Неделя 2-я Великого поста
Господь «пришел в Капернаум; и слышно стало, что Он в доме. Тотчас собрались многие, так что уже и у дверей не было места; и Он говорил им слово. И пришли к Нему с расслабленным, которого несли четверо; и, не имея возможности приблизиться к Нему за многолюдством, раскрыли кровлю дома, где Он находился, и, прокопав ее, спустили постель, на которой лежал расслабленный».
Часто можно слышать: я читаю Евангелие и ничего не понимаю. Спрашивается: вот несколько строк – что тут понимать? Как говорится, все ясно, как Божий день. Отчего же человек не понимает? Не оттого, что текст туманный, а оттого, что ум очень косный. Поэтому сам труд по чтению для большинства людей просто невозможен: такая расслабленность мышления. То же самое происходит и с любым живым органом: если он не находится в постоянном упражнении, то он атрофируется и отмирает. Так же и человек: если он с детства не имеет упражнений для ума, не имеет упражнений для совести, не имеет упражнений для каких-то поступков, которые требуют усилий, то, вырастая, он уже и подавно этого делать не может. Обычно такие люди попадают в тюрьму или спиваются. Почему? Нет воли, не может человек отказать себе в удовольствии, потому что выпить – удовольствие. Или приятель говорит: пойдем с нами. И нет никакой возможности сказать: нет, я не пойду, потому что это нехорошо. Не в состоянии человек. И так один раз нехорошо, другой раз нехорошо, пока милиция не остановила.
Почему люди воруют? Не только из зависти, что у другого есть, а у меня нет. Причина – в неспособности работать. Потому что украсть – тут никакой работы не надо производить: известная ловкость и риск. А трудиться, чтобы хлеб свой насущный добывать, это тяжело. Поэтому хорошо, когда есть папа, мама или работящая жена, к которой можно пристать и ничего не делать, вяло влачить существование. И так очень многие пребывают. А чтобы что-то создавать, нужно трудиться, но вот этого труда человек и не может предпринять, потому что он расслаблен, воля его расслаблена. Так многие и говорят: я ничего не могу с собой сделать, меня несет. Вот я что-нибудь говорю, говорю, говорю и остановиться не могу. Или кто-то меня обидел, и я начинаю про него рассказывать одному, другому, третьему. Вижу, что ужас творю, – и ничего не могу с собой сделать. Или меня дразнят, и я дразню; чем больше я отвечаю, тем больше меня дразнят, и мне от этого тяжело, а замолчать, не отвечать я не могу, нет воли взять и остановиться.
Обычно дети дразнят друг друга, и причем дразнят больше того, кто отвечает. Достаточно чуть-чуть потерпеть, никак не реагировать с полчаса, допустим, – и все, все попытки дразнить сразу отпадут. Но это же надо полчаса протерпеть, а терпеть нет возможности. Многие люди поэтому не в состоянии даже к зубному врачу ходить, потому что больно или неприятно. То есть потерпеть сорок минут человек не может, он не может себя преодолеть даже в такой мелочи, которая просто необходима. Человек согласен: пусть будет язва желудка от неправильного пищеварения, пусть что угодно, пусть меня разрежут, но под общим наркозом – но потерпеть то, что неприятно, нет, не могу. Не может человек, расслаблен.
И вот принесли расслабленного. Кто принес? Друзья, может быть, а может быть, родственники. И видят, народу битком, пройти нельзя. Залезли на крышу дома, раскопали ее и на веревках опустили носилки прямо к ногам Господа Иисуса Христа. Какой труд предприняли! На крышу человека парализованного затащить, веревки привязать, аккуратно спустить – колоссальную операцию проделали. «Иисус, видя веру их, говорит расслабленному: чадо! прощаются тебе грехи твои. Тут сидели некоторые из книжников и помышляли в сердцах своих». Почему в сердцах своих помышляли, а вслух не сказали? Боялись, боялись сказать вслух, потому что знали, что никто не мог уловить в слове Иисуса. Он обязательно что-нибудь такое скажет, что поставит их в тупик и они опять в очередной раз окажутся дураками. А дураком оказаться – хуже этого для человека гордого ничего на свете нет. Кем угодно человек готов предстать, но только не дураком, упаси Бог, это самое обидное.
«Что Он так богохульствует? кто может прощать грехи, кроме одного Бога?» Да, никто, кроме Бога, грехи прощать не может. Но перед ними сидел Этот Самый Бог, просто, к сожалению, они не могли по своей гордости этого видеть, потому что сами себя считали кем-то. Когда человек о себе что-то мнит, он уже не может ничего различать в другом человеке. Почему? Потому что он ослеплен своим собственным светом, который есть, конечно, тьма. Как от темноты человек не видит ничего, так и от яркой вспышки тоже ничего не видит. Человек ослепляется собственным мнимым светом – гордыней своей – и так же становится слепым.
«Иисус, тотчас узнав духом Своим, что они так помышляют в себе, сказал им: для чего так помышляете в сердцах ваших? Что легче? сказать ли расслабленному: прощаются тебе грехи? или сказать: встань, возьми свою постель и ходи? Но чтобы вы знали, что Сын Человеческий имеет власть на земле прощать грехи, – говорит расслабленному: тебе говорю: встань, возьми постель твою и иди в дом твой. Он тотчас встал и, взяв постель, вышел перед всеми, так что все изумлялись и прославляли Бога, говоря: никогда ничего такого мы не видали». Еще бы! А Бог никогда по земле и не ходил, это было единственный раз. И всем, кто Его окружал, Он предоставил возможность думать самим. Он им не сказал: знаете, родные мои, я Бог, Я вторая ипостась Пресвятой Троицы, Я Божественное Слово, сшедшее с небес. Он им этого говорить не стал. До этого они должны были додуматься сами, потому что они же знали аксиому, что только Бог прощает грехи.
Всякая болезнь есть следствие грехов. Они видели, что на глазах у них человеку эти грехи прощены. Следует элементарный вывод: что человек, который это сделал, – это есть Бог. А вот этого вывода они сделать не смогли по своей собственной духовной расслабленности. Так же и Евангелие. Оно уже звучит на земле две тысячи лет, а последнее столетие – на всех языках всех народов. Но не каждый человек в состоянии сделать выводы, что это есть Книга жизни, что, следуя словам Христа, которые произнесены на земле две тысячи лет тому назад, человек обретает свое спасение.
Этот эпизод для нас очень утешителен, и он очень многое объясняет. Даже совершенно расслабленный человек, оказывается, может получить спасение. Господь для наглядности творил эти чудеса. В каждом Его исцелении сокрыт духовный смысл. Потому что, конечно, сколько расслабленного ни восставляй, пройдет еще полтора-два десятка лет – он все равно умрет. Поэтому то, что делают врачи, в некотором смысле бессмысленно, это имеет смысл только в том, что облегчает человеческие страдания. Но не бывает исцеления навсегда и насовсем. Стало человеку полегче, ну и слава Богу. А так все равно умрешь.
Цель – не в том, чтобы он встал, взял свою постель и стал ходить своими ножками. Стал здоровым – слава Богу. Но это неважно. Не это важно. А важно, что он даже не сам пришел. Важно то, что его принесли. Все, что он должен был сделать, за него сделали другие, более сильные и более верующие. А почему Господь помиловал его, видя их веру? Ведь каждый из нас знает, что, если человек не захочет, бесполезно его убеждать, ну заставить еще можно, если у нас есть над ним хоть какая-то власть или преимущество в физической силе. Почему же Господь по их вере спас его? Дело в том, что они исполнили Его заповедь.
Апостол однажды сказал: «Мы, сильные, должны сносить немощи бессильных и не себе угождать. Каждый из нас должен угождать ближнему, во благо, к назиданию». Они, не будучи еще христианами, уже исполнили закон Христов, который заключается в том, что сильный должен нести немощи слабого. Потому что так Господь устроил или, можно сказать, попустил, что все люди разные: одни сильные, другие слабые. Даже в троическом единстве человека – муж, жена и дитя – тоже есть по преимуществу более сильная часть – мужчина, более слабая – женщина и совсем слабая – дитя. Вот взрослые стоят, а дети сидят, потому что они слабые, они немощные, они не в состоянии стоять. И никого это не возмущает, потому что это естественно. Ну что с них взять? Они же дети.
Нет на земле двух одинаково сильных людей. Даже если два сильных человека встречаются на помосте, то очень редко бывает ничья, все-таки один немножечко другого победит. Для чего это попущено Богом? А потому что только так возможно проявление любви. Любовь – это когда сильный берет на себя часть, которую по справедливости должен был бы делать слабый. А обычно люди стремятся к тому, чтобы считаться, кто больше. Я больше, поэтому мне больше. И когда возникает этот счет, в этом уже любви нет. А вот эти четыре человека принесли расслабленного, взяли это на себя – и появился благой результат. И так и Церковь устроена: сильный – Господь – понес немощи людские и всех призвал к Себе. И все в Церкви совершается и созидается Его силой, только надо к силе этой приобщиться. И более приобщенный к этой силе берет на себя немощи иных, и тогда вместе можно существовать.
Поэтому многие слабые так устраиваются, по милости Божией, прилепляются к более сильным: кто женится, кто замуж выходит. Ну а дети, по естеству будучи слабыми, зависят от взрослых как более сильных. Но, пребывая в этой зависимости, вместо того, чтобы смиряться, признавая свою немощь, они еще гордятся, они еще себе требуют, они еще и досаждают тем, за счет кого живут. То есть опять же нарушают эту любовь. Потому что сильный должен трудиться, восполняя немощь слабого, а слабый должен смиряться, и ручки целовать, и, как говорит русская поговорка, ноги мыть и эту воду пить в благодарность. А вот этого как раз и нет. Что же мешает взаимной любви? Один считается, потому что ему обидно, что приходится за других работать. А другой думает, что ему все кругом должны. То есть мешает гордость. Гордость – это главное препятствие в достижении любви «в союзе мира». Потому что если бы гордости не было, то все это было бы с радостью. Сильный, ощущая свою силу, с радостью трудился бы для слабого, а слабый с благодарностью этот труд воспринимал. И эта благодарность придавала бы сильному еще больше силы.
«Не десять ли очистились? где же девять?» – сказал Господь. Как же так, почему такая неблагодарность? Почему человек еще требует себе что-то, сам не способный вообще ни на что, ни на какое даже шевеление, а только жить за счет других? Так большинство людей теперь на земле и живут за счет других. На самом деле это естественно, и ничего в этом страшного, катастрофического нет, потому что только так можно закон Христов исполнить. Только слабый не должен заставлять и требовать, а сильный не должен считаться.
Вот в таком простом евангельском эпизоде, одном из бесконечных случаев исцелений, которые сотворил Господь, сокрыт для нас огромный духовный смысл. Каждый из нас расслаблен. И эта расслабленность проявляется абсолютно во всем: в том, что мы не можем сдержать слово; в том, что не можем, если проснулись, сразу встать, а будем тянуть, пока не начнется спешка; в том, что не можем удержать свой язык, не можем ничего потерпеть, сразу отвечаем на одно слово десять; не можем отдать долг, будем ходить, мучиться, переживать, вместо того чтобы взять и отдать. Чего мучиться? Обещал – сделай. Не может человек, не может, просто не в состоянии. И так во всем, во всем расслабленность, в каждом действии. Встать на молитву – не могу, буду оттягивать, оттягивать, пока глаза начнут слипаться, а там уж вроде естественно: мол, я так устал, ну ладно, как-нибудь прочту, Господь меня не осудит. И во всем, конечно, других обвиняем: это она такая, это они такие. Почему? Сам расслабленный, не могу ничего потерпеть, а себя обвинить гордость не позволяет – значит, все кругом виноваты. Отчего это происходит? Тоже от расслабленности.
А как человек работает? Сидит и разговаривает: час говорит, два говорит, три говорит – работа стоит. Что, дел нет? Дел невпроворот, а если делать нечего, сиди вяжи хотя бы. Нет, постоянное стремление к ничегонеделанию, как кошка: только по минимуму. Будет просить, ныть: дайте поесть. Уж если не дадут, тогда только начнет искать мышь или птицу, а так нет. И каждое движение выверено: чуть что – к батарее. Для чего? Чтобы собственную энергию не тратить. Легко так: на тепленькое сел, и оно само греет. Но человек призван совершенно к другому. Поэтому животных называют меньшими братьями. Что же с животного требовать? Животное ничего созидать не может. А человеку дана земля для созидания. Но он расслабленный, он все стремится идти по пути наименьшего сопротивления, как бы ничем себя не утрудить, только для оправдания себя нечто сделать несущественное, чтобы успокоить совесть.
Тут надо еще с совестью быть в ладах, вот в чем сложность. Надо как-то так устроиться, чтобы и совесть особенно не мучила, и в то же время особенно не утрудиться. Я договорился, мне через две недели раствор обещали. Время идет, и вроде как будто и дело делается. А дело-то никакое не идет, оно стоит. Просто висит некий воздушный замок. Что ты делаешь? Я жду раствор. А если его не привезут? Значит, целый день буду сидеть. А что, кроме раствора, нечего делать? Оказывается, дел полно, но я жду раствор, я курю, конкретное вроде дело. На самом деле никакого дела нет. То же самое и с молитвой происходит: все время на потом, все время на завтра. Вот в отпуск в монастырь поеду. А в монастыре, там еще больше дел. И все время такое откладывание.
Ну и кого человек обманывает? А спасение, оно совершенно рядом, оно во Христе. И как мы видим, любой, самый расслабленный настолько, что и ходить не может, оказывается, может быть спасен в один миг, если у него только есть вера и, конечно, желание. Вот без этого желания невозможно восстать. Невозможно. Господь говорит: «Возьми свою постель и ходи». Спрашивается, а при чем тут постель? Зачем ее брать? Чтобы хоть потрудиться немножко, чтобы эту постель хоть поносить. Потому что цель не в том, что из этого выйдет, а цель – в самом труде. Серафим Саровский, чтобы томить себя, делал, с точки зрения рационального человека двадцатого века, бессмысленную вещь: поленницу из одного угла кельи в другой перекладывал. Спрашивается: зачем он это делал? Трудился. Потому что все остальные дела у него были переделаны, во всем идеальный порядок; хозяйство было очень небольшое, в то время он уже и от огорода отказался, ему достаточно было одной травы, которую он ел. И время высвобождалось. Хотя он уставал и от молитвы, и от чтения ежедневного Священного Писания и святых отцов, но, чтобы томить себя, он поленницу перекладывал.
А мы готовы часами говорить, куда-то ездить, бессмысленно где-то быть. А потом время прошло, уже поздно, надо спать. А что ты сделал? Что ты сделал для Царствия Небесного? Ничего. А ведь первая заповедь Спасителя была такая: «В поте лица твоего будешь есть хлеб». Надо потеть. Это первое условие достижения жизни вечной: надо потеть, надо понуждать себя на труд и все время просить Господа, чтобы Он восставил. Но кошкой, конечно, быть гораздо проще, никакой ответственности, полная расслабленность: а я позвонил, а там никого не застал – ну и гори все огнем! И так и горит. Поэтому виновато никакое не правительство, никакая не жена, не какие-то неудачные дети. Каждый виноват сам. Если расслаблен, проси у Бога. Вот свидетельство того, что Господь восставит, и Он Сам же этого хочет. Потому что огромная нужда в таких восставших, которые способны пусть какую-то ерунду, хоть палец о палец, но все-таки для общего дела ударить.
Адаму и всем нам – потому что мы все его дети, мы все есть этот единый Адам – была дана такая заповедь, чтобы эту землю приумножать и приукрашать. Мы должны созидать. Потому что достаточно ломающих, достаточно ничего не делающих, достаточно живущих за счет других. И Господь прежде всего надеется на Свою Церковь, на тех людей, которым Он дал веру. Он на них надеется, хотя эти люди похожи на военный лазарет, на полевой госпиталь: все израненные, все только стонут, никто не может ничего с собой сделать, все очень нежные. Тогда на кого надеяться? Не на кого. Поэтому Господь сказал: «Но Сын Человеческий, придя, найдет ли веру на земле?» Потому что вера – это не есть какое-то умозаключение: мне в воскресной школе рассказали, я уши развесил и поверил. Нет, вера – это делание. Покажи мне дела от твоей веры. К чему вера твоя понуждает тебя? Чем твоя жизнь отличается от жизни неверов? Чем? В чем? Ни в чем. А ведь вера – это есть движущая сила, такая могучая, что может двигать горами: «Если вы будете иметь веру с горчичное зерно и скажете горе сей: «перейди отсюда туда», и она перейдет». Вот что такое вера.
Поэтому будем просить у Господа, будем стараться хотя бы захотеть этого просить, чтобы Он нас восставил из нашего расслабления, чтобы нам так же для Него потрудиться, как Он потрудился для нас. Аминь.
Храм Благовещения Пресвятой Богородицы, 14 марта 1993 года