«Просите, и дано будет вам…»

Просить Бога о помощи необходимо непрестанно. – Что делать, если мы не получаем просимого? – О похвальном бесстыдстве в молитве. – Почему Бог иногда медлит нам помогать. – Бдите убо на всяко время молящеся. – Молитва мытарева и фарисейская. – С каким настроением мы должны молиться. – Как определить, есть ли у человека благодать? – Об оставлении молитвы.

В прошлых беседах мы говорили о том, что сильнейшим, а в наше время, может быть, единственным средством, помогающим нам исполнить евангельские заповеди, является непрестанная молитва.

Само то, что мы должны молиться, есть евангельская заповедь. О непрестанности молитвы Господь наш Иисус Христос говорил многократно – иногда прямо, а иногда в притчах, касаясь той или иной стороны молитвенного делания. Прежде всего приведу известные слова Спасителя из Евангелия от Матфея: Просите, и дано будет вам; ищите, и найдете; стучите, и отворят вам; ибо всякий просящий получает, и ищущий находит, и стучащему отворят. Есть ли между вами такой человек, который, когда сын его попросит у него хлеба, подал бы ему камень? И когда попросит рыбы, подал бы ему змею? Итак, если вы, будучи злы, умеете даяния благие давать детям вашим, тем более Отец ваш Небесный даст блага просящим у Него⁴⁰⁷. Вот краткое начертание учения о том, что необходимо непрестанно молиться.

Просите, и дано будет вам. Эти слова Господь говорит в конце Нагорной проповеди и тем самым научает нас тому, что успеха в делании заповедей нам необходимо просить у Бога. То есть умение жить по-евангельски как раз и достигается, в значительной степени, просьбами об этом – и просьбами непрестанными. Нравственную жизнь человек ведет непрерывно. Когда он ест, пьет, спит или работает, и его действия ограничены во времени, нравственность же ничем не ограничена. Что бы человек ни делал, он, как существо нравственное, всегда должен делать это правильно, каждое мгновение должен за собой следить. В самой нейтральной ситуации, как будто не касающейся Евангелия, можно поступить по-христиански, а можно – и противно Евангелию. И поскольку человек непрестанно находится в состоянии нравственного выбора, то и просить помощи у Бога ему необходимо непрестанно.

Когда мы приступаем к деланию заповедей, то в нас должно быть понуждение, во-первых, к самому деланию добродетели, во-вторых, к молитве. То есть наше спасение слагается из двух частей: из нашей собственной воли, которую, конечно же, необходимо понуждать к добру, и из воли Божией, которую мы должны молитвой склонить к снисхождению, милосердию в отношении нас. Поэтому молитва приобретает огромное значение, она становится чем-то вроде соли, без которой невозможно почувствовать вкус пищи, или чем-то вроде хлеба, без которого, что бы мы ни ели, нам всегда чего-то не хватает.

Просите, и дано будет вам. Из предыдущего евангельского текста ясно, что просить мы должны, прежде всего, не каких-либо земных благ, потому что о них Господь печется прежде нашего прошения, а о духовном, о нравственном, о своем спасении.

Ищите, и найдете; стучите, и отворят вам; ибо всякий просящий получает… Если человек пристанет к кому-то с просьбой и не отступит, то тот вынужден будет подать ему просимое не ради, может быть, него самого, а за его неотступность, дерзость, надоедливость. Так и в духовной жизни. Мы не должны стыдиться и избегать такой дерзости. Мы думаем, что, если мы у Бога чего-то попросили, а Он нам не дал, значит, это Богу неугодно и не нужно больше об этом просить. В житейских вопросах мы бываем неотступны, потому что житейские блага кажутся нам совершенно необходимыми. Мы, допустим, не можем не хотеть есть. Если мы и потерпим день-два, то в конце концов терпение наше иссякнет, и мы будем вынуждены любыми средствами добывать себе пищу. Так же и во многих других житейских потребностях. Когда же мы просим у Бога чего-то духовного, нравственного, евангельского и, не получив этого сразу, успокаиваемся, то этим обнаруживаем, что мы пришли в некоторое духовное отупение, очерствение и сами не понимаем своей нужды. Если бы мы ее понимали, то, конечно, прибегли бы к заповеди Спасителя: Просите, и дано будет вам; ищите, и найдете; стучите, и отворят вам.

Всякий просящий получает, и ищущий находит, и стучащему отворят. Мы должны непрестанно «стучаться» молитвой к Богу и «надоедать» Ему, пока Он не подаст нам того, что мы просим. Повторю, речь идет о вещах духовных. Что касается просьб житейских, то к ним следует относиться так: если Бог мне этого не подал, значит, это и не нужно, значит, мне это не на пользу. Но требования, которые Господь предъявляет к нам как необходимые к исполнению, то есть Его заповеди, никак не могут быть тем, что нам «в данный момент не нужно». Мы точно знаем, что нам всегда необходимо быть кроткими, не осуждать, видеть свои грехи и, наоборот, не видеть грехов брата. Поскольку мы уверены, что это всегда и всюду нам нужно, то имеем дерзновение просить об этом и не успокаиваться, пока не получим. Некоторые, долго не получая просимого, «смиряются», но такое смирение здесь неуместно. Если мы не получим просимого ни сегодня, ни завтра, ни через год, ни через несколько лет – мы все равно должны просить об этом неотступно всю свою жизнь.

Есть ли между вами такой человек, который, когда сын его попросит у него хлеба, подал бы ему камень? И когда попросит рыбы, подал бы ему змею? Итак, если вы, будучи злы, умеете даяния благие давать детям вашим, тем более Отец ваш Небесный даст блага просящим у Него. Если мы, будучи грешными, лукавыми людьми, все-таки умеем любить своих детей, то тем паче Бог, преисполненный безграничной, неизреченной любви, заботится о нас. Среди людей нет такого человека, который подал бы голодному вместо пищи то, что убивает, а не то, что поддерживает жизнь. Тем паче Бог на нашу просьбу о духовном хлебе не ответит тем, что подаст камень, то есть вместо освящения не подаст что-то совершенно ненужное человеку, а дарует то, что нам необходимо для поддержания нашей духовной жизни, жизни по Евангелию. И мы, несомненно зная, что это истинное благо, имеем право просить о нем с дерзновением, неотступно – до тех пор, пока не насытим свою душу.

Несколько раньше Господь наш Иисус Христос в той же самой Нагорной проповеди, говоря о молитве, произнес следующие слова: И, когда молишься, не будь, как лицемеры, которые любят в синагогах и на углах улиц, останавливаясь, молиться, чтобы показаться перед людьми. Истинно говорю вам, что они уже получают награду свою. Ты же, когда молишься, войди в комнату твою и, затворив дверь твою, помолись Отцу твоему, Который втайне; и Отец твой, видящий тайное, воздаст тебе явно⁴⁰⁸. Слова о тайной молитве не нужно понимать буквально, иначе мы вынуждены были бы отменить общественные богослужения и вообще никому, никак и никогда не показывать, что мы молимся, – речь идет о том, чтобы молиться тайно от собственного тщеславия, собственной гордости.

Далее Господь говорит: А молясь, не говорите лишнего, как язычники, ибо они думают, что в многословии своем будут услышаны; не уподобляйтесь им, ибо знает Отец ваш, в чем вы имеете нужду, прежде вашего прошения у Него⁴⁰⁹. Язычники, как известно из истории, в своих прошениях были чрезвычайно многословны, каждый день перечисляя все свои обычные житейские нужды. Такое подробное перечисление они считали совершенно необходимым для того, чтобы получить у своих богов просимое. Господь же учит нас не уподобляться им: Он знает, в чем мы имеем нужду еще прежде нашего прошения. Мы должны быть чрезвычайно кратки в перечислении не только житейских нужд (мудрые люди в таких нуждах совершенно полагаются на Бога и ни о чем подобном Его не просят), но и нужд духовных, потому что и о них, конечно, Господь знает. Но если в житейских нуждах мы не должны слишком Богу надоедать, всегда предполагая, что исполнение просьбы для нас может быть не полезным, то в просьбах о духовном мы, безусловно, должны быть неотступны. Под духовными нуждами, как вы понимаете, имеются в виду не сверхъестественные духовные дарования, а то, что необходимо нам для спасения.

Итак, из приведенных наставлений Господа ясно, что молитва должна обладать двумя качествами – непрестанностью и лаконичностью. А отсюда можно сделать вывод, что Иисусова молитва чрезвычайно подходит к этому евангельскому учению Спасителя.

В Евангелии от Луки есть более подробная притча о том, что молиться необходимо непрестанно. Положим, что кто-нибудь из вас, – говорит Господь Иисус Христос, – имея друга, придёт к нему в полночь и скажет ему: друг! дай мне взаймы три хлеба, ибо друг мой с дороги зашел ко мне, и мне нечего предложить ему⁴¹⁰. Если у нас есть близкий человек, друг, то при срочной нужде мы прежде всего обращаемся к нему, зная, что он к нам расположен и поэтому никогда нам не откажет. И Спаситель уподобляет Бога нашему другу, к которому мы можем обратиться в любое время, даже самое неподходящее, как показывают слова: Придёт к нему в полночь. Кроме того, эти слова могут означать и наше собственное нравственное состояние: мы можем «прийти» к Богу даже тогда, когда нам так тяжело, будто мы погрузились в полночную тьму.

И скажет ему: друг! дай мне взаймы три хлеба. Под тремя хлебами можно, конечно, понимать и просто хлеб, в котором мы нуждаемся, и хлеб, поданный с избытком: трех хлебов, безусловно, хватит для того, чтобы накормить одного человека. Можно усмотреть в этих словах и некоторый аллегорический смысл и под тремя хлебами понимать благодать Пресвятой Троицы, подаваемую в молитве: хлеб – это символ благодати, питающей и укрепляющей душу, а число три – символ Бога, единого в трех Ипостасях. Ибо друг мой с дороги зашел ко мне, и мне нечего предложить ему. Что можно понимать под этим образным выражением? Может быть, оно имеет и какое-то конкретное аллегорическое значение – например, молитву о братьях во Христе или о своих плотских родственниках, но в общем смысле здесь речь идет о какой-то неожиданной нужде.

А тот изнутри скажет ему в ответ: не беспокой меня, двери уже заперты, и дети мои со мною на постели; не могу встать и дать тебе⁴¹¹. То есть: «Ты пришел неожиданно, в совершенно неподходящее время, дети мои со мною на постели, и я не хочу их беспокоить. Не могу ничего тебе дать». Если под другом понимать Бога, то дети – это, наверное, угодники Божии или ангелы Божии, которых Господь не хочет беспокоить ради нас, грешных. Находясь в духовной полночи, во тьме внутренней, мы недостойны того, чтобы Бог посылал к нам на помощь праведников или ангелов: Не могу встать и дать тебе.

Если, говорю вам, – продолжает Спаситель, – он не встанет и не даст ему по дружбе с ним, то по неотступности его, встав, даст ему, сколько просит⁴¹². Здесь Господь учит нас неотступности и даже дерзости. По-русски переведено «по неотступности», а по-церковнославянски – «за безочство», то есть за бесстыдство. В молитве действительно необходимо быть дерзким и бесстыдным, потому что если мы будем проявлять совершенно неуместное здесь смирение, неуместную кротость, то ничего не получим. Обычно человек проявляет в этом случае кротость и смирение по той причине, что не чувствует, не понимает своей острой нужды. Если бы он ее понимал, то презрел бы все приличия. Итак, если мы, по свой греховной жизни, не можем рассчитывать на дружбу с Богом, не можем рассчитывать на то, что Он подаст просимое из любви к нам, то, по крайней мере, будем вновь и вновь приступать к Нему, и Он будет вынужден нам дать по нашей неотступности. В жизни так и бывает.

Конечно, еще раз нужно напомнить, что это притча. Под видом житейских ситуаций она изображает то, что передать в точности человеческими словами невозможно. Разумеется, Бог не спит и всегда готов подать нам то, что мы просим. Просто нам самим кажется, что Бог к нам безразличен – вот в чем вся соль. Нам самим кажется, что Бог нас не любит, что уже темно и Ему не хочется из-за нас беспокоиться. На самом деле в этой неотступности нуждаемся, скорее, мы сами. Когда мы понуждаем себя к дерзновенной непрестанной молитве, то сам наш дух меняется таким образом, что мы становимся способны воспринять милость от Бога. Господь в любой ситуации мог бы помочь нам в одно мгновение, но мы часто находимся в таком душевном расположении, что не воспринимаем эту помощь. Да и как мы можем ее воспринять, когда даже не понимаем своей нужды, когда нам кажется, будто у нас все хорошо? Именно через непрестанную молитву и понуждение себя мы становимся способны прилепиться к Богу и получить те духовные блага, которые неизреченным образом проистекают от Него на все творение и, в особенности, на человеческий род.

В Евангелии от Луки есть еще одна притча о непрестанной молитве. Сказал также им притчу о том, что должно всегда молиться и не унывать⁴¹³. Иногда бывает так, что Господь долго не помогает нам в тяжелой ситуации, например в какой-нибудь сильнейшей брани. Борьба длится у кого-то несколько часов, а у кого-то затягивается на целые годы; и человек, не получая помощи, начинает унывать: «Как же так? Столько лет я молюсь, а Господь меня не поддерживает, я вновь и вновь побеждаюсь грехом». Именно для таких людей, которые почему-то делают неправильный вывод из долготерпения Божия, Господь и сказал эту притчу.

В одном городе был судья, который Бога не боялся и людей не стыдился⁴¹⁴. Под этим судьей, конечно, подразумевается Сам Бог. Но почему сказано, что Он и Бога не боится, и людей не стыдится? Бог не может бояться Самого Себя, то есть над Ним никого нет и Он никого не боится. Людей же не стыдится по той причине, что Он выше всякого одобрения или осуждения. Господь совершает какое-либо дело не ради одобрения людей, а делает то, что считает нужным, поэтому иногда допускает и то, что в глазах людей кажется странным и недостойным Бога. В частности, Бог не стыдится того, что мы, христиане, Его чада, побеждаемся страстями: Он попускает это ради нашей пользы, ради нашего спасения. Кроме того, можно понимать эти слова: Бога не боялся и людей не стыдился – и так: когда Господь нам долгое время не помогает, то мы воспринимаем Его так же, как несправедливого человека, который никак не реагирует на наши законные притязания. Во время тяжкой духовной борьбы многие люди в отчаянии смотрят на Бога именно так, будто Он никогда не помогает и никакой справедливости у Него нет. Но смысл притчи состоит вот в чем: даже если бы Бог действительно казался нам таким – и даже если бы Он таким и был! – мы обязаны просить Его о помощи.

В том же городе была одна вдова, и она, приходя к нему, говорила: защити меня от соперника моего⁴¹⁵. Вдова эта – наша душа. Вдова не имеет мужа и совершенно беззащитна перед всеми превратностями жизни, она – символ беззащитности и немощи. Наверное, можно понимать под вдовой душу, лишившуюся благодати и потому одинокую, ибо для человеческой души естественно быть соединенной с Божественной благодатью. А под соперником имеется в виду либо грех, либо диавол, который постоянно докучает беспомощной душе, постоянно с ней «судится» и всячески ее обижает.

Но он долгое время не хотел. А после сказал сам в себе: хотя я и Бога не боюсь и людей не стыжусь, но, как эта вдова не дает мне покоя, защищу ее, чтобы она не приходила больше докучать мне⁴¹⁶. Конечно же, это образ, Богу не свойственно рассуждать. Рассуждать могут люди и ангелы, как умы ограниченные, которые от одного вывода при помощи рассуждения приходят к другому выводу (правильному или неправильному – это уже другой вопрос). Бог же, как Всесовершенный Ум, сразу объемлет в Себе все в точности и истине. Он постоянен, не изменяет Своего отношения ни к кому и ни к чему и поэтому всегда любит человека и всегда желает ему помочь. Здесь вновь изображено наше собственное неправильное отношение к Богу: нам кажется, что сначала Бог долгое время не хочет нам помочь, а потом, когда мы Ему надоедаем, вдруг переменяет Свое отношение к нам и говорит: «Хотя Я не знаю ни стыда, ни страха и совершенно безразличен к людям (как нам кажется в нашем отчаянии), но так как ты, душа, не даешь Мне покоя, то Я защищу тебя, чтобы ты больше не докучала Мне своей молитвой». И Господь неожиданно, казалось бы, без всякой причины, посылает нам Свою благодать и защищает нас от соперника – от греха и диавола. На самом же деле, причина кроется в нас самих. Когда наша душа созревает, на протяжении более или менее долгого времени показывает свою ревность, свое искреннее желание избавиться от власти греха, тогда Господь посылает ей помощь. Вся наша борьба состоит в борьбе с самими собой и идет за постоянство в добродетели, потому что наша воля переменчива, она колеблется от добра к злу и опять от зла к добру.

И сказал Господь: слышите, что говорит судья неправедный?⁴¹⁷. По-славянски: Слышите, что судия неправды глаголет? Некоторые отцы понимают слова «судья неправды» в том смысле, что Бог есть судья для всякой неправедности. И вообще, описание этого судьи: Бога не боится, людей не стыдится, он судья неправды – говорит о том, что Бог настолько выше человеческих понятий о добре и зле, что, можно сказать, неизмеримо их превосходит и они никак не могут быть к Нему приложимы.

Бог ли не защитит избранных Своих, вопиющих к Нему день и ночь, хотя и медлит защищать их?⁴¹⁸ Здесь Господь уже открывает смысл этой борьбы, этого нашего отчаяния, когда нам кажется, что если Господь нам помогает, то совершенно неожиданно и только потому, что мы Его умолили. На самом же деле если мы молимся с настойчивостью, то являемся действительно избранными, и это медление, собственно, для того и происходит, чтобы мы усовершенствовались в духовной жизни. Это медление нужно для нас самих: ради нашего непрестанного вопияния мы становимся избранниками Божиими. Славянский перевод этого места исполнен более глубокого смысла: Бог же не имать ли сотворити отмщение избранных Своих, вопиющих к Нему день и нощь, и долготерпя о них? Итак, то, что кажется нам жестокостью и безразличием, в действительности есть долготерпение Божие, попущенное для того, чтобы наша душа окрепла в искании истины и в любви к Богу.

Сказываю вам, что подаст им защиту вскоре⁴¹⁹. «Медление» в помощи – на самом деле скорая помощь и скорая защита. Во-первых, потому, что земная жизнь необычайно скоротечна, а во-вторых, когда мы получаем помощь Божию и сподобляемся вкушения Божественной благодати и близости к Богу, то все скорби, которые казались нам прежде невыносимыми, теперь кажутся совершенно мимолетными, ничтожными и не стоящими того великого благодатного утешения, которое Бог дарует терпеливому в молитве.

Но Сын Человеческий, придя, найдет ли веру на земле?⁴²⁰. Эти слова, на первый взгляд, по смыслу не относятся к притче, но на самом деле они завершают ее, и в них Господь наш Иисус Христос открывает, что непрестанная молитва происходит от веры. Тот, кто верит, что заповеди необходимо исполнить, тот, кто понуждает себя к этому и об этом неустанно просит, несмотря на постоянные неудачи и «безразличие» со стороны Бога, показывает свою веру. Он верит, во-первых, что так нужно жить, а во-вторых – что Господь, ради его непрестанной молитвы, подаст ему просимое. Таким образом, эти слова: Сын Человеческий, придя, найдет ли веру на земле? – говорят о том, что в последние времена мало будет истинно верующих, мало людей, прибегающих к непрестанной молитве.

Может быть, вам покажется странным соединение как будто бы не связанных между собой вещей: веры и непрестанной молитвы. Но, по мнению святителя Игнатия (Брянчанинова), который обращался к древним текстам, то есть к писаниям мужей апостольских, к житиям древних святых, непрестанная молитва была принадлежностью христиан вообще, все христиане непрестанно призывали имя Господа Иисуса Христа. Как говорит святитель, этого не могло не быть, потому что, во-первых, они были преисполнены любви к Господу и непрестанно вспоминали Его, во-вторых, видя бесчисленные чудеса, происходящие от имени Иисуса Христа, они, благоговея перед этим великим именем, постоянно призывали его. Естественно, что с ослаблением веры пропадает и желание непрестанно молиться: если мы считаем, что какую-либо заповедь можно исполнить, а можно и не исполнять, то зачем тогда и непрестанно просить? Когда мы считаем, что за неисполнение заповедей никак не будем наказаны, а за их исполнение не ждем особенной награды, то это обличает наше маловерие.

В Евангелии от Луки, кроме этих притч, есть и совершенно определенные слова Спасителя о том, что необходимо непрестанно молиться. Говоря о кончине мира и о Своем втором славном пришествии, Господь наш Иисус Христос заканчивает это пророчество следующими словами: Внемлите же себе, да не когда отягчают сердца ваша объядением и пиянством и печальми житейскими, и найдет на вы внезапу день той. Яко сеть бо приидет на вся живущие на лицы всея земли. Бдите убо на всяко время молящеся, да сподобитеся убежати всех сих хотящих быти, и стати пред Сыном Человеческим⁴²¹. Последнее предложение по-русски звучит так: Бодрствуйте на всякое время и молитесь, да сподобитесь избежать всех сих будущих бедствий и предстать пред Сына Человеческого. Итак, здесь прямо сказано о том, что мы должны непрестанно, на всякое время, бодрствовать и молиться. Это заповедь Спасителя. И я не знаю, как могло случиться в наше время то, что мы забыли об этой наиважнейшей и, если так можно выразиться, ключевой, начальной заповеди, без которой, как мы видели из предыдущих толкований, невозможно исполнить и прочие заповеди. Естественно, что из-за нашего забвения этого необходимого делания рождается нерадение, духовное оскудение, а иногда даже безразличие к тяжким грехам.

Бодрствуйте. Так же, как и в других случаях, когда невозможно словами описать духовное явление в точности, Господь прибегает к образам, заимствованным из человеческой жизни. Бодрствование – это нечто противоположное сну. Кто непрестанно молится, тот бодрствует, а кто оставляет молитву – тот погружается в духовный сон. Человек бодрствующий видит истинное положение вещей, а спящий видит сны, которые кажутся ему действительностью. И мы, оставляя молитву, погружаемся не только во тьму, но и в сновидения, и всё воспринимаем совершенно неправильно, не можем трезво смотреть на вещи. Недаром святые отцы духовное делание, умное делание, называют иногда еще и трезвением.

Нужно обратить внимание на слова: Внемлите же себе. Это, между прочим, повторение Моисеевой заповеди. Моисей еще в древности сказал иудеям: Внемли себе, да не будет слово тайно в сердце твоем беззакония⁴²². Человек должен быть внимательным к себе, к своей внутренней жизни.

Смотрите же за собою, чтобы сердца ваши не отягчались объядением и пьянством и заботами житейскими. Конечно, мы должны следить не только за тем, чтобы не поддаваться объедению, пьянству и житейским заботам. Спаситель говорит здесь об этих грехах по той причине, что, увлекаясь ими, мы вообще обо всем забываем и погружаемся в совершенную тьму неведения, – а увязнув в суете, мы уже не можем бороться с собой, следить за собой с той целью, чтобы жить нравственно: все наше внимание уже в другом. И тогда день Страшного суда постигнет нас так же внезапно, как и день нашей собственной кончины. Тогда, хотя бы мы жили и девяносто, и сто лет, смерть окажется для нас неожиданной. И наоборот, для угодников Божиих, таких как, например, святитель Иоанн Златоуст или святитель Игнатий (Брянчанинов), смерть была ожидаемой, хотя они прожили сравнительно недолго, – святитель Игнатий почил в шестьдесят лет, а святитель Иоанн не дожил и до шестидесяти. Они всегда были готовы к смерти. Святителю Игнатию было открыто, что он скончается в воскресенье; он каждый недельный день готовился к смерти и, действительно, умер в воскресенье. А святителю Иоанну Златоусту в ночь перед кончиной явился во сне мученик Василиск (святитель был в ссылке именно в том месте, где пострадал этот мученик) и сказал ему: «Завтра ты будешь со мной». На следующий день он отслужил литургию и почил.

А для людей, живущих беспечно, погрузившихся в заботу о земном, какое может быть трезвение, какая может быть молитва? Прежде нужно отстраниться от чрезмерной заботы о земном, иначе мы будем искать благ не духовных, а земных и молитва наша будет формальна и ничего нам не принесет. Тогда этот день действительно придет внезапно, даже если мы достигнем глубокой старости. Вместо того чтобы каяться и звать священника, мы вызовем «скорую помощь», чтобы нам сделали укол и чтобы мы в свои сто лет не умерли и прожили еще неизвестно сколько.

Ибо он, как сеть, найдет на всех живущих по всему лицу земному. Как внезапно явится день Страшного суда, день второго пришествия, так и день смерти для многих приходит внезапно. Казалось бы, мы видим вокруг себя смерть и должны всегда о ней думать, потому что это неизбежная участь каждого человека, тем не менее, день кончины находит как сеть, на всех живущих по всему лицу земному, кто бы что собой ни представлял, именно потому, что люди думают только о земном. И только тогда, когда мы перестанем чрезмерно заботиться о земном – перестанем не совсем, а так, чтобы не отягощаться объядением и пьянством и печалями житейскими, – мы сможем по-настоящему бодрствовать над собой, бодрствовать духовно и избежать всех тех напастей, которые Господь перечислил ранее и которые были опущены мною ради краткости. Тогда мы сможем предстать духовно пред Сыном Человеческим как в будущей, так и в этой жизни, потому что истинная молитва есть предстояние пред Богом. И настоящее, истинное христианство также есть постоянное хождение пред Богом. Как допотопный праведник Енох, по Священному Писанию, ходил пред Богом, так и каждый христианин должен ходить в присутствии Божием; и тогда, конечно же, он получал бы помощь Божию и от одного только страха более усердно прилежал бы нравственной жизни, евангельским заповедям.

Наконец, коснемся вопроса о том, какие именно слова нужно употреблять в непрестанной молитве. Для этого обратимся к речи Спасителя, обращенной к ученикам, которую подробно описывает апостол Иоанн Богослов: И если чего попросите у Отца во имя Мое, то сделаю, да прославится Отец в Сыне. Если чего попросите во имя Мое, Я то сделаю⁴²³. Немного ранее Он сказал: Я есмь путь и истина и жизнь; никто не приходит к Отцу, как только чрез Меня (Ин. 14:6). Итак, никто не может достигнуть близости к Богу, если он не будет прибегать в особенности усердно к молитве Иисусовой. Конечно, можно идти другим путем: некоторые древние подвижники использовали для непрестанной молитвы, например, отрывки из псалмов. Но путь, который одобрил Сам Господь, – это молитва, в которой употребляется Его собственное имя – молитва Иисусова. Никто не приходит к Отцу, как только чрез Меня, то есть никто не приходит к постижению Божества Бога Отца, как только через молитву к Иисусу Христу. В особенности прямо говорится об этом в следующих словах: Если чего попросите у Отца во имя Мое, то сделаю, да прославится Отец в Сыне. Некоторые сектанты понимают эти слова буквально. Молитву они начинают так: «Отче, во имя Господа Иисуса Христа…» – и потом просят о чем-то своими словами. Мы же понимаем эту молитву, согласно с древним преданием Православной Церкви, именно как необходимость призывать Самого Господа Иисуса Христа.

Господь говорит: И чего попросите у Отца во имя Мое, то сделаю, да прославится Отец в Сыне, а далее продолжает прямо: Если чего попросите во имя Мое, Я то сделаю. Здесь Он уже не уточняет: от Отца, а ясно говорит о Себе. Итак, если мы соединяем непрестанность молитвы с именем Иисуса Христа, то получаем в молитве великое дерзновение, и действительно получим все, о чем попросим. Но что получим? Что угодно, если только это является благом истинным, а не мнимым; небесным, евангельским, а не земным. Если мы будем просить того, чтобы жить нравственно, чтобы внутри самих себя победить грех, чтобы очистить свое сердце, если будем просить, в конце концов, того, чтобы в каждый конкретный момент победить то или иное греховное внушение, тот или иной соблазн, – то мы, безусловно, просимое получим, Господь все для нас сделает. Если же мы станем просить чего-то суетного, ненужного, то Господь может этого не исполнить, ибо это может оказаться для нас вредным и погибельным. Поскольку Бог, как Он Сам сказал, людей не стыдится, то Он не будет исполнять все, что мы хотим, чтобы показаться нам добрым и благим. Он не постыдится выглядеть в наших глазах жестоким, лишь бы только мы сами не получили вреда, лишь бы только мы сами не выпросили себе что-нибудь ненужное и душевредное.

Чтобы быть плодоносными, – конечно, в смысле духовном, а не земном, – мы, как говорит Спаситель, должны пребывать в Нем. Пребудьте во Мне, и Я в вас. Как ветвь не может приносить плода сама собою, если не будет на лозе: так и вы, если не будете во Мне⁴²⁴. Люди, не имеющие духовного опыта и не читающие святоотеческих книг, в которых этот духовный опыт изложен, могут предположить, что это сказано в переносном смысле и речь идет о том, что мы должны быть близки к Богу. На самом деле слова Господа нужно понимать буквально: мы должны пребывать во Христе – умом. Те, кто это испытал, действительно ощущают пребывание внутри себя Господа. И Господь должен пребывать в нас – испытавшие это также ясно ощущают, что Он действительно пребывает внутри человека, в душе и в сердце. Они ощущают это как совершенно объективную, непосредственную реальность, не нуждающуюся ни в каких доказательствах. Когда мы видим друг друга, то не пытаемся друг другу доказывать свое присутствие, – так и ощущая свой ум внутри Господа Иисуса Христа и ощущая Господа Иисуса Христа внутри своего ума и сердца, мы понимаем, что это действительность, а не притча.

Как ветвь не может приносить плода сама собою, если не будет на лозе, так и вы, если не будете во Мне. Если мы не будем пребывать умом в Господе, то не сможем принести плод. Мы не только должны молиться Господу – мы должны с Ним соединиться. Никто не скажет, что это противоречит учению святых отцов об умном делании, потому что это так и есть: когда мы умом соединимся с Господом, тогда будем получать живительную силу, которая одна и может сделать нас в христианском смысле живыми, живущими.

Я есмь лоза, а вы ветви; кто пребывает во Мне, и Я в нем, тот приносит много плода; ибо без Меня не можете делать ничего⁴²⁵. Нам нужно постоянно пребывать во Христе, укорениться в Нем, естественно с Ним срастись. Только во время этой глубочайшей, непостижимой близости и возможно нравственное плодоношение, возможен результат, а иначе у нас ничего не получится – без Господа мы не можем сделать ничего, никакого истинного дела. Да, люди могут преуспевать без Бога в каких-то суетных занятиях, и даже, будучи богопротивниками, в злых, греховных делах, – но все это не истинные делания, а ложь, фикция, призрак. Истинное дело, которое остается с нами навеки и переходит в вечную жизнь, – это делание заповедей, а оно возможно только с Господом, только в единении с Ним.

Кто не пребудет во Мне, извергнется вон, как ветвь, и засохнет; а такие ветви собирают и бросают в огонь, и они сгорают⁴²⁶. Если мы привиты на Лозе лишь формально, без внутреннего единства, если живительный сок, то есть Божественная энергия, Божественное действие не проникает в наше существо, то мы начинаем высыхать. Никакого плода мы в таком случае, конечно, приносить не можем и потому, как сухие ветви обрубают от виноградной лозы, так и мы отделяемся от Господа, бываем брошены в огонь и сгораем. И это нужно понимать как в отношении будущей, так в отношении нынешней жизни: как в вечности грешники горят в огне и пребывают в муках, так и в этой жизни они вместо живительного, прохлаждающего сока благодати получают сожигающий и мучающий их огонь страстей. И это, я думаю, многие из нас знают на опыте: когда у нас есть благодать – страсти отступают, а когда отступает благодать – тогда страсти начинают нас сожигать.

Хочу привести и еще одну притчу, которая помогает нам понять, с каким настроением, с каким чувством мы должны молиться. Это притча о мытаре и фарисее. Фарисей, как известно, молился так: Боже! Благодарю Тебя, что я не таков, как прочие люди, грабители, обидчики, прелюбодеи, или как этот мытарь: пощусь два раза в неделю, даю десятую часть из всего, что приобретаю⁴²⁷. Мы знаем, что Господь эту молитву осудил, и поэтому можем видеть, как не нужно молиться. Это не значит, что нам не нужно благодарить: в Евангелии, например, сказано, что после Тайной вечери апостолы со Спасителем воспели благодарственные молитвы. Значит, благодарить нужно, но не так, как благодарил фарисей, – то есть не благодарить Бога за то, что ты лучше, чем другие люди. Это благодарение горделивое: на самом деле им прикрыто ложное мнение о себе. Если я думаю, что я несомненно лучше, чем грабители, обидчики и прелюбодеи, то есть совершенно падшие люди, значит, я уже подобен фарисею. Кто так о себе думает, к кому более или менее часто приходят такие мысли и кто с ними соглашается, тот уже не может преуспеть в молитве, потому что имеет в себе дух превозношения, дух презорства.

Мытарь же, стоя вдали, не смел даже поднять глаз на небо; но, ударяя себя в грудь, говорил: Боже! будь милостив ко мне грешнику!⁴²⁸ Вот в этих немногих словах содержится молитвенный, покаянный дух: ни с кем себя не сравнивать, не просить чего-то особенного, а только одного – милости, прощения грехов.

Сказываю вам, что сей пошел оправданным в дом свой более, нежели тот: ибо всякий, возвышающий сам себя, унижен будет, а унижающий себя возвысится⁴²⁹. Вот такое самоуничижение, смирение и делает человека достойным милости Божией, оно духовно возвышает человека, то есть возносит его ум к Богу. Если же человек возвышает себя над прочими людьми, то каким бы добродетельным он ни казался себе в собственных глазах, на самом деле он будет далек от Бога, то есть будет унижен. И этим, если так можно выразиться, духовным унижением он будет отдален от настоящего общения с Богом, Который недаром называется Всевышним.

Итак, молитва непрестанная должна быть молитвой покаянной. Унижающий себя возвысится. Как мы можем унизить себя перед Богом? Когда мы, например, преклоняем колени в молитве или говорим о себе, пусть даже весьма искренне, что мы плохие люди, – то это все нечто внешнее. Внутреннее, сокровенное смирение – это именно покаяние, выражающееся в непрестанной молитве. Когда мы постоянно взываем к Богу такими словами: «Помилуй мя грешного», то тем самым постоянно смиряем свой дух, как бы преклоняем его пред Богом. Не может человек бесконечно преклонять колени, а вот бесконечно преклонять дух свой пред Богом – это в наших силах, если мы только захотим.

Если мы соединим все требования к молитве: то, что она должна быть во имя Христово; то, что она должна быть покаянной; то, что она должна содержать в себе правильное исповедание, истину, – то у нас как раз и получится молитва Иисусова, даже по своему тексту. Покаянные слова мытаря: «Боже, милостив буди мне, грешнику!» – безусловно, очень близки словам Иисусовой молитвы: «Господи… помилуй мя грешного». Когда Господь наш Иисус Христос спросил апостола Петра: За кого вы Меня считаете? – тот ответил: Ты – Христос, Сын Бога Живого⁴³⁰. Это, конечно, не дословно, но чрезвычайно точно передано в Иисусовой молитве словами: «Иисусе Христе, Сыне Божий». Апостол Павел говорит: Никто не может назвать Иисуса Господом, как только Духом Святым⁴³¹, назвать не просто устами, а с полным убеждением. Господь на исповедание апостола Петра ответил: Не плоть и кровь открыли тебе это, но Отец Мой, Сущий на небесах⁴³². И когда мы с полным убеждением называем Иисуса Господом, то это также не от человека, но от действия Святого Духа.

И, наверное, эту бесконечную тему – о молитве – имеет смысл закончить словами Господа Иисуса Христа, которые Он по воскресении сказал Своим ученикам: Идите по всему миру и проповедуйте Евангелие всей твари. Кто будет веровать и креститься, спасен будет; а кто не будет веровать, осужден будет. Уверовавших же будут сопровождать сии знамения: именем Моим будут изгонять бесов; будут говорить новыми языками; будут брать змей; и если что смертоносное выпьют, не повредит им; возложат руки на больных, и они будут здоровы⁴³³.

Видите, что сказал Спаситель? Именем Моим будут изгонять бесов. Конечно же, эти слова следует прежде всего понимать буквально: апостолы именем Господа Иисуса Христа будут изгонять злых духов из бесноватых, душевнобольных людей – и это совершалось в их время, а впоследствии преуспевшими учениками Христовыми, преподобными отцами, мучениками. И в наше время есть люди, в какой-то степени обладающие этим даром. Но это обещание Спасителя можно понимать и по-другому – в отношении внутренней жизни человека. Все мы в каком-то смысле одержимы бесами. Конечно, они не входят в нас так, как в бесноватых, и не владеют нами, как ими, но и мы подвержены бесовским соблазнам. Мы постоянно колеблемся от демонских внушений и иногда так сильно поддаемся их обаянию, что почти против воли грешим: допустим, не можем себя удержать от гнева или покоряемся блудному вожделению, хотя и осознаём, что это отвратительно. И это, несомненно, признак того, что нас не просто соблазняет наше естество, но что здесь действует посторонняя сила, то есть бесы овладевают нами через свои внушения и непосредственно через свои действия.

И вот Господь Иисус Христос учит нас, что, призывая Его имя, мы можем из самих себя изгнать бесов, очистить свою душу от бесовского влияния. Это даровано нам ради Его крестных страданий. Ради того подвига, который Иисус Христос совершил как Человек, Его имя приобрело необыкновенную силу. А поскольку Он есть и Человек и Бог, вторая Ипостась Пресвятой Троицы, то Его человеческое имя – Иисус – стало как бы именем Божиим, и потому, призывая Иисуса Христа, мы привлекаем и необыкновенную благодать, необыкновенную силу Божества, действующую через это имя. Само это имя, можно сказать, стало благодатью. Преподобные отцы, испытавшие на себе действие этого имени, говорили: «Бей ратников именем Иисусовым, ибо крепче этого имени нет ни на небе, ни на земле»⁴³⁴. Они говорили, что имя Иисуса Христа, даже при невнимательной молитве вслух, освящает окружающий нас воздух и попаляет демонов, в нем находящихся. А если мы углубляемся в молитву, читаем ее внимательно, то через непрестанное призывание имени Иисуса Христа мы соединяемся с Ним так, что становимся, как говорит преподобный Серафим Саровский, «с Господом как бы един дух». Вот то оружие, к которому мы прежде всего должны прибегнуть, чтобы получить помощь в исполнении многотрудных, хотя и просто выраженных евангельских заповедей. И мы тогда только сможем называться христианами, когда будем всячески понуждать себя исполнять заповеди. Непрестанная же молитва есть одна из самых главных, ключевых заповедей. Без нее исполнить все остальное чрезвычайно трудно, а при нашей немощи, развращенности, гордости и лукавстве – практически невозможно.

* * *

Я слышала мнение протестантов об Иисусовой молитве, будто она похожа на медитационное заклинание или мантру и что ее многократное повторение превращает человека в робота, зомбирует.

Спаситель сказал: Бодрствуйте на всякое время и молитесь⁴³⁵. Апостол Павел повторил вслед за Ним: Непрестанно молитесь⁴³⁶. Значит, молиться мы должны непрестанно. Это заповедь Спасителя и святых апостолов, а отнюдь не зомбирование. Я даже иногда тем, кто спрашивает, какое правило читать, отвечаю: «Читай правило апостола Павла». Они удивляются: «Какое это правило?!» Я говорю: «Непрестанно молитесь».

Спаситель также учил нас не быть в молитве многословными, как язычники. Что же получается? С одной стороны, надо непрестанно молиться, с другой – не быть многословными. Молитва Иисусова полностью соответствует этим двум требованиям.

Кроме того, Господь Иисус Христос говорил: Именем Моим будут изгонять бесов⁴³⁷, и еще: О чем ни попросите Отца во имя Мое, даст вам⁴³⁸. Мы произносим великое и могущественное имя Иисуса Христа, непрестанно молимся и поэтому поступаем по Евангелию. Протестанты этого понять и вместить не могут, потому что у них благодати нет. Даже если они будут непрестанно молиться, то благодати все равно не получат, потому что для этого нужно быть в лоне Православной Церкви.

Протестанты не признают и монашества, ибо у них нет благодати, для того чтобы вести сверхестественный образ жизни, уподобляться ангелам. И вообще, все, что им непонятно из-за их пустоты и безблагодатности, они отрицают и называют человеческими выдумками.

Как определить, есть ли у человека благодать или нет?

Мне кажется, для новоначальных основным признаком действия в них благодати является мир в душе. По отношению к ближнему – это некоторое снисхождение, любовь, всепрощение. В отношении к себе – это покаяние, видение своих грехов, своего убожества, ничтожества.

Признаком благодати у более преуспевших является умиление в молитве, покаянные слезы, а иногда и страх Божий, страх вечных мук. Также признак действия благодати – это ощущение вечности, ощущение бессмертия своей души. Благодатью является также и то, что в нужный момент нам вспоминаются изречения из Священного Писания или из святых отцов, помогающие нам сориентироваться в той или иной жизненной ситуации и не согрешить.

В молитве признаком благодати является в первую очередь внимание. Чем более действует благодать, тем внимательнее становится молитва, потому что настоящее внимание не может быть достигнуто одними человеческими усилиями.

Можно ли иногда в конце Иисусовой молитвы добавлять прошение, например: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешную и даруй мне страх Божий»?

Теоретически можно, но лучше было бы в духовных нуждах положиться на Бога, просто просить Его о помиловании, а Он подаст то, что необходимо. Вот мы просим страха Божия – а для нас это, может быть, преждевременно или нам сейчас в первую очередь нужна другая добродетель, скажем целомудрие или смирение. Поскольку мы можем в себе не разобраться, не понять того, что нам на самом деле требуется, то лучше все свои прошения вмещать в эти три слова: «Помилуй мя грешную». Господь знает, как нас помиловать и в чем.

Иногда, например при ропоте, можно сказать: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешную, слава Тебе», или просто: «Сыне Божий, слава Тебе». Но наиболее опытные отцы не советуют часто менять слова молитвы, потому что от этого рассеивается внимание.

Мне кажется, что лучше молиться просто, ибо когда мы чего-либо особенного просим, то по немощи можем впасть в гордость, тщеславие, самонадеянность. Начнем думать о себе, что мы лучше разбираемся в своих духовных нуждах, чем, скажем, наш духовник, – и таким образом вступим на почву несколько не безопасную. Лучше держаться выработанной тысячелетиями формулировки: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешного» – ею объемлется все. Если бы нужно было просить, допустим, страха Божия или чего-то еще, то Иисусова молитва звучала бы немного иначе. Много разных прошений есть в псалмах и молитвах, составленных отцами. Иисусова молитва – это наиболее универсальный и, я бы сказал, мудрый подход, потому что, молясь ею, мы во всем полагаемся на Бога: что Он считает нужным для нашего спасения, то и подаст, а мы должны просить только о том, чтобы Он был к нам милостив.

Когда у детей случаются в жизни какие-то серьезные трудности, то я молюсь о них так: «Господи, сделай так, как Тебе угодно, как Ты считаешь нужным поступить с моими детьми». Правильно ли я поступаю или все-таки можно конкретно просить о том, о чем я беспокоюсь?

Думаю, можно просить о чем-то конкретном, даже житейском, земном, только с оговоркой: «Но не так, как я хочу, а как Тебе, Господи, угодно и как спасительнее для этих людей». Потому что иногда мы просим для своих родственников земных благ, а эти блага для них, может быть, бесполезны или даже откровенно вредны. О духовных благах просить, наверное, можно, а о земных – с оговоркой.

Во время домашней работы на кухне, при уборке, стирке, лучше читать Иисусову молитву вслух или про себя?

Если человек преуспел так, что у него легко идет внутренняя или, тем паче, непрестанная сердечная молитва, тогда, конечно, лучше ему молиться внутренне. Но это редкость, и среди нас, думаю, таких мало, если вообще есть. Человеку, который только приступает к Иисусовой молитве и не достиг в ней особенного результата, при всякой работе лучше читать молитву вслух. Тогда она сама будет напоминать человеку о том, что он должен делать: пусть он даже отвлечется и будет произносить слова молитвы рассеянно, но, услышав их, он может опять умом к ней вернуться и начать молиться внимательно. Этой устной, невнимательной молитвой он сам себе напоминает о молитве. К тому же, как я сказал, некоторые святые отцы говорили, что имя Иисуса Христа, поминаемое вслух, попаляет демонов, находящихся в воздухе.

Святитель Игнатий пишет, что оставление молитвенного подвига и промежутки на нем крайне опасны и что лучше не начинать этого подвига, нежели, начавши, оставить. Я же постоянно на долгое время оставляю молитву – не на минуты или часы, а на целые дни. Понимаю, что в молитве важно постоянство, но не получается так молиться. Подступают помыслы: может быть, мне действительно вовсе оставить молитву соответственно словам святителя Игнатия?

Ну, а в Евангелии написано: «Если кто соблазняет ближнего, то лучше ему повесить мельничный жернов на шею и бросить в море»⁴³⁹. И что нам делать? Раз мы все иногда соблазняем ближних своим поведением, то надо нам повесить себе на шею мельничный жернов и пойти утопиться? Мы ведь понимаем, что Господь дает эту заповедь не для того, чтобы действительно кого-нибудь утопить, а для того, чтобы мы старались никого не соблазнять. Так и святитель Игнатий говорит о том, что опасно оставлять молитву, не с той целью, чтобы мы прекратили ею заниматься, а затем, чтобы мы имели ревность о непрестанной молитве.