Русь святая. Выбор пути
Беседовала Ольга Орлова
«Третий Рим» – нет-нет да и услышишь эти слова в адрес Руси из уст даже людей, далеких от Церкви. Между тем в попытке воплощения этого концепта в XVII веке сплоченная тремя века мира нее преподобным Сергием Радонежским Святая Русь раскололась. А без раскола XVII века, по часто цитируемому сегодня замечанию Александра Солженицына, не было бы и революции 1917 года. О святости как преодолении расколов и разломов Руси, уврачевании разобщенности и исправлении ошибки в понимании христианской власти, допускаемой даже апостолами (Мк.10:37) и сыгравшей роковую роль в русской истории, – наша беседа с богословом игуменом Дионисием (Шлёновым).
Монастыри всегда были крепостями, цитаделями безопасности государства. С богоустановленного порядка, воссоздаваемого в монастырях, на Руси брали пример и для обустройства жизни в миру. С основания преподобным Сергием Радонежским в XIV веке Троице-Сергиевой Лавры началось возрождение Руси. Поэтому и данное интервью о чаемом сегодня подъеме государства наш журнал приурочил к первой после 1917 года монашеской конференции Русской Православной Церкви «Монастыри и монашество: традиции и современность».
Разговор с заведующим Греко-латинским кабинетом Московской духовной академии и Академической библиотекой Свято-Троицкой Сергиевой Лавры, доцентом Московской духовной академии игуменом Дионисием (Шлёновым) состоялся после его доклада на конференции. В нем речь шла о трех монашеских обетах – девстве, послушании и нестяжании. Отец Дионисий рассказал поучительную историю из жития преподобного Пахомия Великого, который однажды повелел послушникам, усладившимся красотой новопостроенной часовни, разрушить ее.
Доклад взволновал умы слушателей: интервью, о котором мы условились заранее, никак не могло начаться – к отцу Дионисию подходили заинтересованные. Я стояла и думала – можно ли провести аналогию между Святой Русью со всем разрушением ее благолепия в годы революции и последующих гонений и той разрушенной часовенькой святаго Пахомия. Но тут вдруг к нам подошел переводчик греческого и оспорил рассказанную историю – по его словам, в греческом подлиннике речь идет не о полном разрушении часовни, а о частичном демонтаже колоннады, выстроенной на манер Парфенона. «И вообще, – сокрушался переводчик, – вы так быстро прочитали доклад, что я не успел ничего перевести грекам! Чувствую себя китайским летчиком!»
– «Вот в контексте Пахомия Великого и китайских летчиков давайте и поговорим о Святой Руси... – удалось мне, наконец, перехватить инициативу в нескончаемых обсуждениях. – Можно ли, на ваш, Ваше Высокопреподобие, взгляд, назвать современную Русь Святой?»
– Русь является сегодня и святой, и не святой. Святой – в лице святых, присутствующих на нашей земле, и того огромного духовного наследства, которое она хранит. Не святой – потому что нынешнее государственное устройство нашей страны совсем не то, которое было когда-то в Византии. Однако не государственное устройство делает кого-либо святым или не святым. Это зависит от всей совокупности проявлений духовно-нравственной жизни народа.
Сейчас Русь – многоконфессиональное государство, в котором чрезмерно много дается свободы не только для добра, но и для зла. И если мы будем что-то абсолютизировать и скажем, что наша Русь – святая, мы, может быть, тем самым закроем глаза на то зло, с которым мы должны сражаться.
В то же самое время Византия рухнула, но она остается живой. Точно так же и Русь в годы революции рухнула. Но она остается святой. Это диалектика святости и несвятости. Святые отцы никогда не обращали внимания ни на политические условия, ни на что-то внешнее, они всегда старались посмотреть вглубь – на состояние и путь души.
Если Русь сегодня, несмотря на все состояние своей внешней несвятости, хранит Православие, устои веры, систему координат, позволяющую верующим ориентироваться на Священное Предание, – уже даже это само по себе есть драгоценное свидетельство для современного мира. Человек, живя здесь, на земле, имеет возможность, свободу, право, обязанность соотносить свою жизнь с вечными истинами и Божественными законами.
– Где сегодня проходит линия обороны в борьбе за святость Руси?
– Мы сейчас находимся на монашеской конференции и видим, что одни говорят – «проблем много», другие – «не очень много». Это разные точки зрения на идеал и возможность его воплощения здесь, на земле. Линия обороны проходит в душе каждого православного христианина, который из состояния теплохладности и равнодушия должен перейти в состояние пылкой Божественной любви, ответить на Божественный призыв подвигом, ощущением каждодневного предстояния перед Лицом Божиим. Если человек честно признается, что он чего-то не достиг и в его жизни не хватает подлинности, то он и осознает эту данную для обороны линию фронта.
Святой человек заметен всем. Святые отцы говорили, что даже внешне такой человек преображается. Речь – не о лицемерии. Свои внутренние качества не надо выставлять напоказ, но они, тем не менее, сами проявляются внешне. И наличие святых людей как живых примеров и духовных ориентиров очень важно. Потому что все должны стремиться к святости. Преподобный Симеон Новый Богослов пишет в своем известном Огласительном слове, что из всех ересей самая страшная и главная ересь – равнодушие, теплохладность, нежелание достичь святости.
Нет ничего хуже отсутствия стремления к святости. Потому что только тогда, когда появляется чувство того, куда мы должны прийти, возникает реальная связь с Богом и традицией святых отцов – тогда это и позволяет человеку, с одной стороны, ощутить бездну, в которой он находится, а с другой – понять, к какой высоте он призван. Если человек живет верой и движется в направлении Бога, главная задача для него – сделать, чтобы описанное напряжение между бездной и высотой не осталось на уровне слов, в которых зачастую сквозит театральность, а стало бы подлинной жизнью и настоящим свидетельством. Это и есть самая главная линия фронта в борьбе за святость Руси. Борьба эта шла всегда, но для последних времен она особенно актуальна, так как зло приобретает все более ухищренные формы.
Святая Русь – это единая история, это великая культура, это огромнейшее наследие предков и общее будущее, но главное – это исповедание православной веры, которая есть монолитность Святой Руси. (Схиархимандрит Илий (Ноздрин))
– Глубина, высота – это все категории внутренней жизни, вертикаль. Но есть еще горизонталь человеческих отношений, дополняющая вертикаль до креста. Как обретается христианином этот крест спасения и что необходимо, чтобы крестоношение увенчалось святостью?
– В ранних редакциях Правил святого Василия Великого много говорилось о взаимном послушании братии друг другу. В более поздних, когда уточнилась роль игумена, стала четче выстраиваться вертикаль власти с подчинением настоятелю. В этой вертикали нет ничего плохого, так же как нет ничего плохого в горизонтали. Когда каждый монах в монастыре искусно исполняет свою роль, идея взаимного подчинения, если не понимать ее по-обновленчески либерально, это сама суть монашеской жизни.
Иерархия и взаимное послушание – это просто две стороны одной медали. Необходимо абсолютное послушание, монархия, строгость, но христианская монархия в монастыре невозможна без того, чтобы первый в монастыре не оказался всем последним рабом, что соотносится со словами Христа: «Сын Человеческий не для того пришел, чтобы Ему служили, но чтобы послужить» (Мф. 20:28).
Это действительно очень важно: чем больший пример смирения показывает братии настоятель, тем большее единомыслие и послушание возникают внутри братства. Вроде бы это нечто самоочевидное. Однако добиться такой гармонии какими-то искусственными методами невозможно. Она созидается постепенно, по мере достижения единства в любви и исполнения прочих христианских добродетелей внутри монашеского братства.
– Возможно ли достижение такой гармонии вне стен монастыря? Может ли народ, современное общество осознать себя единым братством наподобие монашеского? Что для этого необходимо, как должно быть устроено государство?
– Если говорить о государственном строе – монархии или демократии, то для верующей души монархия, конечно же, предпочтительнее. Просто даже в силу того, что вся эпоха Вселенских соборов святых отцов проходила в монархические времена. А сам царь, руководя всем и всеми, сочетал в своем управлении диалектику власти и смирения.
Так, первый христианский царь Константин, как сообщает историк Евсевий Кесарийский, именовал себя «рабом Божиим». Для царя, который для непросвещенных язычников был неким божеством, такое наименование подтверждает начало замены системы координат – от самообожествления к смиренному служению Богу и ближнему.
В Византии и на Руси времена православного царствования омрачались порой интригами и смутами. Но это были времена, когда единая вера была органичной верой огромной империи. Вера, которая не навязывалась, но была результатом порыва даже не одной сплотившейся нации, а множества народов, которые объединились единой верой. И это очень поучительный пример.
Однако, потеряв подлинную монархию, мы теперь ее пока не достойны. Имеем дело с тем, что у нас в плане государственного устройства есть, но пытаемся хранить устои Православия и относиться к монархии без политического отрицания. Стараемся делать выводы из исторических уроков. Ибо если мы погрешаем против прошлого, выносим о нем легкомысленные суждения – это грех неистинности, грех неправды. А Господь требует истины и в малом, и в великом, в том числе в отношении к истории, к настоящему и к будущему.
– Как преодолеть, к сожалению, имеющую место быть и в среде самих христиан разобщенность, чтобы соборность стала потребностью не внутри «микроцарства» – будь то монастырь, приход, семья – а во Христе?
– Может быть, это слишком высокий призыв, но когда в основе христианской жизни лежит подлинное созерцание, и внешние запреты в церковной или монастырской жизни наполняют опыт каждого дня святоотеческой глубиной, тогда естественным образом возникает соборность. Это всегда живой опыт. Соборность не есть нечто формальное. На самом деле, разобщенность имеет духовные причины, и ее преодоление – серьезная духовно-нравственная задача. Она решается именно на том рубеже, который проходит между теплохладностью и пылкой ревностью о Христе.
– В Иерусалиме есть такая философема, как «спор вершин». С Богом можно встретиться внутри разного духовного и религиозно-исторического опыта, при этом насельники этих разных высот могут разно мыслить и даже критиковать друг друга, искренне стремиться к утверждению своей практики как единственно спасительной и возможной. Как тут обрести соборность?
– Все стремятся к святости. Но иногда, в силу того, что путь этот очень высокий, можно завязнуть в чем-то внешнем, второстепенном. А надо достичь конца пути, выйти за предел, постигнуть смысл всего нашего существования, каждой его составляющей. В монастыре осуществляется идеал монашеского делания, общей молитвы, келейного правила, в конце концов, любви как цели и сути взаимоотношений во Христе. Что касается споров, надо посмотреть, какова их причина, о чем они – о внешнем или о внутреннем? Из многих споров можно найти выход, но когда они касаются истины, и в том числе пути к Богу, это самая трудная из задач. Мы не можем исправить всех окружающих, поэтому каждый в стремлении к святости начинает с самого себя. А как он может начать с самого себя, если душа отвыкла от созерцания? Если мы тонем в какой-то житейской суете? Чтобы преодолеть спор, надо замолчать, помолиться, самому исправиться... В такой ситуации, не осуждая кого бы то ни было, с ощущением своей последней роли в любом сообществе, с осознанием того, что путь к святости не терпит отлагательств, мы должны понять, где и как мы сможем наполнить свою душу опытом встречи с Господом. С тем, чтобы святость была для нас не системой запретов, а духовным богатством, к которому бы мы стремились всеми силами своего существа.
Спасение в святости
Журнал «Парфенон» в этом году (см. № 2, стр. 33) опубликовал пророчества преподобного Серафима Вырицкого о том, что сегодня «весь небесный мир молится о просвещении Востока». И что Восток, в частности огромная китайская цивилизация, войдя именно в России в соприкосновение с живой христианской верой, обратится в Православие. «Высшее командование китайской армии, – по словам академических монахов, – даже уже продумывало планы захвата территорий России, но высокопоставленным чинам являлась Жена в белом и была столь грозной, что Ее китайские генералы ослушаться не могли». В народе поговаривают, что китайцы дойдут до Урала, но потрясенные неким чудом будут сотнями креститься в наших русских озерах. Это все, конечно, наивные фантазии о китайцах-пехотинцах. Однако главный вопрос – найдут ли они в современной России опыт чуда? Святость сегодня для нас – не вопрос привилегии. Это вопрос спасения Руси и, возможно, мира.
Священномученик Церкви Русской Иоанн Восторгов (1864–1918) в своей работе «Россия и Восток» пишет: «Наше мировое положение и мировое призвание неоспоримо. Мы поставлены географически на грани двух стран света, двух миров, двух цивилизаций, в ясном сознании всего прошлого в истории человечества и в предчувствиях чего-то таинственного, что кроется в загадочных странах и народах Востока, пред которым мы стоим одни из всех европейских народностей прямо и непосредственно, лицом к лицу. По временам мы слышим на Востоке какие-то глухие раскаты громов, мы видим прорезывающие тьму молнии, мы предчувствуем какие-то назревающие мировые события. Кто, как не мы, по географическому положению и по историческому призванию, должны встретиться первыми с этими грядущими событиями?.. Слово Христово не пройдет мимо: скончаются времена язычников и Евангелие будет проповедано всему миру. И проречение Апостола сбудется: «В царство Христово войдет полное число язычников». Но горе, горе нам, если все это случится не через нас, по отношению к Востоку, и даже вопреки нам... Да не будет этого с нами, братие. Пусть приведенное слово церкви, устрашая нас, служит только предупреждением от роковых ошибок и падений. Стойте здесь на грани России пред лицом врага... стойте пред лицом Востока с его загадочной судьбою. Но стойте со Христом и со крестом, и тогда Восток, приняв Христа, встретится с нами, как с братьями, а не как со смертельными врагами и хищниками. И не в крови и брани, а в единении веры и любви будет тогда разрешение вопроса об отношениях России и Востока... Тогда исполнится мировое призвание России и та глубокая идея русской Христианской государственности, которая заключена в Священнодействии Коронования Царя на Царство. Аминь».