Сердце

О глупый христианин! Ты в своем сердце вместо прекрасного, сладкого и радостотворного винограда – Христа, насаждаешь мерзость, горечь и многострадальную любовь к греховным похотям. Та лоза насаждается и тот духовный виноград рождается в сердце рабов Его, а не в сердце рабов греха. Соделаемся же мы истинными рабами Христовыми, а не рабами греха, порабощенными сладострастными похотями (1).

Десять израильских племен отторглись от скипетра Иудина, а Иеровоам, бывший прежде рабом Соломона, – и от Самого Бога. Он, сделавшись царем, уклонившись к идолопоклонству и привлекши к этому богомерзкому злу и людей с собой, поставил в Вефиль золотых идолов и, создав им храм и каменный жертвенник, принес жертвы и устроил всенародный праздник (3Цар. 12:23). Пришел человек Божий, пророк, в Вефиль в тот самый богомерзкий праздник, когда царь, стоя в идольском храме у жертвенника, приносил жертвы. Пророк, войдя в тот храм и став пред каменным жертвенником, возопил к жертвеннику словом Господним, говоря: «Алтарь, алтарь, – так говорит Господь, – вот, сын рождается дому Давидову, Иосия имя ему, который принесет в жертву священников, совершающих ныне жертвоприношение на тебе» (3Цар. 13:2). Святой пророк Божий! Почему ты ничего не говоришь ни царю, ни людям, к которым ты послан от Бога, но обращаешься к бездушному жертвеннику, бесчувственному камню? Обрати твое лицо к царю, возопи к нему и к тем, кто с ним, обличи их заблуждение, запрети им словом Божиим, устраши их местью Божией. А жертвенник каменный, будучи бездушным, как может тебя послушать или что может ответить? Однако же пророк говорит не царю и не народу, но бесчувственному камню, жертвеннику: «Алтарь, алтарь, – так говорит Господь». Почему так? А потому, что пророк Божий, как прозорливый, видел, что сердца человеческие тверже камня, и хорошо знал, что его скорее услышит каменный жертвенник, нежели люди своими ожесточенными сердцами. Когда пророк Божий пришел на тот скверный праздник, то ясно увидел дела всех: одни пируют и упиваются, пьют и едят идоложертвенное, другие пляшут с тимпанами и органами, третьи сквернословят и заливаются смехом, четвертые открыто совершают скверные и беззаконные дела по уставу идолопоклоннического праздника, пятые, указывая перстом на идолов, восклицают: «Вот твои боги, Израиль, выведшие тебя из Египта». Видя все это, пророк сказал себе: напрасно я буду говорить этим людям, не послушают они слов Божиих и моих и не поверят мне, что я послан к ним от Бога. Что же мне делать? Скажу я камню, скажу бездушному жертвеннику, – он скорее послушает меня. И возопил, говоря: «Алтарь, алтарь, – так говорит Господь».

Что же, услышал ли пророка жертвенник? Услышал, развалился жертвенник, и пролился с жертвенника тук жертв (см. 3Цар. 13:5). Kаменный жертвенник в ответ на пророческое слово распался пополам, а царь что? «Царь простер свою руку от жертвенника, говоря: Возьмите его, и вот высохла рука его» (3Цар. 13:4). Слышите ли, что делается? Kамень, послушав, сокрушился, а сердце Иеровоамово не сокрушилось. О сердце, грешническое сердце! О ожесточение бесчувственной души! Твердость каменная – ничто в сравнении с твоим окаменением, сердце, твердейшее камня! Великий пророк Моисей для того, чтобы написать на каменных скрижалях произносимый Божиими устами закон, сорок дней трудился на горе, постясь (см. Исх. 34:28). Когда же он хотел написать тот же закон на сердцах человеческих, то сорок лет трудился (см. Числ. 32:13; Нав. 5:6), ходя с ними по пустыне, уча, увещевая, наставляя и показывая им пример и словом, и делом, и все-таки мало что успел. Мало было принявших закон Божий в сердце свое, много больше не приняло его, хотя слухом и слушали, но сердцем не внимали, почему и погибли, наказанные гневом Божиим, как говорит Псаломник: «И убил очень многих из них» (Пс. 77:1). Удобнее было на каменных досках писать закон Божий, нежели на плотских сердцах. Когда Господь наш славно входил в Иерусалим, когда отроки взывали: «Осанна», – ученики же, радуясь, громогласно восклицали: «Благословен грядущий, – тогда некоторые фарисеи из среды народа сказали Ему: Учитель! запрети ученикам Твоим. Но Он сказал им в ответ: сказываю вам, что если они умолкнут, то камни возопиют» (Лк. 19:38–40). Умолкли ученики, когда приблизились страдания Господни: «Тогда все ученики, оставив Его, бежали» (Мф. 26:56), и что же, сбылось ли сказанное слово Божие: «Камни возопиют» (Мф. 27:51–53)? Поистине, издали свой глас камни в то время, когда мертвецы, вставшие из каменных гробов, из недр земных, «вошли во святый град и явились многим» (Мф. 27:53). Мы же внемлем тому, что камни распадались и сокрушались, а сердца окаменелых распинателей не только не пришли в сокрушение, но даже еще более ожесточались. Ожесточались, ибо вместо соболезнования и раскаяния радовались об исполнении своей злобы и насмехались, кивая своими головами. Ожесточались, ибо запечатали гроб и приставили стражу. Ожесточались, ибо дали воинам золото, чтобы те не славили Воскресения Христова. Смотря на сокрушение камней и открытие гроба не человеческими, но ангельскими руками и ясно видя истину, они не пришли в чувство, не сокрушились своими сердцами: «Тверже камня сердце, крепче камня душевное нечувствие» (Иов. 41:16). Итак, сердце твое не камень, а наковальня, которая тверже камня, согласно тому написанному: Сердце его стоит, как наковальня непобедима. Наковальня у кузнеца целыми днями ударяется молотом, а сокрушается ли она? Никогда. Подобно тому и наше ожесточенное сердце бывает ударяемо многими не вещественными, но мысленными молотами, но, однако, оно не чувствует, как и наковальня. Вот человек слышит в церкви, дома или где-либо в другом месте слова Божии читающиеся, поющиеся и проповедуемые, – это есть молот, ударяющий в сердце, согласно слову Самого Господа, говорящего в Иеремиином пророчестве: «Разве слова Мои не подобны огню горящему и молоту, сокрушающему камни» (Иер. 23:29)? Однако же сердце не чувствует и не внимает, как наковальня.

Вот человек видит мертвеца, выносимого на погребение, или, идя мимо церкви, видит могилы мертвых, – это есть молот, ударяющий в сердце и звуком своим говорящий: «Помни смерть твою, и ты, не замедлив, будешь во гробе, истлеешь и изъеденный червями превратишься в прах». Но не умиляется сердце и не чувствует, как наковальня. Святая вера говорит, что будет и воскресение мертвых, и Суд Страшный, и воздаяние по делам, и вечное мучение грешников с бесами в огне неугасимом, – это есть молот, ударяющий в сердце и звуком своим говорящий: «Бойся, чтобы и ты не был осужден на мучения». Однако же не сокрушается страхом сердце, не боится и не чувствует, как наковальня. Божиим попущением человека за грехи постигают многие бедствия, напасти, смущения, потеря друзей и чад, оскудение имущества, – это есть молот, ударяющий в сердце и говорящий: «Приди в чувство, примирись с Богом, умилостиви гнев Его, справедливо движущийся на тебя». Однако сердце все более ожесточается и забывает Бога в своих печалях: оно не чувствует, как наковальня. Впадает ли кто в болезнь или в тяжкий какой-либо недуг, – это есть молот, ударяющий в сердце и говорящий: «Покайся, кто знает, встанешь ли ты с одра болезни?» Однако и здесь нисколько не сокрушается сердце или же совсем мало сокрушается, ибо еще надеется встать с одра болезни и снова насладиться мирскими сладостями, и таким образом не чувствует, как наковальня. О жесткость наша, не сокрушаемая никаким молотом! (1)

Пророк Захария называет его [сердце] не простым камнем, но достойным, драгоценным. Каким же? Адамантом, то есть алмазом. Вот как он говорит: «Сердце свое сделали твердым, как адамант» (Зах. 7:12). Благодарим тебя, святой пророк, что ты не охулил сердца нашего, но назвал его адамантом, назвал драгоценным камнем, алмазом. Ведь что выше и дороже для человека, чем его сердце? Им человек живет, оно первое при зачатии человеческом зачинается в материнской утробе: других членов – головы, рук и ног еще нет, еще не выяснились, а сердце уже есть. Оно первое и жить начинает, и является для души как бы ложем и престолом, посему-то и сама природа внимательно охраняет сердце, как бы некое сокровище, сокрытое в недрах земных. Она сокрыла сердце внутри груди, чтобы не только рука человеческая не коснулась этого сокровища, но, чтобы даже и око чье-либо не видело его. Посему и Псаломник говорит: «Приступит человек, и сердце глубоко сокрыто» (Пс. 63:7). Сердце – это сокровище, сердце – это драгоценный бисер, сердце – это адамант, прекрасный алмаз. Но скажи нам, святой пророк, с какой мыслью, с каким намерением ты называешь сердце наше алмазом, адамантом? Какое значение в тех словах твоих? Внемлем, что говорит пророк Захария: «Сердце свое сделали твердым, как адамант, чтобы не слышать закона и слов, которые посылал Господь Сил Духом Своим через пророков» (Зах. 7:12). Плохо, что сердце – такой адамант, алмаз, ибо оно служит не украшением для души, но прогневляет Бога ожесточением и таким бесчувствием, что не слышит закона и слов Божиих. О горе такому окаянному адаманту, небогоугодному алмазу, бесчувственному нашему сердцу! Почему же тот пророк назвал наше сердце не другим каким-либо камнем, но именно адамантом?

Потому, что во всей поднебесной нет ничего тверже адаманта. Среди бесчувственных вещей всякий камень тверд, но молотом его можно сокрушить. Тверда наковальня, но, раскалив ее огнем, ты можешь смягчить ее, как и прочее железо. Алмаз же не берет ни железо, ни огонь. Бей его молотом, сколько можешь, он будет цел. Брось его в горнило, жги, сколько хочешь, он будет тверд, и ничто из самых жестких и твердых вещей не может смягчить его жесткости и твердости, кроме некоей одной очень малой и плохой вещи, о которой теперь некогда говорить. Святой же Захария, желая изъяснить твердость ожесточенного человеческого сердца, мыслит в себе: «Чему уподоблю сердце? Твердости ли всякого камня? Мало. Чему же? Адаманту, который тверже всех вещей. Пусть же оно зовется адамантом: Сделали твердым, как адамант, сердце свое"… Толкователи Божественного Писания удивляются, почему в том городе, который явился в откровении святому Иоанну Богослову и который был создан из многих драгоценных камней, почему в нем среди других драгоценностей не находится и не положен адамант? Есть там яспис, сапфир, смарагд, аметист, хризолит и прочие драгоценные камни (см. Откр. 21:19–20), всего числом двенадцать; адаманта же, хотя он и драгоценен, среди них нет. Почему? Потому, что те камни служат образом или знаком различных богоугодных добродетелей: яспис – это образ мужества и крепости в вере, сапфир – богомышления, смарагд – девства, аметист – это знак смирения, хризолит – покаяния, прочие же изображают другие добродетели. А адамант что изображает собой, что означает? Он, как сказано, означает сердечное ожесточение, потому-то адамант и не полагается между теми достойными камнями, из которых создан небесный город. Kаменносердечие не числится между добродетелями, ибо оно не получит Царства Небесного. Зная это, возлюбленные, не будем ожесточать сердца наши леностью, нерадивостью и бесстрашием, не будем окаменевать бесчувствием! Святой Давид увещевает нас: «Ныне, если голос Его услышите (то есть голос слова Божия), не ожесточите сердец ваших» (Пс. 94:7–8); не ожесточите, но умягчите, сокрушите умилением, страхом Божиим, покаянием.

Господи Боже! Ты Сам знаешь немощь нашу, бесчувствие и окаменение наше, душевную нашу болезнь. Ты Сам и исцели тот наш недуг. Ведь кто может врачевать душу и сердце, кроме Тебя единого, создавшего сердца наши (Пс. 32:15)? Отними же Ты от нас сердце каменное и вложи в нас сердце телесное (ср. Иез. 11:19, 36:26), чтобы слова Твои мы имели написанными не на каменных, но на телесных скрижалях сердца (1).

Не прилагай сердца твоего к земному, да не уподобишься соли, потерявшей силу, и не явишься весь непотребным. Но к Богу единому сердце и душу свою имей пригвожденными, да неподвижен в любви Его пребудешь (3).

Возводи, возводи умные очи сердца твоего к Богу, о человек, и разжигай свое сердце к Божественной Его любви; возбуждай свою душу к Божественному Его желанию. Восклицай беспрестанно к Богу, уподобляясь слепцу: «Помилуй меня, Иисус, сын Давидов» (Мф. 9:27), ущедри меня, вразуми меня, научи меня воле Твоей святой, заповедям Твоим, и жив буду (3)!