Воспоминания

Содержание

От редакции

Предисловие

От редакции

В великом сонме новых российских мучеников и исповедников XX века любой святой имеет свои неповторимые черты. Но и в древние времена лишь немногие из отцов были призваны запечатлеть для потомства современный им духовный опыт и знания, богословские прозрения и видение окружавшего их мира. Гонения на Церковь в нашем веке были столь всеобъемлющи и жестоки, что от множества талантливых и образованнейших святителей, исповедников, преподобных, пасты­рей нашего скорбного и грозного столетия сохранилось сравнительно мало пись­менных свидетельств, документов, памятников литературного наследия. Правда, и то, что осталось, мы не умеем собрать, не умеем ценить и дорожить своими святы­нями.

Среди немногочисленных дошедших до нас церковных мемуаров кончающегося века особенное место занимают “Воспоминания» епископа Арсения (Жадановского) о замечательных московских протоиереях и других выдающихся его совре­менниках – подвижниках Православия. В “Воспоминаниях” есть, разумеется, и автобиографические места. Все заметки выдержаны в строгом духовном стиле, имеют значительную информативную ценность и систематичность, но их особое несравненное достоинство в том, что они передают удивительную духовную красоту автора, тоже подвижника, нового русского священномученика, расстрелянного под Москвой в поселке Бутово в день Воздвижения Животворящего Креста Господня 14/27 сентября 1937 года.

История личного общения владыки Арсения с причисленным теперь к лику святых праведным отцом Иоанном Кронштадтским, с Московским митрополи­том Макарием (Невским) – апостолом Алтая, со старцами Зосимовской пустыни Германом и Алексием, с ближайшим его другом, епископом Серафимом (Звездинским) и матушкой Фамарью, с отцом Алексием Мечевым и другими выда­ющимися московскими пастырями ярко изображает путь духовного возрастания автора, который и сам почитался авторитетнейшим духовником и старцем, еще не достигши пожилого возраста. Его заметки поэтому рисуют образы близких ему святых так, как не мог бы этого сделать и талантливейший писатель, не имеющий соответствующего духовного уровня, духовного зрения. Благодаря личным духов­ным отношениям с каждым из тех, кого он описывал, владыка Арсений распола­гает сведениями, которых не имеют другие биографы. Например, дневниковые записи последних лет жизни отца Иоанна Кронштадтского, им самим не опубли­кованные и открывающие его внутреннюю духовную жизнь совершенно по-ново­му, разные духовнические вопросы, которые владыке приходилось разрешать, личные переживания подвижников, мало кому известные и понятные. Но более всего удивительно, как в слишком, кажется, сдержанном, аскетическом и строгом тоне владыки Арсения соединяются с монашеской суровостью нежная любовь, умиление, тихая радость о святых (хотя еще и не прославленных) тружениках нивы Христовой.

Владыка Арсений, от юности избравший монашеский подвиг молитвы и духов­ного делания, был чрезвычайно любим своими пасомыми. Многие духовные даро­вания, которые стяжал он в своей праведной жизни, уже для его современников открывали в нем святого. Теперь, по прошествии почти шестидесяти безмолвных лет со дня его мученической кончины, почитание и любовь к нему станут еще больше и шире, как всегда бывает со святыми угодниками Божиими, и мы благо­дарим Бога за то, что Он сподобил нас вспомнить о праведнике-святителе так, как он вспоминал своих любимых учителей и сподвижников.

Протоиерей Владимир Воробьев

Сокращения в написании отдельных слов раскрыты редактором; восстановлен­ные даты, части слов и фрагменты текста, а также слова, внесенные для ясности, заключены в квадратные скобки, предполагаемые части слов, даты и имена – в угловые скобки.

Предисловие

После смерти отца Иоанна стали возникать в память его пастырские кружки. В Москве инициаторами этого явились два уважаемых протоиерея – отец Алексей Мечев и отец Николай Смирнов. Оба пришли ко мне в Чудов и заявили следующее: “Москва в церковной жизни всегда шла впереди Петербурга, а вот в почитании великого Кронштадтского пастыря далеко отстала от него: там давно существует кружок его имени, а у нас до сих пор нет, тогда как многие московские священники глубоко чтут отца Иоанна и готовы в своей деятельности воодушевляться молитвен­ною памятью о нем. Просим Вас, Владыка, возглавить нас”.

Предложение это я принял с любовью и представил Владыке Макарию¹ доклад в духе поданного мне заявления. Вскоре последовала благостная резолюция Архи­пастыря с призыванием Божьего благословения на доброе начинание. Открытие кружка мы приурочили ко дню кончины великого светильника – 20 декабря².

Накануне совершен был парастас, а утром – заупокойная литургия с панихидой. Первое собрание с участием двадцати пяти столичных иереев произошло в Чудовских митрополичьих покоях, куда я принес подаренные мне батюшкой вещи с рукописными его дневниками. Помолившись и облобызав их, присутствующие избрали председателя и секретаря, которому вручили особую книгу для записи всех бесед и постановлений, проводимых на заседаниях.

Вступительную речь произнес отец Алексей Мечев. Дрожавшим от перепол­нявших его чувств голосом он поведал нам о том впечатлении, какое получил при первом служении с отцом Иоанном.

“Я, грешный и недостойный иерей, – говорил отец Алексей, – до моего знаком­ства с батюшкой много раз, если не сказать всегда, приносил Бескровную Жертву с холодным чувством, рассеянными мыслями, часто без веры. После же совместного с отцом Иоанном совершения литургии меня охватил огонь пламенной любви к Богу и ближним, и я понял как всю тайну Евхаристии, так и значение пастырского душепопечения. Когда я взирал на батюшку, молившегося даже до поту, со многими слезами и внутренним воплем, то трепетал сердцем от близости к столь великому праведнику, этому ангелу Божию, и невольно подымал взор свой к небу, взывая: “Боже, как велико Твое милосердие к роду человеческому! Ты крестными стра­даниями спас нас от грехов, проклятия и смерти. Дал иереям власть предстоять престолу и ходатайствовать за себя и за люди Твоя. Помоги же, Господи, и мне по примеру отца Иоанна всегда вдохновенно приносить Бескровную Жертву и распо­ложи мое черствое сердце к ревностному прохождению пастырского дела”. И Гос­подь внял моему прошению: после этого по молитвам отца Иоанна я, во-первых, стал серьезнее и проникновеннее совершать Божественную литургию, каждый раз при духовном охлаждении подогревая себя воспоминанием первого незабвенного моего сослужения с отцом Иоанном, во-вторых, всецело предался заботе о спасении моих духовных чад...”

Отец Алексей говорил, а слезы ручьем текли из его глаз, заражая тем же всех присутствующих.

Первое собрание было посвящено воспоминаниям о батюшке. Постановили по мере надобности собираться здесь же для обмена мыслей и решения недоуменных вопросов пастырской практики. Вот некоторые из них.

Допустимо ли погребение самоубийц по церковному чину, помещенному в Треб­нике? Одни указывали, что он имеет в виду верующих христиан, умерших в надежде Воскресения и Жизни Вечной, и Церковь молится об упокоении их даже со свя­тыми, тогда как самоубийцы, какие бы ни были они, нуждаются лишь в смягчении будущей тяжелой своей участи, которой они должны подвергнуться за свое преступ­ление.

Другие говорили: вопрос о погребении самоубийц у нас решен – отпевание разрешается при докторском свидетельстве о ненормальном их состоянии. На это многие справедливо возразили, что показания врачей имеют формальный харак­тер, часто идущий вразрез с истиной, а потому доверяться им нельзя.

Третьи строго придерживались церковных правил, считали вообще невозмож­ным отпевать самоубийц существующим чином на том основании, что, как говорит святой Петр Дамаскин, нет невменяемых грехов, посему и самоубийство, хотя бы оно было совершено в ненормальном состоянии, Церковь осуждает.

Четвертое мнение было выражено в следующем определении. Церковь, лишая самоубийц отпевания, тем самым подвергает их как бы наказанию, а живых своих членов предупреждает от совершения подобного преступления. Полного же запрета молиться о них указанная мера не предполагает, тем более что и между ними бывают люди, не отвергавшие Господа и даже совершившие при жизни много добрых дел.

Решение. Если в настоящее время допускается по тем или иным извиняющим обстоятельствам отпевание самоубийц, то во всяком случае желательно иметь для этого последование, в котором бы Церковь молилась условно: “Аще достоин Твоего милосердия, Господи, раб Божий (имя рек), то помилуй”, – и просила бы Правед­ного Судию не о вселении со святыми, а о прощении совершенного ими тяжкого греха, или, по крайней мере, о смягчении загробной их участи. Один из членов братства представил проект подобного чинопоследования.

Несколько собраний было посвящено вопросам духовнического характера. Рас­суждали, при каких условиях могут разрешаться так называемые смертные грехи и особенно незаконное сожительство, весьма распространенное в наше время.

Некоторые пастыри очень строго относятся к впавшим в подобные грехи, лиша­ют их Святого Причащения; другие же, более снисходительные, допускают их к Святой Чаше, думая этим расположить их к исправлению и веря, что благодать, преподаваемая в Святых Тайнах, сама обновит их. Нужно, однако, всем духовникам принять за правило, что нельзя на согрешающих налагать одинаковые запрещения, нельзя действовать по шаблону: что для одного пригодно, то для другого губительно.

В Г-м скиту, по рассказу одного из членов братства, был такой случай. Свя­щенник, проходя череду, впал в тяжкий плотский грех, в чем принес глубокое покаяние. Несмотря на это, духовник наложил на него епитимию и не допустил до совершения литургии, как вдруг согрешивший в ту же ночь умер. Такая неожидан­ность заставила духовного отца призадуматься – правильно ли он поступил с братом, особенно когда вспомнил милосердие Божие ко всем кающимся греш­никам.

Другой иерей заявил: примеры плотских падений бывают чудовищные, и на лиц, подверженных им, надо смотреть не иначе как на своего рода одержимых злыми духами. По опыту лучшим средством к избавлению от такой страсти служит святыня: соборование, молитва, отчитывание и даже заклинания.

Решение. Церковь, в силу канонических правил, в известных случаях лишает членов своих Святого Причащения, по она ни к кому не дозволяет проявлять презрения, потому что этим можно оттолкнуть от веры. В основе всех отношений к людям должна лежать святая любовь, привлекающая и грешников к покаянию и исправлению. Руководясь любовию, пастырь обязан порочных духовных чад брать на особое свое попечение, под усиленный надзор и проверку, усердно молиться о них и кротко внушать, что Святое Причащение до их исправления служит лишь в осуждение, а потому спасительнее считать себя недостойным Святой Чаши и не требовать ее, пока не освободишься от греха. Только в смертный час, когда отходит всякая страсть и человек невольно кается, принятие Святых Таин никому не воз­браняется. Словом, верующих надо воспитывать в сознании, что Святое Прича­щение стоит в непременной связи с покаянием, и пастырю нужно следить за проявлением его у пасомых, дабы никого “не упустить”, не лишить блаженной Будущей Жизни.

Много говорили на тех же собраниях о литургии и о ее значении. Литургия центр, около которого должна сосредоточиваться вся деятельность священника. Как дитя влечется к матери, и, питаясь ее млеком, растет, крепнет и мужает, так и пастырь должен всей душой льнуть к Божественной Евхаристии, жаждать ее, непре­станно ею питаться и через это духовно возрастать, совершенствоваться.

Решение. Предложить всем членам кружка ознакомиться с дневниками и по­учениями отца Иоанна, где говорится о Божественной литургии, с тем чтобы каж­дый, почитав исполненные духовного опыта строки Кронштадтского светильника, стал возгревать в себе любовь к совершению Евхаристии.

После того, как огласили решение, все встали и с умилением пропели досто­чтимому батюшке “Со святыми упокой” и “Вечную память”.

О материальном обеспечении пастырей. Нужно с большой осторожностью под­ходить к вопросу о денежном вознаграждении священнослужителей, дабы в идей­ном пастырском служении не унизить авторитета носителей его и не убить духа. Говорят о назначении казенного жалованья духовенству, но это может породить чиновничий формализм, столь нежелательный в деле приведения людей ко спа­сению. Не достигает цели и определенная плата от прихожан, ибо на почве “торга­шества” за требы, может быть, и возникло то неуважение, неприязнь и недоверие к пастырям, которое так сильно наблюдается в настоящее время. Остается согла­ситься только с “доброхотными даяниями”, согласно апостольскому завету: “Разве не знаете, что священнодействующие питаются от святилища? что служащие жер­твеннику берут долю от жертвенника?” (1Кор.9:13). Жизнь при этом показывает, что труд священника, бескорыстно исполняющего свой долг, всегда достаточно вознаграждается, “ибо трудящийся достоин пропитания” (Мф.10:10). А если кому из пастырей и случится претерпеть лишения, то он должен принимать их безропот­но по примеру Христа Спасителя, нас ради обнищавшего и не имевшего где главу приклонить (Лк.9:58).

Допустимы ли в порядке богослужения какие-либо изменения, практикуемые те­перь некоторыми священниками?

Говорят: жизнь идет вперед, и с нею все должно развиваться, не исключая и богослужебных форм. Наша Церковь в своих чиноположениях и обрядах содержит неисчерпаемый источник для устройства самого умилительного богослужения, а потому, прежде всего, надо использовать и стремиться одухотворить то, что мы имеем. Нововведения в указанной области нежелательны по многим причинам. Не говоря уже о том, что благодаря им подрывается церковная дисциплина и наруша­ется духовное единение верующих, они могут поселять в душах православных смущение и недоверие к пастырям. Отсюда – каждый священнослужитель обязан твердо держаться выработанной веками нашей богослужебной и обрядовой прак­тики до тех пор, пока не произойдет та или другая реформа по голосу всей Церкви.

О благоповедении клира. Верующие всегда соблазняются, когда замечают предо­судительные поступки священнослужителя: нетрезвость, курение табака, картеж­ную игру, нарушение постов, неряшливость в одежде, подстригание волос, развяз­ность и тому подобное. Если обыкновенный человек дурным поведением может смутить каждого, то пастырь, открыто проявляющий свои слабости, наносит не утвержденным в вере в тысячу раз больший вред. Не надо забывать, что многие духовно не просвещенные христиане по жизни священников судят о вере, не отде­ляя, таким образом, сущности ее от человеческой личности. И это понятно: слу­житель алтаря должен быть первым носителем и исполнителем проповедуемых им христианских начал. Когда же это не так, у пасомых является сомнение даже в совершенстве самой веры, вследствие чего пастырь, соблазняющий своих духовных чад, делается крайне повинным перед Судом Божиим.

Решение. Вопрос о соблазнах, производимых священнослужителями, весьма серьезен. Духовенство своим недостойным поведением, по всей вероятности, в большой степени послужило причиной духовного охлаждения, упадка веры и нравственности современного русского общества. Нужны неотложные меры к поднятию и выработке святого настроения среди пастырей.

Дисциплинарные меры здесь недостаточны: необходим строгий выбор кандида­тов священства, которые, кроме образования и свидетельства от внешних, то есть рекомендации прихожан, должны еще иметь нравственную подготовку, проверяе­мую архипастырем, поставляющим священнослужителей. Для подъема той же благонастроенности клира желательно при каждом благочинническом округе иметь опытного благоговейного старца-духовника, руководящего совместно с “братским советом” не формально, а на деле жизнью и деятельностью служителей алтаря.

Много и других вопросов предлагалось на вышеуказанных собраниях. Впечат­ление от них получалось всегда отрадное, высокое.

Один из членов, А. С., сказал по этому поводу следующее: “Немало разных кружков и братств существует у нас, но сколько туда привносится человеческого в виде споров, разделений, несогласия и тому подобного. При наших же беседах я чувствую веяние Духа Святого и вижу благословение Божие: так мирно, единодуш­но, по-евангельски они проходят. И это понятно. Что может быть выше той цели, которая объединяет нас, – быть не наемниками, а истинными делателями виног­радника Христова?”

Многих из членов нашего пастырского кружка, о ком я пишу эти воспоминания, уже нет в живых. Они почили о Господе.

Возлагаю на могилы их молитвенные венки, а некоторых хочу помянуть добрым словом.