Воспоминание о старце Ионе, иеросхимонахе Симоновском
Из правдивых уст в Бозе почившего восприемного отца моего, Симоновского старца иеросхимонаха Илариона1, удостоился я неоднократно слышать воспоминания об отце иеро-схимонахе Ионе, который был духовным старцем отцу моему, Илариону, и долго жил вместе с ним в одной келлии, в московском Симоновом монастыре. Слушая всегда с доверчивым вниманием и благоговением назидательные беседы моего старца, я с особенным тщанием замечал, и даже вскоре записал следующие воспоминания, относящиеся к благочестивой жизни покойного старца иеро-схимонаха Ионы:
1) Отец Иона, до вступления в монашество, принадлежал к числу обывателей Орловской губернии, города Волхова. С отроческих уже лет заметен был в нем нрав самый простой и тихий. Достигши совершеннолетия, он вступил, по желанию своему, в Площанскую пустынь, находящуюся в той же Орловской губ., и быв послушником, ревностно нес тяжелые послушания; ибо имел довольно значительную силу и от природы крепкое сложение. Начальники и братия очень любили его, как за усердие к трудам, так и за кроткое, простое, подобное младенческому его сердце.
2) При всей своей простоте, он один имел способность замечать и ценить особенно благоговейных и учительных старцев, и со вниманием вопрошал их о спасении души; а потому вскоре сблизился преимущественно с блаженным старцем иеромонахом Адрианом (впоследствии иеро-схимонахом Алексием Симоновским), который перешел в Площанскую пустынь в 1770 годах. Сему благоговейному старцу отец Иона вверил себя в глубокое сыновнее послушание и жил с ним неразлучно около 30 лет. Совокупная жизнь их, начавшаяся в Площанской пустыни, продолжалась в Брянских лесах, в Коневской обители, и окончилась в московском Симоновом монастыре.
3) Во время пустынножительства в лесу, отец Иона, при непрестанной умной молитве, по руководству своего старца, занимался и рукодельем: делал из дерева ложки, чашки и ковши, которые они и променивали на хлеб. По-часту это рукоделье его производилось на открытом воздухе, даже зимою. Спал он как летом, так и зимою, в холодных сенях пред старцевою келлиею, и на вопрос: как он переносит это? отвечал: у меня тёпел тулуп... Таково было его самоотвержение!
4) Наученный своим старцем сердечно молиться о имени Иисуса Христа, отец Иона бывал и сам многократным зрителем высокой молитвы в старце своем, Адриане. Однажды, наприм. (рассказывал он) мы, живя в Брянском лесу, пошли с молитвою в глубь того леса для сбирания грибов; это было в ненастную погоду. Старец мой шел босой. Следуя за ним, я увидел кровавые следы на тропинке, по которой мы пробирались. Заметив, что эта кровь из ног моего старца, изъязвленных сучками и камешками, я остановил его и хотел подать ему помощь. Но старец при этом сказал: «смотри, не сказывай никому, а сам знай, что внутренняя сладость сердечной молитвы не допускает чувствовать наружную боль»... При этих словах (продолжал он), я видел в лице старца тихое спокойствие и умилительную радость.
5) Примерная подвигами благочестия и назидательная жизнь старца Адриана, побудила преосвященнейшего Гавриила, митрополита с.-петербургского, вызвать его в Коневскую пустынь для поддержания в ней порядка иноческой жизни. Не отстал от него и отец Иона. По прибытии их в Коневец, чрез непродолжительное время Адриан произведен был в строителя той пустыни, а Иона определен при нем казначеем. Десять лет проходя честно и добросовестно казначейскую должность, он, по простосердечной доброте своей, имел привычку не считать денег; а каждый казенный приход класть без счета в один сундук; когда же надлежало брать деньги для уплаты за покупки, или для иных потребностей, он, не считая также, брал их горстью из сундука и поверял отщитать надлежащее количество тому, кто должен был получить их2. При таком необыкновенном его обычае, не только не происходило замешательства, или неправильности в приходорасходных суммах, но еще весьма приметно умножалось изобилие; так что, при сдаче казначейской должности, отец Иона оставил значительную сумму общественных денег, накопившуюся при его распоряжениях; тогда как, при вступлении своем в эту должность, он не нашел в монастырской кассе ни малейшей лепты.
6) Живя в Симоновом монастыре, отец Иона любил ходить к службам церковным, где представлял образец глубокого благоговения и усердной молитвы, в назидание братии, которые все были духовными его детьми. Келейное же его занятие большею частию состояло в том, что он безмолвно сиживал на своем одре, завешенный со всех сторон ветхим холстом, и глубоко преданный внутренней молитве, держал постоянно шерстяные чётки в руках, и непрерывно повторял Иисусову молитву сердцем и устами. На вопрос: «что ты, отче, делаешь»? он простосердечно отвечал: «узлы на чётках считаю». Для чего занавесился этими лохмотьями? – Для того, чтобы не подать соблазна живущим со мною3.
7) Отец Иона в простоте сердца любил читать Новый Завет; а особенно часто читывал книгу поучений преподобного Феодора Студита, и на полях этой книги делал замечания, из которых можно заключать о светлом его понимании и опытных взглядах на духовные предметы. Упомянутая книга, полная собственноручных его заметок, сохраняется в целости и доныне
8) Чаю он не пил; а в случае немощи, или ослабления сил, для подкрепления их, употреблял «ромашку» из деревянных чашечек, собственным его искусством выточенных. Когда, живший при нем, отец Иларион усматривал, что старцу нужно подкрепиться, и говорил ему: отче! не угодно ли ромашки, – старец изъявлял согласие и иногда высказывал при этом следующее замечание: какое неприличное и для доброго Божия создания унизительное название: «ромашка!» Не лучше ли называть: «Романн – трава», а не презрительным полуименем «ромашка»?
9) Наконец, в начале 1820 года старец Иона начал заметно изнемогать в силах, почему и отказывался от должности духовника. Вдруг случилась ему надобность исповедать той же Симоновской обители схи-монаха Павла, семь лет лежавшего на одре болезни. Для исполнения этой потребности старец Иона назначил восприемного своего сына иеромонаха Илариона, и с того времени передал ему должность братского духовника; а сам начал жить в невозмущаемом внутреннем безмолвии и сердечной молитве, не выходя из келлии своей никуда кроме церкви 4.
10) Такая мирная и блаженная жизнь старца Ионы была недолговременна: в зимнее время, при неблагоприятной погоде и снежной метели, он шел один в церковь, к утрени. Ветер сбил его с дорожки, и он выше пояса увяз в снежном сугробе. Долго копавшись в снегу и, наконец, кое-как освободившись, пришел он в церковь и слушал всю утреню окоченелый, а по возвращении в келлию, почувствовал изнеможение. Несколько дней продолжалась борьба сил с расстроенным телом, но наконец приглашенный отцом Иларионом врач объявил, что простудное воспаление в животе перешло в последнюю опасную степень. Итак постепенно истощившись в силах и дожив до 70 лет, блаженный старец Иона напутствован был в последний раз святыми дарами и в скором времени мирно почил о Господе. Погребли его подле друга его иеро-схимонаха Алексия, в Симоновском монастыре, в 1821 году.
Арсений Трамольский.
20 Апреля 1865 года.
* * *
Очерк жизни отца Илариона помещен в журнале «Странник» в апрельской книжке 1863 года.
Этот обычай – не считать денег подобен записанному в скитском патерик. Один старец, безмолвствуя в пустыне, плел кошницы (корзины), и для пропитания своего, с учеником своим высылал их на торг для продажи, но строго приказывал ученику не назначать цены, а отдавать кошницы за столько, сколько кто даст. Ученик в точности исполнял, его приказание и приносил к старцу своему получаемые деньги, не сосчитав их.
С ним в одной большой келлии долго лил вместе отец Иларион.
Упомянутый здесь схимонах Павел был учеником старца, схи- архимандрита Паисия Молдавского, и им постриженный. По смерти сего старца Паисия, Павел, вышедший ив Молдавии, основал жизнь свою в Симоновском монастыре. В последствии он сделался так болен ногами, что не мог не только ходить, но и стоять, а потому, более семи лет лежал постоянно на скорбном одре своем, и с благодарением нес крест свой. Многие, ищущие спасительного назидания, прихаживали к нему за духовными советами, назидались и примером благодушного его терпения, и получали полезные наставления из уст его. И пишущий это, быв еще студентом, в 1823 году, сподобился посетить упомянутого болящего старца. На мое прошение – сообщить что-либо из нравственных правил христианской жизни, старец с любовию отвечал так: «сколько возможно, возбуждай в себе любовь к ближним, и имей простое око.... К сему руководствует уединение и себе – внимание, соединенное с Иисусовою молитвою, которая всему глава». Этот болящий старец Павел скончался в начале 1825 года, и погребен в Симоновом монастыре.