О духовном зрении⁵⁹

Сегодня я хотел бы поговорить на тему, как мне кажется, очень важную. Для того чтобы вы под новым углом зрения посмотрели на те евангельские цитаты, которые я хочу предложить вам на рассмотрение, приведу следующее изречение Спасителя: Извнутрь, из сердца человеческого, исходят злые помыслы, прелюбодеяния, любодеяния, убийства, кражи, лихоимство, злоба, коварство, непотребство (Мк. 7, 21–22). Далее Он говорит, казалось бы, совершенно неожиданные слова: [Из сердца человеческого исходит] завистливое око – и продолжает: Богохульство, гордость, безумство, – всё это зло извнутрь исходит и оскверняет человека (Мк. 7, 21–23). Завистливое око – это слова из синодального перевода, в славянском переводе эта фраза имеет более обширное значение, чем просто зависть, – око лукаво. Как может из сердца исходить око? Конечно, если бы мы пытались выразить ту же мысль современным языком, вернее было бы сказать, что из сердца исходит неправильный, лукавый взгляд на вещи. Об этом неправильном взгляде мне и хочется с вами поговорить. Иными словами, мы будем рассуждать сегодня о духовной слепоте или об извращении духовного зрения.

Как вы помните, Спаситель весьма часто в своих поучениях употреблял образы зрения и слуха. Несколько ранее в той же главе Евангелия от Марка говорится: Если кто имеет уши слышать, да слышит! (Мк. 7, 16). Понятно, что речь идет не о собственно слухе, здесь говорится о духовном слухе – кто имеет его отверстым, тот услышит смысл поучения Спасителя. Подобным образом Он часто говорил и о зрении – например, об иудеях сказал, что они своими глазами смотрят и не видят.

Господь наш Иисус Христос говорил о духовном зрении так, чтобы внимательный человек понял, что речь идет не о телесном чувстве зрения, а о внутреннем духовном чувстве, некоей способности человека. И потому Он употреблял такие выражения, чтобы мы увидели в Его словах потаенный смысл, например: Светильник для тела есть око (Мф. 6, 22). Слово око употреблено в единственном числе, если бы речь шла просто о зрении, то сказано было бы «глаза» или «очи» – во множественном. Но здесь говорится о некоей способности человеческого ума взирать на вещи, оценивать и понимать их смысл. Итак, если око твое будет чисто, то всё тело твое будет светло (Мф. 6, 22). Поскольку речь идет о внутреннем оке, то и о теле говорится в приточном смысле. Не собственно тело имеется в виду, а скорее душа человека, его внутренне состояние. Если же око твое будет худо (или, по-славянски, лукаво. – Схиигум. А.), то всё тело твое будет темно. Итак, если свет, который в тебе, тьма, то какова же тьма? (Мф. 6, 23). Если понимание человеком вещей помрачено, то какова же тьма заблуждения, в которую он попадает, если не пытается очистить свой внутренний взор? Этот внутренний взор играет чрезвычайно важную роль в нашем спасении, а его очищение – это важнейшее делание. И если мы пренебрежем им, то, по словам Спасителя, погрузимся во тьму, а тот, кто пребывает во тьме, обязательно претыкается, падает и погибает.

Обратите внимание на те слова, с которых я начал свою беседу (прочту их по-славянски): Извнутрь бо от сердца человеческа исходит... око лукаво. Значит, неправильный взгляд на вещи порождается внутренним состоянием человека. Нам кажется, что мы имеем некоторое рассуждение, что мы здравомыслящи и просвещены, будто бы в нас действует некий свет разума. На самом же деле этот свет есть тьма. Спаситель говорит: Если свет, который в тебе, тьма, то какова же тьма? – убойся! Пока еще есть в тебе некоторая способность рассуждать, устремись к тому, чтобы очистить свое душевное око.

Все наши телесные чувства: зрение и слух, как господствующие, и прочие – воспринимают действительность определенным образом. И казалось бы, одну и ту же вещь все люди должны видеть одинаково. Но кроме естественного, простого восприятия есть внутренняя оценка. Люди часто говорят: «У этого человека такие-то взгляды, а у этого – иные». Употребляя выражение «взгляд на вещи», мы опять же имеем в виду не тот взгляд, который бросаем на предметы, а говорим о восприятии, оценке, истолковании человеком всего, что происходит. И эта внутренняя оценка, этот взгляд отличает наше восприятие. Один, глядя на что-то соблазнительное, испытывает страх и отвращение, а другой с вожделением к этому устремляется. Для кого-то целью жизни является то, чего другой всеми силами избегает, считая это презренным, низким и отвратительным. Поэтому для того, чтобы нам, православным христианам, правильно совершить свой жизненный путь и не уклониться от спасительного пути, нужно приобрести правильный взгляд, приобрести око просто и взирать на все окружающее и на то, что происходит внутри нас, исключительно с евангельской точки зрения.

Когда человек уклоняется от естественного, правильного восприятия, которое ему диктует его собственная совесть, он становится слепым и глухим и не принимает совершенно очевидных, ясных вещей, наподобие чудес Спасителя или Его богомудрой проповеди. В словах Господа была такая сила убеждения, что даже Его враги, будучи образованными, книжными людьми, не могли Ему прекословить. Но, несмотря на это, многие люди противились проповеди Спасителя, потому что под действием страстей, прежде всего гордости и тщеславия, пришли в состояние совершенной духовной слепоты и глухоты. Вот как Спаситель говорит о них: И сбывается над ними пророчество Исаии, которое говорит: слухом услышите – и не уразумеете, и глазами смотреть будете – и не увидите, ибо огрубело сердце людей сих и ушами с трудом слышат, и глаза свои сомкнули, да не увидят глазами и не услышат ушами, и не уразумеют сердцем, и да не обратятся, чтобы Я исцелил их (Мф. 13, 14–15). Здесь ясно видна связь между сердцем человека и его телесными чувствами: если сердце человека огрубело (по-славянски сказано более выразительно – отолсте, то есть как будто ожирело, стало неподвижным, ленивым. – Схиигум. А.), тогда и его восприятие телесными чувствами искажается. И он, слушая и как будто бы сохраняя здравый разум, в то же самое время понимает все извращенно.

Прочту тот же евангельский отрывок по-славянски: славянский перевод, будучи более близким к греческому тексту, точнее передает заключенный в Евангелии смысл. Слухом услышите, и не имате разумети: и зряще узрите, и не имате видети, отолсте бо сердце людий сих, и ушима тяжко слышаша (то есть с большим трудом слышат, не могут услышать по-настоящему, внутренним слухом. – Схиигум. А.), и очи свои смежиша, да не когда узрят очима, и ушима услышат, и сердцем уразумеют, и обратятся, и изцелю их. Для таких людей обращение делается невозможным. Мы не можем сказать, что эти слова относятся только к фарисеям и прочим иудеям, которые не приняли проповеди Спасителя. К сожалению, они могут быть отнесены и к любому из нас, православных христиан, если мы христианами только называемся, но не совершаем ничего христианского или, отвращаясь от самого главного, соблюдаем только нечто внешнее, поверхностное.

А о том, что возможно, называясь учеником Господа Иисуса Христа, по сути быть фарисеем, Сам Спаситель сказал, предупреждая апостолов: Берегитесь закваски фарисейской и саддукейской (Мф. 16, 6). Имея в себе эту закваску – фарисейское учение и отношение к жизни, можно быть фарисеем при исповедании любой веры. Один человек называет себя буддистом или баптистом, другой – иудеем или православным христианином, но, если в них есть лицемерие, хитрость, превратное понимание действительности, то по сути эти люди имеют одно внутреннее вероисповедание – фарисейство. Мы, православные христиане, должны бояться фарисейской закваски. Если примем ее – также впадем в духовную слепоту, сердце наше отолстеет и мы уже не сможем ничего воспринимать правильно. Мы будем читать Евангелие и творения святых отцов, изъясняющих евангельскую проповедь, но это учение окажется для нас либо совершенно бесполезным, либо пагубным, если мы осмелимся его извратить.

Есть сектанты, еретики, вслух извращающие православное вероисповедание, православную веру. А есть люди, которые, может быть, не способны на такое или не желают никого соблазнять, но для самих себя перетолковывают то или иное евангельское изречение, аскетическое учение святых отцов, а то и евангельское учение в целом. Перетолковывают ради собственного удобства, показывая этим, что они имеют огрубевшее сердце, из которого исходит лукавое око, вообще превратный взгляд на вещи.

Иметь неправильный взгляд на окружающую нас действительность и на внутреннюю нашу действительность (а она не менее важна, чем внешние обстоятельства, которые кажутся нам единственно значимыми) настолько опасно, что Спаситель говорит: Если глаз твой соблазняет тебя, вырви его: лучше тебе с одним глазом войти в Царствие Божие, нежели с двумя глазами быть ввержену в геенну огненную, где червь их не умирает и огнь не угасает (Мк. 9, 47–48). Конечно, это говорится более о соблазне, но второе толкование не противоречит основному смыслу этого евангельского изречения, а только дополняет и расширяет его. Если мы будем видеть вещь превратно, по-своему, а не так, как освещает ее евангельское учение или святоотеческое предание, и это станет нас соблазнять, то лучше совсем лишиться какого-либо взгляда на эту вещь, совсем перестать ее понимать, чем понимать превратно и от этого погибнуть. Вот сколь опасно извращение нашего душевного состояния.

Человек, который осознаёт в себе духовную слепоту, безусловно, не имеет права учить кого бы то ни было. Но случается так, что именно ослепленные люди считают себя способными руководить другими. Они имеют превратный взгляд прежде всего на самих себя: предполагают, что они чего-то достигли, что-то понимают в духовной жизни, или искусстве, или ремесле. Они становятся настолько самоуверенными, что приступают к руководству, тогда как со страхом должны были бы отступить, поскольку не видят и самих себя. Вот как Спаситель сказал об этом: Может ли слепой водить слепого? не оба ли упадут в яму? (Лк. 6, 39). Действительно, если в жизни случится, что слепой станет поводырем слепого, то оба упадут. Это всем совершенно ясно. Но когда дело касается умственной деятельности или духовной жизни человека, тогда здравый смысл отбрасывается прочь и люди предполагают, что они имеют в себе силы руководить, хотя они не уверены, какой дорогой идти им самим, и не знают, как можно наставить другого. Они не видят великих и тяжких пороков ни в своей внешней деятельности, ни в себе, зато усматривают мелкие недостатки в других – это тоже признак необыкновенной слепоты, страстности.

Ученик не бывает выше своего учителя; но, и усовершенствовавшись, будет всякий, как учитель его. Что ты смотришь на сучок в глазе брата твоего, а бревна в твоем глазе не чувствуешь? Или, как можешь сказать брату твоему: брат! дай, я выну сучок из глаза твоего, когда сам не видишь бревна в твоем глазе? Лицемер! вынь прежде бревно из твоего глаза, и тогда увидишь, как вынуть сучок из глаза брата твоего (Лк. 6, 40–42). Когда слепота человека достигает, так сказать, апогея, он не только не хочет слышать здравого учения, не только не хочет трезво взглянуть на себя и на свою деятельность, но еще и предполагает, что может стать учителем других людей. Он стремится поучать, а не имея возможности высказаться вслух, поучает кого-нибудь, так сказать, внутренне. Он превозносится над ближним перед самим собой, думает, что и в духовной жизни нужно вести себя не так, как брат или сестра, и в каком-то деле нужно поступать не так, а иначе. При этом он не видит множества ошибок в своей собственной деятельности. А своим навязчивым учительством показывает всем, что он духовно слеп.

В Евангелии от Луки сказано: Смотри: свет, который в тебе, не есть ли тьма? (Лк. 11, 35). Если бы мы имели в себе настоящий, истинный свет, а не то, что нам только кажется светом, тогда все наше «тело», то есть вся наша жизнь, было бы освещено, не имело бы в себе ни одной темной части, и было бы светло всё так, как бы светильник освещал нас сиянием (см. Лк. 11, 36). Внутреннее состояние человека иногда отображается и на его внешности. Лица людей, даже не духовных, не верующих, но обладающих каким-то знанием: житейской мудростью или знанием наук, освещаются изнутри некоим светом разума. Мы видим, что их лица светлые, а у людей невежественных они тусклые, как говорят, серые. Тем более внутренний свет виден на лицах людей, имеющих духовный разум, духовное рассуждение, духовную мудрость, которая, по учению святых отцов, является высшей добродетелью. Эти люди действительно просвещены благодатью Святого Духа, потому что духовное рассуждение есть также действие благодати.

Но главное, конечно, не то, что внутренний свет отображается на внешности и что он может быть заметен окружающим, а то, какое действие он оказывает на самого человека. Тот, кто внутренне просвещен, всегда совершенно ясно осознаёт, чтó и как ему нужно делать, он обладает, так сказать, всеобъемлющим здравым смыслом, четким, прямым взглядом на вещи, он умеет все понимать с точки зрения именно христианского учения: и нравственного, и догматического, и аскетического. Если же мы не имеем в себе света, который до мельчайших частиц просвещал бы все для нас и освещал все в нас, значит, мы должны оценить себя трезво и понять, что мы находимся в состоянии духовной слепоты, что нам еще далеко до прозрения и мы не должны самоуверенно устремляться на поучение других людей.

Господь сказал: На суд пришел Я в мир сей, чтобы невидящие видели, а видящие стали слепы. Услышав это, некоторые из фарисеев, бывших с Ним, сказали Ему: неужели и мы слепы? Иисус сказал им: если бы вы были слепы, то не имели бы на себе греха; но как вы говорите, что видите, то грех остается на вас (Ин. 9, 39–41). Многие люди считают, что они «видят», что они всё понимают правильно, что обладают житейской мудростью, теми или иными способностями. Некоторые сознательно стремятся к влиянию и власти над людьми, для этого одни добиваются государственных должностей, другие становятся, например, журналистами, писателями или художниками. Но, поскольку эти люди не приняли Евангелия, они стали слепыми. Это не значит, что любой государственный деятель обязательно слеп. Но тот, кто живет не по Евангелию, для кого христианство ничего не значит, безусловно, является таким.

И мы, православные христиане, как я уже говорил, также можем стать слепыми, если будем следовать христианскому учению формально, если будем поддаваться действию своих страстей. Страсти, которые исходят из сердца, оскверняют не только уста, но и зрение, и ум человека. И если мы будем поддаваться действию страстей, то, безусловно, станем слепыми. Спаситель говорит, конечно, не только о слепых; Он берет повод от исцеления слепорожденного и преподносит нам возвышенное учение о духовной слепоте и о духовном зрении. Наоборот, люди невидящие, заурядные, ограниченные, благодаря просвещению благодати, благодаря искреннему, последовательному, полному восприятию евангельского учения, становятся зрячими, начинают видеть всё в истинном свете, становятся учителями и вождями слепых, имея на это право. Каковыми были и апостолы, и их ученики, так называемые мужи апостольские, и святые отцы, и все подвижники благочестия с древних времен и до наших дней.

Многие под действием страстей приходят в состояние, напоминающее опьянение, и не понимают того, что с ними происходит. Сильно упившийся человек иногда видит не просто искаженную действительность (у него, как говорят, в глазах двоится), но даже и галлюцинации – то, чего на самом деле нет. Подобное происходит и с человеком, упившимся страстями. Ведь не только от алкоголя человек приходит в такое состояние. Что такое пьянство? Это одна из крайностей чревоугодия. «Опьянеть» можно и от любой другой страсти: и блудной, и гнева, и чревоугодия в широком, полном смысле слова. Только обычное опьянение происходит в течение нескольких часов, а для того чтобы упиться страстью, нужны месяцы, годы. Правда, иногда при сильном, бурном действии страсти это может произойти и за несколько часов. Тогда человек совершенно превратно воспринимает то, что происходит и внутри него, и вовне. Действительность для него искажается полностью, и человек становится невменяемым подобно фарисеям: когда ему говоришь здравые вещи, он не может их воспринять, имея глаза, не видит, и, имея уши, не слышит. Греховная скверна, бьющая из сердца, как некий грязевой источник, совершенно заполняет человека и не дает ему воспринимать чистые и ясные истины. Как бы здраво и умно ты ни говорил, какие бы доводы ни приводил, даже если бы и чудо сотворил, все равно не переубедишь такого человека, потому что он увлечен страстью, как могучим потоком, и совершенно ничего не видит. Он становится как безумный, который галлюцинации принимает за действительность.

Все мы должны осознавать, что мы не воспринимаем учения, преподаваемого нам Евангелием, святыми отцами, духовником, настоятельницей, старицей и вообще всяким рассудительным, здравомыслящим христианином, вовсе не потому, что они неубедительно говорят, не обладают особенным даром проповеди (это совсем необязательно: многие старцы выражались коротко и просто, будучи сами чрезвычайно простыми). Причина в том, что мы потеряли и духовное зрение и духовный слух, не можем ни увидеть, ни услышать того, что нужно для нашего отрезвления и исправления наших недостатков.

Как исцелиться от этой страшной болезни, которую можно называть духовной слепотой, глухотой, а может быть, справедливо было бы назвать ее окаменением сердечным? Как избавиться от того, что под действием страсти мы совершенно неспособны воспринимать отрезвляющее нас учение? Во-первых, нужно осознавать, что мы подвержены этой болезни, и потому смотреть на себя трезво, всегда оглядываться, задавая себе вопрос: «Может быть, я не принимаю того, что мне говорят, по той причине, что во мне действует какая-то страсть? Может быть, я сам виноват?» Таким образом, допуская, что иногда мы бываем неспособны выслушать и всем сердцем принять вразумление, мы станем более внимательны к словам наставников. Во-вторых, нужно заботиться об очищении сердца через искреннее откровение помыслов и через молитву.

Из сердца исходят помышления злая, из сердца исходит и око лукаво, неправильное восприятие внутренней и внешней действительности, поэтому мы должны очищать свое сердце, очищать его молитвой, очищать его трезвением. Постепенно избавляясь от оскверняющих нас помыслов, мы очистим и наш ум, то есть око, сделаем его простым. Тогда мы научимся смотреть на вещи не по-своему, не своим разумом, помраченным страстями, научимся воспринимать их не так, как велит наше греховное сердце, которому верить нельзя, а будем всё воспринимать так, как учил Господь наш Иисус Христос, как и сейчас Он учит нас через Свое святое Евангелие, через благовестие. Мы никогда не исправимся, если не приложим усилий к тому, чтобы приобрести христианский здравый смысл, чистый, правильный взгляд на вещи, такой, что будем думать не по-своему, а по-святоотечески.

Оригинальность мышления и вообще оригинальность в каком бы то ни было отношении, к которой стремятся в миру, совершенно чужда христианству. Мы ее презираем, видим в ней гордость, с одной стороны, глупую и детскую, с другой – весьма опасную и губительную. Никакие оригинальность и исключительность нам не нужны, мы должны стремиться к тому, чтобы каждый из нас приобрел ум Христов, как апостол Павел говорил о себе и о других апостолах: Мы имеем ум Христов (1Кор. 2, 16). Стяжавшие эту великую добродетель смогут правильно увидеть прежде всего самих себя, свой жизненный путь. А некоторые (не все, а весьма немногие) станут способными помочь другим даже в самом трудном деле – деле нашего спасения.

Еще раз повторю: смысл сегодняшнего наставления состоит в том, чтобы мы отрезвились и поняли, что менее всего мы должны верить одному человеку – самому себе. Мы обычно думаем: «Вот этому можно верить, а этому – нельзя. Этому можно больше доверять, а этому – меньше». Менее же всех достойны доверия мы сами. Доверяя себе, мы показываем свою совершенную слепоту. Через подвиг внутреннего очищения мы должны приобрести, по выражению Спасителя, око просто, тогда и наша духовная жизнь станет светлой, и мы будем изнутри просвещаемы светом.

Если мы зададим себе вопрос: «А что нам нужно делать?», у нас появится столько недоумений и смущений! Во всем: в каждом действии, в каждом поступке, в каждой мысли мы усомнимся. Это показывает, что мы находимся в беспросветной тьме и ничего не знаем. В то же самое время мы самоуверенно отбрасываем те поучения, которые предлагает нам Церковь через Евангелие, через писания святых отцов, через наших непосредственных руководителей. Если бы мы начали логически развивать мысли какого-нибудь самоуверенного человека, не желающего принять вразумление или обличение со стороны старших (притом цепочка рассуждений была бы не длинной и не особенно сложной), то, к ужасу своему, мы пришли бы к выводу: этот человек дерзает отрицать то или иное евангельское поучение, то есть слова Самого Спасителя, он совершенно нагло не принимает Евангелия.

Приведу очень простой пример. Спаситель сказал: Всяк гневаяйся на брата своего всуе, повинен есть суду (Мф. 5, 22). А мы ведь находим множество оправданий для того, чтобы отвергнуть это евангельское изречение, слова Спасителя, обращенные не только к его непосредственным слушателям, жившим почти две тысячи лет назад, но и ко всем Его последователям, в том числе к каждому из нас. Мы пренебрегаем Его поучением, говоря: «Да, это правильно, но в данном случае это не подходит». Можно привести тысячи примеров, когда мы с дерзновением спорим с самим Евангелием и, значит, ведем себя точно так, как фарисеи, которых обличал Спаситель и с которыми мы никак не хотим себя отождествлять. Мы, действительно, имеем уши и не слышим, имеем глаза и не видим, и сердце наше огрубело, или отолстело, и мы не способны воспринимать учение Спасителя. Да, мы верим, что Он Сын Божий, но если бы мы верили всей душой, то и слушали бы Его до конца в каждой, как нам кажется, малой заповеди, потому что нет такой заповеди, которой мы имели бы право пренебречь.

Каждый, у кого есть хоть какой-то здравый смысл и совесть, увидит, что он многократно противоречит Евангелию. Не всегда это выражается прямо. Скажем, он не принимает какое-то наставление старицы. А чему учит старица или духовник? Только исполнению Евангелия. Ничему другому, ничему новому учить они не имеют права, они пытаются только объяснить, как применить Евангелие в каждом конкретном случае. Таким образом, не принимая наставление старицы, человек противоречит Евангелию, не хочет его принять, упрямо его отрицает, отмахивается от него, как от назойливого насекомого, потому что Евангелие мешает этому человеку наслаждаться его страстями: гневом, осуждением, блудной страстью, завистью. Так происходит именно от духовной слепоты.

Поэтому посмотрим на себя трезво, опомнимся, увидим в себе этот страшный недостаток и по крайней мере будем осознавать свою болезнь. Больной человек приходит к врачу, принимает лекарства, а тому, кто считает себя здоровым, лечение кажется излишним, тогда болезнь развивается до такой степени, что человек погибает, может быть даже не осознав, что был болен. То же происходит в духовной жизни. Поэтому осознаем свою болезнь и постараемся избавиться от этой духовной слепоты с Божией помощью, с помощью внимательного, усердного чтения Священного Писания и творений святых отцов, с помощью послушания старице, духовнику, настоятельнице. Постараемся исправиться, отрезвиться и не оправдывать себя тем, что в наше время та или иная евангельская заповедь будто бы неисполнима. Как ни страшно, как ни дико это прозвучит, но таким своим поведением мы утверждаем, что Евангелие уже устарело. Но ведь Евангелие – это вечная, неустаревающая благая весть, или, если сказать простыми словами, добрая новость, которая останется таковой во веки веков. И мы не имеем права ни прямо, ни косвенно отвращаться от Евангелия.

* * *

Вопрос. Не могли бы вы объяснить, почему иногда во время брани не помогает молитва?

Ответ. Не помогает, потому что плохо молишься. Во-первых, недостаточно усердно, без полной отдачи, не напрягая всех сил без остатка. Ведь сказано же: Возлюби Господа Бога твоего всею крепостию твоею (см. Мк. 12, 30). Всей крепостью! А мы молимся не от всей крепости, а только, так сказать, какой-то частью, поэтому и результат соответственный. Когда претерпеваешь брань, то молиться нужно так, будто или тебя убьют, или ты убьешь. Представь, что кто-то на тебя напал и хочет тебя убить. Ты, конечно, мобилизуешь все силы, а иначе, если допустишь хоть малейшую оплошность, тебя зарежут или задушат. Во время брани должно быть крайнее напряжение.

Во-вторых, бывает, что мы молимся, но одновременно принимаем греховные помыслы, не отбрасываем их. Усилие в молитве как будто бы есть, даже, может быть, особенное, чрезвычайное, но в то же время греховные помыслы, с которыми боремся, мы принимаем, услаждаемся ими, даем им свободу действовать в нас, и они укореняются. Страсть нашей душой овладевает, и мы не пытаемся отстраниться от этих помыслов, не пытаемся им противиться, а молитву произносим. Такой образ ведения брани, при котором в душе человека находится греховный помысел и одновременно действует молитва, уместен для человека, весьма преуспевшего, у которого благодать и сила молитвы столь могущественны, что постепенно и даже, может быть, очень быстро огонь благодати истребляет греховный помысел. У нас же происходит противоположное: ум наш постепенно-постепенно прилепляется к греховному помыслу, поскольку молитва у нас слабая, благодати в нас мало, мало и ревности, усердия, понуждения себя к молитве. Молитва становится формальной, а помысел все усиливается и усиливается, и совершенно побеждает молитву так, что мы либо произносим ее сухо, либо вовсе забываем о ней и полностью, так сказать, горим от страсти.

Третья ошибка, которую, правда, не все могут исправить (это зависит от степени преуспеяния), состоит в том, что у нас нет сокрушения сердечного. Крайне напрягая силы при молитве и пытаясь противиться помыслу, мы слишком надеемся на себя, думая, что раз мы всё делаем правильно, то должен быть результат. Мы забываем, что если Бог нам не поможет, то никто и никогда нам не сможет помочь – ни молитва, ни какая-либо добродетель, ни человек.