Глава четвертая. О некоторых улучшениях по ученой, нравственной, экономической и гигиенической частям духовно-учебных заведений
Доказывая, что воспитание детей духовного звания, предназначаемых для священнических и дьяконских мест, следует разделить на два периода, начинать его в одном общечеловеческом, а оканчивать в другом богословском специальном училище, мы вовсе не думаем сказать, что это есть единственный способ иметь образованных пастырей церкви; мы его считаем только лучше, нежели та система, на основание которой в теперешних духовных училищах богословские и светские предметы смешаны во всех классах. Держась последней системы, можно также дать дельное и основательное воспитание во всех отношениях, но, разумеется, наперед устранив те обстоятельства, которые препятствуют этому. В первой части мы подробно говорили, каким образом сосредоточение власти в руках одних начальников, недостаточное жалованье, получаемое наставниками, совершенное почти отсутствие поощрений для них, ничтожество их в училищах, устарелые или неприспособленные к пониманию детей учебники, взгляд, усвоенный начальниками на первостепенные и второстепенные предметы, апатия наставников, метода преподавания вынужденная неотразимыми обстоятельствами, зубрение уроков, экзамены, ревизии и пр. и пр. и пр.; – каким образом все это вредит научному образованию духовных воспитанников. Повторять вкратце то, о чем говорено было обширно, нет нужды. Но осмеливаемся сказать, что, пока все перечисленные неблагоприятные обстоятельства не будут устранены, воспитанники духовно-учебных заведений не только не сделаются людьми образованными в благородном и светском значении слова, но и не приобретут сведений нужных для того, чтобы им быть такими священниками, которые бы удовлетворяли современным требованиям и имели влияние на высшие и средние сословия. Отказавшись повторять то, что уже было подробно изъяснено, мы, впрочем, находим нужным сделать замечания о двух обстоятельствах, о которых в первой части или вовсе не упомянуто, или мало сказано.
1. Не без причины в настоящее время с таким почти ожесточением стали нападать на бюрократическое управление и направление присутственных мест; опыт давно уже показал, а журналы наши в последние года слишком хорошо разъяснили, что бюрократия не достигает цели даже там, где, по-видимому, делопроизводство и судопроизводство должно состоять из письмоводства. Тем страннее и недостаточнее управлять училищами во всех отношениях при помощи бюрократического, канцелярского порядка посредством столоначальников, начальников отделения, секретарей, директоров и пр. В самом деле успешное преподавание наук, соответствующее современному их состоянию, возможно между прочим в том случае, когда преподавателям известны новые открытия в науках, новые педагогические идеи, когда учебные программы и руководства соответствуют потребностям времени. Конечно, нет запрещения наставникам и начальникам духовных училищ следить за всем этим, но они сами собой на какие-либо нововведения не всегда имеют право решиться; для этого часто нужно разрешение высшего начальства; предписания и указы. Если бы даже можно было избежать таких формальностей; нововведения ограничивались бы частными случаями, и не делались достоянием всех училищ. Далее наставники, убедившиеся, что полезно было бы ввести те или другие улучшения, могут о том, конечно по начальству, довести до сведения высших властей. Но при всем уважении к уму и распорядительности столоначальников и начальников отделений скажем, что они не всегда в состоянии надлежащим образом решить представление о каком-либо ученом нововведении хотя бы напр. о введении учебника, за многие десятилетия им во всем архиве и в целом своде законов нельзя будет найти ни одной справки, на которой бы можно построить резолюцию. Дело большей частью или отложится в длинный ящик, пойдет со стола на стол, из одной канцелярии в другую, или останется вовсе без внимания и сдастся в архив; ведь надо же к концу года отчистить все дела; иначе директор сделает замечание. Тут даже образованные начальники, почти специалисты, необремененные другими занятиями, не всегда бывают в состоянии обсудить дело с современной ученой точки зрения. К этим и подобным случаям нужны особые люди, настоящие специалисты в науках, не развлеченные никакими другими более высшими (по табелям о рангах, или по каким-либо выгодам) должностями, обязанные исключительно следить за современным состоянием наук и училищных подробностей; при таких только людях можно надеяться, что училища не отстанут от века.
Обращаясь теперь к духовно-учебным заведениям, найдем, что высший правительственный надзор за ними принадлежит Св. Синоду. Так и должно быть. Кому же смотреть за воспитанием будущих пастырей церкви, как не собору тех лиц, которые наблюдают за сохранением чистоты нравственного учения, которых власть по преемству перешла к ним от Апостолов, Вселенских Соборов, Святых Отцов и проч. Но каждое из этих лиц имеет в своем управлении или епархию, или отдельное ведомство и обременено занятиями по Св. Синоду. Странно же было бы на них возлагать обязанность следить за всеми переменами в современном научном состоянии, или за тем, не нужно ли такой-либо параграф учебника исправить и заменить новым. Им прилично иметь надзор за общим ходом, за православным направлением духовного просвещения, а не за частностями той или другой науки. Далее органом, так сказать, чрез который передаются распоряжения Св. Синода в училища, и от последних поступают представления в первый – служат обер-прокурор и духовно-учебное управление. Но обер-прокурору также невозможно непосредственно входить в мелочи и частности ученья. Духовно-учебное управление устроено, как все вообще, департаменты министерств. Есть, конечно при нем, кроме столоначальников, начальников отделений и пр., общее присутствие, но оно состоит из членов, которые не принадлежат к ученым специалистам по наукам, преподаваемым в духовных училищах, и которые даже не обязываются, а может быть, и не могут следить за современными открытиями и применением их к училищам. Таким образом, очень было бы полезно при духовно-учебном управлении открыть особый ученый комитет, которого каждый член был бы представителем и специальным, ученым знатоком одной ветви наук, входящих в программы духовных училищ. Лучше всего они могут быть избираемы из заслуженных профессоров духовных академий, из священников протоиереев, долгое время бывших законоучителями в высших учебных заведениях; можно также присоединить к ним одного или двух ученых, получивших образование в светских училищах, но большинство должно быть непременно из лиц, которые по рождению, образованию или службе принадлежат к духовно-училищному ведомству. Такой комитет, получая наставления и направление от Св. Синода, принес бы необыкновенную пользу духовным училищам. При нем старые учебники не продолжали бы обременять учеников, останавливать или затруднять их успехи; новые не передавались бы канцеляриями на предварительное рассмотрение трем-четырем местам и лицам, или предварительно рассмотренные были бы кем-либо окончательно рассмотрены; при нем всякая новая идея, всякое открытие достойное внимания не прошли бы незамеченными для духовных училищ. Наконец члены его могли бы быть самыми лучшими ревизорами духовно-учебных заведений и сумели бы оценить и выставить на вид высшему начальству ученых тружеников и дельных педагогов, которые теперь остаются часто никому не известными и изнывают где-нибудь в глуши.
2. Как бы начальник учебного заведения ни был честен, благороден, учен, образован, деятелен и пр., на него одного без всяких ограничений полагаться нельзя. Люди, как мы уже заметили, всегда останутся людьми; у каждого из них есть свои любимые идеи, наклонности, страсти, предрассудки, слабые стороны и проч., которые, не будучи никем контролируемы и останавливаемы, рано или поздно сделаются вредными. Училищный контроль должен быть двух родов сверху и снизу – контроль правительства и контроль общества, или тех лиц, которых дети обучаются в училище. Первый будет следить за тем, чтобы училищное воспитание не противоречило общим постановлениям государства, не принимало направления вредного его интересам. Второй же будет докладывать о местных нуждах, о случайных недостатках, которые остаются неизвестными высшему правительству, и настаивать на том, чтобы одни были удовлетворены, а другие устранены. Тот и другой контроль особенно нужен там, где отцы учеников, отдельно взятые, не имеют голоса пред начальниками училища, где последние бывают или могут быть их начальниками, принадлежат к временным гостям; где ученая должность служит для них временной квартирой, ступенью для достижения высших должностей, а не постоянным занятием. При таком положении на местные нужды, на частные жалобы вовсе не захотят обратить внимание. В этом отношении учебные заведения Министерства Народного Просвещения, можно сказать, обеспечены. Попечители, инспекторы учебных округов и их помощники контролируют гимназии и училища со стороны правительства. Почетные попечители, избираемые дворянством, могут, по крайней мере, сколько-нибудь доводить до сведения начальства о местных нуждах и недостатках. Есть слухи, что дворянству и даже купечеству скоро будет предоставлено еще большее влияние на гимназии.
Что же теперь сказать в этом отношении о духовно-учебных заведениях? Правительственный и административный надзор за ними принадлежит каждому епархиальному начальнику и академическому правлению. Но первый обременен множеством дел, за исправное и правильное производство которых он непосредственно отвечает, а последнее управляет семинариями большей частью посредством предписаний, пересылаемых по почте. Местное духовенство нисколько не участвует в училищных делах; только для обревизорования годовых экономических отчетов, или лучше для поверки их с документами ежегодно назначаются два или три лица духовных; но их участие ничтожно и нисколько не касается административной, ученой и нравственной частей училища. Поэтому весьма было бы полезно для духовных училищ, если бы над ними имели надзор лица, похожие по своим правам на попечителей и инспекторов учебных округов министерства народного Просвещения. Не менее было бы полезно, если бы местное белое духовенство принимало участие в управлении семинариями и училищами; отказывать в этом, кажется, не следует. Конечно в целом русском царстве одно только белое духовенство состоит совершенно в патримониальных отношениях к своим начальникам.
Все сословия, не исключая податных, имеют право выбирать своих судей, начальников и пр.; а духовные лица обнаруживают свои избирательные права едва ли не при выбора только духовников. Может быть это так и должно быть по каноническим правилам и иерархическим обычаям. Но училища управляются не каноническими правилами; они, как мы выше заметили, чисто государственные учреждения. Почему же бы духовенству – многочисленному и образованному сословию – не позволить иметь участие в управлении ими? Участие это может быть допущено двояким образом: должно или 1) дозволить духовенству свободно, независимо от епархиальных начальников, в присутствии прокурора или стряпчего избирать одного или нескольких лиц, которые бы вместе с членами правления семинарии и с училищными начальствами могли заведовать всеми частями училищной администрации или 2) выбирать на известный срок так же, как и в предыдущем случае, лице в роде почетного попечителя, но для участия не в одной экономической, а во всех вообще частях. Тогда духовенство имело бы представителей, которые бы открывали и исправляли местные недостатки училищ. Мы осмеливаемся кроме того думать, что в попечители учебных округов, и попечители отдельных училищ следует выбирать светских людей. Епископам не позволит занимать такие места их сан; для архимандритов эти должности будут временными станциями, которые поведут их только к епископскому сану. Кроме того, инокам, какую бы они должность ни занимали, нельзя не показать своей приверженности к иноческим уставам. Поэтому они, сделавшись попечителями, не в состоянии будут отказаться от мысли смотреть на училища как на отделение какого-либо монастыря, на учеников и наставников, как на младшую и старшую братию. Даже в состоянии ли будут снизойти с высоты своего сана и заняться мелкими, по их мнению, житейскими, светскими, мирскими потребностями и нуждами воспитанников и их отцов? Наконец протоиереи и священники, по своему смиренному положению, не в состоянии будут обнаруживать ту самостоятельность и независимость, которые в этих должностях им будут нужны. Даже в том случае, если бы духовенству позволено было избирать нескольких членов в училищное управление; то и в этих должностях лица белого духовенства принуждены будут молчать пред властями, особенно иночествующими, они находятся в такой грозной зависимости от монашествующего начальства, что у них не достанет смелости или сказать что-нибудь против последних или настоять, чтобы слова их были приняты во внимание. Даже в этом случае – особенно в семинариях нужно хоть одно светское, независимое от епархиального начальства лицо. Духовенство в губернии или уезде всегда найдет светских людей, которые, по своему благочестию и образованному уму, будут полезны для семинарий или училищ не менее, как и духовные лица. Кроме того, обер-прокурор Св. Синода – всегда светское лицо – почти уже полтораста лет обнаруживает влияние на белое духовенство и вовсе не ко вреду его. Повторим, польза от подобных нововведений несомненна. Лучшим доказательством служат недавно открытые должности почетных блюстителей духовных училищ, но только в отношении к экономической части. Эти блюстители, будучи большей частью из купеческого сословия, уже показали в короткое время, как полезно влияние стороннего, честного лица на училищное управление!
О способах, посредством которых педагоги содействуют, а более препятствуют развитию нравственности и расстраивают здоровье учеников, мы очень подробно говорили во второй и третьей частях своей статьи. Но выше нами уже замечено, что третью часть мы здесь вовсе опустили, а из второй взяли два отрывка. Делать извлечение из них также не находим возможности. Между тем думаем высказать здесь несколько замечаний, которые там были опущены.
1. Давно уже говорят, что здоровье и особенно нравственность духовных воспитанников улучшатся, если они перестанут жить в вольнонаемных квартирах обществами в 5–10 человек. Этой благонамеренной цели думают достигнуть двояким образом: а. находят нужным выстроить огромные дома, в которых бы возможно было поместить всех духовных воспитанников и за известную плату там доставлять им квартиру, освещение, отопление и пищу. В этом случае, разумеется, всем должно распоряжаться благопопечительное училищное начальство. б. Позволить своекоштным ученикам по-прежнему жить на квартирах у городских жителей; но квартиры должны быть огромны, каждая человек до 40 и даже 100, наниматься начальством и состоять уже под его отеческим надзором. Здесь ученикам предоставляется самим заниматься экономией; для руководства в столь мудреном случае, равно как и вообще во всей школьной жизни издана книга под названием: истинный друг духовного юношества с целыми сотнями пунктов, в которых высказаны все правила, как вставать, ложиться, кланяться, сидеть, сморкаться, чистить сапоги, даже, кажется, отворять двери, поднимать ставни и вместе с тем и изложена теория и административный порядок общих ученических квартир; любопытная книга! Но, по нашему мнению, оба эти способа, при пособии даже истинного друга, не принесут ожидаемой от них пользы и встретят слишком большие затруднения. Окажем отдельно о каждом из них.
А. Мы вовсе не считаем справедливым то убеждение, что будто бы успехи, нравственность и здоровье бывают лучше в воспитанниках казеннокоштных, живущих в училищных домах, нежели в своекоштных учениках, проживающих на квартирах у городских жителей. Может быть, вы нам представите несколько примеров в опровержение нашего мнения, но и мы не затруднимся указать на большое число противных примеров, особенно относительно здоровья. Впрочем, не желая кого-либо оскорблять ссылкой на факты мы рассмотрим вопрос с финансовой точки зрения. Конечно, если бы нашлись благодетели, которые бы на свой счет выстроили все дома нужные для духовных воспитанников, то первый по крайней мере шаг не встретил бы затруднения. Но таких благодетелей не скоро найдешь. По нашему мнению, для помещения 100 воспитанников дом с кухней, столовой, кладовыми, ледниками и пр., выстроенный по всем правилам казенных построек, будет стоить никак не менее 20,000 руб. По отчетам обер-прокурора Св. Синода всех своекоштных воспитанников в духовных училищах более 35000; следовательно, постройка домов для помещения их не обойдется дешевле семи миллионов рублей серебром. Очень много! не скоро найдешь охотников, которые пожертвуют такую сумму? Но положим, что все дома построены; посмотрим, сколько нужно будет платить каждому мальчику за житье и содержание в них. На поддержание училищного дома в 20,000 рубл. сер. в надлежащей чистоте и опрятности, на ремонтные исправления, на освещение и отопление, на необходимую прислугу понадобится ежегодно никак не менее 2500 рубл.; далее в семинариях подмосковных губерний с своекоштных учеников за одну пищу берется почти везде не менее 25 рубл.; таким образом, содержание мальчика с квартирой и столом в год будет 50 рубл. сер. Между тем нам вполне известно, что во многих из тех же губерний, на тот же предмет ученики, живущие на вольных квартирах, истрачивают не более 30 рубл., а иногда даже менее 25 рубл. Откуда же бедному духовенству брать на каждого мальчика лишних 20–35 рублей; когда оно и теперь большей частью затрудняется содержать своих детей в училищах? Присоедините, что на учеников же нужно разложить проценты, которых будут стоить построенные здания; в таком случае на каждого мальчика еще прибавится 8 или 10 руб., смотря потому четыре или пять процентов взыскивать с него. Нет! духовенство наше не так богато, чтобы такую сумму тратить на квартиру и пищу своих детей, да прибавить еще на одежду, обувь, белье, письменные снадобья и пр. Исключением из этого служат города, в которых квартиры очень дороги, напр.: Петербурга, Москва, Одесса, Рига и др.; там действительно уже и ныне ученики духовных училищ живут в казенных домах.
Б. Так называемые общие квартиры невыгодны и неудобны для учеников и отцов их. Может быть, истинный друг духовного юношества для поддержания собственного достоинства укажет и еще красноречиво опишет примеры, где теории его, по его же собственным словам, блистательно оправдываются. Но и мы также знаем, что в некоторых местах попытка приложить ее к делу не увенчалась хоть каким-нибудь успехом. Мы хорошо знаем, как в одном из губернских городов не очень давно разыгрывалась чуть не комедия касательно общих ученических квартир. Начальники лично наняли дом для помещения учеников и насильно поместили или лучше вместили туда несколько их десятков. Почтенный хозяин дома, не очень дальний родственник ректора, понимая, что он имеет дело с высокостепенными, а не с учениками, только и старался угождать первым и вовсе не думал о расположении последних. Вместе с тем он нашел необходимым приучить их к холоду, угару, сырому и удушливому воздуху; не очень также заботился о хорошем приготовлении пищи и пр. Ученики приучены уже были к безропотному смирению, к безусловному повиновению, но и они не выдержали, объявив в конце трети начальникам, что ни за что не согласятся более жить в общих квартирах. Начался суд, разумеется словесный; по счастью учеников доктор принял участие в деле, сказав, что они все сделаются больными, если еще поживут в той же квартире. Начальство принуждено было уступить. После нам случалось говорить с учениками, там жившими и с отцами их; по рассказам очень правдоподобным будто бы и нравственность там не улучшилась, а едва ли даже чем-либо не поплатились. Только житье было очень веселое для магнатов, т. е. для учеников высшего и отчасти среднего отделения. С ними вместе жило много мальчиков из низших училищ; добрые и чадолюбивые папаши приехав в город, считали обязанностью засвидетельствовать свое почтение магнатам и попросить их иметь надзор за малыми птенцами. А сами посудите, как не возвеселиться и, не возвеселить других при сей верной оказии?
Время бросить ту мысль, что будто бы только отцы – начальники могут надлежащим образом заботиться о хорошем содержании учеников, даже об их нравственности; право, в этом случае настоящие отцы детей самые лучшие судьи и распорядители; дайте им только возможность и средство устроить все, как следует; ведь дети дороже для них, нежели для начальников. Мы даже думаем, что едва ли не лучше было бы, если бы бедные ученики духовных училищ, особенно семинарий, вместо казенного содержания получали денежные пособия. В самом деле менее 32 руб. сер. не полагается ни в одной семинарии на содержание ученика. Присоедините сюда расходы на прислугу, отопление, освещение, ремонтные поправки дома и пр., увидите, что ученик обходится казне до 50–55 р. сер. Кроме того, отец или родственники должны прибавить тоже не менее 20 руб. на разные разности, необходимые при казенном содержании. Поэтому ежегодно на казеннокоштного ученика истрачивается до 70–75 руб.; между тем, как мы совершенно знаем, что хорошее содержание ученика пищей, одеждой с квартирой и пр. не обойдется дороже 50–60 руб. Право, наша мысль едва ли может быть названа неверной. Не даром же университеты уничтожили казенное содержание, а заменили его стипендиями. Частные люди как-то лучше умеют распоряжаться деньгами, нежели чиновники всех родов и покроев.
2. В последнее время появилось не мало людей, которые для исправления нравственности семинаристов, для приготовления из них достойных пастырей церкви находят нужным произвести в устройстве духовных училищ радикальную перемену. По их мнению, всех без исключения воспитанников надо заставить ежедневно бывать у вечерни, утрени и по крайней мере у обедни, исповедоваться и приобщаться или каждый пост, или еще лучше каждый месяц. Был уже на рассмотрении проект, по которому в духовных училищах кроме начальников и наставников должен находиться особый духовник. Он обязан был исповедовать каждого ученика, когда ему вздумается. Ему предоставлялось право присутствовать при составлении списков ученических и голос его в этом случае нужно было ставить выше голосов и наставников; это настоящий римский трибун, которого неумолимое и грозное veto (не согласен) парализовало бы отзыв всех педагогов; против этого veto никто не смел бы восставать и даже протестовать. Мы уже высказали выше, что русские никогда не согласятся быть католиками, не смотря на все брошюры Г-ных, но читая и слушая проекты, о которых мы сейчас говорили, невольно начинаешь думать, не начинается ли обращение наше в католицизм, не хотят ли наши семинарии переделать в иезуитские коллегиумы. Одумайтесь г. г. Руссо-католики! Мы знаем, что ваши проекты взяты чуть не целиком из уставов католических духовных и преимущественно иезуитских школ. Но напрасно вы забываете, что мы не итальянцы, не французы, не испанцы, что в нас течет кровь славяно-финская, что наша северная натура не удовлетворяется одной аскетической созерцательной жизнью, а требует деятельности физической и умственной, что мы не прочь наделать много грехов, но вечно плакать о них, или разыгрывать роль плачущих неспособны, по крайней мере таких аматеров между нами найдется немного. Мы убеждены, что раз в год очистить свою совесть от прегрешений, раскаяться в них пред Богом, сподобиться затем приобщения тела и крови Господа, и таким образом войти в таинственное единение со Христом – необходимо для каждого христианина. Таинства, чрез такой период совершаемые, не теряют для нас своей торжественности и божественности характера. Но заставьте нас приступать в год к исповеди и Св. причастию не 12, и даже 4 раза, тогда они потеряют для нас всякое значение, сделаются обыкновенными, даже обременительными обрядами. Ведь, прежде же было правило, чтобы все исповедовались и приобщались каждый пост; но верно почему-либо оно оставлено; не возобновляйте того, что оказалось неудобным. Далее, мы понимаем четвертую заповедь Божию и считаем обязанностью, чтобы седьмой день посвящен был и то не весь на молитву. Но когда вы заставите нас ходить каждый день в церковь, стоять там по нескольку часов, тогда обвиняйте себя, если мы и в праздник станем бегать от Божественной службы. Мы готовимся быть не пустынниками степей фиваидских, не анахоретами горы афонской, даже не древними последователями и подражателями Антония и Феодосия Печерских; нам нужно будет жить в стране, где только физический труд продолжительный, а иногда и изнурительный обеспечит нас от голода и холода.
При этом мы не можем не вспомнить здесь одного давнишнего своего разговора с добрым стариком – иноком. Придя к нам, он позавидовал нашей жизни, хотя она, как выражаются на семинарском слоге: не была украшена цветами радостей. Полушутя, полусерьезно мы сказали, что уж если завидовать, то нужно завидовать его жизни. «И в самом деле, говорили мы, не житье ли вам, святым отцам? Ведь только и дела, что молиться Богу; все готово, ни о чем не нужно хлопотать; ходи в церковь и молись». Старец, посмотрев на нас очень серьезно, сказал: «ты или смеешься надо мной, или не понимаешь дела.» Слова эти нас немного удивили и потому мы попросили старца сказать пояснее. Он не очень охотно продолжал: «ты думаешь, что, верно, легко каждый день бывать за всеми службами в церкви. Хорошо тебе так думать, когда придешь ты в храм чрез неделю и притом совершенно без принуждения по доброй воле. Если ты же будешь благоговейно молиться Богу, то не станешь скучать. Но попробуй-ка ходить по три раза каждый день непременно, повторять молитвы, давно тобою заученные, даже перетверженные, стоять в обществе людей, которым все это наскучило; тогда узнаешь, что самые сухие твои занятия несравненно легче моих. Знаешь ли, что я иногда целый час стараюсь собрать свои мысли, дать им благоговейное настроение, отрешиться умом от земного и вознестись к горнему, употребляю все возможные усилия, падаю ниц, плачу… и… не смотря на все это, не могу пересилить себя. Представь, что эта борьба бывает каждый день по два, по три раза, продолжается несколько лет; неужели и после этого скажешь, что я не должен завидовать тебе?» У старца из глаз брызнули слезы; мы вполне видели искренность его слов. «Г. г. Руссо-католики! Так говорил нам старик набожный. Что же вы сделаете из молодых людей, когда заставите их ходить каждый день к божественной службе? Поверьте, что они или станут присутствовать при ней и впоследствии сами совершать ее с полным равнодушием и механически, или даже получать отвращение к ней. И пламенная Италия не выдержала папского ига; неужели вы нас – северяков – хотите воспитывать, как каких-либо траппистов?
3. Есть тоже люди, по мнению которых нравственность семинаристов исправится и возвысится, если с них совлекут светскую одежду, облекут в подрясники, подпояшут ременными поясами, заставят отпускать бороду и волоса, словом, сделают по внешнему виду дьячками, пономарями и послушниками. Что за чудный народ? Неужели к платью пришиты бывают добродетели? Неужели длинные волосы, отпущенная борода, узкорукавный и широкополый подрясник заставят непременно семинаристов быть самыми нравственными существами, истинно-набожными христианами? Уж если в подряснике и волосах скрывается столько нравственной силы; то отчего же дьячки пономари и послушники в глазах общества не пользуются уважением, не слывут даже просто хорошими, сносными людьми? Отчего к ним также чуть не всеобщее презрение? А между тех наши реформаторы напрасно не подумают о том, что не только для академика и для ученика семинарии и высшего и среднего отделений вовсе нет чести быть сравненным по платью с причетниками и послушниками, что в подряснике семинаристам и академикам уже вполне закроется дорога к порядочным людям, что им иногда только и можно будет проводить время у дьячков, отставших солдат и мещан, – самые мелкие чиновники постыдятся иметь с ними дело. В тридцатых годах носился слух, что в бывшей комиссии духовных училищ не только сделано было предложение надеть на духовных воспитанников подрясники, но и представлены были рисунки джентльменов, облеченных в оную хламиду, с длинными распущенными волосами, и имеющих пояс усмен на чреслах своих. Слышно было тогда, что один знаменитый архипастырь, посмотрев на рисунок сказал и составителю проекта: помилуйте С. Д., да им по улицам проходу не будет от мальчишек. Бога ради, не думайте, чтобы в подрясниках скрывались все качества, необходимые будущим пастырям; не надевайте на них пока той одежды, которая заставит мальчиков за ними бегать.
4. Теперь мы хотим сказать не об каком-либо предполагаемом проекте, а о действительном уже распоряжении посредством которого думают, вероятно, развить религиозное чувство, поддержать и возвысить нравственность учеников духовных низших училищ и семинарий. Отеческая заботливость, обнаруживающаяся в этом распоряжении, следить за детьми уже не в школе, а в домах их родителей, куда они отправляются на каникулярные времена. По давно уже существующему постановлению, ученики по возвращении своем из домов родительских обязаны привозить аттестацию местных священников о том, что хорошо вели себя во время отпуска. Узнав о таком постановлении: иной подумает, что ученики, вероятно очень дурно ведут себя и развращаются, живя у своих отцов; что последние плохо следят за нравственностью своих детей, даже не заслуживают доверия начальства в этом отношении – Иначе зачем же устанавливать контроль за учениками во время отпуска и поручать его не отцам, а священникам, и, кажется, даже благочинным? Но позвольте нам высказать об этом предмете свое мнение. Мы вовсе не считаем нравственное состояние учеников духовных училищ вполне удовлетворительным; то и другое имеет нужду в исправлении. Мы согласны, что мальчики, как это объяснено нами в первом отрывке из второй части нашей статьи, видят в домах своих родителей не всегда назидательные примеры. За всем тем смеем сказать, что нравственность семинаристов портится, религиозность ослабляется не у домашнего очага, а в школе, что начальники училищ никогда столько не заботятся о своих подчиненных, сколько огромное большинство отцов о своих детях, что все члены белого духовенства, даже дьячок с своей женой следят за своим сыном гораздо лучше, нежели местный священник и даже отцы ректоры и инспекторы, что самый распутный сын в отцовском доме воздерживается от удовлетворения своим наклонностям более, нежели в трактирах и квартирах губернского города. Здесь товарищи – гуляки, половые, буфетчики, знакомые приказные и мещане подстрекают его погулять и повеселиться, а дома взгляд отца, вздох матери, слезы сестры или старушки – бабушки удержат от глупостей буйную голову скорее, нежели все инспекторские и училищные меры.
А между тем рассматриваемое нами распоряжение не только не достигает цели, но и часто вредно и затруднительно для учеников и их отцов. Во-первых, или детям священническим должен писать аттестации сам отец их, или благочинный, живущий иногда за 30 верст, такие аттестации едва ли заслуживают доверия. Далее почти в каждом селе священник живет в раздоре с своим причтом; здесь по причине близости и столкновения интересов не бывает безразличного состояния. Если священник в дружбе с причтом, то он, даже зная проступки семинаристов, не донесет начальству; согласие с причтом ему слишком нужно; – а еще скорее скажет отцу: «эй, смотри, сынок-то твой вел себя ныне не хорошо, – отмечу в билете». И догадливый отец позовет батюшку к себе, и оба вместе смоют русской жизненной водой проступки сына, а иногда и ему, кстати, поднесут чарочку.
Но большей частью между священником и кем-либо из причта всегда есть неудовольствие и даже тяжебные дела; разве редкое село не кормит консисторию своими просьбами и жалобами. В таком случае, почему, желая отомстить отцу, не поприжать сына? Пожалуй, мы и не отметим, что он дурно жил, но за то помучим его у себя в передней, заставим его покланяться и попросить, выскажем ему побольше горьких истин; пускай и он и отец наматывают себе на усы! Ну, а если случилось что-либо похожее ни полу-проступок, тогда одними поклонами не отделаешься. За полу-проступками же и даже за проступками дело не станет. Мы не говорим, что при шаткости и неопределенности общественного у нас мнения, некоторые даже невинные забавы можно перетолковать во все возможный стороны, священникам в этом случае помогает еще другое распоряжение.
Предписано тоже, чтобы ученики в каникулярное время ходили в церковь и пели на клиросах. И это распоряжение, пожалуй, станут объяснять тем, что по сведениям, полученным распорядителями, ученики вероятно не бывают и не поют в церквах. Но если такие сведения действительно доходили до высшего начальства, то они вполне несправедливы. Ученики семинарий, принужденные, как мы сказали во втором отрывке из второй части, собираться за час и более на богослужения, ждать его начала где-либо в холодной комнате, ждать еще в церкви полчаса или час пришествия начальника, стоять за всенощной или литургией два, три и более часа, притом за какой-либо перегородкой, или на чердаке и пр. и пр., точно бегают от богослужения. Но в селах этого почти никогда не бывает. Служба церковная совершается без утомления для предстоящих; отец и мать не поверят, даже не поймут, чтобы сыну их можно не пойти в праздник в церковь; весь приход на ленивого посетителя храма Божьего станет смотреть, как на отщепенца; ни ему, ни даже отцу его не будет никакого почета. Но этому почти примера нет, чтобы ученики, дети сельского духовенства, живя у отцов, не ходили к Божественной службе. Далее в церкви они тоже почти всегда стоять на клиросе и поют. К этому побуждает собственная их привычка участвовать в церковном пении, приобретенная с детства, и настойчивые требования отца и матери, общественное мнение прихожан, которые в пасху и святки не дадут охотно ни копейки тому поповичу, которого не видят на клиросе, а наконец особого рода самолюбие заслужить внимание и одобрение прихожан своим голосом и чрез то приобрести право на получение уже не копейки, а пятака, и даже гривны. Повторим: все дети сельского духовенства дома без всяких начальственных распоряжений ходили и ходят в церковь и поют на клиросах; тут не зачем писать указы о надзоре за таким хождением. Между тем указы эти могут иметь очень неприятные последствия, когда священник не в ладу с причтом. Совершенно по уважительным причинам семинарист иногда не явится в праздник, к обедне или всенощной, или явившись, не будет петь. А священник с своей стороны при аттестации может также написать, что ученик не всегда посещал церковь и не всегда участвовал в пении. Оправдывайся пред начальством! Поневоле опять поклонишься и попросишь.
Наконец, остается еще сказать об одном распоряжении, которого достоинство нельзя выразить приличным прилагательным именем, не навлекши на себя подозрения в неуважении к распорядителям. Недавно, даже едва ли не в 1860 году, семинаристы, особенно взрослые, в селах своих обязаны быть при совершении церковных треб священником для того-де, чтобы они заранее улучались, как их исполнять. Мы не понимаем этой излишней заботливости, совершать церковные требы вовсе не мудрено для того, кто умеет читать. Между молодыми и старыми священниками мы в этом отношении находили ту только разницу, что последний читает молитвы на память – скороговоркой, не очень понятно для предстоящих, а первый по служебнику ясно и понятно. Только совершать крещение и литургию нужно поучиться, а этому-то и нельзя учить семинаристов. Но на основании рассматриваемого нами распоряжения священник может опять притеснять ученика. Последнему иногда нельзя идти на погребение, вынос, крестины и пр., напр. в летние каникулы он помогает отцу работать в поле; а священник пропишет, что он уклонялся от присутствия при исполнении треб. Впрочем, существенный вред здесь состоит не в этом. Известно, что многие церковные требы совершаются в домах прихожан, напр. крестины, молитва для новорожденного, так называемые поминки, елеосвящение, некоторые молебны и пр. В таком случае обязательный прихожанин всегда почти старается угостить батюшку. Кроме того, некоторые из треб, совершаемых в селе, даже в церкви, сопровождаются угощениями, напр. после свадьбы у причта нередко является даровой полуштофчик, или штофчик. Само собой разумеется, что и семинарист, присутствуя поневоле и по указу при совершении требы, уже по воле и без указа участвует в угощении, знакомится de facto и даже отчасти de jure с опоражниванием рюмок и стаканов, а если и не знакомится, то приучается видеть опрофанирование священнических обязанностей. Затем тут же кстати присутствует при вымогательстве причтом лишних копеек, или гривен у прихожан, бывает свидетелем нападений и придирок с одной, и упрямой защиты кармана с другой стороны, да и сам тоже иногда может попрактиковаться в приобретении какого-либо гроша, или пятака. Таким образом молодой человек, будущий пастырь знакомится с самой темной и грязной стороной быта сельского духовенства. Здесь почти всегда неизбежно которое либо из двух последствий. Или молодой человек почувствует после отвращение к должности священника и по окончании курса постарается поступить в другие сословия. Или привыкнет ко всем несчастным сценам жизни сельского священника, освоится с ними и с зачерствелой душой, с подавленным сознанием высокого значения священнического сана, с притупленным чувством будет, сделавшись священником, равнодушно выпрашивать прибавочки, притеснять и прижимать прихожанина, выпивать в удовольствие ему рюмочки и стаканчики и пp. и пр., всему этому он научится еще наперед; все это уже для него не будет новостью. Скажите, добрые люди, неужели этим способом семинаристов сделать нравственными и религиозными людьми и приготовить из них достойных пастырей церкви? Неужели нельзя придумать чего-либо получше? Право, можно. У нас об этом сказано в опущенной второй части.