Слово в неделю двенадцатую по Пятьдесятнице
Что Мя глаголеши блага? – никтоже благ, токмо един Бог (Матф. 19:17).
Это ответ небесного Учителя на сделанное Ему приветствие одним именитым и пообразу жизни, и по богатству иудеянином. Учителю благий, сказал почтительно подошедши к Иисусу Христу Иудеянин, что благо сотворю, да имам живот вечный (ст. 16); но к удивлению, подлинно благий Учитель Господь Иисус приветствия сего не принял, и отвечал на оное едва не с негодованием: что Мя глаголеши блага? никтоже благ, токмо един Бог.
Что бы это значило? Не то ли, что приветствовавший говорил, быть может, в своем приветствии не совсем от чистого сердца, в виде какбы укоризны и насмешки? Но Сердцеведец, прочитавший в его сердце и нечто более сокрытое, чего, как кажется, и сам он не подозревал в себе, то есть, чрезмерное его богатолюбие, открывший, и потом явно его обличивший в том, не обличал однакожь его ни в лицемерии, ни в зложелательстве, ни в кощунстве, ни в насмешливости. Или не то ли, что приветствие это, быть может, не довольно хорошо было выражено, не совсем верно высказывало достоинства Того, к кому обращено было и несовсем у места предложено? Но кроме того, что трудно было бы найти в сем приветствии какой либо недостаток сего рода, молчание Господа, слышавшего оное, и ничего подобного в нем не обнаружившего, смыкает и наши уста молчанием, отнимая у нас всякое право на произвольные догадки и предположения. Значит, должна быть, какая либо другая причина, почему Господь неблаговолил принять сего приветствия, столь тщательно придуманного и удачно предложенного, столь, по видимому, лестного и благожелательного, и вместе справедливого: ибо какой в самом деле учитель на земле более заслуживал наименование благого, нежели Господь Иисус, Которого вся жизнь была непрерывным рядом безчисленных благодеяний всему человеческому роду?
Какая же это причина? Та самая, на которую указал Господь в ответе Своем, говоря: никтоже благ, токмо един Бог, то есть, для чего ты назваешь Меня благим, когда благ только один Бог? Так что же это, подумаете вы? Разве Иисус Христос не Сын Божий, не Бог истинный и совершенный? А если Сын Божий и Бог, то конечно Он и благ, яко от Всеблагого происшедший? Для чего же Он отвергает от Себя наименование благого? – Для того, что тот, кто говорил с Ним, смотрел на Него как на человека, следовательно, и не имел права, назвать Его, яко человека, благим: ибо в собственном смысле благ один только Бог, благ Сам от Себя, по Своей природе, Своею собственною благостию; а человеки называются благими не в собственном смысле, как заимствовавшие свою благость отвне из источника всякой благости, Бога. – Итак, в предложенном приветствии заключалось несколько более, нежели сколько можно и должно было сказать человеку о человеке, каким признавал иудеянин Христа Иисуса. Вот почему Господь Иисус отвергал оное: Тот, который есть путь и истина и живот (Иоан. 14:6), не хотел оставить вопрошавшего на распутии лжи, ведущей в пагубу, но прежде остановил и исправил его погрешность, а потом уже отвечал на предложенный вопрос; Иже греха не сотвори, ниже обретеся лесть во устех Его (1Петр. 2:22), не попустил слову ласкательному обольстить себя, но прежде показал его неверность, а потом уже приступил и к разрешению представленного недоумения. Пример сей научает нас, братия, сколь должны мы быть осторожны и рассудительны в слове вообще, и в частности в приветствиях друг другу, столь обильно нами расточаемых и столь неосмотрительно нами приемлемых.
Закон для слова изрек сам Бог Слово – будущий Судия наш: Глаголю же вам, вещал Он, яко всяко слово праздное, еже аще рекут человецы, воздадят о нем слово в день судный. От словес бо своих оправдишися, и от словес своих осудишися (Матф. 12:36). В объяснение сего закона, апостол Павел прибавляет: всяко слово гнило, или, по другому его же выражению, не растворенно солию благодати, да не исходит изо уст ваших, но еже есть благо, к созиданию ближнего (Еф. 4:29, Кол. 4:6). Итак слово наше не должно быть праздное и гнилое, а должно быть всегда назидательное и растворенное солию благодати, почему? – Потому что от слов наших мы, по суду Христову, имеем быть осуждены, или оправданы.
Значит, слово праздное без чувства, без мысли, для одной только забавы или, как мы нередко в оправдание свое говорим, для препровождения только времени, столь легкомысленно и столь часто произносимое нами, не есть пустая вещь, легко вылетающая из уст наших и невозвратно исчезающая в воздухе. Нет, оно в тоже время, как произносится, верно записывается Ангелами, и в свое время представлено будет на суд, а это конечно не маловажно. Но сего не довольно: оно может на веки осудить нас, а это не только не маловажно, но крайне ужасно.
Как, подумаете вы, за праздное слово быть осужденным на веки? Может ли это быть? Может ли быть, чтобы Бог, Отец милосердия и щедрот, так немилосердо поступил с человеками, с творением рук Своих, с Своими чадами? Не судите так, возлюбленные, да не судимы будете (Матф. 6:1), но паче праведный суд судите (Иоан. 7:24). Верно может быть и должно быть так, а не иначе, когда Сам праведный Судия о том предъявляет нам. Вникните в сущность дела, и легко в справедливости суда Божия уверитесь. Всякое слово, каково бы оно ни было, если только оно устрояется и произносится не по заповеди Божией, похищает у нас часть времени, данного нам на стяжание живота вечного, занимает собою язык, определенный на молитву и славословие Божие, отвлекает ум наш от богомыслия и благоустроения души нашей и дел нашего спасения, для чего он особенно и создан и дарован нам. Не видите ли после сего, как слово, в начале казавшееся только праздным или пустым, теперь уже является не пустым, но до преизбытка наволненным и отягченным бременем греха великого, и притом не одного, а многих, только в одном соединенных, как-то: оскорблением величия Божия, чрез уничижение дара Его до употребления недостойного, святотатственным восхищением славы Божией, чрез отнятие богохвалебного и богообщительного органа, и наконец пренебрежением к закону Божию и своему спасению, чрез преступное забвение о том и другом?
Но если и праздное слово так опасно, то что сказать о слове гнилом, хотя по наружности иногда довольно красивом и благовидном, но внутри исполненном, как содомское яблоко, гноя и смрада греховного, и потому смертоносного? Как оно должно быть душевредно и пагубно! Как тлетворно и заразительно! В самом деле, посмотрите, как быстро и опустошительно действует такое слово, издалека и вблизи пораражая и убивая сердца незлобивых! Едва гнилое слово ропота против служителя Божия Моисея пронеслось в полках израилевых, как целые тысячи и тьмы сынов непокоривых лежали уже во гробах своих. Столь же быстр и неожидан переход от подобного слова лжи и обмана в устах Анании и Сапфиры до их внезапной смерти, временной и вечной. Еще язык их вращался в устах, сплетая лживую повесть, как ужасная смерть, проникая сквоз поры и составы, невидимо связала их руки и ноги, леденила их сердца, и бездыханных повергла на землю.
К предотвращению и уничтожению этой гнилости и этой пустоты Апостол советует нам растворять слово свое солию благодати и наполнять силою назидания. Средство, без сомнения, сильное и действительное, которое богодухновенный наставник почерпнул из опыта и откровения. Но где взять нам этой соли благодатной, и откуда заимствовать эту силу назидания, чтобы слово наше всегда было здраво и назидательно? – Апостол и в сем отношении не оставил нас в неведении: он преподал ученику своему Тимофею образец здравых словес, которым и мы можем пользоваться и который с сею именно целию и предан письмени. Образ имей здравых словес, писал он к Тимофею, ихже от Мене слышал еси в вере и любви, яже о Христе Иисусе (2Тим. 1:13). В сих поучайся, в сих пребывай, да преспеяние твое явлено будет во всех (1Тим. 4:15) Сия предаждь верным человеком, иже довольни будут и иных научити (2Тим. 2:2).
Этого мало: он указал нам на другой еще более обильный и для всех открытый источник благодатной соли и назидания, из которого и он сам почерпал, и все вместе с ним и подобно ему трудившиеся в уврачевании вселенные, от язв греховных согнившия, – это есть откровенное слово Божие. Всяко писание, сказал он, богодухновенно и полезно есть ко учению, ко обличению, ко исправлению и к наказанию еже в правде, да совершен будет Божий человек, на всякое дело благое уготован (2Тим. 3:16:17). Итак, чтобы слово наше всегда растворено было солию благодати и проникнуто силою назидания, надобно, одушевившись тем же духом, каким одушевлены были Апостолы, которых Сам Господь назвал солию земли (Матф. 5:13), соглашать и утверждать оное на слове Божием и ничего никогда не говорить, что было бы противно ему и не утверждалось бы на нем, как на своем основании.
По сему указанию не трудно понять и определить, как много все мы погрешаем и прогневляем человеколюбца Бога во взаимных наших друг другу приветствиях, то возводя оные до высоты недосязаемой, или весьма редко кем достигаемой, и чрез то унижая себя до постыдной лести и человекоугодия, до гнусного лицемерия и притворства, то низводя до степени нижечеловеческой, и тем оскорбляя и безчестя все человечество, а вместе с ним и Самого Бога, создавшего его, и Своим образом почтившего, то заключая в каких либо хитрых намеках и коварных двусмысленостях, и в том поступая против христианской простоты и чистосердечия, то наполняя смешным пустословием, или фразами заученными, ничего ни уму, ни сердцу не говорящими и еще часто от другого народа и из языка чуждого заимствованными, и чрез то в одно и то же время нарушая и закон евангельского добровещания и правило простого здравомыслия.
Таким образом, мы в наших приветствиях, если позволяем себе увлекаться ими или увлекать других, переходя от слабости к слабости, от страсти к страсти, от порока к пороку, от ласкательства и человекоугодия к порицанию и злословию, от лицемерия и коварства к пустословию и празднословию, от гордости и самомнения к досаде и огорчению, от излишнего унижения к необузданной дерзости, а потом к распрям и раздорам, к злобе и мщению, наконец, неприметно заходим в бездну греха и беззакония, из которой обратный выход всегда и для всех крайне труден, а для иных даже невозможен. Это какой-то очарованный круг, которым мы сами себя произвольно очертили, но из которого мы выдти можем не иначе, как попавши к одному из многочисленных чудовищ, стрегущих его входы и исходы. Какое жалкое безрассудство! Какое постыдное невольничество!
Отдадим впрочем справедливость и миру слепотствующему: он усмотрел, наконец, вред, от сего рода приветствий происходящий, и вообще почти перестал ныне им верить. Что же, лучше ли от того стало? – Правда, значительная часть зла чрез то сократилась: ныне не легко поддаются ласкательству, лицемерие не в ходу, хитрость и коварство удобно проникают, а порицание и злословие умеют с большею для себя выгодою наказывать равнодушным молчанием или безмолвным презрением; но отсюда, к несчастию, возникло другое зло, едва ли меньшее: взаимное доверие между большею частию людей изчезло, искренняя дружба потеряна, безкорыстно-услужливая любовь причислена к обветшалым мечтам прошедшего времени, даже прежняя благожелательная приветливость и почтительность друг к другу заменена какою-то бездушною и утонченно-притворною вежливостию нового изобретения.
Хотите ли увериться в истине сего изображения чрез поверку его с опытом, как оно не только не преувеличено, но еще отчасти уменьшено? Для сего припомните только сами в себе, что мы обыкновенно говорим друг с другом при случайных встречах и намеренных посещениях, в беседах домашних и собраниях общественных, в договорах торговых и совещаниях судебных, и что и как друг к другу пишем в сношениях по службе и в переписке по мнимой приязни и знакомству: как все это далеко от христианского прямодушия и искренности! Как здесь много страждет истина, извращаемая и попираемая, или облекаемая в одежду, нимало ей несвойственную! Как всюду преобладают ложь и обман, злонамеренность и лукавство!
Чтобы уврачевать зло старое и новое, нет другого лучшего средства, как принять совет Апостола: глаголите кийждо истину ко искреннему своему (Еф.4:25), и последовать примеру Христову, в ныне чтенном евангельском повествовании представленному. Будем всегда и везде, где только призывают нас звание и должность, говорить истину ближним нашим, не безпокоясь о том, будет ли она принята или отвергнута; но умолчим ее на время тогда, когда без явного вреда для ней самой, не может быть она высказана, или облечем ее в одежду пристойную там, где не может явиться она без покрова, не утратив своей силы и важности; но никогда и нигде, ни в каких случаях и обстоятельствах не позволим себе сокрыть ее в неправде и погребсти во лжи. Не уклоним слуха и сердца своего к слову ласкательному, но твердым словом правды остановим смело ласкателя и заставим его поспешно возвратиться на путь истины, с которого он совратился, в случае же упорного противления его истине заградим для него вход к нашему дому и удвоим от него стражу у нашего слуха и сердца.
Не оскверним и сами своего языка словом человекоугодным, помня о той страшной угрозе, которую изрек Бог чрез Пророка на человекоугодников, что Он и кости их рассыплет при аде (Псал. 52:6, 140:7). Посему не убоимся и не устрашимся лица богатых и сильных земли, но гласом крепким и сильным возвестим истину во уши их, не опасаясь их гнева и мщения: ибо Господь сил защищает нас: что сотворит нам человек (Псал. 52:12)? Кто поемлет на избранные Божии? Бог избавляяй. Аще Бог по нас, кто на ны (Рим. 8:33:31)? Не премолчим и слова погрешительного, но, по примеру Христову, остановив, объяснив и исправив погрешность, вразумим и наставим, если можем, погрешающего, а если и не можем, или не успеем, то, по крайней мере, отягченные бременем своих грехов, избавим себя от участия и виновности в чужом грехе и тем исполним заповедь Апостола: не приобщайтеся чужим грехом (1Тим. 5:22) к делом неплодным тмы, паче же и обличайте (Еф. 5:11). Словом, будем всегда и, во всем поступать так, как поступали и повелели поступать Иисус Христос и Апостолы, все и в себе и в других, измеряя мерилом строгой истины и никогда и ни в чем не допуская лжи и обмана, дабы и нам от Судии небесного не услышать того же страшного упрека, какой услышали некогда богопротивные иудеи: вы отца вашего диавола есте, и похоти его хощете творити, яко той ложь есть и отец лжи (Иоан. 8:44). Аминь.