Слово на Воздвижение Честного и Животворящего Креста Господня

Возрадовашася, и совещаша ему сребреники дати (Лук. 22:5).

Появление Иуды в сенате иудейском с предложением предать Иисуса, произвело в председательствующих в оном всеобщую радость. Случай погубить ненавистного им человека, столь давно и всеми возможными средствами изыскиваемый, представился им сам собою. Как не обрадоваться такому неожиданному для них приобретению? Время ли было размышлять о цене, за которую продавали им столь важную для них услугу? Надобно было поспешить совещанием и не потерять предателя, столь выгодно продающего себя; и совещание немедля состоялось.

Судии Израиля единогласно решили, не теряя времени, дать просимую цену за неоцененную главу Богочеловека Христа, и ни одного между ними не нашлось, который бы возразил против столь беззаконного поступка! Никто не отверз уст своих, в защиту неповинно Предаемого; напротив, всякий из них радовался возможности иметь Его в руках своих! Возрадовашася, и совещаша Иуде сребреники дати.

Но чем мог оскорбить гордых начальников иудейских Тот, Который был кроток и смирен сердцем (Матф. 11:29), Который умел только благодетельствовать, а не умел оскорблять? О! Мало ли чем? И во-первых, своим именем, всюду возглашаемым с особенным уважением; во-вторых, – славою чудес, Им совершаемых; далее – резким обличением пороков и заблуждений их, всеобщим вниманием к Его учению, умножением Своих последователей и пренебрежением их обычаев. Всего этого разве недовольно было, чтобы надменные фарисеи и книжники, первосвященники и князи иудейские вооружились против Него всею непримиримою своею ненавистию? Разве могли они равнодушно смотреть на сей лучезарный светильник, сияющий столь необыкновенным светом? Разве могли не желать погасить его, когда он, освещая все, освещал вместе и мрачные дела их? Особенно же, когда князь тьмы, дух злобы геенской подавал им к тому надежное средство, естественно ли было им не обрадоваться сему случаю? И они, действительно, весьма тому обрадовались и спешили исполнением своего давнего замысла против Господа Иисуса: самое сребролюбие, которому они, по какому-то племенному расположению, столь много были преданы, здесь уступило место действию зависти, и они, скупые всегда и для всех, к удивлению, для предателя оказались щедрыми, поставив ему цену предательства, удовлетворявшую его корыстолюбию.

Возрадовашася, повествует Евангелист, и совещаша ему сребреники дати (Лук. 22:5). Так всегда зависть радуется случаю погубить невинного своего соперника, а не помышляет о том, что она в тоже время, или еще задолго прежде того, терзает и мучит, убивает и губит самого завистника. Предмет, заслуживающий нашего внимания, особенно в настоящий день, когда Церковь воздвизает пред очами нашими крест Христов, как непререкаемый свидетель и вечный памятник сего сугубоубийственного свойства и действия зависти. Остановимся на нем нашим размышлением.

Нет ни одного порока, нет ни одной законопреступной страсти, которая бы жестоко не наказывала самой себя. Но зависть преимущественно обнаруживает сие свойство. Она есть червь неусыпаемый, снедающий душу зараженного ею. Взгляните на завистливого, как он смущается, мятется, как он истаявает, взирая на ближнего своего и на блага, которыми обладает он! Видит ли он десницу чадолюбивого Отца, благословляющую жатву и пажити его ближнего, и ограждающую внешняя его, – он проклинает свою участь, которая ничем, может быть, не хуже участи его ближнего, и непрерывные вздохи заграждают его дыхание. Усматривает ли он, что ближний его имеет обширный и тонкий ум, живое воображение, счастливую память, что он обладает здравием и красотою телесною, пользуется любовию и уважением других, украшается почестями и достоинствами: сердце его раздирается на части, мрачная скорбь овладевает душою его. Он желал бы, чтобы те, коим он завидует, были удалены от него, или совершенно истреблены с лица земли: пoелику их успехи безпрестанно возжигают огнь в груди его, пожирающий его спокойствие. Что сделал невинный Авель брату своему? Чем он оскорбил его? Почто печалился Каин? Вскую испаде лице (Быт. 4:6) его? Стоило ли лишать жизни единоутробного брата за то единственно, что жертва его была благоприятнее Богу? Но лютая зависть ничего не уважает, и Каин обагряет руки свои и орошает землю кровию брата. Отыди, говорил также некогда Авимелех Исааку, отыди, яко сильнейший сотворился еси от нас зело (Быт. 26:16). Вот свойство зависти! Авимелех не говорит, чтобы Исаак сделался притеснителем, обидчиком и оскорбителем его, но желает, чтобы удалился от него потому только, что тот более его приобрел богатства: отыди, яко сильнейший сотворился еси от нас зело (Быт. 26:16). Кто же может подумать, чтобы завистливый нерадовался случаю погубить невинного своего соперника? Он готов не только радоваться столь благоприятному случаю, но даже всеми силами изыскать оный.

Положим, впрочем, что желания завистливого сбылись; положим, что он покорил своих соперников игу своего владычества, или поверг их во мрак неизвестности; пусть они будут также удалены от лица его, или даже вовсе истреблены с лица земли: но думаете ли, что он теперь по крайней мере успокоится и в мире насладится плодами жестокой победы своей? Ах! нет, спокойствие не есть удел его. Скорбь, которой он часто сам не понимает, тайный мучительный страх, подозрительная недоверчивость к каждому помрачают лице его. Душа завистливого подобна мутному источнику, в котором никогда не отражается лучей солнечных. Он не знает ни добродушия, ни дружества, ни искренних чувствований. Судя по своим свойствам, он каждого подозревает в измене, всех почитает своими врагами. Самые друзья завистливого, сколь бы они ни были осторожны в употреблении преимуществ своих, каким бы союзом ни были связаны с ним, не могут избегнуть его подозрения, или лучше, его зависти. Какой союз, по видимому, более свободен от зависти, как не союз благодетеля с облагодетельствованным? Но зависть способна расторгнуть и сей союз священный.

Одно из отвратительных свойств ея есть то, что она, как замечает один из отцев Церкви, Василий великий, возбуждается самыми благодеяниямиûСв. Василия вел., бес. 21.. Что может быть постыднее сего для человеческой природы? Между тем самый опыт подтверждает это. Саул в то самое время, когда Давид сильною Богом рукою своею поддерживал колеблющийся престол его, изыскивает все возможные случаи и средства к погублению его. Притом завистливый имеет в виду не одних только высших, кои блеском своим потемняют его, но часто и те, кои гораздо ниже его, составляют предмет его зависти. Он равно страшится тех и других. Посему, если хладного сердца его не может согреть ни огонь любви, ни дружества, ни приязни: то с каким хладнокровием он может решиться на погибель своего ближнего, а тем более соперника, которого он ежеминутно опасается? Если бы и все возможные бедствия одним разом низринулись на главу последнего: то завистливый смотрел бы с восторгом на сию жертву страданий; и если бы сам он нашел случай низринуть его в сию бездну злоключений, то он почел бы сей случай счастливым в жизни своей.

Наконец, зависть радуется случаю погубить своего невинного соперника, в надежде воспользоваться его собственностию. Положим, что завистливый, какими бы то ни было средствами, приобрел несколько благ, которые, находясь в руках чужих, причиняли ему скорбь и мучение: но угас ли от того в нем огнь зависти? Перестал ли он томиться по прежнему? Нет, зависть ненасытима. Если бы целый мир достался завистливому в обладание: то и тогда, кажется, зависть его нашла бы для себя пищу. Завистливый, если бы возможно было, верно пожелал бы заградить и оковать реки и запечатать все источники водные: ибо для него и то мучение, что ближние его могут свободно пользоваться сими дарами природы. Тщетно ты, жертва злосчастия, бедный собрат его, томился бы тогда жаждою, тщетно иссыхали бы тогда уста твои от недостатка живительной влаги: завистливый отказал бы тебе и в сем маловажном пожертвовании; он не уступил бы тебе и одной капли воды для того, чтобы прохладить палимый жаждою язык твой; быть может даже он позавидовал бы твоему рубищу, которое покрывает еще твои иссохшие члены, той земле, которая составляет твое ложе, тем камням, которые служат тебе возглавием, и пожелал бы может быть исторгнуть у тебя и сию последнюю собственность. Завистливый Ахав, обладатель всего Израиля, столь же сетует о малом вертограде бедного Навуфея, сколько о славе царей сирских и о богатстве Египта.

Не зависть ли также изострила смертоносное оружие и вложила убийственный меч в руки чад единого Отца любви? Не она ли расторгла союз природы, связующий обитателей вселенные и вооружила людей против людей? Там источники багреют от крови человеческой; здесь плодоносные поля, орошенные пóтом земледельца, напаяются кровию единокровных нам; там гром оружий опустошает и истребляет цветущие дубравы; – здесь разъяренная толпа попирает злачные пажити; там огнь пожирает и обращает в пепел мирные хижины и великолепные чертоги, а здесь кровь тысячи собратий смешивается с прахом за ничтожные сокровища, которые вместе с своими обладателями рано или поздно должны будут обратиться в прах. Какой адский пламень возжег сердца людей столь неукротимою злобою и яростию? Зависть, слушатели, одна лютая, безчеловечная зависть! Она не щадит ни жизни, ни крови человеческой, чтобы только насытить свою алчность ненасытимою, чтобы возобладать благами ближнего.

Христиане! Без сомнения каждый из нас уверен, что зависть есть страсть самая низкая и самая постыдная для христианина; всякий знает, сколь она безрассудна и вредна, как нам самим, так и ближним нашим. Да не опалит убо тлетворный огнь ея сердца нашего. Чему нам завидовать? И что может прельщать нас, если ожидают нас блага небесные, блага вечные, которых в сей юдоли плача и сетования никогда не видало бренное око наше! Прельстимся ли после сего благами временными, суетными, ничтожными? Знатность ли поролы, блеск ли богатства, почестили и достоинства, шумнаяли слава мира, выгоды ли и удовольствия века сего достойны нашей зависти? Но вспомним, что мы сыны Царя царствующих и Господа господствующих: зане чада Божия есмы (Рим. 8:16); вспомним, что все сокровища неба предоставлены в наследие нам; вспомним, что мы призваны к почести вышнего звания; вспомним, что слава самого Царя славы и удовольствия небожителей ожидают нас. Чему же завидовать нам на земле? Одна вечность, блаженная вечность достойна была бы нашей зависти. Но Бог праведный и милосердый дает ее независтно всем достойно ищущим ея. Будем же искать ее всем нашим желанием, всем усилием ума и сердца, и несомненно получим ее от дающего Бога всем нелицеприемне, и не поношающего (Иак. 1:5). Аминь.