Часть I. От собирательства к науке

...если наука в целом не хочет терять своего научного характера, оставаясь без полной доказательности своего содержания и без полной систематичности своей формы, она должна ждать от философии окончательных принципов своей достоверности и своего единства... В последние десятилетия замечался поворот к более глубокому и многостороннему объединению философии и науки, результат которого ещё не выяснился.

«Малый энциклопедический словарь» Брокгауза и Ефрона (в 3-х томах, 1899‒1902)

Княгиня Вера Николаевна никогда не читала газет, потому что, во-первых, они ей пачкали руки, а во-вторых, она никогда не могла разобраться в том языке, которым нынче пишут.

А.И. Куприн. Гранатовый браслет

Деньги и газеты. Археология и война. Расизм и коммунизм.

Археология – популярна.

Редкая газета не пишет об археологических открытиях.

Редкий журналист не считает себя специалистом в археологии.

Чем только не порадуют читателя профессиональные щелкопёры. О каких только удивительных находках не сообщают нам их издания. То многотонный золотой клад найдут, то очередное «недостающее звено» обнаружат... Всё ведомо журналисту: и тайны египетских пирамид, и загадки Стоунхенджа.

Потрясут нас иной раз новостями, например, об открытии гималайских пещер с «законсервированными» внутри человекообразными «атлантами». Хранятся, мол, там эти гиганты в качестве «Генофонда Человечества»... Дремлют они уже тысячи лет. Но – до поры, до времени... Но скоро проснутся. И сообщат нам тогда эти махатмы великую мудрость. И всё мы скоро узнаем... И о прошлом, и о будущем... И куда нам бежать, и что делать... А излагает подобный бред глава «научной» экспедиции, известный в России профессор-офтальмолог Э.Р. Мулдашев, которому помог организовать такие исследования и опубликовать их результаты некогда солидный еженедельник с тиражом, бывало, более 1 млн. экземпляров².

Как с этим поспоришь? Опровергнуть в принципе невозможно. Он же это своими глазами «видел»... Померещилось, конечно, но пойди – докажи, что всё это не так.

Самоуверенность «очевидцев» такого рода порой настолько велика, что они смело берутся за популярное изложение истории солнечной системы, например, или за решение проблемы генезиса человечества. Отчего бы и нет? Что тут сложного? Ведь «всем хорошо известно», что планеты образовались от сгущения космической пыли, а мы родились от инопланетян или, на худой конец, «от обезьяны» много тысяч лет тому назад. И поэтому естественно, что за написание книги «От кого мы произошли?»³ смело берётся не кто-нибудь, а именно офтальмолог.

И понятно почему – им, окулистам, виднее...

Всё это было бы смешно, если бы не было так грустно. Союз газетчиков и одержимых «знатоков» – страшная сила.

Знать историю своего рода – потребность естественная. Археология вызывает интерес у многих, но книги специалистов малопонятны стороннему человеку. Читать экспедиционные отчёты спокойно и без зевоты могут только сами археологи. Язык научных публикаций труден и непривычен. И потому ради знакомства с хроникой археологических открытий «нормальному человеку» приходится черпать информацию из источников не всегда чистых.

К сожалению, пресса и археология тесно взаимосвязаны. Нo союз этот не от взаимной любви. В большинстве случаев газетчик подобен банному листу: прилипает «без спроса», в месте неожиданном и, как правило, только позорит. Нo всё это можно стерпеть. Досадно другое, – в наш век именно эти малообразованные писаки и формируют общественное сознание. А от него многое зависит.

Всегда ли специалисты-археологи склонны или могут себе позволить не спорить с газетчиками?

Наиболее разумной позицией серьёзного исследователя всегда было невмешательство в публичный шум. Но сенсации, даже придуманные журналистами, – это всегда нелишняя реклама. Известность – хорошее подспорье при поиске финансовой поддержки для научных изысканий. Тем более что с реальными научными выводами редко кто-нибудь торопится, а несуразность газетных комментариев, как принято думать, когда-нибудь утихнет.

Думать, что утихнет, хочется, но так получается редко, далеко не всегда и не сразу...

Трудно обойтись археологу и без политики.

Данные археологии интересуют президентов гораздо чаще, чем это принято думать.

Во время ирано-иракской войны, например, в период, когда в этих странах лишних финансовых ресурсов, кажется, и быть не могло, на археологию выделялось немало государственных средств.

В Иране возобновилось изучение давно забытых (за неимением денег) развалин древней, давно покинутой столицы Персии. И благодаря раскопкам мы теперь знаем, что Персеполь, город поистине сказочной архитектуры – есть слава и гордость современных иранцев.

Было чем гордиться и иракцам. С началом войны, по приказу главы их государства, было продолжено изучение уходящего под землю, поразительного своим величием и судьбой «города царей» – Вавилона. Археологи напомнили солдатам, что именно стоит за их спинами и что является грандиозным свидетельством исторического величия их страны.

Политики довольно внимательно следят за археологией. Как может быть для них не актуален вопрос о том, кто первым заселил и освоил ныне спорные пограничные территории между государствами? Например, южные Курильские острова... Или Корейский полуостров... А на Кавказе? – башку снесут за непродуманный вывод… И правильно сделают.

Если археология близка к современности – интересы «власть предержащих», вроде бы, объяснимы. Но вот, казалось бы, изучение палеолита (древнейшего периода эпохи «каменного века») «начальства» уж никак не должно касаться.

Но и тут дело обстоит не легче... Поле гуманитарной науки всегда заминировано. Здесь нет и не может быть ничего случайного...

В археологии самодеятельность вообще недопустима. Мало ли что накопают... Лучше попридержать. Потому некоторые особо опасные территории вообще «закрыты».

Напрасно Вы мечтаете поискать что-нибудь, например, в Восточной Африке. Да, – именно там, – в «колыбели человечества»... Там, где уже почти полвека работает исключительно одна экспедиция – семейство Лики... Или Вы думаете, что никто другой туда не едет, потому что там дороги плохие?

Но монополия в науке не всегда создается только ради денег или личной славы. Это хорошо понимают в странах сосредоточенных и прогрессивных...

Уже почти сто лет абсолютно недоступно для «посторонних» учёных место находок синантропа⁴. И совсем не потому, что китайские археологи конкурентов боятся.

Монополию легче контролировать.

Но и не это главное... Доказательства у нас ― на вес золота.

Потому естествознание и идёт порой не всегда естественным путём...

В СССР в конце 20-х годов, например, в «Сухумском гособезьяннике»⁵ при поддержке известного министра-гуманиста А. Луначарского была начата реализация оригинальной задумки... Денег на науку тогда не хватало, но сотни комсомольцев-добровольцев (обоего пола) предложили свои услуги бесплатно... Догадываетесь какие? Нет? Ну, вот если скрестить жеребца и ослицу, то может получиться лошак. А если сделать то же с обезьяной и... То ожидалось «ощутимое» подтверждение гипотезы эволюционного происхождения человека⁶. В стране тогда шла ожесточённая борьба с Церковью. Атеизм стал государственной религией. Безбожие нуждалось в научном обосновании. Дарвин и Маркс (вкупе со своим другом Энгельсом) становились подобием идолов. Ради служения «марксистской науке» люди души свои продавали, а телом-то пожертвовать – совсем уж мелочи.

Всё «естественно»... Только странные формы приобретал иногда «всенародный энтузиазм» в «годы строительства социализма»... Что за дух двигал тогда людьми?

При изучении проблемы «происхождения человечества» в своё время было высказано два предположения.

Согласно первой версии, «человек стал человеком» первоначально в каком-то одном регионе планеты. Согласно второй – люди появлялись «одномоментно» (в исторических масштабах) на различных территориях или даже континентах.

С точки зрения эволюционной гипотезы второе предположение кажется более логичным. Если процесс эволюции обезьян находится в прямой связи с глобальными изменениями среды обитания, то вполне вероятно и логично одновременное появление «людей современного облика» в разных точках планеты.

Всё бы ничего, но только это плохо для сторонников расового равенства. Что же это получается? Если «человекообразные» существа «воспряли» телом и превратились в людей в различных регионах, то можно предположить, что некоторые из них сделали это чуточку раньше (например, европейцы)» а другие (например, африканцы) – немного позже?⁷

Если же мы все произошли от одного корня – меньше основ для теорий о расовом превосходстве, но больше повода говорить об уникальности человека, о его царственной роли в Мире природы...

И это можно использовать в политике.

Если государство воспринимает какую-либо идеологию как опору своей власти, то реальная научная дискуссия в такой стране вообще невозможна. Главную идеологическую доктрину в СССР, например, отстаивал П.И. Борисковский. Звучало это так: «Восходящее ещё к труду Ч. Дарвина «Происхождение человека и половой отбор» (1871) положение о том, что человек произошел от ископаемых человекообезьян конца третичного периода, является общепризнанным в современном материалистическом естествознании»⁸. Марксистское ученье считалось тогда единственно верным. Сторонники иных мнений обвинялись в нашей стране если не в измене отечеству, то, по крайней мере, в профессиональной некомпетентности. Следовало помнить, что «в современной буржуазной науке распространены разного рода реакционные, антинаучные построения по вопросам происхождения человека. В большинстве своём они связаны с человеконенавистнической расовой теорией и с реакционным, идеалистическим морганизмом-вейсманизмом. Цель их – извратить или опровергнуть тем или иным путём материалистическое ученье о происхождении человека от обезьяны»⁹.

Такие вот дела...

Как Вы думаете, легко ли быть археологу объективным в своих научных изысканиях?

Вы страдаете расстройством памяти. Вы не в состоянии вспомнить подлинные события и

убедили себя, что помните то, чего никогда не было. К счастью, это излечимо.

Джордж Оруэлл. 1984

Знаем… Предполагаем… Знать не хотим… Незаконнорожденные гипотезы. Всегда ли выручает логика?

Бывают в жизни ситуации, когда нормальные, трезвомыслящие люди наблюдают то, чего в реальности нет и быть не может.

Солнце в древности иногда представлялось людям колесницей, Луна – женским лицом. А современный ловец «летающих тарелок», положа руку на собрание сочинений Е. Блаватской, готов Вам поклясться, что видел такую посуду своими глазами.

Любой житель равнины, если он честный человек, скажет Вам, что Земля плоская. Не очень давно так думали почти все. Но сейчас, благодаря достижениям науки и просвещения, большинство из нас знает, что Земля, конечно же, круглая.

Хотя на самом деле ― она шарообразна.

Мифология не осталась в прошлом. Мифотворчество продолжается и сейчас. Меняются только сюжеты, формы, язык, цели и степень потребности в мифах.

Миф – это сказание. По-нынешнему – «общественное мнение». На реальных фактах оно может быть и не основано.

В древние времена легенда иногда помогала людям видеть Мир цельным, делала его более объяснимым. Действующим в природе силам давались житейские, понятные по тем временам термины. Находились свои закономерности. Возникало ощущение предсказуемости. Окружающая действительность становилась более уютной.

Мифологическое мышление присутствует и в науке. Особенно в гуманитарной. Совершает оно те же действия и с той же целью – добавляет уверенности.

В археологии мифы могут быть безобидными и даже очень милыми. Например, такие:

1. Чем грубее и крупнее каменные орудия, тем они древнее.

2. Копать надо больше (глубже).

3. Очень глубокий слой – очень древний слой.

4. Для раскалывания крупных камней требуется много силы.

5. Для получения большого количества продуктов расщепления камня требуется большое количество времени.

Но мифы могут быть и не очень безобидными. Например:

1. Прежде люди были глупее, чем сейчас.

2. Если не завтра, то в отдаленном будущем мы будем знать всё (или почти всё).

Гипотезы чем-то сродни мифу. Иногда они могут быть полезными и серьёзно помогать в научном поиске.

В мореходном деле, например, есть один очень интересный приём. Если корабль попал на мель и не может самостоятельно с неё сойти, то на шлюпке подальше и, главное, – в сторону от основного курса завозят и бросают на дно якорь. Натягивая якорный канат и фактически опираясь на новую, неестественную для судна точку опоры, с мели иногда можно сойти. Далее судно идёт своим прежним, обычным курсом. Но использование аномальной опоры – метод любопытный.

Так порой и в науке... Гипотеза может быть и неверной, но иногда она способна вывести исследования из тупика.

В современной археологии была и есть масса предположений, реально не подтверждённых, но вместе с тем существенно помогающих в ориентации, осмыслении и обдумывании накапливаемых фактов.

В своё время было высказано предположение, что хронологически последовательная смена древних (палеолитических) технологий обработки камня (техника мустье, пластинчатое расщепление позднего палеолита, микропластинчатая техника) связана с этапами биологической эволюции человека.

Всё это выглядит логично. Ещё лучше, если бы это совпало с данными антропологов. Но убедительными фактами это пока не подтверждается. Хотя особенно и не опровергается...

Предположение о связи эволюции человека с эволюцией технологии обработки камня помогло исследователям палеолита разобрать и систематизировать огромный массив накопленных данных. Долгое время эта гипотеза удовлетворяла практически всех археологов. Но сейчас так думает далеко не большинство.

Что такое «парадигма»?

Слово это греческое. Означает – «пример, образец». В словаре мы можем прочесть, что «парадигма – это концептуальная схема, модель постановки проблем и их решения». Особенно важно то, что такой «образец» господствует в науке не вечно, а только ограниченный исторический период. Фактически, парадигма ― это способ мышления, базирующийся на стереотипах. А они, как известно, – переменчивы.

Наука не существует сама по себе. В какой-то мере, наука – это общественное явление. А общество меняется.

Новая парадигма всегда способствует стремительному прогрессу в науке. Новое мышление заставляет нетривиально взглянуть на привычное, увидеть неожиданные перспективы, найти новые решения для старых, всё ещё нерешённых проблем.

Нο со временем парадигма начинает стареть. Научное исследование превращается в рутинный, монотонный труд. Особых открытий не происходит, но в научных коллективах все живут ещё дружно. Проходит некоторое время – и парадигма начинает мешать. Кое-кто начинает называть её «старой», перестаёт слушаться своего начальства, и в научной среде назревает конфликт. Доминирующий «образец мышления» начинает тормозить науку, заводить практические исследования в похожие на тупик ситуации.

В этот период человечество рождает гениев и «потрясателей основ». У всех на слуху такие имена, как, например, Ньютон, Бор, Гёдель, Лобачевский... Рождается новая парадигма – новый «образец», новая «модель постановки и решения проблем»...

Попробуем рассмотреть, что такое парадигма, на примере. Построим цепочку фактов.

Факт первый. В Восточной Африке при раскопках обнаруживаются кости небольшой давно вымершей обезьяны. В непосредственной близости от частей её скелета археологи находят каменные орудия. Делается логичный вывод, что изготовитель этих инструментов тут, перед нами, как раз и лежит. А так как технология производства этих орудий относительно совершенна, то существу присваивается классификационное «имя» – Ното habilis, что в переводе с латыни означает „человек умелый“.

Факт второй. В Китае, недалеко от Пекина, в пещере Чжоукоудянь при археологических раскопках обнаруживают раздробленные кости еще одного существа. Радом находят примитивные каменные инструменты. Вывод – перед нами наш предок Sinanthropus и его орудия труда.

Факт третий. В Южной Сибири на археологическом памятнике Волчья Грива при раскопках обнаруживают расчленённые кости мамонта. Рядом опять же лежат каменные орудия. Вывод – перед нами мамонт и ... Угадали?

А раз угадали, тогда вы уже поняли, что такое «парадигма».

Фактов в науке никогда не может быть достаточно. Для обоснования новых гипотез их, как правило, всегда немножко не хватает. На первое время, если фактов мало, ― выручает логика. Чем стройнее логическая последовательность в изложении гипотезы, тем правдоподобнее она выглядит.

Если, например, Вы уверены, что всё и всегда в мире эволюционирует от примитивного к совершенному, то по этому образцу можно смоделировать и историю человечества. Соответственно, наши древнейшие предки должны стать у нас глупыми, их орудия труда ― примитивными, а жизнь в доисторические времена – унылой и безотрадной. И чем логичнее мы будем увязывать детали этой схемы, тем естественнее будет вывод: самые что ни на есть совершенные существа – это как раз мы с Вами.

Звучит это, конечно, не очень прилично, но зато приятно и утешительно.

В начале XX века иллюзия о взаимосвязи технического прогресса и уровня развития человека и общества была еще очень популярна. Изучение и реконструкция жизни древних человеческих сообществ совершались по методу аналогии.

Делалось это так:

1) изучался образ жизни, структура коллектива, быт, нравы и мировоззрение «диких народов»;

2) затем все выявленные закономерности априори переносились на жизнь наших предков в прошлом.

По этой методике были написаны горы книг. Многие из них очень талантливы и занимательны.

Всё было бы логично, но если только мы будем считать, например, австралийских аборигенов народом, прямо скажем, «недоразвитым»... Но что будет, если представить их не «дикими», а «одичавшими»? Кто может уверенно сказать, что предки африканских пигмеев, например, жили много тысяч лет назад именно так, как живут сейчас их потомки? Не является ли это, напротив, одним из свидетельств регресса человечества?

Рассуждения по схеме: «„некоторые дикие“ сегодня „все дикие“ в прошлом» – некорректны. Нужны доказательства, способные нас серьёзно в этом убедить. А их пока маловато...

Логика не может всегда заменять факты. А если фактов недостаточно, то уверенность в безупречности логических построений не должна превращаться в уверенность формулировки заключений. Необходимо всегда отчётливо помнить о различии слов «знаем» и «предполагаем».

Виргинский был как-то лихорадочно-весело настроен и участвовал в танцах; но вдруг без всякой предварительной ссоры схватил гиганта Лебядкина, канканировавшего соло, обеими руками за волосы, нагнул и начал таскать его с визгами, криками и слезами,

Ф.М. Достоевский. Бесы

Диалог глухих. Рецепты кадровой политики. Нехорошие самозванцы.

Археологи часто волей-неволей оказываются втянутыми в одну давнюю не очень хорошую полемику. Речь идет об «эволюции и происхождении видов».

Необходимо напомнить читателю, что с изучением нашей ранней истории наиболее тесно связаны две науки: археология и антропология. Хотя общие задачи исследований очень близки, реальное взаимодействие специалистов возможно только в очень редких случаях.

Антропология – это наука о человеке как биологическом виде. Объект её исследований – костные останки людей и вымерших «человекообразных обезьян»¹⁰. Антропологические находки делаются в основном на территории Евразии и Африки. Получаемые при раскопках и датируемые эпохой палеолита материалы, можно сказать, единичны.

В археологии основным объектом исследований являются материальные следы, или продукты деятельности людей – артефакты. Количество археологических местонахождений эпохи палеолита (с многотысячными коллекциями разнообразнейших находок) очень велико и измеряется многими сотнями.

Места обнаружения антропологических материалов в основном приурочены к определённым, относительно локальным районам. Археологические памятники практически повсеместны, и именно они дают основную информацию о жизни людей в эпоху их древнейшей истории.

На вопрос «От кого произошел человек?» должны искать ответ антропологи, а не археологи. Археология по этому поводу может предоставить только косвенные свидетельства – найденные артефакты и их интерпретацию. Археологи могут изучать и заниматься «реконструкциями» образа жизни людей, их трудовой активности, но только своими методами, т.е. анализом только следов деятельности наших предков. Об облике человека прошлого мы можем говорить, следовательно, только в очень осторожных, предположительных интонациях. Никакая археологическая реконструкция не может быть прямым доказательством в столь важном и сложном вопросе. Логика не может восполнить принципиальную ограниченность применяемых нами методов.

Знает об этом практически каждый археолог. Но не всегда помнит. Иногда актуальность вопроса, жар дискуссий, гордыня или стремление поскорее разделаться с заклятым врагом своего Мировоззрения втягивают нас в споры странные, провоцируют на несвойственное. В таких случаях наш язык порой превращается в пропагандистское помело, а слова наши – в какую-то глупость. И вместо того чтобы спокойно и вдумчиво передать читателям, ученикам, студентам или школьникам, своим детям наконец, итоги своих наблюдений, исследований и размышлений, вместо ответственных слов знающий, уважаемый, умный, взрослый и серьёзный человек вдруг пишет:

«Маленькая, полная женщина, лицо которой я плохо различал в полутьме, жестом показала мне, что я должен нагнуться к ней, и громко прошептала:

– Скажите, а для чего собрались здесь эти люди?

Легко можно представить, в какое изумление привёл меня этот вопрос, так некстати прозвучавший в столь высоком научном собрании, но я ответил вполне вежливо:

– Они собрались здесь, чтобы понять, как произошёл человек и какими были его первые орудия труда.

Но следующий вопрос очаровательной собеседницы буквально поверг меня наземь:

– А что, говорят, человек произошел от обезьяны?

– Да, мадам, но только не от той, которую вы видели в парижском зоопарке.

Здесь я явно упростил сложные проблемы антропогенеза, о которых рассказано в недавно вышедшей книге моего коллеги Г.Н. Матюшина. Но что было делать, не излагать же основы антропологии столь необразованной собеседнице»¹¹.

Экая игривость. Так и представляешь себе француза, главная цель в жизни которого – всем импонировать.

Что ж, давайте последуем совету и полистаем упомянутую книгу Г.Н. Матюшина, полагающего, что у истоков его родословной была порода «обезьян, которая далеко превосходила все остальные смышлёностью и приспособляемостью»¹². Посмотрим, насколько же они приспособились и какова их современная лексика.

«Почему я стал ходить не на четырёх конечностях, как мои сородичи – обезьяны, а на двух?.. Почему так случилось?» – размышляет автор¹³. Вопрос действительно сложный. Сразу и не ответишь... База данных о жизни древних обезьян и первых людей сравнительно невелика. Это досадно. Казалось бы, надо пополнять копилку наших знаний. Но дело, оказывается, не в этом... Г.Н. Матюшин полагает, что «одна из главных причин отсутствия сведений – борьба церкви против приматов, т.е. против обезьян»¹⁴! Вот в чем корень слабых знаний Г.Н. Матюшина. Что сделала Церковь с приматами, Г.Н. Матюшин читателю не сообщает. Но, вероятно, что-то жуткое! Видать, и вправду «церковники не дремали»¹⁵. Извели, наверное, «под корень». Браконьеры... «Кто мог спорить с этими людьми? Никто, конечно. Ни современной науки, ни космонавтики тогда не было»¹⁶.

Теперь космонавтика, слава Богу, есть и можно смело и открыто, не оглядываясь на кровавые застенки, писать о своём происхождении от обезьяны... Более того, можно даже сослаться на такой авторитет, как Ф. Энгельс, и заявить, что «человеческая история начинается с момента появления каменных орудий»¹⁷… Вот вам, мракобесы!

Низколобый мутант обезьяны с топором в руке¹⁸ – человек. А без топора – ещё нет.

Что ж... Убедительно.

Очки, портфель и шляпа – интеллигент. Нет шляпы? – Не взыщите... Или, как нынче говорят, «извиняюсь»¹⁹.

Простенько и со вкусом. Главное простенько.

По такой методике в «советской археологии»²⁰ на долгие десятилетия были решена «проблема происхождения человека». «Что же касается скептиков и опровергателей – как утверждают знатоки, – то среди них нет специалистов, нет археологов»..?²¹.

Верно. Почти не осталось.

Десять раз теперь подумаешь, стоит ли выдвигать какие-нибудь новые гипотезы²².

Думаете, что в лагере оппонентов всё всегда обстоит иначе? Ошибаетесь. Там тоже есть полемисты с комсомольским задором.

Процитируем:

«Чем дальше, тем больше закрепляется убеждение, что эволюционные религиозные теоретики не понимают, в чем их главное противоречие с христианством»²³. Раздражает автора, похоже, даже само слово «эволюция». В глазах христиан, вероятно, Мир может быть только статичным, неизменным. Творить Мир, органично изменяя его, например, через эволюцию, Я.Н. Козлов считает непозволительным никому, даже Вседержителю. У тех, кто думает иначе, как полагает автор, «что ни аргумент, то подтасовка, что ни цитата, то фальсификация, что ни богослов, то самозванец»²⁴. Ну – жуть, одним словом.

Многие авторы такого рода полагают обязательным исключительно буквальное прочтение некоторых текстов Священного Писания. Особенно из первой книги Библии. Иной раз можно услышать, например, что «мир сотворён за шесть астрономических современных календарных дней и, примерно, 7,5 тыс. лет назад». Все остальные предположения – «от лукавого». Есть такие «ревнители». Поневоле начинаешь опасаться за крепость их веры... А вдруг они уразумеют, что Мир всё же несколько старше? Не на песке ли строят они своё здание? Не опрометчиво ли ставят они проблемы библейской хронологии «во главу угла»?

Наука о прошлом – занятие не простое. При сопоставлении текстов Библии с цитатами археологов можно навыдумывать много лишнего.

Число доброхотов «апологетики христианства» растёт угрожающими темпами. «Два прихлопа – три притопа», и новая книжка готова. Рецепт написания таких «блокнотов агитатора» прост как яичница: вся наука ― фальсификация, а все учёные – жулики. «Не слушайте их, дети! А идите все к нам, смиренным, – мы вам всё про эту бяку объясним»...²⁵

Скороспелые брошюры непримиримых борцов с «эволюционизмом» плодятся ужасающими темпами. И похоже – почкованием. Не только ключевые фразы, но даже второстепенные абзацы в сочинениях разных авторов бывают практически неотличимы. Образы однообразны, а «научная аргументация» – стройна и логична как таран. Из всего многоцветия естествознания выдирается только то, что «подходит»... Всё остальное замалчивается. Нет таких фактов – и всё тут. Картина, впрочем, знакомая – я почти сорок лет при коммунистах прожил...

Помните, как у Солженицына, «В круге первом», после лекции о диалектическом материализме?

«Может быть, будут вопросы? – как-то полуугрожающе спросил лектор.

― Да, если можно...– зарделась девушка в эпонжевом платье из четвёртого ряда. Она поднялась и, волнуясь, что все смотрят на неё и слушают её, спросила:

– Вот вы говорите – буржуазные социологи всё это понимают. И действительно, это всё так ясно, так убедительно... Почему же они пишут в своих книгах всё наоборот? Значит, они нарочно обманывают людей?

― Потому что им невыгодно говорить иначе! Им за это платят большие деньги! Их подкупают на сверхприбыли, выжатые из колоний! Их учение называется прагматизм, что в переводе на русский: что выгодно, то и закономерно. Все они – обманщики, политические потаскухи!

– Все-все? – утончившимся голоском ужаснулась девушка.

– Все до одного!! – уверенно закончил лектор, тряхнув патлатой пепельной головой».

Всё. Занавес.

Ладно, уж там, на Западе, – у нас свои иезуиты подрастают. Посоветуешь иному автору вроде С. Вертьянова выбросить свою рукопись и никому больше не показывать, так он тебе «благодарность за скрупулёзную проверку данных и полезные советы» в своей публикации выскажет²⁶. И окажешься ты в длинном списке академиков, которые «приняли участие в редактировании книги», где ещё и постскриптум пропечатан, что мол, вся эта дивная ахинея написана «... с большой тщательностью и выверена ни самом высоком научном уровне»²⁷.

Наглость – города берёт, а «цель» у иных, наверное, не только «оправдывает», но и помогает приобретать «средства». Появляется на свет, например, прелюбопытнейший «учебник для... общеобразовательных учреждений с преподаванием ... на православной основе»²⁸. Для почтенного издательства – позор всемирный²⁹. Плюнуть бы и забыть. Да только в этом «учебнике» моё имя тоже проставлено... в качестве редактора (?!). Хорош сюрприз. Рукопись я и в глаза не видел ― ладно, хоть в соавторы не попал... Раньше за такие штучки «вертьяновых» подсвечником по мордасам били. Теперь же, попробуй, сыщи этого прохиндея – увернётся «биолог»... Демократия.

Есть люди, что ошибаются, похоже, невольно. По незнанию или доверившись сомнительным источникам. За таких авторов, порой, даже и неловко как-то...

Вот, например, книга о. Стефана Ляшевского³⁰. Чего здесь только нет... Оказывается, «каменный век и век металла существовали одновременно»³¹, «нет абсолютной последовательности и в смене периодов: Палеолита, Неолита и Бронзы, которые существовали на древнем Востоке одновременно»³², а в глубокой древности «никаких других орудий кроме... ударника человек не знал, для него оно было охотничьим оружием и орудием самозащиты»³³ и т.д. и т.п. Всех «откровений» такого рода и не перечислить. Некомпетентность автора производит оглушительное впечатление!

Ладно, хоть о. Стефан нашего брата, археолога, не очень ругает. Но есть публикации, лишенные не только знаний или сомнений, но и даже здравого смысла...

Радикально сражается с супостатами и многопишущий, особенно в Интернете, о. Даниил Сысоев³⁴. Кроме тотального разгрома всех современных методов естествознания есть у него и такие печатные строки: «Ясно, что антропологию вовсе нельзя считать ныне наукой, а лишь формой фантастической сказки конца II тысячелетия по Р.Х.». Сказку за «эволюционистов» сочиняет сам автор публикации, а затем, приписав, как он пишет, «учёным» все мыслимые и немыслимые грехи, громогласно возглашает: «Против этого наглого восстания сатаны на Церковь мы воспоём песнь победы...»³⁵. Ни больше, ни меньше.

Грустно всё это...

Если мы не прекратим канканировать и усвоим подобный тон полемики как нормальный, то до добра это не доведёт. Уважения уж точно не добавит.

Забавно, порой, читать рассуждения иных радикальных «антиэволюционистов» о наиболее ранней истории человека. Я, например, никогда не догадывался, но оказывается, что с первых дней своей истории люди при изготовлении своих каменных орудий пользовались железными зубилами! Эпоха же палеолита («древнекаменного века»), по мнению автора этого ошеломляющего открытия, наступила позже, когда столь ценные «зубила» от износа начисто «стёрлись». И потому мы, т.е. археологи, обнаружить их, т.е. «зубила», в ходе своих раскопок никак не можем. Не верите, что такую белиберду можно опубликовать? Ну, тогда смотрите статью о. Тимофея Алфёрова «Когда был каменный век?»³⁶.

Нельзя так... Ну, негоже в полемике с идеологией дарвинизма снисходить до уровня примитивной пропаганды. Не к лицу нам, православным, перенимать манеры своих оппонентов. Не опускайтесь. А то со стороны сразу и не различишь – где кто и за что. Уж очень много общего получается...

Незнание реального состояния науки не менее опасно, чем незнание богословия.

Больша́я беда может случиться, если за богословие возьмётся дилетант. Не меньшая – если богослов будет поучать археолога методике раскопок или пониманию нюансов стратиграфии. И особенно огорчительно, когда роль такого ментора для науки берёт на себя священник...

Задор и некомпетентность ― плохое сочетание, и прав диакон Андрей Кураев: велика опасность того, что, прочитав подобную «задиристую книжку», человек отнесёт слово «халтура» «ко всему христианству как таковому»³⁷.

Осторожность необходима всегда. И не только сапёру.

Причём остерегаться следует не только ошибок в исследовании или непроверенных фактов. Иной раз не следует торопиться задавать вопросы, на которые можно получить слишком прямой, непосильный и неожиданно убийственный для вопрошателя ответ...

Будьте мудрее.

Без взаимного стремления навстречу друг другу, без щедрого желания поделиться опытом, без совместных целей в познании Мира между людьми, посвятившими себя науке, и людьми, одарёнными благодатным опытом религиозных переживаний, не будет взаимопонимания. Жажда помочь друг другу сродни любви или тем нашим чувствам, когда мы видим радость человека, принявшего наш искренний подарок.

Порой мы часто стучим в открытые двери, пугаем тех, кого ошибочно считаем чужими, видим в протянутой навстречу руке не жест приветствия, а ищем на открытой ладони камень или коварно спрятанный клинок.

Археология XIX века, той поры, когда родилась гипотеза о происхождении человека от обезьяны, и археология сегодня – это почти совсем разные науки. Новые методы давно дают новые результаты, к сожалению, мало известные иным, резво пишущим, как о. Тимофей Алфёров, авторам.

Откровенно скажу, я не питаю склонности к такого рода забавам даже при свете дня; подобные мании могут легко подтолкнуть к помешательству неустойчивый разум...

Эдгар Аллан По. Золотой жук

Раскопки и находки. Профессиональное коллекционирование. Типология и морфология.

Копать землю и доставать из неё то, что сам туда не положил, человек начал очень давно. Трудно даже сказать когда. Наверное, со времён палеолита.

Современные раскопки иной раз открывают нам своеобразные клады эпохи камня. Люди зачем-то прятали в землю свои орудия или ценное сырьё. Раз прятали, – вероятно, кто-то и искал.

Выкапывание старого золота и бронзы для переплавки в новые изделия активно практиковалось и в Северной Африке, и в Европе, и в Центральной Азии. Копали не только древние могилы, но и захоронения соплеменников. И было такое занятие очень популярным.

В Сибири в конце XIX века существовали уникальные деревни. Их население землю не пахало и хлеб не сеяло. Жили здесь профессиональные грабители могил, называвшие себя «бугровщиками». Они копали курганы эпохи бронзы и дело свое поставили настолько хорошо, что знали не только где надо искать, как из земли вытаскивать, но и что они там найдут и кому продадут.

Египтяне регулярно, из века в век, не давали покоя умершим фараонам и вообще всем более-менее состоятельным предкам. Римляне активно копали склепы этрусков и развалины их городов. Особенно ценились уникальная по красоте керамика и терракотовые статуэтки. Похоже, именно здесь и в этот исторический период опыт подземного грабежа стал впервые приобретать характер систематизированных, передаваемых по наследству знаний.

Римские легионеры, уходя на покой после своих походов, в поиске старинных предметов частенько раскапывали могилы греков в Коринфе. Искали то, что легко сбыть. Об этом упоминает историк Страбон.

Раскопки производились и с религиозными целями. Так, владыки ново-вавилонского царства искали древние святилища. А в эпоху раннего христианства раскопки велись в Палестине на местах мученичества первых святых. Причём любопытно, что народ подозревал папу Сильвестра II (X век) в кладоискательстве.

В XII веке итальянцы так увлеклись раскопками, что хозяйничали не только на своём «сапоге», но и ни островах Греции, например, на Хиосе. Искали предметы старины. Археология стали в то время столь разрушительной, что римскому папе Льву X даже пришлось издать специальный декрет (1515 г.), «в силу которого должно предъявлять папскому правительству каждую найденную при раскопках вещь»³⁸.

Клады искать легко и приятно. Хочу покаяться. Я тоже этим переболел.

Случилось это в конце 80-х в южной Туркмении. Копали мы руины одного из древнейших ни Земле городов Алтын-Деле. Развилины стен и домов этого современника Вавилона с трудом поддаются описанию. Выглядит это всё как гигантский, диаметром более километра, оплывший холм. Даже как гора. Странная она только тем, что стоит не радом с другими, а посреди равнины. Улицы как ущелья, площади – впадины, а отдельные «усадьбы» пригорода – как холмы предгорий.

Работать в 50-градусную жару не просто³⁹, но у нас было два развлечения. Одно на восходе, другое – ни закате солнца. Утром мы любовались играющими на горизонте миражами, а вечером, когда становилось прохладнее, мы «ходили в маршрут».

Мой друг и напарник по работе был специалистом по фортификации эпохи Парфянского царства. Парфия когда-то воевала с Римом. Это значит, что особым нашим интересом был поиск древнеримских вилл и крепостей, изучение их планиграфии.

Дожди в этих местах редки, но разрушительны. То, что было пару тысяч лет назад цитаделью, превратилась в невысокий холмик. То, что было крепостной стеной, – стало длинной, извилистой и пологой насыпью. Всё вокруг усыпано ещё и осколками римской керамики.

Задачей наших пеших походов был поиск таких крепостей. Опыт позволял находить их без особого труда: всё, что хоть чуть-чуть возвышается над абсолютно плоской равниной, несомненно, было когда-то искусственным сооружением. Кроме того, нам помогали и длинные вечерние тени – они отмечали все изгибы рельефа. Вот к таким «бугоркам» мы и ходили «в маршрут».

Однажды, измеряя шагами длину стены очередной крепости, мы, двигаясь навстречу друг другу, одновременно увидели керамический сосуд, замурованный когда-то в глиняные кирпичи. Мысль у нас обоих «сработала» быстро и в одинаковом направлении: «Просто так кувшины в стену не запихивают!!!».

В сосуде ничего не оказалось...

С тех пор дисциплина профессионала уже никогда не допускала развиться стихии грабительских чувств, но ощущение невероятного азарта в памяти осталось.

Средневековый период археологии окрашен в цвета гербов монархических фамилий. Представители королевских домов не только покровительствовали раскопкам древностей, но и принимали в этом личное, непосредственное участие. Интересовало коронованных особ, конечно же, не презренное золото. Привлекали преимущественно образцы античного искусства. Копали руины городов «светлой Эллады», изучали корни своего рода.

Постепенно, к XIX веку, коллекционирование становится занятием популярным. Даже выгодным – на собранные с распаханных полей редкости возник рыночный спрос. Суетливые европейцы уже внимательнее смотрят себе под ноги. Попадается много интересного. Количество находок в частных коллекциях стремительно растёт.

Вероятно, врождённая тяга прибалтийских народов к установлению порядка в разнообразии мира определила время и место явления первого археолога-ученого. Его имя – Кристиан Томсен (1788‒1865). Датчанин. Он первым почувствовал, что сборы древностей могут привести к бесконечному накоплению. Нужна была система. Очевидно, озарение пришло к нему так же легко и естественно, как и к Д.И. Менделееву. В 1819 году всё огромное количество собранных археологических находок Копенгагенского музея Томсон распределяет по хронологическому принципу на три раздела, а историю человечества делит на три «века»: каменный, бронзовый и железный. Решение было гениальным и, как показало будущее, абсолютно верным. Позже специалисты раздробят эту схему на детали, а «века» назовут «эпохами». Так, например, каменный век разделится па палеолит (древний) и неолит (новый). В палеолите выделят ранний, средний и поздний период. Для каждого этапа найдут определённые признаки характерных технологий обработки камня и, самое главное, – обнаружат множество таких местонахождений древностей, где последовательной смене геологических слоёв будет соответствовать последовательная смена набора типичных артефактов.

Век XIX ― эпоха археологов-англичан.

У англичан многое необычно. Есть у них и интересная поговорка: «Джентльмен обыкновенно живёт в деревне». Это значит, что, заработав деньги и обеспечив себе покойный отдых, нормальный человек должен быть занят не «проеданием» нажитого капитала в каком-нибудь плебейском раю вроде Палм-Бич, а посвятить себя самому благородному делу на земле – сельскому хозяйству. Или же – науке.

Пожалуй, нет занятия более увлекательного, чем коллекционирование. Как, наверное, приятно пройтись ранним утром по пологим холмам южной Англии, поискать по берегам ручьёв окаменевшие от времени раковины, причудливые кости умерших гигантов или странные своей таинственной и гармоничной красотой каменные орудия «допотопных» людей. Англичане тогда задавали тон не только в мировой политике. Именно они надолго придали археологии оттенок благородного искусства.

Но аристократизм неизбежно отступает под натиском энергичного большинства. Качество всегда душится количеством. Археология – не исключение.

По-настоящему «несметные сокровища» обнаружили в земле Франции⁴⁰. Изделий эпохи камня здесь было найдено так много, что несколько позже именно на этих материалах будет разработана их детальная образцовая типология.

Особо следует отметить обнаружение ашельских рубил в долине реки Сомма (Somme). Найденные здесь орудия древних людей были поразительны. Местные крестьяне даже считали их застрявшими в земле «наконечниками молний». Форма массивных каменных изделий действительно напоминала наконечник копья.

Но археологи быстро отвергли «небесную» версию происхождения находок. Это были явно человеческие орудия⁴¹. Древность изделий несомненна – их извлекают из тех же геологических слоёв, в которых встречаются кости давно вымерших в Европе животных: слонов, носорогов и даже бегемотов.

Потрясает совершенство формы рубил. Чище всего они напоминают уплощенную гигантскую каплю с острыми по периметру краями. Почти все орудия изготовлены их крупных желваков кремня. Обработка сколами произведена с завидным мастерством. Самое удивительное, что рубила встречаются здесь так часто, что собрать их удалось несколько сотен экземпляров. Вплоть до настоящего времени небольшие северные городки Аббевиль и Сен-Ашель остаются «Меккой» археологов-палеолитчиков.

Во второй половине XIX века археология получает и, наверное, первый в истории науки социальный заказ: нужны факты для подтверждения гипотезы Чарльза Дарвина. Археолог в тот период становится чрезвычайно популярной игурой в обществе. Газеты благоговейно следят за каждым его шагом, ловят каждую фразу, а любой раскоп окружён представителями прессы. Особенно приветствуется «удревнение» истории человечества и описание примитивности наших предков. «Передовая общественность» жаждет «произойти от обезьяны»⁴².

Хорошим примером буйства воображения при исследованиях в духе той эпохи может послужить творчество Зденека Буриана (1905‒1981) Его работы известны практически всем школьникам. Редкая энциклопедия или музей мира не использует плоды его трудов для украшения своих страниц или экспозиций⁴³. Человек этот считал свои работы научной реконструкцией. Своей задачей он считал показать нам лица наших далёких предков. Получалось это всё у него довольно эффектно (см. рис. 1).

Рис. 1. Это неандерталец. Не мыт, не брит. Штанов нет. Выглядит дебилом

Идея Дарвина становилась зримой. Теперь любой желающий мог сравнить нарисованного «эволюционного предка» со своим отражением в зеркале или с автопортретом самого Буриана (рис. 2).

Рис. 2. Это Homo Sapiens. Взор как у чекиста. Есть рубашка. Выглядит хорошо

Фактически, доверчивый зритель попадал в бурьян научный, в сорняки. И даже не потому, что таких уродов в древности было не больше, чем сейчас, а антропологи или генетики уже давно не рассматривают неандертальцев (в частности) и наших современников как этапы эволюции человека… Всё проще, – труды, подобные деяниям моравского пророка из Копршивницы, вообще не имеют никакого отношения ни к науке, ни, тем более, к реальности.

XX век – период совершенствования методов⁴⁴. Труд, опыт и удача сотен археологов и их добровольных помощников превратили коллекционирование древностей в мощную многоотраслевую пауку.

В археологии палеолита это проявилось в первую очередь в совершенствовании методики раскопок. Как это происходило – рассказ долгий. Можно только вкратце упомянуть об итогах, о современном состоянии палеолитоведения⁴⁵.

При изучении истории каменного века сейчас ведутся только комплексные исследования. В раскопках палеолитических памятников⁴⁶ участвует множество специалистов: геологи, палеоботаники, палеонтологи, зоологи, почвоведы, геофизики, специалисты по радиоуглеродному, палеомагнитному, стратиграфическому датированию... Всех и не перечислишь. Работы всегда ведутся неторопливо и тщательно. При раскопках берут образцы для самых разнообразных лабораторных анализов: оставшиеся в почве споры растений, образцы угля, микроскопические фрагменты костей и другой разнообразной уцелевшей «органики»... Весь процесс раскопок фиксируются самым тщательным образом. Экспедиционный отряд по окончании рабочего сезона возвращается «домой» с массой коробок, полевых дневников, колб, чертежей, схем, рисунков, фотографий, видеофильмов и даже данных спутниковых топографических измерений. К самим же находкам (древним артефактам) – особенно внимательное отношение. Каждому экземпляру присваивается «личный номер», детально описываются все обстоятельства его обнаружения. Всё это археологическое богатство ещё будет долгое время изучаться, – «полевая» информация никогда сразу не комментируется.

Есть археологические памятники, которые можно назвать особенно ценными. Например, Денисова пещера на Алтае⁴⁷. Люди почти непрерывно обитали на этом месте со времен сказочно древних. Рыхлые отложения почвы в пещере подобны слоистому пирогу. В каждом слое – «начинка» из артефактов. Самый нижний (древний) слой датируется временем около 280 тысяч лет назад. Самый верхний – содержит находки эпохи железа. Раскапывается Денисова пещера настолько профессионально, что стала своеобразным эталоном, опорным памятником для изучения палеолита всей Евразии.

Вокруг пещеры обнаружился целый комплекс других древних поселений и мастерских различных исторических эпох. Работы исследователям хватает. Не случайно рядом с «Дениской» вырос даже небольшой археологический городок. Кроме домов, где почти круглый год живут археологи, в этом посёлке есть и специальные лаборатории для первичной обработки поступающей из раскопок информации.

Большим подспорьем стали компьютеры. Их изобрели вовремя, поскольку масса данных, собираемых археологами при современных раскопках, уже никак не поддаётся обработке «вручную».

Читая книжки археологов, то и дело встречаешь цифры, указывающие на возраст находок. Как же он определяется? На каменном топоре вроде бы не написана дата изготовления. Откуда же взялись даты в 100 тысяч лет назад, 200 тысяч, миллион или даже – полтора?

Самый главный метод датирования в археологии палеолита – «стратиграфически-относительный».

В облике нашей Земли постоянно происходят изменения. Перепады сезонных температур разрушают скалы, и поэтому с вершин гор периодически сползает щебень; реки размывают берега и переносят песок; ливневые дожди накапливают в низинах глину... Образование таких отложений происходит постоянно и с различной степенью интенсивности. И если мы выкопаем где-либо яму с вертикальными стенками, то увидим, что земля порой напоминает слоёный торт «Наполеон» (см. рис. 3). Здесь будут, иногда даже разноцветные, прослойки от пылевых бурь, слои ила давно высохших озёр и глины от потопов, песок от ручейков и множество других следов геологической жизни нашей планеты. Каждый слой – этап.

Рис. 3. Полосатая летопись

Если же на месте нашей ямы когда-то обитал человек, то он периодически мусорил старыми, потерянными или сломанными предметами своего обихода. Так формировался, как говорят археологи, «культурный слой». Он, естественно, связан с определённым цветом почвенной прослойки. Всё просто. Необходимо только абсолютно точно выделить «культуро-содержащие» слои и выяснить хронологическую последовательность их образования. Ясно, что чем глубже слои, в которых «залегают» находки, – тем они древнее. Но – насколько?

Тут на помощь археологам приходят геологи. Они создали общую теорию истории Земли (в понимании которой им помогали геофизики, геохимики, астрофизики и просто физики), опираясь на постулаты которой даётся и (довольно приблизительная) относительная датировка времени образования зафиксированных археологами слоёв с «культурными находками». Авторитет геологии, физики и других наук в таких вопросах – преобладающий⁴⁸.

Хорошо, если среди «культурного мусора» археологи обнаружат угольки, остатки костра, кости или другие уцелевшие с давних времён органические материалы. Такие образцы бережно сохраняют и передают в руки специалистов-физиков: у них сейчас есть множество методов для определения возраста подобных находок. Суть же их методов ― в фиксации хронологически постепенных изменений вещества.

Ещё один из способов датирования в археологии – «метод аналогии».

Представим себе, что у нас есть две коллекции древних орудий. Первая получена в результате раскопок многослойных почвенных накоплений в пещере на Алтае (где каждый слой с находками нам помогли «продатировать» геологи и физики); а вторую коллекцию мы собрали прямо с поверхности Земли где-нибудь в пустыне, например, в Монголии, где почва местами вообще не накапливается и где с древнейших времён человек жил и ходил только по голым камням, с которых ветер всегда всё сдувал в сторону Тянь-Шаня.

Как нам определить возраст «монгольских» каменных рубил? Внимательно изучив такие находки и сопоставив их с коллекциями из различных слоёв алтайской пещеры, мы, при достаточном количестве определённых совпадений, можем сказать: коллекция из Монголии коррелирует с коллекцией из датированного слоя пещеры (например, «9-го»), который связан с межледниковой эпохой, т.е. со временем приблизительно в 75 тысяч лет назад.

Главное – чтобы у археологов не было разногласий в определении артефактов, в понимании того, что именно они нашли. Для сравнительного анализа материалов коллекций различных местонахождений должен существовать отчётливый, общий для всех археологов терминологический язык.

Всё было бы хорошо, но вот именно с типологией находок, с определением, что есть что из найденных в земле древних предметов, дела в археологии палеолита долгое время складывались не совсем удовлетворительно.

Главным инструментом археологов-палеолитчиков долгое время была морфология. Изучение форм каменных артефактов стало основой для систематизации их коллекций. Огромный вклад в эту область знаний внёс выдающийся исследователь Франсуа Борд. Им создан своеобразный атлас-энциклопедия, в котором представлены и детально описаны все мыслимые и немыслимые формы орудий и отходов производства эпохи палеолита⁴⁹.

Принцип морфологической типологии можно изложить в виде упрощённой схемы. На основе изучения формы находок все каменные артефакты делятся на три основные части: изделия, отходы производства и нуклеусы. Отходы – это то, что отлетало от камня в процессе его расщепления и человеку, как правило, было не нужно. Изделия – это орудия или их заготовки. А вот нуклеусы – это одно из самых интересных. Описать их происхождение можно на примере. Представьте, что Вы солите капусту и срезаете с кочана листья. Когда срезали всё что можно, – остаётся кочерыжка. Так и при расщеплении камня: все заготовки будущих орудий с исходного желвака Вы скололи – осталась «кочерыжка»-нуклеус, что в переводе с латинского означает «ядрище». Нуклеус древним людям был не нужен, и его выбрасывали. А для археологов такая находка очень ценна: по следам-негативам снятий (скалываний) можно достаточно точно воспроизвести весь процесс расщепления, т.е. определить особенности древней технологии работы человека с камнем.

Типология нуклеусов к настоящему времени разработана достаточно хорошо. А вот с типологией орудий всё обстоит много хуже. Долгое время она базировалось на догадках, те. на основе современных представлений о том, чем то или иное орудие могло быть. Каким инструментом такой артефакт был в реальности, в руках древнего человека, достоверно известно не было. Оставалось предполагать. И если исследователю-морфологу в артефакте виделся топор, то изделие при классификации находок попадало в категорию рубящих орудий. Но если другому археологу тот же артефакт представлялся огромным скребком, то он смело относил находку к категории орудий для обработки шкур.

В археологии постепенно назревала необходимость корреляционных исследований. Необходимо было сравнить коллекции находок различных памятников между собой, рассмотреть на основе этих данных проблемы эволюции древних технологий, выяснить причины и проследить пути миграции людей в эпоху палеолита. Сделать всё это без выработки единого для всех исследователей языка описания находок было крайне затруднительно.

Дискуссии по проблемам типологии были ожесточённы. Но выработать единую, удовлетворяющую всех морфологическую систему всё никак не удавалось. Это было досадно.

Особенно радикальные противники морфологической, т.е. основанной только на описании форм артефактов, типологии стали даже говорить такие ужасные слова, как, например: «недостаток содержательных характеристик древних изделий неумолимо вёл археологов к формализации исследований», «аналогичность форм изделий в каменных индустриях сама по себе не гарантирует правомерность их сравнения»⁵⁰. Проще говоря, не имеем мы права сравнивать коллекции находок, опираясь только на данные описания форм артефактов.

Что же теперь ― вообще ничего не сравнивать?

Сравнивать можно, по необходимо отчётливо понимать, что из этого может получиться. «К примеру: можно формально-типологически изучать рукописную книгу на японском. Можно открывать для себя новые формы иероглифов, страницы рассматривать как стратиграфические слои, группы знаков на них как открытый или закрытый комплекс (что может стать предметом особой дискуссии). Можно работать над проблемой глав, – ведь они состоят из различного количества страниц, имеющих определённые наборы форм иероглифов (значит, за этим что-то стоит?)... Благодаря проведённому исследованию, действительно можно сравнивать количество и совместную встречаемость различных иероглифов на отдельных страницах. Можно пойти дальше, найти ещё одну книгу и сравнить её с предыдущей. Но всё равно останется неясным, о чем книга»⁵¹.

Понять людей, потративших свою жизнь на совершенствование классификации форм каменных артефактов, можно. Отрыв от реальности редко кого огорчает. Но если археолог делает морфологическую типологию единственным методом своих исследований, то все результаты его трудов могут оказаться совершенно бесполезными.

Представьте себе, что мы зашли на торговый склад. Вокруг нас множество самых разных коробок и ящиков. Все они имеют различные формы и размеры. Если мы будем изучать внешний вид этих упаковок, то можем разработать их очень совершенную типологию. Но что находится в этих ящиках? Нужна ли нам типология, не отражающая информацию о реальном содержании изучаемых предметов?

Использование традиционных методов при изучении археологических находок становилось явно недостаточным.

В археологии палеолита назревал своеобразный кризис. Для сравнительного анализа коллекций древних изделий с различных памятников, для глобальных или даже региональных корреляционных исследований необходимо было выработать новую, прочную основу типологии археологических находок. Многое надо было перепроверить.

К середине XX века археологии палеолита как науке стал жизненно необходим новый метод – эксперимент.

Вы знаете мой метод в подобных случаях, Уотсон: я ставлю себя на место действующего лица и пытаюсь вообразить, как бы я сам поступил при аналогичных обстоятельствах.

А. Конан Дойл. Записки о Шерлоке Холмсе

С чего всё началось. С лопатой и микроскопом. Следственный эксперимент.

Очень трудно определить время первых экспериментаторов в археологии. Обнаружение в недрах земли необычных предметов изначально вызывало у людей множество вопросов. Обработаны древние камни человеком, или это причуда природы? Орудия ли это труда, или просто отходы производства? Если это действительно «древние инструменты», то – как ими работали?

Все эти и подобные им вопросы долго оставались без ответа. А с другой стороны, первым археологам было необходимо как-то подтверждать свои заключения. Сделать это без опоры на эксперимент было невозможно. Вероятно, поэтому первые попытки повторить деятельность древних людей начались очень давно. Археологический эксперимент рождался практически одновременно с археологией.

В Западной Европе периодически обнаруживали в земле довольно странные предметы. Помните, например, «гранёные капли» из долины реки Сомма? «Странных» находок было много. Форма их была на удивление стандартна. Вопрос о происхождении этих предметов интересовал многих. Первой гипотезой была версия о связи этих камней с... молнией. Предположили, что «небесное копьё», ударяя в землю, оставляет в ней свой «наконечник». Молнии в землю ударяют часто. Поэтому и обильное количество «окаменевших молний» вполне естественно.

Немецкий учёный Андреас Альберт Родс (1682‒1724) решился на постановку, наверное, первого научного эксперимента в археологии. Изучив формы «окаменевших молний», он попробовал сам изготовить аналогичное изделие из камня. Эксперимент удался. Экспериментальный «топор» был очень похож на те предметы, которые считались упавшими с неба.

В те же времена крестьяне иногда выкапывали из земли и обломки керамики. Кое-кто утверждал, что эти находки есть не что иное, как «окаменевшая кожура древних корнеплодов». Попытки склеить эти осколки показали, что из них получаются какие-то горшки, но очень уж необычной формы: на современные глиняные кувшины они не походили, форму имели грубую, примитивную. Коллега Роде, также немецкий исследователь Якоб фон Меллен (1659‒1724) поручил своим знакомым гончарам изготовить глиняный сосуд по образцу древних. Гончары задание выполнили успешно. Эксперимент опять удался.

Учёный из Моравии Ванкель попросил как-то местных специалистов в металлургии изготовить копию древнего перстня. Археологу было необходимо выяснить технологию древнего ювелирного производства. Вопрос был поставлен так: перстень изготовлен путём литья или посредством ковки металла? Металлурги перстень успешно отлили. Сравнив экспериментальный и подлинный образцы, учёный пришел к заключению, что древняя технология в общих чертах была аналогична современной. Всё звучало очень убедительно. Но, как мы теперь знаем, это была первая ошибка в экспериментальной археологии. Эксперимент не был комплексным – был изучен только один аспект проблемы, не были учтены альтернативные варианты. Фактически, исследователь установил, что перстень можно изготовить путём отливки. Но это не означало, что древний перстень действительно именно так и был сделан. «Можно так сделать» не означает, что именно «так и поступали» люди в древности.

Через сто лет аналогичный некорректный вывод из эксперимента сделает и известный путешественник Тур Хейердал. С группой единомышленников он свяжет из стволов деревьев примитивный плот и пересечёт на нём Тихий океан с востока (из Южной Америки) на запад (в сторону Австралии). Вывод – именно так (в этом направлении и таким способом) происходило заселение Австралии и островов Полинезии в древности. Но, как мы знаем, «можно сделать» не значит «так делали». Ошибки эксперимента – это тоже опыт.

Начиная с конца XIX века число экспериментов растёт. Исследования приобретают уже комплексный характер. Изучается не только какой-либо один аспект деятельности человека в прошлом – предпринимаются попытки реконструировать «древнюю жизнь» целых поселений. Так, на берегу Боденского озера в Швейцарии в 1922 году руками археологов были восстановлены целые поселки эпохи камня и эпохи бронзы.

Эффектно. Но в научном плане итог этой работы оказался невелик. Реконструкция часто была некорректной. Фактических данных об образе жизни человека в эпоху камня и ранней бронзы тогда было ещё маловато.

Многое приходилось домысливать. Фантазия была часто слишком бурной и необоснованной. Так, например, польские археологи-любители взялись «восстановить» военное сражение на подступах к древнему поселению, обнаруженному в Познани. В 1939 году одиннадцать энтузиастов оделись в сшитые по древним образцам доспехи и вооружились глиняными шарами и самодельными щитами. Цель маскарада заключалась в создании «реконструкции» древней битвы. Для этого построили ещё и оборонительную стену поселения. Одна часть «экспериментаторов» нападала, а другая оборонялась. Победили, конечно, «древние поляки». Крепость врагу они не отдали, и это способствовало подъёму патриотизма накануне полного разгрома Польши во Второй мировой войне...

Как заметил однажды известный русский писатель М.Е. Салтыков-Щедрин: «Ничто нас так не окрыляет, как отсутствие конкретных знаний». Знаний об образе жизни и деятельности древнего человека, жившего в эпоху камня, у науки того времени было ещё крайне мало. Многое следовало уточнить.

Настоящие, поистине научные эксперименты начались в 20-е годы XX века. Русский археолог В.А. Городцов изучает коллекции каменных артефактов эпохи палеолита, проводит этнографические наблюдения и делает ряд специальных, очень корректно поставленных экспериментов⁵². Необходимо было выяснить специфику расщепления камня в древности. Изучались техника скола и последовательность расщепления камня при изготовлении орудий, последствия термического воздействия на расщепляемый материал. В ходе эксперимента было сделано много важных наблюдений. Выводы были хорошо аргументированы. Результаты до сих пор не утратили своего научного значения.

По-настоящему широкомасштабные экспериментальные исследования в археологии в 30-е годы XX века стал проводить С.А. Семёнов. Ещё до Второй мировой войны выходит ряд его специальных публикаций⁵³.

Эксперименты С.А. Семёнова носили совершенно уникальный по тем временам характер. Исследователь не просто моделирует древние технологии производства орудий, не только пробует работать каменными изделиями так, как, возможно, работали ими в древности… С.А. Семёнов изучает поверхность своих экспериментальных орудий с помощью микроскопа. Результаты его наблюдений оказались просто поразительными!

Обнаружилось, что на экспериментальных каменных инструментах после их использования в работе остаются характерные следы износа. Причем следы эти специфичны: каждому виду работы соответствуют строго определённые признаки износа орудия. Анализируя эти признаки, можно определить тип инструмента. Например, бифасиальное изделие из камня можно использовать как нож и как топор. В каждом случае употребления этого орудия после микроскопического исследования его поверхности можно сделать совершенно точное заключение о том, в качестве какого именно инструмента оно было использовано.

Зная совокупность признаков износа экспериментальных образцов, С.А. Семёнов приступил к изучению подлинных древних орудий. Результаты вновь оказались ошеломляющими. Оказывается, несмотря на то, что каменные орудия древнего человека тысячелетиями лежали в земле, на них прекрасно сохранились следы их использования. Причём признаки износа древних инструментов соответствовали характерным следам на экспериментальных орудиях.

Исследования успению продвигались. Экспериментатора ждало очередное открытие!

Более детальное изучение экспериментальных и подлинных древних орудий из камня показало, что каждому типу обрабатываемого материала соответствуют определённые следы. Это означает, что можно уверенно определить не только как работали каменным орудием в древности, но и что именно этим инструментом обрабатывали. Что делали, например, конкретным каменным ножом: резали мясо или строгали дерево, какую именно шкуру – крупного животного или мелкого – обрабатывал древний человек данным каменным скребком, высушенная была эта шкура или только что снятая...

Необходимо было изучить все возможные варианты использования каменного инструментария. Возникла потребность в получении данных о следах на каменных орудиях, которые образовались от работы с самыми разнообразными материалами: твёрдой, мягкой, просушенной или еще сырой древесиной, мясом свежим или мороженым, рогом предварительно распаренным или сухим и т.д., и т.д.

Перед экспериментальной археологией встали, казалось бы, непреодолимо сложные задачи. Для того чтобы изучить следы сработанности на древнем ноже, необходимо произвести работу экспериментальным ножом. Экспериментальный нож должен быть изготовлен по древней технологии. А эта древняя технология считалась чрезвычайно сложной и трудоёмкой.

Все были уверены, что для изготовления, например, шлифованного каменного топора требуются тысячи часов рабочего времени. Об этом писали практически все учебники, не сомневался ни один из археологов. Полагали даже, что топор являлся итогом труда нескольких поколений древних мастеров: «начинал работу дед, а заканчивал внук». И подобные орудия из камня имели в древности невероятно высокую ценность...

Как же можно было решиться на изготовление огромного числа необходимых экспериментальных образцов? Неужели для этого потребуется труд «многих поколений» учёных-экспериментаторов?

С.А. Семёнов и его коллеги организовали две специальные экспедиции на реку Ангару и в Прибалтику. Места для исследований были выбраны не случайно. Именно в таких ландшафтных и климатических условиях, как полагали, обитал человек в эпоху рубежа плейстоцена-голоцена⁵⁴. Экспериментаторов окружали похожие леса, под их ногами были те же камни. Из таких же деревьев человек в древности строил себе деревянные жилища. Из таких же камней изготавливал орудия труда.

Задачи перед экспедицией были поставлены очень чётко. Необходимо было попытаться изготовить по древней технологии основные орудия труда из камня и проверить эти экспериментальные орудия в реальной повседневной работе.

Первые опыты было решено провести с нефритом. Материал этот особенный. Камень имеет красивый зеленоватый или мутно-белый цвет. В настоящее время он весьма любим ювелирами. А в Китае всего сто лет назад он был дороже золота. В Сибири же в эпоху неолита люди делали из него топоры. У нефрита особая кристаллическая структура. Он очень прочен и не раскалывается от случайного удара.

Результаты первых же опытов оказались потрясающими! Сотрудники экспедиции С.А. Семёнова, не обладая большим опытом обработки камня, первые же шлифованные топоры из нефрита изготовили за 30‒35 часов рабочего времени! Топоры из более мягких, податливых для обработки пород – за полтора часа!

Выяснилось, что для изготовления каменных орудий не требуется «работы целых поколений», для этого не нужен очень уж большой опыт⁵⁵. Всё гораздо проще, чем предполагалось. И главное, – это означало, что человек в древности был достаточно свободен, не был заложником непосильного труда.

Но эффективна ли работа такими орудиями? Если изготовить топор можно сравнительно быстро, то, может быть, им трудно работать? Способен ли человек таким топором свалить, например, дерево? Ответить на эти вопросы должны были эксперименты второй части программы экспедиции.

Решили срубить несколько не очень толстых сосен, наколоть дров, попробовать самодельные топоры в обтесывании древков копий или дротиков. Получилось...

Следующее задание – ещё сложнее – изготовить лодку. Использовались только каменные топоры и тёсла. Свалили огромное дерево толщиной у основания более 1 метра. Обтесали внешнюю сторону лодки и приступили к более сложной операции: выдалбливанию внутреннего двухкамерного пространства для сидения человека и размещения груза. Работа заняла несколько дней. Не всё получалось гладко. Были неудачи, но были и достижения. Экспериментаторы приобретали опыт. Главное – работа была успешно выполнена. Готовое судно торжественно спустили в холодную воду Ангары. Радость была большая. «Мореходные» качества самодельной лодки – превосходны.

С.А. Семёнов был не только талантливым, но и очень энергичным экспериментатором. В ходе своих экспедиций он изучал древнейшие способы добычи огня, строил мегалитические сооружения из многотонных каменных блоков, производил вспашку земли, изготавливал приспособления для сверления камня, обрабатывал каменными орудиями не только дерево, но и кость, рог, шкуры животных, косил траву и срезал злаки. Была накоплена огромная коллекция эталонных экспериментальных орудий: топоры, тёсла, рубила, ножи, резцы, пилки, скребки и скрёбла, свёрла, проколки, шила, отбойники, резчики, ретушёры, долота, наковальни и многое-многое другое. Работа исследователя всегда давала интереснейшие результаты⁵⁶. Главным выводом этих его экспериментальных исследований почти всегда было заключение о высокой эффективности каменного инструментария. Человек в древности, согласно экспериментальным данным, был способен активно противостоять трудностям, жить в гармонии с природой, не становясь ее рабом.

Легенда о тяжёлой жизни наших предков в эпоху палеолита уходила в прошлое.

Область исследований С.А. Семёнова была необычайно широка. Экспериментатор исследовал и реконструировал даже такие технологические процессы, как разработка горных пород в эпоху неолита, особенности обработки камня путём шлифовки, расщепления с помощью посредника, отжима, путём термического воздействия на камень. Изучался пикетаж, сверление, пиление камня.

Кроме реконструкции методов обработки камня проводились исследования палеолитической и неолитической специфики технологии сверления, пиления, строгания, шлифовки и полировки древесины. Каменными орудиями делали доски, брусья, деревянные рукояти к различным инструментам эпохи камня и даже посуду и украшения. Были изучены способы обработки кости, рога, бивней мамонта, раковин. Исследовались особенности работы древнейшими резцами, резчиками, пилками, свёрлами и инструментами для гравировки.

Непросто перечислить одни только направления исследований С.А. Семёнова. Его интересовало практически всё: способы охоты в среднем, раннем и позднем палеолите, развитие техники охоты на птиц, охота в тропической зоне, в северной зоне, охота на морского зверя, древнее рыболовство, археологические свидетельства рыболовства в эпоху палеолита и неолита, передвижные и стационарные устройства рыболовства и т.д., и т.д.

Следует особо сказать о том, что все такого рода исследования носили комплексный характер. Изучались этнографические данные, результаты археологических исследований памятников эпохи камня, в ходе экспериментов по реконструкции проводились трасологические⁵⁷ и технологические наблюдения.

Специальное монографическое исследование было посвящено проблематике происхождения древнего земледелия⁵⁸. Базируясь на материалах специальных экспериментальных исследований, автор детально изучает археологические данные о древнейших способах собирательства. Особое внимание уделяется первым очагам земледелия: Передней и Средней Азии, Кавказу, Северной Африке, Индии, Таиланду, Филиппинам, Китаю, Америке и, конечно, Европе. Изучаются системы палочно-мотыжного, подсечно-огневого земледелия, системы ирригации древности. В центре внимания, конечно, орудия труда: мотыги, землеройные палки-копалки, некоторые ручные орудия римского и китайского земледелия. Исследуется специфика орудий сбора урожая. Разработана система исследований, при которой можно практически «документально» выделить и определить факт существования культурного земледелия у того или иного человеческого сообщества. Для решения этой задачи исследуются серпы каменные для срезания злаков, травы; серпы керамические, многосоставные; каменные зернотёрки и т.д.

Особенно активно технологические исследования С.А. Семёнова продолжили его ученики. Сотрудники Санкт-Петербургского института истории материальной культуры провели фундаментальные исследования в области изучения палеолитических способов обработки камня. Изучались технологии раннего палеолита, техника мустьё, общие проблемы формообразования орудий труда в палеолите⁵⁹. Фактически археологи занялись реконструкцией древнейших технологий. Причём свои умозаключения они формировали не на основе общих, достаточно отвлечённых от реальности размышлений, а на базе накопленного практического опыта многократно проводимых экспериментов.

Реконструкция способов формопреобразования камня в эпоху палеолита увлекла большое число археологов в России. Наибольшее внимание было уделено изучению общих закономерностей расщепления камня и прослеживанию «цепочек операций» «классических», хорошо изученных морфологами технологий эпохи мустье – позднего палеолита.

Ещё совсем недавно, если археологу казалось, что его находка похожа, например, на нож, то таковым инструментом она и признавалась. Но, как мы теперь знаем, типология археологических коллекций, основанная на принципе «похоже – не похоже», не может быть достоверной... Она не может быть продуктивной. Экспериментальные исследования позволяли наполнить морфологические наблюдения технологическим пониманием. Типология археологических находок эпохи палеолита становилась всё более осмысленной. В настоящее время результаты экспериментально-технологических исследований закладывают фундамент новой типологии, становятся неотъемлемой частью современной археологии.

Итоги работы С.А. Семёнова трудно переоценить. Своим последователям он оставил не только книги, среди которых три фундаментальные монографии⁶⁰. Главным итогом его трудов стало создание школы, т.е. содружества верных, целеустремлённых и талантливых последователей начатого им дела.

Сейчас Экспериментально-трасологическую лабораторию С.А. Семёнова возглавляет профессор Г.Ф. Коробкова. К числу её наиболее крупных научных достижений следует отнести разработку функционально-морфологической типологии инструментария, определение экономической ориентации хозяйства населения эпохи неолита и энеолита на территории Средней Азии, Кавказа и Северного Причерноморья⁶¹. Под её руководством постоянно совершенствуется и методика функционального определения каменных орудий. Огромнейший опыт трасологического анализа был сосредоточен в её особом монографическом исследовании⁶². Эта книга стала важным итогом многолетних трудов. Фактически это учебник трасологии, энциклопедия функционального анализа древних каменных артефактов.

Значительный вклад в изучение производства и функций древних орудий сделан и другими непосредственными учениками С.А. Семёнова, сотрудниками лаборатории В.Е. Щелинским, А.К. Филипповым, А.Е. Матюхиным⁶³.

Трасологические исследования материалов археологических памятников активно ведутся силами уже нового поколения – учениками Г. Ф. Коробковой⁶⁴.

Трасологические исследования стали неотъемлемой частью современных комплексных археологических исследований. Использование и сочетание данных морфологического, трасологического и функционального анализов благоприятствует составлению современных типопистов инструментария, способствует упорядочению употребляемой терминологии, росту взаимопонимания исследователей, создаёт основу для аргументированных корреляционных исследований в археологии. Сейчас без учёта экспериментально-трасологических и экспериментально-технологических данных практически невозможно никакое серьёзное аналитическое исследование палеолитической истории человечества.

Именно так родилась современная археология палеолита, имеющая в своём арсенале надёжные способы верификации, экспериментальной проверки, твёрдые понятия доказательности формируемых заключений и обоснованности выводов.

Экспериментально-трасологическая лаборатория расположена в одном из самых красивых зданий Санкт-Петербурга, на Дворцовой набережной. Благодаря гостеприимству сотрудников лаборатории здесь побывало большинство практикующих специалистов. Исследователи поддерживают постоянные личные контакты, без которых трудно представить себе плодотворную работу в археологии.

Лаборатория стала практической школой большинства археологов-экспериментаторов России. Множество европейских и американских специалистов перенимало здесь наработанный опыт. Начиная с середины 70-х годов, экспериментально-трасологические исследования активно проводятся за рубежом⁶⁵. Главная цель – изучение функций орудий и состава инструментария местных археологических коллекций.

Своеобразным этапом в развитии трасологии стал выход в Чикаго монографии Лоуренса Кили⁶⁶. Исследователь использовал оптический микроскоп, принципиально отличающийся от обычного бинокуляра и дающий значительно большее увеличение исследуемой поверхности. Свет в таком приборе проходит через объектив и напрямую, без теней отражается от объекта. Это позволяет повысить режим работы микроскопа до 500-кратного увеличения. Эпизодически такая оптика использовалась и С.А. Семёновым. Но принципиальная новизна подхода Л. Кили заключалась в выборе иного объекта микроскопического исследования. Обнаружилось, что в процессе утилизации орудий из кремня их микроповерхность при контакте с обрабатываемым материалом меняет свою естественную «шероховатую» структуру на «желеобразную». Поверхность зоны контакта инструмента с обрабатываемым материалом получила наименование «микрозаполировка». Было установлено, что различным видам сырья (кость, рог, дерево и т.д.) соответствовала своя структура микроповерхности износа. Исследование и анализ «застывшей» поверхности желеобразной структуры на каменных орудиях дали возможность Л. Кили выработать трасологический метод «нового поколения». Объектом исследований становятся теперь не различного рода деформации рабочих краёв древних инструментов, а микроструктура видоизменённой поверхности камня (материала, из которого орудие изготовлено).

Опыт Лоуренса Кили открыл для трасологов необычайно широкие возможности. В первую очередь необходимо сказать, что точность определения функций древних инструментов из камня резко возросла. Количество разночтений при определении назначения орудий сократилось.

Для получения качественного результата в трасологическом анализе по методу С.А. Семёнова исследователю требовался достаточно большой опыт работы. Именно в этом случае специалисту удаётся избежать возможных некачественных определений и ошибок. Использование же мощных микроскопов делает трасологию более «демократичной». Необходимые навыки приобретаются быстрее.

Важной особенностью использования в трасологии анализа микрозаполировок является и тот факт, что для качественного определения функций стали доступны каменные изделия, которые использовались как орудия на протяжении относительно короткого времени. То есть, по методу С.А. Семёнова уверенно определить функцию орудия можно было только в том случае, если в качестве орудия артефакт использовался в течение 20‒40 минут, а с помощью мощных микроскопов функцию орудия можно определить, если оно использовалось в работе всего лишь несколько минут.

Работа с мощными микроскопами имеет и ряд недостатков. Во-первых, необходимая аппаратура достаточно дорога. Во-вторых, такие исследования предполагают очень большие временные затраты. Всё это означает, что массовый просмотр достаточно больших по объему археологических коллекций становится затруднительным. Наконец, далеко не все типы орудий несут на себе следы износа, фиксируемые в мощные микроскопы. В определённых случаях более удобны приборы, используемые при трасологическом анализе по методу С.А. Семёнова, т.е. с увеличением в 20‒60 раз.

Придуман был и комбинированный трасологический метод. Его апробация проводилась на археологических коллекциях Северной Азии. Практика показала, что наилучшие результаты могут быть получены в том случае, если исследователь вооружен микроскопами различных типов, уверенно владеет методикой Л. Кили и располагает опытом трасологических исследований школы С.А. Семёнова.

Экспериментальные исследования способствовали развитию не только трасологии. Большое значение приобрели они и для изучения древнейших технологий обработки камня, технологий производства каменных орудий.

Сейчас технологические исследования, базирующиеся на эксперименте, стали проводиться настолько широко, что для публикаций результатов был даже основан специальный журнал «Lithic Technology».

Главной особенностью и главной задачей эксперимента в археологических исследованиях древнейших технологий стало приобретение опыта расщепления камня. Эксперимент способствовал пониманию такого рода деятельности древнего человека.

Эксперимент в технологических исследованиях обосновал разделение операций при работе с камнем на «основные» и «вспомогательные». Это, в свою очередь, дало понимание того, что есть основное и что второстепенное в собранной коллекции. Стало ясно, какие формы артефактов значимы для реконструкции или для характеристики той или иной технологии, а какие случайны и малозначительны для археолога.

Типология артефактов стала ещё более реалистичной. Более продуктивным стал корреляционный анализ материалов археологических памятников. В арсенале средств познания у археологов появился новый, эффективный инструмент.

В настоящее время эксперимент широко применяется и при верификации гипотез причин специфическое о распространения артефактов на площади археологических памятников⁶⁷. Примеров плодотворного использования получаемых данных достаточно много⁶⁸. Реконструируются различного рода рабочие площадки, места приготовления и потребления пищи, зон отдыха, жилищные конструкции. Это уже план и графические исследования.

Эксперименты такого рода строятся, как правило, на основе двух предпосылок: «вероятности» и «невероятности».

Принцип «невероятности» можно уподобить следственному эксперименту, которым часто пользуется криминальная полиция. Например, подозреваемый преступник утверждает, что проник в помещение через окно. Его просят всё повторить. Жулик старается, но сделать этого не может – окно для него слишком маленькое, слишком узкое. Следовательно, подозреваемый обманывает. Он не проникал в помещение указанным способом. Он использовал какой-то другой путь. Гипотеза отвергается. Следствие продолжается.

В археологии такой эксперимент также призван отвергать. Например, поставлен вопрос: использовал ли древний человек предполагаемую породу камня для изготовления своих орудий? Если эксперимент показывает, например, что изготовленное из данной породы камня орудие не способно выдерживать рабочие нагрузки, то изначальная гипотеза отвергается. Значит, изделия предназначены не для «орудийного» использования. Вероятно, с какой-то иной целью. Необходимо вырабатывать новые гипотезы.

Принцип «вероятности» в археологическом эксперименте можно проиллюстрировать на другом примере. Предположим, что скопление артефактов, представляющих собой отходы производства каменных орудий, образовало на изучаемой археологами площади рассеяние характерной формы. Исследователи делают предположение, что расщепление камня при изготовлении орудий производилось на площадке, где были постелены шкуры животных. По окончании расщепления люди встряхнули шкуры, и лежавшие на шкуре каменные осколки образовали кучу с характерными очертаниями. Экспериментаторы многократно повторяют предполагаемые действия древнего человека и, например, убеждаются, что отходы от экспериментального расщепления камня образовали скопления аналогичные тем, что зафиксированы на площади археологического памятника. Эксперимент в данном случае подтверждает вероятность выдвинутой археологами гипотезы.

Эксперименты по верификации требуют большого внимания организаторов к проблеме корректности эксперимента. Сделать это довольно сложно, но результаты всегда оправдают возлагаемые надежды.

Определение «что есть что» из оставленных на древней поверхности предметов – один из главных компонентов базы данных для реконструкции различного рода деятельности человека. Понимание назначения предметов позволяет отмечать на плане раскопов места приготовления нищи и отдыха, оценивать характер и особенности организации рабочих и жилых пространств людей в древности. Реконструкции мест обитания дают возможность исследователю «увидеть» оставленную человеком стоянку, лагерь или убежище. Накопление же подобных данных и их изучение чрезвычайно важно для понимания образа жизни людей в прошлом.

Наука сейчас развивается очень бурно. Уже не только лопатой вооружен любитель древностей. Мы видим, что в археологию начинают проникать явно «полицейские методы»: криминалистика, трасология, следственный эксперимент.

Теоретик, создающий по каждому случаю новые теории, сравнительно безопасен. Но тот, кто начинает с ложной гипотезы и потом подгоняет под неё всё, – истинная чума для человеческого разума.

Гилберт Кийт Честертон. Перелётный кабак

До чего мы дошли. Эксперимент как образ жизни. Опасные игрушки.

Возможности эксперимента привлекают немало археологов. Деятельность исследователей – самая разнообразная.

В 1964 году в Дании реконструируется огромное поселение эпохи раннего железа: сооружаются не только жилые дома и хозяйственные постройки – посёлок окружают поля, засеянные «одичавшей» пшеницей. На скотном дворе бродят домашние животные вроде тех, что жили в «эпоху раннего железа». На «хозяйственном дворе» можно видеть гончарные мастерские, кузницу, железоплавильные печи. В жилых постройках дымят очаги. На кухнях готовится странная пища. На территории посёлка работают десятки археологов и гидов. Тысячи туристов посещают это необычное место.

Эксперимент в Дании – один из самых масштабных. Не столь грандиозные, но достаточно яркие исследования по реконструкции стали проводиться и другими археологами-любителями.

Многие сочли эксперимент делом простым и лёгким. Начался период многократного «изобретения велосипеда». Основным пороком непрофессионалов стала некорректность в организации исследований. Любительский энтузиазм чаще стал приводить не к новым открытиям, а к неожиданным и даже забавным курьёзам.

В 1955 году немецкий археолог Бурхард Брентьес самостоятельно, по образцам, изготавливает каменное рубило и устанавливает его... в качестве лемеха на плуг. В конструкцию запрягается бык. Силы у него много... Производится вспашка земли и делается вывод, что рубила в древности использовались в качестве земледельческого инструмента.

Как говорится – «срезал»... Если бы Б. Брентьес сопоставил следы износа на своём экспериментальном «лезвии для плуга» со следами на настоящем лемехе и на подлинных археологических предметах (копию которых он делал), то «открытие» у него бы не состоялось и смешно бы никому не было.

Современный археологический эксперимент, если он не носит комплексного характера, если он не включает трасологических и технологических исследований, не только чреват ошибками, но и приобретает часто совершенно бессмысленный характер, вроде переодеваний добровольцев в грубые одежды из шкур. Порой энтузиазм становится массовым явлением. А это всегда пугает.

«Экспериментальным проникновением в прошлое» увлеклись тысячи подвижников. В североамериканских штатах образовалось даже целое молодёжное «движение»⁶⁹. Люди выезжают на выходные за город, вылезают из своих холёных автомобилей и начинают какую-то странную жизнь... На постриженных газонокосилками полянках они сооружают «вигвамы», изготавливают какую-то керамику, добывают палочками огонь, строят каменные алтари и даже составляют, наверное «по древним образцам», семейные пары.

Бодро и с песней, но...

Не хочется отталкивать от эксперимента множество добровольных союзников из числа неспециалистов. Всегда отрадно видеть, как десятки людей поднимают мегалиты Стоунхенджа, передвигают многотонные глыбы камня, строят римские дороги, возводят крепостные стоны средневековья или соломенные жилища по образцу неолитических хижин. Но если из такого рода экспериментов археологи-добровольцы начинают делать какие-либо далеко идущие выводы, то этого не надо. Пусть лучше марки коллекционируют. Ни множество участников, ни множество зрителей научности и смысла эксперименту не придают.

Критика любительских экспериментов иногда формирует ещё один нежелательный результат. Добровольцы-экспериментаторы начинают вообще игнорировать комментарии или подсказки профессионалов. Любители начинают апеллировать к средствам массовой информации (к газетам, телевидению). И тогда именно такие «карнавальные» эксперименты становятся более известными, чем, может быть, не столь эффектные, но реальные изыскания учёных.

Поставленный «любителем» эксперимент может существенно исказить наше представление о прошлом. В таких случаях жизнь людей в палеолите обязательно станет выглядеть бессмысленной и примитивной, как и сам эксперимент. Это может привести к тому, что в глазах общественности, ни с того ни с сего, жизнь древних людей предстанет в настолько жалком виде, что можно будет подумать, что наши предки жили в условиях, подобных тем, в которых нынче живут африканские обезьяны.

Порой значение, придаваемое эксперименту, приобретает гипертрофированные размеры. Особенно в нашей стране, где толпы любителей эксперимента иногда выезжают «на природу» и, сидя с гитарой под плакатом с надписью: «Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались», решают массу проблем: Может ли человек питаться всякой дрянью? Можно ли неделю не мыться? Что такое «любовь» и «дружба»?

Наверное, это познавательно... Но временами стало утрачиваться чувство реальности. Многократная имитация различного рода деятельности людей прошлого практически уже не даёт ничего нового. Активность археологов-любителей всё чаще приобретает черты зрелищного, но только развлекательного шоу. Ни одно подобное «экспериментальное исследование» не добавит ясности в понимание ни духовного мира, ни психологических черт, ни образа мышления древнего человека.

Но может ли эксперимент в археологии предоставлять какой-либо ещё принципиально новый материал для изучения прошлого?

Сейчас можно назвать три основные области применения эксперимента в археологии: трасология, технология, планиграфия.

Трасологические эксперименты ориентированы преимущественно на создание сравнительных эталонов. Расширяется база данных, но цель работ со временем несколько изменилась. Если раньше трасологи были заняты формированием общих сравнительных эталонных коллекций, то теперь их интересуют детали. Например, если прежде первоочередной задачей всякого специалиста при изучении следов изношенности каменных орудий было необходимо «наработать» серии сравнительных эталонов дня всех основных орудий человека эпохи камня (ножи, скребки, рубила и т.п.), то теперь его задачей является изучение специфики износа орудий, характерных для определённой археологической культуры или конкретного археологического памятника. Трасологи иногда заняты выяснением таких тонкостей, как различие износа каменных серпов, применявшихся для срезания диких злаков и для окультуренных злаков (колосьев пшеницы). Изучаются даже такие проблемы, как влияние подвижки почвы на сохранность поверхности каменных артефактов или характер воздействия различных органических соединений на степень яркости заполировки изношенной поверхности режущих орудий⁷⁰.

Казалось бы, всё хорошо, но... постепенно в нашей науке появилась одна огорчительная тенденция. Экспериментальный аспект археологических исследований последнего времени всё чаще стал приобретать подозрительно узко ориентированный характер...

Аналогичный процесс наблюдается и в такой области, как технология. Для проведения реконструкций здесь требуется изучение специфики каменного сырья, расщеплявшегося на конкретном археологическом памятнике. Сырьё во многом определяет особенности раскалывания. Необходимо изучение множества деталей процесса обработки камня. Исследования такого рода требуют постоянного участия специалиста-экспериментатора, работа которого имеет тенденцию ко всё большей специализации.

Что же касается планиграфических экспериментальных исследований, то их детализация зашла так далеко, что объектом изучения становятся порой такие тонкости, как специфика естественного перемещения артефактов по наклонным поверхностям почв на протяжении различных временных периодов или характер рассеивания осколков камня по жухлой или по молодой травке.

В каждой специализации есть своя, особая, страшная беда. Археологи всё реже и реже ставят перед собой задачи прежнего масштаба. У большинства исследователей эксперимент теперь призван решать только частные, мало ещё кому интересные проблемы.

С одной стороны, это неплохо. Для описания археологических находок эпохи камня, для их типологии, для их сравнительного анализа необходимы достоверные знания о реальном назначении орудий, знания о реальных технических приёмах их изготовления. Такие данные могут быть получены только в специализированных экспериментально-трасологических и экспериментально-технологических исследованиях. Только так можно обеспечить объективность и корректность сопоставлений археологических материалов. Только такой эксперимент способен избавить исследователей от неизбежной субъективности в оценке получаемого в результате раскопок материала.

В современных археологических исследованиях без участия специалиста-экспериментатора действительно уже не обойтись. И вместе с тем... неужели экспериментальной археологии и в будущем будет отведена роль только экспертной проверки? Неужели археолог-экспериментатор всегда будет выполнять только миссию своеобразного арбитра при оценке достоверности гипотез, а его методам уготована только вспомогательная роль в археологических исследованиях?

Будущее аналитической, то есть не прикладной экспериментальной археологии многим представляется туманным. Значительная часть экспериментаторов-аналитиков полагает, что сейчас их задачей может быть только накопление экспериментальных данных. Полагают также, что их количество когда-нибудь даст новое качество для исследований и откроет перспективу, в настоящий момент плохо просматриваемую.

Многое, очень многое зависит от реальных людей. Если мельчают цели и задачи – мельчает и сам работник.

В археологии много дел. Многое требует сосредоточенного внимания. Порой практическая деятельность археолога далека от проблемы эволюции гоминид или даже от раскопок. Но, даже занимаясь «мелочами», мы не должны забывать о главном. Мы обязаны помнить, что наипервейшей задачей палеолитической археологии всегда был и есть поиск ответов на вопросы: Кто дал начало нашему роду? Где и когда это произошло?

Говоря о наших предках, мы не имеем права на бездумный пересказ чужих, давних и скороспелых гипотез. Слишком велика наша ответственность, и очень опасны могут быть наши ошибки. И даже решая частные проблемы нашей науки, мы должны помнить, что без отчетливой ориентации мы обречены на мелкотемье, узость и невольную ложь.

Мы обязаны мыслить широко.

Провинциальное, «местечковое» мышление в последние годы начинает приобретать пугающе тотальный характер. Археологию заполонило огромное количество «узких специалистов». И у всех у них есть одни поразительная черта – не зная практически ничего действительно важного и занимаясь какими-то своими ничтожными «проблемами», они меж тем готовы ответить вам на любой глобальный вопрос. И популист Эрнст Геккель для них, конечно, авторитетнее, чем апостол Павел. Но и это бы еще ничего... Огорчительно то, что именно эти учёные пролетарии, сидя в кругу неискушенных поклонников археологии, часто любят поговорить не только о том, как они сами и без посторонней помощи из скотов «вышли в люди», но и о всеобщем, поголовном и без исключений, «происхождении от обезьян», о тупости наших предков в эпоху палеолита и о несерьезности современного богословия. Ужас, одним словом.

Узкая специализация удручает...

Археологи, получив в свое распоряжение новый, достаточно совершенный исследовательский инструментарий, часто не знают, что с ним делать. Стереотипы мышления ещё во многом остаются прежними. Понимая несовершенство уходящей парадигмы, многие из нас начинают испытывать почти панический страх перед необходимостью делать обобщения материалов своих полевых исследований. Именно отсюда происходит бессмысленное и бесконечное «накопление данных», удручающе узкая специализация или бесцельность экспериментов.

В археологии отчётливо назревает потребность сделать качественно новый шаг. Всё более актуальной задачей становится не накопление, не описание и классификация древних предметов, а изучение самого человека; и за набором забытых вещей необходимо увидеть быт наших предков, их радости и печали, их отношение к миру.

Задача непростая. Для таких исследований необходимо новое, а точнее ― забытое, но выверенное столетиями и, пожалуй, единственно правильное, нормальное мышление.

Мы, археологи, имеем дело с людьми, хотя и с уже давно умершими. И наши исследования должны быть, кик минимум, нейтральны в изначальной оценке нравственных, интеллектуальных и практических способностей наших предков. Должна действовать своеобразная «презумпция невиновности». Более того, как показывает опыт, убеждённость в примитивности древнейших людей не стимулирует и серьёзных, продуктивных аналитических исследований жизни человека в период его наиболее ранней истории.

Скептики полагают, что особенно ярких новых областей исследований у экспериментальной археологии не предвидится, что область её применения, обозначенная трудами С.А. Семёнова, навсегда останется прежней.

Но, как показывает практика, экспериментальная археология может получить в будущем и принципиально новое направление...

Первым делом она поглядела вниз, куда она летит, но там было слишком темно... Но вскоре выяснилось, что теперь у неё времени вволю и для того, чтобы осмотреться кругом, и для того, чтобы подумать, что ждёт её впереди.

Льюис Кэрролл. Алиса в стране чудес

Что же видно впереди? Трудное слово «бихевиоризм». «Личное дело» нашего предка.

В последнее время в палеолитоведении доминирующее значение стало придаваться изучению стратиграфии археологических памятников, реконструкции природной среды, датировке и классификации артефактов. Но за типологией находок, за корреляционными таблицами и графиками порой не так легко «разглядеть» личность «производителя древних орудий труда». Образно говоря, – в глазах исследователя «камень часто стал заслонять человека».

Со времён палеолита до нас дошли столь незначительные материальные остатки деятельности людей, что нарисовать психологический портрет нашего предка, на первый взгляд, представляется совершенно невозможным. Способны ли мы узнать что-либо о характере, темпераменте, личностных особенностях человека, жившего тысячелетия назад? Применимы ли при анализе коллекций палеолитических памятников термины и понятия «понимающей психологии», бихевиоризма, психоанализа? И что может быть общего между столь, казалось бы, далёкими областями исследований?

Обычно целью эксперимента в археологии является накопление материала для сравнительного изучения наиболее общих закономерностей в формообразовании, получении технологических или функциональных характеристик тех или иных артефактов. Но это нельзя признать достаточным. Часто остаются неясными мотивы предпочтения человеком совершения ряда весьма специфических действий, например, в процессе расщепления камня. Одни и те же технологические операции можно выполнить с помощью различных манипуляций, кинематика орудий при работе двух операторов может быть радикально отлична. Движения рук людей и практическое использование инструментов при выполнении одинаковых производственных операций (в рамках одной и той же, традиционной последовательности) могут значительно отличаться друг от друга. Стереотипы в движениях часто являются следствием весьма определенных этнических традиций, формируемых спецификой мышления людей. А именно этот аспект, как ни досадно, остаётся вне внимания исследователей.

И ещё...

Представим себе две группы людей, идущих из пункта А в пункт В. На пути им попадутся водные преграды: реки, болота и т.п. Первая группа стремится переправиться вброд, построить мосты или гати. Вторые преодолевают те же препятствия преимущественно вплавь, на плотах или лодках. Обе группы без потерь доберутся до пункта В. Начало и конец пути у них одинаковы. Но способы решения возникающих проблем у наблюдаемых групп совершенно различны.

Теперь вспомним, что из исходной стандартной формы сырья, например из речной гальки, применяя палеолитическую технологию расщепления камня, различные группы людей могут изготовить совершенно одинаковые по форме изделия... Но прийти к своим результатам они могут совершенно различными путями.

В процессе работы с камнем перед «оператором» возникает масса трудностей. Часто эти проблемы стандартны, но преодолеть их можно по-разному.

Технологические исследования показывают, что различные группы людей решают одни и те же возникающие при расщеплении камня задачи исключительно по своим, традиционным для данного коллектива, стереотипам. Вполне возможно, что различия такого рода обусловлены спецификой «технологического мышления».

Если различия в инженерной, конструкторской, технологической логике палеолитического расщепления существуют, то крайне интересно будет их зафиксировать и сравнить.

Чтобы решать такие задачи, в археологии необходимы особые эксперименты.

Долгое время исследования такого рода, равно как и традиционные для археологии эксперименты, проводились на самых различных территориях России от Балтийского до Японского моря. В последние годы они стали сосредотачиваться на специально организованных местах. Так, лет десять назад на Алтае на базе археологического комплекса «Денисова пещера» был создан Экспериментальный археологический полигон Института археологии и этнографии Сибирского отделения Российской академии наук (СО РАН)⁷¹.

Среди скалистых гор, на склоне пологого холма, рядом с речкой стали сооружаться странные для нашего современника конструкции. Даже задумчивые пастухи-алтайцы, воображение которых трудно расшевелить, не остались равнодушными к чудачествам археологов. Тут есть на что посмотреть... То дымят какие-то «подземные» печи, то с грохотом захлопываются чудовищные пасти гигантских ловушек.. На мамонта, что ли, охотиться собрались?

Исследования здесь проводились не один год. Хронологические рамки изучавшихся на Полигоне проблем были поставлены очень широко – от периода нижнего палеолита до этнографического времени. Основные работы велись по четырём направлениям:

– реконструкция различного рода археологических объектов;

– изучение древних производственных технологий;

– совершенствование методики полевых археологических исследований;

– экспериментально-трасологические исследования.

На Полигоне были оборудованы специальные площадки для изучения палеолитических технологий расщепления камня, абразивной обработки материала в эпоху неолита и планиграфии камнеобрабатывающих мастерских, реконструированы отопительные системы древности, устройства по «усиленному отжиму» каменных пластин, шлифовальные и сверлильные станки, орудия пассивной охоты, укрытия и древние жилища человека. На специально сооружённом оборудовании исследовались технология древнего ткачества, особенности керамического производства, обработки дерева, косторезного дела и др.

Особой целью работ на Полигоне стала разработка методики поиска следов, фиксации и интерпретации признаков проявления личностных и специфических этнических черт в бытовой и производственной деятельности человека, изучение вариантов проявления стереотипов в движениях, действиях или поведении людей⁷². Методами технологического, трасологического и планиграфического анализов осуществлялись поиск, фиксация и определение следов проявления стереотипов в материалах археологических коллекций эпохи палеолита, анализ материализованных проявлений индивидуальной и групповой специфики мышления человека.

Стандартность действий человека достаточно часто определяется стандартностью его мышления. Под понятием «стандартность» здесь подразумевается некий стереотип в поступках (действиях) человека. Стереотип проявляется в ситуации, когда вместо предварительных проб и размышлений о возможном варианте решения проблемы человек, не задумываясь, начинает действовать по привычному для него шаблону Это своего рода штампы, регулярно повторяющиеся формы, образцы поведения, принятые в той или иной культуре. Многим поступкам человека свойственна моторность, автоматизм, под которым понимаются действия, реализуемые без непосредственного участия сознания. Человек чаще использует навык, т.е. действие, характеризующееся отсутствием поэлементной сознательной регуляции и контроля над процессом решения задачи.

«Удобство», вопреки рациональности проявляющееся в достаточно простых, повседневных действиях людей, часто отмечается при наблюдении стереотипов поведения. Поиск и фиксация искомых данных в археологических материалах не представляются простыми. Но возможности трасологических и технологических методов, современная методика сбора планиграфических данных позволяют с оптимизмом смотреть на перспективу намечаемых исследований.

Обнаружить следы стереотипа мышления людей позволит методика исследований, где задача эксперимента выражается в поиске стандартных ситуаций, допускающих многовариантное разрешение проблемных ситуаций и фиксации стереотипных вариантов действий людей в преодолении возникших затруднений.

Попробуем разбавить перенасыщенный терминами текст несколькими примерами.

В какой-то книжке Марка Твена смышлёная героиня легко отличает переодетого в женское платье мальчишку по тому способу, как тот вдевает нитку в иголку...

По специфике простых, казалось бы, необязательных действий признак пола определить легко. Посмотрите, какими неестественными для нас, мужчин, движениями женщины выжимают мокрую тряпку. Или как они бросают вдаль камень. Диву даёшься... Как только руку себе не вывихнут. Нет, чтобы делать всё «как нормальные люди»...

Можно заметить и этническую специфику. Попросите своих друзей показать вам на пальцах знак, обозначающий количество в 3 или 6 единиц. Сразу заметите, что не все люди вокруг есть только «лица московской» или только «кавказской национальности», и что для определённых регионов характерно и такое маленькое, но хорошо фиксируемое отличие в поведении людей.

Для развлечения в хорошей компании поиск подобных различий или стандартов в поведении может стать увлекательной игрой. В археологии этот опыт может и не пригодиться. Археологу-экспериментатору важно, чтобы различие отмечаемых автоматизированных действий человека могло быть зафиксировано в археологических материалах. Такой подход определяет, следовательно, и новые цели технологического, трасологического и планиграфического анализа в археологии.

Сначала несколько слов о древней технологии⁷³.

Процесс расщепления камня можно сравнить с искусством игры в шахматы. Перед игроками всегда стоит стандартная исходная позиция. Возможности фигур и способы их передвижения на доске заданы правилами и потому ограничены. Есть наигранные дебютные варианты, типичные комбинации в миттельшпиле, технические приёмы в эндшпиле. Но вместе с тем – каждый игрок в ходе сражения проявляет характерные особенности своего стиля. Игра всегда индивидуальна.

При расщеплении камня перед «оператором» часто стандартная форма исходного сырья. Возможности нанесения ударов по камню достаточно ограничены физически. У «оператора» есть излюбленный набор последовательных действий, и сам он принадлежит к определённой технологической «школе».

Если гроссмейстер прочтёт записанную на бумаге последовательность ходов сыгранной партии, то он с легкостью определит всю её специфику. Ему нетрудно будет тогда ответить на вопросы об игроках: опытны они были или нет, к какой шахматной школе принадлежали. Он опишет Вам и характер игроков, и их темперамент, и даже скажет иногда, мужчины это были или женщины.

Специалист-археолог при изучении расколотых в древности камней также может многое сказать о человеке, всё это натворившем. Изучая последовательность и специфику расщепления, можно нарисовать и определённый психологический «портрет» нашего далёкого предка.

В рамках традиционной для эпохи технологии обработки камня существует множество вариантов практических действий. Намеченный план расщепления не всегда осуществляется гладко – индивидуальные свойства сырья часто мешают его идеальной реализации. Возникает ряд стандартных проблем, преодолеть которые можно различными способами. Специфика набора способов преодоления человеком возникающих в технологическом процессе стандартных затруднений может быть одним из наиболее ярких проявлений особенностей мышления индивида или стандартов мышления этнической группы, к которой он принадлежит. Необходимы экспериментальный поиск, фиксация и изучение таких особенностей, образно выражаясь, «способов соединения» звеньев цепи производственных операций.

Продуктивно «чтение мелких технологических текстов», таких, например, как определение способа удаления «заломов», образующихся на фронте скалывания; способов «оживления» ударной площадки нуклеуса; использовавшихся вариантов крепления камня в специальных зажимах при его расщеплении; вариантов подготовки площадки в точке приложения образующего трещину импульса силы; характеристики углов сопряжения «фронт – площадка» на нуклеусах; специфики абриса дуги скалывания и т.д. Характеристика стереотипа совокупности подобных решений, использовавшихся людьми при решении технологических проблем расщепления камня, и должна отразить специфику мышления людей изучаемой культуры⁷⁴.

Особым направлением намечаемых исследований может стать изучение стратегии расщепления камня, т.е. изучение наиболее общих элементов технологического планирования. Экспериментально определив весь возможный спектр рациональных путей расщепления камня, можно классифицировать, анализировать и оценивать мотивы реальных предпочтений.

Технологические исследования позволяют фиксировать и определённые «личностные» характеристики оператора, проявляющиеся в специфике его работы с камнем.

Пример.

Исходя из своего достаточно хорошего понимания физики процесса расщепления камня, опытный мастер никогда не будет наносить в одну точку на камне более одного удара отбойником. Если раскалывания не произошло, то для очередного удара необходимо выбрать новое место. Бить повторно в прежнюю точку бесполезно. Это только увеличит ранее образовавшуюся в камне трещину. От камня отлетит уже не пластина или «правильный» отщеп, а бесформенная масса.

Эксперименты показали, что новичок наносит в одну точку на камне, в надежде на удачу, не менее трех-четырех ударов. Мастер – никогда более двух. Проявление столь характерного стиля работы с камнем легко фиксируется при лабораторных исследованиях.

Ещё пример.

При откалывании пластин на стыке площадки (место на камне, по которому бьют отбойником) и фронта (плоскость камня, с которого ударом отделяются отщепы или пластинки) периодически образуется что-то вроде нависающего «карниза» (похожие «карнизы» зимой наметает ветер на краю крыши дома). Эти нависающие фрагменты необходимо регулярно удалять. Иначе нормально раскалывать камень не получится. Удаление «карниза» можно произвести или специальным инструментом, или тем отбойником, которым Вы колотили по камню. Новичок, скорее, сделает это отбойником. В арсенале опытного мастера всегда есть специальное орудие. Эффективность и следы работы будут различны, и их можно зафиксировать на древнем артефакте.

Как видим, для исследований такого рода необходим и трасологический анализ.

К настоящему времени разработаны достаточно отчётливые стандарты обозначения инструментария, использовавшегося в эпоху палеолита⁷⁵. Однако микроскопическое исследование поверхности каменных изделий открывает возможности для поиска и исследования особенностей, аномалий в утилизации древнего орудия.

Проводимые в Институте археологии и этнографии СО PAН исследования показывают, что трасологический анализ способен фиксировать на археологических материалах следы устойчивых типов специфических действий человека при выполнении значительного ряда простейших производственных операций палеолитическими орудиями. Так, например, при пилении рабочее движение инструментом производилось его перемещением «на себя» в одних случаях и «от себя» – в других. Те же варианты кинематики можно наблюдать и при работе скребком при выделке небольших шкур на горизонтальной плоскости, при срезании трав или злаков серпом. Резание ножом можно осуществлять простым нажимом в сочетании с поступательным или с возвратно-поступательным движением инструмента. Периодическую подправку места нанесения ударов по расщепляемому камню можно производить специально предназначенным для этого инструментом в различных направлениях. Различен и весьма характерен был раньше подбор веса и формы простейших отбойников для раскалывания камня.

Все, наверное, знают, что японцы и европейцы совершенно по-разному строгают деревяшки. Мы двигаем и ножом, и рубанком по направлению «от себя». Японцы – наоборот, «на себя». Трасологический анализ древних каменных ножей способен зафиксировать такие отличия. Всё это может дать нам не только информацию о времени рождения подобных особенностей технологий, но и повод для поиска исторических корней современных народов на самых различных территориях⁷⁶.

Подбор инструментов и. специфика их использования часто характерны для представителей только определённых этнических или расовых групп. Данные такого рода могут быть зафиксированы, классифицированы и представляют собой весьма ценный материал при определении этнической принадлежности индивидуумов изучаемых древних сообществ.

Стандарты поведения человека выявляются и при планиграфических исследованиях, когда изучаются особенности расположения артефактов на археологических памятниках.

Люди различных этносов отдыхают в различных позах, по-разному располагаются у костра, спят в особых положениях. Посмотрите внимательно, как всё это делают, например, современные монголы, казахи, туркмены, европейцы, и увидите – различия очень большие. Вес эти особенности имеют, как правило, очень древние исторические корни. Для археолога важно то, что, например, сидя в различных позах у костра, люди различных культур по-разному располагают вокруг себя самые обычные предметы: тарелку с едой, орудия труда, даже с мусором обходятся каждый «по-своему».

Экспериментатор должен изучать все такие особенности, выделять действительно важное, специфичное и, главное, отрабатывать методику анализа уже археологических материалов. Если в расположении археологических находок мы обнаружим зафиксированные экспериментатором характерные признаки, то мы узнаем много интересного из жизни людей в прошлом. Изучение следов человеческой активности на территории жилищ, у очагов и на хозяйственно обособленных площадках может дать информацию о характере, темпераменте, стереотипе поведения и «этнической» принадлежности древних обитателей изучаемых археологами территорий.

Для исследований такого рода требуется большое количество специальных экспериментов, использование особых этнографических данных. Важно отчётливо понимать цели наблюдений и суметь организовать экспериментальные исследования в нужном, весьма необычном направлении. Например, эксперименты по раскалыванию камня можно организовать так, что наше внимание будет сосредоточено и на изучении планиграфии.

Исследования, проводившиеся на полигоне «Денисова пещера», показали, что представители различных современных народов принципиально по-разному обустраивают свое рабочее место. Провели такой эксперимент: добровольцам из разных стран предложили попробовать изготовить себе каменные орудия. Никто из волонтеров ничего подобного никогда ранее не делал. Всех снабдили сырьём, необходимыми отбойниками-«молотками». Никаких подсказок или примеров не предложили. Все работали индивидуально и не могли наблюдать за действиями партнеров.

То, что они наколотили из камня, экспериментаторам важно не было. Ничего хорошего у них не получилось. Интересным оказалось другое, – все участники эксперимента, как выяснилось, совершенно по-особому держали раскалываемый камень.

Было отмечено три варианта:

1) «оператор» работал сидя на небольшом возвышении, а камень в процессе расщепления прижимал к своему бедру;

2) в другом случае камень помещался на землю и прижимался для надёжности ступней или рукой оператора;

3) человек раскалывал камень, держа его в руке, свободно, «на весу».

Отходы экспериментального расщепления (иначе говоря, весь каменный мусор) рассеялись по площадкам добровольцев по-разному, но характерно для каждой из групп, отличавшихся друг от друга способом «держания» раскалываемого камня.

Особенно важно то, что в каждой из выделенных групп оказались представители только определённых этносов⁷⁷. Каждый участник образовавшихся групп избирал «свой» способ, не зная о предпочтениях соотечественников. «Так было удобнее...»

На основе систематизации признаков таких экспериментальных рабочих площадок можно начинать планиграфические исследования уже и археологических материалов.

Стереотипность поведения представителей различных этнических групп может проявляться в самых различных формах: в организации мест ночлега, стоянки или охотничьего бивака, рабочего пространства или конструкции очагов⁷⁸.

Упомянуто только несколько образцов проводившихся на экспериментальном полигоне план и графических экспериментов. Перспективы же исследований очень велики.

Сравнительный анализ может выявить и личностные особенности человека прошлого. В определённой степени мы уже можем «набросать» даже психологические портреты наших предков, живших много тысячелетий назад.

На Полигоне провели эксперимент с новичками и мастерами расщепления камня. Оказалось, что у новичков, как правило, порядка на рабочем месте нет. Где готовая продукция, а где отходы ― не сразу ясно...

Мастера не только более аккуратны, они ещё всегда относительно более точно рассчитывали силу своего удара по камню. Осколки далеко от места работы не отлетали. Новички лупили по камню «от всей души», с большим перерасходом своих сил. И хорошие отщепы, и просто осколки собирать потом приходилось по всей округе.

Эксперименты с новичками проводились не только для того, чтобы их более опытные коллеги стали думать о себе ещё лучше. Исследования археологических памятников с использованием экспериментальных планиграфических данных такого рода позволяют проводить дифференциацию коллекций древних артефактов на категории типичных и нетипичных изделий, проводить, как видим, ещё и палеосоциологические реконструкции.

Какой из методов предпочтительнее при поиске стереотипов мышления и действий людей?

Информацию для исследований в намечаемом направлении могут дать эксперименты, ориентированные как на трасологический, так и на технологический и планиграфический анализы. Необходимы комплексные исследования. Оптимальным представляется совокупный анализ археологического и экспериментального материала. Необходимо также терпеливое накопление весьма специфических данных из психологии и этнографии.

Механические, моторные действия людей стандартны и исторически устойчивы. Есть основания полагать, что на протяжении достаточно длительного периода времени существенных изменений в подобных стереотипах не произошло.

Пока всё это толком никто не изучал. Нет отработанных методик исследований, мало опыта. Но первые задачи просматриваются отчетливо: необходимо приступить к фиксации поведенческих стереотипов представителей современных исторически сложившихся этносов, искать и фиксировать общее и особенное, отделять архаичное от современного, случайное от типичного. Анализ и определение таких стандартов может дать очень интересные результаты. Есть надежда сопоставить особенности психологии древних и современных людей. Главное, с чего следует начинать, ― это придать традиционным археологическим экспериментам новую ориентацию.

Исследования такого рода открывают возможности для поиска хронологического генезиса стереотипов мышления человека, поиска возможных взаимосвязей поведенческих стереотипов наших современников и людей эпохи камня. Корреляция экспериментальных данных вполне допустима с материалами не только эпохи неолита, но и более раннего времени.

Кто знает, может быть, мы накопим необходимое и для исследований истории происхождения многих современных народов.

Если исследователи не ограничивают себя только фиксацией «материалов» раскопанного археологического памятника, а стремятся «увидеть» создававшего каменные орудия человека, проникнуть в его Мир, в Мир прошлого, понять и проанализировать опыт предков, то их исследования в предлагаемом направлении принесут богатые плоды. Для этого необходимы не только дальнейшая разработка предлагаемой методики экспериментов, но и новый комплексный анализ археологических материалов. Направление таких исследований можно условно назвать «сравнительной палеопсихологией»⁷⁹.

Несмотря на скудость данных, для первых шагов их достаточно. Психологические портреты людей эпохи палеолита, очевидно, не будут в полной мере яркими, но они всё же могут достаточно отчетливо проступить сквозь патину времени. Сопоставление наших поколений с образом предков столь важно и дорого, что фрагментарность данных не может остановить стремления обогатиться столь ценным опытом.

Археолог всегда приходит «на пепелище». Перед его взором предстают только покинутые человеком дома, погасшие очаги, забытые, брошенные или потерянные вещи... Мы пытаемся сложить мозаику по крупицам. Это всегда нелегко. Но наибольшая сложность не в скудости информации. Самое трудное – это избежать домыслов.

Реконструкция – это то, что проверено экспериментом. И если попытаться подвести итоги наших реальных знаний о быте наших предков, то, может быть, и сам человек прошлого предстанет перед нашим мысленным взором отнюдь не волосатым дегенератом, каким порой его рисуют школьные учебники...

На археологию часто возлагают необоснованные надежды. Особенно люди склонные к радикальному, «окончательному решению вопросов». Тем более в такой проблеме, как «происхождение человека». От археологии не следует ожидать невозможного. Мы никогда не сможем найти ни безоговорочного «недостающего звена», ни черепа со следами «каиновой печати». И вместе с тем всё складывается постепенно, часто из простых, но важных вещей. И именно об этих сторонах жизни наших предков Вы можете прочесть в следующей части этой книги.