встретил его там с великой покорностью. Как же скоро увидел Иаков Иосифа, сына своего, пал на выю его с великой любовью, говоря: «Теперь умру после того, как увидел лицо твое, сладчайшее чадо, ибо действительно ты еще жив». И оба они прославили Бога.

За все же это восшлем славу Отцу и Сыну и Святому Духу. Ему слава и держава, честь и поклонение ныне и всегда, и во веки веков! Аминь.