Изъяснение великого и ангельского образа

Жительство иноческое не нуждается в наших ходатайствах, похвалах или оправданиях, в себе самом являя высочайшее свое достоинство, воспеваемое неисчислимым множеством уст – от богомудрых отцов и святых мужей до Вселенских и Поместных Соборов, коими оно удержано и святыми правилами ограждено. Более того: Православная наша Церковь Христова признала в нем одно из святых ее Таинств⁷⁰, составив особый чин пострижения и канонически закрепив все, что образует суть сего Таинства.

А о том, какие Божественные плоды принесло оное жительство в Церкви и во всем [православном] сообществе, свидетельствуют сами дела. И во-первых, через боговидных учителей Церкви – тех, что по окончании сего училища подвига и крайнего безмолвия горним устремлением ума явили себя как превысшие страстей и всего земного, а деянием и созерцанием – как сосуды Духа Святого, Церкви светочи, Святой Троицы богословы, чьи бессмертные писания утвердили верных, лютых же волков, то есть еретиков злославных, далече от стада Христова отгнали. И во-вторых, поскольку жительство то есть исполнение неложного законоположения евангельского, все проходившие поприще, с иноческим согласное, достигли победы над лукавым сатаной, соделались «светом миру» и примером христианского шествия для мирян.

А так как весь путь монаха подразумевает смерть для мира и дел его, желающий подвизаться в боголюбивом жительстве иноческом должен оставить, по велению Святого Евангелия, родителей, сродников и друзей, а сверх сего – душу свою, то есть желания и мнения, взять крест Христов и последовать Ему со всяким самоотвержением. И это – не каждого удел, но тех, кто, пребывая в мире, хотят проводить жизнь добродетельную и Христу угодить. Не могущие в греховных условиях мирских насытить высшие стремления духа, очиститься от страстей и заблуждений, поспешают они к уединенному пребыванию, одну имея заботу – спасение души. С этим согласно и речение Спасителя нашего: какая польза человеку, если он приобретет весь мир, а душе своей повредит? ⁷¹.

Вот почему направляемые такой любовью к Богу и живым ощущением Его не погрешили против цели, но достигли ее при содействии благодати Божией и, на земле будучи, показали путь равноангельный, по которому и монашеское житие именуется «ангельским».

Но хотя житие то и явило столь выдающиеся плоды, хотя чрез него и взошло на горизонте Церкви множество небошественных и богоносных отцов, не только деяниями и чудесами, но и бессмертными писаниями всячески нас облагодетельствовавших,– однако имеется у него немало недругов, и не только из среды злославных еретиков (ибо те, разлучившись с благочестием и отпав от тесного и прискорбного пути Евангелия, должны, само собой, и на монашество нападать), но, к несчастью, и из наших многие, которые, похваляясь ученостью, святой образ иноческий хулят и порицают. Они не стесняются дерзко заявлять, что в средние века путь сей многие благородные души ввел в прельщение, что ввиду угнетенного положения народа большинство монашествующих оставляло мир из нужды⁷², что монашество не вытекает из заповедей Святого Евангелия и потому есть грубое заблуждение. Но глаголющие и мудрствующие так не видят, что при свете чистой истины оказываются предателями, чуждыми Церкви.

Пусть скажут они, какие житейские тяготы понудили Антония Великого, все имение раздавшего в один день убогим и нищим, водвориться в пустыне? Какой гнет привел к тому, что и Григорий Богослов, и Василий Великий, и Амфилохий Иконийский по окончании обучения своего предпочли горы Понта? И из других преподобных – будь то Евфимий Великий, Савва Освященный, Харитон Исповедник, Феодосий Великий и множество иных мужей величайшей святости,– избрал ли кто пустыню под гнетом внешней необходимости? Равным образом все проходившие пустынное жительство на горе сей, именуемою Святой: Афанасий и Петр Афонские, Максим Кавсокаливит, Павел Ксиропотамский, Симон, оба Григория – Синаит и Палама – весь сонм преподобных афонских сделали это, как доподлинно известно, не по принуждению, но единственно из любви к горнему. Взыскуя безмолвия, все они оставили мирские занятия, как корень бесчисленных зол, и облобызали иноческое жительство, дабы в нем посвятить себя Богу и по очищении души и тела от всякого сластолюбия неослабно работать Ему постом и молитвой.

Но что всего удивительнее, превосходнее и, сверх того, обнажает высшую природу философии иночества, есть сам корень смиренномудрия сих святых, в преизбытке почерпнутого из самого, так сказать, существа Евангелия. Ибо они отринули мир и все сущее в мире не для суетной славы, но по презрению к ней и во избежание душепагубной похвалы. Всех просиявших на небосводе монашества и прославленных Церковью святых отличала общая забота – скрыть свои добродетели. Но чем глубже таились, тем большую славу получили от Бога (чему свидетельством их жития), так что великое бесчестие вменилось им в честь, а безвестность – в торжество.

А что для монаха сие – наиважнейшее, усматриваем из слов преподобного Макария Александрийского, ибо тот на вопрос некоего усердного подвижника, полезно ли для души вкушать дважды в седмицу и спасется ли он, отдавая половину рукоделия своего нищим и совершая ежедневно триста молитв, вопросил в свой черед: «Вменяешь ли бесчестие в честь и бесславие в славу?». И услышав «нет», молвил: «Ничто из названного тобою не принесло тебе пользы».

Вот, собственно, и цель, и главный признак деятельного монашеского жития. Почему и необходимо, чтобы упражнению в подвигах сопутствовали, в первую очередь, долготерпение и смиренномудрие. В заботе о том отцы утвердили основанием монашества нищету духа, то есть блаженное смирение с послушанием, которые, будучи достигнуты, изгоняют окаянное тщеславие и приуготовляют инока к исполнению остальных заповедей блаженства.

А что иноческое жительство укоренено в Святом Евангелии, сами же иноки – истинные последователи апостолов, явствует из обращения Господа к первоверховным Его ученикам: идите за Мною, и Я сделаю вас ловцами человеков⁷³.

Следуя тому же зову, оставляют и монахи по любви к Спасителю родителей, братьев, сродников, всех близких, не говоря уже о славе и богатстве житейском, и мужественно возлагают на себя крест Господень с единственной целью – шествовать за Христом. Нищими и нагими вышли апостолы на проповедь Христову; нищими и нагими простираются монахи на борьбу со страстями и тремя главными супостатами – миром, плотью, диаволом. Христос, призвав учеников следовать за Ним, не сулил ни услад, ни славы, ни широкого пути, но путь тесный и прискорбный: лютые гонения, злобу врагов, многоразличные тяготы, а в конце – мученическую смерть. Верные тому же правилу, шествуют на подвиг и монахи, соделываясь небесными согражданами апостолов и сподобляясь многих дарований от Бога.

Но возможно, недруги монашества приведут и такой довод: «Апостольский и монашеский пути нимало не схожи! В самом деле, апостолы, наученные и посланные на проповедь Самим Господом, собрали дивную жатву, пленив язычников в познание Христово; монахи же, хвалясь тем, что отвергли мир и последовали Христу, не подражают апостольской проповеди, но, подобно трусливым воинам, бегут с поля битвы в пустыни и монастыри, не сотворив достойного плода».

От кого исходят такие упреки? От людей душевных, к кому относится слово Писания: Душевный человек не принимает того, что от Духа Божия, потому что он почитает это безумием⁷⁴. Таковым неведомо истинное различие между апостолом и монахом, учителем и учеником, начальствующим и подначальным. Но согласившись принять его и вникнув в замысел Господень, признали бы они, несомненно, и то, что сии два рода жизни, апостольский и монашеский, имеют общим законоположником Самого Христа.

Поясним сказанное. Призванные Христом, апостолы тотчас, без колебаний, но с твердою верой отправились вслед Ему, умертвив свою волю, мнения и предпочтения, всю былую жизнь. Взяв крест, взирали они с той поры лишь на Богочеловека Иисуса, Спасителя мира, а посему, премного возлюбленные от Господа и дивно Им облагодатствованные, победили все страсти и прилоги врага.

Иисус Христос, как прямой Наставник апостолов, наделил их многими дарами, а в день Пятидесятницы ниспослал Духа Святого. Вкупе с прежними величайший сей дар сообщил им силу проповедовать, глаголать иными языками и творить превосходящие всякое естество чудеса.

И не удивительно! Ведь им надлежало выйти, подобно овцам среди волков, на великий подвиг – проповедовать Евангелие всем народам. А сколько их было? Двенадцать ближайших учеников Спасителя, да других семьдесят. Итак, без преизобилующей и неизреченной благодати возможно ли было в столь краткое время и при самых неблагоприятных условиях просветить евангельской вестью все концы вселенной? Но, сопоставляя апостолов с последующими святыми, богоносные отцы ясно показали, что один апостол равен по силе Вселенскому Собору. Да и могло ли быть иначе? Ведь каждый апостол, обходя, как на облаке, города и обширные области, проповедуя и поставляя там епископов и священников, обращал и крестил целый народ. А в наши дни и тысячи миссионеров, если таковые найдутся, не совершат малой доли того, что достигнуто проповедью одного апостола! Отсюда видно, что сия превосходящая естество благодать дана была лишь апостолам, стяжавшим чрез наитие Духа Святого всю полноту дарований и совершенств, тогда как бывшие по ним святые Церкви Христовой сподоблялись дарований Божиих постепенно и последовательно, по мере возрастания в добродетели и боговидном жительстве.

Монашество тогда лишь согласно со всесвятой волей Божией, когда ревнует об исполнении Евангелия; напротив, сведенное лишь к одеянию, без подвига и усердного исполнения обетов, не исходатайствует оно душам нашим никакой пользы.

Как стены гимназий и аудитории университетов сами по себе, без должного преподавания наставников и прилежания учащихся не доставят знаний, так без постоянного упражнения в иноческих добродетелях невозможно монаху стяжать победные венцы.

Величайшее предназначение его открывается, как мы уже сказали, не только в размышлении о высоте равноангельного жительства и произнесении формулы обетов, но в неуклонном исполнении страшных сих обещаний, приносимых пред святыми Ангелами и Самим Христом, Которому дадим ответ в том на Страшном Суде.

Как молитва Господня «Отче наш» дарована не затем, чтобы удовольствоваться буквой ее, но чтобы черпать в ней, как в источнике приснотекущем, образец всех прошений наших к Отцу Небесному, так молитвословия и все последование ангельского образа, включая и сами формулы обетов монашеских, нимало не послужат стяжанию святости без вседневного памятования о них и непрестанного самопонуждения к исполнению делом. Настоящее рассуждение предполагает в качестве монашеского руководства, по возможности, сделать это доступным всякому добросовестному монаху, чтобы возжечь в нем сознание высоты сего таинства, как и ответственности за то, чтобы всегда быть его достойным. Отсюда и забота наша об истолковании сего таинства не столько по букве, сколько по духу и существу, ибо все надлежащее его последование и относящиеся к нему молитвы нашей Церкви доступны даже некнижным инокам, возымевшим произволение получше в него вникнуть.

Обратимся же к изъяснению и истолкованию ангельского образа в помощь боголюбивым инокам, подвизающимся исполнить его в жизни, дабы всякий день воспламенялась ревность их и возгорался светильник навстречу Жениху.

Согласно уставу о святом ангельском образе, как излагают его отцы Церкви, и в особенности Василий Великий, ищущий пострига должен ревновать не только о стяжании рясы и схимы. Равным образом да не будет, чтобы мира отвергающийся мир сей почитал греховным! Ибо не мир зол, а побуждения, в нем действующие. Но достойно оставляют мир лишь искатели жития непорочного и всецело чуждого интересам мирским, дабы в несении благого ига Христова и совершенном отчуждении от всего внешнего спасительное произволение свое делом исполнить.

В жизни иноческой преуспеют окрыленные такой любовью и ради нее мир отвергшие, но отнюдь не те, кто сделал это с иной целью. Посему отцы Церкви установили всем ищущим монашества трехлетний испытательный срок, кроме редких исключений, которые сами же порой допускали.

Но для кого допускались подобные исключения? Без сомнения, не для юных телом и разумом, но для искушенных в добродетели и еще в миру приготовивших себя к иноческому пути упражнениями духовными.

Итак, всех приступающих к монашеству и причисляемых, согласно правилам, к общежитию, пустынножительству и прочим видам иноческого пребывания, надлежит, после того как уверились они, что имеют силы и усердие к исполнению спасительного своего намерения, со многим рассуждением к постригу приуготовлять.

Накануне вносят монашеские одежды постригаемого в святой алтарь и полагают у подножия престола. И при совершении поутру Божественной литургии становится постригаемый против Царских врат неопоясанный, необутый, с непокровенною главой. После Малого входа и пения антифонов читается дневной кондак на Славу, а на И ныне ныне поется умилительный тропарь Объятия Отча. Во время пения не должно оставлять без внимания точный смысл тропаря и цель, коей ради Церковь Христова установила петь его при пострижении. Сей тропарь, как всем нам известно, восходит к притче о блудном сыне, который расточил полученное от отца богатство, то есть впал в бездну разврата и растлил греховной жизнью все сокровище душевных сил, погубил сыновнее достоинство, все дарования Божий, пленен был ненавистником добра, но, опамятовавшись, увидел, откуда ниспал и в какой беспросветный хаос погрузился, воспомянул безмерное человеколюбие отца своего и со слезами раскаялся в том, что по неразумию содеял. И устремился к милостивому родителю, еще издали взывая: отче, я согрешил против неба и пред тобою!⁷⁶. Но отец, предварив, обнял его и ввел в прежнюю честь. И поскольку в монашеском пострижении вспоминается возвращение блудного сына, постригаемый предстоит алтарю нагим⁷⁷, с великим трепетом (о, трепет умиления!) и сокрушением сердца, но и в надежде стяжать Божию милость, отринуть вкупе с мирским одеянием все ненавистные ему ныне заблуждения мира и, взяв крест свой, с готовностью последовать Господу и Спасителю Иисусу Христу.

Итак, песнопение Объятия Отча, как и предваряющие его умилительные антифоны, положено здесь не без цели, как всего лишь вводная часть уставного последования,– нет, но показует приступающего самим блудным сыном, который вопиет: «Согреших, Отче, на небо и пред Тобою!». И кто, имея единомысленный разум и внимая столь умилительному чину, не восскорбит и не исповедует со слезами безмерную высоту настоящего таинства? Кто не содрогнется при виде юноши в полном расцвете умственных и телесных сил, добровольно приходящего необутым и непокровенным ко святому алтарю в присутствии многих иноков и иных свидетелей для снискания милости Божией и обещания шествовать тесным и скорбным путем, на котором отвержению подлежат все услады и радости мира?

Но вернемся к началу. По исполнении антифонов, священных сих песнопений, постригаемый⁷⁸ входит со всяким трепетом, неопоясанный и необутый, во святой храм⁷⁹ и, поклонившись святым иконам Господа нашего Иисуса Христа, Владычицы нашей Богородицы и святого обители, полагает поклоны на оба клироса, тайно испрашивая молитвы святых отцов. Затем творит поклон настоятелю (или старцу, взявшему на себя обязанность восприемника), находящемуся у иконы Спасителя, и, словно осужденник, становится пред Царскими вратами, крестообразно сложив руки.

Вопрос: Что пришел еси, брате, припадая ко святому жертвеннику [алтарю] и ко святей дружине [святому сообществу] сей?

Ответ: Желая жития подвижнического⁸⁰, честный отче.

Что означает слово «подвижнического»? Оно происходит от существительного «подвиг» и глагола «подвизаться»; иными словами, постригаемый желает монашеского жития – упражняться, или «подвизаться», в добродетели.

Вопрос: Желавши ли сподобитися ангельскому образу и сочетатися [быть причисленным к] в лик монашествующих?

Ответ: Ей, Богу содействующу [да, при Божием содействии], честный отче.

На вопрос, почему Церковь допускает именование монашеского образа ангельским, укажем несколько причин. Во-первых, потому, что Силы Ангельские, будучи бесплотны, соблюдают девство и всецелую непричастность плотским усладам и страстным помыслам. Равным образом истинные монахи, хотя и носят плоть, но всячески ревнуют о том, чтобы чрез совершенный подвиг и боголюбивую брань достичь таковой чистоты ангельской.

Во-вторых, Ангелы день и ночь непрестанным занятием своим имеют славословие

Бога. Сему подражают и монахи, денно и нощно Его славословящие. Ибо, кроме установленных молитв, боголюбивые иноки непрестанно глаголют в сердце своем: «Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй нас, грешных» и так, словно Ангелы, Богу собеседуют.

В-третьих, поскольку нет у Ангелов ни гордыни, ни взаимной зависти, ни вражды, но одна лишь любовь великая, смирение и братолюбие, то и верных сему правилу иноков справедливо зовут «равноангельными».

В-четвертых, Ангелы не знают иного попечения и помысла, кроме исполнения воли Божией, в чем должны подражать им и монахи.

В-пятых, боголюбивые деяния, всяческое благородство и прочие ангельские добродетели стремятся приобрести и иноки, для чего, будучи естеством телесны, употребляют свободное произволение и на пути том достигают бесстрастия.

Итак, образ иноческий по достоинству называют ангельским, что выяснится далее и при истолковании символического значения кукуля.

Иерей на вышеприведенный ответ постригаемого глаголет: Воистинну, добро дело и блаженно избрал еси, но аще и совершиши ё [если только исполнишь его]: добрая бо дела трудом стяжаваются [приобретаются] и болезнию исправляются [и тяжкими усилиями достигаются].

Вопрос: Не от некия ли нужды или насильства?

Иными словами: не из корысти ли, не с иной ли какой целью и не по чужому ли принуждению?

Ответ: Ни, честный отче.

Вопрос: Вольною ли твоею мыслию приступавши ко Господу?

Ответ: Ей, Богу содействующу, честный отче.

Вопрос: Отрицавши ли ся мира и яже в мире, по заповеди Господней?

Видите ли, что говорится здесь – что отвержение мира происходит по заповеди Господа, рекшего: если кто хочет идти за Мною, отвергнись себя⁸¹.

Ответ: Ей, Богу содействующу, честный отче.

Что означает «Богу содействующу»? То, что какие бы добродетели ни стяжал монах, не себе должен их приписывать, но помощи Божией, без которой ничего невозможно достичь.

Вопрос: Претерпиши ли всякую скорбь и тесноту монашескаго жития Царствия ради Небеснаго?

Ответ: Ей, Богу содействующу, честный отче.

Вопрос: Сохраниши ли себе в девстве и целомудрии, и благоговении?

Ответ: Ей, Богу содействующу, честный отче.

После сих страшных обетов постригающий начинает святое оглашение. Несмотря на возможность отослать заинтересованных монахов к Святому Евхологию⁸², мы все же приведем его как оно есть, с малыми лишь упрощениями для большей внятности, чтобы они, имея его под рукой, черпали оттуда вещество к воспламенению святого своего желания 5 .

Смотри, чадо, какие обеты приносишь Владыке Христу. Предстоят здесь невидимо Святые Ангелы, записывающие исповедание твое, которое взыщет Господь наш в день грядущего Суда. Итак, указую тебе (то есть советую и увещеваю) последовать совершенному житию, в котором открывается путь подражания Господу, свидетельствуя (то есть утверждая через свидетельство) о том, чего подобает держаться и чего избегать. Отвержение мира (то есть отречение от него) воистину не иное что есть, как несение креста до смерти. Итак, знай, что от настоящего дня распнешь и умертвишь себя для всех услад мира через совершенное отвержение [их]. От сего дня отвергаешься родителей, братьев, жены, сродников, товарищей, друзей, обязательств [житейских], мирских сует, попечений, приобретений, имений, пустой и суетной славы; и не только вышеназванного отвергаешься, но и собственной души, по слову Господа, рекшего: Кто хочет по Мне идти, пусть отвергнется себя, возьмет крест свой и последует Мне⁸³ . Итак, если воистину восхотел Ему последовать и желаешь неложно назваться Его учеником, уготовься отныне не к похвалам, не к беспечальному пребыванию, не к наслаждению или иному чему из земных радостей и услад, но к броням духовным, укрощению плоти, очищению души, нищете совершенной, плачу непорочному, всяческим скорбям и трудам радостотворной жизни по Богу. Будешь и жаждущим, и наготующим, и оскорбляемым, и поношаемым, и гонимым, и искушения многие претерпевающим, ибо в таковых испытаниях являет себя жизнь по Богу. И когда все сие претерпеваешь, радуйся, ибо велика будет награда твоя на небесах. Итак, радуйся и веселись, ибо ныне избрал тебя Бог, отлучил от мирской жизни и поставил как пред лицом Своим, в предстояние монашеского чина и в воинство ангельского жития, на высоту небесноподражательного жительства, чтобы ангельски поклоняться и служить Ему, помышлять и искать горнего, согласно Апостолу: Наше же жительство – на небесах⁸⁴ . О новое призывание! О дарование таинства! Ныне ты принимаешь, брат, второе Крещение от преизбытка даров Человеколюбца Бога, которыми очищаешься от грехов и сыном света соделываешься, и Сам Христос и Бог наш радуется с Ангелами твоему покаянию, закалая откормленного тельца. Итак, поступай достойно сего призывания. Наблюдай, чтобы избавиться от пристрастий суетных, возненавидь похоть, к дольнему влекущую, все желание свое к небесному устреми. Никогда не озирайся вспять и не будь как жена Лота или пес, пожирающий собственную блевотину, дабы не исполнилось на тебе слово Господне: никто, возложивший руку свою на плуг и озирающийся назад, не благонадежен для Царствия Божия⁸⁵ . И в самом деле, немалая есть опасность, что ты, пообещав хранить обеты сии, впоследствии, по небрежению или беспечности, опять устремишься в мир и отлучишься духовного отца и подвизающихся с ним братии или, оставаясь в святой обители и [по видимости сохраняя верность] жизни подвижнической, жить станешь нерадиво. Много строже ответит такой на Страшном и нелицеприятном Судище Христовом, и лучше бы ему не обещать, чем нерадиво нарушать обещания, чтобы не исполнилось на нем речение: «Лучше не клясться, чем клясться и не воздать»⁸⁶ . И не помысли в себе, что во время малого твоего испытания достаточно поборолся с невидимой силой вражией, но узнай, что от сего дня еще большую борьбу подымешь для отражения врага. Никогда не сможет он одолеть тебя, ибо застанет огражденным верой духовному отцу и правым во всяком послушании и смирении. Посему пусть удалятся от тебя непослушание, прекословие, гордыня, ревность, зависть, крик, хула, тайноядение, дерзость, любая особая приязнь, болтливость (то есть пустословие и суесловие), спорливость, ропот, нашептывание, приобретение какой-либо вещи в собственность и все иные виды порока, из-за чего грядет гнев Божий на сие совершающих, в ком начинает укореняться ненавистник душ наших демон. Но приобрети вместо сего то, что подобает святым: братолюбие, безмолвие, долготерпение, благоволение, размышление о Божественном Писании, хранение сердца от скверных помыслов, посильное делание, воздержание, терпение до смерти, о чем отцу [духовному] обещание давал прежде, и полное откровение тайн сердца твоего, как Божественные установления Церкви предписывают. Ибо говорится: крестились, исповедуя грехи свои⁸⁷ .

Вопрос: Все, что исповедал с надеждой на силу и благодать Христову, обещаешься ли сохранить до скончания своей жизни?

Ответ: Да, с Божия содействия, честный отче .

Затем иерей глаголет молитву:

Всещедрый убо Бог и многомилостивый, пречистым утробы неизследимыя благости Своем отверзаяй всякому приходящему к Нему, желанием и любовию теплою, рекий: «Аще бы и жена забыла исчадие свое, Аз же не забуду тебе», и твое ведый желание, и к предложению [расположению] твоему прилагая яже от Себе силу ко исполнению заповедей Своих, да восприимет, и объимет, и защитит тя, и будет ти стена тверда от лица вра-жия, камень терпения, утешения вина [причина], благомощия Податель, благодушия Снискатель, мужества Сподвижник, свозлегая, свостая [с тобою возлегая и восставая], услаждая и веселя сердце твое утешением Святаго Своего Духа, сподобляя тя и части святых и преподобных отец наших Антония, Евфимия, Саввы и иже с ними, и всех святых, с нимиже и наследиши Царство Небесное, во Христе Иисусе Господе нашем, Емуже слава и держава, и Царство, и сила, со Отцем и Святым Духом, ныне и присно, и во веки веков. Аминь.

Иерей трижды осеняет крестным знамением главу постригаемого и, обратившись на восток, произносит: Господу помолимся. И молитву:

Сый Владыко Вседержителю, вышний Царю Славы, Иже с живым и ипостасным Твоим Словом и от Тебе исходящим Духом истины, господствуяй всякою теорию, видимою же и невидимою; Боже, седяй на Херувимех и трисвятым гласом от Серафимов воспеваемый непрестанно, Емуже предстоят тысящи тысящ и тмы тем святых Ангел и Архангел воинства. Ты еси Свет, просвещаяй всякаго человека, грядущаго в мир; умоляемь от Святыя Богородицы и Приснодевы Марии и всея Небесныя Твоея Церкве первенец [Церкви первенствующих] во Иерусалиме! Призри милостивным оком на смирение раба Твоего (имярек), иже возложи и исповеда пред многими свидетели; совокупи дарованному ему от прародителей дару сыноположения и Царствия Твоего Святым Крещением [присоедини к данному ему от прародителей дару усыновления и Царствия Твоего через Святое Крещение⁸⁸] монашеское сие и ангеловидное обещание непоколебимое, совершенное на краесекомом и духовном камени еже в Тя веры; укрепи его в державе крепости Твоея и облецы его во всеоружие Святаго Твоего Духа, яко несть ему брань к крови и плоти, но к началом, ко властем, к миродержителем тмы века сего, к духовом [духам] лукавства. Препояши чресла его силою истины и облецы его в броня правды и радования, и обуй нозе его во уготование благовествования мира. Умудри его восприяти щит веры, в немже возможет вся стрелы лукаваго разжженныя угасити; и шлем спасения прияти, и меч духовный, еже есть глагол Твой. Заступаяй неизглаголанная сердца его воздыхания, сопричти его избранным Твоим, да будет Твой сосуд избранный, сын и наследник Царствия Твоего, сын света и дне, мудрости, правды, освящения, избавления⁸⁹ . Сотвори его орган доброгласен, псалтирь красен Святаго Духа, яко да отсюду по преспеянию совлекся ветхого человека, тлеющаго по сластолюбию прелестника многообразного змия⁹⁰ [чтобы, духовно преуспевая отныне, совлек с себя ветхого человека, подвергшегося тлению из-за сластолюбия, которое всеял ему обольститель-змий, принимающий разные обличия], облечется в нового Адама, по Богу созданного в преподобии и правде. Утверди его всегда язвы и крест Иисусов носити на теле своем, имиже ему мир распятся и той мирови. Вообрази в нем добродетель истинную водити, а не на угождение человеков или на самоугодие [запечатлей в нем способность проводить жизнь истинно добродетельную, а не для человекоугождения или самоугождения], в терпении благочестие, во благочестии же братолюбие и послушание. Облагодати его бодрствующа, делающа, спяща, востающа во псалмех и пениих и песнех духовных [облагодатствуй его и в бодрствовании, и в трудах, и во время сна, и при восстании от него для псалмов, пения и песнопений духовных] ангельски зрети Тя чистым сердцем и покланятися Тебе единому живому и истинному Богу, в радость его неизглаголанную. Яко Твое есть Царство, и держава, и власть, и Тебе подобает всякая слава, честь и поклонение Отцу, и Сыну, и Святому Духу, ныне и присно, и во веки веков. Аминь.

Затем иерей простирает руку к Святому Евангелию⁹¹ и говорит наставленному:

Се Христос невидимо зде предстоит: виждь, яко никтоже тя принуждает прийти к сему образу; виждь, яко ты от предложения [по внутреннему расположению] хощеши обручения великаго и ангельского образа.

Ответ: Ей, честный отче, от предложения.

И после сего уверения глаголет ему иерей:

Возми ножницы, и подаждь ми я [их].

И когда наставленный, взяв ножницы, передаст их настоятелю, иерей забирает их у настоятеля со словами:

Се, от руки Христовы приемлеши я. Виждь, Кому приходеши, Кому обещаваешися и кого отрицаешися.

И по получении ножниц от настоятеля иерей произносит:

Благословен Бог, хотяй всем человеком спастися и в познание истины прийти: Сый благословен во веки веков. Аминь.

После сего постригает наставленного крестообразно, глаголя:

Брат наш (имярек) постригает власы главы своея, во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа. Рцем [возгласим] о нем: Господи, помилуй!

Но для чего установлено Церковью Христовой пострижение волос? Объясним и это. Пострижение волос и перемена имени установлены не случайно, не всуе, но в ознаменование того, что человек, над которым это совершено, не считается более мирянином (или лАиком), и как воин Христов призван строго блюсти иноческий устав и позабыть все мирские пристрастия, заботясь лишь об одолении и сокрушении мысленного змия. Далее екклисиарх⁹², взяв из алтаря, подает иерею первое черное монашеское одеяние, то есть подрясник ⁹³, который тот принимает со словами:

Брат наш (имярек) облачится в ризу⁹⁴ правды и радования, великаго и ангельскаго образа во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа. Рцем о нем: Господи, помилуй.

И пока новопостриженный облачается, братия поют Господи, помилуй.

Почему одеяние сие названо «ризой правды»? – Поскольку «правда» [праведность] означает всякую добродетель, облачаемый в него с молитвой должен подвизаться во всякой добродетели и, взирая на то, во что облачен, утверждаться в плаче о грехах и отвержении мира.

Затем иерей подает ему аналав⁹⁵, то есть многокрестчатую схиму, глаголя:

Брат наш (имярек) приемлет аналав во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа, восприемляй крест свой на рамех и последуяй Владыце Христу. Рцем о нем.

И поется опять: Господи, помилуй.

Усмотрим из слов сих значение аналава. Ибо новопостриженный возлагает его на плечи с намерением нести крест Господень; изображение же на нем не одного, но многих крестов, как бы окружающих отовсюду тело инока, знаменует собой ограждение и укрепление от нападений вражеских и пожеланий греховных.

Далее иерей подает ему пояс кожаный со словами:

Брат наш (имярек) препоясует чресла своя силою истины во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа.

Пояс, препоясующий «силою истины», удостоверяет, что получивший его воистину совершит предлежащее ему поприще духовной борьбы. И как пояс воина есть знак воинского достоинства, так и пояс инока показывает, что чресла его ограждены и уготованы на предстоящую брань.

Затем, подавая ему сандалии, священнослужитель говорит:

Брат наш (имярек) обувается в сандалия во уготование благовествования мира, во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа.

Сие означает вот что: как исправный воин всегда обут и тщательно завязывает свою обувь для скорого шествия по горам и стремнинам, так и этот воин Христов, уготовляясь на брань с невидимым врагом, должен быть защищен отовсюду.

Затем иерей подает ему паллий великого ангельского образа, или рясу⁹⁶, со словами:

Брат наш (имярек) приемлет паллий великаго и ангельскаго образа во одежду нетления и чистоты, во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа. Сие означает лишь то, что новопостриженный будет упражняться отныне во всех добродетелях и неуклонно соблюдать обещанное, для чего и дается ему одежда нетления и непорочной чистоты.

Затем, при облачении новопостриженного в кукуль⁹⁷, то есть накамилавник, иерей глаголет:

Брат наш (имярек) облачится в кукуль беззлобия, в шлем спасительного упования, во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа.

Кукуль назван одеянием «беззлобия» и «шлемом», будучи символом Горних Воинств и знаменуя собой крылья Ангелов (на что указывают длинные его края). Ибо и Ангелы закрываются крыльями, воспевая неприступному трисолнечному Божеству небесную Трисвятую песнь.

И наконец, ради Великой мантии, в которую облачают его напоследок, иерей возглашает: Брат наш (имярек) прият великий ангельский образ во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа.

И по пении Господи, помилуй, доколе тот облачится, братия поют настоящие тропари четвертого гласа:

Облецытеся в ризу спасения, препояшитеся поясом целомудрия, приимите знамение креста; ноги умныя вооружите воздержания оружии [оружием] и обрящете покой душам вашим. Да возрадуется душа моя о Господе, облече бо мя в ризу спасения и одеждею веселия одея мя. Яко на жениха возложи на мя венец, и яко невесту украси мя красотою.

Иерей же произносит следующие молитвы:

Господи Боже наш, верный в обетованиих Твоих, и нераскаянный в дарованиих [не отменяющий дарований] Твоих, и неизреченный в человеколюбии Твоем, призвавый создание Твое званием [призыванием] святым, и приведый раба Твоего (имярек) в духовное Твое житие! Даждь ему живот благообразный, жительство добродетельное и незазорное, да во освящении жительствовав, несквернен соблюдет, в оньже силою Твоею облечеся образ [соблюдет непорочным образ, в который облекся силою Твоей]. И убо ризою в правду одеваяся, поясом же умерщвление тела и целомудрие в себе обнося [всегда нося], кукуль же шлем спасения возложив, аналавом же крестом и верою украшаемь, одеянием [облечением] же в ризу нетления вооружаешь, сандалиями же да наступит на путь мира и спасения, яко да будет страшный супротивным, не емлемь ратными [неодолимым для врагов], всякия сласти и срамныя похоти чуждь; послушанием наказуемь [наставляем], воздержание проходя, постничества содержа правило, да во псалмех, и пениих, и песнех духовных хвалит всечестное и великолепое имя Твое, стопам последуя великого пророка Илии и святаго пророка Предтечи и Крестителя Иоанна, яко да достиг [чтобы достигнув] меру совершенства, течение [шествие] скончает, веру соблюдет и облечется нетлением ангельским, и сопричтется святому Твоему стаду, и получит деснаго Твоего предстояния, и услышит блаженный глас: «Придите, благословеннии Отца Моего, наследите уготованное вам Царство от сложения мира». егоже и нас наследники сподоби быти, Боже, Твоею благодатию. Яко Бог милости, щедрот и человеколюбия еси, и Тебе славу возсылаем, Отцу, и Сыну, и Святому Духу, ныне и присно, и во веки веков. Аминь.

И по возглашении Мир вам и Главы ваша Господеви приклоните иерей произносит конечную молитву, как бы запечатлевающую все преждереченное и утверждающую новопостриженного в монашеском звании:

Господи Боже наш, введи раба Твоего (имярек) в духовный Твой двор и спричти его словесному Твоему стаду, очисти его мудрование от плотских похотей и тщетныя прелести жития сего и даждь ему непрестанно поминати предлежащих благ [дай ему непрестанное памятование о благах, которые предлежат] любящим Тя и распеншим себя житию сему Царствия ради Твоего. Ты бо еси Пастырь и Посетитель [блюститель] душ наших, и Тебе славу возсылаем, Отцу, и Сыну, и Святому Духу, ныне и присно, и во веки веков. Аминь.

Из вышеприведенных молитв, как и из всего последования ангельского образа, ясно усматривается высота его и цель. И Церковь Христова, показывая всецелую каноничность сего Таинства, окружила его боговдохновенными молитвословиями, благословила дивными песнопениями и особыми прошениями мирной ектении. О том, сколь почитается ею иноческое звание, говорит сам порядок этих прошений. Ибо начав с возглашений Миром Господу помолимся, О свышнем мире и так далее и дойдя до Об архиепископе нашем, Церковь немедленно вслед за тем присовокупляет:

О брате нашем (имярек) и еже от Бога покрова и помощи его, Господу помолимся. О еже непорочно, неосужденно и непреткновенно совершити ему намерение [достичь цели] монашескаго образа, Господу помолимся. О еже просветитися души его в воздержании и постничестве, Господу помолимся. О еже изменитися [избавиться] ему от всякия мирския похоти и еже по плоти сродников пристрастия [и привязанности к родным по плоти], Господу помолимся. О еже пребыти ему во всяком благочестии, и благоговении, и чистоте, Господу помолимся. О еже отложити ему ветхаго человека и облещися в новаго, по Богу созданнаго, Господу помолимся. О оставлении грехов и прощении согрешений его, и еже быти ему выше мирских мудрований, Господу помолимся. О еже избавитися ему и нам от всякия скорби, гнева, и нужды, Господу помолимся. Заступи, спаси... Пресвятую, Пречистую... И по возгласе Яко свят еси поется Елицы во Христа крестистеся, во Христа облекостеся и чтется Апостол к Ефесянам⁹⁸:

Братие, возмогайте о Господе и Евангелие от Матфея ⁹⁹: Рече Господь: иже любит отца или матерь паче Мене, несть Мене достоин, каковые чтения имеют самое прямое касательство к монашествующим.

По прочтении Святого Евангелия новопостриженный становится пред Царскими вратами, иерей же вручает ему крест, глаголя: Рече Господь: аще кто хощет последовати Мне, да отвержется себе, и да возмет крест свой, да последует Мне¹⁰⁰ .

Дает и свечу зажженную со словами: Рече Господь: тако да возсияет свет ваш пред человеки, яко да видят ваша добрая дела и прославят Отца вашего, Иже на небесех¹⁰¹.

Все это знаменует собой совершенное отречение монаха от мирских дел. А братия в конце Божественной литургии, приступая по старшинству, целуют держимый новопостриженным крест с пожеланием соблюсти обеты и до конца пребыть в подвиге.

Во время целования поется настоящая стихира первого гласа:

Познаим, братие, таинства силу, от греха бо ко отеческому дому востекшаго блуднаго сына преблагий Отец предусрет [заранее встретив] лобзает, и паки Своея славы дарует познание, и тайное горним [непостижимое для Ангельских Сил] совершает веселие, закалая тельца упитанного, да мы достойно жительствуим, заклавшему человеколюбному Отцу и славному Заколению, Спасу душ наших [дабы мы жили достойно принесшего жертву Человеколюбца Отца и славной Жертвы, Спасителя душ наших].

Вот изъяснение или, лучше сказать, раскрытие чина святого и ангельского образа, на пользу всякому боголюбивому монаху, который пожелает к нему обратиться. Сей труд предпринят затем, чтобы внимательно размышляющие о поименованном Таинстве укреплялись духовно, восходили все выше и ближе к Богу.

И поскольку предмет сего размышления – высочайшие истины и обязательства величайшие, полезно нам, монахам, как можно чаще с крайним вниманием и трезвением, приводить на память себе страшные наши обеты. Ибо воспоминание это возбуждает страх Божий и укрепляет к посильному исполнению обещанного. Как не может согрешить посещающий кладбища и тем поддерживающий память о смерти, так не может не обуздывать влечений греховных боголюбивый монах, возбуждающий в себе памятование иноческих обетов и на черные погребальные одежды свои взирающий.

И хотя из ранее приведенных ясных и неопровержимых доводов вполне очевидно, сколь высоко монашеское делание и какие страшные обеты должен исполнять истинный монах, нахожу своевременным, радея о пользе самых усердных, раскрыть самую, так сказать, суть иноческого рода жизни.

Сей род жизни не исчерпывается уставным одеянием и благочестивыми повестями о старцах, как думают некоторые, но утвержден на гранитной скале, основание которой – само Евангелие Христово, имеет высочайшее назначение, и врата адовы не одолеют его!

Имеющий пред очами бесценную вещь, хотя бы и алмаз редчайший, не оценит его по достоинству, если он не специалист и не углубился тщательно, и умом и на деле, в подлинную его ценность. Так и относительно жительства иноческого: никто, хотя бы и величайший мудрец, не сможет без научения делом уразуметь, какая высочайшая сокрыта в нем философия.

И потому, приступая к священному сему и возвышенному роду жизни без главных его условий, то есть истинного самоотвержения и невозвратного мироотречения, равно как и без опытных наставников, нимало не преуспеем. Как пояс и меч не доставят награды воину без победы над врагом, так и облечение в ангельский образ не принесет нам пользы без законного подвига, к коему должен стремиться, соответственно месту и силам, каждый монах.

Но дабы, во-первых, сполна оценить великое достоинство иноческого пути и плоды, принесенные им в Церкви Христовой, и, во-вторых, указать нужное направление избравшим сей путь в наши дни, рассмотрим беспристрастно и непредвзято, в чем преимущества монашеского жительства и какие уроки может оно преподать.

Да, мирские учебные заведения регулярно знакомят воспитанников с философскими учениями, церковным правом и разного рода научными теориями. Но незнание практической по преимуществу философии не дает учащимся, что называется, обрести полное дыхание и выйти из школы истинными последователями Христа о двух крыльях, каковы деяние и созерцание. А между тем училище монашеской жизни, имея неложными наставниками Самого Христа и преподобных отцов, явило миру богопросвещенных богословов Святой Троицы, великих учителей, исповедников и дивных риторов Церкви, явило, наконец, небесных человеков и земных Ангелов, которые, во плоти ходя, бесплотных демонов низложили.

Итак, дело не в том, чтобы облечься в иноческие одежды и заключиться в монастырских стенах или дикой пустыне, а в главной цели монашества, ибо на нее одну взирая, питомцы иноческого подвига достигают божественных добродетелей, каковые невозможно им было приобрести в мирских условиях. А если кто из просиявших знамениями и чудесами достигал добродетелей сих в миру, то, по обыкновению, уже после того, как подвизался в иноческом делании. Но и другие, явившие себя чудотворцами без удаления в пустыню, телом хотя и были в миру, по духу пребывали всецело ему чуждыми. Ибо они упражнялись в пощении, молитве и всех божественных добродетелях без всякого послабления себе, как сущим в миру, за что и сподобились славы от Бога.

И чтобы показать, сколь велики блага иночества, намного превосходящие блага мирские, предложим беспристрастное сопоставление жития мирского и монашеского. Поступая так, мы нимало не намерены первое осуждать (сего да не будет!) или второе превозносить, но обозначим лишь свойства обоих.

О пребывающих в миру, но из благочестия и ревности ко спасению исполняющих и хранящих заповеди Святого Евангелия, скажем, что такие творцы воли Божией услышат: добрый раб и верный, войди в радость Господина своего!¹⁰²– и ничто большее с них не взыщется. С инока же взыщется много, ибо он, избрав уединенное жительство, добровольно отвергся мира, чтобы неложно последовать Господу нашему Иисусу Христу. И поскольку жительство это избрано свободно, без понуждения, то и ответ за него несравненно строже, и венцы с наградами больше, чем у мирян.

А что главное преимущество иноческого пребывания прямо восходит к заповедям Святого Евангелия, видим из притчи о богатом юноше. Он, вопросив Господа нашего Иисуса Христа, какое благо сотворить ради жизни вечной, и услышав в ответ: соблюди заповеди, и спасешься¹⁰³, возразил: все это сохранил я от юности моей; чего еще не достает мне?¹⁰⁴. Иисус же сказал: если хочешь быть совершенным, пойди, продай имение твое и раздай нищим; и будешь иметь сокровище на небесах; и приходи и следуй за Мною!¹⁰⁵.

Вот идеал совершенства, которому должен следовать монах, всецело отвергшийся мира, и не может следовать мирянин, связанный супружеством, детьми и множеством попечений житейских. Итак, ясно, что свобода от мирских тревог и забот, обретаемая иноком вместе с самоотречением ради следования Господу, обязывает его неуклонно блюсти заповеди, день и ночь пребывать в молитве, пощении, бдении и душеполезном чтении, уготовляться на борьбу со страстями и на отражение стрел мысленного змия – диавола. Посему пребывающий в истине и осмысленно проходящий сие училище иноческого воспитания всегда внимает себе, желая не только победить страсти, но и корни их исторгнуть, на что у большинства живущих в миру недостает времени и сил.

Чтобы противодействовать душевным и телесным страстям, инок должен упражняться в безмолвии и отвержении земного, научаясь обоим вещам у боговидных отцов Церкви и наиопытнейших в том аскетов. А благодаря искушениям и сам узнает на опыте, что льстивый сатана не все страсти в человеках возбуждает разом, но, сообразуясь с возрастом, занятием и силой каждого и выбирая подходящее время, приводит в действие надлежащую. Прикровенно говорит о том и пророк Давид: на пути сем, по немуже хождах, скрыта сеть мне ¹⁰⁶, под путем разумея жизнь, а под сетью – различные козни лукавого.

И во-первых, всеивает враг в душу человека тайное самомнение, то есть непомерно высокое о себе понятие, а потом и себялюбие, и часто одно предваряет другое. В умы легковерных и невнимательных (если не сказать: безумных) самомнение зароняет мысль, будто и они нечто значат и если какое добро сотворили, так это лишь их заслуга. То же пишет и блаженный Феодорит: «Ветру свойственно прах земной на воздух взметать, а самомнению – людей пустых» ¹⁰⁷. Самомнение – страсть столь тонкая, что и уязвленным ею неприметна она без тщательного рассмотрения. Зарождается же оно от себялюбия¹⁰⁸, то есть от неразумной и бесчинной самоприязни, о чем и у богоносного Максима Исповедника говорится: «Себялюбие есть начало всех страстей, а конец их – гордыня ¹⁰⁹; отсекший его отсек и все происходящие отсюда страсти» ([Главы о любви] 3-я сотница, гл. 57). И у того же отца несколько выше: «Самолюбие <...> является причиной всех страстных помыслов. От него рождаются три главнейших помысла: помысел чревоугодия, помысел сребролюбия и помысел тщеславия»¹¹⁰ ([Главы о любви] 3-я сотница, гл. 56).

Наученный всему этому инок, легко избежав прельщений десных и шуих¹¹¹, достигнет победы над врагом, тогда как чуждые сих боголюбивых изысканий люди мирские без труда уловляются сетью врага, исключая, понятно, тех, кто и в миру проводят жизнь иноческую.

Истинность сего обнаруживается из самого существа дела, ибо, по слову святого Максима Исповедника, «достижения мирских людей суть падение для монахов» ¹¹². И это тем очевиднее, что у мирян в обычае кичиться своей славой, богатством, благополучием; монахи же сих вещей чураются как чуждых самой цели иноческого служения. У мирян ставятся всем в пример победители соперников, отмстители обидчикам или те, кто достиг власти подкупом и угрозами; монахам же подобные дела исходатайствуют лишь осуждение, а слава их в противном: имея законное право и силу отомстить, понести вместо сего немощь, неприязнь и прямую злобу недруга, дабы всемерной кротостью и снисхождением приобрести его¹¹³, не воздавая злом за зло.

Итак, видим, что иноческое жительство изгоняет самолюбие и мерзкое самомнение, ибо законно подвизающиеся в нем упражняются в бдении, пощении, многообразных подвигах и блаженном послушании. Мир же обильно насаждает в чадах своих себялюбие и тщеславие. То и другое незаметно усваивается ими через родителей и дурные обычаи.

Ибо детей, вместо воспитания их в духе Христовом и приучения, по примеру прежних боголюбцев, к посту и молитве (поначалу хранением среды, пятницы и всей Великой Четыредесятницы), сызмальства окружают роскошью, негой и всевозможными излишествами, прививая привычку внимать лишь страстям своим.

А между тем с детства наставленные в должном воздержании и страхе Божием будут облагодатствованы Богом, явят себя мужами славными и премудрыми, как три отрока и пророк Даниил в Ветхом Завете, а во времена христианские – великие учители Василий Великий, Григорий Богослов, Иоанн Златоуст, воспитанные благочестивыми родителями и соделавшиеся сосудами Духа Святого.

Итак, если старшие сами исполнены христианских чувств и чад своих воспитывают в правилах благочестия и воздержания, то, и в миру находясь, сберегут души их от окаянного себялюбия, которое влечет человеческий род на широкую стезю самоугождения, приводя к истощению душевно-телесных сил и конечной погибели.

Страсти самомнения и тщеславия неприметно, подобно болезнетворной инфекции, усваиваются и через навыки самих детей, возлюбивших мир, то есть наряды, лесть, первенство над сверстниками, а по окончании курса наук – успех и видное положение в обществе. Во всем том движет ими попечение не о душе, но о внешнем человеке. Воспитанных в подобном духе влекут наружный блеск, выгодное супружество, театр, синематограф и иные увеселения. И вот, имея время позаботиться о душе и должном ее украшении, христиане все более уклоняются на ложный путь к краю бездны.

Наученные же от юности евангельским блаженствам, то есть блаженному смирению, по слову: Блаженны нищие духом, блаженны кроткие ¹¹⁴ и тому, что узок и скорбен путь, ведущий в жизнь¹¹⁵,– а этому сполна научают Святое Евангелие и жительство иноческое,– в большинстве своем, если не сказать все, вовек не оставят поста и молитвы, а значит, и падений нравственных избегнут, от которых и богопротивные страсти, и всяческое растление. Напомним, что мы имели целью не осуждение христиан, в миру пребывающих, как и не восхваление монахов, но указание отличий, каждому роду жизни присущих. Ибо если миряне, обремененные множеством забот и обязанностей, лишь изредка и с великим трудом находят узкий и прискорбный путь, то свободные от сего бремени иноки к поприщу своему приступают налегке и потому большего осуждения заслуживают, если не подвизаются сообразно с целью его.

Помимо названных преимуществ, коими украшено иноческое жительство, монахи преподают нам важнейший пример постоянного внимания к тричастному устроению души, а именно к разумной, раздражительной и пожелательной ее силам, или способностям. Не внимающие сему монахи – как превозносящиеся духовными познаниями и подвигами, так и едва вступившие на путь иночества – подобны бывают плывущим во тьме и (о горе!) разбивающимся о подводные рифы.

И дабы уяснить основные элементы тричастного сего устроения и то, какая добродетель какой душевной способности сродна или чужда, рассмотрим вкратце назначение и характер каждой. Говоря «тричастное», не рассекаем душу натрое, ибо она неделима и проста, но вслед за отцами различаем три силы (способности), в которых находит проявление умная и словесная ее природа и обнаруживается расположение человека, доброе или греховное.

Итак, разумная часть, или способность, души, называемая отцами также господственной или первенствующей, наделена от Бога следующими добродетелями: благоразумием, верой (каковая есть врожденное некое благо), смирением, благочестием и противлением хульным помыслам. Против всех сих окаянный демон, супостат душ наших, вооружается через дух самомнения, действующий в неразумных и всеивающий им всевозможные хульные помыслы, суемудренное желание до конца постичь тайны Откровения и пути Бога Вышнего. Отчего и впадают те, влекомые потоком эгоизма и себялюбия, в различные ереси и учения нелепые.

А ведОмые твердой волей, истинным благоразумием и должным смирением достоинство души своей от ядовитых помыслов невредимым соблюдают, шествуют неуклонно, разумными заслуженно именуются, будучи и на деле таковы.

Раздражительная способность, наблюдаемая и у совершенных, дана от Бога, чтобы испытывать ненависть к самому диаволу, страстям и заблуждениям, но отнюдь не к ближнему или любому собрату по человечеству, хотя бы те и тысячекратно нам досадили.

Ожидая такой победы нашей и желая явить нас победителями, Богочеловек Иисус наказал: любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящим вас и молитесь за обижающих вас и гонящих вас, да будете сынами Отца вашего Небесного, ибо Он повелевает солнцу Своему восходить над злыми и добрыми и посылает дождь на праведных и неправедных. Ибо если вы будете любить любящих вас, какая вам награда? Не то же ли делают и мытари? (Мф. 5, 44–46).

Можно ли яснее сказать об одолении врага и хранении раздражительной части души?

Равным образом дана душе часть пожелательная, чтобы алкать небесных благ, возвышать ум к «божественному желанию» и к горнему востекать. Но ненавистник добра через обольщение покушается уклонить пожелательную силу души в безрассудные порывы, развратные вожделения и богомерзкие дела. И увы! Не внимая себе, отрясают люди богообразие и богоподобие свое, уподобляются скотам бессловесным и, соделавшись хуже тех, повинны бывают вечному мучению.

Но неукоснительно следуя евангельским законоположениям, жительство иноческое всякого усердного монаха обязывает постоянно и неленостно обозревать сию тричастность души в заботе об отражении вражеских козней и очищении ее должным хранением заповедей от всякого злотворного недуга. Посему инок, блюдущий разумную часть души, приобретает, наряду с безмолвием, зоркость духовную и постоянно себя испытует: не подвергся ли он действию тайной страсти самомнения? не впал ли, ревнуя о многовёдении, в некое вредное новшество? не принял ли хульного помысла об Откровении Божием и догматах веры? не провел ли день без боголюбивых дел? Не надмевался ли? не говорил, не писал и не учил ли чему, ища славы себе, а не Богу? Не осудил ли кого как грешника, самого себя почитая праведным и добродетельным? И если на что из сего покусился,– ибо безгреховность, по святому Григорию Богослову, лишь Богу одному свойственна,– то в печали и слезах да молит Его о прощении и впредь остерегается впасть в те же сети и состояние противоразумное.

Назирающий раздражительную часть души старается и ближнему своему все отпускать, хотя бы и седмижды семьдесят раз против него согрешившему. И даже законное право имея гневаться на него, скажет в себе: «Ради любви Христа моего не отвергнусь любви, но последую речениям царя и пророка Давида: Онемех и смирился, и умолчах от благ¹¹⁶ и: Уготовихся и не смутихся¹¹⁷; поступая же так, буду кроток и тих, как истинный друг Христов». На таком почиет Дух Святой, обретающий вход в сердце его, по слову Писания: И на кого воззрю, токмо на кроткаго и молчаливаго и трепещущаго словес Моих?¹¹⁸.

А переходя к пожелательной силе души, что видим? Сам мысленный змий, злоумышляя против небесного ее достоинства и предназначенности к горнему восхождению (ибо ожидает душу небесное шествие), вместо пожелания горних благ всеивает сюда жажду низменных наслаждений, мимолетной славы и скоротекущего богатства и, что всего хуже,– желание сатанинское. И дабы достичь своего, сколько уловок употребил сей многокозненный и скольких низверг в бездны греха!

Но если трезвящийся инок, зная об этом, блюдет пожелательную способность души, то, распознав корень возникающих у него влечений греховных и помыслов скверных или заметив в себе удобопреклонность к созерцаниям, надмевающим ум, немедленно отсечет первопричину и так, прежде чем возник прилог, предвосхитит победу противлением и молитвой.

Каковы первые прилоги вселукавого змия?

Это исполненные яда младенцы вавилонские¹¹⁹, что, не внушая поначалу опасения, располагают к беседе с собой, но вскоре вырастают в исполинов, склоняя принявших их к бесчисленным безумствам и делам нечестия.

Поэтому главное оружие, убивающее и искореняющее сих «младенцев» (то есть лукавые помыслы при самом их зарождении),– немедленное прогнание молитвой Иисусовой¹²⁰ и совершенное к ним презрение. Но зная, что у лукавого много приемов, которыми он прельстил и доныне прельщает многих, обратимся ради укрепления подвизающихся и ограждения беззащитных к урокам победителей страстей и обольщений диавольских – к святым отцам.

Одна из тончайших уловок демона сладострастия употребляется им против невнимательных иноков, испытывающих расположение к юным. Сей юный или юная, видя такого-то инока радеющим о спасении их, желают, как новоначальные, и наставлениями его пользоваться, для чего учащают свои посещения. Инок же тот, не распознав вражия умысла, приступает к наставничеству и стремится доставить всяческую пользу вопрошающим. Общение их производит вскоре обоюдную приязнь и «духовную» с виду любовь, отчего неприметно для обеих сторон возникает одно из трех зол, описанных Григорием Богословом и Василием Великим: «Обретающийся с женою или юным впадет в одну из трех страстей: либо в сладострастие души, либо в пристрастность ума, что зовется слепым влечением, либо в страстное разжжение телесное»¹²¹.

Но откуда уразумеет рассудительный инок, что приязнь сия – заведомая добыча сети вражией? Из того, что либо в себе ощутит нетерпеливое желание видеть благочестивого совопросника и давать советы, либо в нем заметит искание новых встреч под предлогом бесед о молитве, душеполезном чтении и тому подобном. Итак, ясно, что приязнь эта – воистину сатанинская и надлежит стараться о скорейшем ее исторжении, зная, что чистая любовь с пристрастием не смешана. Приучаясь так блюсти страсти души, питомцы сего училища иноческой ревности бывают недосягаемы для диавольских сетей и большими любомудрами, чем сами философы.

И вот что говорят об этом аскеты и Церкви наставники Каллист и Игнатий Ксанфопулы: «Раздражительную силу души обуздывай любовью, пожелательную – воздержанием угашай, разумную же окрыляй молитвою, и свет ума твоего не омрачится вовеки. Узда для раздражения – благовременное безмолвие, для похотения же бессловесного – пища с воздержанием». И далее: «Три суть добродетели, которые во всякое время доставляют свет уму: не примечать зла ни в ком из людей, переносить невзгоды без смущения и благотворить причиняющим зло. От трех названных добродетелей происходят другие три, большие сих: непримечание человеческого зла порождает любовь, благодушное терпение невзгод производит кротость, а благотворение злотворящим созидает мир. И опять, три нравственных состояния главнейшие у монахов:ипервое – ни в чем не погрешать делом, второе – не оставлять без внимания страстных помыслов в душе, и третье – бесстрастно созерцать в уме лики жен и причинивших печаль». Таковы уроки истинного иночества, в которых всякий приступающий к ним с искренним расположением, не для научения других, но ради соблюдения обетов монашеских и смиренного познания себя, без всякого знакомства с внешней философией обретает бесценный бисер и небесным любомудрием венчается. То же видим из самого существа дела и из истории церковной, где монашество явило без числа мужей небошественных и боговидных, и наряду с многокнижными таких, кто внешней мудрости вовсе был чужд.

Для совершеннейшего разъяснения сей истины и защиты ее от позитивистов и рационалистов, которые отвергают эти преестественные достижения как выдумки и домыслы прельщенных монахов, прибавим следующее. Поскольку настоящее рассуждение имеет в виду высоту и, главным образом, суть монашеского жительства, то мы весьма погрешим, не изобличив всю ложность подобной хулы. К этому побуждает нас необходимость, во-первых, ободрить верных, наипаче же питомцев иноческого жительства, и, во-вторых, дать отпор хулителям иноческого делания.

Собрав воедино истины, почерпнутые у сих боговидных отцов, хочу предложить напоследок своего рода урок некоей высшей науки¹²², которую не могут уразуметь позитивисты и философы мира сего. Не могут же оттого, что, желая проникнуть в вышеестественную сию науку силою падшего разума, находят ее совершенно несовместимой с требованиями «здравого рассудка». Но если б познали, что «идеже хощет Бог, побеждается естества чин»¹²³, то благоговейно склонились бы пред волей

Вышнего, которая и в Ветхом, и в Новом Завете являла угодников своих мужами великими, дивными наставниками и чудотворцами ради их достоинства, превосходящего человеческое естество.

Чтобы уяснить исключительное достоинство сих святых и то, как сподобились они преестественных дарований Духа Святого, исследуем со всяким благоговением, чего ради столь почтены они Преблагим Богом и почему потратившие жизнь на изучение не только богословия, но и философии и вообще внешней премудрости остаются, напротив, без дара видения (то есть прозорливости) и действия чудес, коими обогатил Бог пророков, апостолов, а с ними и великий сонм ревнителей иночества.

Разрешение сей апории¹²⁴мы отыщем лишь тогда, когда освоимся с учением¹²⁵, лучше всего раскрывающем суть истины. Что же это за учение и что за причины побудили Всеблагого Бога и Спасителя нашего явить столь несомненное промышление и расположение Свое на [избранных] мужах обоих Заветов, наделив их таковыми дарованиями? Свидетельство об этом приносит Сам Творец неба и земли, Преблагой Бог, Чья любовь преклоняет собственное Его правосудие сполна воздать возлюбившим Бога всей душой и всем сердцем, по слову Писания: Мне же зело честни быша друзи Твои, Боже ¹²⁶. Ибо премного возлюбившие Бога и сами без меры возлюблены Им.

Но дабы учение то разъяснилось вполне, прибавим следующее. Все мы, питомцы Православной Церкви Христовой, веруем и исповедуем, что Творец и Зиждитель вселенной и рода человеческого – Сам Всеблагий Бог, премудро приведший мир к бытию и подчинивший его Своему промышлению. И, научаемые от Него, видим, что бытие тварного мира продолжается при исполнении всяким созданием данного ему послушания в гармонии [с остальным], в неизреченном повиновении [Творцу], с такой дивной согласованностью и строжайшей неуклонностью, что существу разумному впору лишь изумляться бессловесной твари, крепко хранящей предначертания Божий и пути, ей назначенные. Созерцая это, боговдохновенный пророк Давид восклицает: Яко возвеличишася дела Твоя, Господи, вся премудростию сотворил еси ¹²⁷.

Исповедуем также, что Творец и Зиждитель человека – Сам Бог. И что при этом видим? – Что Бог наделил Адама всеми сверхъестественными дарованиями, в том числе мудростью (и притом не мудростью падшего естества, но высшей и дивной), богатством ведения, благородством, рассудительностью и бесстрастием – словом, всеми дарами Духа Святого. Но увы! Преслушанием заповеди человек погубил все дары и, изгнанный из рая, вынужден был заняться измышлением всевозможных навыков, двигаясь путями «прогресса», коими и доныне бредет человечество.

И хотя Адам, как и Ева, создан совершенным, видим, что род человеческий подпал тем законам естества, какие Бог ввел по преслушании прародителей. Оттого и бытие человека начинается с младенчества; и хотя младенец по всему, а значит и по душе, совершенен, силы и способности душевные раскрываются в нем лишь по мере телесного роста. И без должного воспитания и обучения не раскрыться младенцу в своем достоинстве разумного существа, почему и даны от Бога школы, университеты и попечение родителей о воспитании чад.

Однако беспредельное милосердие Божие многоразличными способами – то через писаный закон и верующую совесть, то через пример и наставление в разное время являвшихся святых мужей и пророков, но более всего через заповеди Святого Евангелия- неустанно содействует духовному воспитанию человека. И лишь ленивые и небрегущие о нем не могут последовать спасительным заповедям евангельским, которые показывают возлюбивших Христа небесными человеками и земными Ангелами.

Цель всего сказанного – во-первых, обозначить «естественную» колею, которой движется человеческий род, и, во-вторых, напомнить, что свойство добродетельных – не расточать достояние, принадлежащее им как разумным созданиям Божиим, но возрастать в нем на пользу себе и обществу; расточители же его в погибели своей сами повинны. Так, посещающие мирскую школу и получающие доброе воспитание восхваляются как благоразумные и достойные назначения человека. Избравшие же наставником, по великой их любви к Богу и Евангелию, Самого Господа и Спасителя нашего Иисуса Христа, хотя бы и некнижными были, все равно окажутся превыше [всякой] философии и обладателями дарований, о которых наученные внешней мудрости и помыслить не могут.

Наиболее ясно видим то у праотцов и пророков, а за ними – у ближайших учеников и иных истинных последователей Христа.

Первым назовем патриарха Авраама. Сей, хотя и не ведал ни ветхого, ни евангельского закона, душу свою сохранил нерастленной, за что и просвещен был от Бога, Которого познал как Творца всяческих. Оттого-то и вера его вменилась ему в праведность, и другом Божиим сподобился стать, и обетование получить: благословятся о семени твоем еси язы́цы земнии¹²⁸.

Укажем, во-вторых, на многострадального угодника Божия Иова – совершенный образ всякой добродетели. Превосходя богатством всех в стране Авситидийской¹²⁹, муж сей нимало не повредил тем душе своей, ибо снедала его любовь к Богу¹³⁰. Потому и страшные испытания, которые претерпел, пожираемый червями и уязвляемый нападками врага, не подвигли его на ропот и богохульство. Тело праведника гнило заживо и невыносимо смердело, душа же оставалась светлее солнца, имея Насельником Самого Бога. И, просвещаемый свыше, сподобился он сверхъестественных созерцаний и откровений. А взирая на жизнь и деяния пророка Божия и царя Давида, что видим? Безвестного пастуха, который внезапно на царство помазуется, над многочисленным народом получает власть, безмерные тяготы и заботы подъемлет. И притом являет себя молитвы ревнителем, седмикратно день и ночь Господа славословящим, строгим блюстителем заповедей Его... Кроткий и смиренный, чуждый гордыни и злопамятства, часто пребывает он в горах и, невзирая на царский сан, предается посту и бдению. Добродетельный и боголюбивый Давид сам возлюблен был Богом и вдохновлен от Него на составление Псалтири – книги, заключающей в себе все деятельное и созерцательное богословие. В ней находим преестественные откровения и основы учения о мироздании. Ищущий обретет здесь похвалу божественным добродетелям и обличение всех кознодейств лукавого. Священная сия книга научает нас, в чем полагать благо души и тела и как сетей льстивого змия избегнуть. Говоря вкратце, Псалтирь есть живительный источник, предваряющий Святое Евангелие, дабы сделать всех имеющих уверовать во Христа чуткими и удобовосприимчивыми к законоположениям евангельским. Сколь велико значение священной Псалтири, усматриваем из самого места, какое отвела ей Церковь Христова, почерпнувшая оттуда тексты для всех своих чинопоследований и прибегающая к ней ежедневно.

Итак, какая наука и какая академия научили пророка и царя сложить преестественную сию книгу, запечатлевшую все видения и откровения его? Но всякому известно, что составлена она без малейшего посредства пораженной грехом «естественной» мудрости или учения человеческого. Будь Псалтирь детищем земного мудрования, мудрецы последующих времен создали бы нечто превосходнейшее. Но она внушена Самосущей Премудростью – Самим Богом, Который в ответ на веру, любовь и верность Давидову открыл ему преестественные те учения.

Ибо таково свойство Всеблагого Бога: видя душу очищенную и чуждую порока, обретя человека, возлюбившего Его всей душой и всем существом своим, вселиться в чистое сердце, по слову Евангелия: Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят¹³¹. И человек тот, ученый и некнижный, богатый и нищий, знатный и простолюдин, непременно получит «диплом» небесной премудрости и, наученный Самим Богом, соделается доброгласной псалтирью Духа Святого.

В мирских училищах в следующие классы переводятся и успевающими считаются более способные и вовремя вносящие плату за обучение, прочие же исключению подлежат. Но из училища Божия не исключается ни один. Всякому пришедшему сюда, какого бы звания ни был, довольно уверовать всей душой, возлюбить Бога и неуклонно блюсти заповеди Его, чтобы сообразно понесенным трудам получить «диплом» – дарования Божии. И такие-то – пророки и праведники обоих заветов, что просияли как светильники немеркнущие и столпы богословия деятельного, стяжав благодать чудес и тайнозрений,– такие-то и получили «диплом» от Самого Христа, ибо премного возлюбили и всего отверглись, не исключая собственной души. Сей урок сполна преподал нам Спаситель, придя в мир и обещая оставившим все ради Него дать уста и премудрость, которой не возмогут противоречить ни противостоять все противящиеся¹³².

Воспомянув святых апостолов, которые, будучи простецами и некнижными, деянием и созерцанием явились превыше всех мудрецов мира, обратим взор к тем, кто подвизался в горах и пещерах¹³³, сияя премудростью духовной, знамениями и чудесами. Всего Христа ради отвергшись, избрав непроходимую пустыню и тесный путь воздержания, скорбей, изнурения плоти, сподобились и они даров Духа Святого, коих весь мир не был достоин¹³⁴.

И видим, что неиссякаемая любовь Божия подает их не одним пастырям и учителям, которые ближних своих явно облагодетельствовали, но и тем, кто [тайно] подвизался во внутренней пустыне. На таковых еще большую замечаем любовь и благоволение Господне, ибо благости Его свойственно с избытком воздавать душе, до конца возлюбившей Бога и одного лишь желающей – пребыть странницей в мире и до конца верной Ему. И всего лучше говорит о том пример преподобных Павла Фивейского и Онуфрия Великого, которые, несмотря на совершенное уединение, превзошли святостью многих величайших подвижников. Равным образом и святой Алексий человек Божий, всегда безмолвствуя и лишь Богу собеседуя в пощении и молитвах, из любви к Нему различные унижения от собственных домочадцев терпя и крепко противясь диаволу, явился выше всех, и был глас Божий к народу, дабы позаботились обрести его прежде кончины как могущего сотворить молитву о граде и людях.

А что скажем о преподобной Марии Египетской? Некогда орудие диавола, она по обращении полностью предала себя Богу, претерпев ради Него все ужасы пустыни, и пришла в такую меру святости, что прославленный «деянием и видением» авва Зосима видится рядом с нею как муравей пред львом.

Все это ясно указывает нам, в какие души вселяется Бог и сколь угодно Ему иноческое жительство ради преподобных угодников, от века предуставленных на пользу христиан.

Не смея и взирать на сих земных Ангелов и небесных человеков, постараемся хотя бы смирить себя, как подобает приступающим и новоначальным, дабы изо всех сил держаться священных обетов ангельского нашего образа. И человеколюбнейший Спаситель, видя таковое смирение и труд, дарует нам совершенное спасение.

Не желая оставлять свою попытку незавершенной и ревнуя о пользе усердного читателя, полагаю уместным еще одно наставление, весьма важное для желающих знать, каких добродетелей последовательно достигали святые отцы, восходя в духовную сию меру.

Твердо сознаю, что подобные наставления – дело тех, кто сами «деянием и видением» достигли таковой меры; мы же, пресмыкающиеся во прахе и земные (из коих первый – я сам), недостойны и приступать к ним, дабы не услышать: Грешнику же рече Бог: вскую ты поведавши оправдания Моя и восприемлеши завет Мой усты твоими?¹³⁵. Но в дерзновенном уповании на молитвы святых потщимся, ничего от себя не прилагая, передать лишь то, чему научились от них.

Итак, все законно подвизавшиеся достигали сперва нищеты духа со многою верой, то есть блаженного смирения. Затем, при посредстве смирения и подобающего терпения, приобретали они блаженный плач, который подается смиренномудрым и умоляющим Бога о милости. Далее прилагалась им кротость, по слову: Блаженны кроткие¹³⁶. По достижении и этой добродетели, не ведающей, что значит судить или осуждать ближнего, являлось огненное желание прочно утвердиться в четвертом блаженстве, ибо блаженны алчущие и жаждущие правды¹³⁷,– иначе говоря, приобрести всяческую добродетель. А по исполнении и сего наступает черед блаженства пятого: Блаженны милостивые, ибо они помилованы будут¹³⁸. Но так как, по слову святого Златоуста, «есть много различных видов милосердия, и заповедь эта обширна»¹³⁹, инок же через совершенное отвержение мира заповедь эту еще прежде всеусердно исполнил (ибо оставил, что имел), то и верен ей остается он лишь по мере хранения обетов монашеских, послушания, к ближнему любви, больных посещения и других добродетелей на пользу недугующей душе.

И тогда настает время очищения сердца, по слову: Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят¹⁴⁰. Узрение Бога не иное что есть, как упокоение в очищенном сердце Духа Святого, то есть Самого Бога, рекшего: Вселюсь в них и буду ходить в них ¹⁴¹.

Но состояние это предваряют три вещи, из коих первая именуется благодатью просвещающей, другая – благодатью очищающей и третья – благодатью совершительной. И если просвещающая и очищающая благодать предваряет очищение сердца, то благодать совершительная последует ему. И если просвещающая благодать просвещает ум подвижника к уразумению сути не только тварных вещей и смыслов, но и самой истины (что открывается лишь угодникам Божиим), то благодать очищающая стирает всю скверну, все страсти и заблуждения ветхого человека, после чего в чистом сердце подвижника зрится Сам Бог.

Благодать совершительная приходит по очищении сердца. Но тогда «престают» уже сами заповеди и, с упразднением в человеке того, что было «по образу» Божию, начинает действовать ставшее в нем «по подобию» Его, чтобы соделать облагодатствованного вместилищем Божественных озарений, то есть наделить его преестественными дарами чудотворения, видения (или прозорливости) и бесстрастия – состоянием, какого достигли стяжавшие их святые.

Такова в общем виде умопредставляемая лествица, которую законоположил Всеблагой Бог. И восходящий по ней неуклонно и с благим рассуждением соделывается богом по благодати, для людей душевных непостижимым.

Из сказанного ясно, что монашеское жительство – не собрание отвлеченных идей, не род безумного учения, но восхождение к небесному состоянию при богопросвещенном руководстве и подвиге с рассуждением. И блажен монах, внимательно проходящий сие училище и всякий день размышляющий над своими обетами. Такой если и не возможет достичь совершенства, до конца победить все немощи и заблуждения, избегнет все же действия страстей, а через самоукорение и смиренное познание себя сподобится утешения от Бога.

Писано в Катунаках на Святой Горе 14 января 1924 года. Малейший в монахах Даниил