Иссык-кульский православный миссионерский монастырь в Средней Азии

С завоеванием Туркестанского края, правительство наше было озабочено введением в новых владениях русского управления, русского судопроизводства и вообще всего русского строя и порядка. Все ведомства дружно взялись за новую работу в новом крае. Устройство укреплений, распределение войсковых постов, проведение новых дорог, перепись населения, размежевание земель, определение денежных налогов, учреждение разных присутственных мест, открытие школ – все это и многое другое составляло существенную заботу Государя и людей, облечённых особым царским доверием.

При такой кипучей деятельности всех государственных органов, могло ли отстать от других радетелей высших сфер наше духовное ведомство? Оно искони веков беззаветно отдавало свои силы, всю энергию на пользу церкви Христовой, зная, что благоденствие государства всецело зиждется на вере Христовой. И теперь под мудрым водительством святейшего Синода созидались храмы для русских поселенцев, и даже явилась необходимость открыть самостоятельную епархию под именем Туркестанской.

В заботах о духовном просвещении светом Христовой веры инородцев, обитаемых в новых владениях, св. Синод предлагал Православному Миссионерскому Обществу рассмотреть дело об открытии православной миссии в Туркестанском крае. Миссионерское Общество, основываясь на разных сведениях, полученных из Туркестанского края, нашло открытие миссии в киргизских степях преждевременным, так как киргизы, по случаю начавшихся у них тогда преобразований, были крайне возбуждены. Это было в 1870 году. Спустя 10 лет, когда киргизы помирились с своим положением, Миссионерское Общество возвратилось к вопросу об учреждении миссии и теперь обратилось к Туркестанскому преосвященному Александру с просьбою сообщить ему: как относятся киргизы к русским, не замечается ли в них склонности к принятию веры Христовой и не благовременно ли открыть между ними православную миссию².

Преосвященный Александр не только сам с живейшим сочувствием отнёсся к предложению об основании миссионерства в пределах его епархии, но употребил и все своё старание, чтобы возбудить такое же сочувствие к этому доброму предприятию в местной высшей власти. В обширной записке по этому предмету, препровождённой им к Туркестанскому генерал-губернатору³, он указывал на то переходное состояние, в каком находятся киргизы, доказывая, что в религиозном отношении они представляют богатую, восприимчивую и благодарную почву, которая быстро возрастит живое семя, и самым лучшим средством находил для успеха Христовой проповеди между киргизами и вообще инородцами устройство миссионерского монастыря, полагая при этом, что всего удобнее было бы обосновать таковой монастырь на берегу озера Иссык-Куля, в местности, называемой Курмекты. Тут соединены все благоприятные условия, писал преосвященный: прекрасный, здоровый климат, очаровательный вид на озеро, обилие рыбы, лес почти у самой подошвы горы, тучные пастбища и места для распашки, ещё не поступившие в надел; соседство многолюдных богатых поселений как христианских, так и нехристианских.

«Сверх своей прямой задачи миссионерско-просветительной, предполагаемый монастырь, продолжал разъяснять архипастырь, может принести много существенной пользы православному населению края. С учреждением в крае монастыря, который сам по себе уже есть святыня и в котором сверх того, будет ещё водворена, как надобно надеяться, прославленная какая-либо св. икона, либо часть нетленных св. мощей, образуется местный центр, к которому будут направляться как приношения благочестивых людей, так и сами обетчики, желающие помолиться и отговеть непременно в монастыре вблизи святыни».

В виду такой многосторонней пользы от миссионерского монастыря, преосвященный Александр в заключение своей записки просит главного начальника края оказать ему содействие в учреждении монастыря⁴.

Г.А. Колпаковский, тогдашний главный начальник края, человек истиннорусский, глубоко-верующий и преданный сын православной церкви, с живейшим сочувствием отнёсся к намерению преосвященного Александра и выразил полную готовность всеми зависящими от него средствами содействовать его осуществлению⁵.

Когда Миссионерское Общество получило уведомление от преосвященного Александра о том содействии, какое обязывается главный начальник края оказать в предначинаемом деле, то в собрании Совета 17 сентября 1881 года было постановлено отпустить на устройство миссии из запасных средств Общества единовременно 20.000 рублей.

С получением радостной вести о назначении денежного пособия от Миссионерского Общества, преосвященный Александр вошёл в св. Синод с ходатайством⁶ благословить учреждение монастыря, предоставив ему право принять землю и угодья, обещанные администрацией края. При этом выразил намерение, в случае разрешения, немедленно приступить к расчистке места под здание, к заготовлению строительных материалов, а если окажется возможным, то и к устройству келий для монашествующих и сооружению храма Божия. Вместе с тем, особым письмом он просил Обер-Прокурора св. Синода К.П. Победоносцева оказать ему содействие в его ходатайстве пред св. Синодом. Эта просьба была исполнена и г. Обер-Прокурор сообщил начальнику края об отводе и укреплении за монастырём местности Курмекты⁷.

Имея в виду с наступлением весны приступить к делу, преосвященный просил Совет Миссионерского Общества о присылке ему денег от 5 до 6 тысяч рублей на необходимые приготовительные работы по устройству монастыря, которые должны быть начаты ранней весной, а также и приискать человека из монашествующих, опытного в строительном деле. Совет отнёсся и к этой просьбе с полным сочувствием и немедленно в половине марта 1882 г. отправил просимые 6.000 рублей, оставив за собою заботу о приискании будущего строителя монастыря.

Получив от св. Синода благословление на учреждение монастыря, а от Миссионерского Общества 6.000 руб. на предварительные расходы, преосвященный Александр, не теряя ни минуты, тогда же в первых числах мая 1882 года, отправился на Иссык-Куль в местность Курмекты. Здесь, в селе Преображенском, владыка рассказал православным крестьянам о цели своего приезда. Поселенцы с радостью отнеслись к намерению преосвященного, и указали ему самое лучшее место для монастыря. Оно было, во-первых, вблизи озера, затем заливы, входящие в участок этой земли, особенно обильны были рыбою, а самое главное – пахотная земля не нуждалась в искусственном орошении. Преосвященный лично верхом объехал урочище и тщательно осмотрел все места, удобные для устройства обители. Он целую неделю постился, в твёрдом уповании, что Господь поможет ему в нелёгких трудах, помня, что аще не Господь созиждет обитель, всуе трудитися зиждущий и вот, озарённый свыше, он избрал место для храма и монастыря на северо-восточном берегу озера.

После этого он немедленно отправил к главному начальнику края Г.А. Колпаковскому следующую телеграмму: «Облюбовав для усадьбы монастыря западный берег залива Узкого, при впадении Курмектинки, прошу закрепить. При водружении креста на избранном месте, окрестные поселенцы и я будем усердно молиться о здравии главного пособника в предпринимаемом святом деле». Г.А. Колпаковский тотчас же ответил преосвященному: «Избранное Вашим преосвященством место для усадьбы монастыря закрепляется за ним окончательно. Губернатору дано надлежащее указание».

21 мая, в день свв. царя Константина и матери его Елены, этих ревностных просветителей древнего языческого мира, преосвященный приступил к освящению избранного места. При громадном стечении народа, после молебствия, архипастырь благоговейно окропил св. водой избранную местность, и водрузил деревянный крест на том месте, где предположено быть храму во имя Живоначальной Троицы.

Так, по милости Божией, положено было основание Свято-Троицкому миссионерскому монастырю в Туркестанском крае на берегах величественного Иссык-Кульского озера, там, где в древности был христианский монастырь с мощами апостола и евангелиста Матфея.

Посмотрим теперь, что за местность, в которой суждено быть православному монастырю и какова природа, окружающая её.

Озеро Иссык-Куль, расположенное в Семиреченской области, занимает широкую котловину, окружённую с севера хребтом Кунгей-Ала-Тау и с юга горами Тянь-Шаня. Длина его простирается до 170 вёрст, а ширина до 56 вёрст; поверхность озёрного бассейна равняется 4656 кв. вёрстам. Абсолютная высота его над уровнем океана 5300 рус. фут. По величине оно занимает 5-е место между русскими озёрами. Береговые долины орошаются быстрыми горными речками. В озеро впадает до 70 речек; из них самая большая Чжиргалан, на которой где-то, по рассказам киргиз, есть золотоносный песок. Озеро кругом замкнуто горами и не выпускает из себя ни одной речки, отчего следовало бы ему переполняться и разливаться, а оно с каждым годом уменьшается. Это обстоятельство многих наводит на мысль, не имеет ли Иссык- Куль подземного истока. Иссык-Куль считается вообще весьма глубоким озером. Берега его местами сразу обрывисты, и глубина дна по рассказам доходит до 150 сажен. Цвет воды в озере зеленоватый, но вода весьма прозрачна. На вкус она, как и в море, горько-солёная и не годна к употреблению, вследствие чего киргизы, а за ними и русские поселенцы, называют озеро морем, а может быть, это название дано за его колоссальную величину. Грунт дна при берегах песчано-каменистый, и только в западной части иловатый.

Оно редко бывает в спокойном состоянии и постоянно подвержено периодическим ветрам, в особенности западным и восточным, так что по временам бывает чрезвычайно бурно.

Озеро никогда не замерзает, только заливы и бухты его покрываются довольно толстым льдом. У берегов его бьют со дна тёплые ключи, отчего киргизы и назвали его Иссык-Куль, а китайцы Жехай. То и другое название – значит Тёплое озеро; у монголов и калмыков оно известно под именем Темурту-нор, что значит Железистое озеро. И не напрасно это название: киргизы в прежнее время из ила, взятого у берегов его, выплавляли железо для домашнего обихода. В настоящее время с покорением Туркестанского края, сюда приезжают из Верного и даже Ташкента больные купаться в целебных водах озера.

На дне озера, по преданию киргиз, покоится целый город, обрушившийся в него вместе с песчаным яром, на котором кипела жизнь древних обитателей. В легенде рассказывается, что жители древнего города не оказали гостеприимства и оскорбили какого-то святого старца, мусульманского отшельника, и он во гневе проклял жестокосердых грешников. Тогда затряслась земля, город провалился и на месте провала образовалось озеро. Действительно, «на северной стороне озера между устьями впадающих в него речек в одной сажени от берега, на глубине одного аршина, видны следы построек из обожжённого кирпича. Из озера в разное время выбрасывало на берег человеческие кости, обломки глиняной посуды и однажды был выброшен какой-то предмет из железа, похожий на обломок якоря»⁸. Все это неоспоримо свидетельствует о бывшей когда-то роковой катастрофе, вследствие которой город исчез с лица земли.

Горы на склонах, обращённых к Иссык-Кулю, состоят по преимуществу из гранита, порфира и других кристаллических пород. Они, поднимая свои остроконечные вершины, постоянно покрытые снегом, к ясному, почти всегда безоблачному небу, окрашенные лучами солнца в красноватый цвет, издали представляются взорам путешественника чем-то таинственным, особенно при той тишине, какая здесь кругом царит, и невольно вызывают восторженное чувство благоговения к Всемогущему Творцу.

Озеро и все заливы его чрезвычайно богаты рыбою, которая собирается в несметном количестве в бухтах. До сих пор замечены только четыре породы рыбы: карп или сазан, османы или горная форель, моринка и чебак (порода карпий).

Побережье озера почти лишено лесной растительности и только близ устьев стремительных речек и вдоль низменных пространств встречаются кустарники.

Весна на Иссык-Куле – приятнейшее время года, к сожалению, весьма непродолжительна, она скоро сменяется жарким летом (жар доходит до 40° по Реомюру). Зима начинается с ноября месяца и оканчивается в конце февраля. Климат здесь вообще здоровый и приятный.

Высокие горы летом покрываются густою травою; в ущельях же их растёт исключительно еловый лес, употребляемый местными жителями на топливо и постройки; ель доходит в отрубе до 18 верш.

В лесу можно находить костянику, черёмуху, землянику и черную смородину.

Из зверей во множестве рыскают по степям и горным ущельям повсеместные обитатели волки; встречаются также большими стадами и в одиночку олени и дикие козы. Иногда попадаются кабаны и тигры, которые избирают для себя место убежища в камышах по берегам озера.

Из пресмыкающихся попадаются только обыкновенные змеи.

Пернатое царство довольно разнообразно. Здесь во множестве водятся: лебеди, журавли, дикие утки, мартышки (чайки), атайки (на подобие диких уток, только ростом их больше), бакланы или морской ворон, живущий исключительно рыбой, нырки (из семьи уток), кулики, фазаны, дудаки (дрофа), коршуны, которыми киргизы пользуются при охоте на дичь, и всем известный воробей.

Вот здесь-то, на северо-восточном берегу этого замечательного озера, приютился наш миссионерский Свято-Троицкий монастырь. Он находится у самого подножия хребта Кунгей-Ала-Тау, под 78°. 12». 30« долготы от Гринвича и 42°. 47» северной широты, расположен не более 8/4 вер. от озера, при заливе Узком, всего в 20 саженях от него, и в 5 вёрстах от гор.

Ближайшие соседи его: село Преображенское в 12 вер., деревня Уй-Тал в 18 вер., город Каракол, ныне Пржевальск в 40 вер., сел. Сазановка в 54 вер. и деревня Сливкино в 100 вер., от Пржевальска в расстоянии 8 вер. деревня Теплоключннская и в 30 вер. деревня Джергес. Почтовая дорога идёт из г. Пишпекта в г. Пржевальск, в расстоянии от монастыря не более одной версты.

Поселенцы, прибывшие сюда из разных внутренних губерний, занимаются главным образом хлебопашеством и пчеловодством, содержат много скота, некоторые до 500 штук. Сеют преимущественно пшеницу, хотя на полях их можно видеть: просо, гречиху, овёс, картофель. Рожь сеют только для приготовления квасу. Цена на пшеницу доходит до 10 коп. за пуд.

Зимою крестьяне заготовляют на круглый год дрова, колодки для пчёл, ловят рыбу и проч.

Излишек хлеба, рыбы и других продуктов они сбывают дунганам (мусульманам), занимающимся торговлею.

После избрания и освящения места для храма и монастырской усадьбы, преосвященный Александр, не теряя ни минуты, приступил к постройке флигеля, необходимого для тех лиц, которые должны будут охранять монастырскую усадьбу и наблюдать за постройкой монастырского здания. Постройка флигеля сдана была с торгов двум местным подрядчикам за 2.700 р. По условию здание должно быть совершенно готово и сдано в полной исправности в ноябре месяце этого же года, чтобы с осени уже можно было поместиться в собственном доме. Флигель был построен из сырцевого кирпича, одноэтажный, длиною 35 арш. и шириною 17 арш. Тогда же составлены были смета и план на постройку необходимых на первое время хозяйственных монастырских служб, которые предположено было начать раннею весною будущего 1883 г.

Первым послушником прибыл сюда из Верного некто раб Божий Иаков. В помощь ему для досмотра за монастырским зданием скоро был нанят отставной рядовой Антон. Они выкопали себе землянку, в которой и поместились. Они караулили пастбище, возили из лесу дрова, пахали землю, сеяли и копили хлеб для будущей братии. Спустя некоторое время из архиерейского дома был командирован сюда ещё послушник Гурий. Это увеличение монастырской стражи было вызвано тем не совсем приятным обстоятельством, что кочующие киргизы иногда нападали с своими табунами на монастырские пастбища и хлеб, и делали потраву. Бывали даже довольно серьёзные схватки между монастырскими сторожами и нарушителями чужой собственности. Однажды даже киргизы уже накинули было аркан на послушника Гурия, и, наверное, утопили бы в озере, если бы в эту пору не наскочили другие два сторожа⁹. Случай этот так напугал сторожа Гурия, что скоро он оставил монастырь. На место его прибыл тоже из Верного послушник Иоанн. Но и он оставался не долго, его заменил послушник Евграф, бывший херсонский купец.

Я нарочно останавливаю внимание читателей на этом, по-видимому, не значительном обстоятельстве, как перемена послушников, чтобы живее представить, как пустынно и уныло место, занимаемое монастырём. Эта отдалённость от всего живого, мёртвая кругом тишина, была причиною того, что так долго оставался вновь устрояемый монастырь без братии, имея своими обитателями одних послушников, в качестве сторожей. Это горестное обстоятельство не скрывал и Туркестанский архипастырь, который в одном из своих отчётов говорил, что «при Иссык-Кульском озере построен второй флигель для миссионеров, но жильцов в обоих флигелях нет по-прежнему ни одного».

Не смотря на все эти печальные обстоятельства, Миссионерское Общество продолжало ревностно вести дело устроения монастыря. В заботах об изыскании средств на устройство храма, оно признало необходимым просить св. Синод о пожертвовании 5.000 р. и о выдаче, в виде ссуды, 20.000 р. Просьба эта, благодаря доброжелательному посредничеству и сочувственному отношению к начатому делу г. Обер-Прокурора св. Синода К.П. Победоносцева, увенчалась полным успехом¹⁰.

Но перемещение преосвященного Александра в костромскую епархию послужило причиною замедления построения храма и дальнейшего устроения монастыря.

Новый преосвященный Неофит близко принял, к своему сердцу судьбу Иссык-Кульского монастыря. По прибытии в епархию, после весенней распутицы, в первых числах мая 1884 г., он немедленно отправился на Иссык-Куль, чтобы лично убедиться, что тут есть и чего нет. Невесёлое впечатление вынес архипастырь от осмотра монастыря. «Я увидел здесь, пишет он в Совет Миссионерского Общества, одноэтажный небольшой дом в 8· комнат, к которому в 1883 г. пристроены службы – кухня, кладовая, амбар, сарай и конюшня – все под, одной крышей; вблизи дома есть землянка, немного подальше – шагов 50, стоит деревянный высокий крест на том месте, где преосвященный Александр предполагал выстроить церковь, а вдали малые всходы посевов, да малые стоги старого сена – вот и все. Ни ограды кругом построек, ни деревца подле них – ничего. В землянке и во флигеле не было жильцов; в одной лишь кухне жил сторож со стариком, желавшим послужить в монастыре. При ближайшем осмотре дома, только так называемая «моленная», где хранились церковные вещи и книги, была под замком и, когда отпёрли её, несколько походила на приличную комнату; в прочих же комнатах, где я с моими спутниками ночевал, двери оказались без задвижек, окна без крючков, штукатурка на стенах осыпалась, и самые стены по местам дали трещины. Деревянная крыша на постройках от знойного лета рассохлась. Впечатление от всего, представлявшегося глазам, тяжело отуманивало душу и всю почти ночь мне пришлось продумать: «что делать с так называемым монастырём? Господи, что делать»?!

Далее, в том же письме преосвященный Неофит писал почти тоже самое, что высказывал неоднократно и предместник его: «Устройство монастыря и доселе не состоялось и впредь не состоится, если не будет прислан строитель, который сумел бы приспособить к жилью запущенный дом, в его «моленной» освятить малую временную церковь, образовать в других комнатах его смиренную трудолюбивую братию. Он умолял Совет Общества прислать благонадёжного строителя. Не скрыл от Совета и той скорби, что за отсутствием правильного наблюдения за монастырским хозяйством, киргизы нападают на монастырское пастбище и пасут свои тысячные табуны лошадей на монастырской земле, травят сено и хлеб.

Но ещё более скорбел преосвященный о том, что здесь между киргизами безмолвствует слово Христово, по случаю отсутствия православной миссии. Под влиянием этой безутешной скорби, он восклицает: «Остаётся, по наставлению Самого Господа, молить Господина жатвы, чтобы выслал делателей на жатву Свою (Мф.9:38).

Наконец, Господь послал благопотребных двух человек, если и не миссионеров, то, по крайней мере, людей с желанием потрудиться, если и не строителей, то по крайней мере благонадёжных наблюдателей за тем, что выстроено. Это были иноки разных монастырей, которые изъявили своё желание поступить на миссионерское служение, по усмотрению Миссионерского Общества. Они были отправлены Советом в распоряжение преосвященного Неофита на дело первоначального устроения Иссык-Кульского монастыря. Из них один заболел в пути и должен был возвратиться в свою прежнюю обитель, а другой благополучно прибыл 10 июля в г. Верный, и несказанно утешил своим прибытием преосвященного Неофита.

19 июля новоприбывший монах Иона отправился из Верного на Иссык-Куль с двумя сотрудниками, согласившимися вместе с ним потрудиться в обители на спасение души. Один из них (Григорий) молодой туземец, в детстве окрещённый и учившийся в Туркестанской учительской семинарии, где, между прочим, ознакомился с русским языком и столярным ремеслом. Другой же (Иаков) бодрый старик, 50 лет, отличный и честный работник.

На самоотверженный труд преосвященный Неофит благословил иеродиакона Иону и его спутников св. образами – Пресвятой Богородицы Одигитрии, преп. Сергия Радонежского и Саввы Звенигородского. При этом архипастырь просил братию, как можно скорее устроить временную домовую церковь во имя иконы Богоматери-Одигитрии.

23 июля путники благополучно прибыли на Иссык- Куль. Иеродиакон Иона, по распоряжению преосвященного, принял в своё ведение обитель от архимандрита Феодосия, жившего в приходе Сазоновки и временно заведовавшего монастырём. Доселе мёртвый монастырь стал походить на что-то живое. Теперь штат его составляли: один иеродиакон и пять послушников. Все они вместе занимались хозяйством, питая себя трудами рук своих. Монастырское хозяйство по прежнему состояло главным образом из четырёх пар волов, которые, сослужив в своё время обители верную службу, по доставке из лесу строительного материала, и теперь оставались послушными тружениками. Впрочем, в это время монастырский инвентарь несколько расширился: куплены были лошадь, телега и другие мелкие предметы, потребные в домашнем обиходе. По части строительной тоже произошло теперь некоторое улучшение: иноки сами оштукатурили и выбелили заново своё жилище, а также кругом монастырской усадьбы сделали ограду. Но самым главным приобретением являлось то, что в одной из комнат флигеля была устроена «моленная», которую думали со временем обратить в домовую церковь, почему Совет Миссионерского Общества прислал сюда походный иконостас и некоторые другие церковные вещи, необходимые для богослужения.

Ещё покойный преосвященный Александр обращался с просьбою в св. Синод о назначении во вновь устроенный монастырь настоятеля и увеличении братии; однако просьбе его суждено было долго оставаться без успеха. Синод сносился с некоторыми епархиальными преосвященными по сему предмету, но охотников отправиться в Туркестанский край, чуть ли не на границу китайских и индийских владений, не находилось. Не переставая заботиться о благоустройстве Иссык-Кульской обители, св. Синод снова обратился к одному из епархиальных архиереев с запросом, не найдётся ли в его епархии благонадёжного кандидата на должность настоятеля в Иссык-Кульский монастырь и несколько человек монашествующих. Кавказский преосвященный Гермоген спросил об этом настоятеля Свято-Михайловской Афонской Закубанской пустыни, не найдётся ли в вверенном ему монастыре желающих переместиться в Туркестанский край. Желающих объявилось до 20 человек, но благодаря влиянию того же настоятеля, архимандрита Мартирия, которому жаль было лишиться такого значительного числа братии, в путь-дорогу отправились только семь человек на казённый счёт, да четверо на свой собственный.

Это радостное умножение братии было в конце 1886 г. Теперь монастырь имел у себя и настоятеля, первого со времени его основания, в лице иеромонаха Михаила, который был назначен на эту должность св. Синодом, с возведением его в сан игумена.

Но животворною силою, зиждущею и наполняющею любовию, не переставал быть для ново созидаемой обители по-прежнему преосвященный Неофит, который слишком близко к сердцу принимал все интересы её.

В ожидании новой братии, он прибыл в Иссык-Кульский монастырь, отстоящий от епархиального города Верного 600 вёрст и прожил здесь целую неделю – с 30 августа по 7 сентября. В моленной вместе с братией, состоявшею из одного иеродиакона, трех стариков мирян, он ежедневно по утрам и вечерам молился, дважды отслужил всенощное бдение. Все он здесь осмотрел, начертил некоторые планы, неоднократно советовался с иноками, что́ и ка́к лучше устроить. Можно сказать, что эти дни для братии поистине были светлыми праздниками.

Новый настоятель, прибывший пока с одним послушником, по предложению¹¹ преосвященного, должен был, прежде всего, озаботиться устройством домовой церкви, так как до этого времени братия довольствовалась, как мы видели, только моленною. Как малоопытного, любвеобильный архипастырь руководил его своими указаниями и добрыми советами. Каждое письмо преосвященного дышит такою отеческою заботливостью, любовию к монастырю, что невольно хочется привести некоторые места из его писем. Вот, например, что он пишет настоятелю монастыря, отвечая ему на разные предположения, касающиеся устройства обители: «На ваше предположение устроить временную монастырскую церковь не в моленной, как думал я, а в трех соседних комнатах, я готов согласиться, если вы с братией готовы, как пишите мне, в предстоящую зиму потерпеть лучше тесноту, чем лишиться утешения, доставляемого душе благообразием храма Божия. Только смотрите, чтобы вы с братией эту готовность заявили не на словах только, но и на самом деле. На счёт крыши – не лучше ли последовать здешнему обычаю, уже испытанному, давнему и почти повсеместному, именно: крышу залить глиною, над потолком сделать так называемый накат, тоже из глины, и пол устлать кошмами» (толстыми войлоками) ... «Что вы ничего не пишите мне о братии вашей: приехала ли она, наконец, или ещё доселе не приехала? Не забудьте немедленно уведомить о приезде её. Прибавьте к этому известия о монастырских работах по уборке хлеба, по рыболовству; сообщите и о киргизах, если они делают набеги на монастырскую землю и расхищают монастырское имущество – сено и хлеб. Короче – пишите обо всем, что касается монастыря и благоустройства его». А вот, ещё несколько полезных советов, дышавших тою же отеческою заботливостью о благоустройстве обители: «Благослови вас Христос Человеколюбец, писал он настоятелю, устроить домовую церковь во имя Пречистой Его Матери, как можно успешнее, т. е. благовременно и благоприлично. Денег у вас не много, а издержек потребуется довольно, и потому предлагаю вам устраивать церковь по строго обдуманному плану. Церковь домовая и временная, отсюда излишне заботиться о таких украшениях её, без которых можно обойтись. К чему, например, паникадило, даже небольшое, о котором вы пишите, когда церковный потолок низок? К чему три колокола, которые вы желали бы приобрести, когда братия живёт в том же доме, где и церковь, и может быть созываема по древнему иноческому обычаю, так называемым билом? Более того, по моему мнению, на первых порах, при недостатке денег, монастырская церковь может обойтись даже и без напрестольной дарохранительницы, и без водосвятной чаши, и без блюда для благословения хлебов. Потерпите Господа, пока Он благоволит вам послать эти принадлежности богослужения. Не имея их смиренно и усердно молитесь Отцу щедрот и Богу всякие утехи дать святому храму все необходимое на потребу его, но и тут смиренно прибавляйте: «да будет воля Твоя».

Надо было слишком много иметь благодушия, чтобы сохранить то спокойствие и во всем отеческое снисхождение, с каким относился мудрый архипастырь, имея дело с таким настоятелем, каким был иеромонах Михаил, часто беспокоивший преосвященного своими необдуманными требованиями. Вся назначенная в монастырь братия во главе с настоятелем, была без всякого образования; немногие иноки умели читать по церковной печати, да и то с грехом пополам.

Из рапорта настоятеля иеромонаха Михаила к преосвященному Неофиту видно, что в начале 1887 г. в монастыре было на лицо, кроме настоятеля девять человек. Послушание между ними было распределено в таком порядке: иеродиакон Иона и меньший Андрей (было два родных брата Андрея) несли крылосное послушание, Иаков Дерека крылосное и пономарское, большой Андрей пёк просфоры и возил дрова, Иоанн (отец двух Андреев) был бондарем и вообще трудился по хозяйству, Михаил Омилаев и сын его Роман, мальчик 13 лет, были поварами, Евграф пёк хлеб, Иаков – кучером и смотрел за скотиной.

Многие, вероятно, удивляются, почему я так часто считаю братию, сколько в какую пору было её на лицо. Но пусть каждый не упускает из виду то обстоятельство, где находится эта братия. Здесь каждый человек дорог, и потому удаление брата из обители составляет поистине печальное событие для всего монастыря, и наоборот – появление всякого нового члена доставляет неописанную радость.

Ещё никогда монастырь не чувствовал себя, так хорошо, как теперь, имея сравнительно многочисленную братию. Ведь не так ещё давно в монастыре жили только «сторож со стариком», а теперь уже была, можно сказать, «братия», в числе девяти человек. Но ещё более светлую сторону монастырской жизни составляло теперь последнее событие – это устройство церкви. День освящения её уже был близок. Вот уже из Москвы пришли от Миссионерского Общества, всегда сочувственно относившегося к своему детищу, церковные вещи – иконостас, облачения, иконы, сосуды и даже не большой набор колоколов, из которых самый большой был в 40 фунтов. Вот и великий печальник преосвященный Александр прислал теперь из Костромы дар для нового храма. Ему хотелось оставить в монастыре память на веки вечные о тех беззаветных радетелях, которые содействовали основанию и благоустройству монастыря. Дар его – икона Пресвятой Троицы, во имя Которой посвящён был монастырь. Внизу на образе были изображены: св. Амвросий Медиоланский, ещё ниже рядом св. равноапостольный царь Константин и св. Благоверный князь Александр Невский, под ними изображён пр. Герасим, держащий в руках развёрнутый свиток, с начертанною на нем картою всего Иссык-Кольского озера с окрестностями его. Внизу иконы находится следующая надпись: «Святые отче Амвросие, Равноапостольный царю Константине, Благоверный княже Александре и преподобный отче Герасиме, помяните у престола Пресвятыя Троицы усердие соименных вам рабов Божиих: епископа Дмитровского Амвросия, Константина Петровича Победоносцева, епископа Александра Туркестанского и Герасима Алексеевича Колпаковского, подавших труды при учреждении Свято-Троицкой Иссык-Кульской миссионерской обители».

11 января 1887 г. церковь была освящена, и этот радостный день занял светлую страницу в летописи Иссык-Кульской обители. Это светлое событие подняло дух иноков; они осязательно ощущали, что в жизни монастыря их загорается новая заря, предвещавшая отрадную будущность. И действительно, с устройством и освящением храма у них стало устанавливаться монастырская жизнь по уставу. Правда, впереди много было дела по расширению монастырского хозяйства, много составлялось планов относительно увеличения рогатого скота, развития пасики и т. под. Но не смотря на всю массу предстоящего труда, не смотря на все своё бессилие, иноки не падали духом, а бодро смотрели на своё будущее. И св. Синод снова отпустил по ходатайству преосвященного 5.000 р. Иноки, получив подкрепление, начинают заметно расширять своё хозяйство. Вот уже у них вместо прежних 7 колодок пчёл 20, вместо 10 голов рогатого скота 15 штук. Только распашка земли остаётся в прежних размерах, потому что слишком мало рабочих рук, а дела весьма много.

Наконец 13 марта 1887 г. Государь Император ВЫСОЧАЙШЕ соизволил на укрепление за вновь учреждаемым Иссык-Кульским монастырём участка земли, в количестве 509 дес. 200 саж. с тремя заливами – Долгим, Узким и Песочным с прилегающим к последнему заливу озерком Содко́ и берегами озера Иссык-Куля, с отведением места под мельницу на восточной стороне реки Курмектинки.

Тихо и мирно текла трудолюбивая жизнь иноков, ничто не нарушало их однообразного порядка. Неутомимый архипастырь не переставал обдумывать средства, как увеличить число братии, составлять планы, откуда пригласить иноков. Радовалось и Миссионерское Общество, узнав, что Иссык-Кульский монастырь более не остаётся без настоятеля, как это было долгое время. И вот, в это-то время в светлой заре, загоравшейся над обителью, появилось тёмное пятнышко, правда едва заметное, но, увы, оно скоро увеличилось в своём объёме и покрыло собою всю светлую сторону обители. Настоятель самовольно оставил монастырь и увлёк с собою несколько человек – послушников¹².

Таким образом, из прибывших с Кавказа только двое – монах Иаков (ныне иеродиакон Николай), да рясофорный послушник остались непоколебимыми.

С этою бедою не прошли грозные тучи, нависшие над обителью, они шире и шире захватывали горизонт над нею. Вскоре за оставлением монастыря кавказскими иноками, вышел из обители, по-видимому, без всякой основательной причины, иеродиакон Иона, который направил своп стопы в свою родную Троице-Сергиеву лавру. В нем монастырь лишился весьма дельного и энергичного труженика.

Дорог он был для обители особенно потому, что многие московские купцы, по знакомству с ним (он сам москвич) присылали в Иссык-Кульский монастырь свои пожертвования, хотя и небольшие, которые с уходом его совсем прекратились. Не стало теперь и Иакова, послушника – старика. Первым он прибыл сюда, когда здесь никого и ничего ещё не было, кроме землянки, которую он сам себе выкопал и с которой долго не хотел расставаться; первый он здесь и в вечность отошёл, так что с его смертью явилась для оскудевающей братии новая печальная забота об открытии братского кладбища, и вот на кургане близ монастырского жилища появился теперь первый деревянный крест на свежей могиле успокоившегося от волн житейского моря и много потрудившегося для обители безропотного раба Божия Иакова. Вечная ему память!

Но это оскудение братии (осталось всего 5 человек) было только роковым началом нового страшного бедствия, надвигавшегося над монастырём.

Иноки, однако, не теряли надежды на светлое будущее, трудясь изо-дня в день по монастырскому хозяйству. Вот пришло и знойное лето, окончился и пост в честь первоверховных апостолов Петра и Павла, наступил и праздник их. Горестно было встречать и проводить праздник инокам без богослужения, так как теперь тут были одни лишь послушники. Но на следующий день их ожидало страшное бедствие – землетрясение. 30 июня, ровно в три часа утра, когда ещё обитель спала крепким сном, вдруг раздался страшный подземный грохот, вслед за ним затряслась земля. Трудно было сразу сообразить, что случилось? и, прежде чем иноки успели сотворить на себе крестное знамение и вскочить со своих кроватей, как раздался новый удар, отрывистый, оглушительный, похожий на залп из орудия. Почти одновременно с этим ударом какая-то неведомая сила подбросила землю кверху, а потом быстро что-то двинуло её с севера на юг. Зазвенели рамы в окнах, застучала и попадала на пол посуда. Иноки были сброшены с их кроватей. Но это было только начало наступавшего грозного явления, нёсшего с собою обители и другим обитателям здешней местности страшное бедствие. Земля, как часовая стрелка, задвигалась и её как мячик подбросило кверху. Панический страх был всеобщий: домашние птицы подняли крик, рогатый скот дико мычал, лошади рвались с своих привязей, собаки подняли лай; особенно бараны и козы киргизские, как бешеные, бросились бежать, и тысячи бедных попадали с крутизны в пропасть. В горах, расположенных в 5 вёрстах от монастыря, слышался страшный треск и шум: здесь гиганты-камни обрывались и падали в пропасть. В заливах, близ обители, вода волнами ударяла в берега, как-бы стараясь вырваться из своего вместилища, а самые берега вместе с кустарниками обрывались и падали в заливы. Колоды пчёл попадали с своих мест и катались теперь по земле. На колокольне, по мере движения земли то в одну, то в другую сторону, сами собой раздавались заунывные, словно погребальные, удары в колокола. Страшные подземные толчки безостановочно продолжались. Вдруг вслед за одним из них южная стена монастырского здания пала. Но как не велик был ужас, братия сообразила, что оставаться в помещении более нельзя ни минуты, и вот все бросаются к дверям, чтобы бежать от этой могилы. Тут случилось что-то необыкновенное – они испытывают новый ужас, не поддающийся описанию. Когда все они столпились у двери, когда остальные стены флигеля сильнее и сильнее трещали, и шатались, когда каждая минута казалась целою вечностью, вот в эту-то пору иноки никак не могли отпереть крючка на дверях, потому что косяки на дверях от сотрясения стен сошли с своих мест и естественно натянули крюк. Надо было отбивать его чем-нибудь тяжёлым или выламывать дверь. Ужас овладел всеми. Один послушник-старик в отчаянии бросился было к окну, и когда уже спустил ноги, чтобы выскочить, был сброшен с окна наружу подземным толчком с такою силою, что бедняга упал далеко от окна на землю.

Но если всегда, по слову пророка, Господ хранит своя пришельцы, то особенно теперь было воочию Божие Промышление: только что братия выбежала из своего помещения, как все оно рухнуло, образовав из себя одну груду развалин. Подземные удары не утихали. Иноки, собравшись в одну кучку, не могли держаться на ногах – их бросало в разные стороны. «Господи, спаси и помилуй»! с плачем они восклицали, творя беспрестанно на себе крестное знамение. Они думали несчастные, что настал последний день мира, и теперь со слезами молились Богу, исповедуя в душе свои прегрешения.

Опасения обезумевшей от страха братии, однако, были преувеличены. За страшным последним для иноков днём вступил в свои права новый день – время продолжалось. На другой день всю местность покрыл весьма густой туман, так что до самого вечера невидно было солнышка, в воздухе слышался серный удушливый запах. Дороги кругом были испорчены трещинами. Крутые и скалистые берега озера Иссык-Куля дали обвалы, а на низменных местах, и особенно болотистых, образовались более или менее глубокие трещины, из которых фонтаном била вода.

Но Боже, сколько печальных последствий этого землетрясения оказалось у киргиз и наших православных поселенцев: во многих местах разрушены были дома, много погибло и искалечено скота, но самое главное – много было повсюду человеческих жертв. Только Иссык-Кульская братия, по милости Божией, осталась цела и невредима, даже рогатый скот здесь не пострадал. Но всего удивительнее то, что церковная утварь, престол и жертвенник, образа, сосуды почти остались невредимы, потому что стены монастырского корпуса упали не внутрь помещения, а наружу – в сторону. Только от падения крыши отчасти пострадали некоторые вещи.

Прошло несколько дней после страшной катастрофы и мать – сыра земля почти совсем укротила свой страшный гнев и стон. Где же иноки и что с ними? Они живут под открытым небом, так как подземные толчки до сих пор ещё дают себя знать: палатки из досок, какие они пробовали строить себе, обваливаются, а добыть юрту¹³ у киргиз теперь трудно, потому что каждому самому нужна. Правда, они купили одну юрту, уплатив за неё большие деньги, но в ней сложили церковные вещи для предохранения от непогоды и солнечных лучей. Но не свыкаться им с лишениями. Кочующие иноки сделали себе на степи печку, в которой пекли хлеб и готовили пищу. А затем, когда они совершенно успокоились от страшного душевного волнения, начали думать об устройстве жилища себе. Но начать постройку нового дома раньше весны не было возможности, потому что все щели, в которых имеется строевой лес, завалены обрушившимися с гор камнями, и нанятые для уборки их киргизы раньше октября месяца не обещали кончить этой работы. В виду этого, братия сама занялась устройством для себя жилья. Между ними нашёлся порядочный плотник и закипела работа. Прежде всего, приступили к развалинам бывшего корпуса, в надежде добыть кой-какой материал. И действительно, тут они откопали несколько брусков из-под пола, собрали с пола и потолка доски. Затем, поставили несколько столбов, забрав их по позам досками, обрешетили, обмазали глиной, поставили стропила, покрыли тёсом, и вот монастырское новое жилище почти готово. Ещё несколько указаний бывшего бондаря, а теперь монастырского архитектора, и скоро можно приступить к освящению новоустроенного здания. Оно было разделено на три главных отделения: на кухню, помещение для братии и комнату, в роде часовни, для церковных вещей, которая была для них вместе и моленною. Для сохранения зимою тепла в новом жилище, наружные стены его были обмазаны глиною. В ноябре месяце братия, оставив юрту, имела утешение войти в новый свой корпус. Не богаты и не обширны были новые кельи, всецело творение их ума и рук, но как они были приятны после жизни под открытым небом.

Всей братии в это время было на лицо: монах Николай (бывший послушник Иаков), рясофорный послушник Евграф и сын его, тоже послушник, Иоанн.

Но как ни далеко находился от них архипастырь, он как-бы провидел духом их скорби и душевные тревоги (и мы верим этому, потому что он всю душу свою полагал в этой обители и за эту обитель), и, не смотря на далёкое расстояние и крайне трудный путь, снова посещает Иссык-Кульский монастырь и снова ободряет скорбную братию. Преосвященный Неофит прибыл сюда 30 августа, и снова прожил здесь целую неделю.

Встретили его иноки далеко за монастырём. В моленной пропели «Достойно есть». Монах Николай предложил ему свою келейку. При первом же взгляде на моленную, преосвященному пришла мысль в голову обратить её в церковь, хотя бы самую маленькую. Передав эту мысль братии, он предложил ей дружно, общими силами, приняться за работу. Братия с радостью отозвалась на это предложение, тем более что довольно много уцелело для церкви нужных принадлежностей: св. престол, царские врата, образа – все это стоило только поставить где следовало. Все принялись за дело.

Сам преосвященный помогал братии не только указаниями, но и своим трудом. Чрез три дня все было готово и 4 сентября в ново устроенной церкви было совершено всенощное бдение, а утром 5 числа, по обновлении её подобающим чином, и обедня. Братия ожила духом, потому что она ежедневно молилась уже в церкви, а по временам приезжал сюда из с. Преображенского иеромонах Нил, для совершения божественной литургии. «Тиха мне показалась», говорит преосвященный, описывая свои впечатления, «монастырская жизнь, шедшая без строгого монастырского устава, но одушевлённая о Христе любовию, и проявлявшаяся общими посильными трудами с раннего труда до ночи, согласно апостольской заповеди: друг друга тяготы носите и тако исполните закон Христов. Невольно мне припомнилась евангельская притча о горушном зерне, маленьком, но живом и способном к сильному развитию. И монастырский участок по-прежнему мне сулил такое развитие; вместо стен ограждённый с одной стороны горным высоким хребтом, а с другой широким озером, он словно ждёт, когда Бог его благословит».

Новый Туркестанский преосвященный Григорий, назначенный в конце 1892 года, вместо епископа Неофита, переведённого в Кишинёвскую епархию, вновь возбудил дело об устройстве Иссык-Кульского монастыря. По его ходатайству, генерал-губернатор разрешил бесплатный отпуск из казённых лесных дач 400 корней на постройку церкви и монастыря. Совет Миссионерского Общества не оставлял забот своих об устройстве монастыря, просил с своей стороны преосвященного Григория продолжить восстановление и приведение в благоустроенный вид монастыря, и для этой цели выслал ему 6.000 руб., обещаясь по мере надобности продолжать свою помощь. Теперь особенно нужен был хороший хозяйский глаз, а его-то и не было, да и братии было всего пять человек.

Что сам по себе строительный материал? Что деньги, когда не было силы, направлявшей все к одной цели?

Но скорее мать забудет своих детей, нежели Господь своих избранных.

На берега величественного Иссык-Кульского озера решились отправиться иноки с северного, не менее грандиозного Ладожского озера, с острова Валаама, твёрдо помнящие слова пророка: «Господня земля, и исполнение её, вселенная и вси живущие на ней». Валаамские иноки, в числе 8 человек, прибыли на Иссык-Куль 26 июля 1894 года. Нет возможности описать радости монашествующей братии: одни радовались прибытию новых тружеников, другие – по случаю окончания трудного путешествия.

Эти самоотверженные иноки, предпринявшие добровольно столь трудный путь, были: игумен Севастьян, два иеромонаха – Агафангел и Ириней, иеродиакон Авраам, монах Парфений и три послушника – Василий, Димитрий и Иоанн.

Как в прежние времена Валаамский монастырь имел благотворное влияние на другие обители, так теперь Богу было угодно, чтобы искушённые в подвигах были руководителями и опытными наставниками других в деле устроения ново созданной обители среди кочующих киргизов.

Внося с собою дух Валаамской обители, новоприбывшая братия, во главе настоятеля своего игумена Севастиана, прежде всего, озаботилась расширить домовую церковь почти в два раза, пристроив к ней с восточной стороны часть, составившую алтарь. Затем из приготовленного материала начали постройку монастырского корпуса (деревянного, по случаю землетрясения). Заходили пилы, застучали топоры, и вот увеличена церковь, и словно из земли выросло новое монастырское здание. То и другое было освящено в первой половине 1895 года.

В том же году заложен был новый обширный (на 400 человек) храм, деревянный во имя святой Живоначальной Троицы. Когда Господь судит явиться новому святилищу, конечно, трудно сказать. Успех в построении его, а равно и в благолепии всецело зависит от щедродательности набожных людей православной России. Отрадно было-бы в высшей степени, чтобы храм Божий, как можно скорее и ярче засиял здесь своим крестом, лучи которого без сомнения озарят сердца неведущих истинного Бога.

К сожалению, во все время устроения этого монастыря, почти в течении 15 лет, не было здесь, как случается по монастырям, ни вкладов, ни больших пожертвований. Единственное пожертвование было от К.П. Победоносцева, который прислал 2.000 руб. на помин души усопшей рабы Божией Параскевы. А затем прислал сюда свою лепту (500 руб.) всероссийский щедрый благотворитель о. Иоанн Кронштадтский, который, кроме того, послал сюда-же в нынешнем 1896 году с иеродиаконом Иссык-Кульского монастыря Николаем¹⁴ Феодоровскую икону Божией Матери. На задней стороне иконы о. Иоанн сделал собственноручную следующую надпись: «В Семиреченскую область в Свято-Троицкий монастырь в благословение жертвую сию икону. Протоиерей Иоанн Сергиев из Кронштадта 4 января 1896 года.»

Да послужит любовь и пример о. Иоанна для других животворящею силою и возбудит в сердцах русских людей сочувствие к родному нашему миссионерскому монастырю, имеющему неотложные нужды. Мы не сомневаемся, что среди русских людей найдётся не мало готовых помочь в святом деле. И если до настоящего времени не проявлялась необходимая помощь, то это, вероятно, от того, что весьма многие не знают о существовании этого великого по своим миссионерским задачам монастыря. С целью ознакомить православных русских людей с этою обителью и составлено настоящее описание её.

Пожертвование деньгами и вещами можно направлять на имя настоятеля Иссык-Кульского монастыря, в город Пржевальск, Семиреченской области.