Псалом 16
Шестнадцатый псалом надписывается так: молитва Давиду. В самом деле, это есть молитва самая трогательная и умилительная, видимо исторгшаяся из души и сердца человека, глубоко огорчённого и жестоко страждущего, но тем не менее не теряющего надежды на правоту свою и правосудие Божие, и потому с живым и твёрдым упованием взывающего к Богу, всегда верному и скорому помощнику и защитнику правых, хотя весьма редко в таком именно виде и таким способом оказывающему нам Свою защиту и помощь, в каких бы нам самим того хотелось, и какие, по нашему слабому и большею частию слепотствующему соображению, нам представляются единственно-возможными. Но когда и по какому поводу была пророком составлена сия молитва, это, при молчании самого пророка, не легко открыть, да и большой в том надобности не предвидится. Для нас важно и дорого здесь то, что молитва эта излилась из уст боговдохновенных в великой туге и скорби душевной, а когда и по какому случаю излилась она, это уже вопрос второстепенной важности. Можно, впрочем, правдоподобно с блаженным Феодоритом догадываться, что долголетие и тяжкие страдания Давида от злобы и ненависти Сауловой, на всех путях его преследовавшей, и ни днём, ни ночью не дававшей ему нигде покоя и убежища, внушили ему мысли и чувства с такою удивительною силою и жаром в сей молитве выраженные, и особенно после тех двух замечательных случаев, когда Бог видимо предавал Саула в руки Давида, и тем, как бы нарочно, искушал веру и верность Давидову, но Давид, не смотря даже на убеждения и настояния своих спутников, ни сам не посягнул на жизнь Саулову, хотя и имел к тому лёгкую возможность, и тем однажды и навсегда избавился бы от своего врага непримиримого, ужасаяся одной мысли простереть руку на помазанника Божия, ни своих спутников не допустил до сего беззакония, а только, в доказательство своей невинности, в первом случае отрезал край одежды Сауловой, а во втором взял тайно копие и сосуд от возглавия Саулова и потом то и другое показал ему издалека в обличение неправды его. И в каких трогательныхсловах и выражениях, с каким глубоким уважением и нежною чувствительностию к священной особе Саула, как царя своего и помазанника Божия, сообщил он ему своё обличение, держа в руках своих воскрилие его. Господине царю, воззвал он вслед Саула, при выходе его из пещеры, и когда Саул при сем воззвании оглянулся назад и узнал в говорящем Давида и своё воскрилие, тогда Давид, пав лицом своим на землю, поклонился ему и сказал так: для чего ты слушаешь наветников, уверяющих тебя, что я ищу души твоей? вот ты ныне видел собственными очами, что Господь предал мне тебя в вертепе, но я не захотел убить тебя и пощадил жизнь твою, говоря в себе: не изнесу руки моей на государя моего, потому что он помазанник Господень. И вот воскрилие одежды твоей в руках моих; я взял его, но не убил тебя: уверься же теперь и уразумей, что нет во мне злобы против тебя, ни нечестия, ни пренебрежения к тебе, и я ни в чём не согрешил пред тобою, а ты ищешь души моея, чтоб исторгнуть её; да судит Господь между мною и тобою и да защитит меня Господь от тебя, рука же моя не будет на тебе. Царь Израилев! рассуди и помысли, против кого исходишь ты с войском своим и за кем ты гонишься? Не за псом ли умершим и не за блохою ли единою? В другой раз, когда Давид с Авессою войдя ночью в Зифский лагерь Саулов и похитив у него копие с сосудом от возглавия его, на другой день, с противоположной горы показывая копие и сосуд, упрекал телохранителей Сауловых в небрежном охранении безопасности царевой, то, обратившись к самому Саулу, так говорил ему: почто ты гонишь раба твоего, царь и государь мой, в чём я согрешил пред тобою и какая оказалась во мне неправда в отношении к тебе? И ныне да послушаешь, государь мой-царь, смиренных слов раба своего: если Бог побуждает тебя против меня, то да будет благовонна жертва твоя, а если сыны человеческие, то прокляты они пред Господом, потому что изгнали меня ныне из достояния Господня, говоря: пойди, служи богам чужим. И ныне да не падет кровь моя на земли пред лицем Господним, ибо царь Израилев вышел искать души моей и гонит меня, как нощный вран по горам. Саул, при сем обличении, в том и другом случае тронут был до слезь и, сознавая свою виновность, а Давидову невинность, клялся пред Богом прекратить свою злобу к Давиду и более его не преследовать; но вскоре забывал свою клятву и продолжал гнать его по прежнему. С каким опять удивительным великодушием и твёрдостию, незлобиeм и терпением противостоял Давид убеждениям и настояниям своих спутников, побуждавших его убить Саула, или дозволить им самим убить его! Вот, говорили они, день, о котором сказал тебе Господь, что Он предаст тебе врага твоего в руки твои; пойди же теперь и сделай с ним, что хочешь. Нет, отвечал долготерпеливый и незлобивый Давид, да не попустит меня Господь последовать совету вашему, чтобы я дерзнул простереть руку мою на господина моего царя и помазанника Божия. И увеща Давид, прибавляет священный дееписатель, мужи своя словесы, и не даде им воставшим убити Саула. Не убивай его, сказал Давид Авессе, сопровождавшему его в Зифский лагерь и вызывавшемуся поразить Саула копием в землю единожды и не повторить ему, не убивай его, ибо кто прострет руку свою на помазанника Господня и не повинен будет (1Цар. гл. 24 и 26)?
Все эти мысли и чувства более или менее сильно и ощутительно отражаются в рассматриваемом нами псалме, и многие в нём слова и выражения представляются как бы нарочно назначенными служить ясным отголоском оных. Особенно в третьем стих его, как увидим мы впоследствии, живо и выразительно обрисовывается то именно тревожное и вместе искусительное состояние духа, в каком, естественно, Давид, при виде в руках своих неумолимо и неутомимо его преследующего врага, чувствовал себя в двух помянутых случаях. Здесь, очевидно, без внутренней борьбы добра со злом в душе Давидовой не могло обойтись, и, к счастиию, победа осталась на стороне добра – на стороне Давида; Давид победил здесь самого себя, не позволив даже справедливому негодованию и мщению ни на одну минуту овладеть собою. Эта-то победа и выставляется дееписателем на вид, хотя не совсем сокрыта и предшествовавшая ей борьба, ибо, между прочим, сказано: и бысть по сих, и вострепета Давиду сердце его, то отреза воскрилие одежды Саули (1Цар.24:6). Та же победа, только в другом виде – в виде молитвы, провозглашается и во всём продолжении настоящего псалма. Посему ни мало не удивительно и даже весьма вероятно, что псалом этот написан был вскоре после сих событий и под влиянием свежих ощущений, в них царственным пророком испытанных, хотя нельзя отвергать и того, что подобные состояния духа в нём, при его тревожной жизни, могли и не раз повториться и найти для себя в его слове подобозвучные выражения. И так, обратимся к самому псалму. Подробное изложениe его вернее покажет нам дух и направление его и доставит больше случаев к вероятным сближениям самого текста с нашим предположением.
Услыши, Господи, правду мою, так начинает Давид свой молитвенный псалом, вонми молению моему, внуши молитву мою, не во устнах льстивых (Пс.16:1).
Самое начало псалма и усиленное повторение в нём тождезначущих слов: молитва и моление, вонми и внуши, уже довольно показывает, что молящийся Давид, при написании псалма сего, находился в крайне стеснённом положении, или, по крайней мере, воспоминаниe о том было в нём ещё очень живо и близко, а благочестивое дерзновение, с коим он указывает здесь на свою правду или правоту, даёт нам право заключать, что он в это время ещё далёк был от тех грехопадений, которым он впоследствии, по умиротворении уже царства своего от врагов внешних и внутренних, подвергнулся, и которые потом во всю последующую жизнь свою он горько оплакивал. Выражение же: не во устнах льстивых, присоединённое к словам молитва и моление, определяет и усиливает значение сих слов, и означает, в совокупности с оными, молитву искреннюю, усердную и прямо из души и сердца исходящую, а не внешнюю только и лицемерную или фарисейскую, каковую молитву Сам Бог называет суетною, а богомольцев сего рода с негодованием отвергает и гнушается. Людиe cии, говорит Он об них чрез пророка Исаию, приближаются Мне усты своими и устнами своими почитают Мя, сердце же их далече отстоит от Мене: всуе же почитают Мя. Сего ради се Аз приложу, еже преселити я, и преставлю я, и погублю премудрость премудрых и разум разумных сокрыю (Ис.29:13–14).
От лица Твоею судьба моя изыдет: очи мои да видита правоты (Пс.16:2).
Потому я, продолжает пророк, обращаюсь к Тебе, Господи, с молением моим, что от Тебя единого надеюсь оправдания себе; ибо знаю, что Ты праведен eси во всех путех Твоих и преподобен во всех делех Твоих, и прави суди Твои (Пс.144:17, 118:137), всяк же человек ложь (Пс.115:2), что правды возлюби и правоты виде лице Твое (Пс.10:7), от лица Твоего убо да изыдет судьба моя, по правде моей и по чистоте руку моею, и да узрят очи мои Твой суд праведный и нелицеприятный.
Искусил ecи сердце мое, посетил еси нощию: искусил мя eси (с подлинника: разжегл мя еси), и не обретеся во мне неправда (Пс.16:3).
Ты знаешь моё сердце, говорит он далее, ибо испытывал его, и не днём только навещал меня, но и ночью; не в то время только, когда я мог ожидать посещения Твоего и приготовиться к тому, но и тогда, когда я не знал и не чаял того; Ты разжигал и переплавлял меня, как металл в горниле, и однако ж не нашлось во мне неправды. Пророк, сознавая правоту свою, ссылается в том на свидетельство Самого Бога, припоминая Ему, что Он Сам его испытывал, и испытывал не поверхностно и как бы мимоходом, но со всею строгостию и тщательным вниманием, проникая до глубины души и вскрывая самые внутренности, или, по его собственному выражению, разжигая и переплавливая его посредством искушения не днём только, но и ночью, и однако ж не нашёл неправды в нём.
Под именем ночи можно здесь, конечно, разуметь и вообще искушение внезапное и неожиданное; но ничто также не препятствует видеть в сем слове и намёк на искушение частное, особенно для него памятное, случившееся именно в ночную пору, когда он, с одним из своих спутников – Авессою, вошедши в ставку Саулову, нашёл как его самого, так и всю его свиту погружёнными в глубокий сон, так что он спокойно мог взять от возглавия Саулова копье его и водный сосуд, не будучи никем ни замечен, ни остановлен; но, не смотря на настоятельное побуждение Авессы, ни мыслию, ни делом не посягнул на жизнь Саулову и удержал от того и Авессу. Искушение было, как всякому понятно, чрезвычайно сильное – иметь в руках врага своего, ищущего нашей погибели, и не коснуться ему, – на это много потребно духа, чтобы не поползнуться на грех отмщения, как казалось бы, справедливого, по крайней мере, под благовидным предлогом самосохранения. Ещё древний мудрец вопрошал роды современные: кто мог преступити и не преступи, зло сотворити и не сотвори? Кто есть сей, и ублажим его? Сотвори бо дивная в людех своих (Сир.31:9:11), и, не найдя на свой вопрос ответа утвердительного, а только выразив к такому человеку своё удивление, оставил дело в сомнении. Но у Давида стало на это дело духа: он совершил его, устояв против искушения. Тот же великий дух показал он и в пещере Енгаддийской, когда того же врага, безоружного и уединенного, сохранил в безопасности и оставил в покое, урезав только край одежды его во свидетельство своего прямодушия и незлобия. Итак, будем ли в словесах пророка под выражением: посетил мя еси нощию разуметь только внезапность и чрезвычайность искушения, или буквальное указание на самое время этого искушения, в том и другом случае мысль пророка будет выразумлена верно, и воспоминание о помянутых приключениях найдёт в ней своё место. Весьма естественно предположить, что Давид в это время горел как в огне, и точно переплавливался, как в горниле, разлагаясь и слагаясь на составные свои части, то увлекаясь естественным движением чувственности и обыкновенными в подобных случаях суждениями плотского разума, то возвышаясь над временным и видимым и возносясь к невидимому и вечному, и оттуда почерпая для себя новую силу и ободрение, то изнемогая в борении, то укрепляясь о Господе и законе Его, и только укрепляемый и поддерживаемый благодатию свыше одержал верх над внушениями зла и устоял в добре. Что же после сего будут значить наши пресловутые герои века, неустрашимые и неудержимые витязи своей чести и славы, готовые драться со всяким за каждое оскорбительное слово или в каком-либо отношении неуважительный поступок и, говоря их собственными словами, смыть пятно нанесённого бесчестия кровию соперника? О, как они малы и ничтожны пред кротким и незлобивым Давидом, который и врагу своему, имея его в руках своих, не мстит, и гонителя своего щадит, и убийцу своего хранит и милует; ибо известно, что Саул не раз и тайно и явно покушался умертвить его! Придите убо вы, герои-дуэлисты, столь много тщеславящиеся бесчеловечным и бесчестным ремеслом своим, придите, призываем вас мудрым словом мудрого сына Сирахова, и, преклонив сердца и и колени свои пред величием души Давидовой, ублажим его, дивная 6о сотвори в людех своих; мог преступити закон милосердия и не преступи, мог зло сотворити и не сотвори, был искушён и остался совершен, сего ради будет на похваление.
Яко да не возглаголют уста моя дел человеческих, за словеса устен Твоих аз сохраних пути жестоки (Пс.16:4).
Пророк, указав в предыдущих стихах, с одной стороны, на правоту свою, самим Богом испытанную и засвидетельствованную, а с другой – на огромность и тяжесть искушения, которому, по изволению также Божию, подвергся он, и которое однако ж непоползновенно и победоносно выдержал, как бы устрашился самого себя, опасаясь, чтобы не возникло в нём, или не заключается ли уже, вопреки его намерению, в словах, им произнесённых, самооправдательной гордости и предосудительного превозношения над ближними, и потому, предотвращая от себя cиe угрожающее положение, наперёд исповедуется пред Господом, обещая ничего не говорить о делах человеческих и не осуждать их: да не возглаголют уста моя, взывает он, дел человеческих, и затем, обращаясь мыслию своею к тем затруднительным и тяжким обстоятельствам, в какие он поставлен был прошедшим искушением, далее говорит он: за словеса устен Твоих аз сохраних пути жестоки, т. е. сколь ни жестки и неровны, сколь ни тяжки и болезненны были пути, на которые рука Твоя меня поставила, но я прошёл ими беспрекословно и безропотно, потому что словеса устен Твоих мне их заповедали, не поколебался и не уклонился ни на десно, ни на шуее, не увлёкся мщением и не покорился памятозлобию, но, помня заповедь Твою – не прикасаться к помазанникам Твоим, не дерзнул прикоснуться и ко врагу моему, но охранил и защитил его. Тем не менее я, как слабое и бренное творение, опасаюсь за самого себя и боюсь, чтобы крепость духа моего не изменила мне впоследствии, и для того умоляю Тебя:
Соверши стопы моя во стезях Твоих, да не подвижутся стопы моя (Пс.16:5).
Поддержи меня всесильною десницею Твоею, чтобы я до конца и непоползновенно прошёл поприще, Тобою мне предназначенное. Ведаю Твоё человеколюбие и надеюсь, что Ты моления моего не оставишь втуне, и потому я взываю к Тебе, ибо верую, что Ты услышишь меня.
Аз воззвах, яко услышал мя eси, Боже, приклони ухо Твое мне и услыши глаголы моя (Пс.16:6).
Здесь прошедшее время употреблено вместо настоящего и будущего, по свойству еврейского языка, в котором, собственно говоря, нет ни прошедшего, ни будущего времени, а есть только неопределенное время, определяющееся смыслом и течением речи, и по живости чувств пророка, в созерцании которого времена сии удобно смешивались и заменяли себя взаимно, точно так же, как и в действии всемогущества Божия, к которому пророк в молитве своей обращается, разделение времён исчезает и сливается в одно неизмеримо продолжительное, бесконечное и вечное настоящее. В мыслях и чувствах пророка, судя по прежним его многочисленным опытам, первое молитвенное воззвание к Богу из глубины души и от чистого сердца происшедшее, есть уже услышание Богом, так как и Сам Бог обещает это истинно молящемуся: егда воззовеши ко Мне, вещает Он у Исаии, услышу Тя, и еще глаголющу ти, реку: се приидох (Ис.58:9), и в другом месте: и будет, прежде неже воззвати имя, Аз услышу их; еще глаголющим им, реку: что есть (Ис.65:24)?
Псалмопевец же, хотя и уверен был в услышании Богом молитвы своей, но не прекращает оной, и, как бы не уверенный в том, продолжает и ещё более усиливает оную. Таково свойство душ истинно: благочестивых ― чем более испытывают на себе благодеяний Божиих, тем усерднее и пламеннее молятся. Приклони ухо Твое мне, вопиет он, и услыши глаголы, моя. Знаю я, что Твоё величие безмерно-высоко стоит над моим ничтожеством, и по естественному порядку не возможно, чтобы Ты с такой высоты мог услышать меня; но будь милостив, приклони ухо Твоё, и тем сократив расстояние между мною и Тобою, и став чрез то ближе ко мне, выслушай слова мои. Какая сила и возвышенность в чувстве! Какая живописность в выражении! Какое детское, или, вернее сказать, Ангельское простодушие в способе объяснения таким образом молящегося! Здесь пророк как бы указывает Богу, как сделать, чтобы он, не смотря на величие Божие и своё ничтожество, мог быть однако же хорошо выслушанным. Так поступают дети, когда сильно желают чего-либо выпросить у отца или матери, но не смеют, или, по малому росту своему, не могут сказать того открыто и убедительно; они для сего преклоняют прежде к себе голову своих родителей и тогда уже сообщают им своё желание. Знаю также, продолжает Псалмопевец, что я недостоин Твоих милостей, но Ты яви их на мне для удивления миpa, дабы видящие меня, Твоими милостями ущедренного, познали и уразумели, что Ты надеющихся на Тебя не оставляешь без защиты и помощи.
Удиви милости Твоя, спасаяй уповающия на Тя (Пс.16:7). От противящихся деснице Твоей, сохрани мя, Господи, яко зеницу ока (Пс.16:8).
Если не для меня, то для Себя спаси меня, ибо противники мои суть вместе противники Твои; восставая и преследуя меня, восстают и преследуют Тебя, ибо идут прямо против определений воли Твоей и всеми возможными средствами, как то: насилиями и притеснениями, обидами и оскорблениями, и разными хитростями и кознями стараются нарушить оные и обратить в ничто. В самом деле, враги Давидовы были истинно враги Божии, ибо не сам Давид сделался царём Израилевым, но избран и поставлен Самим Богом чрез Самуила пророка; не о царстве помышлял Давид в то время, когда воззван был на царство, а о стаде своём и о хищных зверях, от которых он должен был охранять оное; не о венце и скипетре думал он тогда, когда, по призванию отца своего, предстал в первый раз пред лице прозорливца Божия и получил от руки его на главу свою возлияние священного елея, к своему изумлению, а о свирели и гуслях, которыми услаждал молитвенно пастушескую жизнь свою; след., сопротивлявшиеся Давиду сопротивлялись Самому Богу, его на царство, без его желания и ведома, возведшему. Аз поставих тя в царя над Сионом горою святою Моею, глаголал к нему Господь Бог впоследствии.
Сохрани мя, Господи, вопиет Давид, яко зеницу ока; охраняй меня бережно, заботливо, тщательно и непрестанно, как зеницу ока Своего, охраняй со всем усилием и бдением и всеми возможными средствами, как, по Твоему же устроению, оберегает природа зеницу ока, оградив её от всякой случайной порчи и внешнего приражения и веждями, и бровями, и ресницами, как тройным строем войска охранного, всегда готового прикрыть её и отразить от неё нападение, или праха, ветром возметаемого, или едкого пота, от чела нистекающего, и всякой другой вещи, самым лёгким прикосновением, а тем ещё более впадением своим могущей повредить и расстроить этот столь нужный и вместе столь необходимый орган тела человеческого. Но и сим как бы не довольствуясь, пророк ещё прибавляет: в крове крил Твоих покрыеши мя (Пс.16:8), от лица нечестивых острастших мя (Пс.16:9). Т. е., покрой меня от людей нечестивых, устрашивших меня, как покрывает от бурь и непогод, от зноя дневного и хлада ночного кокош птенцов своих. То и другое выражения весьма сильны, глубоко умилительны и трогательны; одна только пламенная любовь к Богу и непоколебимое упование на милость Его могли исторгнуть их из страждущей души пророка и имели дерзновение произнести оные пред лицем Существа высочайшего. Настоятельно желать и умолять и как бытребовать от Бога, чтобы Он охранял пророка как зеницу ока, и прикрывал его крилами Своими, на это потребно было много веpы, и надежды на милосердие Божие беспредельное; но у великого Давида в той и другой не было недостатка: он верова убо Господеви и не постыдеся, упова на Бога, да избавит его, и избавлен бысть от врагов своих гневливых, восставших на него.
Врази мои душу мою одержаша, тук свой затвориша, уста их глаголаша гордыню (Пс.16:9–10).
Пророк, желая усилить свою молитву и тем живее и ощутительнее представить своё действительно жалкое и бедственное положение, необходимо требующее скорой и неотложной защиты и помощи Божией, в сих словах и последующих за ними до стиха 13-го, резкими и выразительными чертами изображает самый характер врагов своих, их коварное и жестокое обращение с ним и речи гордые и надменные: врази мои, говорит он, душу мою одержаша, т. е., окружили и до того стеснили меня, что не дают, так сказать, и вздохнуть свободно и никакого сострадания и милосердия мне не оказывают; ибо так должно понимать, по изъяснению блаженного Феодорита, слова пророка: тук свой затвориша, потому что как туком земли в Писании, например, в благословении пaтpиapxa Иакова, означается всё, что земля производит наилучшего, полезнейшего и приятнейшего, как то: хлебные растения и древесные плоды, и преимущественно пшеницу и виноград, так в животных и в человеке часть тела самая сочная и питательнейшая; в переносном же смысле всего приличнее и естественнее может им означаться мягкосердечие и человеколюбие, след., затворить тук свой, значит, заградить в себе источник милосердия и истребить в себе всякую жалость и снисхождение. И если бы на этом только, продолжает пророк, злоба их против меня окончилась, если бы, по крайней мере, молча меня гнали и теснили, то это было бы ещё довольно сносно и не так мучительно, но нет, они, для большего отягощения судьбы моей, терзают мой слух и раздирают сердце словами гордыми, похвальбами надменными и угрозами жестокими: уста их глаголаша гордыню. Но и этого им кажется мало: они всюду строят против меня козни и расставляют всякаго рода сети и засады.
Изгонящии мя ныне обыдоша мя, очи свои возложиша уклонити на землю (Пс.16:11).
На каждом шагу и на всех путях моих подстерегают меня и подсматривают за мною; устремили на меня глаза свои, выжидая и выглядывая случая, чтобы повергнуть меня на землю, чтобы посрамить и сокрушить меня, а если удастся, то и совершенно погубить меня.
Объяша мя, яко лев готов на лов, и яко скимен обитаяй в тайных (Пс.16:12).
Они схватили меня, как голодный лев, приготовившийся на ловитву, от которого нельзя ожидать милости, и как молодой львёнок, который, дабы удобнее подстеречь и восхитить свою добычу, сидит, затаив дыхание, в тайном месте.
Все это Давид, естественно, говорит о самом себе, и история вполне оправдывает истину его сказания; но поскольку он в то же время, по намерению Божию, предъизображал собою, и особенно страдальческою жизнию своею, знаменитого Потомка своего – Господа нашего Иисуса Христа и Его крестные страдания за спасение мipa; а язык его, по его собственному признанию, был не больше, как только тростию книжника-скорописца, т. е. послушным орудием Духа Святого, устами его глаголавшего, – то всё это так же, и ещё в большей силе и значении, приличествует и Христу Спасителю, как действительно и понимали и объясняли это место древние отцы и учители Церкви. Так блаженный Августин говорит: враги, упоминаемые здесь пророком, прообразовательно разумеются Иудеи, которые удержали Христа, как простого человека, на пропятие. Тук свой затвориша, т. е. злобу в сердце содержали, не пременяясь на милосердие, но паче ожесточаясь в злобе и надсмеваясь в духе, бесчеловечно били Христа Господа и всячески наругались над Ним, взывая к Нему с коварною насмешкою: радуйся, царю Иудейский. Под именем изгоняющих мя разумеются те же Иудеи, которые прежде изгоняли Христа Спасителя от сонмища, потом обышедше обыдоша Его в вертограде, в намерении схватить Его, затем многократно собирались и совещались как бы убить Бессмертного и уклонить на землю живот Его даже до гроба; под именем же льва, на лов готового – лютое сонмище Иудейское, а под именем скимна львова – диавол, укрывающийся в этом сонмище и чрез него противу Христа Господа действующий. Но суетное мнение жидовское предварил Христос Господь, воскресши рано из гроба. Иудеи думали, что Он никогда не восстанет, и потому спокойны оставались, наслаждаясь мнимым торжеством своим; но обманулись в своём чаянии и, поражённые вместе с своими учителями-демонами Крестом, пали и сокрушились в прах, ветром развеваемый на все четыре стороны. Оружие Божие есть казнь за грехи, чрез врагов видимых и невидимых Богом попускаемая; но и это оружие, после крестных заслуг Христовых, не имеет уже прежней силы и действия, ибо верою в Распятого и чистосердечным покаянием мы от того освобождаемся. Таким образом, молитва Пророка, в которой он взывал:
Воскресни, Господи, предвари я и запни им, избави душу мою от нечестиваго,оружие Твое от враг руки Твоея (Пс.16:13).
Начав исполняться в его собственной судьбе, окончательно исполнилась в лице Христовом. В последующих же за сим словах пророк изображает характер врагов своих и вместе Христовых и предрекает злополучную участь их и потомков их в настоящей жизни и свою собственную в будущей.
Господи, от малых от земли, говорит он, раздели я в животе их, и сокровенных Твоих исполнися чрево их, насытишася сынов и оставиша останки младенцем своим. Аз же правдою явлюся лицу Твоему, насыщуся, внегда явитимися славе Твоей (Пс.16:14–15).
Т. е., избавь меня, Господи, от этих людей, ничтожных и суетных, для которых земля важнее и вожделеннее неба, которые заботятся только о стяжании благ земных, не помышляя и не думая о жизни за гробом, и которых чрево Ты наполнил из сокровищницы Твоей так, что и сыны их будут сыты, и остаток оставят своим детям; раздели их и рассей их по лицу земли в здешней жизни, чтобы они вразумились и раскаялись в беззакониях и неправдах своих. А я, по Твоему праведному о мне Промыслу, явлюся лицу Твоему и, пробудясь от сна смертного, буду насыщаться созерцанием славы Твоей. И как верно также в своё время исполнилось и сиe слово пророческое! Ибо, вскоре по Воскресении Христовом, нечестивые Иудеи были рассеяны в сей жизни по вселенной за неверствие и жестокосердиe своё, каковое рассеяние, в пример и назидание родам настоящим и будущим, продолжается и до ныне, и чрез то видимым образом отлучены от сонма избранных Божиих. Они всеми благами земными до преизбытка изобиловали, ибо наследовали землю, точащую мёд и млеко; но, по слову Писания, утучнев и растолстев, забыли Бога-благодетеля, и в ослеплении и ожесточении своём простерли святотатственные руки свои на Единородного Сына Его, говоря в себе с рабами неключимыми: Сей есть Наследник: npиидите, убием Его, и убили самым жестоким и поносным образом. Но суд Божий, по словам апостола Петра, не коснит, и погибель нечестивых не дремлет (2Пет.2:3). Нечестивые Иудеи, вознерадевшие о богатстве благости, кротости и долготерпении Божии, по жестокости своей и непокаянному сердцу, собирали себе, по выражению Апостола, гнев в день гнева и откровения праведнаго суда Божия (Рим.2:4–5), и суд этот для них настал уже и целые веки их неумолимо преследует, лишая их и крова отечественного, и храма святого, и завета вечного, и обетований благодатных. Кровь праведная крестоносного Страдальца, в минуту ожесточённой злобы и ненависти призываемая ими на себя и на потомков своих в неистовом вопле их пред Пилатом: возьми, возьми, распни Его: кровь Его на нас и на чадех наших, вскоре пришла на них и чад их в самом отдалённом потомстве, и лежит до ныне, и будет лежать вечно на сердцах и судьба их багрово-чёрным и неизгладимым пятном, если верою и покаянием не обратятся от дел своих и не прилепятся к Распятому Господу. Но в то время, когда пред очами пророка, к его изумлению и ужасу, развивалась сия мрачная картина будущих судеб его злополучного потомства, он, к отраде и утешению своему, подобно праотцу Аврааму, прорицательным взором своим увидел другое, богосветлое явление – Христа воскресшего и с Собою всё от бездн адовых в блаженство рая совоздвигшего, увидел, и возрадовавшись радостию велиею и неизглаголанною, в восторге духа, сим внезапным светом осиянного, воскликнул: аз же правдою явлюся лицу Твоему, насыщуся, внегда явитимися славе Твоей. Сюда же, сюда, возлюбленные братия, от бед и скорбей привременной жизни нашей должны и мы устремлять наши взоры и утешаться чаянием жизни и блаженства вечного, по терпению дела благого, славы и чести и нетления ищущим, в слове Божием обещанных (Рим.2:7).