Письма

Святой игумении госпоже Ксении и ее во Христе сестричеству

Полное воссоздание святой обители вашей и строго общежительный ее порядок, учрежденный неусыпным попечением и покровительством Высокопреосвященнейшего Владыки нашего господина Нектария, с известных пор исполняют смиренную мою душу радостью, которую невозможно передать чернилами и тростью.

Чья, спрошу я, боголюбивая душа не подивится и не прославит Всеблагого Бога, видя в нынешнем охладевшем к иноческому подвигу поколении сонм божественных дев, подвизающихся в стяжании добродетелей и ангельском житии?

Если сравнить древние времена, в которые благая ревность христиан воздвигла множество святых обителей, с нынешними, когда подобная ревность о спасении, увы, иссякла, то какой награды удостоитесь вы от Спасителя нашего Иисуса Христа, показав приличное горнему сему поприщу и сообразное с ним жительство?

Пребывая в толикой духовной радости, я, смиренный ваш послушник, в письме своем почел всенепременным долгом передать Высокопреосвященнейшему вашему, как и моему, духовному отцу и Владыке приветствие и пожелание здравия, желая и Вам преуспеть во всяческих боговидных добродетелях, каких достигают на пути ангельского сего жительства все неложно в нем подвизающиеся.

Между тем в ответном своем письме Его Высокопреосвященство побудил меня – не знаю уж, по какой причине – написать духовное увещание, могущее укрепить вас, духовных его чад, на стезе горнего восхождения, которую вы избрали.

И, конечно, не мне, невежде, в слове и деле не преуспевшему, предлагать советы и наставления боголюбивым девам, кои пребывают под неложным и попечительнейшим руководством отца, известного божественной мудростью и благодатными дарованиями, и посему не имеют нужды в иных наставниках, тем паче столь ничтожных и недостойных, как моя худость. Но наученный от преподобных и богоносных отцов Церкви нелицемерно и сверх сил повиноваться начальствующим, а вместе с тем опасаясь и пагубы преслушания, поспешаю, убежденный просьбою отца вашего, изложить то малое, что усвоил из длительного общения с многоопытными духовниками и что, без сомнения, известно и вам благодаря постоянному и внимательному чтению.

Относительно же порядка общежительного пребывания твердо уповаю, что он соблюдается у вас в непреложном согласии с уставом Церкви. Но поскольку исполнение его затруднено многоразличными кознями лукавого сатаны, позаботимся дать на сей счет некоторые разъяснения.

Однако еще до обличения сих козней нахожу полезным указать сперва главные добродетели, приобретаемые общежительным пребыванием, и затем уже описать уловки, к которым успешно прибегает враг душ наших ради прельщения дев, подвизающихся в святых обителях.

Как доподлинно известно всем избравшим совершенное сие и боговидное жительство, добродетели, бывающие от соблюдения заповедей Спасителя нашего Иисуса Христа, но не сопутствуемые блаженствами Святого Евангелия, не только с благой и всесвятой волей Божией не согласны, но и для тех, кто самочинно приступил к таковому подвигу, душепагубны.

Ведая о том, богоносные отцы Церкви возложили на монашествующих блаженное послушание, сопутствующее нищете духа, сиречь первому блаженству. Итак, иноку или инокине, желающим непреткновенно восходить по лествице добродетелей, подобает, во- первых, заключить в объятия нищету духа, или смирение, с корнем исторгнуть желания и мнения свои и так, через блаженное сие послушание, приобрести впоследствии и другие блаженства, из прочих добродетелей составляемые.

Но намереваясь достичь подобающего послушания, каждая сестра по оставлении мира обязана без рассуждения повиноваться всем повелениям игумении, а также открывать, ничего не утаивая, помыслы, дела и намерения свои. И те помыслы, что настоятельницей и отцом духовным сочтены благими и спасительными, да принимаются и новоначальной; те же, что имеют вид благих, но настоятельницей осуждаются, подлежат совершенному с твердой верой оставлению, ибо у диавола в обычае прельщать новоначальных помышлениями по видимости благовидными.

И дабы обезопасить себя от сих сетей, всем инокиням надлежит иметь в уме пять наставлений об истинном послушании, какие предлагают святые отцы, в частности же Каллист и Игнатий Ксанфопулы. А они гласят: «Пребывающим в истинном послушании подобает, как нам кажется, блюсти со всей непреложностью пять сих добродетелей, и во-первых, веру – лучше же сказать, иметь чистую и нелукавую веру к наставнику своему настолько, чтобы взирать на него и повиноваться ему как Самому Христу <...>. Во-вторых- истину, иными словами – истинствовать [поступать по истине] делом, словом и строгим исповеданием помыслов. В-третьих, не творить свою волю, но всегда отсекать ее добровольно, то есть без понуждения [духовного] своего отца. В-четвертых, не прекословить и отнюдь не быть спорливым, ибо прекословие и спорливость благочестивым не свойственны, как пишет и величайший во святых Павел: А если бы кто захотел спорить, то мы не имеем такого обычая, ни церкви Божии¹⁴²<...>. Пятая же добродетель, какую надлежит блюсти, есть тщательное исповедание [грехов] пред настоятелем, как и при пострижении, словно у Престола Христова, дали мы обет [в том] пред Богом и Ангелами».

Итак, если истинная делательница послушания, держа в уме вышеназванные заповеди, прилежно их сохранит, то в краткое время достигнет духовного преуспеяния и легко отсечет греховные обольщения мира с душевными страстями, ею распознанными (под каковыми страстями разумею самолюбие, самовыказывание, гордыню, прекословие, любопытство, осуждение, своеволие, самоугождение), взамен же приобретет благое терпение, крепость в скорбях, обуздание языка, молчание достохвальное, неотступность в молитве и, сверх того, блаженный плач, который есть исполнение второго блаженства: Блаженны плачущие, ибо они утешатся¹⁴³.

Преуспевшими дознано: где действует совершенное послушание, там прилагается от Бога и радостотворный плач, омывающий греховные скверны и изгоняющий бесчинные видения. Эти последние всеивает деве-подвижнице лукавый сатана, желая уловить ее согласием с греховными умопредставлениями. А когда при помощи Божией навыкнет инокиня такому плачу, является кротость третьего блаженства: Блаженны кроткие ¹⁴⁴.

Кротость и в самом деле сопутствует смиренномудрым, послушливым и плачущим о грехах своих, ибо приобретается смирением, блаженным послушанием и плачем, которые показывают христианина истинным последователем Спасителя нашего Иисуса Христа, по глаголу Его: научитесь от Меня, ибо Я кроток и смирен сердцем¹⁴⁵.

От кротости проистекают и следующие два блаженства: Блаженны алчущие и жаждущие правды и Блаженны милостивые¹⁴⁶. И вот что скажем о первом: едва взойдя на степень кротости, окрыляется инокиня святым желанием Бога, вожделеет и алчет стяжать все добродетели, ибо слово «правда» означает, по толкованию святых отцов, всякую добродетель. И о втором: поскольку, по божественному Златоусту, «многовиден образ милостыни и широка заповедь сия», то через отвержение мира инокиня заповедь эту еще прежде со тщанием исполнила, оставив все имение свое. Что же до утверждения в сем блаженстве, то и оно достигается ею хранением обетов монашества- будь то неленостная молитва о ближних или неусыпное служение (безмездно и в евангельском духе совершаемое) прочим сестрам и во дворех Господних ¹⁴⁷ деннонощное пребывание.

Итак, блаженства, последовательно достигаемые, возводят к чистоте сердца, которая прилагается, по слову самого Златоглаголивого, тем, которые «не сознают за собою никакого лукавства»¹⁴⁸. Пришедший в такую меру христианин – инок ли, мирянин ли – исполнит, по глаголу святых отцов, все заповеди Господни, ибо «узрит Господа», то есть ясно усмотрит в сердце своем действования (энергии) Духа Святого. И, просвещенный ими, соделается неложным путевождем для других и уразумеет сокровенные речения Писания, равно как суть вещей и самой истины. А стало быть, тайнозрения и бесстрастия достигнет, коих наравне с боговидными отцами Церкви сподобился и сонм преподобных жен: святые Макрина, Мелания, Евпраксия, Ксения, Мария Египетская, Пелагия, Матрона и иные. И отсюда уже действие Божественных откровений и чудес.

В сей-то чистоте сердца исчезает ветхий человек и зрится новый, иными словами, с упразднением того, что «по образу», начинает действовать «по подобию», ибо сказано: «Деяние – к видению (созерцанию) восхождение» ¹⁴⁹.

Таковы вкратце главные добродетели, возводящие человека в описанное состояние. Но поскольку, как было сказано, есть и кознодей душ наших диавол, коварно строящий всевозможные западни для подвизающихся, то да будет каждая сестра, наряду с упражнением в добродетели, особо внимательна к тем ухищрениям лукавого, какие особо часто проявляются в сестричествах Христовых.

Первое. Надлежит тщательно очищать душу от сладострастных помыслов, всеиваемых злоискусником в разум девы, дабы осквернить его. Таковые помыслы отражаются молитвой и призыванием имени Владычицы Богородицы, очищающей души истинных дев.

Цели сей много содействует смирение, совершенное послушание и тщательное откровение помыслов. Потребно, сверх того, и великое усилие обуздать плотскую часть воздержанием, возлежанием на голой земле и хранением себя от мирских умопредставлений. Равным образом надлежит остерегаться общения с родными и близкими, а при возможности не покидать обитель вовсе, кроме особой нужды. Ибо как телу всегда сопутствует нечистота, а железу – ржавчина, так и из обители исхождение может помрачить благородство души инокини. Но и пребывая на месте, пусть избегает часто посещать кельи других сестер под предлогом душевной пользы. Ибо склоняемые к тому наущениями лукавого змия, многие инокини впадают в дерзость, а затем утрачивают и страх Божий.

Юные сестры тем паче да позаботятся не иметь частного общения со сверстницами, ибо к приязни такого рода легко примешиваются козни врага, о чем хорошо осведомлены и сами ревнительницы истинного девства, и многоопытные наставники душ. Если же у какой сестры явится надобность – ради совместного послушания или распоряжения игумении – беседовать с другой, то беседа сия да будет весьма осмотрительной и краткой, сводясь лишь к тому, что должно сказать. Однако и самому молчанию их подобает быть не угрюмым или презрительным, но любовью растворенным.

Второе. В час псалмопения и общей молитвы да хранят все благоговейно и усердно уставной распорядок, подчиняясь типикариссе обители, и, когда назначает та сестер на пение или чтение, оказывают ей нелицемерное послушание. И если отдаст какой их них предпочтение, прочие да не ропщут и не вопрошают, отчего ту или другую им предпочла, ибо таковые замечания и любопытство отнюдь не к созиданию единомыслия и взаимной во Христе любви, но к неприязни и самоугождению.

Ту же мертвенность и бесстрастную отчужденность да проявляют относительно всех иных послушаний, не домогаясь и не ища того или другого, но во всяком повинуясь велению игумении.

Третье. Если же по зависти бесовской случится меж сестер какая ссора, надлежит строжайше понудить одну из них, чтобы по отложении всех самооправданий, идущих от лукавого, улучила минуту и, взяв вину на себя (хотя бы и неповинна была), обратилась к другой со словами: «Благослови и прости мне Господа ради все, что я, как безумная, рекла!». Но всегда приличнее младшей сестре упреждать в том старшую; если же младшая строптива и не внемлет правилу «Познай самого себя!», пусть совершит сие другая, как разумнейшая, игумения же вразумляет неисправную, и солнце да не зайдет¹⁵⁰ без должного их примирения.

Четвертое. Если какая сестра на молитве придет в умиление со многими слезами, да молится усердно о том, чтобы вместе с помыслом о совершенстве своем не принять беса самомнения, и просит Пресвятую Богородицу даровать ей смиренное познание себя, ибо слезы – достояние плачущих и изведавших свою немощь. И если во время молитвы благоухание некое ощутит, свет внутри или вне [келии], Ангела, святого, а то и Самого Христа узрит, таковых видений отнюдь не должно ей принимать ни наяву, ни во сне, ибо лукавый подобным мечтанием многих искусил.

Обличая сей бесовский обман, святой Григорий Синаит пишет: «Ты же, если добре безмолвствуешь, надеясь с Богом быть, ничего не принимай никогда из того, что увидишь: будь то чувственное или духовное, внутри или вовне, хотя бы и образ Христов или Ангела и святого лик, или свет уму то ли представится, то ли запечатлеется [в нем], ибо и ум сам от себя по природе имеет мечтательную способность и легко может создавать образы <...>. Посему внимай, как бы не поверить поспешно чему-либо из представившегося, хотя бы и благому, до вопрошения опытных и тщательного исследования, чтобы не повредиться». И чуть далее: «Созерцающий нечто в уме или чувственно, хотя бы то и от Бога было, и без [вопрошения] опытных с готовностью приемлющий прельщается или прельщен будет, как предрасположенный».

Пятое. Когда с горизонта иноческого удалились стрелы лукавого и совершается неложное по Богу жительство, ненавистник сего окаянный демон, наряду с иными прилогами, зароняет в душу подвизающейся дух печали. Печаль та проникает в нее не через прилог и сосложение, как прочие помыслы, какие всеиваются лукавым, но непосредственно через тончайшую оболочку души. И облекая собою душу и все силы ее, соделывает окаменелой и умиления чуждой. Отъемлет у нее всякую решимость и веру, а ум лишает всякого расположения ко спасению. По преподобному Иоанну Кассиану, печаль склоняет душу «избегать всякой благой беседы, не допуская ни единого слова совета от искренне любящих принять и даже к мирному или благоприятному ответу им не располагая». Ибо «когда лукавый сей дух охватит душу и всю ее помрачит, то не дозволяет ни молитву с усердием совершать, ни чтений Священного Писания душе на пользу держаться; возбраняет человеку кротким и благоумильным с братиями быть и всех занятий привычных и самой обязанности жития [иноческого] ненавистником его соделывает».

Сей дух находит по преимуществу на души усердно противящихся диаволу. И попущением Всеблагого Бога лукавому демону дозволено бывает на некий миг грудь грудью сойтись с таковой душой. Миг тот есть время испытания для истинных рабов Божиих, кои, лишаясь [на время] всякого утешения и услады¹⁵¹ духовной, в терпении и воздержании выстаивают брань, по слову Писания: претерпевший же до конца спасется¹⁵² I , и так достигают победы над супостатом. Посему дух безвременной печали побеждается и изгоняется не иначе как крайним терпением, усердным поучением в Священном Писании, молитвой и упованием на Бога.

Но есть и иная печаль, проникающая в души самоугодливые и тщеславные. Когда проявляется сия отнюдь не полезная печаль? Когда, к примеру, возникнет у сестры пристрастие к пожеланию чего-либо духовного или благочестивого или [просто] вещественного¹⁵³, а игумения сего не одобрит, то если опечалится та сестра и в досаду впадет, ясно, что недугует названной страстью. И для избавления от стеснившего душу недуга подобает ей спешно отсечь всякое свое желание и мудрование. Также и когда при других сестрах порицаема будет – за дело или безвинно – и огорчение затаит, печаль ее не полезна, но душепагубна. И для победы над ней да покажет обуреваемая смущением и горечью сердечной пример всяческого самопонуждения и, положив без промедления поклон, сама себя во всем укорит. И таковым любомудрием не только победит страсть превозношения, но со временем и для прочих сестер наставницей добродетели явится.

Шестое. Кроме нападения поименованных духов, ум инока часто пленен бывает страстью подозрительности. И чем безвреднее представляется она вначале, тем сильнее обнаруживается и к горшей пагубе приводит, оставленная без внимания. Сию страсть лукавый змий внушает, по обыкновению, душе легковерной и пустой, чаще же всего, когда видит ее уязвленной ненавистью и злопамятством. Вняв голосу подозрительности, сестра поначалу призывает в помощницы лукавую пытливость, а под конец что подскажет ей помысел, то и на деле увидит совершившимся. Жертва сей страсти тщательно вникает в слова, движения и намерения других. И при виде сестры смущенной, опечаленной или угрюмой, а иной раз веселой и приветливой, беспричинно подозревает ту как втайне над ней насмехающуюся. Подозрительность не различает истины, видя во всем лишь чуждое оной. Недугующая ею всякое доброе побуждение превратно толкует. Припоминая советы и остережения любящих и избирая противное, не то приемлет она, что правдой и подлинным состоянием дел указано, но лукавого подсказки. По укоренении же сей страсти враг, ради конечного прельщения, всеивает в душу сестры всевозможные мечтания, и так приходит она в исступление ума, от чего да сохранит нас Всеблагий Бог.

В таком многоплачевном состоянии замечаем мы, увы, и здесь многих. И потому, чтобы не впасть в омерзительную сию страсть, инокине надлежит с первых шагов избегать ее как смертоносного яда, пригвождая к позорному столбу частым откровением помыслов и блаженным самоукорением.

Седьмое, и последнее. Произволение к усовершению в добродетели да возгревается у инокинь усердным чтением книг, добродетель сию изображающих, страсти обличающих и душу к горнему шествию возводящих. Помимо книг общеизвестных и адресованных монашествующим,– каковы «Эвергетинос», творения святых Иоанна Лествичника, Ефрема Сирина, аввы Дорофея, Феодора Студита и «Добротолюбие»,– полезно иметь, как величайшую драгоценность, божественные книги, созданные святым отцом нашим¹⁵⁴,– «Антиоховы Пандекты» и «Познай самого себя», много содействующие успеху иноческого жительства.

В заключение сего малого труда смиренно молю со вниманием его изучить (при условии, что он вполне одобрен отцом нашим). И если произойдет от того хоть малая польза, воздайте славу Всеблагому Богу, Который и через недостойных рабов Своих подает благопотребное и полезное, меня же помяните в молитвах пред Ним, да избавлюсь от утесняющих душу недугов.

Писано в Катунаках на Святой Горе 8 июля 1918 года. Монах Даниил иконописец

Досточтимому брату во Христе Маркиану радоваться!

Приняв с великой признательностью драгоценное Ваше послание от второго числа сего месяца с приложением рукописи, излагающей видения и откровения великого простеца¹⁵⁶ старца Евфимия, усердно возблагодарил и прославил Всеблагого Господа, ибо давно желал вникнуть в преестественные сии видения, про которые слышал от разных лиц много превратного. И ныне премного благодарю тебя¹⁵⁷, возлюбленный, за ознакомление с сим трудом, откуда можно почерпнуть много душеполезного и спасительного. Поэтому, уступая Вашей просьбе, я предпринял тщательный разбор упомянутой рукописи со стороны не только содержания, но и самого существа дела.

И во-первых, должен заслуженно похвалить Вас. Ибо едва лишь у препростого¹⁵⁸ сего христианина и на этом месте¹⁵⁹ открылись видения, как Вы из опасения десных прельщений объявили то духовным отцам, которые признали бывшие ему явления истинными, что и подвигло Вас старательно записать их для пользы чтущих.

Во-вторых, хотя я, несмотря на всю Вашу любовь ко мне, не заслуживаю толикой чести, Вы, по бесконечной скромности своей, ищете и от меня указаний, истинны ли описанные видения. И да будет так, ибо Вы, дружества верх и высочайших похвал достойный, содержите в памяти наставления святых отцов о рассудительности, и в частности, аввы Моисея, который говорит: «Невозможно тому, кто сообразует жизнь с суждением и волей преуспевших, подпасть прельщению демонскому, однако подобает все же не случайным встречным <...> открываться, но старцам духовным и рассуждение имеющим, и не таким, которые от времени [лишь] состарились, ибо многие, взирая на возраст и открывая [им] свои помыслы, по неискушенности «старцев» вместо исцеления в отчаяние пришли»¹⁶⁰.

Скажу и о дарованиях Духа Святого: если те из них, что известны издревле, увидим в наши дни не на безмолвниках и духовниках знаменитых, а на простецах, некнижных, а зачастую и мирянах, то не должно нам негодовать или завидовать. Ведь дарования Божии неотменны и подаются не наобум, не всуе, но неизреченным образом и одному Богу известными судьбами, ибо Он доподлинно знает доброе расположение человеков, могущих вместить благодать. И всякий из зависти покушающийся сие опровергнуть богоборствует и хулит Духа Святого. Довольно и откровений [которых они сподобляются], чтобы признать то бывающим от Бога, а не от глумления бесовского.

Имеем без числа примеров, которые подтверждают истинность сих слов. И среди первых обратимся к великому во святых Спиридону. Не был ли этот некнижный муж до архиерейства своего пастырем овец? Но будучи притом доброгласной псалтирью Духа Святого, превзошел дерзновением к Богу многих высокоученых отцов. И не только победил Ария, но и чудовищного идола александрийцев, коего множество отцов святых не могло поколебать, один со дерзновением ниспроверг и уничтожил.

Вспомним и святого Захарию, простого башмачника, который, имея жену, не в горах и пещерах, но посреди мира греховного пребывал, и то, как сами собой отверзлись пред ним двери храма Святой Софии, а по окончании молитвы его чудесно затворились. А об Евфросине-поваре что сказать? Сей, из-за хромоты и некнижности своей, был в монастыре предметом бесконечных насмешек и заушений от братии, но еще при жизни сподобился райского наслаждения, а по смерти стал известен как многих славнейший. Взирая на такие примеры, негоже нам подвергать сомнению нелицеприятные суды Божии. Нельзя, однако, и всем подряд необычайным явлениям без тщательного исследования доверять, ибо многие иноки – не только простецы, но и прославленные добродетелью величайшей, подвигами, а также знамениями и чудесами,– впоследствии осмеяны были от бесов и повергли нас в безутешную скорбь. Посему святые отцы, как искуснейшие в делании аскеты, усильно призывают нас к трезвению. Известно ведь, что все дерзнувшие без истинного наставника принять подобные видения и слышания впали затем в многоплачевную прелесть.

Итак, по учению отцов, да будет у нас испытание строгое и всяческая осмотрительность касательно самых истинных даже и неложных [по видимости] откровений, ибо распознать лукавство проклятого сатаны – дело наитруднейшее. А поскольку недостоинство мое, благодаря многолетнему опыту и внимательному обучению у неусыпно подвизавшихся отцов и духоносных старцев, несколько осведомлено в сем предмете, дерзаю сообщить Вам свое смиренное суждение.

Прошу также иметь в виду, что нижеследующие смиренные слова не суть порождения убогого моего рассудка, да не явлюсь хоть сколько-нибудь мудрее или выше моих духовных отцов, известных добродетелью и боголюбием (сего да не будет!), но всего лишь бесстрастно изложу (ради великой Вашей любви и во исполнение воли Божией, повелевающей угождать не человекам, но Богу) то малое из многого, что встретилось мне в нашем роде, и сопоставить знамения истинные и противоположного свойства.

Довелось мне знать старцев, преуспевших в подвиге и невидимых сетей бесовских избегших отсечением собственной воли и мудрования, равно как и других, известных высотой жительства, но впоследствии люто уязвленных и потерпевших поражение от демонов. Воистину многие сподоблялись вначале изрядных дарований Божиих, но затем, по самонадеянности и недостатку внимания, стяжали всеобщую известность плачевным своим концом, о чем Вы прочтете далее. Здесь же скажу о препростом Евфимии. Приемлю и разделяю все, что Вы пишете о добродетельной его жизни и великой простоте. При всей скудости познаний духовных и незнакомстве с азами христианской веры муж этот сызмальства обнаружил безмерную преданность Богу, а потому все бывшее с ним при обретении храма¹⁶¹ совершилось по неизреченному домостроительству Всеблагого Бога. Известно: где обретают Божий храм, там в людях, подобных старцу Евфимию, проявляется и действие Божие, которое помогает обретению всего остального. Действительно, храмы, подобные сему, как и чудотворные иконы, доныне открываются во многих местах на Востоке и Западе. И происходит это не только через невинных созданий и малых деток, что не столь необычно, но порой через грешников и нечестивцев, которые сподобляются ночных видений и получают повеление от Бога велегласно возвещать об увиденном.

В самом деле, на многих таких явлениях сбылось речение святого Василия Великого: «Бог и через противляющихся творит волю Свою»¹⁶². Не буду здесь ни на мнение духовников многочисленных и братии во Христе моих ссылаться, ни человека того прельщенным именовать, ибо от мнений и именований святость не умаляется и заблуждение не укореняется, истина же самим делом явлена бывает.

Мы исповедуем и святые отцы учат, что лукавый сатана из ненависти к проводящим святую жизнь всемерно тщится обольстить их различными заблуждениями. Когда же заметит в ком склонность к созерцаниям и видениям, хотя бы и истинным, то принимает облик Ангела Света и, хитроумно навязывая от себя фантазии и мечтания, делает подвижника сего позорищем для Ангелов и человеков¹⁶³.

Вот и у сего несчастного простеца по прибытии сюда начались видения, которые постоянно возобновлялись. И духовные отцы и ближайшие друзья его, напомню Вам, не воспрепятствовали дерзости и не выказали должного трезвения, но сами засвидетельствовали ему,– не знаю, по какой причине,– что все это истинно. Итак, несчастный сей во сне и наяву, за работой и в пути созерцает многочисленные видения, сиречь «явления»¹⁶⁴ Христа, Пречистой, бесчисленных сонмов ангельских, парящих в высоте крестов, Константина и Петра (постоянно!) и других лиц, каковые видения да будет позволено мне, к великому моему прискорбию, объявить плодом прелести, но никак не истины.

Вникните, умоляю, в жития всех боговидных отцов и убедитесь, что они наполнены знамениями, чудесами и дивными подвигами, но крайне скудны видениями и откровениями, которые если и случались, то лишь при величайшей в них нужде. И сообщали о них те святые очень немногим, тогда как ложь диавольская распространяется с быстролетностью аэроплана, поспешая явить себя невеждам и, что намного горше, прельстить мужей боголюбивых и духоносных, славных добродетелью и благочестием.

Сопоставьте неложные видения святых отцов с рассмотренными и узнайте, сколь высоки и всяческого доверия достойны первые и сколь дерзостны, если не сказать безумны, те.

Вспомним небесного человека и земного Ангела, великого Максима Кавсокаливита, сильного деянием и видением, одержавшего победу над древним запинателем. Сей лишь однажды сподобился узреть Владычицу нашу Богородицу¹⁶⁵ и часто восходил на вершину Афона поклониться месту явления Ее, хотя Госпожа Богородица не удалялась оттуда и могла являться ему чаще. Но признак знамений неложных – особого рода убедительность, знамения же ложные легковесны и одновременно навязчивы. Последнее тем очевиднее, что одержимый таковыми мечтаниями Евфимий постоянно зрит одни и те же рисующиеся ему лики «святого» (то бишь Константина или Петра), «Ангелов», «Архангелов» и прочих. И не только во время молитвы [являются ему], но в дороге и повсюду, порой в образе случайных людей, требующих от несчастного их почитателя, к вящему его прельщению, икон и свечей, порой в образе иереев литургисающих и Ангелов дориносящих. И вместо угождения Богу и восхваления Святой Троицы воздается почитание – о горе! – лукавому сатане. А как пример неложных знамений у мужей облагодатствованных вновь укажем башмачника Захарию. Сей, как мы знаем, приходил по ночам в храм Святой Софии, и, когда начинал молитву, двери церковные сами собой отверзались, а по окончании ее дивно затворялись. Но святой, избегая прославления от человеков, скрывал высочайшие свои добродетели, а когда те сделались известны преподобному иноку Иоанну, покинул город из опасения погубить сие сокровище суетной славой. Также и святой Евфросин, доколе был у всех в поношении, благодушествовал и не оставлял обители; когда же святость его открылась, не замедлил уйти. Впавшие же в прелесть без стеснения открывают видения свои, как и собственные немощи, не только духовникам, но всякому встречному и духовно непросвещенному, полагая то делом богоугодным, и так приходят в самое жалкое падение.

Одно из главных прельщений Евфимия, ставшее источником остальных, связано с явлением «святого Евдокима». Поводом к сему послужил, как сами Вы пишете, спор его с неким плотником о родине святого. По мнению плотника, тот происходил из Халкидики, благоговейный же Евфимий непременно желал видеть в нем уроженца Эпира, а в доказательство предлагал рассмотреть череп святого и удостовериться, что впадина на затылке его сильно скошена. Ухватясь за сей повод, многокозненный змий, словно некий фонограф, отлично приноровленный к обольщению, на другой же день представил ему «святого Евдокима» в виде иерея, который повелел именовать себя Петром. С той поры диавол, как в синематографе, не перестает показывать сего «святого» то на рыжем коне, то в каком-то древнем головном уборе и грубошерстном одеянии, озаренного ослепительным светом. Является порой и как иерей литургисающий (объявляя, что по недостоинству прочих иереев он один лишь литургисает), и как старец маститый, повелевающий называть его не Евдокимом, а Петром. «Я,– твердит,– эпирот¹⁶⁶, древней Стики уроженец. Много вас, эпиротов, ежедневно бывает здесь, но ни один не пришел поклониться мне, о чем весьма скорблю. Ступай к священнику и вели написать мою икону». И иные, подобные сим речи произносит, истинному святому неприличные. В другой раз повелевает Евфимию заказать две иконы «святого Петра» и серебряные к ним лампады, а обратиться за этим к духовнику Иверской обители, чья душа (как открыли в другом видении «архангелы Гавриил и Рафаил») просияет словно солнце.

Все это, как представляется мне, да и из самого дела явствует, суть плоды прельщения. И я глубоко опечален тем, что они задевают честь многих добродетельных мужей, если только не всей Православной Церкви Христовой. Посему полагаю необходимым вкратце изложить Вашей любви некоторые детали полного жития святого Евдокима.

Ваш смиренный послушник, как Вы знаете, до тридцати пяти лет пробыл в святой Ватопедской обители, где основательно изучил жизнеописание преподобного. Слышал я и рассказы почтенных лиц, которым довелось присутствовать при перенесении мощей святого Евдокима в 1848 году. То были, в частности, Иаков Симицис, Григоракис- псалт¹⁶⁷ и Диако-Даниил из Иериссоса, часто вспоминавшие при мне это событие. При обретении были также три архиерея: Иосиф, бывший Варненский, [Григорий]¹⁶⁸ Адрианопольский и Хрисанф Смирнский, который и обратился к народу, стекшемуся туда во множестве, со следующим словом: «Отцы и братия, здесь не должно быть места сомнению в святости сего угодника Божия, ибо он, провидя свою кончину и избегая славы человеческой, пришел сюда с желанием предать дух Богу, а неоскудевающее благоухание святых мощей свидетельствует, что он свят. Но поскольку имя сего подвижника нам неведомо, наречем его Евдокимом¹⁶⁹, ибо святые мощи, которые видим, обретены по благоволению Божию».

В тот же день составили последование, и уже вечером, во время Всенощного бдения, начались чудеса. Первым получил облегчение, а к утру и совершенно исцелился инок из Култуша, проведший до этого пять лет в параличе. Затем воззвал к святому и страдавший глазами врач Иверской обители отец Григорий: «Если сделаешь меня здоровым, без промедления сооружу серебряную раку для святых твоих мощей!». И явившийся в ту же ночь святой исцелил его, о чем напоминает до сих пор серебряная рака с выгравированным именем жертвователя. Спустя несколько дней святой явился одному келлиоту из Гифтадика и, исцелив его, сказал: «Мое имя – не Евдоким, а монах Савва. Но скажи отцам обители, чтобы именовали меня [по-прежнему] Евдокимом».

Подлинное имя святого по домостроительству Божию открылось для того, чтобы ясно стало и звание его. Братья, обследовавшие библиотеку обители, обнаружили большую старинную [рукописную] книгу с пространным житием Саввы Ватопедского ¹⁷⁰. Сей многоученый муж процвел во второй трети XIV столетия, в золотой век Святой Горы, который обогатил ее историю именами великих угодников Божиих, в том числе святых Григория Паламы, Григория Синаита, Максима Кавсокаливита, Игнатия и Каллиста Ксанфопулов. Придя на Афон из Фессалоники, он поступил сперва в послушание к старцу, известному крайней суровостью, после чего безмолвствовал с двумя другими послушниками в местах напротив ватопедской Каламицы. Старец заповедал Савве не произносить ни слова, пока не окончится двадцатипятилетнее безмолвническое его послушание. Но так как после набега сарацин монахи разбрелись, а старец умер, святому пришлось безмолвствовать и далее.

Возложив на себя подвиг юродства, он исходил многие местности и за безмерные труды, соединенные с боголюбивым странничеством, сподобился дара чудотворений. Но совершив чудо, святой всякий раз старался умалить его, представляясь безумным и избегая людского почитания. Держась такой жизни на протяжении многих лет и обойдя в совершенном безмолвии Кипр, Иерусалим и Заиорданье (где подражал преподобной Марии Египетской), он совершил величайшие и превосходящие естество подвиги. По прошествии двадцати пяти лет Савва явился в Константинополь, где прервал безмолвие и юродство, призванный защищать Церковь против свирепо ополчившихся на нее еретиков-мессалиан¹⁷¹. Вместе со святым Григорием Паламой он показал себя великим поборником Православия, так что освященный собор и благочестивейший василевс Андроник Палеолог¹⁷² постановили рукоположить его во пресвитеры и немедленно вслед за тем возвести на патриаршество (то было до поставления патриархом Константинопольским господина Филофея ¹⁷³). А поскольку святой не желал этого, рукоположение втайне от него назначили на ближайший праздник, за которым ожидалось присутствие всего священноначалия. При наступлении сего дня несколько иереев и диаконов в присутствии царя и большинства иерархов, улучив миг, схватили Савву под руки и повлекли в храм для совершения хиротонии. Но сей, поравнявшись с царским местом, уцепился за край порфиры Андроника и, сильно дернув, воскликнул: «Царь, друзья в нуждах полезны да будут¹⁷⁴, а Савве иереем не быть!». При этих словах государь вздрогнул, лишился сил и, испросив у преподобного прощения, приказал тотчас его отпустить. После возвращения на Афон Савва опять водворился в Ватопедской обители. Позднее он был послан протом¹⁷⁵ в Константинополь по делам Великой Церкви и Святоименной Горы, а последний период жизни провел в безвестности.

Извещенный о времени своего отшествия и приобретя всех¹⁷⁶, святой удалился в дальнюю часть кладбища, где и предал дух Богу.

Такова вкратце подлинная история святого, чье пространное житие находится в Ватопедской обители, а копия его – в книгохранилище скита Святой Анны. Всем вышесказанным ясно обличаются происки и лукавая ложь диавола, который подстроил видения сего «эпирота» (мнимого сродника злосчастного Евфимия) и, что еще хуже, понудил простеца заказать иконы «новоявленного» Петра. И если бы Церковь наша наряду с видениями одного и ложью другого легковерно допустила вводить новых «святых», произвольно менять им имена и писать иконы, сколь ужасно было бы сие заблуждение! Но нет: Православная Церковь не только не допускает ничего подобного, а, напротив, назначает за это епитимии.

Но, пожалуй, кто-нибудь спросит меня: «Возможно ли сему быть от прелести, если являвшиеся святые Константин и другие повелевали Евфимию сотворить крестное знамение, каковым и сами себя пред ним осеняли? И откуда повторяющееся видение гигантских крестов, светлейших солнца? И отчего при многократном совершении им крестного знамения видения те не исчезали?».

На это спешу заметить, что именно к такого рода доводам и прибегает ложь, ибо ангел тьмы представляется Ангелом Света. И когда замечает человека, склонного к подобным мечтаниям, является ему в образе Христа распятого, Пречистой или святых.

Когда же увидит наконец, что христианин сей принял это за истинное и облобызал как содеянное Богом, побуждает его без конца творить крестное знамение, посещать храмы, предаваться бдению, а если прельщенный имеет иерейский сан, то и литургисать ежедневно. И тогда сила крестная не то что изнемогает – нет, но прекращает свое действие, поскольку прельщенный изменил Кресту. Когда же уразумеет несчастный заблуждение свое и духовники уверят его, что сие от прелести, благодать Креста начинает действовать вновь и видения сатанинские отбегают.

Лучшим подтверждением сказанного да послужат два [сравнительно] недавних происшествия. Около сорока лет назад, как вы знаете, автор сих строк находился в Русике, где проживал тогда хорошо известный многим иеродиакон Иерофей, не так давно скончавшийся иереем в Кутлумушском скиту. Будучи в ту пору молодым, он предался самочинному бдению, проводя ночи в непрестанной молитве с бесчисленными поклонами. Видя это, легкий на подъем диавол начал изо дня в день предлагать ему (в точности как и несчастному Евфимию) множество видений: «Христа», «Пречистой», «Ангелов» и тому подобное. А дабы уверить Иерофея, что все это от Бога, говорил: «Я воистину Христос и желаю сподобить тебя великих дарований. Остерегайся лишь беса гордыни и всегда твори крестное знамение для прогнания действия вражьего». Часто являлся он Иерофею под видом Распятого, перед которым тот осенял себя истово крестным знамением и совершал правило. Немало иных «видений» и «откровений» показывал ему лукавый, в том числе и о пороках других братии.

Но по милости Божией Иерофей часто открывал сие на исповеди. Духовники же, слыша о крестном знамении, взирая на его смирение и удаление от праздных бесед, стали почитать иеродиакона за «святого наших дней». И кто же были духовники, одобрявшие его? Варфоломей из Ватопеда, Нифонт из Ватопедского скита, русский Иероним из Пантелеимоновой обители и, наконец, великий батюшка Савва. Наконец, сам же отец Савва придумал средство: «Когда явится называющий себя Христом, предложи ему открыть задуманное мною, о чем никому больше неизвестно, и если откроет, то все явления эти – благодатные, если же нет – от бесов». Он сообщил тайно задуманное одному Иерофею, и когда тот обратился с условленными речами к мнимому Христу, лукавый был посрамлен. Тогда прельщенный воспылал гневом: «Не ты ли являлся мне как Христос? Но нет: ты диавол!». И тотчас предстал ему сам враг: «Я – сатана, которому ты столько лет служишь и которому дал залог – свою подпись!» (ибо Иерофей мысленно не раз клялся пред ним и [как бы] удостоверял то своей подписью). Изрыгнув сие, он устремился на монаха. Бывшие поблизости подхватили и едва привели в чувство Иерофея, который, придя в себя, принялся горько оплакивать свою беду. И хотя после многократного отчитывания видения постепенно отошли, узнайте, что, и расставшись с сими прельщениями, оставил он с тех пор все монашеские обеты, и усмотрите из сего, какой плачевный конец восприял!

Предложу Вашему вниманию и другую историю, показывающую силу лести диавольской. Лет двадцать пять назад меня посетил, по рекомендации одного лица, муж большой учености, поначалу стеснявшийся открыть свое сердце. Я же по виду и речам распознал в нем какой-то психический недуг и, набравшись смелости, сказал: «Рад вам, ибо ожидаю услышать нечто для души моей полезное!». При этих словах он подскочил от восторга: «Благодарю, отче! Наконец обрел я человека, равного моему призванию. И так как я в избытке наделен благодатью, то и не утаю ничего».

«Я,– продолжал он,– родился в Фессалии, неподалеку от Олимпа. Имея страсть к учению, окончил гимназию в Фессалонике, затем поступил [учителем] в немецкую школу, где увлекся новой системой преподавания, и был хорошо обеспечен, получая ежемесячно (помимо частных уроков) десять оттоманских лир. Одновременно занимаясь на благо общества изучением Священного Писания обоих Заветов, пришел к мысли, что должен проводить христианскую жизнь, согласную с моим предназначением. И первой заботой стали для меня молитва и пост.

Как-то ночью, предстоя иконе Божией Матери и слезно умоляя Ее облагодатствовать меня, я узрел пламя. Исшедшее от иконы прямо мне в сердце, оно исполнило его безмерной радости, и с тех пор не иссякает в нем молитва Иисусова. Радость сия понудила меня простираться все далее, к многочасовой молитве, после чего очищенный ум стал созерцать различные видения во сне и наяву.

Вскоре явился мне Ангел блистающий и сказал: «Вот я послан от Бога всегда быть твоим помощником. Итак, подобает тебе много поститься и молиться Богу». Проведя всю ночь в молитве с книгой Ветхого Завета в руках, я молил Господа сподобить меня одного из видений пророка Иезекииля и тотчас, придя в исступление, узрел то же, что дано было видеть ему. На другую ночь сподобился я откровений, бывших Исаие, Даниилу и другим пророкам, а также тех, какие описаны в Апокалипсисе святого Иоанна Богослова, о чем впоследствии ежедневно размышлял. Заметьте, я победил сон и чрево: спал лишь час в сутки и вкушал не чаще двух раз в неделю немного сухарей и воды».

На вопрос, имеет ли он духовного наставника и прибегает ли к исповеди, гость ответил: «Нет, лишь вам ощущаю надобность поведать об этом. Ибо часто является мне Христос и остерегает: «Смотри, не сказывай никому, ибо нет теперь истинных духовников и подвергнешься многому хулению"».

Я же, заметив, что зрение его сильно повреждено, а на левой руке, обожженной и изуродованной, недостает двух пальцев, спросил: «Объясни, молю, отчего пострадали очи и рука твоя, ибо угадываю здесь какую-то тайну». Он же, сочтя меня провидцем, сказал: «Не скрою и этого. Очи мои пострадали, когда я долгое время ежедневно, с полудня до двух часов, особенно в летний зной, пока ученики отдыхали, непрерывно взирал на солнце, не смежая век. Отсюда начались у меня видения Ангельских Сил и святых всякого чина, на каждый день разных. Несмотря на сильнейшую боль и жгучие слезы, я терпел, ибо таково было повеление Ангела. И всякий раз, когда видения прерывались, начинал осенять себя крестным знамением.

С рукой же было так. Ангел заповедал мне читать по ночам Ветхий Завет с зажженной свечой в руке, гася ее, когда она превратится в малый огарок, что я и исполнял. И вот, в день святого Спиридона, стоя по обычаю с горящей свечой, узрел я комнату свою ясной как солнце и самого святителя Спиридона, будто на иконе, в облистании ослепительных лучей. «Радуйся, подвижниче Николае,– сказал он (ибо таково мое имя).– Благодарю за великое ко мне усердие и желаю, чтобы ты в сию же ночь стяжал мученический венец. Как только пламя свечи коснется твоей ладони, сожми ее изо всех сил, хотя бы и казалось, что рука обгорает. Будь мужествен, и победишь началозлобного змия!». С этими словами он стал невидим. Я же, когда пламя опалило ладонь, ощутил сперва несказанное благоухание, да и потом не чувствовал ни малейшей боли, покуда не прорвались пузыри ожогов. А позже, сильно страдая, услышал голос: «Днесь собери языком кровь с руки твоей, ибо она равночестна Крови Христовой!"».

Далее несчастный поведал, как, не выдержав боли, вынужден был прибегнуть к врачу, которому объяснил, что обжегся по неосторожности, задремав у огня. Руку, по счастью, удалось спасти.

Но послушайте далее, чего достигает над таковыми пронырливый бес. Подчинив Николаоса своей воле, он снова является ему в образе Христа и говорит: «Еще одно осталось тебе совершить, чем премного меня удовольствуешь. Крещение, что дали тебе родители – неистинное, ибо древний его апостольский чин изменен Вселенскими Соборами. Итак, поспеши в Фессалонику и прими подлинное крещение у немецких протестантов, которые удержали его от времен апостольских». И вот, прибыв в тамошний немецкий госпиталь, тот объявил о своем намерении креститься по лютеранскому обряду и принял «погружение». Вскоре, однако, пришел ему помысел пойти в Милопотам и открыться в содеянном безмолвствовавшему там Патриарху Иоакиму III. Что и исполнил, умолчав, однако, о преждебывших прельщениях. Патриарх же после достаточного обличения отослал его к духовнику отцу Нифонту и затем, по совету того, совершил над отпавшим чин миропомазания. Но вскоре ложные видения возобновились.

Дабы не утомлять Вас, скажу, что, терпеливо выслушав на протяжении шести часов историю чудовищных заблуждений, я в последующей двухчасовой беседе доказал своему гостю на основании многих мест Священного Писания и доводов разума тяжкую их пагубность, так что он, вняв сему, отвергся наконец всех былых прельщений. Но, хотя и извлек пользу из происшедшего и в дальнейшем противился подобным мечтаниям, следы прелести замечались в нем до конца жизни. Заболев через некоторое время чахоткой, он скончался на Святой Горе в мирском чине.

Сей истории довольно для обнаружения истины и обличения прелести. И если ты с должным вниманием прочтешь настоящее письмо, соблаговоли передать его в Иверский монастырь духовнику батюшке Парфению, который, без сомнения, уразумеет, где истина, и вдвоем с ним позаботьтесь отклонить заблудшего Евфимия от греховных мечтаний. И если возможно, избавьте его от прелести, ибо тому, кто скрижаль ума своего превратил в запечатлевающий таковые мечтания фонограф ангела тьмы, нелегко полностью их отвергнуться.

Тщательно наблюдайте и за тем, чтобы не появлялись у вас иконы ложного Евдокима, то бишь «иерея Петра», дабы не оскорблять Духа Святого. Ибо таковое изображение будет к поношению истинного святого Евдокима и к вящей радости лукавого. Если же не прислушаются к беспристрастным моим советам, придет время и увидите конец человека сего, но будет поздно и весьма горько, ибо Вас и всех, поддерживавших то заблуждение, обличит собственная совесть пастырская.

Самое же последнее видение, которое Вы недавно мне описали (когда он видел «святого» литургисающим, между тем другие иереи объявлены были недостойными литургисать), есть наигоршая ложь, ибо приемлющий ее заводит ересь в Церкви Христовой. Возможно ли, чтобы святые являлись по смерти как литургисающие на том основании, что в нынешних иереях благодать бездейственна? Сие – чудовищное заблуждение ересиарха Макракиса, который считал священнодействия грешных священников безблагодатными и учил последователей своих, отыскав иерея праведной жизни, заново от него креститься, ибо прежнее Крещение, вполне вероятно, совершено было грешником!

Приношу наиглубочайшие извинения, если чем досадил, и остаюсь в совершенной к Вам любви.

Всецело Ваш друг монах Даниил иконописец  

Иверский скит, 20 февраля 1918 года

Преподобный отче! С величайшей радостью получили мы долгожданный Ваш ответ на посланную рукопись и со всей возможной тщательностью и самым пристальным вниманием изучили его. Весьма подивились козням сатаны, опутавшим многоизвестного Иерофея и несчастного Николаоса, а теперь и препростого старца Евфимия, с которым, без сомнения, приключилась бы беда, не отправь мы Вам для пресечения зла означенную рукопись. Ибо он под конец, можно сказать, почти «освоился» с бесом, предустроившим это отнюдь не ко благу несчастной своей жертвы. Но благословен Бог, сберегший доныне трезвенных и исполненных рассуждения духовных отцов, которые предвосхищают подобные обстоятельства и разрешают проблемы самого тонкого свойства, ускользающие от внимания других священников и духовников!

Посему безмерно благодарны тебе, возлюбленный во Христе брат, за то, что вывел нас из заблуждения, хотя справедливости ради должно сказать, что мы, оставаясь настороже, не подпали ему в такой степени, как старец Евфимий. Сей был главным действующим лицом и подвергся несравненно большей опасности; но простота, благоговение, добронравие, смирение и особенно готовность всегда открывать духовнику тончайшие свои помыслы спасли его, и человекоубийце диаволу не удалось распространить свои действия далее, поскольку мы сразу и давно уже узнали о содержании Вашего ответа Аверкию¹⁷⁷. Немедленно изменив тактику, мы наказали Евфимию в другой раз не слушать «святого», о чем бы тот не говорил, а если проявит настойчивость, сказать, чтобы шел показывать все это другим, а коли он святой – пусть сотворит чудо; и сказавши это, посмотреть, что тот предпримет. Заповедали ему также отложить попечение о часовне и обо всем остальном. И к великой нашей радости старец Евфимий принял все это с полным бесстрастием.

Зная от Вас о конце Иерофея и Николаоса, мы опасались, что старец не покается и либо утвердится в показном благочестии, либо охладеет совершенно. Он же сказал: «Как до нынешнего дня ни единой заповеди вашей не преступил, так и теперь, что велите, исполню. Я невежда, а вы, духовники и монахи, знаете мою веру и скажете, как поступать». Так, подобно мыльному пузырю, лопнули все ухищрения сатаны и расточились всуе действия его.

Ныне молим Бога на всякое время сохранять Вас, дабы Вы и впредь побеждали мысленного супостата и вызволяли из плена создания Божий, уклонившиеся по простоте и невежеству от правого пути. Веруйте, что безмерно большую мзду получите от Мздовоздаятеля Бога и вечную благодарность от нас. И если все предпринятое покажется Вам для скорейшего исправления недостаточным, сотворите любовь и просветите нас, да положим делу добрый конец. Примите бесконечную признательность и почтительную преданность моих собратьев.

Монах Маркиан иконописец

(Один престарелый инок, свыше сорока лет проходивший поприще аскезы в палестинской обители Святого Саввы, явил в горах и пещерах¹⁷⁸ многоразличные подвиги и победы над врагом. Но подпав, как человек, десному прельщению, муж сей в пространном письме моей худости просил указания, право ли совершается им путь горнего восхождения. Сам же он, по его словам, был извещен свыше, что посещающие его действия происходят от благодати, а не от прелести.)

Его Преподобию старцу Каллистрату радоваться о Господе!

Получив двадцать восьмого числа минувшего месяца святое твое послание, исполнился радости, а тщательно вникнув в содержание его, возвеселился духом при виде великого смирения, которое подвигло тебя описать моему недостоинству все свое житие вкупе с боголюбивыми трудами и подвигами из благочестивого опасения, не вотще ли ты бежишь¹⁷⁹, дабы, представив дело во всей ясности, с безраздельной верой испросить смиренное мое мнение.

Хвалю, святый старче, многое твое благоразумие и доброрассудную скромность за то, что ты, непритворно повинуясь установлениям и неложным советам отцов Церкви (которые внушают «ни в чем своему помыслу не доверять, но во всем следовать словам старцев, веруя, что лишь то одно хорошо, что ими одобряется; ибо невозможно впасть в прелесть бесовскую мужу, жизнь свою согласующему с судом и мнением преуспевших»¹⁸⁰) и ревнуя об истине, поспешил открыть мне все свои помыслы.

Полагаю, честный отче, что с твоей стороны неразумно было прибегать ко мне, недостойному и весьма далекому от познания деятельного и созерцательного. Но при содействии благодати Божией вера вопрошающего и чрез недостойных устрояет дела благопотребные и спасительные. Посему, уступая, ради любви твоей, боголюбивым вопрошениям, спешу удовлетворить благочестивую душу наставлениями отцов, оставивших нам, как неотъемлемое богатство, непогрешительные и подробные указания. Из них и узнаём мы, каковы неложные признаки людей, в добродетели божественной преуспевающих и, напротив, врагом спасения уловляемых.

Но прежде чем начать, убедительнейше прошу Вашу святость отнестись к тому, что последует, с подобающим вниманием. Сие, не будучи порождением нашего пресмыкающегося по земле разума, исходит от богомудрых отцов Церкви, от многовекового опыта и тонкого умения различать соблазны с десной и шуей сторон. Особо же остановлюсь на том, что совершено действием благодати Божией в наши дни, и на жертвах десного прельщения лукавого сатаны, каковые примеры доставят бесконечное утешение светозарному Вашему благоразумию, готовому вознаградить меня – верую в это! – молитвой и благопожеланиями.

И во-первых, хвалю божественную Вашу ревность, ибо, едва удалившись от мира, ты явил должное самоотвержение тем, что предпочел, по примеру преподобной Марии, тесный путь уединенного пребывания и, когда бы не запрет духовников, поспешил бы, без сомнения, в непроходимую и исполненную угроз пустыню.

Во-вторых, хотя подобная ревность похвальна, ты выказал себя достойным еще большей похвалы, вняв совету духовническому и не порываясь ступить на сей путь самочинно. А между тем многие, прежде подчинения опытным духовникам, силились подражать преподобной Марии и, не ведая о многоплетенных сетях лукавого сатаны, впали в различные обольщения и еще при жизни стали подобны жалким мертвецам. Но святыми отцами научены мы таковых печальных примеров отвращаться. Похвалы достойно и все бывшее с Вами по зачислении в обитель Святого Саввы, когда Вы старались избегать соблазнительного общения с иеромонахом Поликарпом, учившим уклоняться от монастырского послушания.

И после сего, находясь в Кораки¹⁸¹, ты подъял такие подвиги и труды, что совершенно удалил от себя всякое действие сатаны, покушавшегося обольстить подвижника видением света. И достойный за то всяческой похвалы, всем тем обязан ты благодати и человеколюбию Всеблагого Бога, которые и соблюли тебя невредимым от лукавых ухищрений врага-злоначальника. Ибо тот всего яростнее ополчается на проходящих подвиг безмолвия в святых обителях, особенно в нынешние трудные времена, когда по грехам нашим оскудели, увы, подлинные наставники. Посему немалой опасности подвергают себя все самовольно подвизающиеся и не состоящие под руководством духовным. Подобной опасности не знали иноки, избравшие стезю безмолвия в золотую эпоху монашества, когда в Палестине сияли преподобные Евфимий, Савва, Феодосии, Герасим, Георгий Хозевит и множество иных. Ибо во всех духовных нуждах прибегали они к покровительству равноангельных отцов и, открывая им свои помыслы, научались одни принимать, других избегать, каковое руководство приносило дивные плоды. Сие воистину так.

Скажем теперь и о «действиях Божиих», которые ты описал мне столь подробно и с такой доверительностью и которые, оставаясь непонятными даже во Христе братиям Вашим, вызвали среди них соблазн. Сия «благодать Духа Святого», как ты пишешь, начала посещать тебя явным образом, день ото дня умножаясь и сопутствуя тебе во всякое время на всяком месте. И спишь ли, трудишься ли, слушаешь ли поел едование сБожественной литургией, сердце и все тело твое непрестанно содрогаются, а ум зачастую приходит в исступление и бывает восхищен. Таковое возмущение и трепет сердца, производимые умом в состоянии исступления, как и проистекающее от чрезмерного сердцебиения сотрясение всего тела и головы, приключаются у тебя в особенности, когда заслышишь доброгласного псалта, а всего чаще – во время причащения Святых Таин. Замечая сие, братия весьма соблазняются, ибо по убожеству своему не могут уразуметь, что все описанное происходит «действием Духа Святого», как то было, по слову Вашему, и с Самим Господом, Который перед воскрешением Лазаря восскорбел духом и возмутился¹⁸².

Далее ты пишешь, что подобные действия признают неложными сами святые отцы-аскеты, и доказываешь то пространными цитатами не только из творений святых Григория Синаита, аввы Исаака, Каллиста Ксанфопула и Максима Исповедника, но также из Святого Евангелия и посланий апостола Павла. И сопоставляя отеческие свидетельства с вышеописанными действиями, заключаешь, что они совершаются Самим Духом Святым, как во всем с Ним согласные, ссылаясь при этом на свидетельство Григория Синаита о проявлениях действия Божия (что на странице 909 «Добротолюбия»): «В одних видится оно как свет восходящий, в других – как веселие трепетное, у тех – как радование, у этих – как радование, смешанное со страхом, а у кого-то – как слезы и страх. Радуется душа посещению и милости Божией, страшится и трепещет его, как повинная в прегрешениях многих». Прилагаешь и свидетельство святого аввы Исаака (из главы 15): «Плод его [внутреннего человека] начинается слезами. Когда достигнешь области слез, тогда знай, что ум твой вышел из темницы мира сего <...>. И тогда начинает он источать слезы, потому что приблизилась болезнь рождения духовного младенца, так как общая всех матерь, благодать, поспешает таинственно породить душе Божественный образ для света будущего века»¹⁸³.

Не вхожу здесь в рассмотрение близких по содержанию свидетельств святых отцов, которые приводятся Вами и в самом деле говорят о действии Святого Духа с указанием, каковы бывают признаки благодати и каковы – прелести. Предлагаю твоей любви лишь смиренное мое суждение – не в поучение (сего да не будет!), но ради памятования истины – о том, что же имели в виду названные святые. Но поскольку в основе его – свидетельства и доводы боговидных отцов, молю тебя, как благоразумного и трезвенного старца, отнестись к написанному с должным вниманием, дабы, прочитав несколько раз, избрать благое. Что же до моей худости, то она, опираясь на молитвы святых отцов и Ваши, труд сей полагает небесполезным.

Ты знаешь, всечестный старче, что супостатом добродетели и лютым врагом боговидного жительства имеем мы самого началозлобного диавола. Сей окаянный, из ненависти к божественным и преестественным дарованиям Святого Духа, кои подает просящим у Него сладчайший Господь Иисус, стремится прельщениями десными и шуими уловить подвизающихся, а наипаче тех, кто в трезвении и безмолвии проходит жизнь созерцательную.

Размышляя об этом, великие отцы Церкви, в особенности же именуемые аскетами (коих и твоя святость призывает в свидетели), обращают наш взор к умной молитве и говорят в этой связи о вещах высочайших и преестественных. Сии-то вещи предлагая в ложном свете, и покушается началозлобный змий на прельщение многих подвижников. Посему и написали нам отцы, каковы бывают признаки благодати и какие – прелести, чтобы, распознавая их, избегать хитросплетенной лести вражией.

Но поскольку сети врага многовидны и неудоборазличимы, все пытавшиеся проникнуть в духовную сию философию самочинно и помимо неложного руководства без единого изъятия прельстились и из безмолвников стали мечтателями и посмешищем для бесов. И хотя дело сердечной и умной молитвы принадлежит части созерцательной, все желавшие приступить к созерцанию прежде деяния впали в многоплачевную прелесть, ибо «деяние [есть] к созерцанию восхождение».

Что же до части деятельной, которая предваряет созерцательную, то желающий стяжать действие Духа Святого должен объять сию (разумею деятельную часть) безмерной преданностью и всеусильным исполнением на деле, дабы затем безопасно избежать мысленной сети вражией. И вновь скажу: не имеющий наставника подвергает себя немалой опасности.

Итак, каковы пределы части деятельной, кои надлежит пройти подвизающимся?

Первый и наиглавнейший – отвержение мира и всего, что в мире.

Второй – совершенное предание себя многоискушенному наставнику.

Третий – всецелое отсечение собственной воли и мудрования.

Четвертый – терпение искушений от бесов, от человеков, от немощей, от зложелателей и клеветников.

Пятый – тщательное храненение иноческих уставов: вседневного последования, положенного правила, коленопреклонений и бдений.

Шестой – чистое исповедание.

Седьмой – совершенное доверие и преданность духовнику.

С усердием исполненное, все сие возводит к нищете духа, то есть к блаженному смирению, радостотворному плачу, многой кротости, которыми последовательно созидаются евангельские блаженства, а затем к жажде правды – ненасытимому желанию исполнить и стяжать все добродетели. Тем, кто и сего достиг, прилагается чистота сердца, по реченному: Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят¹⁸⁴.

Когда же достигнет человек чистоты сердечной, престает часть деятельная и начинается созерцательная. Тогда и обнаруживают себя чрез умную молитву те признаки и действия Святого Духа, что в одних усматриваются как «свет восходящий», в других – как «веселие трепетное», в третьих – как «радование, смешанное со страхом» и так далее, в чем согласны все отцы.

Совершенное состояние достигается необходимым содействием трех вещей, из коих первая – благодать просвещающая, вторая – благодать очистительная, третья – благодать совершительная. И если первые две принадлежат части деятельной, то совершительная благодать – созерцательной.

И первая просвещает приступающих и новоначальных, утверждает их в страхе Божием, послушании, плаче, простоте, безмолвии, кротости, усердии к молитве и иных боголюбивых делах.

Вторая изглаждает нечистые страсти души и тела, изменяет гнев и похотение, прогоняет окаянное тщеславие, очищает сердце, уготовляя его к вселению Духа,– по слову Евангелия: и Мы придем к нему и обитель у него сотворим¹⁸⁵ и по реченному в другом месте: «НеобОженным невозможно спастись¹⁸⁶»,– говоря же вкратце, соделывает человека деятельнейшим исполнителем заповедей Божиих и повелений евангельских.

Третья же, к части созерцательной относясь, творит восприявших ее небесными человеками и земными Ангелами, иными словами, в горнее достоинство возводит, сподобляет причастия преестественных дарований Духа: святости, бесстрастия, тайнозрения, прозорливости и звания искреннейших друзей Божиих, чего достигли просиявшие знамениями и чудесами отцы и наставники.

Пишу отнюдь не в поучение Вам и без всякого намерения выказать себя преуспевшим в познании сих пренебесных вещей, но с единственной целью – определить метод отцов, открывающий подвижнику, что истинно, а что противно истине, каковы знамения благодати и знамения прелести. Итак, передам по порядку все воспринятое моим недостоинством у отцов, указавших неложные признаки жизни по Богу и действия Божия, сопутствующего [чистой] молитве.

В неослабном попечении о нас святые отцы настоятельно указывают не принимать во время молитвы никаких видений, будь то огня или света, Христа или Ангелов и святых.

И все отцы-аскеты единодушно и твердо заповедали хранить ум бесцветным, безобразным, немечтательным, ибо сказано: «Невещественно стой пред невещественным, и уразумеешь»¹⁸⁷, а согласно преподобному Нилу, «блажен ум, который стяжал во время молитвы совершенную безобразность»¹⁸⁸.

Вместе с тем, извещают отцы, у чуждых неверия благодать и действия Божий проявляются во время молитвы «в одних как свет восходящий, в других – как веселие трепетное, в одних – как радование, в других – как радование, смешанное со страхом»¹⁸⁹. Зная о том из опыта, лукавый демон является в виде Ангела Света еще не очищенным и самочинно предавшимся сему высочайшему деланию и, показывая им образы и действия, напоминающие до некоторой степени те, что сопутствовали небесным созерцаниям отцов, нашептывает: «Се благодати знамения, о которых свидетельствуют отцы! Се плач радостотоворный! Се радование, смешанное со страхом! Се молитва непрестанная! Се действие боготворное!».

Конечно, видения и действия у таковых бывают порой, ради многого их усердия, и вправду от Бога. Но обманутые впоследствии лукавым, как не имевшие истинного наставника, вводятся они в прелесть и вместо преуспеяния духовного и угождения Всеблагому Богу получают иной удел.

Согласно святому Каллисту Ксанфопулу, патриарху Константинопольскому, во время сердечной молитвы, прежде чем наступит действие духовное, случается у подвижника «покалывание некое в коже, наподобие озноба, и начинается разлитие теплоты от почек, как бы опоясующей их, и теплота эта принимается за прелесть, но сие не от прелести, а от естества, как некое [природное] состояние, сопутствующее таковому подвигу. Если же кто полагает это от благодати происходящим, мнение такое воистину ложно. Но хотя бы и было так, подвизающемуся надлежит сему не внимать, но отвращаться». Порой утех, с кем бывает такое, от обильного жара телесного выделяется пот. И тогда возбуждается в сердце святое действие, которое подвигает ум, как прилепившийся к божественному сему действию, из самых глубин своих непрестанно взывать: «Иисусе мой, Иисусе мой...». И далее у того же отца: «Но происходят внутри сердца и иные таинства, кои я не в состоянии описать. Ибо ум видит всю тварь и, будучи в исступлении от движений божественной энергии, как и от созерцаемых таинств Божиих, из глубины сердца возносит славословия, невыразимые посредством письмен. Ибо человек всецело исторгается тогда сим божественным движением от всего вещественного и чувственного. <...> Далее ум его бывает восхищен к небесным созерцаниям и видит таинства страшные, которые невозможно описать подробно. <...> И насколько очищается человек от прилогов сопротивного, настолько и зрит больше сего, если Духу Святому угодно».

Отсюда усматриваем, что прежде действия Божия могут проявляться такие вот свойства естества, и среди них дрожь и сердечная теплота, которым отнюдь не должен внимать делатель возвышенного сего делания. Равным образом не должен он видеть в них и действия благодати Божией, дабы не прельститься поневоле.

Этим я никак не утверждаю, святый отче, что и Ваш случай – дело прелести, ибо весьма вероятно, что Вы-то и стяжали благодать совершительную и все действуемое в Вас – ее плоды, ибо дарования Божии неотменны. Но видя непоколебимую веру, с которой Вы вопрошаете мое не достоинство, каким образом избежать соблазна среди братии (ибо они, по Вашим словам, наблюдая открытое проявление таковых действий, включая сотрясение сердца и всего тела, соблазняются, как не различающие в том знамений действия Божия), спешу, ради любви твоей, разъяснить в меру слабых моих сил, как пресечь главный соблазн и насколько неложны сии действия.

Но сердечно молю не искушаться, если я выскажу некоторое несогласие с Вашим суждением, ибо все мои братские о Христе предостережения почерпнуты из уроков боговидных отцов. Верую, что ты, как рассудительный и мудрый авва, исполнишь желание сердца своего и одновременно с посрамлением лукавого сатаны, устрояющего все к нашему прельщению, прославишь имя Господа Иисуса Христа.

Итак, относительно действий, которые ты, возлюбленный, описываешь, и в особенности по поводу частых и многократных содроганий телесных, спешу с прискорбием уведомить тебя, что таковые не от Бога, не от благодати Божией, но от зависти сатаны. Вселукавый враг, позавидовав прочим твоим добродетелям и подвигам ради Господа, насадил в тебе эти движения. Он-то и внушил благому твоему сердцу, что действия эти совершенно схожи с подлинным действием Божиим, как описывают его святые отцы, которым оно открывалось как «свет восходящий» и как «веселие трепетное».

В подтверждение сего да будут предложены следующие нелицеприятные доводы.

Первое. Видим, что святые отцы, описывая действие Божие и проявление его в теле и душе, ничего не сообщают нам о сотрясениях и возмущениях телесных. Но если подобные вещи все же происходят, то, по слову святого Каллиста Ксанфопула, подвижнику надлежит всячески того избегать. Если же припишем их благодати, то, без сомнения, впадем в прелесть.

Второе. Богоносные отцы в большинстве своем не только писали о действии Божием, но и сами сподоблялись проявлений его, наслаждаясь преестественными откровениями от Бога. Однако ни в ком из них не было замечено странных движений и сотрясений тела, и притом в присутствии сторонних лиц, хотя многие святые сии постоянно пребывали среди братии – то как простые иноки, то как игумены, то как архиереи или патриархи.

Свидетель тому – аскетической философии светоч преподобный Симеон Новый Богослов, описавший различные образы молитвы, а в гимнах и «Увещательных главах» своих наставляющий нас, как стяжать благодать Духа Святого. И хотя сам в преизбытке вкусил сих обоготворяющих действий благодати, тело его во время молитвы никогда не представало взору духовных чад и прочих как претерпевающее те или другие возмущения.

Равным образом не видим ничего подобного и у святых Григория Паламы, Григория Синаита, Каллиста, патриарха Константинопольского, которые в пору безмолвия своего сподобились горних явлений и много писали о деянии и созерцании.

Если же кто из них, пребывая в своей безмолвнической келье, приходил в видения и исступления, то, застигнутый своими учениками, не только не желал, чтобы это стало известно, но и невольным свидетелям, угрожая прещениями, не позволял разглашать увиденное до самой кончины его.

Третье. Но допустим, святый старче, что действие, которое ты полагаешь воистину Божиим, и на самом деле таково. Итак, если оно безупречно и неложно, надлежит, чтобы ему подражали другие и, в частности, твои братия во Христе, а их шестьдесят мужей. И когда все они, подражая тебе, взыщут такового действия, и тела их во время последования или Божественной литургии придут в одновременное содрогание и возмущение, что же получится? Незачем объяснять.

Четвертое. Благодать и действие Святого Духа, посещая человека, соделывают его трезвенным, тихим, душою и телом несмущаемым и по всему освященным, а все противоположные проявления, без сомнения, от лукавого. К тому же при Божием действии все движения и чувствования тела прекращаются, и хотя ум бывает восхищен в небесное созерцание и восхождение, тело остается покойным и неподвижным, во исполнение на нем речения апостола Павла: в теле ли – не знаю, вне ли тела – не знаю: Бог знает¹⁹⁰. Во время молитвы святых мужей тела их представлялись добродетельным очевидцам мертвенными и неподвижными; по прекращении же действия Божия молитвенники сии возвращались в обычное состояние. И ни в ком из них не усматривалось движений, производивших заведомый соблазн или нечто неполезное.

Пятое. Благодать Божия, вселяясь в сердце богомудрого мужа, весьма редко проявляется в виде явлений и внешних действий. И хотя Бог часто утешает истинных Своих друзей, утешений сих угодники Его сподобляются не среди множества людского, но в келье и пустыне. Отсюда явствует, досточтимый старче, что ты несколько обманулся, почему и молю тебя совершенно отвергнуть таковые движения. А поскольку действия эти, которые ты мнишь благодатными, за двадцать пять лет всячески укоренились, исконный враг душ наших наведет на тебя брань недоверия моим советам. Но ради победы над окаянным искусителем преподобию твоему, как старому воину Христову, надлежит прибегнуть к Господу нашему Иисусу Христу с молитвой: «Господь мой! Так как я обманут врагом и стяжал наведенные им телесные возмущения, полагая сие действием благодати Твоей, поспеши избавить меня. Ибо Ты ведаешь, Преблагий, что я при конце странствия моего, и да не посмеется супостат моему прельщению!».

Если так припадешь к Спасителю нашему Иисусу и к Приснодевственной Его Матери, веруй, что через малое время избавлен будешь. Одно только нужно – всячески противиться подступающему телесному возмущению, без устали повторяя: «Не приемлю сих движений, ибо знаю, лукавый демон, что от тебя они!». И когда вменишь их ни во что и безобразно помолишься, сам уразумеешь истину. Но знай, что поначалу встретятся немалые затруднения, ибо долговременная привычка, с одной стороны, и зависть бесовская – с другой, не допустят тотчас одолеть искушение. И хотя бы до времени не отступало, веруй, что презрев его, получишь от Бога венец исповедничества, как вступивший в единоборство с самим изобретателем зла, многохитростным змием.

Имею благое упование, что ты победишь врага и отринешь сии прилоги, ибо знаю твою скромность и крайнюю простоту, любовь к Богу и ближнему, искренность с братиями и боязнь осуждения. Не дивлюсь и не осуждаю тебя, возлюбленный, ибо безгрешен и непобедим один лишь Бог. Видим и многих святых мужей, впадавших в подобное искушение, но не отвергнутых, а дивно спасенных Человеколюбцем Иисусом. Не был разве отец наш Кирилл Филеот мужем величайшей святости и духовного опыта? Как же при самом конце жизни впал в столь страшное искушение?¹⁹¹ Однако Всеблагий Бог не отринул его до конца, но чудесным образом спас.

Не впали разве по неведению в богопротивные ереси и авва Герасим, и Иоанникий Великий, и блаженный Августин? Но, домостроительством Божиим избавленные от сих, и поныне прославляются они всею Церковью. И как те, сохранив неповрежденными другие дивные добродетели, не были оставлены Богом, так и твоя честная глава стяжет венец победы.

Что же до чрезмерной твоей уверенности и закоснения в помысле, то я счел за благо добавить сюда рассказ об одном происшествии, которое относится к нашим временам, согласуется с предыдущим утверждением и, несомненно, укрепит Ваше Преподобие.

В одном общежительном монастыре Святоименной Горы жил монах по имени Алипий, который весьма ревновал о спасении и прилежал умной молитве. Пребывая по ночам в винограднике своей обители, он молился вслух, вникая в каждое слово, и однажды ощутил телесную дрожь и трепет сердечный. Поначалу убоявшись, Алипий немного погодя сказал себе: «Мое дело – усердно молиться; что сотворит мне диавол?».

И так продолжал молитву, которая сопровождалась с тех пор сотрясением всего тела. Укоренившееся в нем действие стало известно всем отцам обители и произвело немалый соблазн. Ибо когда трясло Алипия, те же движения странным и непонятным образом передавались всем поблизости бывшим. Стоило ему явиться в храм и стать на молитву, как братия, размещавшиеся в смежных стасидиях¹⁹², начинали – со стасидиями вместе! – двигаться в некоем подобии пляски при подергивании всех членов. Когда же возвращался он в келью, сотрясалась и та, словно новый Везувий, а заодно кельи соседей – дело поистине неслыханное!

При виде такого бедствия игумен и старейшины поместили Алипия в малую часовенку и, выдавая ему по пятнадцать драми¹⁹³ хлеба на день, повелели иереям поочередно читать над несчастным молитвы и заклинания. Но несмотря на все труды, странные действия лишь усиливались. Наконец Алипий решил – не знаю почему – обратиться к моей худости, и я высказал свое суждение, а проще говоря, посоветовал ему, что делать.

Когда Алипий в сопровождении брата той же обители явился ко мне, я, оказав им подобающую любовь и гостеприимство, принял затем болящего наедине. Выслушав подробный рассказ и исповедь за всю жизнь от юности, я спросил, что сам он думает о причине своих страданий и действия, коему доныне подвергается. И услышал в ответ: «Откуда бы ни шло оно – от благодати Божией или от зависти вражией, а мне, полагаю, до последнего вздоха должно держать молитву. Пусть беснуется диавол; я призываю имя Христово, и оставить спасительное сие имя никак не могу!».

Я же возразил: «Хотя бы ты, возлюбленный, и блажен был и исповедником соделался, подобает нам тщательно исследовать, не вотще ли бежим¹⁹⁴, дабы, думая быть с Богом, не стяжать иной удел. А посему позволь заметить, что ты горько заблуждаешься в следующих трех вещах.

Первое. Надлежало, возлюбленный, чтобы усердным твоим занятиям молитвой предшествовала часть деятельная. А между тем именно здесь, как оказалось, ты сильно хромаешь, послушания достаточного не стяжав, гневу и любопрению прилежа, волю свою и мудрование постоянными спутниками имея.

Второе. Предаваясь молитве, возводишь то в великую добродетель и полагаешь, что соблазнительное для других возмущение тела наведено на тебя супостатом-диаволом из зависти.

Третье. Не пренебрегая во время молитвы сим сатанинским действием, усматриваешь в нем исполнение всесвятой воли Божией (которая-де соблаговоляет происходящему), чем прогневляешь благость Его, упорно держась заблуждения вместо истины. Да и как дерзнул ты самочинно, без опытного наставника, приступить к сему преестественному деланию?».

И когда от многих писаний доказал Алипию его заблуждение, по благодати Божией пришел он в чувство, уразумел прелесть бесовскую и взыскал предложенного мною исправления. Я же посоветовал, если хочет совершенно исцелиться, следующее. Во- первых, оказывать полное послушание всем повелениям игумена; во-вторых, не вникать в чужие дела и не осуждать братии; в-третьих, при произнесении молитвы Иисусовой ни во что вменять любые сотрясения телесные, не дозволяя уму соуслаждаться сатанинским действием, которое он, Алипий, доселе обманывавшийся, почитал благим и полезным, и так содержать ум и помышление чистыми от сего восприятия. Когда же найдет привычное движение, то, презрев его, мысленно взывать ко Господу нашему Иисусу Христу и тем избежать болезнетворного спутника.

С непоколебимой верой принял он смиренные наставления и советы и вскоре по возвращении в обитель избавился с помощью Божией от наваждения, стяжав, сверх того, уважение и любовь братии добрым житием, а наипаче – послушанием всем и каждому.

В доказательство истинного обращения и богоугодного жития Алипия упомяну о святом послушании, которое он исполнил столь доблестно, что все дивились.

Инок той обители, тиносский уроженец Евдоким, за грехи, ведомые одному Богу, впал в мучительное беснование, которое помимо бесчинных воплей, ругательств и разрывания пут, сопровождалось непрестанным самоопорожнением кишечника. И поскольку ухаживать за ним никто из братии не брался, служение это выпало Алипию. Тот безропотно ходил за Евдокимом три года, возложив на себя все заботы о больном и мужественно претерпевая от него любое досаждение. Крайнее послушание и безмерное терпение Алипия достигли того, что больной проникся к нему особым почтением и, бесстыдный с другими братиями, при служителе своем делался кроток и тих. Посему Алипиево присутствие оказывалось, можно сказать, намордником для безумия Евдокима.mПомимо забот о том, чтобы пища больного всегда была чистой, а сам он – опрятным, Алипий ежедневно вычитывал ему дневное последование и вечерню.

Через три года страданиям Евдокима наступил конец, и он, придя за неделю до смерти в полное умиротворение, предал душу Богу. Благословенный Алипий, назначенный после того больничником и много преуспевший в служении братии, напоследок заболел чахоткой и через три года отошел ко Господу сам. Дивно то, что он предузнал час своей кончины, ибо в день субботний, причастившись со всеми Святых Тайн и выглядя вполне бодрым, сказал одному из самых близких братьев: «Сегодня около вечерни изыду отсюда», и едва лишь наступил час вечерни, в самом деле преставился. И дабы не упустить из виду важнейшее доказательство полного его исправления, великого послушания и смирения, замечу: с того дня, как Алипий узнал мою худость и был извещен обо всем, что Бог, по молитвам моим к Нему, открыл для его спасения, он регулярно исповедовал мне в письмах все свои помыслы, а написанное мною неукоснительно претворял в дело. Со своей стороны и я, ради любви его, дважды приходил в ту обитель и всякий раз сподоблялся глубочайшей благодарности за дивную перемену.

Описаный случай не допускает иных толкований, ясно показывая, куда может уклониться праведник, каковы признаки прелести и, напротив, неложного жития.

Исполненный надежды, что дружеские мои остережения будут выслушаны и я удостоюсь утешительного ответа, пребываю всецело Вашим во Христе братом.

Писано в Катунаках, в исихастирии Всех преподобных Отцов, на Святой Горе подвизавшихся 2 апреля 1916 года. Монах Даниил иконописец