События в шестом столетии четвертого тысячелетия

Ко времени жизни праведного Исаака относится прескверная жизнь языческого бога Зевса (он же и Дий, и Юпитер), который был сыном Сатурна. Об этом Зевсе, как и о других нечестивых богах, у греческих стихотворцев имеется много побасенок. Они недостойны того, чтобы их здесь вспоминать, и недостойны ради многих их скаредств и лживости; однако мы здесь о немногом вспомним для обнаружения заблуждения и безумия тех древних людей, которые имели у себя таковых богов, и для прославления пречистого и истинного Бога нашего Иисуса Христа, Источника чистоты и немеркнущего света.

Противоположные вещи, будучи положены одна против другой рядом, лучше всего обнаруживают в себе то, что в них имеется. Как, например, сажа и снег, блато и злато, булыжник и драгоценный бисер, когда они положены рядом, яснее всего каждый в отдельности обнаруживают свою природу и указывают, какова существует между ними разница – насколько снег белее сажи, золото честнее грязи, а бисер дороже простого булыжника, ничего не стоящего и ногами попираемого; так и в том случае, если посмотреть на скверное и мерзостное житие древних языческих богов и на пречистое пребывание во плоти с людьми нашего Владыки Христа, можно видеть, сколь велико между ними различие, сколь велика нечистота тех богов и чистота Христа, сколь многа лживость тех и истинность Его, сколь велико ничтожество тех и величие Его и Божественная слава, пред которою те как тьма исчезают! Да возрадуемся и возвеселимся о нашем истинном Боге, столь пречистом и пресветлом, и да посмеемся над лживым богом, столь скаредным и темным! Вспомним же здесь о нем.

Этот Зевс, или Юпитер, который на польском языке обычно называется Иовишем, а мы его будем называть здесь Дием, царствовал в Крите (поэты баснословят, когда говорят, что он царствовал на небе). Он взял себе в жены свою купнородную сестру, именуемую Юноной. Когда она долгое время была неплодна, Дий ударил себя в голову, и из мозга его вышла девица, именуемая Минервой, которая называется также и Палладой; потом она была богиней премудрых.

Опечалилась Юнона, что муж ее без жены родил дочь, и пошла к так называемому волхву Океану искать совета и помощи, как бы разрешить ее неплодство. Утомившись в пути, она села отдохнуть при дверях храма одной волшебницы Флоры, жены Зефира (якобы она была супруга западного ветра, а в действительности же была общею блудницею), которую называют богиней трав и цветов. Эта Флора, узнав о причине печали и путешествия Юноны, обещала ей помочь, если только она поклянется ей Стигийскими водами, что не откроет тайны своему мужу. Стигийскими же водами называлось озеро, находившееся в преисподней; его воды были в большом почете у богов, которыми обычно они и клялись, и если какой-либо бог, поклявшийся этими водами, затем нарушал свою клятву, тот должен был воздержаться на сто лет от сладкого (красного) питья и сто лет быть отлученным от божеской чести. Клялась и Юнона Флоре сими Стигийскими водами, и та указала ей некую траву на Оленийских полях. Когда Юнона взяла и съела эту траву, то зачала от нее во чреве и родила сына без мужа. Имя ему было Марс. Когда он пришел в возраст, то сделался богом войны.

После рождения Марса Юнона зачала от мужа и родила Вулкана. Так как младенец был некрасив собою, то он отослан был на остров Лемнос и оставлен в пустыне. Стихотворцы баснословят, когда говорят, что он был свержен с неба и упал на Лемнос и что от этого падения он повредил себе ногу и сделался хромым; они также передают, что его воспитали там обезьяны. Когда Вулкан вырос, он сделался ковачом железа и вместе с одноглазыми циклопами выковывал для богов молнии и оружие против гигантов.

Между тем Дий, не довольствуясь своею женою, ибо он был блудником (таков бог языческий!), насиловал многих жен и дев и рождал от блудниц себе детей. Дочь титана Кэя Латона была им насилована и зачала во чреве близнецов – Аполлона и Диану. Юнона, узнав об этом, сильно возревновала и стала повсюду преследовать Латону, и даже выпустила за нею змия, называемого Пифоном. Последний преследовал ее по всей земле до острова, который прежде назывался Ортигиа, а потом переименован был в Делос. Когда наступило для Латоны время рождать, то первою вышла из чрева дочь, именуемая Дианой, которая тотчас же стала бабкой для своей матери, ибо приняла родившегося после нее брата Аполлона. Как только последний родился, то тотчас же убил змия Пифона стрелою из лука (вот какова лживость греческих сказаний!).

Кроме вышесказанного, поэты присоединяют еще и сию басню: когда Латона, спасаясь бегством от Юноны, достигла Ликии, она стала испытывать сильную жажду и посему подошла к озеру, чтобы напиться. Случившиеся же там люди возмутили воду ногами. Латона взмолилась богам, прося отмстить возмутившим воду, и тотчас те люди были превращены в жаб, и постоянно они пребывают в озере том.

Также Дием была насилована и Майя, дочь Атлантова, которая после этого родила Меркурия. Потом были и другие с тем же именем Меркурия, из которых один был богом врачевства, другой – риторства, третий – торговли, четвертый – воровства и пр.

У царя аргосского Иназа (страна аргиев была потом переименована в Фессалию) была дочь, которая по своей красоте превосходила всех девиц. Она носила имя Ио (потом была переименована Изидой). Дий, увидев ее с высоты небесной (по их суемудрию), уязвился ею. Когда однажды эта девица одна ходила в дубраве, он спустил на нее мглу и мрак, сошел к ней и насиловал ее.

Жена его Юнона, увидев с высоты внизу мрак и не находя своего мужа на небе, поняла совершающееся, быстро спустилась и рассеяла мрак. Дий, почувствовав приближение Юноны, превратил девицу в корову, дабы жена его не познала совершенного им дела. Юнона, увидев прекрасную корову, умоляла мужа, чтобы он подарил ей ее, так как она поняла совершившееся и желала мстить. Дий вопреки своему желанию подарил ее. Тогда Юнона, приняв корову, поручила ее пастуху, который назывался Аргусом и имел в теле своем спереди и сзади сто глаз. Богиня заповедала ему, чтобы он пас ее неусыпно и днем и ночью, не давая этим Дию возможности сойтись с нею. Если Аргус, когда он пас корову, желал уснуть, то он смежал только два глаза, а всеми прочими смотрел за коровой. Так он поступал, попеременно давая отдых своим глазам: одними спал, а другими бодрствовал.

Дий, соболезнуя девиице, послал сына своего Меркурия освободить каким-либо образом корову от Аргуса. Меркурий в образе пастуха пришел к Аргусу, сдружился с ним, взял свирель и начал играть. Аргус спросил его: из чего эта свирель сделана? Меркурий отвечал: из трости, в которую превратилась девица Сиринкс, одна из наяд, речных богинь; когда сын Демогоргона, называемый Паном, лесным богом, увидел ее дивную красоту, то уязвился и восхотел взять ее, а она, убегая от преследовавшего ее, достигла реки, называемой Ладона и находящейся в Аркадии, и умоляла своих сестер, водных богинь, чтобы они избавили ее от руки хотящего ее похитить, и тотчас же их помощью она была превращена в трость; преследователь же ее, не достигннув того, чего желал, сделал из трости свирель и стал на ней играть. Повествуя об этом Аргусу, Меркурий прелестно играл на свирели, пока игрою своею не усыпил Аргуса столь крепко, что он всеми ста очами своими погрузился в непробудный сон. Тогда Меркурий убил спящего Аргуса, отрубив ему голову.

Юнона, увидев это, сжалилась о пастухе стад своих; взяв от мертвеца очи, она положила их на перья своей птицы, называемой павлином, и украсила ими ее хвост. На корову же она наслала люто угрызающих лесных мух; от их укусов корова бежала и забежала даже в Египет. После того, как Дий умолил Юнону, она там опять была превращена в первоначальный свой вид с прежнею красотою и стала затем женою египетского царя Озириса. Ее египтяне сочли богиней и переименовали в Изиду.

Продолжая и потом блудодействовать, Дий насиловал девицу, именем Семелу, которая была дочерью финикийского царя Кадмоса. Юнона, узнав, что Семела зачала во чреве, пришла к ней в образе старушки и спросила ее: любит ли тебя бог Дий? Она отвечала: думаю, что любит. Старушка тогда сказала: не можешь ты, дитя, узнать о его любви к тебе, истинна ли она, разве только в том случае узнаешь, если умолишь его, чтобы он, хотя на одну ночь, пришел к тебе с такою же славою, с какою приходит к жене своей богине Юноне; умоли его сначала о том, чтобы он поклялся тебе Стигийскими водами, что даст тебе то, чего ты попросишь у него, а когда он произнесет клятву, тогда уже проси и о том, чтобы он пришел к тебе с тою же славою, с каковою приходит к Юноне. Семела, не догадываясь о лести, умоляла Дия так, как была научена старухою. Дий клялся ей исполнить все просимое; когда же он услышал ее просьбу, то весьма опечалился, что поклялся, но преступить клятвы уже не мог. Поэтому он пришел ночью к Семеле со своею огненною славою, и когда почил с нею, то Семела была сожжена этой его славой. Дий же, взяв из чрева ее младенца, которому не пришло еще время родиться, и положив его в свое лоно, носил его два месяца, пока не исполнилось время его рождения. Родив младенца, он назвал его Дионисом (а по-римски он называется Бахусом) и отдал на воспитание нимфам, водным девицам.

(Стыжусь, когда пишу сие, чего и слышать не хотел бы; но, желая обличения и постыжения лживых богов, вечного их укорения христианами и оплевания и ища прославления истинного нашего Бога Христа, я не могу удержать своей руки от писания.)

У Амфитриона, князя Фив Беотийских, была красивая жена, по имени Алкмена. Пожелав быть с нею, Дий выбрал удобное время, когда Амфитрион был на войне в полках, приняв его образ, пришел к его жене в поздний час, как бы возвратясь с места битвы. Алкмена, полагая, что это действительно ее муж, обрадовалась, и пробыл с нею Дий блудно. Для того, чтобы вдоволь насытиться блудною похотью, он продлил ту ночь на столь продолжительное время, что она стала равна вместе взятым трем ночам. После этого жена зачала и родила Геркулеса, сильного в брани.

Затем Дий растлил девицу, по имени Данаю, дочь царя аргосского Акрисия. Об этом существует у еллинов следующая повесть. У царя Акрисия было одно только дитя, одна прекрасная дочь. Когда она родилась, то отец спрашивал у скверных своих богов относительно нее и получил ответ, что он сам погибнет от руки того, кто родится от его дочери. Поэтому-то он создал для нее высокую башню при морском береге с прекрасными храминами и запер ее там вместе с рабынями, приставив надежную стражу, чтобы никто из мужского пола не вошел к ней и чтобы она до кончины своей пребывала безбрачною в девстве; он уже не печалился, полагая, что от нее уже не родится тот сын, который имеет его убить.

Дий, уведав о красоте этой девицы, превратился в золотой дождь, ниспал с облаков золотыми дождевыми каплями на башню, проник сквозь покров на лоно девицы и растлил ее. Когда девица изменилась во внешнем виде своем вследствие приближения родов, то об этом узнал отец ее. Он исполнился великого гнева, заключил ее в деревянную бочку и ввергнул в море.

Носимая волнами бочка пристала к Апульскому берегу. Рыбаки, увидев ее, вынесли на берег и нашли отроковицу с рожденным младенцем. Обоих их они отнесли к своему царю, имя которого было Полидект, хотя другие его называют еще Пилюмнусом. Этот царь, увидев прекрасную девицу и услышав из ее уст о ее роде и о том, что с нею случилось, взял ее себе в жены. Младенец стал расти. Имя его было – Персей. Когда он пришел в возраст, то Полидект, видя его разум, смышленость, мужество и храбрость, стал бояться, как бы он не лишил его царства, и стал думать, каким образом избавиться от него.

В то время у Форкиса, царя острова Корсики и Сардинии, было три дочери, имена коих следующие: Медуза, Сфено и Евриала. Они прозывались горгонами, от имени островов Горгиадских, расположенных на океане ефиопском, ибо там владычествовали сии девицы, из которых старшая была и царицею. Царица эта Медуза сперва была весьма прекрасна; волосы ее девические были желты, как золото. Ее красотою уязвился бог морской Нептун, который и лежал с нею в капище богини Минервы. Медуза зачала от Нептуна и родила крылатого коня Пегаса (другие говорят, что Пегас родился из крови Медузы, когда она была рассечена Персеем). Тотчас тот конь начал летать и полетел на гору, называемую Геликон, расположенную в Беотии недалеко от горы Парнаса. Там он ударил копытом в камень, и из него истек водный источник. Минерва же, прогневанная за осквернение своего храма, с того же часа, в который Медуза была с Нептуном, превратила ее из прекрасной в некрасивую: сделала выражение лица Медузы злообразным, подобные золоту волосы превратила в змиев, так что Медуза стала ужасным страшилищем, имевшим силу претворять тотчас в камень того, кто посмотрит на нее.

Вышеупомянутый царь Форкис, не желая видеть в живых пасынка своего Персея, нарочито послал его к тем горгонам, чтобы он победил их. Царь надеялся, что Персей там погибнет от них. Но он, испросив у Меркурия тот меч, которым был убит стоглазый Аргус, а у сестры Паллады (она же Минерва) хрустальный щит, дабы в нем он мог видеть без вреда для себя образ Медузы, оставаясь сам в то же время невидимым для Медузы, – всем этим вооружился, пошел на борьбу, победил горгон, отсек главу Медузы и взял ее с собою. Но голова эта и после смерти имела ту же силу превращать в камень смотрящих на нее.

Возвращаясь с борьбы, Персей пришел к мавританскому царю Атланту, но тот не принял его, ибо имел предсказание от своих богов остерегаться сына Диева. Поэтому он никого из странников не принимал в дом свой. Не принял по той же причине он и Персея. Тогда Персей против его глаз поставил голову Медузы, и как только Атлант увидел сие, тотчас же превратился в камень и стал высокою горою, вершины которой не может видеть человеческое око.

Когда Персей был в Ефиопии, он увидел в море привязанную к камню девицу, называвшуюся Андромедой, дочь ефиопского царя Кефея; на берегу морском стояли и рыдали ее родители. Причина всего этого заключалась в следующем. Кассиопа, мать Андромеды, безмерно гордилась своей красотой и говорила, что она красивее даже нереидок нимф, речных богинь, бывших дочерями морского бога Нереида. Посему нимфы схватили дочь Кассиопы Андромеду, ходившую по берегу морскому, и привязали ее к камню на съедение зверю морскому Киту. Персей, увидев сие, убил приближавшегося к девице Кита, а девицу взял себе в жены.

Когда Персей возвратился в свое отечество к деду своему Акрисию, то против своего желания убил его головою Медузы, ибо Акрисий увидел эту голову и превратился в камень. Так исполнилось данное Акрисию предсказание, что он умрет от своего внука. И вообще Персей многих погубил головою Медузы.

Дий же, не переставая совершать скверное блудодейство, возлюбил девицу Европу, дочь финикийского царя Агенора. Он послал Меркурия, чтобы он пригнал из Финикийских гор стадо животных на то место, где Европа вместе с другими девицами обычно играла у морского берега. Когда туда приблизилось стадо, Дий превратился в белого быка. Царевна, увидев его, подошла к нему и стала его гладить. Бык же стоял кротко, так что девица даже решилась сесть на него. Тогда бык, медленно двигаясь, приблизился к морю и внезапно устремился в него. Плывя по морю, он занес царевну в Крит. Превратившись там в прежний свой образ, он остался с нею и родил от нее трех детей: Миноя, Радаманфа и Сапердона; их он поставил судьями в преисподних. В вечную же память о своей блуднице Европе он назвал третью часть земли Европой.

Дий также полюбил и водную богиню нимфу, имя которой было Плота. Блудодействовав с нею, он родил сына, названного Танталом. Последний был царем во Фригии. О нем повествуется следующее. Однажды он созвал к себе на пир всех богов и богинь; желая испытать силу их божества, он заколол своего сына, разрубил его, сварил и предложил богам есть. Боги же, познав человеческое мясо, вознегодовали, и никто из них не хотел есть; только богиня Церера, сестра Дия, съела одно плечо. Разгневались все на царя Тантала. Собрав все члены предложенного в снедь отрока, они составили целое тело и, послав Меркурия, возвратили душу отрока из преисподней и оживили тело. Увидев же, что одного плеча нет, так как его съела Церера, они приставили слоновое плечо. Тантала же они ввергли в преисподнюю и наказали его вечным голодом и жаждою. Стоит там связанным Тантал посреди реки в воде, которая доходит ему даже до уст, а сверху над его головою свешивается яблоня с прекрасными яблоками, которые касаются его уст. Когда он хочет зубами вкусить яблока, то последнее тотчас же от его уст поднимается в высоту; когда же он желает пить, то вода от уст его бежит прочь. Так, будучи посреди питья и пищи, он постоянно страдает от жажды и голода.

Дий, имея своею женою сестру Юнону, сошелся также и с другою сестрою, вышеупомянутою Церерою, и родил дочь Прозерпину. Она, придя в возраст, однажды собирала цветы на полях Еннийских, расположенных в Сицилийской стране, и была похищена родным дядею Плутоном, заведена в преисподнюю и сделалась там женою его. Мать же ее Церера, зажегши свечу, искала дочь свою во всей поднебесной с великим воплем и рыданием и не нашла; только пояс ее она отыскала у Кианского озера, что находится в Сицилии. Там она узнала от нимфы Аретузы, что ее дочь в преисподней; Аретуза говорила, что сама видела ее своими глазами у Плутона. Церера жаловалась Дию на Плутона и умоляла, чтобы он повелел возвратить дочь его и ее из преисподней. Дий на это отвечал: если она там ничего от снедей не вкусила, то возможно ее возвратить оттуда; но если же она что-либо вкусила, то отнюдь нельзя ее оттуда возвратить, ибо таков уже установленный закон, чтобы вкусившим в преисподней оттуда не возвращаться. Сказав это, Дий послал в преисподнюю узнать, ела ли что-либо Прозерпина. Когда сие там было исследовано, то сын Археонта Аскалафос засвидетельствовал, что видел, как она ела яблоко. Прозерпина разгневалась на свидетеля и превратила его в ночную птицу сову, да будет она постоянно вестницей печальных вещей. Дий, желая утешить рыдающую мать, повелел, чтобы Прозерпина, шесть месяцев в преисподней прожив с мужем, возвратилась на небо к матери и с нею также оставалась шесть месяцев, а потом опять чтобы возвратилась на шесть месяцев к мужу.

Любил Дий и девицу Фетиду, дочь морского бога Нерея, но соединиться с нею не желал, ибо имел предсказание, что если с нею соединится, то родит от нее сына, который будет большим богом, чем он сам. Не желая иметь такого сына, который был бы более его, он не сходился с девицею, но приказал внуку своему Пилеосу, царю Фессалии, взять ее себе в жены. Когда настало время брака, Дий созвал всех богов и богинь, но не позвал только одной Дискордии. Последняя, негодуя и гневаясь за презрение к ней, сделала следующее: когда на брачном пиру сидели вместе три богини, которые были – Паллада, Юнона и Венера, она невидимо подошла к ним и бросила между ними золотое яблоко, на котором было написано: «Красивейшей да будет дано». Тотчас между богинями возник спор, ибо каждая из них считала себя самою красивою. Дий, не желая сам их рассудить, отослал их к мнимому правдивому судье Парису, который пребывал на пустынной горе Ида.

Богини отправились к нему, и каждая из них тайно умоляла его, чтобы он признал ее самою красивою, и каждая ему обещала дары принести. Паллада обещала ему даровать премудрость, Юнона обещала царскую власть, а Венера говорила, что даст ему красивую жену. Когда они все три вместе предстали пред ним нагими, он, рассмотрев их красоту, похвалил Венеру, сказав, что она красивее всех. Хотя и не скоро, но все же потом Венера исполнила свое обещание, когда способствовала ему похитить прекрасную Елену, ради которой возникла Троянская война.

И здесь можно видеть, хотя это и еллинские басни, как сильно в людях господствует плотская страстная любовь, ради коей люди и мудрость презирают, и о чести своей не заботятся; ибо судья вышеупомянутый не захотел ни премудрости, ни царства, лишь бы получить женскую красоту и удовлетворение своему плотскому любострастию.

Дий возлюбил и Лиду, жену Тиндара, царя лаконийского. Желая быть с нею, он превратился в лебедя и начал петь. Своим пением он привлек Лиду не только к тому, что она стала слушать его, но и к тому, что она взяла его: понравился ей этот лебедь, и она взяла его. Когда она потешалась с ним, он насиловал ее, и зачала жена во чреве от него; родила она яйцо, из которого вышли два младенца, Кастор и Поллюкс. Тотчас затем она родила и другое яйцо, из которого вышли две девицы, Елена и Клитемнестра. Эта Елена была прекрасною, и ее похитил Парис благодаря способствованию блудной богини Венеры, ради чего погибла Троя.

Да вспомянется здесь и борьба Гигантов с этими нечестивыми богами. Гиганты, или Велетны, о которых мы упоминали, когда говорили о жизни скверного бога Сатурна, были как дубы по возрасту и родились из крови посеченных Титанов. Они-то и воздвигли войну на богов, желая их изгнать с неба. (Стихотворцы греческие небом называют Олимпийскую гору, на которой Дий жил с другими богами.) Велетны начали сносить горы в одно место и ставить гору на гору, чтобы таким образом достигнуть неба. Сначала боги сильно испугались и бежали с неба, превратившись в различных животных, и скрывались в Египте. Дий преобразился в овна, Аполлон в ворона, Дионис (он же и Бахус) превратился в козла, Диана в дикую козу, Юнона в белую корову, Венера в рыбу, Меркурий в журавля, а другие боги и богини в других животных превратились, чтобы не быть кем-либо узнанными.

Потом Дий путем волшебства был уведомлен, что он победит Гигантов, когда сделает себе щит из кожи богини Аегли, жены лесного бога Пана, покроет голову свою главою горгоны Медузы и будет иметь при себе неотлучно богиню Палладу. Дий так и поступил. Он содрал кожу с богини Аегли, сделал из ее кожи шит, вооружился Горгоною и вместе с Палладою вышел против Гигантов и победил их. Дию оказывал помощь и хромой Вулкан: он, как было сказано прежде, ковал ему молнии, которыми Дий поражал сверху Гигантов.

После этой брани Дий, желая вознаградить своею милостью Вулкана за его труды и радение, говорил ему с клятвою: проси у меня, чего хочешь, и дам тебе. Он же просил, чтобы Дий разрешил ему лежать с Минервою (она же и Паллада). Дий, не имея возможности переменить своего слова по причине клятвы, попустил ему по его прошению, а Минерве повелел, чтобы она сама сопротивлялась Вулкану, если хочет и может. Вулкан боролся с Минервою и не мог одолеть ее. Однако от великой похоти Вулкановой родился как бы без жены младенец Ерихфоний со змеиными ногами, который, придя в возраст, сделался царем афинян. Он стыдился змиеподобных ног своих, а поэтому изобрел колесницу (будто бы прежде, до его изобретения, колесниц не существовало) и ездил в ней, чтобы не видны были его ноги.

Сын Юноны Марс возлюбил жену Вулкана Венеру. Когда он однажды смесился с нею, то это увидел с высоты небесной Аполлон, возящий солнце. (Так еллины тогда веровали, будто бы Аполлон был возницей и управителем солнечной колесницы, почему их стихотворцы иногда и самого Аполлона называют солнцем.) Аполлон, увидев дело Марса и Венеры, возвестил об этом Вулкану. Тогда Вулкан тайно сковал невидимые вериги, обложил ими одр свой и показал вид, что отошел куда-то далеко. Тем временем Марс пришел к Венере, и когда оба они нагими лежали на одре, то были теми невидимыми веригами так крепко связаны, что не могли двинуться с места. Вулкан же тотчас возвратился, нашел их в таком положении и созвал всех богов, среди которых были Меркурий, Нептун и Аполлон, но богини не пришли. И все смеялись над нагими и связанными. Нептун же упрашивал Вулкана об узниках, но последний едва был умолен и разрешил их.

Венера зачала от Марса во чреве и родила Купидона, красивейшего отрока, который никогда не старел, но всегда пребывал молодым; его изображают крылатым, носящим лук и золотые или оловянные стрелы, держащим возжженную свечу в руке и с завязанными повязкою глазами. Дело его состояло в том, чтобы служить своей матери Венере и вместе с нею возжигать блудную похоть в людях, уязвлять сердца стрелами плотской любви.

Богиня Венера, гневаясь на Аполлона за то, что он ее блудное дело с Марсом предал известности и посмеянию, уязвила его сердце любовью к некоей красивой девице Левкофое, дочери царя вавилонского, и вожделением к ней разожгла его, так что Аполлон настолько возлюбил ее, что и возимое им солнце оставил на небе без движения, медля с девицею. Он пришел к ней в подобии ее матери и насиловал ее, и она осталась беременною. Первая любовница его Клития, узнав об этом, возревновала и возвестила о случившемся отцу девицы Архаму. Отец, охваченный гневом, тотчас дочь свою живою зарыл в землю. Аполлон, бессильный воскресить ее, превратил ее в благовонное дерево, а Кли-тию возненавидел и совершенно оставил. Она же, тужа о лишении любви Аполлоновой, перестала есть и пить. Постоянно она взирала на восходившее и заходившее солнце и провожала его туда, куда вез его Аполлон. Она совершенно изнемогла от голода и сильной скорби и превратилась в траву и цвет, называемый елиотропиас, то есть подсолнечник.

После сего Аполлон смеялся над носящим лук Купидоном, как над отроком малосильным и не умеющим стрелять из лука. Купидон, на смех отвечая смехом, тайно устрелил его в сердце золотою стрелою и уязвил его в любовь к некоей девице, имя которой Дафна. Точно так же он устрелил и девицу стрелою оловянного и сделал так, чтобы она возненавидела Аполлона, и насколько Аполлон любил ее, настолько она ненавидела его. Он же, не стерпев горящего в нем пламени любви, устремился за убегавшею от него и преследовал ее в горах и пустынях, желая догнать и насильно удовлетворить свое похотное желание. Когда он ее уже достигал и готов был схватить своими руками, то она призвала имя отца своего Пенеоса и с его помощью превратилась в лавровое дерево, которое носило и имя этой девицы Дафны.

Возлюбил Аполлон некую нимфу Корониду и блудодействовал с нею, и она стала беременною. Но она однажды прелюбодействовала и с неким фессалоникийским юношею Исхидисом. Видел сие ворон и возвестил Аполлону; был же в то время ворон не черным, а белым. Аполлон возъярился, убил стрелою девицу, но тотчас раскаялся, разгневался на ворона и сделал его черным, а голос его превратил в знамение злой вести. Разрезав чрево убитой своей любовницы, он вынул оттуда младенца и назвал его Асклипием, и отдал его в учение врачу Хирону. Об этом Хироне есть следующая повесть.

Сатурн прелюбодействовал с дочерью Океана Филлирою, и его застала на месте преступления жена его Опис. Превратившись в коня, Сатурн тотчас убежал. Филлира зачала и родила младенца, который до пояса был человеком, а прочая часть его тела была как у коня. Он вырос в пустынях и постиг знание всяких трав и цветов, то есть заключающейся в них силы, и таким образом сделался искусным врачом.

У этого то Хирона и учился Асклипий; хорошо ознакомившись с врачебным искусством, он воскресил своим врачевством двух мертвецов. За это разгневался на него бог Дий и убил его молниею.

Аполлон, мстя за своего сына, обратил свой гнев на циклопов, кователей молний, и поразал многих из них. Тогда Дий лишил Аполлона божеской чести. Но так как не было другого, кто мог бы возить по небу солнце, то собравшиеся все боги упрашивали Дия, чтобы он простил Аполлона и повелел опять ему быть в своем чине. Дий сотворил по их просьбе.

Вспомним, наконец, еще об одной нечистоте прескверного языческого бога Дия.

Дий, по лжесловесию еллинскому, восседая на небесах, увидел на земле прекрасного отрока, по имени Ганимеда, который был сыном троянского царя Троиса, и уязвился на него преестественною похотью, и повелел орлу своему похитить его и на крыльях вознести его на воздух к нему. Насиловав его, Дий поставил его служить себе на небе, сделав его чашником. Прежде эту должность занимала девица, именуемая Геба, о которой повествуется следующее.

Когда Аполлон готовил в доме отца своего пир мачехе своей Юноне, то между прочими снедями представил ей и полевой салат. Его она много ела, предпочитая это кушанье всем другим снедям, и от этого салата зачала во чреве и родила девицу Гебу. Гебу Дий не считал своею дочерью, так как она не от него была рождена, но, однако, ради красоты лица ее он приставил ее своею чашницею и сделал богинею юности. Когда же он однажды вместе с другими богами шел в Ефиопию на какой-то пир и Геба несла чаши, то она поскользнулась с одной горы и стремглав пала, и открылась нагота ее пред очами богов. Дий за это вознегодовал на нее и отстранил ее от службы ее, а на ее место поставил отрока Ганимеда. Впрочем, потом, когда Геркулес был причислен к богам, Дий дал ему в жены богиню Гебу.

Вот каковы были языческие боги – блудники, сквернители, прелюбодеи, насильники, волхвователи, преисполненные всевозможных нечистот и всякого скаредства; и недаром о них у еллинов составились такие лживые басни, которые достойны только смеха! Пристойно ли богу жениться, рождать детей и блудодействовать не только по естеству, но и противоестественно? Подобает ли богу превращаться в скота, в птицу, рыбу или вообще в какое-либо животное? Свойственно ли божьему естеству бояться, бегать, скрываться, не знать будущего и искать извещения в гадании? Но достаточно говорить об этих еллинских баснях, которые бесчисленны, и кто их подробно сможет пересказать? Недостанет времени для повествующего. Для выяснения, обличения, укоренил и осуждения пресквернейшего жития этих мерзостных богов, в которых верили заблудившиеся люди, поклоняясь и принося жертвы их идолам, – для этого вполне достаточно и сказанного нами.

Слава Христу Богу нашему пречистому, нескверному, непорочному, «Иже греха не сотвори, и не обретеся лесть во устех Его» (1Пет. 2, 22), в Которого мы веруем и поклоняемся Ему! Таков ли есть наш Владыка, таковы ли рабы Его, угодившие Ему? Да постыдятся и посрамятся языческие боги лживые и скверные, да славится же единый истинный и пречистый Бог наш и да хвально будет от восток солнца до запад преблагословенное имя Его вовеки.

Во дни праведного Исаака был голод на земле, как и прежде во время жизни Авраама. Исаак хотел идти в Египет, как и отец его прежде туда же удалился во время голода. Но ему явился Бог и запретил ходить в Египет, приказав поселиться в той земле, которую Он ему укажет. Вместе с тем Господь обещал быть постоянно с ним, благословить его и умножить семя его как звезды небесные, и, как клялся отцу его Аврааму, дать потомству его (Исаака) все Ханаанские, то есть Палестинские, земли.

Поэтому Исаак по повелению Божию пришел в Герару к Авимелеху, но не к тому, у которого был отец его Авраам, но к его наследнику, ибо тот был до рождения Исаака, а сей во дни жизни Исаака, как потом будет это выяснено. Там Исаак поступил точно так же, как прежде поступил его отец: боясь злых людей, он назвал супругу свою сестрою своею. Авимелех же, узнав достоверно, что Ревекка не сестра, но супруга Исаака, раскрыл это и сказал ему: «Что се сотворил еси нам? Вмале не бысть некто от рода моего с женою твоею, и возложил бы еси на ны соблазн» (Быт. 26,10). И заповедал Авимелех людям своим, говоря: всякий, кто прикоснется к мужу сему или его жене, повинен будет смерти.

«Возложил бы еси на ны (соблазн) всяк грех», а перевод Иеронимов читает так: «навел еси на ны» (Быт. 26, 10). Это подобно словам прежнего Авимелеха, который Аврааму говорил о Сарре: «Что се сотворил еси нам? Еда что согрешихом тебе, да возложиши на мя и на царство мое грех велик зело?» (Быт. 20, 9). Мы же внемлем следующему: хотя идолопоклонники, будучи язычниками, блудодеяние и не вменяли себе в грех, оскверняясь им неудержно, однако прелюбодеяние, прикосновение к чужой жене, считали за великий грех, причиняющий большую обиду ближнему в его супружестве, и запрещали людям своим смертною заповедью, чтобы они не дерзали на таковой грех. Ныне же среди христиан сие беззаконие о сколь умножилось! Даже едва вменяется в грех! Ибо многие, не имея страха Божия, без воздержания отдались сей нечистоте. Ради таковых да предложится здесь рассуждение о том, сколь велик грех – прелюбодеяние и каких бедствий он бывает причиною.

Хотя и стыдно говорить и писать о грехах любодеяния и прелюбодеяния, однако нужда предлежит и должность к сему побуждает, ибо подобает предлагать лечение, когда умножаются болезни, а не пренебрегать болящими. И святой Златоуст, хотя он и целомудренным был, и чистым по сердцу, и стыдился студное говорить и писать, ибо не исходило гнилое слово из уст его, однако, когда он принял сан учительства и духовного врачевства для исцеления душевных язв в людях, тогда он и против своего желания вещал и писал, не стыдясь того, чего прежде привык стыдиться. Он говорит к блудникам и прелюбодеям: «Вы принимаете меня, нечто нечистое возвещающего вам и не стыдящегося, не краснеющего, ибо я сие делаю не по своей воле, но ради тех, которые не стыдятся совершать постыдное, я принужден говорить сие; ибо и врач, желая извлечь гнилость из язвы, прежде всего персты свои влагает в язву больного, и если прежде не осквернит целящей руки, не сможет и исцелить. Так и я, если прежде не оскверню уста мои, целящие ваши души или страсти, не смогу исцелить вас» (Златоуст. На Послание к Ефесянам, гл. 4, беседа 5-я). И нам, смиренным, необходимо отчасти подражать сему великому учителю.

Чтобы яснее обнаружилась великая тяжесть греха прелюбодеяния, прежде всего необходимо уведать, что иное есть любодеяние и иное прелюбодеяние. Любодеяние есть падение свободного со свободною же в грех блудный, когда оба лица – мужчина и женщина – бессупружны, не связаны союзом законного брака и владеют каждый своим телом, как желают.

Прелюбодеяние есть падение несвободного с несвободною, то есть имеющего свою законную жену мужа с женою, имеющею своего мужа, или падение свободного с несвободною, или наоборот, свободной с несвободным; в последнем грех свободного лица судится как любодеяние, а несвободного – как прелюбодеяние.

Прелюбодеяние есть повреждение и осквернение чужого ложа и своего. Если оба лица несвободны, то оба они одновременно сквернят чужое и свое ложе, не сохраняя в своем законном супружестве веры и любви и преступая предел закона; посему и судится грех прелюбодеяния более, чем грех любодеяния. Если любодеяние свободных считается тяжким грехом, оскверняющим душу и тело, Духа Святого опечаливающим и прогоняющим от любодея или любодейцы, делающим их Уды, искупленные честною кровию Христа и принадлежащие Ему, Удами блудническими и отчуждающим их от Царствия Божия, по словам Апостола: «Всяк блудник или нечист не имать достояния в Царствии Христа Бога» (Еф.5,5), – то сколь же более тяжек грех несвободных, находящихся в супружестве и прелюбодействующих, хотя никто из них не имеет уже власти над своим телом? Ибо Апостол говорит: «Жена своим телом не владеет, но муж; такожде и муж своим телом не владеет, но жена» (1Кор. 7, 4). Падение таковых есть великий и тяжкий грех, не только тяготу и скверну блуда содержащий, но и законный брак повреждающий и оскверняющий и досаждающий Творцу и Законоположителю Богу.

Искони Бог сотворил мужской и женский пол и сказал: «Сего ради оставит человек отца своего и матерь и прилепится к жене своей, и будета оба в плоть єдину. Темже ктому неста два (глаголет Христос) но плоть едина: еже убо Бог сочета, человек да не разлучает» (Быт.2,24; Мф.19,4–6; Мк.10,7–9). Прелюбодействующий же разлучает то, что Бог сочетал, рассекает пополам плоть едину и наносит обиду тайне супружества, знаменующей нераздельность Христа в Церкви, а также и два естества во Христе. Поэтому грех прелюбодеяния вдвойне больший грех, нежели любодеяние, и виновность первого более тяжела, чем последнего. Ибо любодеяние оскверняет только два свободных лица – любодействующего и любодействующую; прелюбодеяние же простирается на четырех: два лица оно оскверняет, а двум другим наносит обиду. Прелюбодействующий, как было сказано, и ложе прелюбодейцы, и ложе своей законной жены сквернит; также и прелюбодейца оскверняет и ложе законной жены прелюбодея, и ложе своего мужа. Поэтому и епитимия прелюбодею святым Василием Великим положена такая: блудник подвергается запрещению на 7 лет, а прелюбодей – на 15 (см. Кормчую книгу, 58 и 59 правила святого Василия Великого).

Прелюбодеяние подобно татьбе, ибо и оно тайно совершается, как и воровство. Праведный Иов о прелюбодеянии говорит так: «В нощи будет яко тать; око прелюбодея хранит тму, глаголя: не узрить мя око чуждое, и покровения лица положи. Прокопаша во тме храмину, во днех же запечатлеша себе» (Иов. 24,14–16). Но виновность прелюбодеяния несравненно большая, чем виновность воровства, ибо вор крадет вещь бездушную, золото, серебро и тому подобное, тогда как прелюбодей крадет вещь одушевленную, жену ближнего, крадет союзную любовь и супружескую чистоту, безмерно превосходящую по своему достоинству золото и серебро. Тать имеет возможность уважительными причинами защищаться от обвинения себя в преступности, ссылаясь на нужду и нищету, указывая на свою скудость и голод, почему и Писание говорит: «Не дивно, аще кто ят будет крадый: крадет бо, да насытить душу свою алчущую» (Притч. 6, 30). Имеющий же свою законную жену и прелюбодействующий никаких не может иметь оправданий, «но за скудость ума погибель души своей соделовает» (Притч. 6, 32). И поистине скудость ума в прелюбодее: имея свой хлеб, чужого ищет; презирая находящийся в его доме чистый источник, он жаждет скверного болота; имея возможность быть со своею сожительницею женою без греха и бедствий человеческого осуждения, он желает чужой жены с душегубительным для себя грехом, со столь великою (для других) бедою, всеобщим осуждением и поношением. 'Тать не приходит, – по евангельскому слову, – разве да украдет и убиет, и погубит» (Ин. 10,10). И прелюбодей не с иным намерением приходит, как только украсть чужой брак, будучи готовым и биться, если кто застанет его на греховном деле, и убийство в подобных случаях иногда бывает с обеих сторон.

Губит прелюбодей также и две души – свою и чужую, с которою согрешает, ибо оба они идут в великую погибель вечную. Поэтому прелюбодеяние есть больший грех, нежели татьба. А святой Златоуст считает прелюбодеяние грешнее даже разбойничества и говорит следующее: «Каждому Бог дал жену и положил законы для естества, установив соединение с одною. Поэтому преступление с иною есть разбойничество и лихоимство, и даже преступление, лютейшее всякого разбойничества, ибо мы не так сильно страдаем, когда уносят наше имущество, как в том случае, когда подрывается брак» (Златоуст. На Первое Послание к Солунянам, гл. 4, ст. 6).

Прелюбодеяние есть вражда против Самого Бога. Святой апостол Иаков вопиет: «Прелюбодеи и прелюбодейцы, не весте ли, яко любы мира сего вражда Богу есть?» (Иак. 4, 4). Какая любовь мира сего? Та, которую вы прелюбодейственно имеете между собою. Хотя мир имеет и иную любовь небогоугодную, например, к богатствам, почестям, горделивым превозношениям и тщетной славе, но более всего мир погряз в любви плотской, в сладострастиях и вожделениях греховных и в ненасытстве блудодейства, которое преступает пределы законного брака. Вот эта-то прелюбодейственная любовь мира сего и есть вражда Богу: вражда, ибо противится закону Божию, уставы Его разоряет, установленные Им пределы преступает и как бы в ничтожество вменяет самое супружное сожительство человеческое, установленное, определенное и узаконенное Богом. Сколь велик грех – прелюбодеяние, об этом пусть рассудит и рассмотрит каждый самостоятельно.

Прелюбодеяние есть столь великий грех, что согрешивший недостоин даже помилования. Слышим святого Златоуста, говорящего о сем следующее: «Помощницей мужу дана жена, чтобы она утоляла неистовствующее естество и утишала похотные волны. Как кормчий, совершивший в пристани потопление, не получает никакого помилования, так и человек, оскверняющий ложе других или похотливо взирающий на какую-либо жену и после своего заключения брака, не получит никакого оправдания ни пред людьми и ни перед Богом».

Супружество этот святитель назвал пристанищем и тихим местом для волнуемой и обуреваемой похотями и плотскими страстями человеческой жизни! Чтобы человек не погрузился в адскую бездну своими блудными грехами, он пусть он имеет свою законную супругу, как и Апостол советует: «Блудодеяния ради кийждо свою жену да имать» (1Кор. 7, 2), то есть для того, чтобы охранить себя от блудодеяния с иною, пусть он имеет свою, как и каждая жена да имеет своего мужа. Если человек, находясь в этом пристанище и тихом месте, сам по своей воле потопляет себя, погружаясь в прелюбодеяние, таков недостоин милости ни у Бога и ни у людей. Так рассуждает сей великий церковный учитель.

Прелюбодеяние и в Ветхом Завете не удостаивалось помилования и прощения и никакими жертвами не могло быть очищено: не упомянуто о сем в Книге Левит, в которой описывается, какие жертвы нужно приносить за какие грехи. За прелюбодеяние не было назначено жертвы или очищения, но что же? – казнь смертная, и не каким-либо иным способом этот грех истреблялся и очищался в людях Божиих, как только смертною казнью. В Книгах пишется следующее: «Человек, иже прелюбы деет с мужатою женою, смертию да умрета и прелюбодей, и прелюбодейца» (Лев. 20,10); и еще: «Аще муж лежати дерзнет с женою мужатою, да убиют оба с мужатою и лежащаго с нею, да отъимут злое от Израиля» (Втор. 22, 22). Столь велик грех – прелюбодеяние, что ни от кого не удостаивается помилования!

Если в новой благодати и установлено для прелюбодеяния в церковных книгах покаяние, однако здесь не в силу какого-либо достоинства или каких-либо своих подвигов и трудов согрешивший сподобляется милости прощения, – ибо кто может справедливости Божией воздать за таковые грехи равную и достойную меру? – но по неизреченному благоутробию Божию, непреодолеваемому человеческими грехами, он приемлет прощение и очищается пред Богом, но не пред людьми. Ибо если пред людьми обнаружится этот грех его, то пред ними он не сможет от порока своего очиститься во все дни своей жизни, и после его кончины его грехопадение будет все еще сохраняться долгое время. Поэтому-то в Притчах о прелюбодеяниях и пишется: «Поношение его во век не потребится» (Притч. 6, 33).

Причиною каких бедствий бывает прелюбодеяние? Прелюбодеяние, хотя бы оно и не было обнаружено, тем не менее сопровождается постоянною мукою внутреннею в совести; внутренний червь совести непрестанно грызет, обличает, отягчает и в отчаяние приводит. Кроме того, прелюбодей еще мучится и тем, что всех боится, как бы не узнали другие о его грехе, думает о каждом, что тот знает о его деле. Если он увидит кого-либо тихо беседующим с другим, то предполагает, что речь идет о нем и что его именно осуждают.

Правду говорит святой Иоанн Златоуст: «Хотя прелюбодей и никого не имеет своим обличителем, все же не перестает обличаться внутри себя; наслаждение было временное, а болезнь всегдашняя, страх отовсюду, трепет, озирание и боязнь, и он трепещет самых теней, страшится своих рабов, знающих и незнающих, и обиженных лиц, и обходит их, нося в себе всюду горького обличителя – совесть, и нисколько не может отдохнуть, будучи осужденным самим собою. И на одре, и на трапезе, и на торжище, и днем, и ночью, и во сне многочисленных идолов греховных блюдет. Он Каинову жизнь ведет, «стеня и трясыйся на земли», и имеет внутри себя жгучий огонь».

Все это причиняется необнаруженным прелюбодеянием. Что же причиняет открытое, обнаруженное прелюбодеяние? Оно наносит величайшее зло. После того, как прелюбодеяние обнаруживается, воспоследует за сим великий стыд, бесчестие, неукротимая ярость мужа, ложе которого осквернено, гнев собственной жены согрешившего, а также и достойное по праведному суду наказание.

Прежде всего стыд великий. Что может быть более стыдным, как то, когда прелюбодея схватывают, обличают, посреди народа влекут к судебному месту, при всеобщем смехе и взглядах других?

Ты скажешь: такой-то не схвачен на месте преступления, но только опознан, и обличить его нельзя, потому что он богат, славен и властелин.

Отвечаю: если он и не схвачен и если его обличить нельзя, однако, когда он опознан, то уже и обесславлен, и всюду уже над ним посмеиваются, осуждают и оговаривают его. Святой Давид тайно согрешил и одним только пророком Нафаном наедине был обличен (ибо кто другой осмелился бы обличить царя?). Тем не менее он стыдился всего Иерусалима и говорил: «Весь день срам мой предо мною есть, и студ лица моего покры мя» (Пс. 43,16). Но оставлю богатых, почтенных почестями и властвующих, и буду говорить к народу.

Если и не обличенное, но только опознанное прелюбодеяние приносит немалый стыд прелюбодею, так что он не осмеливается ни взирать на лица человеческие и ни беседовать со своими друзьями, то сколь же большего стыда исполнит его обличаемое пред всеми преступление? Обычно стыдятся многих вещей – гнилого слова или ложного дела пред человеческими очами, нечестного обнажения тела и Других подобных сим случаев; однако, я думаю, все это не может быть большим стыдом, чем стыд от блудного греха, всеми обличаемого. Сколь велико в последнем случае бесчестие! Его многие осмеивают, поносят, уничижают, досаждают, ругают, и он блудником и прелюбодеем всеми называется и оплевывается! Лучше человеку не родиться, нежели находиться в таком стыде и бесчестии.

Ярость того мужа, жена которого вовлечена в прелюбодеяние, чего она не сделает с прелюбодеем? Вопит, бьет, попирает, влечет на судилище, жалуется и просит суда и беспощадной казни для своего врага. Если бы возможно было, он и сам бы растерзал прелюбодея на части; раздробил бы его тело, как пишется в Притчах: «Исполнена ревности ярость мужа ея, не пощадит (прелюбодея) в день суда» (Притч. 6, 34) В это время прелюбодей находится в больших бедствиях, чем вор: 'Тать бо, аще ят будет, воздаст седмерицею, и вся имения своя дав, избавит себе» (Притч. 6, 31), но прелюбодей нисколько не изменит наградою вражды мужа, ложе которого осквернено, и не будет прощен благодаря многим дарам. Ибо всякий человек может быть умолен, когда ему причинена какая-либо обида, но обиженный в супружестве бывает всегда неумолим: скорее прелюбодей умилостивит Бога истинным покаянием и слезами, чем того мужа, с женою которого он прелюбодействовал. Что он воздаст за осквернение жены мужу, когда за сие ничем и никогда невозможно вознаградить?

Так же и законная жена, узнав о прелюбодеянии своего мужа, что делает? Плачет, рыдает, в лицо бросает упреки, терзается сердечно ревностью и повреждает свою любовь к мужу. Бывает иногда и то, что иные жены, злобствуя на своих мужей за их прелюбодеяние, и сами отдаются прелюбодеянию, а иные даже убивают своих мужей. Историк Иустин пишет, что киринейский царь Димитрий, брат царя македонского Антигона, погиб от жены своей Вероники, дочери Агиса и Арсинои, погиб именно за то, что прелюбодействовал с тещею своею Арсиноей, царицею умершего киринейского царя Агиса. Вероника, узнав о тайно совершаемом беззаконии, некоторое время наблюдала и затем подыскала сильных мужей, убийц. Когда ночью царь скрылся от своей жены и пошел к теще, то жена, ощутив это, взяла с собою подысканных убийц, пошла за ним следом и, найдя мужа на месте преступления, убила его. – Клитемнестра царица, жена греческого царя Агамемнона, когда последний находился в воинских полках, услышала о нем, что он возлюбил некую пленную девицу Хризас и прелюбодействует с нею, пришла в великий гнев и ревность и сама отдалась прелюбодеянию с неким Егистом. Когда Агамемнон с полками возвратился в свой дом и был в бане, Клитемнестра, сгворившись со своим прелюбодеем, убила его. Впоследствии она и сама была убита сыном своим Орестом, мстившим за смерть отца. Вместе с нею был убит и прелюбодей ее Егист.

На Эгейском море есть остров, называемый Лемносом. На нем есть города и веси. Там в древности случилось следующее событие. Воины, отправившиеся на кораблях с военными целями в ближнюю страну, множество жен и девиц пленили; приведя их в свои дома, они прелюбодействовали с ними, оставив своих жен. Тогда жены, сговорившись все между собою, избили ночью своих мужей – каждая в своем доме убивала спящего мужа с прелюбодейцею. Затем, охваченные яростью, они избили и весь мужской пол на острове, не щадя и сыновей своих. Только спустя много лет они согласились опять принять с другого места мужей.

Вообще в истории имеется много таких примеров, когда ревность жен истребляла из среды живущих на земле различными смертями своих прелюбодействующих мужей. Таково зло воспоследует за прелюбодеянием!

После всего этого, когда прелюбодеяние обнаружено, обличено и суду передано, следует последнее бедствие, подобающая мука, ибо в том не будет заключаться правда, если таковой грех не будет наказан мукою, как и Писание говорит: «Ввяжет ли кто огнь в недра, и риз своих не сожжет ли? Или наступит кто на углия огненна, ногу же свою не сожжет ли? Так же и вошедший к мужатой жене не без муки останется» (Притч. 6, 27–29). Какая же мука подобает прелюбодею? Если праведный суд будет, то прелюбодей несомненно понесет смертную казнь, ибо издревле прелюбодеи различными смертями казнятся. В законе Моисеевом повелевалось камнями побивать мужа и жену, уличенных в прелюбодеянии (Ин. 8, 5). Если же какая-либо жена мужем своим заподозривалась в прелюбодеянии, то давалась ей священником для питья вода, наводящая проклятие, как об этом пишется в Книге Числ, в пятой главе; и если и она оказывалась повинна во грехе, то терзалась ее утроба (Чис. 5,27). – Среди древних язычников также был закон – предавать огню прелюбодея и прелюбодейцу. Сим древним языческим законом, бывшим прежде закона Моисеева, и Иуда, сын Иакова, осудил свою невестку Фамарь на сожжение. Опилий (он же и Макрин), римский царь, повелел прелюбодея и прелюбодейцу связывать вместе и бросать в огонь. Август Тиверий, Домитиан, Север и Аврелий установили за прелюбодеяние следующее наказание: сгибать вершины двух деревьев, привязывать к ним за ноги виновного во грехе человека и затем отпустить деревья! Так же поступали и с повинной женой, привязывая ее за ноги к двум наклоненным деревам. Таким образом тело грешника или грешницы разрывалось на части. Другие римские цари допускали безнаказанно мужу, когда он застанет свою жену прелюбодействующею с иным, убивать обоих, прелюбодея и прелюбодейцу.

Древнегреческий царь Сенедий издал закон – секирою отсекать голову мужу и жене, взятых на месте прелюбодеяния. Пример такого суда он показал на своем сыне, впавшем в сей грех, и не пощадил своей крови. В Аравии и Парфии прелюбодействующие бывали наказываемы смертною казнью. Саксоняне, бывшие еще в идолопоклонстве, убеждали прелюбодейцу, чтобы она сама, обвязав свою шею веревкою, повесилась и удавилась, а затем ее труп сжигали и вешали прелюбодея над ее костром.

Прочие же народы, хотя они и не предавали смерти таковых грешников, однако не оставляли их без жестокого наказания. Египтяне прелюбодея били железом, нанося ему тысячу ран, а прелюбодеице отрезали нос. Куманы, посадив жену нагою на осла, возили ее по всему городу и били. Бразилийцы тех жен, которых заставали на месте прелюбодеяния, или убивали, или продавали как рабынь. В иных местах отрезывали женам нос и уши, а мужам – уды прелюбодеяния. Многие и другие лютые наказания прелюбодействующих были в различных странах.

Ныне же среди христиан таковые грехи столь многочисленны, но казни смертной им не положено; вообще этот грех слабо наказывается, и только разве Сам праведный Судия будет казнить в будущем веке. Отчего происходят постигающие отовсюду нас столь великие бедствия? Ради грехов наших месть Божия бьет нас, а мы не хотим познать виновности нашей и покаяться.

Такой мести Божией и Авимелех боялся, чтобы она не нашла на его царство; и говорил он Исааку: «Что сие сотворил еси, навел бы еси велик на ны грех?» Если и за совершенное тайно прелюбодеяние постигает наказание Божие царства и народы, то что же будет за явные беззакония?

Рассудив о всем вышесказанном, для пребывающих в супружестве людей добро слушаться совета Соломона: «Сыне, пий воды от своих сосудов и от твоих студенцев источника, да никтоже чуждь причастится тебе. Источник твоея воды да будет тебе твой, веселися с женою, иже от юности твоея. Елень любве и жребя твоих благодатей да беседует с тобою; твоя да последует тебе и да будет с тобою во всякое время. Да не одолеет ти похоть чуждыя доброты, ни уловлен буди твоима очима» (Притч. 5; 15,17–19 и 6, 25); и еще: «Виждь живот твой с женою твоею, юже возлюбил еси во вся дни юности твоея, яко се часть твоя в животе твоем» (Еккл. 9, 9).

Пребывая в Гераре, Исаак сеял свои семена на неистощенных нивах и пожав приобрел в тот год плод стократный. Сие изобилие было ему чудесным Божиим благословением, а не следствием плодовитости герарских нив, ибо таковое изобилие только у него одного было, тогда как у других жителей Герары сего не было. Это послужило причиною зависти. Люди той страны стали завидовать Исааку, видя, что Бог благословил его изобилием хлеба и стадами скота, и начали причинять ему пакости. Те колодцы, которые отец его Авраам, живший прежде в Гераре, выкопал, их они засыпали землею. Авимелех сказал Исааку: «Отъиди от нас, яко сильнее нас еси зде» (Быт. 26,16).

Исаак, удалившись оттуда, поселился на границах земли Герарской в долине, где были выкопаны жившим там прежде его отцом Авраамом колодцы, а впоследствии после его смерти засыпаны землею филистимлянами. Исаак употребил свои усилия на то, чтобы колодцы опять выкопать и очистить. Когда рабы его занимались копанием, то они обрели кладезь воды живой. Но в это время Исааку не было покоя от завистливых. Пришли герарские пастухи со своими стадами на это место и стали спорить с пастухами Исаака, говоря: это наша вода! И прозвал Исаак этот колодезь «обида», так как герарские жители причинили ему обиду.

Уступая гневу человеческому, Исаак переселился немного далее и выкопал другой колодезь, но и о нем возник спор с пастухами герарскими. Исаак дал ему имя «вражда». Оттуда он выселился и затем ископал третий колодезь. О нем уже не было спора с противниками. Исаак прозвал его «пространство», говоря: «Ныне распространи Господь нас на земли» (Быт. 26, 22).

После сего явился ему Господь у Клятвенного колодезя и сказал: «Аз есмь Бог отца твоего Авраама, не бойся, с тобою есмь, и благословлю тя, и умножу семя твое Авраама ради отца твоего» (Быт. 26, 24). После сего видения Исаак создал на этом месте жертвенник Богу и призвал имя Господне молитвою и жертвою, а потом поставил там и свою кущу.

Пришел к нему из Герары Авимелех со своими вельможами для примирения. Исаак дружески угостил их, и был заключен мир между ним и герарским царем Авимелехом у Клятвенного кладезя, возле которого заключили мир и их отцы.

Во время пребывания здесь Исаака сорокалетний сын его Исав взял себе двух жен из ханаанских дочерей, вопреки благословению своих родителей. Исаак и Ревекка опечалились, так как их снохи обе были неблагонравны и неблагочестивы, как рожденные и воспитанные в идолопоклонническом нечестии и обученные в злонравии. И опечаливали жены Исава свекра и свекровь свою нравами своими.

«Приобрете в то время плод стократный» (Быт. 26,12). Удивительно то, что в голодное время, в неплодородное лето, в чужой стране, а не на своей исконной посеял Исаак свои семена и собрал стократный плод, тогда как у всех герарских земледельцев нивы принесли весьма скудные плоды. Почему эти нанятые Исааком нивы приняли столь великую силу к произрастанию плодов? «Приобрете в то лето плод стократный, плод ячменя и всяких жит сельных, яко благослови его Бог» (Быт. 26, 12). Вот в чем сила плодовитости земли – в Божием она благословении, данном Исааку: «яко благослови его Бог»! Мы здесь видим, сколь благоплодовита нива – Божие благословение!

Сие да будет в поучение христианам земледельцам, в поте лица своего хлеб ядущим (Быт. 3, 19), дабы они прежде всего старались быть достойными Божьего благословения, если хотят иметь свои нивы благоплодовитыми. Обычно земля бывает плодородна, когда она хороша, прекрасно возделанна, засеяна хорошими семенами, достаточно напоена небесным дождем и росою, согрета теплыми лучами солнца и охраняется «благорастворенными воздухи» (из великой ектении). Однако если не будет Божиего благословения, то все это мало поможет.

Там, где жил в то древнее время в Гераре праведный Исаак, у всех была одинаковая земля, и все в земледелии, в пахании и сеянии одинаково трудились, возделывая каждый свою ниву как следует; у всех также был один и тот же воздух, общий дождь и росы, общее солнце, одинаково сияющее и на благих, и на злых (Мф.5, 45). Однако только одни Исааковы нивы стократный плод принесли, тогда как прочие, хотя и смежные с Исааковыми, нивы, однако, оказались скудными по своим плодам. Почему? Потому, что возделывавшие их не сподобились Божьего благословения, которого удостоился Исаак; поэтому-то нивы их и оказались бесплодными, а его благоплодовитыми, ибо благословил его Бог. Ради чего же Бог благословил его в трудах его земными плодами, а тех нет? Ради того, что он был праведен, а они грешные; он угождал Богу, а они прогневали Его; он был верным рабом Божиим, а они были рабами бесов, будучи идолопоклонниками. Исаак любезен был Богу ради своего добродетельного жития, а те мерзостны были Богу ради скверных и беззаконных дел своих. Поэтому Бог его благословил как достойного, а тех отверг как недостойных, а вследствие сего нивы Исаака приносят плоды, а нивы тех пребывают бесплодными.

Внемлите сему, христиане земледельцы! Хотите ли быть благословенными в трудах ваших, то и в поте лица вашего будьте праведными и богоугодными, как был Исаак праведным и богоугодным, и тогда вы будете благословлены изобилием плодов земных, как был благословен Исаак. Благословение же Божие есть столь плодовитая нива, что иногда и без труда земледельческого наполняет житницы Своих угодников и рабов. Да вспомянется здесь следующая вещь из жития преподобного Феодосия Великого, имевшего свою общежительную обитель в Палестине. У преподобного Феодосия был обычай ходить ради молитвы в Вифлеем. Однажды, желая отдохнуть от своего труда, он свернул с пути в обитель преподобного Маркиана. Последний, любезно приняв желанного гостя, не имел чем угостить его, ибо в то время у него не оказалось ни хлеба, ни пшеницы. После продолжительной духовной беседы, когда приблизилось время трапезы, Маркиан повелел своим ученикам, чтобы они приготовили им сочиво. Феодосии, увидев столь великую их нищету, приказал своим ученикам, чтобы они принесли взятые ими в дорогу хлебы и их предложили. Когда они ели, преподобный Маркиан сказал преподобному Феодосию: «Не обижайся, отче, что мы приготовили скудную трапезу, и не укоряй нас за то, что мы не предложили даже хлеба, ибо мы весьма оскудели и совершенно не имеем пшеницы» Когда он сие говорил, Феодосии, взглянув на браду Маркиана, увидел пшеничное зерно, неведомо откуда попавшее; взяв его осторожно, он радостно улыбнулся и сказал: «Вот пшеница. Как же вы говорите, что не имеете пшеницы?» Блаженный Маркиан взял радостно из рук Феодосиевых вынутое из его бороды зерно и, как некое драгоценное зернышко, приказал его отнести в житницу, веруя, что оно по благословению Феодосия святого без особых забот принесет многочисленный плод, больший даже, чем хорошо возделанные нивы, что и случилось. После ухода Феодосия ученики утром хотели открыть двери житницы, но не могли этого сделать. Тогда Маркиан послал к преподобному Феодосию возвестить о произошедшем чуде и благодарить его за умножение пшеницы. Преподобный же ответил: «Не я, но ты, отче, умножил пшеницу, ибо с твоей брады было взято зерно».

Мы же отсюда видим, сколь добра нива – Божие благословение и как Бог ущедряет изобилием пшеницы Своих угодников, ищущих прежде всего Царствия Божия и правды Его (Мф. 6, 33). Если же эта нива, Божие, говорю, благословение, и без земледельческого труда способна приносить плоды, то сколь же больший принесет она плод возделывающим землю, если только постараются земледельцы прежде всего угождать Богу праведным и добродетельным своим житием?

«Возреноваша ему филистинове» (Быт. 26,14). Когда Бог благословил Своего раба Исаака изобилием земных благ, то населявшие ту землю люди стали завидовать. Где подаются кому-либо Божии дарования, там возрастает и зависть человеческая. Начали злые люди праведному творить пакости в колодцах, чтобы безводием уморить его людей и скот и чтобы удалить его от себя, дабы не видели его их глаза. Ибо завистливое око не переносит видимого счастья и благоденствия другого. Святой Давид, сказав о праведном человеке, «яко рог его вознесется во славе», тотчас добавляет, что «грешник узрит и прогневается, зубы своими поскрежещет и растает» (Пс. 111, 9–10). Рог славы и благоденствия бодет очи завистливому, для которого чужое добро является мучением, ибо он болит сердцем и мучится, видя ближнего благоденствующим. И думается мне, что Господь Бог мог угодника Своего Исаака и на другом каком-либо месте достаточно пропитать во время голода, тем не менее Он нарочито послал его в Герарскую страну для того, чтобы нечестивых герарских жителей, которых Он наказывал за их грехи голодным временем, мучить еще и тем, что пред их завистливыми глазами раб Его будет собирать изобильную жатву на той земле, на которой грешники будут скудно жать. Когда Господь Своему праведнику послал всякие блага, тогда Он этим для грешников создал муку, ибо дал им повод к зависти при муках за свое неизобилие и скудость.

Подобное Господь сотворил и в Египте: благодетельствуя Своим людям, Он мучил фараонов, о чем в псалмах читается так: «Преврати сердце их возненавидети люди Его» (Пс. 104, 25). Чем превратил? Убедил ли их быть злыми, или научил их злому? Никак нет! Ибо Господь не желает, чтобы какой-либо человек был злым, и никого на зло не наставляет. Каким же образом Он превратил сердце их, чтобы они возненавидели людей Его? Прочтем слова предыдущего стиха: «Возрасти люди Своя зело и укрепи я паче враг их, преврати сердце их» и прочее. Отсюда ясно можно видеть, чем и как превратил: благодетельством, которое оказывал Своим людям. Этим именно Он превратил сердце египтян к ненависти, не Сам делая их таковыми, так как они по природной своей злобе ненавидели людей Божиих, но подавая повод им к большей ненависти в том, что благотворит людям Своим, возращает, умножает и укрепляет их. Один из толковников изъясняет сие следующим образом: «Когда говорится, что преврати Бог сердце их на ненависть, то это значит, что Он не египтян делает злыми, но подает Своим людям блага, которыми злые легко побуждаются на зависть».

Египтяне, видя людей Божиих умножающимися, укрепляющимися и благословенными вышним Богом, терзались в сердце своем, мучились завистью, а от зависти переходили к ненависти и гневу и стали томить евреев работами. Мучение для злых то, если они видят кого-либо находящимся в добром состоянии, и рады они такого живым съесть. Томили египтяне ненавистных для них людей, но и сами не менее томились завистью, ибо поскольку они их угнетали, постольку еще более те умножались и весьма укреплялись. Для людей Божиих египетское рабство было мучением, а для завистливых египтян было мукою то, что люди Божий сильно умножались и укреплялись. В конце концов Божии люди остались непреодолимыми и славно из Египта вышли, тогда как египтяне со своею завистью окончательно погибли. Ибо зависть губит всякого, в чьем сердце она усилится. Зависть подобна моли, которая родится в одеждах и съедает эти одежды, – так и зависть снедает сердце, в котором рождается. Святой пророк Исайя, хвалясь пред лицем своих ненавистников многою милостью, полученною от Бога, и Его помощью, говорит к ним следующее: «Вси вы яко риза обетшаете, и яко молие изъяст вы» (Ис. 50,9). Вы завистью снедаетесь, и вконец будете ею уничтожены. Маленькою кажется моль, но одежду хорошую портит; невидима и зависть, скрывающаяся в сердце, как малая вещь, но она весьма повреждает здоровье человеческое и вредит спасению. Повреждает здоровье, ибо завистливый снедается в себе о благоденствии ближнего и терзается внутри, изнемогает здоровьем а иногда и в болезнь впадает от безмерной зависти. Вредит спасению, ибо таковой, если до конца пребудет в зависти без покаяния, не может быть спасен, как свидетельствует об этом Апостол в послании к Галатам, где описывает злые дела, нечистоту, идолослужение, чародейство, вражду, ярость, ересь и прочее, присоединяя к сему и зависть (Гал.5, 19–21).

«Прииде к нему Авимелех от Герар» (Быт. 26, 26). Удивительно то, что царь герарский Авимелех, который был охвачен завистью вместе со своими людьми, не терпя пребывающего на его земле Исаака и не перенося видеть его обогащенным благословением Божиим, отослал его прочь, говоря: «Яко сильнее нас еси зде» (Быт. 26, 16), и этот же Авимелех впоследствии пришел к Исааку вместе со своими вельможами, когда тот пребывал у Клятвенного колодезя, и пришел искать примирения и любви соседней, говоря: «Буди клятва между нами и тобою, и завещаим между нами и тобою, да не сотвориши нам зла» (Быт. 26, 28–29). Поистине, удивительно то, что праведный без войны и оружия устрашил своих враждебных ненавистников, преодолел и в покорность себе привел, так что они сами стали искать мира и милости у него, да не сотворит он им какого-либо зла.

Мы же посмотрим, чем этот праведник преодолел ненавидевших и обижавших его? Когда мы рассматриваем житие Исаака, протекшее в Гераре, то видим, что возненавидевшие его жители Герары насыпали его колодцы доверху песком и гнали его от себя, а он, ничего им не говоря, удалился от их города. И не дивно сие: как пришлецу, ему нельзя было прекословить в чужом городе. Когда же он поселился вдали на границе Герарской земли, в долине, где были засыпанные филистимлянами колодцы его отца, и когда он снова вырыл колодезь своего умершего отца Авраама и очистил его, то герарские пастухи опять начали его обижать, ибо стали спорить с его пастухами и говорили: «Это наша вода!» (Быт. 26,20). Здесь Исаак мог им оказать сопротивление, так как был не близ Герары и у кладезя своего отца, но он, однако, ничего им не сказал напротив и переселился оттуда, уступая место гневу их. На ином и далее отстоящем месте он откопал засыпанный колодезь, очистил его и нашел хорошую воду, и начал при нем жить. Но и там наступали на него завистливые герарские пастухи, обижали и гнали его от колодца. Здесь Исаак имел возможность не только словом, но и ратью сопротивляться им и отмстить за прежние обиды, так как имел многочисленных домочадцев, среди которых живы были и те, которые с его отцом Авраамом ходили против ходологоморского царя, чтобы отбить захваченного в плен Лота. Для Исаака, благословенного Богом и умноженного домочадцами, возможно было даже завоевать всю Герарскую страну, которая была невелика. Однако он ничего такого не сделал, оставаясь праведным и кротким, терпеливым и незлобивым, не желая не только обижать кого-либо, но и даже прогневлять чем-либо незначительным. Уступая свое, он предпочитал лучше выселиться оттуда. Тогда Авимелех, бывший царем одного из городов Герарской страны, пришел к нему и просил примирения.

Отсюда мы ясно можем видеть, чем святой Исаак преодолел своих врагов: кротостью, терпением и незлобием. Эта кротость с незлобием, претерпевая все, устрашила герарского царя и его подчиненных, и испугались они, чтобы когда-либо этот могучий муж и сильный людьми, имея своим помощником Бога своего, не восстал для мести, не поднял против них брани; чего Исаак и в мыслях своих не имел, пред тем они трепетали, а посему и пришли к нему с изъявлением своей покорности.

О сила кротости, терпения и незлобия праведника! Кротость с терпением и незлобием без ярости устрашает, без оружия побеждает, без ополчения прогоняет своих супостатов, что прекрасно изъясняется в Апокалипсисе, где говорится о виденном святым Иоанном Богословом Агнце.

Восхищенный в духе на небо, святой Иоанн Богослов видел престол Божий и сидящего на нем Бога в славе неизреченной, держащего в деснице Своей книгу неведомых Божественных тайн, запечатанную семью печатями. И «ангел крепок проповедаше гласом велиим глаголя: кто есть достоин разгнути книгу и разрешити печати ея? И никтоже можаше ни на небе, ни на земли». И начал плакать святой Иоанн: «Аз, – говорит он, – плаках много». Почему? Потому что «никтоже обретеся достоин разгнути и пронести книгу, ниже зрети ю». Тогда один из старцев, сидящих окрест престола Божия, утешает плачущего Иоанна, говоря: «Не плачися; се победил есть Лев от колена Иудова, корень Давидов; Той достоин есть разгнути книгу ту и разрешити печати я» (Апок. 5,1–5).

Услышав слова сии: «Се Лев», обратим к Нему мысленные очи наши и посмотрим, каков Сей Лев? И вот видим мы вместе со святым Иоанном, хотя и не столь быстрым и ясным умственным оком, что «посреде престола и четырех животных и посреде старец Агнец стоящ, яко заколен, прииде и прият книгу от десницы Седящаго на престоле. И абие четыри животна и двадесять четыри старца падоша пред Агнцем и поклонишася Ему и воспеша песнь нову, глаголюще: достоин еси прияти книгу и отверсти печати ея, яко заколен еси и искупил еси нас кровию Своею» (Апок. 5, 6–9). Оставив изыскание о книге и печатях, мы будем говорить только об Агнце.

Не удивительно ли то, что сказано было: «Се Лев», а узрели мы не льва, а Агнца: название «лев», а образ агнца? И затем: образ агнца, а сила льва: «Се победил есть Лев». Не дивно, когда побеждает кого-либо лев, ибо он царь зверей, сильный и грозный, «восхищаяй и рыкаяй» (Пс.21 14), страшный не только для зверей, но и для людей. Но какая сила у агнца? Какая гроза? Что он «восхищает»? Какова его борьба и кто его боится? Как и кого он может победить? Но чтобы яснее уразуметь силу, крепость и храбрость виденного Агнца, пойдем за святым Иоанном Богословом на песок морской и посмотрим, каково Его ратование, как и с какими супостатами Он борется? «И стах на песце морстем, – говорит Богослов, – и видех зверя, исходящаго из моря, имущаго глав седмь и рогов десять» (Апок. 13,1); и далее: «И видех иного зверя, восходящаго от земли, имущаго рога два» (Апок. 13,11); и затем: «Ин зверь страшен от бездны» (Апок. 11, 7). Все они собрались на брань. Против кого же они хотят воздвигнуть сию брань?

Слышим мы слова ангела, говорящего Богослову: «Сии со Агнцем брань сотворят» (Апок. 17, 14). Удивимся снова: сколько страшных зверей ополчаются против одного Агнца! Разве не может каждый из меньших зверей в одиночку одолеть Агнца? Один волк гонит тысячу овец а в Апокалипсисе против одного Агнца собралось столько зверей! Может ли одолеть их Агнец? Ангел повествует, что Агнец одолеет их. «Агнец – говорит он, – победит я, яко Господь господем есть и Царь царем» (Апок. 17,14). Как же победил сих зверей Агнец? Богослов говорит, что они «жива ввержена быста в озеро огненное» (Апок. 19, 20).

Уразумеем сие объяснение силы, какую имеет терпеливая кротость и незлобие. Образ агнца запечатлен кротостию, но имеет силу Львову. Кто достоин приять книгу тайн Божиих с дарами и печатями? Тихий Агнец. Кто достоин быть хвалимым и поклоняемым небесными силами? Незлобивый Агнец. Кто силен победить страшных и лютых сих зверей, из моря, от земли и из бездны исходящих? Кроткий Агнец: «Агнец победит я». Кто господствует над дольним и горним? Терпеливый, закланный Агнец, ибо «Господь господем есть и Царь царем».

Агнец сей, Богословом в Апокалипсисе виденный, является образом кротости и вместе непобедимой силы Самого Агнца Божия, вземлющего грехи мира, Христа, Спасителя нашего, который в вольном страдании Своем «яко овча на заколение ведеся и яко агнец пред стригущим его безгласен» (Ис. 53, 7). «Иже укаряемый противу не укаряше, стражда не прещаше» (1Пет. 2, 23). Какого добра не соделала незлобивая и многотерпеливая кротость Его, какой чести не удостоилась? Каких зверей лютых не победила сила кротости Его? Каждый может убедиться и судить о сем из Священного Писания.

И нам отсюда ясно видно, что агнчая кротость с терпением и незлобием побеждает все сопротивное. И потому, если ты хочешь одолеть врагов своих без брани, победить без оружия, укротить без труда и покорить себе, будь кроток, терпелив, тих, незлобив, как агнец, и ты одолеешь, победишь, укротишь и покоришь. Хорошо убеждает нас в сем святой Иоанн Златоуст, который говорит так: «Пока мы будем овцами, одолеем и преодолеем, хотя бы окружили нас бесчисленные волки; не только одолеем (говорит), но и преодолеем, если будем овцами. Преодолеем же не нашею силою, но соблюдающею нас Божиею помощью. Ибо как пастух пасет овец, так пасет и хранит нас Бог, чтобы не вредили нам наши волконравные враждебники. И наоборот, если не будем овцами, но будем противящимися враждующим на нас, подвигнемся на ярость и злобу, и восстанем для мести, воздавая за зло злом и за досаждение досаждением, тогда и мы сами сделаемся волками, погубим незлобивую овчью кротость и уже не сможем одолеть наших враждебников, потому что отнимется от нас помощь и охранение нашего Пастыря Бога, который является Пастырем только для кротких овец, а не волков. Если будем волками, то будем побеждены от враждующих на нас, ибо отступит от нас помощь пастырства, ибо Он пасет овец, а не волков, оставляя последних враждующим на них и отходит».

Отсюда видно, что Божия помощь только за тех поборает, которые обладают овчей кротостью, а не за тех, которые в волка превращаются и желают терзать своих противников, и пасет только незлобивых, а не противозлобствующих. Он отмщает за тех, которые сами за себя не мстят, а не за тех, которые за себя хотят мстить.

В Патерике мы читаем о следующем. Один брат, принявший обиду от другого брата, пришел к отцу Сисою Фивейскому и сказал: досаждение принял я от брата и хочу ему отмстить за это. Старец же увещевал его и говорил: нет, чадо, не мсти за себя ему, но оставь лучше его Богу, чтобы Он отмстил за тебя. Тот же говорил: не оставлю, пока не отомщу ему. Тогда старец сказал: помолись, брат, Богу. И встав начал молиться, говоря: Боже! Уже мы на Тебя не уповаем: не заботься посему о нас; не мсти обижающим нас, ибо мы сами за себя мстим. Обиженный брат, услышав сие, пал к ногам старца и сказал: уже я не сваряюсь с братом и не желаю причинить ему обиды, но прощаю ему. На это старец сказал ему: верь мне, чадо, что перенесший досаждения без труда спасется, тогда как гневающийся на брата своего погубляет всю свою добродетель и делается рабом диавола.

«Исав четыредесятолетен» (Быт. 26, 34). Отсюда ясно, что Исааку было в то время сто лет, когда Исав женился, будучи сорокалетним, ибо Исаак родил его на шестидесятилетнем своем возрасте от рождения. Поэтому иной был и царь Авимелех во дни обитания Исаака в Гераре, а не тот, который жил до рождения Исаака, во дни Авраамовы. – Исав, вопреки благословению своих родителей взявший себе в жены из языческих злонравных дочерей, сделался неприятным Богу, ибо его жены доставляли печаль праведным Исааку и Ревекке, видевшим их злонравие и небогоугодное житие.

Очевидно, и жизнь самого Исава до женитьбы была небогоугодна, ибо злые жены даются Богом злым же людям в наказание за их грехи, как пишется: «Жребий грешника спаде на ню» (Сир. 25, 21), то есть жребий грешника – жена злая, жизнь с которою есть лютое мучение во все дни жития. Священное Писание еще говорит и о следующем: «Лучше жити со львом и с змием, неже со женою лукавою: лукавство жены изменяет зрак ея, и омрачит лице свое, яко медведица среди искренних своих, возляжет муж ея и слышав вздохнет горько. Мала есть всяка злоба противу злобе женстей» (Сир. 25, 18–21). Если одна жена есть великое мучение для грешного человека, то сколь же большим мучением были две жены для богоненавистного Исава, о котором Бог в Писании говорит: «Исава возненавидех» (Мал. 1, 2 и Рим. 9,13)? Бог, еще прежде вечной муки, уже в сей жизни мучил его за грехи его двумя злыми женами, как двумя неисцелимыми язвами, во все дни его жития.

Когда Исаак состарился, то ослепли у него глаза. Призвав Исава, он сказал ему: вот я состарился и не знаю дня своей кончины, а посему ты ныне возьми оружие твое, лук и стрелы, выйди в поле, улови зверя и приготовь мне снедь, которую я люблю, и принеси мне, чтобы я ел ее и чтобы благословила тебя душа моя прежде, чем я умру.

Сии слова Исаака слышала Ревекка. Когда Исав удалился на лов, она вспомнила Божие откровение, бывшее ей прежде рождения детей, в котором ей было возвещено, что старший поработает младшему. Сего откровения она не поведала Исааку, храня в себе тайну Божию. Чтобы исполнилось сказанное ей Господом, она сделала так, что вместо Исава подошел к отцу под благословение Иаков, а для сего приготовила из козлиного, а не звериного мяса любимое Исааком кушанье и облекла Иакова в лучшие одежды Исава, которые у нее хранились, и обвязала его руки и шею козлинами, чтобы он был космат, как Исав.

Когда Иаков не решался на сей поступок, опасаясь, как бы не возбудить в отце гнева и вместо благословения не навлечь на себя проклятия, то Ревекка сказала ему: пусть на меня падет проклятие, чадо, только ты послушай совета моего. Она знала, как пророчица, духом, что не проклятие получит от отца Иаков, а благословение, будучи для сего избранным Самим Богом. Иаков, повинуясь велению матери, понес приготовленную снедь к отцу, выдавая себя вместо Иакова Исавом.

Исаак, осязав руки Иакова, сказал: «Се глас, яко глас Иаковль, руце же яко руце Исавовы» (Быт. 27, 22). И не узнал его и, вкусив принесенной снеди, благословил его благословением, первенцу подобающим, говоря: «Да даст тебе Господь от росы небесныя и от влаги земныя множество пшенично и винно, и да работают тебе язы́цы, и да поклонятся тебе князи, и буди господин брату твоему; да поклонятся ти сынове отца твоего (то есть внуки); проклинаяй тя будет проклят, благословляяй тя будет благословен» (Быт. 27, 28–29).

Когда Исаак прекратил благословение Иакова и когда Иаков удалился от лица отца, то пришел Исав с ловитвы и, приготовив из лова снедь, понес ее к отцу, говоря: «Востани, отче мой, и яждь от ловитвы сына твоего, да благословит мя душа твоя». Исаак сказал: «Кто еси ты?» Исав отвечал: «Аз есмь сын твой, первенец Исав». Исаак весьма удивился и сказал: «Кто ловитву принесе ми, и ядох от него пред пришествием твоим, и благослових его, и благословен есть?» Исав, услышав речь своего отца, возопил велиим гласом и горестным и сказал: «Благослови и мене, отче». Отец ему отвечал: «Брат твой, пришед с лестию, взял благословение твое». Исав сказал: «По правде наречеся ему имя Иаков (запинатель), запят бо ми се вторицею: первое взя первенство мое, а ныне и благословение взя» И затем опять обратился к отцу: «Несть ли остало мне, отче, благословения?» Исаак отвечал: «Уже господина его сотворих тебе, пшеницею и вином утвердих его, тебе же что сотворю, чадо?» Исав сказал: «Еда едино благословение у тебе есть, отче? Благослови убо и мене» (Быт. 27, 31–38). Когда Исав стал весьма горько плакать, то сжалился над ним отец и сказал ему: от влаги земной и от росы небесной будет благословение твое, и ты мечом своим жив будешь и поработаешь брату твоему; но настанет время, в которое ты снимешь ярем его с твоей выи.

(Сие Исаак сказал пророчески о последующих поколениях, которые имели произойти от Исава и Иакова, ибо Исав сам не находился в рабстве у Иакова, напротив, Иаков смирялся пред Исавом; но впоследствии племя Исава было в рабстве у племени Иакова во времена Иудейского царства. Точно так же и ярем с выи был снят во дни царя Иорама, сына Иосафатова, так как едомиты, или идумеи, происходившие из племени Исава, отделились от Иудейского царства.)

Исав из-за благословения стал противником Иакова и говорил себе: если бы наступили дни смерти отца моего, то я убил бы брата моего Иакова. Ревекка, узнав о таких словах Исава, советовала Иакову, чтобы он, уступая место гневу Исава, ушел в Междуречье (в Месопотамию) к брату ее Лавану и оставался там до тех пор, пока не пройдет гнев и озлобление Исава. В качестве благословной причины для путешествия в ту сторону она указала на женитьбу, чтобы он взял себе жену не из дочерей хеттеян, живущих в Ханаане, а из дочерей Лавана, живущего в Месопотамии. Посему она сказала Исааку: отяготила я жизнь мою из-за дочерей хеттеевых, и если Иаков возьмет жену из дочерей земли сей (как взял себе жен Исав), то лучше мне не жить. Исаак согласился с ее советом – отпустить Иакова в Месопотамию к Лавану ради женитьбы.

«Не вем дни скончанию моему» (Быт. 27, 2). Праведный Исаак, пророческим духом провидевший и предсказывавший будущее, однако, не мог знать дня своей кончины, так как сие ему не было открыто Богом. Почему же Господь Бог, открывавший Своему угоднику многие тайны, не открыл дня его кончины? Думаю, что потому, чтобы он был для нас примером памятования о смерти и готовности к ней, ибо сей праведник, не ведавший, в который час постигнет его смерть, за много лет до своей кончины приготовился к смерти и ожидал ее во все дни в своей старости. За сколько же лет он приготовил себя к смерти, сие рассмотрим. Всех лет жизни его насчитывается 180. Исава и Иакова он родил на шестидесятом году своей жизни. Исав женился на сороковом году своей жизни, а Исааку в то время было уже сто лет. Иаков, по свидетельству Кедрина, до шестьдесят третьего года от рождения своего пребывал в чистом девстве при своих родителях, а потом, приняв благословение отчее, пошел в Месопотамию ради женитьбы. В то время, когда Иаков был благословлен вместо Исава, Исааку было 125 лет, – остается же еще 55 лет жизни Исааковой. Следовательно, он за 55 лет приготовился к своей кончине и благословил своих сыновей последним благословением, и жил все это время, как бы ежедневно умирая.

Мы же обратим внимание на то, сколь многие лета сей праведный муж пребывал, поучаясь в памяти о смерти, и был готовым во всякий день к тому, чтобы разлучиться с телом. Кто из живущих ныне в мире окажется таковым, который бы хотя за один год или даже за один месяц готов был к смертному часу? Наше приготовление к смерти мы все отлагаем из года в год, от времени до времени, от юности до старости, а старики откладывают даже и тогда, когда начнут смертно болеть, и, лежа на одре больными, тогда только хотят приготовиться, когда уже и времени будет мало, и силы упадут, и болезни тяжкие постигнут, а у иного ум и речь отнимутся, и он не сможет, как подобает, исповедать своих грехов и сожелеть о содеянном. И таким образом смерть, или находя неожиданно прежде старости, застает людей неготовыми и похищает, или, придя в старости, не находит их приготовившимися и посекает их, как высохшее дерево, и в адский огнь вметает.

О, если бы каждый христианский человек имел постоянно в уме своем сии слова праведного Исаака: «Не вем дни скончанию моему»! И если бы неведущий боялся нечаянного прихода смертного и приготовлял себя истинным покаянием к своему исходу! Тогда не была бы смерть для грешников люта, и не наполняли бы христианские души ада! Но горе нерадению нашему! Ибо мы живем так, как будто здесь вечно будем жить и бесконечно наслаждаться зримым миром: не помыслим, что «конец при дверех, секира при корени, коса смертная над главою, день Господень, яко тать, суд не коснит, погибель не дремлет» (Мф. 24, 33; 3, 10; 1Пет. 4, 7; 2Пет. 3,10; 2, 3), и таким образом неожиданно в адовы болезни и сети смертные впадаем, как говорит Писание: «Не весть человек скончания своего времени; но яко рыбы уловляемы мрежею и яко птицы уловляемы сетию, сице уловляемы суть сыны человеческие во время лукаво, егда нападет на ня внезапу» (Еккл. 9, 12).

О люди смертные! Почему мы не помним о смерти, коей никаким образом избежать не можем? Почему не боимся горького часа смертного, в который никто из людей нам не сможет оказать помощи? Почему не приготовляем себя к смерти, о которой не знаем, в какой день или в какую ночь и в какой час она нас возьмет отсюда? Вопиет, как труба, благовестие Христово, нас оберегающее: «Бдите! Не весте бо, когда Господь дому долга смертнаго от нас взыскати приидет, в вечер или в полунощь, или в петлоглашение, или утро: да не пришед внезапу обрящет вы спящия» (Мф. 13,35–36). Мы же сему гласу не внимаем и, как глухие аспиды, затыкаем уши наши, чтобы не слышать его (Пс. 57, 5–6), как будто это не нам говорится. Возвещает Евангелие: «Яко злаго раба ядущаго и пиющаго с пияницами, и биющаго клевреты своя, господин приидет в день, в оньже не чает, и в час, в оньже не весть, и протешет его полма, и часть его с неверными положит: тамо будет плач и скрежет зубом» (Мф. 24, 48–51). А мы сего нисколько не ужасаемся, как будто мы были добрыми и избранными рабами Господа нашего, хотя и преисполнены в действительности грехов и беззаконий.

Если святые и праведные боялись смерти и путем великих подвигов себя к часу смертному долгое время (как праведный Исаак) приготовляли, не ведая дня своей кончины, то сколь же более потребно бояться и приготовляться нам, грешным, очищая наши греховные скверны в покаянии теплыми слезами, дабы не постиг конец нас валяющимися в болоте нечистот и неготовыми не предал страшному истязанию. Ибо для сего и время смертное, день и ночь нашей кончины утаены от нас, дабы мы, не ведая сего, но всегда ожидая и боясь, были готовы к исходу во всякое время.

Святой Златоуст на евангельские слова: «Будите готовы, яко в оньже час не мните, Сын Человеческий приидет» (Мф. 24, 44), пишет в своей беседе следующее: «Потому Господь говорит так им, дабы они бодрствовали и всегда были готовы. Потому им сказал: «егда не чаете, тогда приидет», что желал, чтобы они постоянно пребывали безбоязненными и в добродетельной жизни. Если бы знали люди, когда постигнет их смерть, то они всячески позаботились бы о том часе» (Беседа 77-я на евангелиста Матфея, нравоучение 2-е). И еще, толкуя словеса апостольские: «День Господень, яко тать в нощи, тако приходит» (Сол. 5, 2), пишет следующее: «Если хотите постигнуть, почему скрывается тот день Господень и почему он как тать в нощи приходит, то я скажу, и скажу, как мне думается, хорошо. Никто в добродетели не был бы прилежным в течение всей своей жизни, если бы не сокрыт, а явлен был час смертный: не знающий своего последнего дня и содеявший бесчисленные и лютые злодеяния накануне своей кончины пришел бы к бане покаяния и так отошел бы отсюда» (Златоуст. На Первое послание к Солунянам, гл. 5, ст. 2).

И действительно, если мы, не зная дня и часа нашей кончины, устрашаемся ее ожиданием и тем не менее решаемся творить бесчисленные и лютые злодеяния, то на какое зло мы не дерзнули бы, если бы знали, что еще много лет поживем и не скоро скончаемся? Но так как мы не знаем, когда, в какой час и день умрем, то и должны во все дни жить так, чтобы ежедневно быть готовыми к исходу, а о настоящем дне помышлять, не он ли будет последним днем нашей жизни. Также и относительно настоящей ночи говорить в себе: не сия ли ночь будет последней моему пребыванию среди живых? Желая лечь спать, говори в уме своем: встану ли живым от одра моего и узрю ли еще свет дневной, или уже одр мой станет гробом моим? И тогда, когда воспрянешь от сна и увидишь начало Дневного света, помысли так в уме своем: достигну ли я вечера и начала ночи, или час смертный в сей день постигнет меня?

Когда так кто-либо помышляет, тот каждый день готов бывает к смерти; ложась вечером на одр для сна, он так настроит свою совесть, как будто в ту ночь он предаст дух свой Богу. Худо тот спит, кто в грехе смертном уснул; не хорошо почивает тот, чей одр окружают бесы, ждущие, чтобы с одра повлечь душу в дебрь огненную; не благо тому, кто начал ночь, не примирившись с Богом! Если даже в том случае, когда мы чем-либо прогневаем нашего ближнего, Апостол говорит нам: «Солнце да не зайдет во гневе вашем» (Еф. 4, 26), то сколь более прогневавшему Бога подобает бояться и заботиться о том, чтобы не зашло солнце во гневе Божием и чтобы он не уснул, не примирившись с Богом? Так как час кончины не известен, то да не похитит его неготовым напавшая на него смерть!

Не говори, человек, что ты утром примиришься с Богом, утром покаешься и утром исправишься. Не откладывай от утра и до утра твоего к Богу обращения и покаяния, так как не известно, дождешься ли ты утра или вечера. Хорошо учит праведный Антоний Великий. Вспомнив Апостола, всякий день умирающего (1Кор. 15, 31), он далее говорит следующее: «Восстав от сна, да не надеемся достигнуть вечера и, ко сну отходя, да не ожидаем пришествия дня, помня всегда о неизвестности (времени прекращения) нашей жизни. Сим образом мы не согрешим, не увлечемся какими-либо гибнущими вожделениями, не будем гневаться друг на друга и не восхощем собирать земные сокровища, но постоянной памятью страха смертного поперем все тленное; прекратится и женская любовь, и пламень похоти угаснет. Друг другу мы оставим долги, и всегда заранее будем очищать себя, постоянно имея память о пришествии последнего вздоха и смертного часа. Ибо страх смерти и суда, боязнь мучения и трепет в виду предстоящих вечных казней легко разрушают приятность телесных вожделений и падающую душу как бы из пропасти восставляют».

«Принеси ми, да ям, да благословит тя душа моя» (Быт. 27, 4). Отец, желая благословить сына своего последним благословением, требовал, чтобы сын напитал его от труда рук своих. Вот пример благословляющим и благословляемым, духовному, говорю, чину и мирскому, ибо архиереи и иереи, будучи отцами народа, пастырями, учителями, молитвенниками и благословителями, подающими духовные блага людям Божиим, а своим детям духовным, могут требовать от них себе пропитания; люди же должны питать их, давая необходимое для тела тем, от которых берут духовное.

Должны по апостольскому суду, ибо святой Апостол в послании к Римлянам говорит: «Гряду во Иерусалим, служай святым. Благоволиша бо Македония и Ахаия общение некое сотворити к нищим святым, живущим во Иерусалиме; благоволиша бо, и должни им суть» (Рим. 15, 25–27). В сих словах говорится о том, что жители Ахаии и Македонии послали чрез апостола Павла милостыню для пропитания живущих в Иерусалиме святых, пребывающих в скудости и нищете. Каким же именно святым? Прежде всего Иакову, брату Господню, апостолу и первому иерусалимскому архиерею, а вместе с ним также и другим апостолам, которые еще не разошлись по вселенной, но в ближних странах проповедовали о Христе, опять возвращаясь в Иерусалим, и затем с ними прочим освященным служителям Христовым, которые были учителями и наставниками духовными в первенствующей Церкви. Им-то апостол Павел и относил милостыню из Македонии и Ахаии.

Мы же обратим внимание на следующее изречение апостола Павла: «Благоволиша, и должни им суть» (Рим. 15, 27). Таков приговор апостольский: должны мирские люди питать духовных своих пастырей и учителей, подавая им милостыню из своих имений. Почему именно они должны, об этом тот же Апостол говорит следующее: «Аще бо в духовных их причастницы Быша язы́цы, должни суть в плотских послужити им» (Рим. 15, 27). Жители Македони и Ахаии были язычники и просветились от святых апостолов и их преемников, пребывающих в Иерусалиме; от них они приняли веру, ими на путь спасения были наставлены и от них получили духовную благодать. Поэтому они должны в телесных благах послужить им, должны подавать потребное и необходимое для жизни, должны скудость их восполнять своими благотворениями, дабы они не ослабели в своих духовных трудах, имели от них пропитание и не прерывали своего служения.

«Должни им суть!» Этот долг тот же святой апостол Павел в послании к Коринфянам поясняет более пространными доводами. Там он, прежде всего, говорит: «Или един аз и Варнава не имамы власти, еже не делати?» (1Кор. 9, 6), то есть не искать от труда рук своих пропитания или, как изъясняет святой Иоанн Златоуст, питаться от учимых? Если же иногда святой Павел и трудился ради удовлетворения своих телесных потребностей, как говорит в другом месте: «Требованию моему и сущим со мною послужисте руце мои сии» (Деян.20, 34), или как еще говорит о себе: «Труждаемся, делающе своими руками» (1Кор. 4 12) однако он указал и то, что иные апостолы и их преемники не занимались ремеслами, но прилежно занимались одною только проповедью и учением, пищу же и одежду имели не свои, но данные им от людей, которых они учили. Поэтому-то он и говорит: или я с Варнавою не имею власти, как прочие апостолы в Церкви Христовой имеют власть, чтобы не делать, но только самой проповедью прилежно заниматься и питаться от учимых?

Святой апостол Павел приводит также и различные примеры вышеуказанной должности.

«Кто, – говорит он, – воинствует своими оброки?» (1Кор. 9, 7). Когда ведущий войну царь должен давать своим воинам оброк, то он собирает для сего дань с тех народов, которые находятся под его властью. Лица духовного чина являются как бы воинами Небесного Царя Христа, и поэтому им христианские народы должны подавать оброки.

В том же месте Апостол говорит: «Кто насаждает виноград и от плода его не яст? Кто пасет стадо и от млека стада не яст?» (1Кор. 9,7). Как виноградарь от гроздей, а пастух стада скота от молока имеют свою пищу, так и духовный чин должен получать пропитание от мирских людей.

Затем Апостол приводит ветхозаветный закон, говоря: «В законе Моисееве писано есть: да не заградиши устну вола молотяща» (1Кор. 9,9). Сии слова святой Златоуст толкует так: «Не о чем ином сии необрочные уста животного вопиют, как разве о том, что трудящимся учителям подобает принимать и воздаяние». Златоуст говорит о воздаянии не как о мзде, ибо духовные дарования не продаются, но именует воздаяние пропитанием. Как то животное, которым человек пашет и на которое возлагает тяжести, он во все время достаточно кормит, так точно люди должны питать достаточным подаянием и тех, которые трудятся в Церкви, возделывают душевные нивы, семена слова Божия сеют и принимают на себя греховные человеческие бремена.

Далее Апостол говорит: «Аще мы вам духовная сеяхом, велико ли, аще мы ваша телесная пожнем?» (1Кор. 9, И). Он как бы так говорит: мы вам более благодетельствуем, когда сеем вам духовное, насыщающее ваши души, нежели вы нам, когда вы подаете нам потребное для тела; нет ничего великого в том, когда мы пожинаем ваше телесное, принимаем от вас временное пропитание, так как вы принимаете от нас несравненно большее, принимаете вечные духовные дарования, то есть душеполезные учения, разрешение грехов, очищение ваших душ, наставление на спасительный путь, повседневные к Богу о вас мольбы, прощение и благословение.

Наконец, вспомянув ветхозаветных иереев, Апостол заканчивает Господним велением, говоря следующее: «Не весте ли, яко делающий священная от святилища ядят, а служащий олтарю со олтарем делятся? Тако и Господь повеле проповедующим благовестие от благовестия жити, сиесть питатися» (1Кор. 9, 13–14).

Таковы приводятся святым Апостолом доводы относительно того, что на мирских людях лежит долг – питать чин духовный.

Ревекка обвязала руки и шею Иакова козлиною кожею, и это было прообразованием Пресвятой Девы Богородицы. Как Ревекка обложила козлиною кожею Иакова, так облекла в утробе Своей плотию и Богоматерь Сына Божия. Иаков был прообразом Христа. Как Иаков принял на себя подобие Исава и козью кожу на руки и шею, так и Христос принял образ или подобие раба и понес грехи человеческие на теле Своем. Когда говорил Иаков к отцу своему, то голос его был голосом Иаковым, но руки его были подобны рукам Исава; так и проповедь Христа и сила Его слов были Божественными, но Божество Его было прикровенно человечеством. Не узнал Исаак Иакова, пришедшего к нему в образе Исава; не узнали также и иудеи обетованного им и пришедшего к ним Мессию, «Иже зрак раба приим, в подобии человечестем бысть, и образом обретеся яко человек» (Флп. 2, 7).

«Чудися же Исаак вельми» (Быт. 27, 33). Толкователи Священного Писания говорят, что Исаак удивился, будучи в исступлении, когда было открыто Ему от Бога, что сие Иаковлево дело было не делом самоволия Иакова, но делом Божественного усмотрения, и что не Исав, но Иаков возлюблен и избран Богом. После этого Исаак не только не прогневался на Иакова, не только не переменил благословения своего, но еще более утвердил его.

«Возопи гласом велиим и горьким зело» (Быт. 27, 34). Горько плакал Исав, лишившись отцовского благословения и первенства, однако о нем святой Апостол говорит: «Яко покаяния места не обрете, аще и со слезами поискал его» (Евр. 12,17). Почему его покаянию не было дано места, сие объясняет святой Златоуст, указывая, что он «не обнаружил истинного покаяния». В другом месте тот же учитель говорит следующее: 'Те, кои полагают без томления согрешать (то есть думают, что не будет наказания за грехи), пусть сии помыслят о том, почему Исав не получил прощения: потому, что он не покаялся, как следует».

Отсюда мы видим, что не помогут одни только слезы, если к ним не будет присоединено подобающего покаяния, если не будет удовлетворения за грехи, исправления жизни и подобающих истинному покаянию дел. Умиление не окажет помощи, если останется неисправленным прежний нрав. Какая польза прослезиться о грехе, а от греха не отстать? Перестань, о человек, совершать греховное зло, сотвори достойные покаяния плоды! Тогда и сердца твоего сокрушенного и смиренного Бог не уничижит (Пс. 50, 19): тогда дастся место твоему покаянию, когда покаешься, как следует.

Но посмотрим несколько на плачущего Исава, и я хочу здесь узнать, как ему подобало покаяться. Плачет Исав, и не просто плачет, но рыдает, горько гласом велиим вопия. Кто не сокрушился бы сердцем, видя столь великое его рыдание? Кто не ожидал бы, что он будет помилован Богом? Кто усомнился бы в прощении его грехов? Кто не подумал бы, что милосердному Богу будут приятны его столь великие слезы? Однако они оказались неприятными, отверженными, возненавиденными: «Исава возненавидех», говорит Бог в пророчестве (Мал. 1, 2). Почему? Рассмотрим сие.

Рыдает Исав. О чем рыдает? О грехах ли? Никак! О чем же? О потере своей, потому что лишился отцовского благословения и первенства. Много согрешил он пред Господом Богом, когда столь честную, как было сказано прежде, и святую вещь – первенство вменил в ничтожество, продав его за малую снедь: это великий грех, ибо жреческого служения Господу отвергся и презрел Самого Бога, презирая святой сан. Взял он себе из дочерей идолопоклоннических в жены нечестивых и злонравных, опечаливая этим своих отца и мать, и это не осталось невмененным ему в грех: блудодеем и сквернителем называет его Апостол (Евр. 12, 16), а это – великое богопрогневание. Ради своих грехов он и сделался недостойным отцовского благословения и первенства.

Кается ли Исав в столь великих грехах своих, плачет ли? Не пишется о том в Писании, что Исав сожалел о совершенных им злых делах и притек к Богу с покаянием и со слезами. Когда же самым делом он был отчужден от того, чего не был достоин, тогда он восплакался и возрыдал не о грехах, не о богопрогневании и не о недостоинстве своем, но о потере своей, так как был отчужден от столь великих благ. Если же и говорит о нем Апостол, что он искал покаяния, «со слезами, – говорит, – поискал его», то есть каялся, но о чем каялся? Не о том, что согрешил, так как продал первенство. Он не исповедует вины своей, но возлагает вину на Иакова, говоря: «Первенство мое взя!» (Быт. 27,36). Вместо того, чтобы сказать: согрешил я, ибо продал первенство мое, – он говорит: «Первенство мое взя». Как будто Иаков насильно у него отнял первенство, как будто разбойнически похитил, неправедно отнял! Подобало Исаву познать грех свой и о нем сожалеть, вину свою принести Богу; подобало ему не столько о своей потере, сколько о том рыдать и плакать, что прогневал Господа Бога своего. Но так как он не покаялся, как подобало, то посему покаяние его было безрезультатным и слезы отверженными.

Здесь для нас наставление, чтобы мы ведали в нашем покаянии, о чем следует плакать и рыдать: не только о том, что мы понесли великую потерю от наших согрешений, но более всего о том, что прогневали нашего Создателя, опечалили Его благоутробие.

Призвал Исаак Иакова, своего сына, и вторично благословил его благословением полным, подобающим первенцу, и заповедал ему не брать себе жен из дочерей ханаанских. Послал же он его в Междуречье, в город Харрань, к брату Рахили Лавану, дабы он от того рода взял себе сожительницу.

Иаков, выйдя из дома отца своего, шел по заранее определенному пути. Когда его на пути застала ночь, он взял один из лежавших там камней, положил его себе под голову и уснул. Увидел он сон: вот лествица утверждена на земле, верх которой достигает до небес, и ангелы Божии восходят по ней и нисходят; Господь же утверждался на ней. И благословил Иакова Бог, как прежде благословлял Авраама и Исаака, отца его (Иакова), дав ему (Иакову) обетование, что не оставит его, но пребудет с ним во всех путях его, и что умножит семя его как песок морской, и землю ту, на которой спит, даст ему в наследие. Открыл Бог ему также и об имущем прийти на землю Мессии, когда сказал: «Благословятся о тебе вси язы́цы земныи, и в Семени твоем» (Быт. 28, 14), то есть во Христе, Спасителе человеческого рода.

Пробудившись от сна своего, Иаков убоялся страхом святым и, с благоговением почитая то место, на котором сподобился видеть Господа, сказал: «Воистину Господь есть на месте сем, аз не ведах: страшно место сие, несть се простое место, но дом Божий, и се врата небесная!» (Быт. 28, 16–17). Взял он камень, который был под его головою, и поставил его столпом, возлил елей на него и прозвал то место: «Дом Божий». Здесь Иаков долго молился Богу и дал обет, говоря: «От всего, еже ми даси Господи, одесятствую Тебе десятину» (Быт. 28, 22).

Удивительно в этой истории то, что Иаков, сын богатого отца, отпущен был из дому своих родителей один, нищим, ничего не имеющим, кроме куска хлеба в пире (суме) и небольшого количества елея, да с жезлом в руке, как он сам впоследствии, возвращаясь богатым и с многими слугами, говорил к Богу в молитве: «Со жезлом сим преидох Иордан, ныне же есмь в два полка» (Быт. 32, 10). Почему Исаак не послал с ним хотя бы нескольких рабов, которые оберегали бы его на пути и несли для него все необходимое? Или если не нескольких, то хотя бы одного раба, который понес бы за ним пиру с хлебом и елеем? Авраам, посылая в Междуречье своего старшего в доме раба, чтобы он привел оттуда сыну его Исааку девицу Ревекку в жену, дал ему десять верблюдов, обремененных всякими благами; Исаак же, отпуская в ту же страну возлюбленного сына Иакова для женитьбы, ничего не дал ему, и только мать вложила ему в тоболец (суму) малый хлеб и сосудец елея. Какая причина сего?

Воистину, не иная какая-либо, как только следующая: святой муж Исаак, имея великую веру в Бога и великое упование на Него, поручил сына Промыслу Божию, Богу вверил его, твердо надеясь, что Бог не оставит сына его, но в пути сохранит его целым и к Лавану приведет здравым, и там устроит для него все наилучшим образом. Поэтому-то, отпуская сына, он не дал ему богатства, но дал ему благословение отчее; не послал с ним слуг, но послал свои молитвы, поручил его Промыслу Божию, тому Промыслу, благодатное действие которого он сам на себе прежде испытал. Ибо когда он был веден отцом Авраамом на заклание в жертву, он спросил отца, говоря: «Отче! Се огнь и дрова, где есть овча на требу?» Отец ему отвечал: «Бог узрит (промыслит) Себе овча на требу, чадо» (Быт. 22, 7–8). Так и случилось. Промыслил Бог овча, а он остался цел. С того часа Исаак никогда не сомневался в Промысле Божием, всегда твердо полагался на него. Ему же поручив сына Иакова, он отпустил его в путь, как бы щитом и броней обложенным, окруженным и сохраняемым многими воинскими полками.

И сам Иаков положился на Бога, будучи научен своими праведными родителями Исааком и Ревеккою, и шел безбоязненно, ни в чем не сомневаясь, но взирая на единого Бога и уповая на Него благонадежно. Присутствие Его и хранение он тотчас же познал в чудесном сне, в котором услышал от Господа премилостивые слова: «Се Аз, – говорил Он, – буду с тобою и сохраню тя на всем пути, аможе идеши, и возвращу тя на землю сию, яко не оставлю тя, дóндеже сотворю все, еже глаголах тебе» (Быт. 28, 15).

Отсюда мы можем научиться, чтобы всецело полагаться на Бога и на святой Его Промысел и уповать на Него несомненно, ибо Он уповающих и полагающихся на Него не оставляет, но устрояет о них все благое и полезное по своему благоволению и человеколюбной милости. Если Он промышляет и о тех, которые не полагаются и не уповают на Него, ибо на всех изливает благодать Свою, как и солнце сияет лучами своими на злых и благих, то тем более Он промышляет о тех, которые уповают на Него и всецело полагаются на Него.

Помыслим, каков Промысл Божий об израильских людях в пустыне, о тех, которые были неблагодарны за оказанные им Богом благодеяния, которые обнаружили великое свое неверие Ему (хотя и видели великие Его чудеса) и легко склонялись к идолопоклонству, были ропотники, противники, постоянно прогневляющие Бога, как о них говорит Псаломник: «Род строптив и преогорчеваяй, род, иже не исправи сердца своего, ни увери с Богом духа своего. И забыта благодеяния Его и чудеса Его. Преогорчиша Вышняго, клеветаша на Бога и реша: еда возможет Бог уготовати трапезу в пустыни? Не вероваша Богови, ниже уповаша на спасение Его. Возлюбиша усты своими и языком своими солгаша Ему; сердце же их не бе право с Ним, ниже уверишася в завете Его. Колькраты преогорчиша Его в пустыни, прогневаша Его в земли безводней?» (Пс. 77; 8, 11, 17, 19, 22, 36–37, 40).

Вот каковы были люди те, однако и таковых не оставлял Бог, но всецело им уделил Свой Промысел! В земле пустынной питал их манною и птиц в изобилии посылал им в снедь; услаждал горькие воды, из камня источал им источник; хранил сорок лет одежды их неистленными и обещал соблюсти их целыми: возложенный на младенца хитон рос вместе с ним до совершенного возраста. Сохранил Он их от Амалика, поборая за них в борьбе их врагов; подавал скорую и действенную цельбу от укушения змей в медном змие; не были они подвержены никаким недугам, обычно бывающим в людях, не были даже до того времени, пока они не вошли в обетованную землю. Ибо в псалмах говорится: «Не бе в коленах их боляй» (Пс. 104, 37).

Таково было промышление Божие о тех людях, таково снабдение и попечение. Поэтому не имеет ли Господь промышлять о служащих Ему усердно с верою и любовию и возлагающих на Него всю надежду свою и упование свое? Заботящийся о неблагодарных не позаботится ли о благодарящих Его? Снабжая всем необходимым не имеющих к Нему любви, не снабдит ли Он тех, которые любят Его? Не оставляя удаляющихся от Него, оставит ли он тех, кои приближаются к Нему? Ей, не оставит, ибо говорит: «Не имам тебе оставити» (Быт. 28,15). И еще: «Еда забудет мати отроча свое, еже не помиловати исчадия чрева своего? Аще же и забудет то жена, но Аз не забуду тебе, глаголет Господь» (Ис. 49, 15).

У людей обычно бывает излишнее попечение о двух вещах: о временном житии и о том, что потребно к жизни. Заботится всякий, чтобы сие житие провождать благополучно, благоденственно, безбедно, чтобы иметь всякое довольство в пище, питии и одеждах и пребывать во всяком изобилии. Но немного таких, которые заботились бы о своем спасении. Господь же в Евангелии говорит: «Ищите прежде Царствия Божия и правды Его, и сия вся приложатся вам» (Мф. 6,33). И не ложен есть Господь в Своих словах, но поистине о всех Своих рабах, которые Царствия Божия ищут, заботятся о спасении, усердно и верно Ему, своему Господу, служат и на Его Промысл полагаются, о них Он печется, промышляет, устрояет их жизнь полезною и подает им все потребное к жизни в изобилии.

Устрояет житие их благополучно, как устроил жизнь праведного Иакова. Если каковые беды и напасти и случаются с Его рабами, в них Он не оставляет их, но освобождает от бед и напасти приводит к доброму для них концу, как привел жизнь Иосифа Прекрасного. Он был возненавиден братьями, ввержен в ров, продан в рабство, отвезен в чужую землю, терпел напасти от женщины и был ввержен в темницу. И что же после всего сего? Бог сделал его царем и славным в Египте владыкою.

Подает Бог рабам Своим все необходимое к жизни. Не препитал ли Илию пророка во время голода чрез ангела и приносимым вороном мясом? Не насытил ли во рве среди львов заточенного пророка Даниила Аввакумовою пищею? Жаждущего Сампсона не напоил ли чудесно изведенною из ослиной челюсти водою? Убогую, но добродетельную вдовицу, обитавшую в Сарепте Сидонской, оставил ли Он в голоде? Не послал ли к ней пророка, дабы водонос муки у нее не оскудевал и чванец масла не умалялся? А другую жену пророка, нищую, когда ее муж умирал и оставил ее с двумя детьми на волю Промысла Божия, повелев им несомненную надежду иметь на Господа, когда эта жена была притесняема заимодавцем, хотевшим взять детей ее в рабство, она была ли оставлена Промыслом Божиим? Нет! Ибо Бог наполнил из малого сосуда елеем многие большие сосуды, и цена этого елея не только была достаточна на то, чтобы возвратить долг, но и на то, чтобы жена продолжительное время могла иметь пропитание с чадами своими. Иосафата, царя иерусалимского, со злочестивым сыном Ахава Иорамом, царем израильским, бывшего в полках и семь дней безводие со всеми воинами терпевшего, когда люди и скот изнемогали от жажды, оставил ли Господь погибнуть его вследствие отсутствия воды? Не послал ли ради него дождя и реку, которая потекла по сухому месту в полк Иосафатов? Ради единого Своего верного раба Иосафата Он напоил не только добрых, но и злых.

Все сие было в Ветхом Завете. Что же мы скажем о бывших в новой благодати многих угодниках Божиих и промышлениях Божиих? Не достанет мне, повествующему, времени, и я только двух здесь вспомяну: преподобного Александра, первоначальника обители неусыпаемых, и преподобного игумена сирийского Феофана. Бог достаточно напитал Александра хлебами чистыми и теплыми, Промыслом Его посланными преподобному, плакавшему со многими людьми в пустыне. Также и Феофана, когда он был еще мирянином и когда он однажды во время жатвенного зноя в пустыне с челядью замедлил и стал от жажды со всеми изнемогать, Бог напоил внезапно истекшим источником живой воды. Каким образом все сие происходило, о сем желающий пусть читает в житиях упомянутых святых (3 июля и 12 марта).

Подобным образом Бог является Промыслителем и относительно прочих нужд, кои потребны для жизни человеческой, если только кто положится на Него с упованием, что ясно из того, что Он был Промыслителем для праведного Иакова, которого умножил в два полка, хотя он и один вышел из дому родительского и одиноким же пришел к Лавану, и возвратил его к отцу с великим богатством, хотя Иаков и нищим вышел из дому.

Кроме всего вышесказанного, из сего примера, что праведный Исаак, отпуская своего сына в далекую страну нищим, поручает его Промыслу Божию, да научатся родители чад своих так же поручать Промыслу Божию и лучше Бога, чем имения, им оставлять в наследие.

Хорошо о сем поучает святой Златоуст. Он тому человеку, который пред своею кончиной говорит: дети окружают меня, и я желаю оставить их богатыми, – такому он отвечает: «Если и все им оставишь, ты неизвестному хранению все твое предал; если же Бога оставляешь им сонаследником и приставником, то ты бесчисленные сокровища оставил. Ибо как в том случае, когда мы сами за себя мстим, Бог за нас не мстит, но когда мы Ему оставляем месть за нас, Бог отмщевает тогда за нас, и случается тогда то, чего мы и не ожидаем, точно так же бывает и относительно имений: если заботимся о них мы, Он отступает и не промышляет о них, но если мы на Него всецело все возложим, то Он и имения, и детей устроит во всяком утверждении. Если ты хочешь оставить детям своим великое богатство, оставь им Промысл Божий, который тебе, ничего не сделавшему, и душу дал, и тело сотворил, и жизнь даровал; Бог, когда увидит, что ты столь великое обнаруживаешь к Нему любочестие и поручаешь Ему детей с имениями твоими, Он всякое отверзет им богатство. Если Илия малым количеством муки был пропитан и так как видел, что женщина предпочитает его своим малым детям, то показал в доме вдовицы гумно и точило, – сколь, помысли, большее покажет любопопечение и благоволение Владыка Илии? Итак, да будем не столько заботиться оставлять детей богатыми, сколько о том, чтобы они оставались добродетельными» (Златоуст. На Послание к Римлянам, беседа 7-я, нравоучение 9-е).

Приведем здесь повесть из Лимонария (или Лимонарь – цветник, собрание повестей о деяниях пустынножителей, просиявших святостью; эта книга была переведена на славянский язык и напечатана в 1628 году), которую с другом своим Иоанном написал патриарх Иерусалимский святейший Софроний. В ней говорится следующее: «Поведал нам один из отцов, говоря: однажды пришел я по необходимости в Константинополь, и, когда я сидел в церкви, вошел христолюбивый человек мирской и, увидев меня, целовал меня любезно, сел близ меня и стал спрашивать меня о душевной пользе. Я сказал ему: тем, которые хорошо устраивают земное, подается и небесное. Он же отвечал: хорошо ты сказал, отче; ибо воистину блажен тот, кто имеет надежду на Бога. Затем он продолжал: я, отче, изначала всего себя поручил Богу, а был сыном славных и богатых родителей. Отец мой был весьма милостив и всегда много раздавал нищим. В один день, призвав меня, он показал мне все имение свое и сказал: чадо, чего ты желаешь – сие ли все тебе оставлю, или вме сто этого Христа Промыслителя? Я же, укрепляясь верою и сочувствуя тому, что делает мой отец, сказал: вместо всего этого я более всего желаю Христа, ибо все это только сегодня существует, а завтра может и не быть, тогда как Христос пребывает вовеки. Отец, услышав сие от меня, в течение всех дней своей жизни все раздавал требующим, а когда умирал, то оставил мне очень немногое. Я же, оставшись, смиренно проводил свою жизнь, имея надежду на моего Христа, Которому поручил меня мой отец. Был же в этом городе другой славный и весьма богатый муж, имевший христолюбивую и богобоязненную жену и единственную дочь. Однажды его жена сказала ему: господин мой, много добра дал нам Бог, и одну только дочь мы имеем; что же мы сделаем? Если мы пожелаем отдать ее какому-либо мужу, столь же богатому, как и мы, но неблагонравному и недобродетельному, то какая будет польза? Ибо он станет всегда оскорблять ее. Поищем лучше человека смиренного и боящегося Бога, который бы по-Божьему и в любви с нею жил. Он отвечал ей: хорошо ты сказала; иди посему в святую церковь, помолись прилежно Всемилостивому Богу и пожди там, и кто первым войдет в церковные двери, тот и есть посланный Богом жених нашей дочери. И сделала так жена его. Когда она помолилась в церкви и села, тотчас по Божьему устроению я вошел в церковь святую, а она, послав ко мне рабыню, призвала меня к себе и спросила, говоря: откуда ты? Я же сказал: из сего города, – и назвал своего отца. Она же сказала: того ли ты милостивца сын? Я сказал: да, я его именно сын, госпожа. Я сказал ей все, что мне говорил отец мой, и что я ему ответил, что вместо всех имений Христа избрал. Потом она опять спросила меня: имеешь ли ты жену? Я же сказал: не имею. Услышав сие, она прославила Бога и сказала мне: добр Тот, Кто промышляет о тебе – твой Христос, Которого ты всему предпочел, и Он тебе ныне дает жену и богатство, да приимешь то и другое со страхом Божиим. Взяв меня с собою, она из церкви привела меня в дом свой и, сочетав меня браком со своею дочерью, вручила мне свое все большое имение. Я же молюсь Христу Богу, моему Промыслителю, чтобы дал Он мне ходить путем отца моего до конца моей жизни».

Вот мы видим, каков Промысл Божий об уповающих на Него и всегда полагающихся на Божественное попечение!

«Взя от камения места того» (Быт. 28, 11). Таков одр Божьего раба – постель земля, а возглавие камень, образ проницательного подвижнического жития и происходящей отсюда пользы. Ибо на твердом одре усталое свое тело упокоить есть подвиг; Божьего и ангельского явления сподобиться – это польза, но польза сия следует не прежде подвига. Пока Иаков в доме родителей питался сладкими трапезами, на мягкой постели почивал, наслаждался любовью отца и матери и дружественно беседовал с домочадцами, до тех пор он не сподоблялся Божьего откровения. Когда же все сие оставил и принял житие подвижническое, стал совершать путь прискорбный, возлагая себя на Промысл Божий, тотчас увидел вход на небо, ангелов и Бога, насладился Его словами и принял от Него милостивое обетование, и Бог стал для него вместо отца и матери, ангелы вместо домашних друзей, вместо отчего дома лествица на небо, обнадеживающая его вечным отечеством, находящимся на небе. Такова перемена в жизни!

Внемлем же и сему: Иаков, призванный к земному благосостоянию, дабы умножилось его потомство, дабы он был богат и прославлен на земле многими племенами, имевшими произойти от него, – начал путь свой к сему земному благословению с подвига жизни: к умножению своему он пошел одиноким, к богатству пошел нищим, к прославлению пошел смиренным и имел в пути ночью не мягкую постель, драгоценным виссоном покрытую, но твердый камень, положенный под голову. Тем более для того, кто стремится к славе Небесного Царствия и вечным богатствам, которыми благословил Христос Господь избранников Своих в день Судный, говоря им: «Приидите, благословеннии Отца Моего, наследуйте уготованное вам Царствие» (Мф. 25, 34), для такового тем более необходимо проходить тесный и прискорбный путь, иметь жестокое житие, дабы получать желаемое; ибо невозможно и здесь во временных мира сего сластях долго и широко жить, и там вечных благ насладиться: не переходят от земного наслаждения к небесному, от плотоугодия здешнего к тамошнему упокоению, от любостяжания и лакомства к тем богатствам, которые уготовал Бог любящим Его (1Кор. 2, 9).

Тесный путь и узкие ворота ведут в Царство Небесное (Мф. 7,14): каменная постель, каменное, говорю, житие, и пусть тот в сем твердо пребывает, кто хочет почить с теми, о которых говорит Псаломник: «Восхвалятся преподобнии во славе и возрадуются на ложах своих» (Пс. 149, 5). И не иным каким-либо образом подаются сии блага, как только указанным: подвижническое на земле житие – вот ходатай небесного упокоения. Об израильских людях, вошедших в обетованную Ханаанскую землю (она же и Палестинская), Писание говорит: «Ссаша мед из камене и елей от тверда камене» (Втор. 32, 13). Сии писаные слова имеют следующее толкование: земля обетованная столь изобиловала медом, что рои пчел размножались даже и в каменных расселинах, а это-то и есть то, о чем говорит Писание: «Ссаша мед из камене». Деревьями же масличными, или оливковыми, страна эта столь была благоплодовита, что даже на каменистых местах были преизрядные и многочисленные масличные плоды, а сие есть именно то, о чем говорится: «Ссаша елей от тверда камене».

Мы же, все сие духовно толкуя, будем разуметь под обетованного Землею Небесное Царство, под медом и елеем – вечные там блага, ибо святые там потоком сладости наслаждаются и уподобляются маслинам: «Аз, – говорится, – яко маслина плодовита в дому Божии» (Пс. 51,10). Твердый же камень есть подвижническое здесь житие. Из твердого камня израильтянам источалась медовая и елейная сладость; от тяжкого и подвижнического жития по Бозе для христиан происходит получение вечньгх небесных благ. Не от камня ли твердого святому первомученику Стефану источилась небесная сладость, когда явился ему Сам Сладчайший Иисус? «Вижу, – говорит, – небеса отверста, и Сына Человеча, одесную стояща Бога» (Деян. 7, 56). Когда видит? В то время, когда готовилось ему убийство камнями. Хорошо Священное Писание уподобляет зиждущего свою храмину на камне мудрому человеку (Мф. 7, 24); ибо только тот достоин с мудрыми девами войти в чертог небесный (Мф. 25,1–10), кто дом спасения своего на твердом камне тяжелого подвижнического жития старается создать, являясь тяжелым для своей плоти и подвижником против настигающих его греховных вожделений.

«Положи возглавие себе». Камень сей, на котором почил Иаков, был, как думаем, прообразованием Христа, Господа нашего, Который говорит: «Приидите ко Мне вси труждающиися и обремененнии, и Аз упокою вы» (Мф. 11, 28). Он – возглавие для трудолюбивых, на котором не только в будущей жизни упокоятся все трудившиеся здесь ради Него, но и в настоящей сей жизни сладко упокоеваются те, которые любовь Божественную в сердцах своих имеют, считают жизнь сию странствованием и усердно стремятся к горнему отечеству, проливая свой пот и принимая на себя неленостные деннонощные труды. Ибо каждый из таковых, если только возведет ум свой к любимому своему Владыке, во имя любви Которого трудится, тотчас для него всякий труд становится легким. Для любящего Христа не бывает тяжелым какой-либо, хотя и величайший труд, совершаемый ради любви Христовой и ради славы святого имени Его.

Вспоминает святой апостол Павел свои труды, говоря: «В труде и подвизе, в бдениях множицею, во алчбе и жажди, в пощениих многащи, в зиме и наготе любве Его ради, нападение еже по вся дни, и попечение о всех церквах» (2Кор. 11, 27–28). Поистине, велики были труды апостольские, не только труды, но и бедствия, раны, темницы, повседневная смерть: «В трудех, – говорит он, – множае, в ранах преболе, в темницах излиха, в смертех многащи» (2Кор. 11, 23). Святой Златоуст, рассуждая об этом, говорит: «Он беды трудов и труды бед принимал великие и частые и нисколько не оставлял времени для отдыха». И что же Апостол? Утрудился ли он, изнемог ли от стольких тяжких и многобедственных трудов? Никак нет, ибо говорит: «Кто изнемогает, аз не изнемогаю» (2Кор. 11, 29). Что же Апостолу служило облегчением в столь великих и неудобоносимых трудах? Не иное что, как только любовь, обращенная ко Христу Господу, с которой ничто не могло его разлучить – ни скорбь, ни теснота, ни гонение, ни голод, ни нагота ни беда, ни меч (Рим. 8, 35), но все тяжкие бремена легкими были для него ради любви ко Христу, как он сам говорит: «О сих всех препобеждаем за возлюбльшаго ны» (Рим. 8, 37).

О сколь многие труды подъяли скитающиеся в пустынях, горах, вертепах и земных пропастях преподобные отцы, борясь днем и ночью с невидимыми супостатами и распинаясь со страстьми и похотьми! Однако все сии труды для них не были тягостными, ибо они имели единую отраду – Христову любовь Божественную, ради которой все им казалось легким, по слову возлюбившего нас Христа: «Иго Мое благо и бремя Мое легко есть» (Мф. И, 30).

Что же мы скажем о святых мучениках? Сколь великий труд они понесли, подъяв узы, муки, раны и многоразличные смерти? Не кажется ли для нашей немощной плоти все сие слишком тяжелым? Однако для них было сие легко и радостно, ибо их ум весь был во Христе Боге, как бы почивая на возглавии, и сердце их услаждалось Его Божественною любовью.

И ныне кто-либо из истинных рабов Христовых, в чем-либо трудящийся, а в трудах своих не себя, но Христа взыскующий, если он только помыслит, ради Кого трудится, тотчас для него становится легким его труд, и он еще более трудиться желает и вменяет себе свой труд не за труд, а за покой и прохладу. Ибо если трудящиеся для себя ради собственной какой-либо корысти временной имеют в трудах своих отраду, самую надежду на получение того, ради чего они трудятся, чтобы получить желаемое, то сколь же большую имеют отраду – Самого Христа трудящиеся ради Христа? Он – их надежда, Он – утешение, Он – их желание и неизменное наслаждение, и они трудятся, чтобы приобресть Христа, чтобы быть Им возлюбленными, чтобы насладиться Его любовью. И они не лишаются своей надежды, ибо «упование не посрамляет» (Рим. 5, 5). Иаков, на возглавии каменном почив, увидел лествицу к небу, ангелов и Самого Бога; почивающему же благомысленным умом во Христе Боге, Который есть духовный Камень («Камень бе Христос» (1Кор. 10, 4)), и углубляющему в Него свою мысль готов вход на небо, водворение с ангелами и сладостное лицезрение Христа.

«Видел сон» (Быт. 28, 12). Сны бывают троякие: или от Бога, или от демона, или от естества.

От Бога был сон, например, у праведного Иакова, видевшего лествицу, и у прекрасного Иосифа, видевшего солнце, луну и звезды, которые кланялись ему, и снопы, которые кланялись его снопу. И другому святому Иосифу древоделателю было от Бога сонное видение о Пречистой Деве Богородице, а также и кланявшимся Христу трем персидским волхвам, которые не должны были возвращаться к Ироду. Были и другим сны от Бога, не только святым, но и грешным, как Авимелеху Герарскому относительно жены Авраамовой, Фараону о семи коровах и колосьях, Навуходоносору о златоглавом истукане и великом дубе, и другим о других вещах.

От демона сновидение было, например, одному чернецу, о котором преподобный Антиох пишет следующее: «На горе Синайской был один монах, который очень усердно подвизался в хижине, затворяясь на многие лета. При всем том он верил снам и был поруган диаволом, так как склонился к иудейскому обрезанию. Диавол неоднократно показывал ему сонные видения, которыми обольстил его ум и помрачил его. Впоследствии диавол показал ему, что будто лики апостолов, мучеников и всех христиан во тьме и исполнены всякого наказания, а против них богомерзкий лик иудейский, озаряемый светом и исполненный радости. Встал тогда окаянный и оставил святую гору, пошел в Палестину, в жилища иудейские, обрезался и стал иудеем. Взял он и жену и открыто вступал в споры с христианами, защищая иудейство. После сего не прожил он и трех лет, как умер злою смертью: еще будучи живым, он начал гнить и умер, съедаемый червями. Увидев сего, – говорит Антиох, – я и иные чернецы плакали, ибо он был по виду добрым мужем, покрытым сединами, состарившимся в посте и трудах и погибшим из-за веры снам».

Что же касается, наконец, до сновидений от естества, то они суть обычные сновидения каждого человека; однако и они бывают двоякие.

Иные сновидения суть в уме мечтания, когда кто-либо мечтает о том, что он видел или слышал умом, или когда долго помышляет о том, чего желает или чего боится, и этим продолжительным измышлением в уме своем это начертывает, тогда таковой и во сне то же самое видит, в чем прежде сна долго углублялся умом своим. Об этом вспоминает и святой Златоуст в своих беседах на Послания апостольские, говоря: «Когда ты сии повествования, видения и слышания содержишь в душе, то и подобные сны приемлешь: душа твоя привыкает (во сне) мечтать о том, что она думает и желает днем» (Златоуст. На Первое послание к Солунянам, беседа 5-я). О том же повествует и святой Иоанн Лествичник, что человек во сне видит то же самое, что имеет во время бодрствования в своем помышлении и желании. Беседуя о сне, он говорит следующее: «Кто истинно любит, тот всегда держит в уме своем любимое лицо и его (в своем сердце) сладостно объемлет; он и во сне не может молчать от желания, но вступает в беседу с желательным лицом. Некто, уязвившись, говорил о себе, что я сплю ради естественной потребности, но сердце мое бодрствует (Песн. 5, 2) по причине множества желаний» (Слово 30, гл. 13). О святом епископе Вассиане (1 июня), который был другом святого Амвросия, пишется, что он еще в юных своих летах во время сна устами своими прозносил молитвенные слова, призывая имя Бога, в Троице единого; к Кому в бодрственном состоянии воссылал теплые молитвы, к Тому и во сне молился; во сне, как видно, он делал то же самое, что творил и наяву.

Другого же рода естественные сновидения бывают от превозмогающего какого-либо в человеке внутреннего растворения и влаги или же немоществования. Если в ком берет верх (над прочими составными частями человеческого тела) холера (желчь), то он бывает гневливым, и снятся ему брани, бой, огненное пламя. Если кто флегматик, то есть полон мокроты, тому во сне кажутся воды, бездны, плавания, утопления в медленное бежание от какой-либо вредоносной вещи. Если в ком превозмогает кровь, тому снятся музыка, пиршества, вертограды, птицы, летания. Если кто меланхолик, то есть печальный, угрюмый и унылый, тот во сне видит вещи страшные, мертвецов, гробы, ефиопов, демонов.

О святом Иакове не только то известно, что сон его был от Бога, но и сие вероятно, что прежде сего сна ум его был устремлен в Бога и мысль его углублялась в Боге. Ибо когда он вышел из Дома отца в страну неизвестную, что иное было в его помыслах, кроме Бога, которому и отец, и мать его поручили и надеяться на которого он был научен? В нем помышления его говорили различное. Один помысел говорил: как ты один идешь в далекую страну, не впадешь ли ты в руки разбойников или в зубы лютых зверей? На сие Иаков отвечал словами другого помысла: Бог отца моего и матери моей молитвами родителей сохранит меня целым и здравым. На это опять говорил первый помысл: примет ли тебя к себе Лаван; пожелает ли он иметь тебя зятем; хорошо ли тебе будет? А он другим помыслом отвечал первому: Бог отцов моих их молитвами все на благо и пользу мне устроит. Опять первый помысл возражал: увидишь ли еще в живых отца и мать, а они увидят ли тебя? Не последним ли целованием ты лобызался с ними? Он же отвечал: в руце Божией жизнь родителей моих и моя, и если Он пожелает, то сподобит меня еще видеть милое и любезное их лицо.

Так рассуждая в себе своими помышлениями, возводил он к небу свои очи с воздыханием и умиленно молился: Боже Мой, Боже мой! Ты мне отец и мать, Ты мой хранитель, руководитель и промыслитель; Ты моя надежда и прибежище, не оставь меня, уповающего на Тебя! – Возводя таким образом ум свой к Богу и совершая молитву, он шел предпринятым путем. Посему он и во сне спободился узреть Бога; о Ком до сна помышлял, Тот и явился ему в сонном видении.

Мы отсюда да научимся тому, чтобы ум свой часто к Богу возводить и о Нем постоянно помышлять, дабы не только в сонных видениях наших Его увидеть, но и во упокоении нашем смертном сподобиться его зреть и наслаждаться в бесконечной жизни Его лицезрением.

«Лествица утвержденна на земли» (Быт. 28, 12). Привыкли люди сны толковать, а посему да будет и сей сон Иакова истолкован. По письменам толкование сего сна таково: лествица знаменовала путь Иакова; восходящие ангелы знаменовали благополучное путешествие Иакова в Месопотамию; нисходящие ангелы – благополучное его возвращение; Господь, утверждавшийся на лествице, был показанием того, что управителем и устроителем путешествия Иакова был Сам Бог.

По духовному же толкованию церковные учители Кирилл Александрийский, Герман, патриарх Цареградский, и другие под лествицей Иакова разумеют прообразование креста Христова, а Господь, утверждавшийся на ней, предзнаменовал, что Принявший плоть человеческую будет пригвожден ко кресту.

Поистине, крест есть лествица, которою прежде Христос взошел на небо, как сказал: «Не сия ли подобаше пострадати Христу и внити во славу Свою?» (Лк. 24, 26). После же Него потом и многие святые взошли, и ныне восходят истинные рабы Христовы и будут восходить даже до пришествия Господня с Его святыми ангелами; восходят же те, которые уподобляются Пострадавшему на кресте и уподобляются крестами своих страданий. Ибо у каждого Христова раба в жизни сей страдание есть крест и лествица к небу, как сие прекрасно изъясняется в житии святой мученицы Перпетуи и иже с нею, которой до страданий ее было следующее видение.

Казалось, что она видит золотую лествицу больших размеров, достигающую до небес; по обеим ее сторонам было натыкано множество оружия: мечи, ножи, бритвы, копья, гвозди и тому подобное. Под лествицею же у первой ступени было пресмыкающееся – большой змий, который препятствовал желающим взойти на лествицу. Приступил же святой юноша Сатир, не опасавшийся сего страшного змия, и прежде всех взошел на эту лествицу, достиг самого ее верха, обернулся и сказал: Перпетуя, жду тебя, но берегись, чтобы не ужалил тебя змий! Она же сказала: не может змий мне вредить во имя Господа Иисуса Христа! И она ступила сначала на змиеву главу, как бы на первую ступень, а затем взошла и на самую лествицу и увидела прекрасные селения райские и множество там водворившихся. Когда святая Перпетуя возвестила о сем видении своей дружине, то все поняли, что они призываются Господом к страдальческому подвигу, и стали нерадеть о временной жизни.

Точно так же и для тех, кои без крови делаются мучениками, распинаясь со страстьми и похотьми, их страдание является крестом и лествицей в горние селения. И все те, которые неповинно терпят беды и напасти и благодарят Господа, все они в страдании имеют крест и лествицу, которою восходят на небеса.

Лествица Иакова была также прообразованием воплощения и рождения от Пречистой Девы Христа, нашего Спасителя, который имел произойти из племени Иакова, нисходя к нам как бы по ступеням рода праотцев, среди коих первым был Адам, а последним Иосиф и Пресвятая Дева. Лествица утверждена на земле; Сын Божий воплотился на земле. Верх лествицы достигал до небес; воплотившийся Сын Божий был плотью на земле, а Божеством на небе, соцарствуя с Отцом постоянно, как воспевает Церковь на Вознесение Христово: «Недр Отеческих не разлучая, Сладчайший Иисусе, и с земными яко человек пожив, еще и приятую плоть вознесе на небо». Ангелы Божии восходили при Христовом Вознесении, а прежде во время Благовещения и Рождества нисходили, как о сем пишется: «Бысть со ангелом множество вой небесных, хвалящих Бога и глаголющих: Слава в вышних Богу!» (Лк. 2, 13–14).

Кроме того, восходящие по лествице ангелы знаменовали многих ангелов во плоти, которые после воплощения и Вознесения Христа имеют взойти на небо. Доколе Христос не воплотился и не вознесся, до тех пор никто не восходил на небо; после же того, как Он принял плоть и сел одесную Отца, тотчас и ангелы во плоти под Его предводительством пошли к Отцу Небесному. Ибо так о сем и говорил Христос: «Никтоже приидет ко Отцу, токмо Мною» (Ин. 14, 6).

Наконец, лествица Иакова была прообразованием и Пречистой Девы Богородицы, Которая имела произойти из его племени, Которою Бог к нам сошел с неба, показав вход на небеса. Посему-то Церковь и воспевает Ей, говоря: «Радуйся, мосте, к небесем преводяй, и лествице высокая, юже Иаков виде».

Можно также называть лествицею и житие праведного мужа, который, восхождения в сердце своем полагая, как бы ступенями, добрыми делами приближается к Богу и, будучи на земле, богомысленным умом своим достигает до небес. Две стороны сей лествицы суть вера и дела, ибо любовь к Богу и ближнему; восходящие ангелы суть благие помыслы, углубляющиеся в Боге, а ангелы нисходящие – попечения о ближних.

«Взят камень, иже бе возглавием, и постави его в столп» (Быт. 28,18). Раввины иудейские говорят, будто бы Иаков взял три камня и положил их себе под голову, а когда проснулся, то нашел сии три камня сросшимися в один камень и посему убоявшись сказал: «Страшно место сие!» Он поставил сей камень столпом и назвал его «Домом Божиим». Однако наши толкователи не упоминают о соединении трех камней в один, а это можно было бы иметь как образ и таинство Святой Троицы, ибо мы исповедуем три лица, а веруем в единого Бога.

«От всего, яже ми даси, одесятствую Тебе десятину» (Быт. 28, 22). Видишь, от сколь древних времен началось существование, не отъятие, а подавание благочестивыми людьми Богу и Его церквам. И Моисею заповедал Бог, чтобы он повелел людям давать десятину Богу от земных плодов и от скота: «Всяка, – сказано, – десятина земная, от семени земнаго и от плода древнаго, свято Господу есть» (Лев. 27,30). И еще: «Всяка десятина волов и овец да будет свято Господу» (Лев. 27,32). Сие же повелел Бог, требуя не Себе, ибо все Ему принадлежит, но для того, чтобы служащие Его алтарю имели свое пропитание от народного подаяния. Вот что Он сказал левитам: «Да ясте та (десятины) вы и сынове ваши, и домове ваши, яко мзда сия ваша есть, в служеб место ваших, еже в храме свидения» (Чис. 18, 31).

Из ветхого закона перешел и к христианам этот добрый обычай – давать десятины церквам – и долгое время сохранялся. Ибо и святой Владимир, великий князь русский, просветив страну святым крещением, установил десятины церковные для пропитания Божиих служителей; и до сих пор в городе Киеве стоит свидетель сего – церковь, называемая Десятинной, прозванная так от десятин, которые в нее вносились.

Ныне же этот древний обычай в России прекращается и не сохраняется (хотя он еще и существует в некоторых христианских странах). Служащим Богу и повседневно приносящим в жертвы молитву о людях подобает питаться от людей. Как воинам, выступающим на брань, ополчающимся за отечество против врага, должна даваться часть теми, кои остаются в домах и не ополчаются, так и воинам духовным, ополчающимся за всех верных против невидимого супостата, должно быть от христиан подаяние для нескудного их пропитания.

Тем, кои не подают, но еще и ропщут на Христовых служителей, будто имеющих излишний достаток, таковым отвечает святой Златоуст, говоря следующее: «Помысли, каковы давали иудеи (священникам и левитам) десятины, начатки, еще десятины, и еще иные десятины, и еще иные тринадесятины, и никто не говорил, что (священники) многое съедают, ибо чем больше принимается, тем большая воздается и мзда дающему. Не говорили тогда: они много берут, объедаются, – как ныне я слышу некоторых говорящих» (Златоуст. На Послание к Филиппийцам, беседа 9-я).

Приведем здесь то, что случилось во времена греческого царя Зинона.

В стране, называемой Норикия, жил Божий муж Северин, святой и чудотворец. Просветив эту страну, он увещевал людей ее давать десятину на пропитание слуг Божиих и нищих. Когда же те не желали сего исполнять, то случалось, что засеянные их нивы прозябали, прекрасно росли, приближались к жатве, а потом нашла на них ржа и окончательно готова была уничтожить плоды земные. Люди, познав Божье наказание за свою скупость, пришли к святому Северину, каялись и просили прощения. Он же сказал им: если бы вы дали десятину рабам Божиим убожествующим, то не только получили бы вечное воздаяние, но и настоящих благ имели бы изобилие; но так как вы сейчас сознаете с покаянием свою виновность, то от Божьего благоутробия обещаю вам, что эта ржа, хотя она и велика, не повредит посевов ваших, только впредь да не будет вера ваша неверной. Сказав это, он заповедал им пост; и тотчас сошел с неба дождь на их нивы и омыл ту ржу, и была жатва преизрядна, а жита изобильны.

Отсюда можно видеть, что подаяние нищим и служащим Богу не убожит дающего, но скорее богатит; скупого же богатства не умножаются, а умаляются. Тем более несомненно, что не обогатится тот, кто не только не даст своего, но и чужое отнимает.

Когда Иаков пришел в Месопотамию к Лавану, брату своей матери, то он был там встречен любезно. Лаван говорил ему: ты от костей моих и от плоти моей (Быт. 29,14). Когда прошли дни одного месяца, в течение которого Иаков был угощаем в доме Лавана, тогда Лаван сказал Иакову: ты брат мой; чтобы ты не трудился у меня напрасно, поведай мне, какую мзду могу я воздать тебе?

У Лавана были две дочери: имя старшей Лия, а юнейшей Рахиль. Хотя Лия и была прекрасна лицом, но у ней были больные глаза, а Рахиль была доброзрачна и с красивыми глазами и превосходила красотою Лию. Иаков и возлюбил Рахиль и сказал Лавану: буду работать тебе за дочь твою меньшую Рахиль семь лет, чтобы ты дал мне ее в жену. Лаван согласился и сказал: лучше тебе дам ее, чем другому мужу, только живи со мною.

Иаков работал Лавану за Рахиль семь лет, и показались эти семь лет ему несколькими днями, так как он весьма любил ее. Когда же по истечении сего времени наступил день брака и настал вечер, Лаван, взяв старшую дочь Лию, ввел ее к Иакову. Прошла ночь, и Иаков, увидя, что не Рахиль, а Лия дана ему на брак, вознегодовал и сказал Лавану: что ты сделал? Я работал тебе семь лет ради Рахили, а ты напрасно обидел меня? Лаван же, указывая на закон той страны, запрещающий выдавать замуж младшую дочь раньше старшей, говорил: оканчивай семь дней брачного пиршества, и я дам тебе Рахиль, за которую ты еще будешь у меня работать семь лет. Иаков согласился, и ему после семи дней была дана Рахиль. И работал он за нее еще семь лет, так что всей работы Иакова за Рахиль было четырнадцать лет.

Лаван дал своей дочери Лии рабу Зелфу, а Рахили Валлу. Рахиль Иаков любил больше, чем Лию. Господь Бог, видя, что не любит Иаков Лии, уготовал утробу ее к рождению чад, тогда как Рахиль была неплодна. Лия зачала и родила Иакову сына, и нарекла имя ему Рувим. Затем она опять зачала и родила Симеона, Левия и Иуду, а потом перестала рождать.

Рахиль, видя себя неплодной, возревновала к сестре и сказала Иакову: дай мне детей; если же не дашь, то я умру. Иаков с гневом отвечал: разве я – Бог? Рахиль сказала: вот рабыня моя Валла, войди к ней, и родит она на колена мои, и я буду иметь рожденное от нее как свое чадо. Рахиль дала свою рабу Валлу в жену Иакову. И вошел к ней Иаков, и Валла зачала и родила сына. Рахиль сказала: судил мне Бог и услышал голос мой, и дал мне сына. Посему нарекла ему имя Дан. И еще зачала Валла и родила Неффалима.

Лия, видя, что она перестала рождать, дала рабу свою Зелфу Иакову в жену, и Зелфа зачала и родила сына. Лия нарекла его Гад. И еще зачала Зелфа и родила сына Иссахара, затем Завулона и, наконец, дочь Дину.

Вспомнил же Бог о Рахили, услышал молитву ее и отверз ее утробу. Она зачала и родила сына, и сказала: отверз Господь утробу мою и снял с меня позор мой. Она назвала рожденное отроча Иосифом.

Когда Иаков пожелал удалиться от Лавана и возвратиться к своему отцу, то он сказал Лавану: отпусти меня, чтобы я пошел на место свое, в землю мою, и дай мне детей и жен моих, ради которых я работал тебе. Лаван, видя, что ради Иакова благословил Бог дом его богатством многим, упрашивал Иакова, чтобы он еще некоторое время пожил у него, и предлагал ему награду, какую он пожелает. Иаков же не иной какой-либо мзды пожелал от него, как только той, чтобы он отделил ему пестрых овец и коз, на что Лаван и согласился.

Иаков пробыл у Лавана еще шесть лет, так что всех лет жизни Иакова у Лавана было 20 лет. Козы и овцы Иакова за это время весьма умножились, так как все рождались пестрые. Ибо Иаков, когда поил стада, клал в корыта ореховые жезлы, пестро оструганные; смотря на них, овцы и козы пили, и у них зарождался пестрый плод. Иаков весьма разбогател. У него было много скота, волов, верблюдов и ослов, рабов и рабынь.

Сыновья Лавана стали завидовать и негодовать, говоря: взял Иаков все богатство отца нашего и при помощи отца нашего создал себе всю свою славу. Переменил также и Лаван свою прежнюю любовь к Иакову. Иаков увидел, что лицо Лаваново стало уже к нему не таковым, каковым оно было прежде.

И явился Господь Иакову и сказал ему: «Возвратися в землю отца твоего и в род твой, и буду с тобою» (Быт. 31,13). Иаков призвал Лию и Рахиль на поле и высказал им свою мысль, что хочет возвратиться к отцу, а те согласились с ним.

И взял Иаков жен своих, детей и все свое имение, которое приобрел в Месопотамии, и отправился в землю Ханаанскую. Об этом он не поведал тестю своему Лавану, который в то время ушел в дальнее поле к своему стаду стричь овец. Рахиль, удаляясь из дома отца, тайно взяла идолов своего отца, не потому, впрочем, что она любила идолов, но потому, что они были золотые и серебряные, т. е. она похитила золото и серебро. Сие же она сотворила праведно, частью за брак свой, частью же в награду от Лавана, данную Иакову за его двадцатилетние труды. Когда Иаков уже удалился к своим, перешел реку в Месопотамии Евфрат и взошел на гору, называемую Галаад, тогда только поведано было Лавану, что Иаков бежал и что идет уже третий день, как он удалился.

Лаван, исполнившись гнева, взял с собою всю братию свою и гнался следом за Иаковом семь дней. Когда он уже настигал бежавшего, ему в сонном видении явился ангел и запретил ему, чтобы он не дерзал что-либо злое причинять Иакову или даже говорить. «Снабдися сам, – говорил он, – да не постигнет тя гнев Божий» (Быт. 31, 24). Проснувшись, Лаван настиг Иакова, на горе Галаад раскинувшего свои кущи, и сказал ему: «Что се сотворил еси? Вскую отшел еси и окрал мя еси, и отвел еси дщери моя яко пленницы, оружием плененный? Аще бы ми поведал еси, отпустил бых тя с веселием, с тимпаны и гусли; не бых аз достоин целовати дщери моя и внуки, несмысленно сотворил еси. Ныне убо рука моя может воздати тебе, но Бог отца твоего запрети мне; иди здрав ко отцу твоему, Вскую же украл еси боги моя?» (Быт. 31, 26–30).

Иаков отвечал Лавану: я боялся, чтобы ты не отнял от меня дочерей своих и всего имения моего, а потому и ушел от тебя, не известив тебя; пусть тот, у кого ты найдешь твоих богов, не будет жив пред братиею нашею; вот все мое здесь, ищи и познай, есть ли что твоего у меня, и возьми, если что признаешь своим. Иаков не знал, что жена его Рахиль украла идолов отца.

Лаван вошел в кущу Лиину, ища свои имения, и не нашел идолов. Осматривал он также и кущи Иакова и обеих рабынь и не обрел искомого, а после всего вошел в кушу Рахили. Рахиль же, взяв идолов, положила их под седло верблюжье, села сверху их и сделалась как больною, не могущею встать с места, и сказала отцу: не прогневайся на меня, господин мой, что не могу встать пред тобою, ибо я недугом одержима. Он же, не удаляя ее с места, искал идолов в куще и не нашел.

Разгневался Иаков и вступил в спор с Лаваном, и сказал: какая вина моя, какой грех мой пред тобою, что ты преследуешь меня? Ты осмотрел все вещи мои, что нашел ты твоего? Покажи здесь пред родственниками моими и твоими, и пусть они рассудят между нами обоими. Двадцать лет я был у тебя, пася стада твои; овцы твои и козы твои не были бесплодны; овец из твоих стад я не ел; растерзанного зверем я не приносил тебе; если что было украдено, то я сие восполнял из моего. Я томился днем от жара, а ночью от стужи, и убегал сон от очей моих!

Тогда Лаван стал мириться с Иаковом, а примирившись, сотворил великую могилу из камней; и ели и пили у этой могилы-холма с весельем, и прозвали могилу эту «свидетель». Ибо Лаван сказал Иакову: пусть будет холм сей свидетелем между мною и тобою, свидетель примирения нашего, чтобы ни я не миновал сего холма, идя к тебе со злобою, ни ты ко мне. Заключив таким образом мирный договор, они провели здесь ночь; утром же встал Лаван, целовал Иакова и дочерей своих, и внуков и возвратился на свое место.

«Да работаю ти седмь лет за Рахиль» (Быт. 29, 18). В те древние времена был у евреев обычай, как и у греков, и у еллинов, состоявший в том, что женихи покупали себе невесту. Так, потом Давид купил себе у царя Саула дочь Мелхолу за двести краеобрезаний филистимских (1Цар. 18, 27); пророк Осия за пятьдесят сребреников купил себе жену, бывшую блудницей (Ос. 3,2). Иаков же, будучи нищим и не имея, на что купить себе жену, предлагал вместо цены свой труд семилетней работы. «Да работаю ти, – говорит он, – седмь лет». И были для него сии лета как несколько дней, ибо он любил Рахиль.

Мы же здесь помыслим каждый о душе своей и о Небесном Царствии. Иаков ради женской временной красоты столько трудился, обещая семь лет работать, а работал четырнадцать лет; мы же ради вечного спасения своей души и наслаждения нескончаемыми благами в Царствии Небесном ленимся и один день поистине поработать Богу. Иаков столь любил Рахиль, что весьма продолжительный труд был ему легок ради любви к ней; нам же и незначительный какой-либо подвиг ради душевного спасения кажется тяжелым. Поистине, не любим мы душ наших, не любим, так как не заботимся о душевном спасении; но мы не только не любим, но и ненавидим, враждуем против души, совершая злые и неправедные дела, как говорит Псаломник: «Любяй неправду ненавидит свою душу» (Пс. 10, 5). И ангел сказал Товии: «Иже творит грех и беззаконие, враг есть души своей» (Тов. 12,10).

Иаковом даже ради временного супружества Рахиль столь была любима; мы же, имущие после всеобщего воскресения опять с душами нашими соединиться и жить в сем соединении уже бесконечные веки, мы не хотим любить душ наших, а если и любим, то любим плотски, а не духовно. Ибо каждый любит душу свою только ради жития и для того, чтобы наслаждаться в сластях мира сего; духовной же любви к душе нет, нет того, чтобы заботиться о ней, чтобы не погубить ее в будущей жизни, не ввергнуть ее в бездну ада, не вдать ее в бесовские руки, в огнь неугасимый, червю неусыпаемому, в тартар, которого и сам сатана трепещет. Мы о том не заботимся, чтобы не ввергнуть свою душу в столь лютые и вечные злоключения; следовательно, у нас нет любви к душе. Что прекраснее души, созданной по образу Божию, бессмертной и вечной? И что приятнее Небесного Царствия, ему же не будет конца? Мы же и то и другое считаем как бы никуда негодной вещью, небрежем о душе и презираем Небесное Царствие ради временной грехолюбной жизни! О крайнее наше безумие!

Когда я писал о двух женах Иакова – о Лии и Рахили, то припомнились мне слова святого Андрея Критского, которые воспеваются в Великий пост в его каноне: «Жены ми две, разумей деяния и разум в зрении: Лию убо деяние, яко многочадную, Рахиль же разум». И еще в другом стихе: «Бди, душе моя, и мужествуй, якоже древле великий в патриарсех, да стяжеши деяние с разумом, да будеши ум зряй Бога» (В четверток 5-й недели Поста, песнь 4-я). Из сих слов видно, что святой Андрей поставил тех двух жен в пример сугубого устава жития спасающихся – деяния и умного зрения, то есть трудолюбивого в добрых делах и душеспасительных подвигов жития и богомысленного деяния. Трудолюбивого жития устав заключается в том, чтобы трудиться ради ближних, промышлять о потребном для нищих и убогих в их скудости, от пота лица своего питать алчущих, одевать нагих, упокоевать странников, посещать узников и больных, погребать мертвых и делать все прочие дела милосердия, а также ради Бога носить усердно и труды налагаемого послушания. Умного же зрения или богомыслия устав заключается в том, чтобы от всякой молвы, от всех житейских попечений удалиться и прилепиться единому Богу, работать Ему в духе, углубляя в Него весь свой ум и все свои помышления.

Для того, кто ищет спасения, оба сии устава жизни столь же благопотребны, как каждому человеку необходимы два глаза и две руки. Можно и одним оком видеть то, что есть в поднебесной, можно, конечно, если нет другого, но двумя глазами лучше видится; можно и одной рукой, если нет другой, делать что-либо, однако двумя руками лучше делается. Подобным образом нужно разуметь и относительно обоих уставов, о которых идет речь, то есть о трудолюбивом и о богомысленном умозрении. Может, конечно, кто-либо искать спасения, положив в основу и один какой-либо устав, но лучше держаться обоих: путем обоих уставов искать спасения, оба сии устава – деяние и умозрение – положив в основу единого и добродетельного жития.

Но внемлем: старейшая из двух летами не Рахиль, а Лия; так и люди прежде всего навыкли трудиться, а не в созерцании Бога поучаться. Любезнейшею для Иакова была Рахиль, а не Лия; угодно и Богу бывает сие богомысленное житие, нежели житие многотрудное, не соединенное с богомыслием. Лия и Рахиль – обе были родными сестрами; оба вышеуказанные устава спасительного жития суть как бы купнородные братья. Обеих сих девиц Лаван соединил с Иаковом; так и оба сии – деяние и умозрение, трудолюбие, говорю, и богомыслие – подобает соединить вместе для того, кто хочет спастись. Иаков прежде всего соединился с Лиею, а потом уже с Рахилью; и для ищущего спасения прежде всего необходимо взяться за трудолюбное в совершении добрых дел житие, а затем уже обучаться умным зрением и в богомыслии. Более чадородною была Лия, а не Рахиль; так же и более многочисленны ищущие себе спасение путем трудолюбного жития, и не многочисленны утвердившиеся в умозрительном богомыслии и постигнувшие сего пользу. Красивее Рахиль, а не Лия; полезнее и богомысленное житие, нежели трудолюбие.

В Евангелии указано осуществление каждого из указанных двух уставов в лице Лазаревых сестер – в Марфе и Марии: Марфа трудится, а Мария, сидя у ног Иисусовых, внемлет Его словесам. Та соблюдала устав деяния, а эта (Мария) осуществляла устав умного созерцания; та была трудолюбива, а сия богомысленна. Поэтому той Господь сказал: «Марфо, Марфо, печешися и молвиши о мнозе», а сию похвалил, говоря: «Мария же благую часть избра, яже не отнимется от нея» (Лк. 10, 41–42). Не уничижил и не отринул Господь и Марфы; не были для Него труды ее неприятными, так как она трудилась не ради кого-либо другого, но ради Него, чтобы угостить своего Господа знатною трапезою, однако Он Марию возвеличил более, нежели Марфу. Почему? Потому, что Мария, отвергнув всякое попечение о внешнем, весь ум свой углубила в Бога, слушая словеса Божии; Марфа же, пренебрегши словом Божиим, служила одним только своим трудом. Посему и обличена была она Господом в излишнем попечении о житейском, ибо излишним является, хотя и в добром деле, тот труд, ради которого оставляется слово Божие, молитва и богомышление. Приятны Господу внешние труды спасающихся, но если только они будут соединены вместе с богомышлением, а без сего живущим говорится: «Печешися и молвиши о мнозе». Богомыслие есть украшение всех трудов доброго подвижника.

Трудолюбное житие, если оно не соединено с богомыслием, подобно Петру, ходящему по водам; богомысленное же житие подобно Иоанну, возлежащему на персях Христовых. Тот посреди волн, а сей в тишине; тот в страхе и трепете, а сей в беспечалии; тот утопает, а сей почивает; тому Христос простирает руку, чтобы спасти его от потопления, а сему открывает Свои сокровенные тайны.

Сие различие между трудолюбием и богомысленным житием ты можешь увидеть, когда каждое из них отделишь одно от другого; если же трудолюбие и богомыслие вместе соединишь в едином житии, то сие можно будет уподобить обоим тем апостолам, устремившимся ко гробу Христову, чтобы увериться в Его Воскресении; однако Иоанн стремился быстрее Петра. Так и богомысленное житие предваряет трудолюбное житие в стремлении, скорее постигает Христа. Посему полезнее трудолюбного жития житие богомысленное, как Рахиль красивее Лии.

Еще же для примера и изъяснения обоих видов сего жития да вспамянутся здесь два праведных отца – Моисей и Арсений, из коих один был трудолюбным, а другой богомысленным.

Моисей весь отдавался страннолюбию, угощению, принятию братий и в сем много трудился. Арсений же, в молчании пребывая, внимал себе, жил в уединении, всех сторонился. И похвален был странствующим братом Моисей более Арсения.

Эту похвалу услышал некий отец и стал молиться Богу, говоря: «Господи, покажи мне дело сие: один избегает людей ради Твоего имени, другой же всех принимает ради Твоего имени; который же из них более совершен и достоин большей Твоей благодати?» И увидел отец этот в видении два корабля великих, плавающих по некоей великой реке; в одном был преподобный Арсений, и Дух Божий управлял его кораблем в великой тишине; в другом же корабле был преподобный Моисей, и ангелы Божии с ним, которые управляли кораблем и влагали медовый сот в уста Моисею. Сие видение этот отец поведал прочим опытным отцам, и те, рассудивши о всем, сказали, что совершенный есть молчащий Арсений, а не принимающий странников Моисей: с Арсением Сам Бог, с Моисеем же пребывают ангелы Божии.

На примере Рахили и Лии можно видеть еще и то, что Господь Бог не всем равно подает Свои дары: одному Он дает одно, другому другое и никому все вместе. Рахили Он даровал красоту лица, но не дал благоплодовитости, ибо первоначально она была неплодною, а потом ее неплодие было разрешено для рождения только двух чад, после чего она и умерла. Лия же, соединившись с мужем, тотчас же начала рождать и родила шесть сыновей и одну дочь. Но более всего часть Лиина сделалась лучшей, нежели Рахилина, потому, что из ее племени, от сына ее Иуды, имел произойти обетованный Богом Мессия Христос.

«Бых во дни жегом зноем, а студению в нощи, и отхождаше сон от очию моею» (Быт. 31, 40). Сим словам праведного Иакова, пастыря скота, да внемлют усердно все, коим вручена Богом паства овец словесных: архиереи и иереи, и прочие духовные чиноначальники, пастыри душ человеческих и правители, и да вникают в них с рассмотрением. Если пасущий бессловесных животных претерпевал такой труд, «во дни жегомый зноем и студению в нощи», не давая сна очам своим, то сколь несравненно больший труд и бодрость потребны пасущему человеческие души, за которые великий и вечный и добрый Пастырь наш Христос пролил кровь Свою и положил на кресте душу Свою и которые Он имеет принять из рук пасущего с великим рассмотрением и испытанием! Не только труда, но и большого искусства требует сие дело пастырства. Подобно тому, как Иаков, искусный в пасений овец бессловесных, изобрел чудесный способ умножения пестрых овец, полагая в корыта во время водопоя пред глазами овец пестрые жезлы, так и искусный пастырь овец словесных, чтобы умножить и пасомых овец, должен предлагать им, как бы жезлы пестрые, образы добродетельной жизни из житий святых, а особенно пример своей собственной жизни по наставлению Апостола: «Образ бывая верным словом, житием любовию, духом, верою, чистотою» (1Тим. 4, 12). Итак, побеседуем здесь о том, каким подобает быть пастырю овец словесных.

Увещевая некогда отступивших от Него людей израильскиих, чтобы они обратились к Нему, Господь Бог обещал дать им искусных пастырей. «Дам вам, – сказал Он, – пастыря по сердцу Моему, и упасут вас разумом и учением» (Иер. 3,15). Внемлем, каких пастырей Бог желает видеть у словесных овец Своих: разумных и учительных. «И пасут вас, – говорит Он, – разумом и учением». Итак, прежде всего пастырю подобает быть разумным и учительным. Ибо как может он вразумить неразумного, если сам будет неразумен? Как научит невежду, если сам будет неучительным? Как может быть учительным, если сам не учен, не знает силы Святого Писания? Как наставит заблуждающегося, если сам не знает пути, куда идет? Разве может слепец вести правильным путем слепца? Не упадут ли, по слову Христа, оба в яму (Мф. 15,14)? Посему пастырю прежде всего необходимо быть разумным и учительным, а не невеждой и неученым.

Бог дал древним ветхозаветным праотцам обетование, что Он пошлет людям Своим Пастыря, Мессию Христа, о Котором сказал Вифлеему: «Из тебе изыдет Вождь, Иже упасет люди Моя Израиля». (Мих. 5, 2). Описуя пророчески пришествие Сего Пастыря, пророк Исайя называет Его жезлом, ибо пастырство ходит с жезлом, и жезлом цветущим, дающим надежду на плод в пропитание овец духовных. На сем жезле, говорит он, имеет почить Дух Святый с дарованиями Своими: «Почиет на Нем Дух премудрости и смысла, Дух совета и крепости, Дух ведения и благочестия, и исполнит его Дух страха Божия» (Ис. 11, 2–3).

Внемлем: в числе дарований Духа Святого, почивающих на жезле пастырства, на первом месте поставлены премудрость и смысл: «Дух премудрости и смысла». Да ведомо будет нам, что всякий пастырствующий над людьми Божиими, хотя должен быть украшен многими добрыми делами и духовными дарованиями, однако прежде всего должен приобрести духовную премудрость, смысл, учительский разум, который и Бог желает видеть в устах иерейских, ибо Он говорит в пророческом писании: «Устне иереове сохраняют разум, и закона взыщу от уст его» (Мал. 2, 7). Дарование учительского смысла и разума должно быть хранимо в устах пастырских, как некое пребогатое сокровище, чтобы ему быть премудрым в учении, в наставлении, в увещевании и в обличении непокорных, как говорит о епископе, а следовательно, и о всяком иерее Апостол: «Да силен будет и утешати во здравом учении, и противляющияся обличати» (Тит. 1, 9). Не имеющий же духа премудрости и смысла и не сохраняющий в устах своих разума не достоин пастырского сана.

В пророчестве Осиином Бог говорит: 'Ты умение отвергл еси, отру и Аз тебе, еже не пророчествовати Мне» (Ос. 4, 6), то есть не хочу иметь в числе священства, потому что ты не искал разума, премудрости и учения. Подобным образом и Златоуст в беседах на послания Павловы пишет: «Не знающий Писания и не могущий ратовать с еретиками будет далек от епископского сана; не достоин быть в сане священных служителей Божиих, пекущихся о душах человеческих, не достоин сана пастыря тот, кто не искусен в Божественном Писании и отвергает умение» (Беседа 2-я на Послание к Титу, гл. 1). Если же так говорится о неученых пастырях, то что же сказать о тех, которые не только не ведают разума духовного, но и не относятся с любовью к вразумленным и порицают, и хулят учение? Послушаем, что говорит о них Писание: «Премудрость и наказание уничижали нечестен есть; праздно упование их и труды безплодны, и неключима дела их» (Прем.3,11).

Первому ветхозаветному архиерею Аарону Господь Бог повелел сделать святительскую ризу, на омете (обшивке) которой должны были находиться златые звонцы «да егда служит, слышется глас его входящему тому в священие пред Господем и исходящу, да не умрет» (Исх. 28, 35). Дивно было украшение сей ризы со звонцами, но еще более дивно то, что архиерея ожидала смерть, если бы архиерейская риза не имела звонцов: «Да слышится, – сказано, – глас его (происходящий от звонцов), да не умрет». Мы знаем, что все ветхозаветное было прообразованием новоблагодатного; и ветхозаветное священство было прообразом нашего священства; звонцы же, издающие звон, по толкованию святого Григория Двоеслова, знаменовали глас учения святительского, означали то, что архиерей, как и иерей, не должен быть немым и должен возглашать уже не звонцами, а устами и языком, уча и вразумляя людей Божиих, по увещанию Апостола: «Проповедуй слово, настой благовремение и безвременне, обличи, запрети, умоли со всяким долготерпением и учением» (2Тим. 4, 2), твори дело благовестника. Звонцы были златые; и из священных уст должны исходить словеса златые: о благоугождении, о святой и праведной жизни, о любви к Богу и ближнему, – слова златые, а не оловянные, то есть полезные, а не бесполезные, честные, а не бесчестные, любовные, а не враждебные, не хульные и не гнилые.

Не имеющий сих златых духовных звонцов разума и искусства книжного, не стяжающий духа премудрости и не учительный служитель Божий и пастырь душ человеческих нем, а вместе и мертв. Ибо как ветхозаконного святителя, если бы он дерзнул войти в святилище без звонцов, ожидала смерть, так и новоблагодатным архиереям и иереям, дерзающим принимать на себя с многими происками сан духовный и не имеющим звонцов разума и премудрости духовной, не могущим поучать Христово стадо, предстоит некая особая смерть – не телесная, а духовная, ибо они почитаются Богом мертвыми, и каждому из них Он говорит в Апокалипсисе: «Имя имаши яко жив, а мертв еси» (Апок. З, 1). Мертв пред Богом тот, кто только носит имя и сан пастырства, а обязанностей пастыря не исполняет; обязанность же пастыря прежде всего заключается в том, чтобы поучать полезно, уничтожая человеческие грехи и наставляя на путь спасения. Вот что говорит Бог пастырю: «Яко трубу вознеси глас твой и возвести людем Моим грехи их»; «Аще же не возвестиши, беззаконник в беззаконии своем умрет, крове же его от руки твоея взыщу» (Ис.58, 1, Иез.3,18). Как бы своею рукою убивает грешника тот, кто не постарался увещевать его языком своим и отклонить от грехов его: молчащий язык пастыря является как бы мечом, убивающим души грешников. Посему Апостол говорит о себе: «Горе мне, аще не благовествую» (1Кор. 9,16). Горе молчащему пастырю, горе языку его, не проповедающему слова Божия и не учащему! Но как язык может с пользой и учительно проповедовать слово, если ум не обучился премудрости духовной? Сие говорится о тех, которые, будучи весьма неискусными в разуме книжном, едва только способные читать и не разумеющие читаемого, не умея учительствовать, с великим усердием ищут себе и покупают сан священства и пастырства, не для того, чтобы пасти и спасать человеческие души, а для того, чтобы пастись самим и прославляться, будучи почитаемыми. От лица их святой Златоуст говорит: «Мы стремимся к внешнему начальствованию и духовному пастырству, чтобы быть прославляемыми и почитаемыми людьми, у Бога же погибаем. Какое же приобретение от сей чести?» (Беседа 3-я на Деяния Апостольские, нравоуч. 5-е).

Пастырь должен быть не только разумным, искусным, учительным в Божественном Писании, но добродетельным и святым по жизни, ибо учить словесных овец подобает не только словом, но и образом доброй жизни в Боге. Святой апостол Павел, повелевая ученику своему Тимофею, чтобы он был для верных примером, и говоря, в чем должен быть этот пример, прежде всего указывает вместе со словом жизнь: «Образ, – говорит он, – буди верным словом, житием» и пр. Ибо вместе со словом должна быть и жизнь, чтобы жизнь пастыря согласовалась с учительными словами, из уст его исходящими, чтобы пастырь сам творил то, чему учит других, чтобы не быть обличенным словами Апостола: «Научая иного, себе ли не учиши?» (Рим. 2, 21). Научит ли творить добрые дела тот, кто сам творит дела злые? Направит ли кого-либо в Царство Небесное тот, кто сам идет в ад? Не стыдно ли омывающему других от блата самому пребывать в смрадном кале и не радеть об омовении себя от загрязнения? Может ли врачевать чужие и недуги тот, кто сам весь покрыт струпными язвами и одержим тяжким недугом? Не скажет ли такому всякий: «Врачу, исцелися сам» (Лк. 4, 23)?

И Сам Бог говорит таким людям: «Векую ты поведаеши оправдания Моя и восприемлеши завет Мой усты твоими? Ты же возненавидел еси наказание и отверг еси словеса Моя вспять» (Пс. 49, 16–17). И иудейские учители говорили людям многое из закона, поучая их, а сами не делали того, чему поучали. Посему-то Господь и сказал о них ученикам Своим и народу: «На Моисеове седалищи седоша книжницы и фарисее; вся убо, елика аще рекут вам блюсти, блюдите и творите; по делом же их не творите, глаголют бо и не творят» (Мф. 23, 2–3).

Говорящий и не делающий подобен грому, бывающему в облаках без дождя во время засухи. Какая польза от грома облачного, если на жаждущую землю не прольется дождь? Какое умиление для души от гласа учителя, который не только не пользует жизнью своею, а еще более соблазняет? Ибо слово без образа добродетельной жизни не действительно. Пусть кто-либо на языке своем, как мед, сладкоглаголив, но если в делах его видна желчь соблазна, он не усладит сердца слушателя. Желающий возгревать у других любовь Господню должен сам не быть льдом, но пламенеть, как серафим, Божественным желанием; желающий просвещать других да будет сам не тьмой, а светом. Посему и Господь говорит пастырям и учителям в Евангелии: «Вы есте свет миру» (Мф. 5, 14). А святой Златоуст увещевает: «Начальнику подобает быть светлее всякого светила и иметь житие нескверное, чтобы все, взирая на него, могли воображать его жизнь в своей жизни» (Беседа 10-я на Первое послание к Тимофею, гл. 3).

Когда гаснет свет, наступает тьма; если начальник проводит злую жизнь, то как не соблазниться взирающим на него подначальным! Когда заблуждается пастырь, как не заблудиться овцам! Если свет является тьмой, то тем более тьма! Посему свет должен быть светом, а не тьмою, чтобы просвещать тех, кому светит. «Тако да просветится, – говорит Господь, – свет ваш пред человеки, яко да видят ваша добрая дела» (Мф.5,16). Желающий поднимать падающих да стоит тверд сам; наставляющий на правый путь заблудших сам пусть идет путем правым! Будь, о пастырь, образом добродетелей для овец твоих, и тогда ты сможешь научить их. Господь говорит в Евангелии: «Иже сотворит и научит, сей велий наречется в Царствии Небесном» (Мф. 5,19). Внемлем словам сим: «сотворит и научит»; сначала сотворит, потом научит. Ты не можешь, как бы говорит Он, научить других, если сначала сам не сделаешь то, чему хочешь научить их. Сначала сделай сам, и тогда сможешь научить других, ибо глас дела действеннее, чем глас слова: слово слышно только для предстоящих, а дело проповедуется до концов земных. Посему пастырю необходимо вместе с учительством иметь и добродетельную жизнь.

В вышеупомянутом пророческом (Малахиином) писании, где говорится о том, что уста иерейские должны хранить разум и что от уст его взыскивается закон Божий, пишется, что пастырь есть ангел Господа Вседержителя: «Да текут учений реки от уст иереевых, яко той ангел есть Божий» (Мал. 2, 7). Заметим, что учительство и ангельство поставляются вместе: пастырь должен иметь в устах слово учительное и хранить житие ангельское, святое, непорочное. И Псалмопевец говорит: «Ходяй по пути непорочну, сей ми служаше» (Пс. 100, 6). Если ты служитель Божий, если ты пастырь словесных овец, если ты учитель, то будь по жизни своей непорочным, как ангел Божий, возвещая слово Божие, не делай дел демонских; служа в храме Божием вместе с ангелами, не ходи вне храма с бесами на прогневание Бога; пользуя словами, не соблазняй делами, ибо «горе человеку тому, имже соблазн приходит» (Мф. 18,7). Тысячи изреченных слов могут не принести никакой пользы, а единое злое дело, содеянное явно, соблазнит тысячи людей, и то, что ты смог создать в душах человеческих многими словами, разрушишь одним своим соблазняющим делом. Будь ангелом по жизни, и все будут с удовольствием сладостно слушать слова твои и творить то, что повелеваешь, имея собою образ твоей жизни. И ты не сможешь упасти вверенное тебе стадо и наставить его на путь спасения, если сам первый не будешь идти по пути спасения; не побудишь людей к боголюбию, если сам не явишься возлюбленным другом Божиим.

Обещая людям израилевым послать им пастырей разумных и учительных, Господь Бог, как уже сказано выше, прежде всего указал на то, что Он даст им пастырей по сердцу Своему: «Дам вам, – сказал Он, – пастырей по сердцу Моему» (Иер. 3, 15). Что значит быть по сердцу Божию – сие изъясняет апостол Павел, говоря от лица Божия о Давиде: «Обретох Давида, сына Иессеева, мужа по сердцу Моему, иже сотворит вся хотения Моя» (Деян. 13, 22). Итак, быть по сердцу Божию значит творить все хотения Его. И когда Бог дал обетование послать пастырей по сердцу Своему, пасущих разумом и учением, то Он известил, что сии пастыри вместе с разумным учительством будут иметь и доброе житие, творя все хотения Его. Скажем еще: быть по сердцу Божию значит любить Бога всем сердцем.

Какое же знамение того, что кто-либо любит Бога всем сердцем? Сие знамение указал Сам Христос, когда сказал Своими пречистыми устами: «Имеяй заповеди Моя и соблюдаяй я, той есть любяй Мя» (Ин. 14, 21). Знамение любви к Богу есть исполнение Его заповедей. И потому, когда Бог сказал, что пастыри будут по сердцу Его, Он указал и на то, что они будут любить Его всем сердцем, соблюдая Его заповеди. И если такими были пастыри в Ветхом Завете, то тем более ныне в новой благодати пастыри должны быть не только учительными словом, но и добродетельными по жизни, быть по сердцу Божию, исполняя все хотения Его, соблюдая заповеди по сердечной любви к Нему.

Пастырю подобает быть боголюбивым. Сам Господь, желая посвятить святого Петра пастырем словесных овец прежде всего трикратно вопросил его о любви, сказав ему: «Симоне Ионин, любиши ли Мя?» И тогда Петр ответил Ему трикратно: «Ей Господи! Ты веси, яко люблю Тя», Господь вручил ему паству: «Паси агнцы Моя», «Паси овцы Моя», паси избранных Моих (Ин. 21, 15–17). Познается же любовь к Богу по добродетельной жизни (как сказано выше), являя вместе со словом и жизнь пастыря.

Но недостаточно пастырю быть учительным в слове и святым по жизни; он должен иметь еще великое попечение о стаде, трудиться и быть бодрствующим.

Для него потребно попечение о стаде, ибо Бог потребует отчет о стаде, вверенном рукам пастырским, и в последний час скажет: «Воздаждь ответ о приставлении домовнем» (Лк. 16, 2). В пророчестве Иезекииля слышится грозное слово, обращенное к нерадивым пастырям: «Сия глаголет Адонаи Господь: оле пастуси израилевы, еда пасутся пастуси сами? Не овцы ли пасут пастуси? Се млеко ядясте и волною одевастеся, и тучное закаласте, а овец Моих не пасосте, изнемогшаго не подъясте, болящаго не уврачевасте, сокрушеннаго не обязасте и уязвленнаго не зазристе, и заблуждающаго не обратисте и погибшаго не поискасте; властию же наказасте я и наруганием и разсыпашася овцы Моя, яко не имущия пастуха, и Быша на изъядение зверем. Того ради, о пастуси, слышите слово Господне: живу Аз, глаголет Адонаи Господь; понеже учиненна суть стада Моя в расхищение и овцы Моя в снедение зверем, ниже посещаху пастыри стада Моего, но пасоша пастыри самих себе, а овец моих не пасосте; сего ради, пастуси, слышите слово Господне: се глаголет Адонаи Господь: се Аз на пастуси, и взыщу овец Моих от руку пастушску» (Иез. 34; 2–5, 7–10). Внемлем, сколь грозно будет Господь испытывать пастырей опасений их. Посему подобает пастырю быть весьма попечительным о стаде своем.

Потребны для пастыря и труды многие, ибо он должен носить бремена всех, как говорит Апостол: «Должни есмы мы сильний немощи немощных носити и не себе угождати» (Рим. 15,1). В притче о добром пастыре Господь говорит: «Идет во след погибшия овцы, дóндеже обрящет ю, и обрет возлагает на раме свои радуяся» (Лк. 15, 4–5). Вот в нем заключается должность пастыря: отдать рамена свои вверенной ему овце и носить тяготы ее. Послушаем, что некогда заповедал Господь Моисею, вождю людей израилевых: «Возьми их на раму твою, якоже доилица носит доимыя» (Чис. 11,12). Не только как пастух носит овцу, но и как мать носит свое чадо и питает его сосцами, так пастырь должен духовно носить своих словесных овец, питая их духовною пищею, как младенец млеком, и в необходимом для тела не отказывая, а по возможности восполняя недостаточность неимущих. Во всем сем пастырю предстоит труд не малый: труд в отыскании заблудшего, труд в поднятии павшего, труд в уврачевании язвенного, труд в ношении немощей и бремени обремененного, труд в том, чтобы исторгнуть похищенную волком овцу из самых зубов звериных и представить ее в целости Христу; с трудом сопряжено и то, чтобы и во внешних нуждах подавать руку помощи обиженным, защищать невинных, заботиться об убогих и нищих и исполнять другие обязанности церковного управления, – все эти труды должен подъять на себя пастырь. И горе тому пастырю, который ищет только чести пастырской, а подобающего ему труда не подъемлет! Горе пастырю, который ищет только своей выгоды, пасет только себя, а об овцах нерадит. Такой пастырь подобен идолу, ибо такому именно пастырю Бог говорит в пророчестве Заха-риином: «О пасущий суетная и оставльшии овцы!» (Зах. 11, 17). В другом переводе это место читается так: «О пастырю и идоле!» Пастырь, оставивший овец, нетрудящийся, нерадящий об овцах – идол, и Бог говорит ему: «О пастырю и идоле!» Какому же идолу подобен такой пастырь? Воистину, подобен он тому тельцу златому, которого люди израильские, изведенные из Египта, изваяли себе в пустыне в отсутствие Моисея и пред которым они восклицали: «Се бози твои, Израилю!» (3Цар. 12, 28). Святой Киприан, святой Амвросий и другие толкователи Божественного Писания говорят, что изваян был не целый телец а только глава тельчая, ибо когда множество злата было положено в огонь, то из него излиялось подобие тельчей главы, ядущей траву, о чем упоминает и Псалмопевец: «Измениша, – говорит он, – славу Его в подобие тельца, ядущаго траву» (Пс. 105, 20). Смотрите, каков был сей златой идол: он не имел ни рамен, ни ног, чтобы можно было возложить на него ярмо и заставить нести его; у него были только уста, ядущие траву. Подобен сему идолу и пастырь недобрый, ленивый, нерадивый.

Идол злат и честен ради злата; и пастырь злат саном и честен ради пастырского сана. Идол злат, но бездушен; и пастырь, не имеющий духа усердия к овцам, как бы бездушен. Идол не имел рамен и не носил ига на вые своей; и пастырь, не носящий, как подобает, возложенного на него бремени, также как бы не имеет рамен, не может быть впряженным в иго Христово. Идольское изображение имело вид не трудящегося, а только ядущего тельца; и пастырь, который не подъемлет на себя подобающих ему трудов, а только питается даром богатыми трапезами есть как бы ядущий телец, и потому подобен златому идолу тельчему И не напрасно говорится такому пастырю в Писании: «О пастырю и идоле!»

Во многих пастырских устах и ныне можно слышать слова упоминаемых в пророчестве Захарии древних пастырей, которые говорили: «Благословен Господь, яко обогатихомся» (Зах. 11, 5); но мало таких, которые говорили: «Благословен Господь за то, что мы обрели заблудшую овцу, исторгли ее из пасти волчьей, исцелили язвенного, напитали стадо доброю пажитью, кроме того, что и сами обогатились, и сами напитались». Посему и Бог говорит устами пророка Иеремии: «Горе пастырям! ...Се Аз напитаю их пелынем и напою их желчию» (Иер. 23:1, 15). Вот какое возмездие Божие ожидает нерадивых и ленивых пастырей: вместо сладкой снеди пелынь (полынь), вместо сладкого пития желчь. Когда же они получат сие воздаяние? В последний день, в час грозного испытания.

Итак, много труда и попечения требуется пасущему человеческие души.

Вместе с трудами для пастыря потребна и великая бодрость, как стражу, приставленному стеречь град или полки. Ибо к каждому пастырю относятся слова Божии, сказанные пророку Иезекиилю: «Стража тя поставих дому Израилеву» (Иез. 33, 7). Не спит страж, стерегущий ночью; не подобает и пастырю духовного стада быть сонливым. Псалмопевец говорит: «Не воздремлет, ниже уснет храняй Израиля» (Пс. 120,4), и сие говорит он не столько о естественном сне немощной плоти, без коего никто обойтись не может, сколько о сне духовном – о нерадении, невнимательности нерадивого пастыря, ибо невнимательный и нерадящий о совершающемся все равно как спящий. Святой Златоуст, приводя в пример бодрственность пастухов стад словесных, говорит: «Если столь велико тщание о бессловесных, то какой ответ могут дать те спящие сном глубоким, коим вверены словесные души? Или вы не знаете о достоинстве сего стада? Разве не для него Владыка твой соделал бесчисленное и затем пролил кровь Свою? А ты ищешь покоя! Что может быть горше таких пастырей? Не подумаешь ли о том, что овец сих окружают злые и свирепейшие волки? Не помыслишь ли, сколь многое потребно для хотящего взять на себя начальствование в устроении души?» (На Послание к Римлянам, беседа 29-я, нравоучение 5-е).

Образ доброго пастыря являют те шестокрылые, четвероликие, многоочитые херувимы, которых видел Иоанн Богослов у престола Божия и которые по объяснению толковников являются образами четырех евангелистов и, после евангелистов и апостолов, образами церковных пастырей. Ибо каждый из пастырей должен быть как крепким против нападающих на стадо волков, трудолюбивым в чине своем как вол, милостивым и сострадательным как человек и высокопарящим в богомысленном уме своем как орел. О сих херувимах пишется, что они «исполнены суть очес спереди и созади» (Апок. 4, 6); подобно им и пастырь должен быть многоочитым, рассмотряя не только настоящее, но и грядущее. Златоуст говорит: «Пастырю потребны всюду тысячи очей; тысячи, ибо ему надлежит пасти овец и зорко смотреть, чтобы какой-либо волк в одежде овчей не попал в стадо» (Беседа 3-я на Деяния Апостольские, нравоучение 4-е). Небесные херувимы не только имеют многие очи извне, спереди и сзади; они и «внутрьуду исполнены очес суть» (Апок. 4, 8). Пастырю также недостаточно многоочито наблюдать за своим стадом; он должен бодрственно смотреть и внутрь самого себя, в глубину своей совести: не зазрит ли его в чем-нибудь совесть? Ибо перед Богом не похвально смотреть за другими, а себя не видеть, замечая сучец в очах ближнего, не ощущать бревна в своем оке (Мф. 7, 3; Лк. 6, 41) и, показывая другим путь добрый, самому падать в яму. Посему пастырю подобает быть многоочитым не только извне, но и внутри, не только исправляя прегрешения других, но и внимательно предохраняя себя от грехопадений и соблазнов. И для сего, как мы уже сказали вначале, пастырю потребно великое искусство. Неискусный врач больше навредит, чем уврачует, и неопытный кормчий скорее поведет корабль к потоплению, чем направит его к пристанищу. Подобно сему и неискусный пастырь скорее послужит во вред своему стаду, чем на пользу. И горе такому пастырю! Ибо о всех погибших он должен будет дать ответ Богу.

Посему многие из святых уклонялись от пастырского сана, считая себя недостаточно искусными для ношения такой тяготы и страшась грозного испытания в пасений душ человеческих. Святой Ефрем Сирин, узнав, что народ едесский хочет посадить его на престол епископский, и не желая этого, притворился юродивым, бегал по торжищу, влача за собой свою одежду, как безумный, и, похищая продаваемые хлебы и овощи, съедал их. Видя сие, люди сочли его безумным, а он, убежавши из города, скрывался до тех пор, пока на сие место не был поставлен епископом другой. Премудрый Аммоний египетский, принуждаемый к епископству, отрезал себе ухо; он отрезал бы себе и язык, если бы принуждавшие не оставили его, как повествуется о сем в «Лавсаике» Палладиевом (гл. 4, в русс.перев.гл.12).

Мы же помыслим: если святые, будучи премудрыми и достойными сего сана, так уклонялись от принятия его на себя и предпочитали юродство и повреждение своей плоти пастырству над множеством душ человеческих, то что же можно сказать о тех, которые стараются получить сей сан, не будучи ни искусными, ни достойными пастырства, не имея и добродетельной жизни, стараются получить одним только многим старанием и святокупством! Воистину, спасение их подлежит сомнению.

Послушаем, что пишет о таких пастырях святой Златоуст: Думаю, – говорит он, – что немногие из таковых иереев спасаются, большинство же погибает»; и еще: «Когда захочешь священства, помысли о геенне!» (Беседа 3-я на Деяния Апостольские, нравоучение 5-е).

Но, может быть, кто-либо скажет: святой апостол Павел не похулил желающих пастырства, ибо сказал: «Аще кто епископства хощет, добра дела желает» (1Тим. 3,1), и следовательно, не постыдно, а хорошо желать какой-либо духовной власти и полезно искать ее. Говорящий так да внемлет последним словам апостольским: «дела желает». Если кто желает дела, а не власти, труда, а не гордыни, забот, а не превозношения, то Апостол похваляет такое желание, ибо сан святительский установлен Господом на земле не для покоя и удовольствия, а для того, чтобы святитель всегда нес на себе величайшие труды, заботясь о спасении всех, не для собирания богатств, а для питания алчущих и одеяния нагих, ибо церковные имения – имения нищих. Не для того существуют архиерей и всякий другой духовный начальник, чтобы он величался и превозносился, как почитаемый всеми, но для того, чтобы всегда и во всем носил на себе и нелицемерно являл собою образ смирения Христова, чтобы был явным поборником истины, не обинуясь, не взирая на лица, всегда готовым положить свою душу за Христа и Христову Церковь. Ибо Апостол потому не похулил желающих епископства, что во времена апостольские за епископством следовало мученичество, и как из апостолов, так и из епископов немногие умерли своею смертию; большинство же скончалось мученически. Ибо нечестивые мучители прежде всего искали апостолов, епископов и учителей христианских, как предводителей. И потому тот, кто желал епископства, желал и мученичества, желал умереть за Христа и за овец Христовых, потому в те времена «аще кто епископа хотяще, добра дела желаше».

Ныне же ищущим епископского или иерейского сана, или какого-либо другого духовного начальствования (игуменства или архимандритства) потребно опасаться, чтобы, приняв на себя попечения о спасении многих, не погубить свою собственную душу. Послушаем, что говорит святой Златоуст о всех вообще имущих начальствования: О сколь великая беда ожидает всех ввергающих себя в такую бездну томления! О всех, над кем ты начальствуешь: о женах, мужах и детях, ты должен дать ответ. Вот в какой огонь ты влагаешь главу свою. Я сомневаюсь, чтобы кто-либо из начальствующих мог спастись, когда при таком наказании и разленении вижу еще стремящихся и ввергающих себя в такую тяготу начальства. Ибо если влекомые по нужде не имеют ни прощения, ни оправдания, когда не радеют о деле и устраивают его плохо, то тем более те, которые прилагают к получению сего старания и ввергают себя в начальство, лишают себя всякого прощения. Подобает бояться и трепетать сего и ради совести, и ради тяготы начальства» (На Послание к Евреям, беседа 31-я).

Так заканчивает святой Златоуст свои слова. Закончим и мы здесь свою беседу о пастырстве.

Прочее же смотри: в первом послании Петровом, гл. 5, ст. 2 и 3; в первом послании Павловом к Тимофею, гл. 3, ст. 1 и проч., и в послании к Титу, гл. 1, ст. 7 и след. Смотри еще последнее слово к пастырю святого Иоанна Лествичника.

Когда Лаван возвратился от Иакова в свою страну, Иаков пошел своим путем, благодаря Бога за то, что Он вывел его со всем его имением целым и здравым из Месопотамии и не обиженным от Лавана. Теперь он думал о том, как бы примирить с собою гневающегося и злобствующего против него брата Исава. Он был печален, ибо боялся злобы брата.

Господь, утешая в сей печали Своего раба и открывая ему, что Он хранит его, отверз ему очеса к зрению ангелов: воззрев, Иаков увидел полки Божий, и встретили его ангелы Божии. После сего видения он послал пред собою к брату своему Исаву послов, возвещая о себе и умеряя своею мольбою его старый гнев.

Исав в это время уже не с отцом жил, а обитал в земле, называемой Сиир, которая именуется еще Едомом (впоследствии она была прозвана Идумеею). Ибо после того, как Иаков удалился в Месопотамию для женитьбы, Исав увидел, что те жены, которых он взял из дочерей ханаанских, являются злыми пред его отцом и матерью, и удалился к своему дяде Измаилу, обитавшему в земле Фаранской. Там он взял дочь дяди Маелефу себе в жену, а потом избрал для своего местопребывания землю Сиирскую.

Послы, возвратившись к Иакову, возвестили, что сам Исав идет навстречу ему, и четыреста мужей с ним. Иаков весьма устрашился и, не зная в чем дело, разделил челядь свою и стада на два полка, говоря: «Аще един полк Исав изсечет, второй полк цел пребудет». Стал Иаков на молитву к Богу, умоляя, чтобы Он враждебное сердце Исава переменил на любовь, он говорил в молитве: «С жезлом сим преидох Иордан, ныне же есмь в два полка; избави мя, Господи, от руки брата моего Исава, яко боюся его, да не убиет мя и матери с чады (Быт. 32, 10–11). После молитвы он послал перед собою Исаву изрядные дары от стад скота, говоря в себе: дарами моими укрощу лице его. И услышал Господь моление раба Своего, превратил волка в агнца, врага в друга, гневного Исава в любовного.

Иаков, придя к потоку, именуемому Иавок, текущему в Иордан, провел здесь ночь. Встав прежде дневной зари, он перешел со всеми своими воды сего потока, стал затем на особом месте и стал прилежно Богу молиться, дабы Он сохранил его от Исава. И явился ему Бог в подобии ангелообразного мужа, который дружески обнял его и боролся с ним до утра, показывая вид, что не может преодолеть Иакова (как зрелый муж, играя с малым отроком, борется с ним, как бы не имея возможности его преодолеть, но показывая, что он сам преодолевается им, так подобно сему и оное лице Божие, явившееся Иакову, боролось с ним и показывало вид, что не может преодолеть его). Тогда Бог коснулся бедра Иакова, и тотчас в нем омертвела жила его, как бы перерезанная, и Иаков почувствовал боль и захромал.

Однако Иаков крепко ухватился за борющегося с ним и преодолевал Его, и тогда сказал преодолеваемый: отпусти Меня, ибо взошла заря. Иаков отвечал: не отпущу Тебя, пока не благословишь меня. Тогда благословил его Бог и переименовал его в Израиля, говоря: «Не прозовется имя твое Иаков, но Израиль будет имя твое» (Быт. 32, 28). И удалился от него, когда стало восходить солнце; Иаков же сие место прозвал «Пенуэл», т. е. образ Божий, говоря: «Видех Бога лицем к лицу, и спасется душа моя» (Быт. 32, 30). И хромал Иаков на бедро свое после сей борьбы.

Когда Иаков шел своим путем, встретил его Исав, имевший своих мужей, ибо и он уже умножился. Когда они увидели друг друга, Иаков седмижды поклонился Исаву до земли, пока приближался к нему, а Исав, быстро приблизясь, обнял и целовал его, и припал к вые его. Оба они плакали. Исав, увидев жен и детей Иакова, целовал их с любовью, и была между ними любовь и радость велия. Исав, не желая принять даров, которые прислал ему Иаков, говорил: «Имам, брате, довольная моя, ты же твоя имей». И сказал Иаков: «Аще обретох благодать пред тобою, прийми дар от руку моею; сице бо узрех лице твое, якоже видит кто лице Божие; покажи ми любовь и прийми благословение мое, еже принесох ти от тех, яже ми даде Бог» (Быт. 33, 9–11). Исав, побуждаемый молением брата, взял дарованное ему, и после братолюбной беседы и ликования они разлучились. Исав пошел в Сиир, а Иаков, войдя в землю Ханаанскую, пришел в Сохот, в Салим, и обитал близ города Сихема, купив там часть села; и воздвигнул он там жертвенник Богу и помолился Ему, принеся жертвы.

«Виде полки Божия» (Быт. 32,1). Два полка святых ангелов видел Иаков. Один полк был полком того ангела, который был хранителем страны Месопотамской и с подчиненными ему ангелами провожал Иакова из Месопотамии до пределов ханаанских; другой был полком того ангела, который был хранителем земли Ханаанской и с подчиненными ему ангелами встречал входящего в землю Ханаанскую Иакова, чтобы сохранить его целым от Исава и иных бед и чтобы привести его здравым к его отцу.

Мы же отсюда можем видеть, сколь любезен был Богу и Его ангелам праведный Иаков и сколь велико Божие попечение о рабах Своих, что даже ангелами Своими Он ограждает их.

«Боряшеся с ним муж до утрия» (Быт. 32, 34). Муж, который боролся с Иаковом, был ангел Божий, вместо Самого Бога, что явно из пророчества Осии, говорящего об Иакове: «Укрепи со ангелом, и возможе» (Ос. 12, 4). И святой Дионисий Ареопагит о том же повествует, говоря что Бог в ветхозаветное время никогда Сам Собою не являлся людям, но чрез ангелов; ибо и то известное явление Божие, которое было Моисею на Синае, происходило чрез ангелов, как это изъясняет святой апостол Павел в послании к Галатам, говоря следующее: «Закон преступления ради приложися, дóндеже приидет семя, ему же обетовася, вчинен ангелы» (Гал. 3,19). Закон, говорит, вчинен чрез ангелов. Хотя Бог чрез ангелов Своих, а не Сам Собою являлся, однако это явление называется в Святом Писании Божиим. Итак, Бог чрез ангела Своего боролся с Иаковом.

Отсюда мы можем научиться тому, что, когда человек тепло молится к Богу, весь ум свой углубив в Нем, тогда Бог невидимо объемлет его милосердно, как отец сына. Сие ясно испытал на себе Нифонт преподобный. Когда он, воздев свои руки, прилежную молитву со слезами творил к Богу, он был в каком-то восторге, и увидел в облаке явившееся ему лице пресветлого мужа, руки которого были простерты: ими он обнимал блаженного, как обнимает иногда отец блудного сына, и лобызал его выю, говоря: хорошо, что ты пришел сюда, оскорбленное мое чадо! – Обнимает же и молящийся Богу своим богомысленным умом, когда углубляется в Бога. И далее, как Иаков, борясь с Богом, превозмогал Бога, так как Бог изволил умалить Свою силу в борьбе, так точно и тепло молящийся и объемлющий молитвенным умом своим Бога превозмогает Господа своего, преклоняя гнев Его на милость и ярость на милосердие и принимая от Него просимое.

Из сей ночной до утра борьбы Иакова с Богом можно видеть еще и то, что Божественные откровения людям обычно бывают во время ночных бдений и уединенных богомысленных молитв, а не во время суеты и тревог.

Также и то еще можно отсюда видеть, что сия борьба была таинством и прообразованием воплощения Божия, ибо ангел Божий, по повелению Божию принявший на себя образ такого человека, каковым имел быть во плоти Сын Божий, обнялся с Иаковом крепко и боролся, предзнаменуя то, что в лице Христовом Божество с человечеством имеют быть соединены, как бывают обняты любезный друг с любезным другом, и что оба естества будут пребывать в нераздельном соединении.

«Израиль будет имя твое» (Быт. 32, 28). Сие имя Израиль толкуется как «превозмогающий Бога», ибо Иаков в сей борьбе превозмогал ангела, бывшего в образе имевшего воплотиться Бога, и борьба эта была знамением неизреченной любви Божией к людям, которою как бы преодолен был Сын Божий, сошел с неба и воплотился, соединясь с человеком крепким союзом любви: «Тако возлюби Бог мир!» (Ин. 3, 16).

Иначе еще это имя Израиль понимается как «господствующий с Богом». Человечество, соединившись с Божеством в лице Христа, приняло от Бога Отца господствование над всем, как пишется в Евангелии: «Отец любит Сына и вся даде в руце Его». И еще: «Отец не судит никомуже, но суд весь даде Сынови». И опять: «Ведый Иисус, яко вся даде Ему Отец в руце». И Сам Сын глаголет: «Вся мне предана суть Отцем Моим» (Ин. 3:35, 5:22, 13:3; Мф 11, 27).

В киевском Лексиконе Израиль толкуется: «ум Бога зряй», ибо Иаков тогда видел Бога, как сам говорит: «Видех Бога лицем к лицу», а посему и прозван Израилем, или – «видевшим Бога».

«Похрома стегном своим» (Быт. 32, 31). Хромота Иакова, произошедшая от рассечения жилы во время борьбы с ангелом, была знамением рассечения ветхого закона. Ибо когда наступило время новой благодати, то, хотя и соблюдается закон, данный Богом Моисею на Синае, который и Христос повелел хранить, когда некоему юноше сказал: «Аще хощеши внити в живот, соблюди заповеди» (Мф. 19,17), однако все прочие ветхозаветные уставы, церемонии, действа, обычаи отсечены от новой благодати, так что ветхий закон стал как бы хромым.

Кроме того, хромота Иакова была знамением и того, что из племени его некоторые будут веровать во Христа, но не многие, другие же (а их большинство) пребудут в неверии, что и случилось. Так племя Иакова стало как бы хромым, когда одни пребывают в вере, а другие остаются в неверии.

«Поклонися до земли седмижды» (Быт. 33, 3). Иаков, желая гневливого, нелюбовного и горделивого своего брата переменить в безгневие, любовь и кротость и враждебного примирить с собою, прежде всего послал ему перед собою дары, а потом, увидя его, поклонился ему смиренно седмижды. К сему он присоединил еще и любезные слова, говоря: «Узрех лице твое, якоже видит кто лице Божие» (Быт. 33,10). Таким образом он зверя превратил в ангца.

Отсюда каждый может научиться, как умилостивлять гневающихся, укрощать ярящихся, враждующих приводить к примирению и приязни, и нелюбящих делать любовно дружелюбными. Хочешь ли недруга твоего сделать себе другом, будь кроток, смирен и являй ему любовь, не воздавай за зло злом, а за досаждение досаждением же; ибо огнем огня не остудишь, злом зла не победишь, и враждою вражду не примиришь, разве только еще более раздражишь, тогда как кротостью, смирением и любовью легко все неприязни преодолеешь. Неложно говорит Святое Писание: «Ответ смирен отъимет ярость» (Притч. 15, 1).

Святейший Софроний, патриарх Иерусалимский, в Лимонаре пишет: «Два епископа жили близко один к другому и имели некую распрю между собою. Один из них был богат и хищник, а другой весьма смирен. И искал хищник причинить зло своему другу. Смиренный епископ, услышав о его вражде, сказал своим клирикам: я знаю, что сделаю, и одолею его благодатию Христовою. Клирики говорили ему: владыко, кто может воспротивиться тебе? И отвечал им смиренный епископ: подождите немного, и вы увидите милость Божию. Когда же настал праздник святых мучеников в том городе, в котором был враждовавший с ним епископ, смиренный епископ пошел к нему, взяв с собою своих клириков, которым сказал: следуйте за мною и что увидите меня делающим, то и вы делайте, и мы преодолеем его. Удивлялись клирики, говоря между собою: что он хочет делать? Придя в город и увидя враждовавшего с ним епископа идущим с литиею к святым мученикам вместе с сопутствующими ему всеми жителями того города, смиренный епископ подошел к нему и припал к ногам его вместе со всеми своими клириками, говоря: прости нас, владыко, отныне мы – твои рабы. Епископ весьма удивлялся сему и пришел в умиление от столь великого смирения своего друга, так как Бог преложил жестокость суда его на любовь; он взаимно поклонился смиренному епископу и взялся за ноги его, говоря: ты, владыко, прости меня! С того времени между ними пребывала великая любовь. И говорил смиренный епископ к своим клирикам: не говорил ли я вам, что одолею при помощи благодати Христовой? И вы, когда будете иметь врага, поступайте так же, и одолеете».

Итак, отсюда можно видеть, что смиренное слово и покорность отнимают силу у ярости, препобеждают вражду и примиряют, и делают недруга другом. И наоборот, жестокое слово подымает гнев. В житии святого Макария Египетского пишется: «Преподобный, идя однажды из скита на гору Нитрийскую и уже к ней приближаясь, сказал своему ученику: иди несколько впереди меня. Ученик, идя впереди, встретил языческого жреца, спешно идущего и несущего большое дерево. Воззвал к нему брат: послушай, послушай, демон, куда ты идешь? Жрец вернулся, сильно избил его и, оставив его едва живым, взял свое дерево и убежал. Немного он пробежал, как встретил его авва Макарий и сказал ему: спасайся, трудолюбец, спасайся! Тот удивился и сказал отцу: что ты благого видишь во мне, приветствуя меня сими словами? Старец отвечал, что видит его трудящимся. Жрец сказал: умилен, отче, я твоими словами и вижу, что ты Божий человек; другой же инок, встретив меня, досаду причинил мне, и я его бил До смерти. И припал жрец к святому, обнял его ноги и говорил: не оставлю тебя, отче, пока ты не сделаешь меня христианином и иноком. Он пошел со святым Макарием, пришел к лежавшему брату и, найдя его едва живым, понес его в церковь, которая была на Нитрийской горе. Нитрийские отцы, видя идущим с преподобным Макарием языческого жреца, удивлялись. Они крестили его и сделали иноком, и потом ради него многие еллины стали христианами. Авва Макарий говорил: злое слово и добрых делает злыми, а доброе слово и злых превращает в добрых».