Византийский мир. Т. 1. Восточная Римская Империя (330–641). Избранные главы

Доцент МДА игумен Дионисий (Шленов) совместно с П.В. Кузенковым подготовили перевод избранных глав из коллективной монографии «Византийский мир. Т. 1. Восточная Римская Империя (330–641)» (издана под руководством С. Моррисон). Предлагаем вниманию читателей серию переводов публикаций современного французского византиниста Бернара Флюзена, которые являются кратким введением-путеводителем в историю Церкви и Византологию.

Когда Константин узаконил христианскую Церковь, а впоследствии стал ей покровительствовать, она обладала трехвековым опытом и, по существу, приобрела устойчивые черты, однако это новое состояние привело к глубоким изменениям в ее внутренней жизни. Церковь начинает свое новое бытие вместе с империей, обращение которой в христианство оказывается явным результатом Божественного Промысла. Изменения касаются как местной Церкви, которая во многом отождествляет себя с городом, так и Вселенской Церкви, центральные административные органы которой усиливаются до такой степени, что при Юстиниане они приобретут исключительные и устойчивые основания (хоть и не в полной мере уравновешенные), которые будут оставаться ориентирами в течение всего византийского периода.

Местная Церковь, собирающаяся вокруг епископа, является основополагающим звеном христианской Церкви. Ее устройство унаследовано от Церкви предшествующих веков, однако оно меняется. Положение о клириках и о церковной собственности отныне определяется законом. Епископ приобретает все большее значение в жизни города, население которого является по большей части христианским, и для представителей императорской власти становится все привычнее обращаться к нему по административным вопросам.

В восточной части Византийской империи епископии и города почти что соответствуют друг другу: отцы Халкидонского собора постановили, что при распределении церковных кафедр должны учитываться недавно основанные города (правило 17), а закон императора Зенона (CJ I, 3:35) предусматривает, что каждый древний или новый город должен обязательно иметь своего епископа. Данная система достигает своего завершения к концу V в., правда, с редкими исключениями.

Епископ может управлять несколькими городами: так, происходит, например, в Скифии, где многие города зависят от епископа Томитанского (центр епархии – г. Томи) или в г. Митилине. Чаще епископии соответствуют не городам, а saltus (лесистым или горным районам), regiones (областям) или, как в случае с Аравией, селениям. В других местах административные права в городе принадлежат двум епископам, как в Газе, где помимо Газского епископа есть еще епископ Маюмский (Маюма – торговая гавань, примыкавшая к Газе). Епископы, поставленные над теми или иными городами, могут иметь в качестве своих помощников для селений (χώρα) хорепископов, которые еще на Никейском соборе ставили отдельные подписи, а на Халкидонском соборе участвовали скорее как простые представители своего епископа. Их епископские полномочия ограничены (они не могут участвовать в рукоположении высшего клира), и они исполняют их лишь в качестве представителей тех, кто действительно наделен таковыми. В некоторых районах их заменяют периодевты, свидетельства о которых имеются еще в VII в. [Feissel. 1989].

Каждая местная Церковь составляет общность, включающую мирян и клириков. Это различие, окончательно сложившееся в III в., еще более усиливается в IV-м, в результате чего клир приобретает господствующие в Церкви права¹.

Миряне определяются от противного, как христиане, которые не являются клириками. Миряне не могут совершать Таинства (кроме Крещения в случае крайней необходимости), они реже занимаются духовным образованием и проповедью. Они играют роль в выборе епископов, некоторые из них могут участвовать в соборах, но они лишаются права руководить церковными делами.

Некоторые группы мирян, ясно засвидетельствованные издревле, почти что исчезли; таковыми являются девы, которые органично поглощены новым институтом монашества, или вдовы, утратившие свое значение.

Однако существуют братства мирян, часто при каком-нибудь храме, где собираются «филопоны» (φιλόπονοι «любители труда, трудолюбцы́) или «спудеи» (σπουδαῖοι »ревнители́) [Gascou. 1994. S. 76]. Монашество, которое особо развивается в эту эпоху, – явление, по сути дела, зародившееся среди мирян.

Клир делится на разные группы, в зависимости от служения каждой при совершении Евхаристии. В три главные чина клириков входят: епископ (ἐπίσκοπος), предстоящий на Евхаристии и учащий, штат пресвитеров (πρεσβύτεροι «старцы́), которые ему помогают и на которых епископ возлагает литургические обязанности (с того времени, когда начинают умножаться места служения), и диаконы (»служители́), которые обращаются к народу во время Литургии и читают некоторые литургические тексты.

Низший клир не всегда имеет ясно выраженные характеристики, иногда его членов трудно отличить от мирян. К низшему клиру относятся иподиаконы, чтецы (они читают разные тексты во время Литургии кроме Евангелия, чтением которого занимается высший клир), иеропсалты. В число низших клириков можно также включить диаконисс и привратников.

Клирики обладают определенным статусом (statut particulier). Жизнь клириков, особенно высшего клира, с особой строгостью регламентируется церковными и имперскими законами IV в. Христианский клир – исключительно мужской. В него открыт путь для всех сословий, временами он преграждается для колонов (крепостных крестьян), рабов и членов городской курии. Вступление в клир зависит от определенных внешних и внутренних критериев: возраста, нравственности, в некоторых случаях и от степени образованности. Клирики избираются и рукополагаются епископом и живут на средства Церкви, в то время как низшим клирикам не возбраняется иметь какую-либо профессию [Herman. 1942; Herman. 1944]. Клирик может быть извержен из сана, в таком случае он снова становится простым мирянином.

Уже с эпохи святого Константина в законодательстве для клириков установлен ряд привилегий, как например, освобождение от куриальных обязанностей. Однако для того чтобы курии не опустели, их членам запрещено вступать в церковный клир. Тем не менее некоторые куриалы могут быть рукоположены при условии, что найдут себе замену или часть их собственности будет передана в курию. Клир имеет также налоговые преимущества.

В 346 г. Констанций II освободил клир от всех sordida munera (различные отработочные повинности, например, строительство дорог, мостов и пр.), а также от земельного налога. Однако позднее он упразднил вторую меру, а его преемники ограничили выгоды, проистекавшие из первой. Освобождение от collatio lustralis («хрисаргир» – первоначально так назывался налог, собиравшийся с городского населения в виде золота и серебра или только золота один раз в несколько лет) было предоставлено главным образом представителям низшего клира, занимавшимся какой-либо профессией.

Клирики имеют право судиться, в некоторых случаях в церковном суде, но в различные эпохи законодательство по данному вопросу менялось.

Со времени святого Константина до Маркиана существует тенденция к ограничению этой привилегии, чтобы она распространялась только на церковные дела. Впоследствии Церковь запретила клирикам обращаться в государственные суды, а Юстиниан постановил, что обвинитель пресвитера должен сначала обратиться к епископу.

Святой Константин установил также в пользу клириков ежегодные выплаты, которые были упразднены Юлианом и восстановлены Иовианом, но в меньшем размере.

Клирики имеют и круг ограничений, или обязанностей, которые их отличают и определяют в связи с их богослужебными и административными функциями. Они не могут появляться в некоторых общественных местах, не участвуют в мирских торжествах, например свадебных, им запрещено чтение языческих или еретических книг. Постепенно высшему клиру запрещаются – иногда безуспешно – занятия торговлей или ремеслами² [Herman. 1944].

Вопрос о семейном положении клириков приобретает первостепенную важность с начала IV в. [Gryson. 1970]. Действовавший принцип состоял в том, что епископом, иереем или диаконом мог стать неженатый или женатый человек (в таком случае и муж, и жена должны были состоять в браке один раз). Уже с IV в. существовал запрет епископам и иереям, а позднее и диаконам, вступать в брак после своей хиротонии. Этот запрет, применявшийся по-разному, был подтвержден на Трулльском соборе 692 г. Согласно 5-му апостольскому правилу диакон, пресвитер или епископ, разводившийся со своей женой под видом благоговения, должен быть отлучен. Появляются два направления: одно более мягкое, другое более строгое, последователи которого, как это было на Западе, считали брак и священство несовместимыми. Законодательство Юстиниана обозначило определенный этап, запретив епископам вести брачную жизнь.

В клире, только что описанном, каждый чин имеет свои особенности. Епископ – глава местной Церкви, за которую он несет духовную и материальную ответственность. Сфера его полномочий постоянно увеличивается, центральная власть поручает ему все более важные задачи [Hohlweg. 1971; Lizzi. 1987; Noethlichs. 1973].

Количество епископов, достаточно многочисленных в восточной части империи (у каждого более чем из 900 городов, упоминаемых Иероклом в начале VI в., был, как правило, свой епископ), пополнялось согласно постановлениям и порядкам, отличавшимся в разные эпохи. Поскольку перемещения с кафедры на кафедру были запрещены, и потому редки, каждая вдовствующая епархия замещалась при помощи выборов, в которых участвовал клир и народ (в действительности наиболее выдающиеся граждане) каждого города. Нового епископа, с участием или при согласии других епископов епархии, рукополагал митрополит.

При Анастасии (491–518) были определены правила избрания: клир и горожане-миряне предлагали трех кандидатов, из которых митрополит избирал одного. В законодательстве Юстиниана данная практика была утверждена с некоторыми исключениями.

Во многих новеллах Юстиниана уточняется, что кандидаты в епископы должны быть православными, отличаться благонравием, уметь читать и писать, иметь опыт служения Литургии, быть по крайней мере 35 лет (в 565 г. данный возрастной ценз был понижен до 30 лет). У них не должно быть ни жены, ни детей, а женатые должны были развестись.

Это правило, введенное Юстинианом и подтвержденное Трулльским собором 692 г., для того времени было новшеством; в IV и V вв. было достаточное число женатых и семейных епископов. Хотя в некоторых районах, как например, в Египте, данная практика была крайне ограниченной.

Епископ не переводится со своей кафедры, но может быть низложен собором или императором. Некоторые епископы после того, как были отстранены от дел, впоследствии возвращались в свои города и приступали к своим обязанностям без нового поставления. Епископ получает содержание из доходов своей Церкви, его содержание зависит от уровня кафедры, которую он занимает [Jones. 1960; Jones. 1964].

В Исаврии один епископ получал только 6 золотых номисм в год. Однако в целом, даже если не говорить о крупнейших кафедрах, каждый епископ имел достаточно средств: 365 номисм в год платились Феодору Сикеоту, епископу маленького города Анастасиуполя († 613).

Епископское служение, почетное и часто доходное, нередко провоцировало честолюбивые амбиции и конфликты. До VI в. епископы могли избираться из мирян среднего сословия, однако со временем – из клириков и из среды монахов.

Епископ, духовный глава своей Церкви, учит, крестит, совершает Таинство Евхаристии, отлучает, примиряет кающихся. Избирает и рукополагает клириков, но может отправить их под запрет. Он получает все больше административных обязанностей. С помощью эконома, присутствие которого становится нерпеменным после Халкидонского собора, он распоряжается церковной собственностью и руководит благотворительной деятельностью. Его власть опосредованно распространяется на частные учреждения и монастыри, находящиеся в пределах его церковного округа. С эпохи правления святого Константина он обладает судебной властью, главным образом в делах, связанных с клириками. Однако в его суде могут рассматриваться и дела мирян, с согласия двух противоположных сторон, и такого рода судебные процедуры пользовались относительным успехом [Cimma. 1989].

Кроме того, гражданская власть, находившая в лице епископа надежного и удобного посредника, возлагала на него важные государственные функции.

Вместе с почетными горожанами (honorati) епископ контролирует городские финансы, выбирает различных муниципальных чиновников, проверяет их деятельность и может выступать против злоупотреблений со стороны имперских чиновников. Его муниципальная деятельность³ распространяется на общественные здания, акведуки, бани и городские стены [Avramea. 1989]. Он бдительно следит за снабжением города, играет определенную роль в контроле над мерами и весами. В отвоеванных Африке [Durliat. 1982] и Италии это расширение сферы деятельности особо заметно после Прагматической санкции 554 г., отдельные предписания которой позднее будут применяться и в других частях Империи.

К концу рассматриваемого периода епископ уже рассматривается как первый из городских начальников, и горожане доверяются ему и охотно прибегают к его помощи в случае кризиса.

Клир местной Церкви составляет разнородное и иерархически упорядоченное целое. Различные степени священства, на которых стоят клирики, а также те административные должности и полномочия, которыми они обладают, приводят к значительным различиям в клире. Простота первых веков – один епископ со своим клиром и одна церковь – усложняется. Число так называемых соборных (καθολικοί) церквей увеличивается, наряду с ними увеличивается число церквей, построенных частными лицами [Thomas. 1987]. Последние остаются под властью местного епископа, но при этом имеют свои собственные доходы и клир.

Положение клира кафедрального храма («великой церкви» города) зависит от благосостояния кафедры, но в целом оно достаточно высокое, так что у пресвитеров и диаконов находились завистники. Что касается церквей или церковных учреждений, основанных частными лицами, ситуация была иной, их доходы были меньше. То же касается и загородных церквей, в селах или поместьях, где со времен Юстиниана закон разрешал становиться клириками рабам или колонам.

В наиболее важных храмах, прежде всего в соборных, среди различных групп духовенства выстраиваются дополнительные иерархические отношения. Так, во главе пресвитеров оказывается протопресвитер (πρωτοπαπᾶς), а во главе диаконов – архидиакон. Пресвитеры занимают первое место по сравнению с диаконами, однако часто диаконам поручались более важные административные обязанности. Рост административных полномочий приводил также к умножению должностей, или «оффикиев» (от лат. Officium) [Darrouzès. 1970], в окружении епископа, где помимо эконома появляются клирики с судебными или судебно-исполнительными правами (экдики, ἔκδικοι = defensores), сотрудники канцелярии (хартофилакс [χαρτοφύλαξ «хранитель бумаг»], письмоводитель, нотарии [notarii «писцы́]) или хранители церковных сосудов и сокровищ (скевофилакс, σκευοφύλαξ).

Иногда низшие клирики мало чем отличаются от мирян. В их числе в некоторых документах упоминаются диакониссы [Martimort. 1982] – единственная категория женского пола, входившая в христианский клир: поставляемые путем возложения рук, они в свою очередь во время Крещения женщин помазывают их елеем и следят за их воцерковлением. Помимо низшего клира, существует целый штат церковных людей: члены погребальных обществ, исполнявшие ритуальные услуги (часто безвозмездно, как например, в Константинополе), или «параваланы» – больничное братство в Александрийской Церкви.

Клир Церквей был временами весьма многочисленным. В Эдессе в V в. епископ Ива говорит о 200 клириках, имея в виду всех клириков своей епархии. Приблизительно в ту же самую эпоху в клире одного только епископского кафедрального храма числилось 14 пресвитеров, 37 диаконов, 23 иподиакона и один чтец. Константинопольская Церковь, как будет показано ниже, является исключительным случаем.

Имущественные владения Церквей [Jones. 1960], подтверждаемые уже с ΙΙΙ в., быстро возрастают в христианской империи. По сути дела, церковное благосостояние складывается из трех источников. Прежде всего, это приношения верных огромных имений в пользу одной или многих Церквей; добровольные пожертвования – всякая попытка выудить дары пресекается законом, – как скромные натуральные приношения, так и значительные вклады: императорские щедроты, которые мало чем отличаются от государственного финансирования, уступки женами сенаторского сословия, такими как Олимпиада в Константинополе (ΒΗG 1374, изд. Malingrey, SC 13 bis) или Мелания Младшая (BHG 1241, изд. Gorce, SC 90). Эти даяния могут осуществляться при живом дарителе, но Церковь, обладая этим правом с 321 г., получает также и завещания. Щедроты со стороны государства – это второй источник доходов, получаемых или в виде освобождения от налогов, или, начиная с Константина, в виде ежегодных отчислений, которые выплачивают правители провинций Церквам, или в виде налоговых поступлений, передававшихся некоторым Церквам, в частности Константинопольской, на погребение мертвых [Dagron 1992]. Наконец, последний источник доходов, который постоянно возрастал, – это доходы от церковных имуществ, прежде всего сельскохозяйственных имений, но также и городской недвижимости, мельниц, мастерских [Wipszycka. 1972].

Управление церковной собственностью различается в зависимости от статуса. Ею может непосредственно распоряжаться епископ или помогающие ему клирики. Однако частные учреждения, хотя и находятся в сфере ответственности епископа, обладают финансовой и административной независимостью: получив от своего основателя постоянный доход, они содержат свой собственный клир и свой персонал. Если они становятся убыточными, их содержание ложится на местные Церкви. Также императорское законодательство настаивает на том, чтобы ктиторы оставляли достаточные средства, и поощряет возрождение старых учреждений в большей степени, нежели создание новых. Эти различные виды собственности находятся под защитой: закон заботится о том, чтобы они отличались от собственности епископов; наконец, с VI в. эти имения становятся неотчуждаемыми.

Уже с 470 г. Лев I (457–474) законодательно запретил продажу, дарение и обмен собственности Церкви в Константинополе. Анастасий распространил эти постановления на весь Константинопольский Патриархат, за исключением отдельных наиболее весомых случаев. Юстиниан распространил закон Льва I на всю империю, сделав при этом некоторые исключения.

Сохранилось немного статистических данных относительно собственности Церквей до VI в. В конце IV в. святой Иоанн Златоуст считал, что Антиохийская Церковь обладала собственностью, аналогичной собственности крупного городского частного собственника, но не самого богатого. В VI в. Церковь Гермополя в Египте находилась в сходной ситуации: по доходам, которые она платит, можно судить о том, что она была одним из самых крупных землевладельцев в городе, но некоторые частные собственники – еще богаче [Gascou. 1994]. В 123-й новелле Юстиниана все кафедры византийской Церкви делятся на 7 категорий: 1) патриаршие кафедры; 2) кафедры с доходом, большим чем 30 литр золота [литра (фунт) – мера веса, приблизительно равная 330 г]; 3) кафедры с доходом от 10 до 30 литр; 4) от 5 до 10 литр; 5) от 3 до 5 литр; 6) от 2 до 3 литр; 7) меньше 2 литр золота. Большинство епископий, по всей вероятности, относилось к низшим, более бедным категориям.

Расходы, которые приходилось обеспечивать Церквам, без учета налогов были трех видов: во-первых, плата епископу и прочему клиру, состоявшая из некоей фиксированной суммы и дополнительной за счет приношений. Данные фиксированные суммы не всегда могли выплачиваться в первую очередь из-за уменьшения доходов или из-за увеличения числа клириков; во-вторых, расходы на содержание зданий и на освещение, которое было очень дорогим; в-третьих, расходы на дела милосердия, а именно на распределение милостыни или на функционирование благотворительных учреждений.

Местные Церкви должны заботиться о судьбе наименее удачливых или самых незащищенных групп населения: заключенных, больных, вдовах, стариках, неимущих [Patlagean. 1977]. Эти обязательства они исполняют при помощи различных учреждений [Boojamra. 1975; Mentzou-Meimarè. 1982]. Помимо единичных акций, проводившихся в связи с теми или иными конкретными случаями, организуются постоянные раздачи вдовам или неимущим согласно спискам. Погребение бедных, да и вообще погребение, – другое дело человеколюбия, хорошо известное по Константинополю [Dagron. 1992]. Наконец, различные учреждения принимают паломников или путешественников (гостиницы, ξενοδοχεία), больных (больницы, νοσοκομεία), престарелых (старческие приюты, γηροκομεία), сирот (сиропитательные дома, ὀρφανοτροφεία), нищих (нищепитательные дома, πτωχοτροφεία). Данные заведения, основанные частными лицами, подчинялись хотя бы косвенно епископу, ими управлял клир. Часто они были весьма похожи друг на друга, разница между простым странноприимным домом (ξενοδοχεία) и больницей (νοσοκομεία) была незначительна. Только в крупных центрах встречаются специализированные учреждения: богадельня для слепых в Иерусалиме, родильный дом в Александрии [Philipsborn 1954; Philipsborn 1961].

Выходные данные книги: Le Monde Byzantin I. L'Empire romain d'orient (330–641) / Sous la direction de Cécile Morrisson. Paris: Press Universitaires de France, 2004. P. 111–141 (Chap. 4. Bernard Flusin. Les structures de l'Église impériale). Русский перевод был выполнен с учетом новогреческого перевода: O Βυζαντινός κόσμος Ι. Ἡ Ανατολική Ρωμαική Αυτοκρατορία (330–641). Αθήναι, εκδόσεις ΠΟΛΙΣ, 2007. Σ. 193–224 (Κεφ. 4).

При переводе был сделан ряд кратких добавлений, необходимых по смыслу, которые взяты в круглые скобки. Ссылки на литературу, перечисленную в конце, приводятся в квадратных скобках.

Продолжение следует.

Кузенков П.В., Дионисий (Шленов), игумен, Флюзен Бернар – 24 марта 2009

Портал «Богослов.Ru» продолжает публикацию переводов статей французского византиниста Бернара Флюзена, осуществленную преподавателем МДА игуменом Дионисием (Шленовым) совместно с П.В. Кузенковым.

Поместные Церкви – это Церкви одной провинции или совокупности нескольких провинций, и именно на этом уровне будут осуществлены самые значительные преобразования.

Никейский собор, упорядочивая существовавшую ранее практику, постановил (4-е и 5-е правила), что епископы одной провинции (или епархии) должны собираться два раза в год у митрополита (титул епископа, занимающего кафедру столицы провинции). Власть митрополита над другими епископами епархии, подчиняющимися ему (его «суффраганы»), таким образом усиливается, особенно в вопросе о выборе и поставлении новых епископов. Уже на этом уровне Церковное деление приспосабливается к государственному, и когда создаются новые провинции, организация Церкви обычно учитывает их. В VI в. иногда вспыхивают раздоры.

Система имеет свои исключения. В Египте митрополиты не обладают реальным значением, поскольку епископ Александрии сам рукополагает епископов в провинциях. В заново отвоеванной (при Юстиниане) Италии подобным образом складываются особые права Рима в отношении окрестных («περὶ τὴν Ρώμην») областей (provinciae suburbicariae). С другой стороны, в некоторых провинциях, помимо полноценных митрополий, существуют также митрополии без подчиняющихся им епископий, обладатели которых иногда именуются автокефальными архиепископами.

Эти почетные митрополиты наряду с патриархами и теми, кто занимает кафедры настоящих митрополий, носят титул архиепископа. Иногда они пытались установить свою власть над другими кафедрами и стать полноправными митрополитами. В двух случаях епархия была поделена на две: в Памфилии, где город Сида с 458 г. подчинил себе половину городов этой провинции, подчинявшихся ранее Перге (главный город Памфилии, расположенный на р. Кастрос); и в Евфратисии (Евфратской Сирии), где город Сергиуполь (Эр-Русафа), ставший митрополией, приобрел себе определенное количество епископов-суффраганов. Но в этом случае имеются в виду новосозданные епископии.

Халкидонский собор обязал епископов каждой провинции собираться два раза в год, однако Юстиниан не требует более одного ежегодного собрания. Областной собор решает общие вопросы: споры между епископами, исследует их дела согласно поданным апелляциям. С другой стороны, митрополит исполняет важные гражданские функции: губернатор провинции приносит в присутствии митрополита присягу при вступлении в должность; в 569 г. Юстин II, обобщая одно из положений Прагматической санкции 554 г., постановил, что митрополит участвует в выборе кандидатов на пост губернатора.

Организация Церкви менее ясна при описании уровня церковного управления, высшего, чем митрополичий. С появлением патриархатов в IV и V вв. наблюдается существенный прогресс, но столкновения, характерные для церковной истории того времени, происходят по большей части в результате соперничества между крупнейшими кафедрами.

Никейский собор, усиливший власть митрополитов, обращает свое внимание и на высшие инстанции, способные разрешать столкновения между различными епархиями или трудные ситуации, в которых оказывается митрополит. 6-м правилом Собор утвердил положение, уже реально существовавшее: Александрийский епископ, по образцу епископа Рима, имеет власть (ἐξουσία) над Египтом и Ливией; подтверждаются преимущества (πρεσβεία) Антиохии «и иных областей». Иерусалимский епископ получает особые почести, при этом оставаясь в зависимости от Кесарийского митрополита. В Восточной империи существует четко организованная церковная единица – будущий диоцез Египта, где Александрийский архиепископ обладает властью над епископами.

Ситуация с Антиохией и диоцезом Востока менее ясна. Никакая другая власть, возвышающаяся над митрополией, не упоминается. Для того, чтобы пересмотреть решение областного собора (например, запрет епископа), предусматривается, что митрополит может обратиться к епископам соседних областей или вынести данную проблему на обсуждение «большего собора».

Второй Вселенский собор (первый Константинопольский, 381 г.) 3-м правилом устанавливает положение Константинопольской кафедры и уделяет ей второе почетное место после Ветхого Рима, поскольку Константинополь – это Новый Рим. Этот же собор устанавливает как непреложный принцип, что епископам не подобает вмешиваться в дела Церквей, которые им не принадлежат, и определяет различные округа: епископ Александрии управляет Египтом; епископы Востока – только Востоком, преимущества Антиохии, как и на Никейском соборе, сохранены; епископы Асии управляют Асией, то же самое имеет силу для Понта и Фракии. Таким образом, принимаются во внимание пять восточных диоцезов, в то время как диоцезы Иллирика, которые недавно присоединились к Константинополю в гражданском отношении, в церковных вопросах продолжают находиться в косвенной зависимости от Рима. И на этом этапе организация Церкви формируется, хотя и несовершенно, по образцу административного устройства империи.

На деле воплощение данных принципов продолжает развиваться. В Константинополе деятельные епископы расширяют привилегии своей кафедры. Ефесский собор не принимает новые решения, но на нем ощущается умаление Антиохийской кафедры: Кипрским епископам удается, по крайней мере предварительно, добиться признания независимости своей Церкви от Антиохии. Ювеналий Иерусалимский, в свою очередь, намеревается стать независимым от Антиохии, собрав Церкви Палестины под своей властью. Осуждение Нестория на первом Эфесском соборе и способ проведения второго Эфесского собора, казалось, знаменуют умаление Константинополя и победу Александрии. Однако эта тенденция была изменена на IV Вселенском соборе.

Действительно, на Халкидоне уменьшается роль Александрии, епископ которой Диоскор был низложен, и подтверждается значительность Константинополя [Herman. 1951–1954]. Правила 9-е и 17-е устанавливают право апелляции к Константинополю о епископах трех диоцезов: Асии, Понта и Фракии. Константинополь возвышается главным образом благодаря «28-му правилу», которое предоставляет ему права, равные правам Старого Рима, и устанавливает его юрисдикцию.

Это правило Халкидона [Martin. 1951–1954] имеет особое институционное значение⁴. Его первая часть посвящена привилегиям Константинополя, равным тем, которые получал Старый Рим как столица империи, поскольку Константинополь является местом нахождения императора и сената. Вторая часть определяет юрисдикционное содержание этих преимуществ. Правило не будет принято Римом, который не только озабочен претензиями Константинополя, но также, исходя из своих «апостольских» привилегий (связь с апостолом Петром), не может принять политические аргументы, используемые Халкидонскими отцами для определения уровня кафедр.

Наконец, Собор определяет положение Иерусалима, решив, что три области в Палестине, изъятые из ведения Антиохии, будут находиться в юрисдикции Иерусалима. Так начала вырисовываться система пяти патриархатов: Рима, Константинополя, Александрии, Антиохии, Иерусалима – «пентархия» Юстиниановой эпохи, управляющая имперской Церковью. Титул патриарха при этом войдет в употребление постепенно, в период после Халкидона. Однако пять патриархатов никогда не поделят между собой всю имперскую Церковь, поскольку Кипр и Церковь отвоеванной Африки не зависят ни от одного из глав названных патриархатов.

Выходные данные книги: Le Monde Byzantin I. L'Empire romain d'orient (330–641) / Sous la direction de Cécile Morrisson. Paris: Press Universitaires de France, 2004. P. 111–141 (Chap. 4. Bernard Flusin. Les structures de l'Église impériale). Русский перевод был выполнен с учетом новогреческого перевода: O Βυζαντινός κόσμος Ι. Ἡ Ανατολική Ρωμαική Αυτοκρατορία (330–641). Αθήναι, εκδόσεις ΠΟΛΙΣ, 2007. Σ. 193–224 (Κεφ. 4).

При переводе был сделан ряд кратких добавлений, необходимых по смыслу, которые поставлены в круглые скобки. Ссылки на литературу, указанную в конце, приводятся в квадратных скобках.

Кузенков П.В., Дионисий (Шленов), игумен, Флюзен Бернар – 26 марта 2009

Вниманию читателей представлена третья статья из серии переводов публикаций византиниста Бернара Флюзена. Перевод осуществлен преподавателем МДА игуменом Дионисием (Шленовым) совместно с П. Кузенковым.

В 123-й новелле Юстиниан выделяет «блаженнейших архиепископов и патриархов» и перечисляет по чину старшинства: Рим, Константинополь, Александрию, Антиохию, Иерусалим. Эти пять кафедр обладают разными весомыми категориями в жизни имперской Церкви. Прежде всего, следует рассмотреть Константинополь, патриархат которого переживает период расцвета, и Рим, снова включенный в состав империи при Юстиниане.

Хотя в IV и V вв. этот город относится к Западной Империи, а затем, до отвоевания, – к остготскому королевству, Римская Церковь [Caspar. 1930] должна быть здесь упомянута, поскольку, с одной стороны, она никогда не прекращала играть важную роль в истории имперской Церкви, а с другой – начиная с Юстиниана и до середины VIII в. она находилась в непосредственной зависимости от римских императоров Константинополя.

Первенствующее положение Рима внутри Церкви может интерпретироваться самыми разными способами [Schatz. 1992; Grillmeier, Bacht. 1951–1954]. В глазах восточных Церквей Римская Церковь обладала первенством чести среди епископов, и высокий авторитет, которым пользовался папа, имеет нравственную природу. В самом Риме, напротив, складывалась экклесиология, согласно которой Богооткровенный авторитет «апостольского престола» имел конкретное содержание: папы, преемники святого Петра, обладали внутри Церкви по вопросам догматическим и дисциплинарным той властью, которую Христос вверил первоверховному апостолу.

Эти претензии, существовавшие уже долгое время, усилились в конце IV в. В Декрете папы Геласия I (Decretum Gelasianum), основная часть которого была написана, бесспорно, в данную эпоху, приводятся слова Христа [«Ты еси Петр, и на этом камне Я созижду Церквоь Мою» (Мф. 16, 18)] для того, чтобы доказать, что примат Рима установлен Богом, а не собором. Две другие кафедры также настаивали на своем происхождении от апостола Петра: Александрийская, основанная апостолом Марком, учеником Петра, на втором месте, и Антиохийская, основанная апостолом Петром, на третьем. При такой аргументации у Константинополя не оставалось никаких возможностей занять особое место. На II Вселенском соборе (Константинопольском I) отцы, проникнутые константинопольской экклесиологией, в 3-м правиле развивали аргументацию политического характера.

Эти претензии распространялись на область церковной дисциплины. Так, папа Юлий не принимал во внимание низложние, законное с формальной точки зрения, святого Афанасия Александрийского. Правило Сардикийского собора (343 г.), которое было осмыслено a posteriori, предоставляло каждому клирику право обращаться с апелляцией в Рим. Таким образом, папы намеревались присвоить себе, во всей Церкви, кассационное право или даже право суда в последней инстанции.

В V в. некоторые известные клирики Восточной Церкви в поисках справедливого решения своего вопроса обращались в Рим, как например святой Иоанн Златоуст, Несторий или Евтихий. В конце VI в. святой папа Григорий Великий (590–604) заново выносил судебные решения по делу двух клириков, уже осужденных в Константинополе, а патриарх Иоанн Постник (582–595) пересылал ему материалы судебного дела [Grumel. 1972. № 265–267]. Предшественник Григория Пелагий II [579–590] таким же образом отменил постановления одного собора⁵, который был созван Иоанном Постником. Однако такие случаи редки.

Помимо этого, епископы Рима отстаивали свои властные полномочия в вопросах веры, и Decretum Gelasianum прилагал к Римской Церкви слова апостола Павла: «Не имеет ни скверны, ни порока, ничего от таковых» (Еф. 5, 27). Подход пап к богословским спорам IV и V вв. усиливал их (папские) притязания, поскольку de facto папы, в отличие от константинопольских патриархов, защитили православие. Так, после прекращения акакианской схизмы в 519 г. легаты папы Гормизды представили константинопольскому патриарху Иоанну заявление, в котором признавалось, что в общности веры с Римом «находится абсолютная и истинная сила христианской религии».

Эта позиция, согласно которой общность веры с Римом является краеугольным камнем православия, ставит особый вопрос о роли соборов в определении исповедания веры. При Исследуя ход вселенских соборов, можно сказать, что здесь нет строго последовательной линии [De Vries. 1974]: хотя Рим играл незначительную, или вовсе никакую, роль на Никейском или на Константинопольском соборах, его участие весьма было весомо и на Эфесском, и на Халкидонском соборах. Однако и здесь епископы считали, что вера определяется не Римом, но согласием Церквей, которое выражается в соборных решениях. Римской монархической концепции противопоставлялась соборная экклесиология. Это одна из причин для раздоров; другая, конечно, заключалась в возвышении епископской кафедры в Константинополе, к которому папы относились с беспокойством.

После отвоевания Римская кафедра стала рассматриваться как один из пяти патриархатов империи, и, поскольку она при благоприятном стечении обстоятельств способствовала христианизации Испании, Африки, Франкского королевства и Англии [Lepelley, Antiquité tardive, «Nouvelle Clio»], сделалось возможным точнее очертить то, что входило в сферу ее полномочий. Зависящие от нее Церкви не составляли однородное целое. В самой Италии, которая вскоре была разорена при вторжении лангобардов, папа имел в своей непосредственной юрисдикции ряд областей «близ города Рима» (suburbicariae), то есть всю южную часть полуострова, начиная с Тосканы, а также Сицилию, Сардинию и Корсику. Над всеми этими областями в руках папы была сосредоточена традиционная власть, подобная власти митрополита. Епископии Северной Италии, в свою очередь, зависели от трех митрополитов: Миланского, Аквилейского и позднее Равеннского. Здесь – за исключением Равенны – папы обладали менее сильной властью, в лучшем случае авторитетом патриаршего типа.

Эта власть ограничивалась еще больше из-за вторжения лангобардов, которые после 569 г. опустошили регион, и из-за Аквилейского раскола, который после второго Константинопольского собора 553 г. твердо отделил от церковного общения с Римом Милан, Аквилею и подчиняющихся им епископов. Кроме того, папы должны были считаться с амбициями Аквилейских митрополитов, которые, найдя прибежище в Градо после вторжения лангобардов, в VI в. присвоили себе титул патриархов, а также с аналогичными амбициями «архиепископов» Равеннских, гордых славным положением своего города, столицы Равеннского экзархата.

Помимо Италии, папе подчинялся Иллирик [Duchesne. 1892; Piétri. 1984]. В западном Иллирике Рим обладал властью патриаршего типа, еще в конце VI в. папа Григорий Великий пытался вмешаться (безуспешно) в процесс избрания одного митрополита Салоны. Восточный Иллирик [Greenslade. 1945; Honig. 1954] составил особую проблему. Будучи переданным Грацианом Феодосию Ι, в 395 г. он вместе с диоцезами Македонии и Дакии составил префектуру Иллирик, которая находилась в зависимости от Константинополя. Можно было бы предположить, что церковное устройство должно было быть приведено в соответствие с государственным. Но папа Дамас заключил соглашение с епископом Фессалоники, столицы диоцеза Македонии, а преемник Дамаса Сирикий сделал фессалоникийского епископа «апостольским викарием», без которого не мог быть рукоположен ни один епископ для Македонии.

Это соглашение, в котором стороны, по крайней мере теоретически, соглашались на опосредованную власть Рима над Иллириком, повышало также Фессалоникийскую архиепископию, юрисдикиция которой распространялась в действительности на два гражданские диоцеза. В 421 г. Федосий II обнародовал закон, согласно которому Церкви Иллирика переходили под власть Константинополя, но папа Бонифаций и император Гонорий добились его отмены. Фессалоникийское викариатство не было формально упразднено, отчего может показаться, что оно приобрело по преимуществу отрицательные характеристики. Впоследствии его связи с Римом ослабели, но в то же время Иллирик избегал прямого вхождения в состав Константинопольского патриархата.

В VI в. Юстиниан, желая почтить свой родной город, Первую Юстиниану (Justiniana Prima), предоставил местному архиепископу юрисдикию над всем диоцезом Дакия, который таким образом оказался изъятым из-под власти Фессалоники [Granić. 1925]. Этот новый церковный округ, теоретически независимый, Юстиниан превратил, по просьбе папы Вигилия, в апостольское викариатство. Власть понтифика над Иллириком во многих случаях была только формальной.

Один документ конца VI в. показывает, что папы считали Иллирик находившимся в патриаршей юрисдикции Рима. Речь идет о списке митрополичьих престолов, которым в 591 г. святой Григорий Великий передал послание императора Маврикия. В него вошли: Фессалоника, Милан, Никополь, Юстиниана Первая, Крит, Скодра, Лариcса, Равенна, Кальяри и Сицилия. Отсутствие епархий «близ города Рима», у которых не было митрополита, не удивительно. Другие пропуски объясняются расколом (Аквилея, Салона) или вторжением варваров (Верхняя Мёзия и две Дакии).

Предания Римской Церкви и ее история способствовали тому, что папы лучше, чем их собратья на Востоке, представляли разницу между религиозным и политическим и более четко ограничивали императорскую власть в Церкви. В разгар акакианской схизмы папа Геласий в послании императору Анастасию (491 г.) выражает учение о двух властях [Ep. 1, ed. Thiel, I, 350–352, франц. пер. Dagron. 1996, P. 310]: «Две вещи, о царь, управляют миром: священная власть, которой обладают понтифики, и царская власть... Ты знаешь об этом, великодушный сыне, и только благодаря своему достоинству ты находишься во главе человеческого рода, преклоняешь благочестиво главу перед иерерахами, которые взяли на себя божественные вещи, и от которых ты научаешься путям спасения». И Геласий особо подчеркивает авторитет пап: «Твое благочестие ясно понимает, что никогда никто ни по какому человеческому поводу не может подняться выше привилегии и признания того, кого слово Христово поставило выше всего мира и которого почтенная Церковь всегда признавала и благочестиво поставляла на первое место».

Под властью остготских королей папы никогда не считали себя вне империи, но, главным образом из-за акакианской схизмы, их связи с Константинополем ослабели. Ситуация изменилась после смерти Анастасия. Как только Юстин I пришел к власти в 518 г., он прекратил схизму; подписание документа, привезенного легатами папы Гормизды, Константинопольским патриархом Иоанном означало действительную капитуляцию Константинопольской кафедры. Характерная связь апостола Петра и Римской Церкви, в которой вера всегда сохранялась неповрежденной, в очередной раз нашла подтверждение. Патриарх Акакий был осужден и вычеркнут из диптихов вместе с четырьмя своими преемниками и императорами Зеноном и Анастасием. В 526 г. папа Иоанн II был послан Теодорихом в Константинополь. Это было первое посещение византийской столицы папой, который был встречен с большими почестями: Иоанн II совершил Литургию в храме Святой Софии и заново обвенчал императора. В 536 г. после прибытия папы Агапита сохранялась та же самая атмосфера; монофизит Анфим, выдвинутый Феодорой на патриарший престол, сам оставил свою кафедру, и избранный на его место Мина был интронизован Агапитом.

Отвоевание Италии означало перемены. Юстиниан по-прежнему придавал огромное значение апостольской кафедре, но постепенно начал подчинять пап. Уже в 537 г. Феодора и Велисарий добились того, чтобы был изгнан по обвинению в измене папа Сильверий, преемником которого стал Вигилий. В связи с вопросом об осуждении Трех Глав Вигилий был вызван в Константинополь, где на него оказывалось сильное давление. На соборе 553 г. Вигилий был отлучен, в лоно Церкви он снова вошел только после принятия соборных решений. После смерти Вигилия его преемником Юстиниан избрал диакона Пелагия, который изменил отношение к проблеме и осудил Три Главы.

После отвоевания папы оказались включенными в империю. Для их избрания, которое осуществлялось в Риме, так же как и для их интронизации требовалось прежде всего разрешение императора или экзарха, который являлся его представителем. Так статус пап узаконилось благодаря двум факторам: местным выборам и утверждению со стороны императора.

Роль папства в жизни и налаживании административных структур Рима и Италии повысилась после отвоевания. Это был особый случай того, что произошло позже при других обстоятельствах при усилении позиции византийского епископата. Прагматическая санкция, обнародованная Юстинианом в 555 г. по просьбе папы Вигилия для урегулирования итальянских дел, характеризует данную тенденцию: папа принимает участие в контроле над мерами и весами, в то время как «епископы и первенствующие» в Италии выбирают наместников провинций.

После правления Юстиниана положение в целом сохранилось, так что папа святой Григорий Великий мог напоминать, что императоры и константинопольские патриархи признали подчинение Константинопольской церкви Римской. Однако это признание не означало, что императоры отказывались от своего права определять религиозную политику. Поскольку на Востоке одной из самых злободневных тем было объединение с монофизитами, а Рим оставался преданным Томосу святого папы Льва и Халкидонскому собору, поводы для столкновений не были исчерпаны.

По окончании спора о Трех Главах самые серьезные столкновения происходили после царствования Ираклия, когда папа Мартин на Латеранском соборе 649 г. выступил против монофелитства, поддерживавшегося императором, был низложен и умер в ссылке [см. Le monde byzantin (641–1204) / J.-Cl. Cheynet. Paris, 2006]. Однако даже и тогда столкновения и противостояния между папами и императорами проходили внутри границ империи. До середины VIII в. папам удавалось сочетать свойственные их Церкви предания, сильные местные традиции и верность империи, по отношению к которой, в Италии, они продолжали соблюдать верноподданнические чувства.

В то время как епископы Рима основали особое положение своей кафедры на ее апостольском происхождении, чин и значение Константинопольской кафедры зависели от политического статуса византийской столицы. В зависимости от политической, административной и экономической столицы империи, Новый Рим считал своих епископов равными, а впоследствии высшими по сравнению с епископами других великих кафедр [Dagron. 1974].

На Никейском соборе Константинополь не занимал особого места в Церкви: его епископ, епископ древнего Византия, был простым епископом, подчинявшимся Гераклее, митрополии провинции Европа. Но при Констанции II важность кафедры была уже очевидна: Евсевий Никомидийский и Евдоксий Антиохийский отказались от своих епископий с тем, чтобы занять Константинопольскую кафедру. При Македонии влияние Константинополя на соседние Церкви возрастало. Однако история Константинопольского «патриархата», который получил это название позднее, началась с Константинопольского собора 381 г.

В третьем правиле собора епископ Нового Рима получил второе место в Церкви. Император Феодосий, определив православие на общности веры ряда епископов, упомянул на первом месте среди всех Нектария Константинопольского.

Около 400 г. в служении святого Иоанна Златоуста как епископа начинается новый этап: Иоанн без колебаний занимается решением вопросов Ефеса, митрополии Асийского диоцеза. В первой половине V в. разгорается война между Константинопольской и Александрийской кафедрами, епископы последней обеспокоены, так же как и Рим, все растущей силой столицы. Константинополь терпит много тяжелых поражений: святой Иоанн Златоуст в столкновении с Феофилом Александрийским низлагается и изгоняется (403–404). Несторий осуждается на первом Эфесском соборе (431), по инициативе святого Кирилла Александрийского, и тоже изгоняется. В 448 г. Диоскор Александрийский добивается смещения и ссылки Флавиана Константинопольского. Однако эти успехи Александрии не могут прервать становление Константинопольской Церкви. В 451 г. на Халкидонском соборе [Herman. 1951–1954], несмотря на присутствующих римских легатов, отцы провозглашают «двадцать восьмым правилом» чин и компетенцию Константинополя: кафедра Нового Рима становится равночестной кафедре Старого Рима, а его епископ рукополагает митрополитов диоцезов (гражданских) Понта, Асии и Фракии. Другие каноны того же собора определяют право обращения с апелляцией к Константинополю для каждого клирика.

Правила Халкидона не являлись нововведением, но утвердили сложившееся положение вещей. С первой половины V в. епископы Константинополя поставляли епископов трех церковных диоцезов, которые впоследствии составили юрисдикцию будущей патриархии. На Иллирик, который теоретически подчинялся Риму при посредстве Фессалоникийского епископа, столица оказывала большое влияние. Несторий устроил повторный суд для египетских клириков. Анатолий Константинопольский незадолго до Халкидона занимался церковными делами в диоцезе Восток. Однако Рим пытался оказать сопротивление претензиям своего восточного противника, и папство, в лице Льва Великого и других последующих понтификов, не признавало 28 правило Халкидона. Юстин I и особенно Юстиниан, видимо, на краткое время стали покровительствовать Риму в ущерб Константинополю. Но после унижения, путем которого удалось преодолеть акакианскую схизму, столичная кафедра больше не испытывала волнений. Так стало ясно, что императоры получали особую поддержку со стороны своего патриарха.

В то время как три патриархата восточной части империи (Pars Orientis) имели юрисдикцию, равную (Александрия) или меньшую (Антиохия, Иерусалим) одного гражданского диоцеза, Константинопольский патриархат распростирался на три гражданские диоцеза: Понтийский, Асийский и Фракийский. В середине VI в. в общей сложности в него входят 28 гражданских областей (провинций) и 30 церковных епархий.

В Понте государственные и церковные области значительно отличались друг от друга: в середине VI в. 12 церковных епархий соответствовали приблизительно 11 гражданским провинциям. Следует также учитывать почетные митрополии, такие как Никея и Халкидон в Вифинии или Помпейуполь в Пафлагонии. В диоцезе Асия государственные и церковные административные единицы практически совпадали: 10 из 11 гражданских провинций были тождественны церковным епархиям. Только Памфилия обладала, с 432 года, двумя митрополиями (в Перге, столице провинции, и Сиде). Три почетные митрополии упоминались также в этом церковном диоцезе в различные эпохи. Наконец, диоцез Фракия включал шесть гражданских провинций, которые соответствовали шести церковным епархиям, каждая со своим митрополитом. Кроме того, в VI в. в этом диоцезе существовало шесть почетных митрополий. Ясно, что архиепископ Константинопольский старался поощрять и контролировать соседних епископов.

Число городов в этих областях, почти каждый из которых имел своего епископа, было значительно: Иерокл в VI в. насчитывал их 466, то есть примерно половину от общего количества городов всей Восточной империи. В одной нотиции (перечне епископий) начала царствования Ираклия указаны 455 епископских кафедр. Сила, которую черпал патриархат от расширения своей юрисдикции, стала ощутима на втором Константинопольском соборе 553 г. [Chrysos. 1966]: из 166 членов, поставивших подписи, 70 находились в юрисдикционной зависимости от Константинополя (15 полноправных митрополитов, 9 автокефальных митрополитов и 46 епископов, избиранных митрополитом).

Константинопольский патриархат обладал эффективными органами центрального управления. В них входили: сам патриарх, который в законодательстве Юстиниана именуется «архиепископом Константинопольским и вселенским патриархом», а также собор и клир, его окружавшие.

Епископ Константинополя, как и всякий епископ, избирался вначале клиром и народом своего города. В его избрании немаловажную роль играл особый институт, постоянный собор, или синод (σύνοδος ἐνδημοῦσα), и, с раннего времени, вмешательство императора имело решающее значение. Митрополит Гераклейский – в юрисдикции которого некогда находился Константинополь – посвятил нового епископа.

Историки Церкви Сократ и Созомен так описывают избрание Иоанна Златоуста в 398 г.: Иоанн избирался клиром и народом. Предложение, которое читал всесильный евнух Евтропий, одобрил император Аркадий и утвердил собор. В 449 г. для того, чтобы заменить Флавиана, который был недавно изгнан, Феодосий II попросил у клира столицы предложить кандидатов, среди которых он мог бы выбрать. Клир не согласился, и император сам назначил Анатолия, клирика Александрийской Церкви, который в послании папе Льву напишет, что был избран епископом Константинополя «постоянным синодом». В VI в. сложилась процедура избрания епископов, которую узаконил Юстиниан: клир и «народ» предлагали трех кандидатов, но в действительности решающий выбор совершал император.

Хотя Константинопольский патриарх мог быть избран из представителей другой Церкви (таковы в V в., например, случаи Нестория и Анатолия, а при Юстиниане, Анфима, Евтихия и Иоанна III Схоластика), в большинстве случаев он входил в число высших клириков столицы и все более в число тех, кто обладал оффикиями – должностями. Способности, приобретенные в результате предшествовавшего служения, были очень ценны для его дальнейшей патриаршей деятельности.

Управление патриархатом, а также участие в решении дел Церкви Востока, облегчались «постоянным собором» (σύνοδος ἐνδημοῦσα), который состоял из епископов, пребывавших (ἐνδημοῦντες) в столице [Hajjar 1962]. Это установление, которое в начале с трудом можно было отличить от соборов, проходивших при императоре по тому или иному случаю, стало очень заметным в V в.

Уже при святом Иоанне Златоусте собор, который вынес суд по делу Антония Эфесского, может рассматриваться как первое проявление постоянного собора. При Максимине (431–434) появляется термин σύνοδος συμπαροῦσα (собор около епископа). В 448 г. Евтиха осуждает постоянный собор.

Халкидонский собор, заново исследуя вторжение Анатолия Константинопольского и постоянного собора в Финикию, отменяет принятые постановления, но признает существование и законность собора. Собор, который позволяет Константинополю заниматься решением церковных вопросов и за пределами своего патриархата, обладает значительными привилегиями не только в дисциплинарных, но и в вероучительынх вопросах. На подобного рода соборе Юстиниан зачитывает постановление 533 г. (о празднике Рождества) или 542 г. (осуждение оригенизма). Этот собор в 518 г. также осуждает и низлагает Севира Антиохийского.

В ведении архиепископа Константинопольского состоял многочисленный клир Великой Церкви, подчинявшийся его власти, а также клирики, исполнявшие различные административные обязанности. Так же как и в других Церквах, но в еще большей степени Константинопольского епископа окружали: деканы («телохранители, стражники»), экдики (defensores ecclesiae), экономы, которые отвечали за церковную собственность, сотрудники секретариата и канцелярии [Darrouzès 1970]. При епископстве святого Иоанна Златоуста здесь снова появилось много нового. С конца V в. епископы Константинополя, в основном, стали избираться из числа клириков, наделенных оффикиями. В VI в. законодательство Юстиниана сообщает нам о распоряжении недвижимостью Великой Церкви, которая находилась во многих государственных диоцезах.

Различные ведомства (scrinia) отвечали каждое за отдельный регион или даже за крупное поместье, в них служили многочисленные секретари (хартуларии): 15 для диоцеза Востока, 16 для Асии, 15 для Понта, 8 для Фракии, 6 для поместья Антиоха, 6 для поместья Калоподия [СJ I. 2,24, год 530]. В новелле Ираклия устанавливается определенное число (numerus clausus) должностных лиц: 2 синкелла, 12 канкелариев, 10 экдиков, 12 референдариев, 40 нотариев, 12 скевофилаксов, из которых 4 пресвитера, 6 диаконов и 2 чтеца. Этот список (не в полной мере исчерпывающий, в него, к примеру, не включены экономы) передает картину сложного управления Патриархата.

Выражение «Великая Церковь» указывает на две реалии: с одной стороны, на кафедральный храм Константинополя, Святую Софию, грандиозность и великолепие которого, особенно после перестройки при Юстиниане, стали символом величия Константинопольского Патриархата; с другой – на клир и храмы Константинополя, которые непосредственно подчинялись епископу города. Важность Великой Церкви позволяют понять две новеллы, одна из которых принадлежит Юстиниану (535 г., СJ Nov. 3), а другая Ираклию (612 г.) [Konidaris, Die Novellen des Kaisers Herakleios // Fontes Minores V, 1982. S. 33–106, здесь S. 62–73], вносившие ограничения в число клириков, непосредственно относившихся к Великой Церкви.

В 535 г. Юстиниан констатировал, что Великая Церковь имела много долгов и приходила в упадок, поскольку содержала чрезмерно большое число клириков. Этот клир служил, помимо Святой Софии, в Святой Ирине, в Халкопратийской церкви Божией Матери и в храме святого Феодора Сфоракийского. Он приказал ограничить клир и определил штат: 60 пресвитеров, 100 диаконов, 40 диаконисс, 90 иподиаконов, 110 чтецов, 25 иеропсалтов и 100 привратников. Приблизительно 80 лет спустя Ираклий, в свою очередь, изменил число клириков Великой Церкви, согласно новому штату она имела: 80 пресвитеров, 150 диаконов, 40 диаконисс, 70 иподиаконов, 160 чтецов, 25 иеропсалтов и 75 привратников. Эта динамика – 525 человек при Юстиниане и 600 при Ираклии (и эти числа не предельные) – указывает на важное значение Великой Церкви, в штате которой стремились служить клирики. Но в Константинополе существовали и другие храмы. В 612 г. в клире храма Влахернской Божией Матери состояли: 12 пресвитеров, 18 диаконов, 6 диаконисс, 8 иполиаконов, 20 чтецов, 4 иеропсалта и 6 привратников.

В законодательстве Юстиниана (VI в.) «архиепископ Константинопольский» носил титул «вселенского патриарха», который епископы столицы не замедлили себе усвоить [Laurent. 1948]. Не так легко уточнить его содержание, но в нем можно заметить притязание Константинопольской патриархии на свою роль во всей империи. В конце VI в. стало совершенно ясно, что у епископа столицы не было никакого соперника на Востоке: еще Халкидонский собор признал право апелляции в Константинополе для любого клирика восточной части империи. Ослабление Антиохии и Александрии в VI в. привело, наряду с прочим, к тому, что патриархи этих двух кафедр, так же как и патриарх Иерусалимский, стали рукополагаться в столице.

Несомненно, данная ситуация объясняет и оправдывает живость реакции со стороны Рима: Пелагий II, а затем Григорий Великий энергично протестовали против титула «вселенский патриарх», который официально использовал Иоанн Схоластик в 587 г. Патриархи Александрии и Антиохии, с которыми Григорий вел переписку, даже в малой степени не ответили на это положение. У императоров, за исключением Фоки, он не нашел никакой поддержки: Маврикий считал вопрос второстепенным, а Ираклий и его преемники сохраняли титул, вызвавший недовольство папы. Протесты Рима оказались безрезультатными.

Выходные данные книги: Le Monde Byzantin I. L'Empire romain d'orient (330–641) / Sous la direction de Cécile Morrisson. Paris: Press Universitaires de France, 2004. P. 111–141 (Chap. 4. Bernard Flusin. Les structures de l'Église impériale). Русский перевод был с учетом новогреческого перевода: O Βυζαντινός κόσμος Ι. Ἡ Ανατολική Ρωμαική Αυτοκρατορία (330–641). Αθήναι, εκδόσεις ΠΟΛΙΣ, 2007. Σ. 193–224 (Κεφ. 4).

Ссылки на литературу, перечисленную в конце, приводятся в квадратных скобках.

Кузенков П.В., Дионисий (Шленов), игумен, Флюзен Бернар – 16 марта 2009

Представляем четвертую публикацию из серии переводов публикаций византиниста Бернара Флюзена. Перевод осуществлен преподавателем МДА игуменом Дионисием (Шленовым) совместно с П. Кузенковым.

Единство Церкви скрепляли две институции: император, постоянно, и великие императорские соборы, именуемые вселенскими, которые созывались по тому или иному случаю. Развитие канонического права ясно отражается в том способе, при помощи которого соборные решения и императорское законодательство совместно определяли жизнь Церкви.

Власть императора [Gasquet, 1879] в Церквиимела двойное происхождение. С одной стороны, римское предание ни в коей мер ене сводило императорскую власть к политической сфере, которая отличалась бы от религиозной. И более того, император, особенно как верховный жрец (pontifexmaximus), имел важные религиозные полномочия. С другой стороны, Церковь, для которой обращение Константина в христианство было промыслительным, благосклонно принимала вмешательство императора в ее внутреннюю жизнь. Основная проблема в данном случае заключается не столько в том, является ли император простым верующим или облечен в почти что священный сан [Berkhof, 1947; Dagron,1996], сколько в описании роли, которую он выполнял в созидании церковных устоев, а также в их практическом осуществлении, в той мере, в какой он был представлен главой Церкви.

Голоса, возвышавшиеся время от времени против его вмешательства, были немногочисленными или не имели особого веса. Существовало только одно ограничение для деятельности, которую осуществлял император как высший правитель, высший судья и законодатель: он должен был быть православным, подчиняться законам Церкви (хотя и мог заниматься реформаторством) и был обязан почитать ее предания.

Уже со времени правления святого Константина [Sansterre,1972], но главным образом при Констанции, ситуация предельно ясна, при том что царствование Юстиниана может рассматриваться как самый характерный случай того явления, которое некоторые называют восточным цезарепапизмом.

Вмешательство императора распространялось на самые разные аспекты церковной жизни. Императорский закон разрешал Церквам обладать собственностью, получать дары или наследовать имущества, он определял статус этих имуществ и заботился об их правильном использовании. Считалось, что вмешательство императора в подобного рода вопросы оправданно, поскольку своими дарами или путем предоставления освобождения от налогов он вносил собственный вклад в благосостояние Церквей.

Юстиниан ясно указывает на это: «...разница между священством и царством мала, как и разница между священным владением и благами, которые принадлежат обществу или государству, поскольку благородные даяния императорской власти постоянно предоставляют святейшим церквям совокупность своих доходов и все свое благосостояние» (Новелла VII, 2).

Кроме того, в императорском законодательстве говорится о лицах: создавались специальные нормы для клира и составлялись – при Юстиниане – различные законы, регламентировавшие монашескую жизнь. Хотя суд над клириками был вверен епископам, соборам и, наконец, константинопольскому патриарху или папе, судебные решения осуществлялись при помощи императорской власти. В судьбах людей, посвятивших свою жизнь Церкви, так же как и в епископских назначениях, столь значимых для жителей Византии, императорское вмешательство было ограниченным. Исключения составляли большие кафедры, прежде всего Константинопольская. Церковь также признавала право императора менять церковную «карту», когда происходило формирование диоцеза или возвышение какой-нибудь епископской кафедры в ранг митрополии.

Может показаться, что данные случаи вмешательства относились только к организации церковной жизни. Однако император вмешивался и в литургическую жизнь, он мог изменять и дополнять церковный календарь. Так, святой Константин поручил Никейскому собору определить время празднования Пасхи; Юстин II окончательно определил 25 декабря как дату празднования Рождества, Юстиниан- 2 февраля как день Сретения, а Маврикий – 15 августа как день Успения Божией Матери. Наконец, император играл решающую роль и в церковном вероучении. Хотяв некоторых случаях он только утверждал соборные решения Церкви, он имел право провоцировать данные решения и выполнять роль посредника между противоборствующими сторонами для определения исповедания веры.

Законами и другими мерами он утвердил Православие и сражался с ересями. В конце концов, он мог применять законодательство (хотя и не всегда успешно) непосредственно для установления вероучения. В качестве характерного случая можно упомянуть «Энотикон» Зенона; Юстиниан издал множество постановлений, касавшихся вероучения; в этом ему будет подражать и Ираклий.

Соборы задолго до эпохи Константина играли важную роль в жизни и единстве Церквей [Sieben, 1982; Sieben, 1990]. По своему устройству они в значительной степени отличались. Некоторые из них носили исключительно местный характер, как митрополичьи соборы, которые стали общепринятыми в IV в. и собирали епископов одной и той же области, или, позднее, патриаршие соборы.

В IV в. появилось особое многообразие соборов: начиная с великих соборов, которые можно охарактеризовать как императорские, поскольку они созывались по инициативе императора, в них участвовали епископы, представлявшие многочисленные Церкви империи. Эти императорские, или имперские, соборы очень часты в IV в., особенно со времени арианских споров. Позднее они (за исключением «разбойничьего собора» в Эфесе) начали определяться как вселенские соборы, образцом для которых являлся, начиная с константиновской эпохи, Никейский собор 325 г.

Среди имперских соборов Церковь признавала особый авторитет «вселенских соборов», которых в период с IV по VI в. было пять: Никейский (325), первый Константинопольский (381), Эфесский (431), Халкидонский(451), второй Константинопольский (553). Они не отличались от других имперских соборов (например, от Ариминского или второго Эфесского) ни обстоятельствами, приведшими к их созыву, ни своим размахом, ни составом; хотя изначально подразумевалось, что на них должны были быть представлены самые большие кафедры, правило соблюдалось не всегда (ни один представитель Рима не принимал участия в первом Константинопольском соборе).

«Вселенскость» великого собора определялась его общим признанием, то есть тем фактом, что теоретически его решения принимали все Церкви, а в действительности – важнейшие из них. И в обратном направлении: признание соборных – главным образом догматических – решений являлось определением соборности и православия. Церкви, которые отказались, например, от признания решений IV и V вселенских соборов, откололись от имперской Церкви.

Вселенские соборы принимают единое богословское определение: созываются епископы и, представляя предания своих Церквей, принимают единодушные решения озарением Святого Духа. По процедуре осуществления эти собрания, часто очень бурные, похожи на императорские советы.

С другой стороны, именно император принимает решение о созыве собора, определяет его состав, назначает место его проведения (всегда на Востоке, четыре раза из пяти в Константинополе или близлежащих городах, в результате чего нередко участие представителей Запада было пассивным), заботится о прибытии епископов и т.д. Помимо этого, император утверждает ежедневный протокол, он может участвовать в заседаниях и председательствовать во время дискуссий. Его представляют высшие чиновники-миряне, которые заботятся о правильном проведении дискуссий. Наконец, он утверждает принятые решения, определяет их исполнение и придает им силу закона. Только тогда соборные решения стали обязательными для всех Церквей империи.

Способ осуществления деятельности вселенских соборов показывает, что император обладал значительно большим влиянием в жизни Церкви, нежели патриархи [De Vries, 1974]: показательны заседания второго Константинопольского собора, когда Юстиниан жестко заставил папу Вигилия признать его точку зрения.

Формирование канонического права предоставляет дополнительный пример о способе вторжения императора в жизнь Церкви [Faivre,1980]. Для разрешения возникавших вопросов церковные власти, епископы и соборы, составляли и обнародовали дисциплинарные тексты, каноны. Обычно каноны имели силу на местном уровне, однако одна Церковь могла позаимствовать их у другой, и таким образом они распространялись повсеместно. Так постепенно создается каноническое право, его источники многочисленны, а кодификация носит незавершенный и поздний характер.

Наряду с «апостольскими правилами», силу которых признавали Церкви на Востоке, и правилами некоторых отцов Церкви, существовали дисциплинарные каноны древних поместных соборов и каноны первых четырех соборов, из которых последний, Халкидонский, подвел общие итоги. Кроме того, к текстам церковного происхождения были добавлены императорские законы, среди которых законодательство Юстиниана является особенно важным.

В VI в. Константинопольский патриарх Иоанн Схоластик (565–577) составил одно из первых канонических собраний. Соборные правила систематизированы здесь по 50-ти титулам, к ним прилагаются 68 правил святого Василия Великого и отрывки из «Новелл» Юстиниана в 87 главах. Другие подобные собрания вносят свой вклад в создание Номоканона, характерного памятника византийского канонического права, в котором сочетаются императорские и церковные тексты. Однако точный состав Номоканона был определен только на Пято-Шестом соборе 692 г., решения которого были негативно восприняты в Риме.

Множество перемен, произошедших за сравнительно небольшой промежуток времени, от святого Константина до эпохи Юстиниана, свидетельствует о жизнеспособности Церкви и ее способности приспосабливаться к новым условиям, а также о ее стремлении участвовать в жизни Римской империи, с которой она себя отождествляла. Однако имели место признаки бессилия, особенно на уровне центральных административных органов.

«Пентархия», существовавшая до определенной степени только теоретически, не всегда была способна разрешить серьезные вопросы церковного единства. Только допуская вмешательство императоров, по вере православных христиан, Церковь получила центральную власть, которой ей не хватало, а как следствие христианизации Римской империи появилось некое имперское христианство. Хотя Юстиниан проводил четкое различие между «священством, которое должно служить божественным вещам, и царством, которое относится к чину вещей человеческих» (Nov. VI), он заявлял, что между обоими «разница мала» (Nov. VII).

Выходные данные книги: Le Monde ByzantinI. L'Empire romain d'orient (330–641) /Sous la direction de Cécile Morrisson. ParisUniversitaires de France, 2004. P. 111–141 (Chap. 4. Bernard Flusin. Lesstructures de l'Église impériale). Русский перевод был выполнен с учетом новогреческого перевода: O Βυζαντινός κόσμος Ι. Ἡ Ανατολική Ρωμαική Αυτοκρατορία (330–641). Αθήναι, εκδόσειςΠΟΛΙΣ, 2007. Σ. 193–224 (Κεφ. 4).

Ссылки на литературу, перечисленную в конце,приводятся в квадратных скобках.

Вниманию читателей портала «Богослов.Ru» предлагается очередная (пятая) часть русского перевода трудов известного французского византиниста Флюзена Бернара. Настоящая публикация подготовлена преподавателем Московской духовной академии игуменом Дионисием (Шленовым) совместно с П. Кузенковым.

С VI в. и позднее восточные патриархи, хотя и не могли противостоять силе Константинополя, тем не менее играли важную роль в жизни Церкви. Александрия и Антиохия, не во всем согласные друг с другом, обе ослабли от разделений, возникших в результате христологических споров. Что касается новооснованного Иерусалимского патриархата, в котором оказалось больше единства, то он приобрел известность в силу расположения своей кафедры, на Святой Земле.

Александрийский «патриархат» [Martin, 1996; Maspero, 1923] выступил вполне организованным уже на Никейском соборе, который определил его юрисдикцию на основании того, что действовало и в прошлом: в нее вошли провинции Египта и две провинции Ливии. Его особенность состояла в том, что в нем не было ступени митрополитов. Архиепископ Александрийский назначал и поставлял епископов своего патриархата. Он созывал их на собор, оповещал в ежегодных посланиях о праздновании Пасхи и имел над ними непосредственную власть. Поэтому связь Египта со своим патриархом было очень сильна.

Епископ Александрии избирался и помазывался в своем городе, и особое чинопоследование, сопровождавшее его интронизацию, символизировало продолжение этого установления. С IV в. и в дальнейшем число епископов, подчинявшихся ему, достигло приблизительно ста. Более того, он имел некоторое влияние и за пределами империи, в Церквах эфиопов и химьяритов.

Широкий круг полномочий епископа и структура патриархата делали его могущественным и богатым. И, конечно, не следует забывать, что Александрия была одним из самых больших городов империи. Организация Церкви в ней имела определенные особенности: штат пресвитеров играл значительную роль, каждый его член, по крайней мере в IV в., исполнял служение в особой церкви. Способ распределения работ, которые выполняли клирики, напоминает тот, который соблюдался и в других Церквах. Александрийская Церковь располагала значительным штатом: группой из 500 или 600 параваланов, мирян, которые взяли на себя заботу о больных и которые по закону должны были подчиняться архиепископу.

Отстаивая свое апостольское происхождение, связывавшее город с Петром (поскольку Церковь основал Марк, ученик Петра), Александрия в IV в. находилась на втором месте во вселенской Церкви. Александрийские архиепископы с недоверием относились к усилению Константинопольской кафедры и, в союзе с Римом, пытались его остановить: святой Кирилл в борьбе против Нестория действовал как представитель святого папы Целестина. Александрийцы с большими затруднениями признали 28-е правило Халкидона: даже такой сторонник Халкидона, как патриарх Тимофей Салофакиол, высказал в связи с этим свои опасения.

Халкидонский собор, осудив Диоскора, обозначил переломный момент в истории египетской Церкви. Две Церкви пришли в столкновение друг с другом: одна защищала Халкидон, другая, которую можно назвать коптской или монофизитской, его отвергала и осталась верной христологии и преданиям, более понятным александрийцам.

Здесь мы можем выделить три периода. С 451 по 482 г., за исключением времени правления узурпатора Василиска (475–476), императорская власть старалась назначать в Александрию патриархов-сторонников Халкидона, но уже после смерти Маркиана (457) противники Халкидона поставили своего патриарха, Тимофея Элура. В зависимости от обстоятельств Александрийская Церковь управлялась или сторонником Халкидона (Протерий с 451 по 457 гг., Тимофей Салофакиол с 460 по 475 гг. и с 477 по 482 гг.), или монофизитом (Тимофей Элур с 457 по 460 гг. и снова с 475 по 477 гг., Петр Монг в 477 г и затем снова с 482 г. и позднее).

«Энотикон» открыл новый период: отвергавшие Халкидон патриархи законно занимали Александрийскую кафедру вплоть до 535 г. В этом году императрица Феодора смогла добиться избрания очередного патриарха-антихалкедонита Феодосия, который, однако, став жертвой разделений внутри монофизитской Церкви, не смог оставаться на патриаршем престоле, на который александрийцы возвели юлианиста (то есть последователя Юлиана Галикарнасского) афтартодокета Гаиана.

В эту эпоху императорская политика меняется радикальным образом, Юстиниан назначает в Александрию патриархов, выступающих в поддержку Халкидонского собора. Так же будут поступать и его преемники. Египет оказался разделен религиозным противостоянием.

Монофизиты делились на севириан (фтартолатры – сторонники учения о тленности Тела Христова во время Его земной жизни) и юлианистов (афтартодокеты – сторонники учения о нетленности Тела Христова с момента Боговоплощения), которые имели до конца VII в. своих собственных патриархов. Севириане являлись главной партией. Вначале ими управлял Феодосий, который нашел себе прибежище у Феодоры. Однако Феодосий отказался назначать епископов на вдовствующие кафедры.

После его смерти (566) наступил кризис, и только в 575 г. александрийским клирикам удалось избрать Петра IV, который восстановил коптскую иерархию, рукоположив за краткий срок своего служения в звании патриарха 70 епископов. Коптские патриархи непрестанно сменяли друг друга на Александрийской кафедре. Однако вплоть до арабского вторжения эта схизматическая церковь была вне закона.

Единственная официальная Церковь – та, которая поддерживала Халкидон, – удерживалась, однако, с трудом, ее существование зависело от поддержки императора. Тот факт, что Павел Тавеннисиот (537–540), так же как и многие его преемники, рукоположился в Константинополе до своего прибытия в Александрию, египтяне восприняли как унизительное новшество, знак зависимости защитников Халкидона от столицы.

Часто сталкиваясь с враждебно настроенным большинством, архиепископы-халкидониты не могли удержаться на кафедре, которую им приходилось отстаивать при помощи военной силы. Император для их поддержки предоставил значительные политические и военные силы. Данная тенденция достигла своего апогея при Ираклии, относительно патриарха Кира. Вскоре после арабского завоевания преемство патриархов Александрии, приверженцев Халкидона, прервалось и восстановилось только в VIII в.

Антиохийская Церковь своим устройством во многом отличалась от Александрийской [Devreesse, 1945]. Ее привилегии, признанные Никейским собором, были неопределенны. Несомненно, в их числе право патриарха Антиохийского посвящать митрополитов епархий, которые входили в диоцез Восток, согласно его границам, установленным с IV в.

В IV в. Антиохия как выигрывала, так и страдала от присутствия там императоров. Несмотря на серьезные кризисные ситуации, которые она переживала в эпоху арианских споров, город сохранял высокий авторитет и в конце IV в.: Мелетий Антиохийский председательствовал на Константинопольском соборе (381 г.), позже два антиохийца, святой Иоанн Златоуст и затем Несторий, занимали Константинопольскую кафедру. Ослабленный христологическими спорами V в., Антиохийский патриархат претерпевал уменьшение своей юрисдикции: Церковь Кипра добилась на Эфесском соборе (431 г.) признания своей автономии, а Иерусалимский Патриархат, созданный на Халкидонском соборе (451 г.), отделил от Антиохии три епархии в Палестине. Но даже в усеченном виде Антиохийский патриархат включал 11 епархий, а его влияние было ощутимо в Церквах Персии и Грузии.

История институтов Антиохийского Патриархата недостаточно известна. Известно, как во время патриаршества Севира [Alpi, 2002] патриарх пользовался своей властью: собор из епископов Востока, периодически собиравшийся главой Церкви, назначал митрополитов, которые контролировали деятельность остальных епископов. При Севире патриаршая власть столкнулась с противостоянием митрополитов, защитников Халкидонского собора. Устройство Антиохийского патриархата (халкидонитского) постепенно развилось и стало многоступенчатыми, как подтверждает Notitia Antiochena [Honigmann, 1925; Honigmann, 1947].

Эта нотиция кратко представляет следующую организацию патриархата c 570 г.: «Вот кафедры, которые зависят от Антиохии Сирийской: 1 патриарх, 7 синкеллов, 2 простых (курсив наш. – Ред.) (λιτοί)... 4 автокефала, 12 митрополитов и 128 подчиненных им епископов, то есть всего 154».

Патриарх – это епископ или архиепископ Антиохии (Феуполя после 528 г.) и одновременно митрополит Сирии I. «12 митрополитов» – в девяти случаях епископы столиц провинций. В Финикии Ливанской церковная митрополия (Дамаск) отличалась от гражданской (Эмеса). Наконец, император Анастасий создал две дополнительные полноценные митрополии (Сергиуполь и Дара).

«Автокефалы» – это архиепископы Бейрута, Лаодикии, Эмесы и позднее Кира. 7 синкеллов – это все епископы Сирии I: епископы Антиохии справедливо желали дать почетные титулы своим подчиненным епископам, которые, возможно, играли особую роль в их совете. Под «двумя простыми» имеются в виду два архиепископа, обладавшие кафедрами в Финикии Ливанской, они выполняли функцию местоблюстителей патриарха.

Таким образом, хотя к списку из нотиции, включающему имена 128 епископов, следует относиться с осторожностью, поскольку в некоторых областях он менялся, остается непреложным фактом, что Антиохийский патриарх во второй половине VI в. мог созывать многих епископов: в 553 г. из 166 епископов, подписавшихся под актами второго Константинопольского собора, был 41 сириец во главе с патриархом Домном [Chrysos, 1966]. Значит, халкидонитский Антиохийский патриархат – живая реальность. Однако он продолжал испытывать трудности со стороны монофизитства, и выступавшие на стороне Халкидона патриархи оказались еще в большей зависимости от Константинополя, где иногда совершалась их интронизация.

В середине VI в. зародилась «яковитская» Церковь: в течение многих веков одновременно существовали епископ-халкидонит (единственный, кто только признавался имперскими властями) и монофизитский епископ. Например, в Антиохии, где со времен Сергия из Теллы (приблизительно 557–561 гг.) было два патриарха: сторонник Халкидона и монофизит. Вторжение персов и подчинение им изменило положение: епископы-халкидониты были изгнаны, а яковитская Церковь получила признание.

В эту эпоху важный монофизитский патриарх Антиохии Афанасий Гаммала (595–631) укрепил свою власть: после отвоевания именно с ним вел переговоры император Ираклий. На место сторонника Халкидона святого патриарха Анастасия II, мученически погибшего в 609 г., преемник был поставлен только в 639 г. Неудачные переговоры между Афанасием и Ираклием способствовали восстановлению этого прерванного преемства. В этот период разделения пришли арабы, способствовавшие его упрочению.

Превращение Иерусалимской кафедры в патриарший престол произошло поздно. Епископ Элии Капитолины, маленького города Палестины I, который находился в зависимости от Кесарии, едва ли мог предположить, что ему удастся занять первенствующее место в Церкви, рядом с епископами гораздо более значительных городов империи. Однако при Константине Элия снова стала Иерусалимом. Более того, являясь Святым Градом и благодаря своему авторитету, она уже на Никейском соборе получила особые почести. Святой Ювеналий (422?–458), честолюбивый и деятельный епископ, c пользой использовал это особое положение [Honigmann, 1950]. Еще при императоре Феодосии II он добился издания закона (сам закон не сохранился), согласно которому в его юрисдикцию стали входить не только три епархии Палестины, но и вся Аравия, а также Финикии I и II. На Эфесском соборе он встал на сторону святого Кирилла Александрийского и открыто выступил против епископа Антиохийского, теоретически от которого находился в зависимости. Святой Ювеналий претендовал на шесть епархий, которые он пытался отделить от Антиохии.

На втором Эфесском соборе, где он сопредседательствовал вместе со своим союзником Диоскором Александрийским, Ювеналий добился этого, о чем свидетельствует одно императорское послание, где он упоминается как архиепископ. Создание патриархии, включающей в себя Палестину, Финикию и Аравию, видимо, произошло в 450 г.

Однако после смерти Феодосия II и Халкидонского собора наступил переломный момент. В начале Халкидонского собора Ювеналий появился в качестве обвиняемого, но, поменяв лагерь, он восстановил свое положение и добился, после переговоров с Максимом Антиохийским, признания за ним юрисдикции патриаршего типа, ограниченной, однако, только тремя Палестинами. Собор подтвердил это состояние, которое больше не оспаривалось.

После 451 г. Ювеналию пришлось преодолеть серьезный кризис: переход в оппозицию на Халкидоне вызвал восстание монашеских кругов в Палестине. Монах Феодосий был избран епископом Иерусалимским и поставил в городах Палестины епископат, целиком враждебный собору. Ювеналий и епископы, занявшие сторону Халкидона, взошли на свои кафедры только при помощи войск. В течение последующего полувека Ювеналий и его преемники веля себя с умеренностью, избегая открытых выступлений за собор или против него [Perrone, 1980].

В VI в. ситуация стала иной: побуждаемые монахами, уже со времени правления императора Анастасия, Иерусалимские патриархи защищали приверженцев Халкидонского собора. Они остались верными этому направлению, и Иерусалимский патриархат до VII в. был оплотом православия. Однако он претерпел некоторые испытания: в VI в. оригенизм сотрясает монашеские круги, а в начале VII в. Палестина, которую захватили персы, отторгается от империи на 15 лет.

В конце царствования Ираклия понадобилось некоторое время, чтобы на патриарший престол был избран преемник патриарха Модеста; церкви Палестины разделились на сторонников епископа Иоппийского Сергия, защищающего монофелитство, и последователей святого Софрония Иерусалимского, твердо выступавшего против христологии, которую поддерживали Сергий Константинопольский и Ираклий.

Не все Церкви империи подчинялись какому-нибудь из пяти патриархатов. Восточный Иллирик, по крайней мере в некоторые периоды, обладал реальной независимостью. Кипр, за которым Эфесский собор признал, что его митрополит никогда не будет рукополагаться епископом Антиохийским, являлся автокефальной Церковью, и ее независимость, оказавшаяся в какой-то момент под угрозой при Зеноне, была сохранена. Наконец, к Церквам, которые вновь включил в империю Юстиниан, следует отнести Церкви Африки.

Эти Церкви входили в состав империи с начала 530 г., после отвоевания, до конца VII в.; они были созданы согласно новелле «Об Африканской Церкви» (De Africana Ecclesia) от 1 августа 535 г., в соответствии с которой собственность арианских церквей передавалась, по просьбе исповедующих православие епископов, православным. Организация Церквей в трех отвоеванных епархиях (Бизацена, Проконсульская Африка, Нумидия) при Юстиниане возвратилась в исходное состояние. Император не давал Карфагенской кафедре статус, высший митрополичьего: каждая епархия имела собственного первенствующего епископа, который избирался сообразно с имеющими силу обычаям. Несмотря на некоторые вторжения определенных пап, Африка, по всей видимости, не состояла под властью понтифика. В действительности Церкви трех африканских епархий сохраняли каждая свою независимость и единственной властью признавали власть императора, к которому обращались непосредственно.

Император возлагал управление епархией в Африке на многолюдное и преданное епископское собрание более, чем где бы то ни было еще [Durliat, 1982], в то время как Церкви Африки, получая пользу от императорского покровительства, благоденствовали – как показывают археологические находки – и развивали миссионерскую деятельность среди африканского населения, которое не входило в состав империи (см. Lepelley, в находящейся в печати Antiquité tardive, «Nouvelle Clio»).

Выходные данные книги: Le Monde Byzantin I. L'Empire romain d'orient (330–641) / Sous la direction de Cécile Morrisson. Paris: Press Universitaires de France, 2004. P. 111–141 (Chap. 4. Bernard Flusin. Les structures de l'Église impériale). Русский перевод был выполнен с учетом новогреческого перевода: O Βυζαντινός κόσμος Ι. Ἡ Ανατολική Ρωμαική Αυτοκρατορία (330–641). Αθήναι, εκδόσεις ΠΟΛΙΣ, 2007. Σ. 193–224 (Κεφ. 4).