Памяти в Бозе почившего высокопреосвященного Арсения, архиепископа Харьковского и Ахтырского

В Бозе почивший Высокопреосвященнейший Арсений, Архиепископ Харьковский и Ахтырский, по продолжительности и характеру своей кипучей и неустанной деятельности принадлежал к числу выдающихся и заслуженнейших святителей отечественной Церкви и в частности святителей Харьковских.

В течение долгой его жизни пред ним сменился целый ряд поколений и эпох в развитии нашей церковно-общественной жизни. Нести бремя своего служения ему приходилось при резко изменявшихся, а иногда и необычайных условиях деятельности. Понятно, поэтому, что его жизнь и деятельность на поприще нашей отечественной Церкви не могли не сложиться в жизнь историческую, отпечатлевшую на себе черты бытовой жизни нашего духовенства и широких церковно-общественных течений за свыше полувековой период времени; она становится, поэтому, в высшей степени поучительной для всякого православного, а тем более для всякого церковно-общественного деятеля.

Архиепископ Арсений, в миpу Александр Дмитриевич Брянцев, родился в 1839 году 27 августа в селе Волста-Пятница, Юхновского уезда, Смоленской губернии и происходил из бедной семьи причетника Димитрия Аверкиевича Брянцева. Родители его были люди простые, не получившие школьного образования, но отличавшиеся высокими благочестием, преданностью долгу и чрезвычайным трудолюбием.

Они сами занимались обработкой земли и с утра до вечера в летнюю пору были в поле и огороде. Труженическая жизнь этой семьи была полна лишений и материальной необеспеченности, домашняя обстановка самая простая и скудная: чаю здесь не знали, и пшеничного хлеба в доме не едали. Но несмотря на это отец Александра Дмитриевича в высшей степени любил грамотность и книжное научение, сам много читал в часы досуга, пополнял свои знания самообразованием, в осеннее и зимнее время он собирал к себе в дом детей прихожан и вместе со своими детьми обучал их чтению, письму и правилам веры. Все грамотеи прихода были делом рук его. Несмотря на скромную должность свою, причетника, Дмитрий Брянцев пользовался среди прихожан и духовенства искренней любовью и глубоким уважением. Его кончина была тихая и мирная, истинно христианская. Главная забота родителей Брянцевых заключалась в том, чтобы несмотря на скудость средств дать всем детям своим доброе, церковное направление и полное образование. Как отец, так в особенности после его смерти мать прилагали все свои силы и непрестанно хлопотали о том, чтобы довести дело школьного образования детей до конца. Не смотря на отличные природные дарования и успешную подготовку Александр Брянцев долгое время оставался дома вследствие скудости родительских средств и вследствие того, что два старшие его брата учились в Вяземском Духовном Училище на собственном отцовском иждивении.

Только в 1851 году Александр Брянцев был определен в Вяземское Духовное Училище. Здесь ему суждено было почти с самого начала своего школьного образования учиться и учить. Почти все время своего учения в Вязьме он жил у двух местных диаконов, помогал учиться их детям и за это жил у них бесплатно, что для его отца, бедного труженика, было величайшим облегчением. С репутацией лучшего ученика в 1857 году он поступил в Смоленскую Духовную Семинарию, где в это время учился и его старший брат, пользовавшийся любовью инспекции. Александр Брянцев в семинарском корпусе жил только один год, остальные же годы семинарского обучения он состоял на кондиции, т. е. жил и учил детей у кафедрального протоиерея П. И. Жданова, впоследствии Иоанна Епископа Чигиринского. А. Брянцев питал к нему глубокое уважение и нередко обращался к нему за разъяснением разного рода вопросов и своих недоумений! Он пять лет прожил под его строгой дисциплиной и под влиянием его доброго примера. С любовью и благодарностью он потом вспоминал своих начальников и воспитателей в Смоленской Духовной Семинарии.

По окончании курса в Семинарии А. Брянцев в качестве волонтера отправился в Киев для поступления в Духовную Академию. Смоленский Преосвященный Антоний, ректор Семинарии и прот. Жданов помогли ему средствами. Он успешно выдержал приемный экзамен и в 1863 г. был принят в Академию на казенное содержание. Ректором Академии в то время был Архим. Филарет, впоследствии святитель Рижский. Это был деятель высокоученый, решительный, требовательный к самому себе и другим, с твердым и самостоятельным характером и с неподкупной честностью. Он ревностно заботился о развитии в студентах любви и усердия к научным занятиям и в А. Брянцеве, к которому он с самого его поступления в Академию относился весьма благосклонно, оставил заметные следы своего благотворного влияния. Ученое образование здесь А. Брянцев проходил под руководством знаменитых в то время профессоров: И. И. Малышевского, В. Ф. Певницкого, А. Д. Воронова, Ф. А. Терновского, Д. В. Поспехова и П. А. Лашкарева. В то же время он служил делопроизводителем в редакции «Воскресного Чтения» и «Трудов Киевской Духовной Академии». А. Брянцев здесь приучил себя к неуклонному порядку жизни, работы свои исполнял всегда своевременно, сочинения писал и подавал в назначенное время, вообще вел жизнь аккуратную. По отзывам своих товарищей – одноклассников он отличался степенностью, аккуратностью, простотой и удивительной добротой. Под воспитательным воздействием своих наставников, а равно и вследствие личной любви к трудам и усидчивости к занятиям, А. Брянцев вынес глубокое убеждение, никогда не оставлявшее его, что всякое дело нужно исполнять своевременно, тогда не будет накопления работ и только тогда всякое дело будет иметь добрый успех. Такое убеждение сделалось, так сказать, принципом последующей его служебной деятельности и вошло в любимую его поговорку для назидания других. Особливое свое усердие он приложил к написанию курсового сочинения для получения ученой богословской степени на тему «Патриарх Кирилл Лyкарис и его заслуги для Православной Церкви». На конференции Академического Совета А. Брянцев, в виду прекрасного отзыва об этом его сочинении, был признан достойным степени Магистра Богословия и был записан в первый пяток списка окончивших курс. Это было в 1867 году 6 августа.

По окончании академического курса он предполагал всецело посвятить себя церковно воспитательной деятельности и рад был поступить священником законоучителем. Эта должность и была ему предоставлена в мужской гимназии местечка Белой Церкви Киевской губернии, а в настоятели к новоустроенной гимназической церкви он был рукоположен 4 февраля 1868 года. Здесь он прослужил два года, ревностно стараясь насадить в учениках гимназии любовь к храму и добрый дух благочестия. Из Белой Церкви он по собственному желанно был перемещен в г. Киев настоятелем Воскресенской Печерской церкви, в каковой должности состоял с 27 августа 1869 года по 2 декабря 1872 года. Служа здесь, он много трудился в то же время в должности законоучителя разных учебных заведений. В этой должности он особенно заботился о том, чтобы нравственно влиять на учащихся, привлекать их к себе, возбуждать к себе их доверие и любовь. С этой целью он вел преподавание Закона Божия отечески назидательно, но и без всяких послаблений, относился к каждому со всякой лаской, но справедливо и беспристрастно. Да и ко всем вообще здесь относился с присущими ему, простотой, прямодушием и искренностью. За все это сослуживцы и учащиеся платили ему взаимной любовью и уважением. Это особенно наглядно сказалось при прощании с ним сих заведений за назначением его на службу вне Киева. Живя вблизи Киево-Печерской Лавры и искренно любя эту св. обитель, он составил книгу: «Путеводитель по святыням Киево-Печерской Лавры для богомольцев», и отдал свой труд в собственность Лавры с тем, чтобы книжка эта продавалась как можно дешевле. 2 декабря 1872 года он, как выдающийся законоучитель был переведен на должность законоучителя и настоятеля церкви Киевского Института Благородных Девиц, хотя и не надолго вследствие скорого его нового назначения.

В то время, когда счастливо устраивалось его служебное и материальное положение в г. Киеве, его вдруг постигает тяжелое горе, изменившее дальнейшее течение его жизни. После четырех лет счастливой семейной жизни, супруга его тяжко заболела и 11 апреля 1871 года скончалась к невыразимому горю о. Александра. На руках у овдовевшего пастыря остались старуха мать и единственная дочь малютка Анна. Для него ясно было, что Господь зовет его на иное поприще. Митрополит Арсений, разделяя его горе, предуказал ему иноческий путь. По представлению митрополита о. Александр был назначен Св. Синодом 19 марта 1873 года ректором новооткрываемой Таврической Семинарии, причем в Киеве на второй день Пасхи 1973 года он был произведен в сан протоиерея.

Таврический Преосвященный Гурий принял новоназначенного ректора Семинарии с радостью, так как отделка строящегося здания Семинарии и приготовление помещений с меблировкой к началу учебного года требовали личного присмотра начальника заведения. Молодой ректор с горячей ревностью взялся за дело: хлопот было много. Но благодаря его энергии устройство Семинарии было закончено к 16 августа 1873 года, а 19 августа последовало торжественное ее открытие. С этих пор Семинария стала для ректора любимым детищем. До 26 апреля 1875 года о. Александр служил в сане протоиерея, а затем побуждаемый собственным желанием иноческого жития и отеческими советами Преосвящ. Гурия принял от его руки иноческое пострижение и имя Арсения в признательность Митрополиту Киевскому Арсению. На другой день по пострижении он был возведен по званию ректора семинарии в сан архимандрита. Много трудов он положил здесь на благоустройство семинарии с внешней и внутренней стороны. Все приходилось заводить вновь. Однако, он успел привести Семинарию в блестящий вид. Хотя не без затруднений и тяжких огорчений, но ему удалось и учебно-воспитательную часть направить на надлежащий путь. С должностью ректора Семинарии Архим. Арсений соединял и другие разнообразные должности. Он сделался одним из главных церковно- общественных деятелей г. Симферополя. Здесь он похоронил свою мать. Дочь же свою он отдал на воспитание в Киевский Институт Благородных Девиц.

Служба Архим. Арсения в Таврической Семинарии была хорошей школой для него в смысле окончательной выработки в нем административного такта, умения распознавать людей и управляться со сложным и ответственным хозяйством. Этими своими свойствами он сделался хорошо известным и Св. Синоду. Когда в 1882 году открылось в г. С.-Петербурге вакантное место первого викария и ректора Духовной Академии, Св. Синод избрал его на этот пост, каковое избрание и удостоилось Высочайшего Утверждения.

После прибытия его в С.-Петербург, состоялось 12 мая 1882 г. наречение его в епископы в присутствии Св. Синода, а хиротония 17 мая 1882 года в день Св. Духа. Хиротонию совершали: Митр. Исидор, Apxиеп. Варшавский Леонтий, Apxиеп. Казанский Палладий, Apxиеп. Сергий Кишиневский и Епископ Псковский Гермоген. Речь, сказанная ими при наречении во епископа, исполнена задушевности, покорности промыслу Божию и ревности о славе Христовой при сознании слабости своих сил пред высотой, трудностью и ответственностью святительского подвига, но с твердым упованием на всемогущую благодать Божию.

В С.-Петербурге Преосвящ. Арсений стал самым деятельным и энергичным викарием Митрополита Исидора, правой рукой его по управлению Петербургской Митрополией. Великую заслугу для духовенства С.-Петербургской епархии он оказал тем, что к 50-летнему юбилею Митрополита собрал громадный капитал, расширил и преобразовал бывшее училище при доме призрения в Женское Епархиальное Училище с наименованием: «Исидоровского». В течение трех лет он довершил составление в 10 томах историко-статистического описания церквей епархии. На него Митрополит возложил главное наблюдение за преподаванием Закона Божия в столичных учебных заведениях и за свои труды в этом отношении удостоился личной Августейшей благодарности Государыни Императрицы Марии Феодоровны.

По истечении года его викариатства на него была возложена трудная и ответственная должность ректора Академии. В управлении академическими делами он отличался неутомимостью, строгостью, доступностью, во все входил сам, со всеми обращался просто и сердечно, был горяч, взыскателен, но беспристрастен и самостоятелен. Хозяйственную и учебно-воспитательную сторону академической жизни он высоко поставил. С особенно ревностно старался утвердить здесь дух и порядок разумной церковности и благородной благовоспитанности.

Согласно Уставу Преосвящ. Арсений должен был читать лекции по какому либо богословскому предмету, и он избрал для своих чтений очерк нравственных обязанностей, при этом он открыл по этому предмету доцентуру для научной его разработки. Чтения Преосвящ. Арсения имели характер религиозно-нравственных собеседований со студентами: тогдашнее безрелигиозное и либеральное время давало обильный материал для собеседований. Студенты охотно посещали лекции Преосвящ. Арсения: для них был живой интерес здесь, они сами принимали участие в суждениях о религиозно-нравственных предметах, им дана была свобода и между ними в присутствии ректора происходили целые дебаты. Постепенно, но настойчиво он вводил в Академии новые порядки.

На первых порах студенты Академии встретили нового ректора с некоторым предубеждением, так как новым начальником их более всего было обращено внимание на развитие в студентах духа церковности. Поступая осторожно и предусмотрительно, он старался всегда прежде всего подействовать на своих питомцев мерами увещания. Он не раз без инспекции беседовал с ними, и в этих беседах студенты узнавали искренность ректора и его полное благожелательство к ним, через это они проникались к нему доверием и уважением. Были особые случаи, которые уверяли студентов в совершенно отеческом его отношении к ним. Если он и бывал к ним строг, то строгость эта никогда не переходила в жестокость. Преосвящ. ректора студенты видели ежедневно то в столовой, то в занятных комнатах, то в спальнях, и везде он оживленно и громко распоряжался, не умея тихо говорить и молча делать. И вскоре Преосвящ. Арсений овладел симпатиями как студентов, так и сослуживцев, твердо взявши в свои руки этот высший рассадник богословского просвещения. Заботясь о развитии в студентах духа церковности, Преосвящ, Арсений, между прочим, настоял, чтобы богослужение в академическом храме совершалось по уставу, без пропусков, при чем сам неопустительно присутствовал при нем и нередко сам священнодействовал, затем, чтобы студенты обязательно посещали церковные богослужения, утреннюю и вечернюю молитвы, установил, чтобы студенты присутствовали в алтаре особенно при архиерейских богослужениях, во время коих иподиаконы, книгодержцы, жезлоносцы, свещеносцы, облаченные в стихари, также были студенты. Он организовал из студентов два хора, правый и левый. Побуждал своих питомцев по очереди упражняться в церковном проповедничестве как в академическом храме, так и в других столичных церквах. С подъемом духа церковности среди студентов, Преосвящ. Арсений одновременно заботился и о подъеме в них духа иноческого подвижничества. Это было особо выдающейся чертой его академической деятельности. До него в течение 20 лет не было примера принятия студентом Академии монашества. Благодаря же нравственному влиянию Преосвящ. Арсения и его располагающим беседам и на лекциях и в частных сношениях со студентами некоторые из них почувствовали склонность послужить Богу и Церкви Христовой в иноческом состоянии. Первым выразил такое намерение, которое потом привел в исполнение, лучший студент старшего курса Михаил Грибановский († в сане епископа Таврического), а вскоре за ним последовал и студент Петр Грузов, вдовый диакон († епископ Муромский Платон). Для академии это было чрезвычайным событием. Пострижение их в монашество Преосвящ. ректор совершил 14 января 1884 г. с большой умилительностью и при торжественной обстановке, при чем напутствовал их на новую иноческую жизнь трогательной речью. Пример первых постриженников, величие чина пострижения, нравственное влияние Преосвящ. ректора и поднятый им в Академии дух церковности возбудили и между другими студентами академии стремление к иночеству. Девять пострижений совершил Преосвященный Арсений в Академии, затем пострижения повторялись и после него и ныне повторяются. Кроме упомянутых лиц пострижение от него приняли: студенты Николай Надеждин (ныне епископ Пермский Никанор), Иаков Мещеряков (ныне Серафим архиепископ Иркутский), Алексей Храповицкий (ныне Антоний apxиеп. Волынский), Илья Алексеев († Иоанн еписк. Пермский), Алексей Турбин (ныне игумен Сергий), преподаватель С.-Петербургской духовной семинарии Николай Налимов (ныне Николай apxиеп. Владимирский) и архим. Геннадий.

После пятилетнего служения в С.-Петербурге Преосвященный Арсений во внимание к выдающимся его заслугам на разных поприщах и плодотворным трудам был назначен определением Св. Синода от 26 марта 1887 года, Высочайше утвержденным 28 марта того же года, на самостоятельную кафедру Рижскую. Проводы его из Петербурга к месту нового служения отличались задушевностью и торжественностью. Все учреждения, к которым Преосвященный имел те или иные отношения, выразили ему через своих представителей свою признательность, глубокое уважение и поднесли ему прощальные благожелательные адреса, а многие и памятные дары.

На Рижской кафедре Преосвященный Арсений заявил себя истиннорусским, особо ревностным архиереем. В этой онемеченной окраине он твердо и широко проводил национально-церковную идею. Особенные же труды и работы прилагал он к увеличению количества приходов и к церковному строительству. Благодаря покровительству Оберпрокурора Св. Синода К. П. Победоносцева он много успел сделать в этом отношении: открыл 22 прихода и устроил более 70 храмов, и кроме того много часовен. В целях еще большего усиления в крае церковно-просветительного влияния он учредил здесь Пюхтицкую и Свято-Троицкую в г. Риге женские общины и Алексеевский монастырь в г. Риге при архиерейском доме, торжественный крестный ход из Псково-Печерского монастыря в г. Ригу и обратно с чудотворной иконой Божией Матери «Умиление», постоянно совершал путешествия по епархии для церковно-религиозных торжеств и для развития в приходах церковно-народного пения открыл в г. Риге «Общество любителей православного церковного пения». Сам ревностный проповедник, он и пастырей возбуждал к учительству и проповедничеству: старался развить в приходах «катехизацию», учреждал библиотеки и внебогослужебные беседы и чтения. Много забот Преосвящ. Арсений положил и на благоустроение местных духовно-учебных заведений. Расширил Иллукстское женское духовное Училище, учредил в г. Риге Епархиальное женское Училище. Он положил основание изданию «Рижских Епархиальных Ведомостей», учредил Историко-Статистический Комитет по описанию церквей епархии и основал в г. Риге Церковно-Археологический Музей.

Широкая и неутомимая деятельность его здесь высоко оценивалась и Св. Синодом и местным обществом. Справедливо говорило ему рижское духовенство в день празднования 25-летнего юбилея служения его в священном сане, что время его управления этой епархией стало выдающейся эпохой ее жизни.

4 октября 1897 года Именным Высочайшим Указом Преосвященный Арсений был назначен Архиепископом Казанским и Свияжским. Здесь его деятельность носила еще более ревностный просветительно-миссионерский характер. Служение его здесь было неустанным кипучим подвигом.

В своей архипастырской деятельности он не ограничивался формальными начальническими предписаниями. Он старался прежде всего лично в этом отношении воздействовать на духовенство.

С этой целью, пользуясь епархиальными съездами духовенства и во время своих объездов епархии, он вел обстоятельный архипастырские беседы то с одними благочинными, то с настоятелями монастырей, то с епархиальными Миссионерами. Живым своим воздействием он стремился поднять в них и в руководимом им духовенстве живой пастырский дух и рвение. Уже первые действия были направлены к утверждению в епархии церковного истового благообразия и чинности. По его распоряжению капитально был обновлен кафедральный собор, отремонтировано здание консистории; состав служащих в ней изменен, а содержание их почти удвоено. Приведены были в более благоустроенный вид архиерейские дома – городской и загородный. Он с негодованием уничтожил анонимные доносы, запретил бесполезные поездки духовенства в Казань для подачи ему лично прошений, ограничил в духовенстве практику перемещений, предъявил требование о строгом выполнении устава в богослужении и об улучшении в епархии богослужебного чтения и пения. И здесь он открыл «Общество церковного пения в Казани». Он установил расписание об единообразном везде времени совершения богослужений, употреблял все меры к поднятию в духовенстве живой проповеди, сам подавая этому самый лучший пример. По его распоряжению в епархии были организованы внебогослужебные собеседования, в коих по городу Казани стали принимать широкое участие студенты Духовной Академии, заботился об улучшении и распространении по епархии церковно-приходских библиотек и книжных для них складов. Для прославления местных святынь он сделал распоряжение о повсеместном по епархии и особенно торжественном праздновании памяти Святителей Казанских: свв. Гурия, Варсонофия и Германа и Казанских мучеников: Авраамия Богочарского, Иоанна, Стефана и Петра, а также, чтобы во всех храмах епархии имелись св. иконы этих святых и чудотворной иконы Казанской Бoжиeй Матери. Для правильного совершения по епархии крестных ходов им были установлены особые правила, устранявшие навсегда всякие по поводу их недоразумения.

Казанский край, весьма населенный татарами и другими инородцами, давно уже был поприщем для православной миссии. Здесь трудилось Братство св. Гурия и в нем в особенности достопамятный Н. И. Ильминский, старавшийся просвещать татар и инородцев посредством школ.

Преосвященный Арсений горячо взялся за это дело. Прежде всего он приступил к устройству среди них новых храмов и открытию новых приходов. Ему удалось исходатайствовать казенных средств на это до 200,000 рублей. Рядом с этим он озаботился открытием в епархии новых монастырей особенно среди инородческого населения. Так, им с разрешения Св. Синода были основаны: Чувашская женская община Св. мч. царицы Александры, Вершино-Сумская женская Черемисская община, женская обитель в г. Чебоксарах, Александро-Невский Чувашский Монастырь, а заштатный мужской Феодоровский монастырь был обращен в самостоятельный женский общежительный.

Преосвященный Арсений к школьному просвещению инородцев относился в высшей степени сочувственно, чуждаясь только в этом вопросе крайностей. Он настаивал на первоначальном просвещении инородцев на их родном языке, разрешал совершать им богослужение на их языке и сам подавал добрый пример этому. Священно-церковно-служительские места в этих приходах он предоставлял достойным лицам из самих инородцев или же русским, но владеющим инородческим языком. Чтобы иметь годных кандидатов для этого, он открыл при Казанской Духовной Семинарии 30 стипендий для инородцев. Он раздвинул рамки деятельности Братства Св. Гурия основанием епархиальной миссии (против язычества, мусульманства и сектантства). На исходатайствованные им у Св. Синода средства в добавление к местным он открыл должности двух миссионеров с 4 помощниками на каждого. Для приготовления же будущих миссионеров он выделил существующие при Казанской Духовной Академии Миссионерские курсы в особое самостоятельное учебное заведение в Спасо-Преображенском Монастыре.

Много доброго сделал Преосвященный Арсений и для местных духовно-учебных заведений. Особенно любил он Духовную Академию и всячески заботился о ее благоустройстве и укреплении в ней духа церковности. К сожалению, вследствие неблагоприятного Казанского климата здоровье Архиепископа Арсения стало расстраиваться. Часто повторявшиеся случаи заболеваний наводили его на мысль о необходимости перемещения в какую либо из южных епархий с более благоприятным климатом.

Казанская епархия свою искреннюю признательность ему за его святительские труды выразила в торжественном праздновании его юбилеев в 1898 году 4 февраля, 30-летия, а в 1903 году 4 февраля —35—летия его служения в священном сане. Во время празднования этого второго юбилея последовало назначение его Св. Синодом на Харьковскую кафедру, Высочайше утвержденное 8 февраля 1903 года, и юбилейные празднества превратились в чрезвычайно торжественные проводы его на место нового служения.

Архиепископ Арсений прибыл в Харьков и вступил в управление епархией 15 марта 1903 года. В своем прекрасном вступительном слове, во время торжественной его встречи в соборе, он говорил своей новой пастве, что пришел он к ней с ослабевшими силами и с расстроенным здоровьем. Однако вся дальнейшая его деятельность, от первых и до последних дней его служения на Харьковской кафедре, превратилась в неустанный и самоотверженный подвиг верности своему долгу. Горячность, быстрота, тщательное внимание ко всем мелочам епархиального управления, деловитая хозяйственность, требовательность, бдительность, – все эти свойства его характера сразу заставили всех его подначальных подтянуться и никогда не упускать из виду прежде всего интересы дела и решительные требования Архипастыря.

Первое время своего служения в г. Харькове он посвятил обозрению всех духовно-учебных заведений и епархиальных учреждений, а потом и храмов с их приходами. Свои посещения он приурочивал большей частью к праздничным или храмовым дням, совершал здесь торжественные богослужения, говорил поучения, осматривал помещения, хозяйство, знакомился с нуждами и недостатками учреждений. В духовно-учебных заведениях он прежде всего обращал внимание на хозяйственную экономию, отчетность, а потом на общий ход церковного воспитания. Обозревая храмы г. Харькова, Преосвящ. Арсений успел со свойственной ему одному находчивостью дать понять, кому следует, что нужно сделать в этих храмах, что почистить, перестроить, переремонтировать, возобновить.

Он умел это указать и в настойчивой и в незаметной форме.

Обратив внимание на сравнительно незначительное количество храмов в г. Харькове, он употребил все усилия к устройству здесь новых и на расширение прежних. Он имел счастье совершить закладку храмов: на Лысой горе, Павловке и Заиковке и освятить новоустроенные – на Лысой горе Казанско-Серафимовский, на Москалевке – Ново-Троицкий и при Сабуровой даче – Александро-Невский. Для лучшего удовлетворения приходских треб он увеличил состав причтов – третьими священниками при храмах Св.-Духовском, Воскресенском, Крестовоздвиженском, Усекновенском, Преображенском, Благовещенском и Дмитриевском.

Самым широким средством ознакомления с епархией служили для него постоянно объезды сельских и городских церквей. Каждый год по несколько раз он отправлялся в эти поездки по епархии, длившимися неделями. Поездки в монастыри он приурочивал к храмовым или другим важным в них празднествам, а остальные назначал периодически весной, летом и осенью, причем заранее намеченную программу поездок заботился выполнять в совершенной точности и полноте. Достаточно сказать, что за все истекшие 11 лет своего святительствования в епархии он совершил 45 программных поездок в монастыри, уездные города и села и 65 поездок в отдельные пункты епархии то для освящения храмов, церковно-приходских школ, то для осмотра духовно-учебных заведений и епархиальных благотворительных учреждений то для выбора настоятелей и настоятельниц монастырей, то для совершения местных церковных ходов и других церковных торжеств. Спутники его во время этих путешествий изумлялись энергии, быстроте и неутомимости Святителя, его ревности и усердию в совершении длиннейших богослужений и церковных торжеств. Часто он говорил: «я привык..., в Риге я постоянно ездил, меня называли непоседливым..., но теперь я уже не тот»... Кажется, в епархии не осталось уголка, куда бы не заезжал Владыка: всюду хотелось ему видеть, какие где храмы, приюты, какое настроение в народе, что можно и должно сделать для поднятия в нем веры и благочестия. Часто ему приходилось видеть при посещении захолустных сел в епархии неописуемый, беспредельный восторг и слезы глубоких старцев, говоривших ему, что за свой долги век они впервые видят архиерея и благословляют за это Господа... Искренняя радость и энтузиазм народа, всюду приветствовавшего Владыку, поддерживали его бодрость и служили лучшей ему наградой за неусыпные и самоотверженные труды. Относя все торжества встречи не к себе лично, а к своему высокому сану Святителя, он не препятствовал народу детски искренно и в самых непосредственных формах выражать свою любовь и благоговение к Архиерею. И, действительно, путешествия Владыки по епархии были необычайны по красоте, величию и торжественности обстановки и надолго останутся в памяти народа и духовенства. И причты и прихожане соревновали в усердии получше встретить редкого и столь высокого гостя. Уже на границах города или прихода, где либо на поляне леса или среди полей, на встречу его выходили и выезжали в экипажах и верхом представители приходов с хлебом-солью, приветствовали его своими безыскусственными и сердечными речами и, окружив его тесным кольцом, иногда ночью с (факелами и фонарями многочисленным и оживленным поездом сопровождали до въезда в город или село, а по пути в поселках и хуторах, даже не взирая иногда на дождь и ветер, народ стоял возле своих «хат» у столов с иконами, горящими свечами и хлебом-солью, кланяясь в землю, хотя издали получая святительское благословение на свои семьи и жилища... А там, у самого села или города высились арки, украшенные зеленью и полотенцами, стояло духовенство, собранное со всего округа с хоругвями и народными хорами, а за ними виднелись сплошные массы народа, раздавался торжественный трезвон колоколов. Здесь Владыка выходил из экипажа, начиная чин вступления в приход и приходской храм: староста, попечители, сельская власти подносили Архипастырю хлеб-соль, трогательно благодаря за посещение и прося его молитв, а учащиеся дети, нередко при этом окружая Владыку, предшествовали ему, усыпая путь зеленью и цветами. При торжественном пении хора народа и причтов Владыка вступал в храм, начиная молебное пение, а после него производя осмотр храма. Нужно быть участником таких случаев, чтобы видеть, сколько восторга и умиления выражалось народом при встрече Владыки: ему целовали руки, плакали, кланялись в землю, восклицали слова благодарности и любви, огнем горела радость на всех лицах старых людей и детей. Величественный чин встречи совершался при вступлении Владыки в монастырь, когда на встречу ему выходила вся братья монастыря в мантиях с хоругвями и со свечами и провожали его в храм с «великой славой»: это становилось умилительной и великолепной картиной... Столь же прекрасные встречи устраивались Владыке в учебных и благотворительных учреждениях: начиная от парадного входа и вдоль по лестницам вверх становились живой лентой учащиеся, посыпая путь ему цветами, приветствовали его иногда самые младшие дети в трогательных и милых выражениях, и затем предшествовали ему с пением тропарей и других церковных песней иногда всеобщим хором.

При своих посещениях приходских храмов и монастырей Владыка всегда заботился доставить народу религиозное утешение торжественными и великолепными своими богослужениями. О них заранее оповещался народ окружной местности. Собиралось духовенство соседних приходов во главе с благочинным, и в назначенные дни Владыка совершал с многочисленным сонмом священнослужителей при больших хорах и с общенародным пением божественные литургии, молебны, панихиды и крестные ходы.

Высокопреосвященный Арсений всегда придавал глубокое воспитательное значение своим общенародным богослужениям, и никто лучше его не умел их устроить и обставить во всей красоте и величия.

Характерной чертой Святителя обнаружившейся во время образования епархии, была его всегдашняя забота поддержать в глазах народа авторитет и значение духовенства, защитить его от несправедливых нападков и обид, укрепить в самом духовенстве дух взаимного братского мира и благожелательства. Участливо и сердечно относился Владыка к личным и семейным нуждам духовенства.

Он непременно посещал квартиру настоятеля церкви благословлял всех членов его семьи, принимал здесь трапезы и нередко устраивал здесь собрания окружного духовенства, как бы «малые соборики», где с участием миссионеров вел беседу о мерах к развитию пастырской деятельности по приходам, о миссионерской борьбе с сектантами, о приходской благотворительности. Всегда и глубоко сочувствовал Владыка материальным нуждам духовенства, и прихожанам внушал материально поддерживать свои причты и не тяготиться своими даяниями за требы. Когда нужно было, Владыка не останавливался пред ходатайством в высшие светские учреждения об улучшении материального положения причта.

Чтобы не вводить духовенство в непосильные расходы по приему, Владыка совершал объезды с крайне ограниченным числом своих спутников, запрещал и строго следил, чтобы никто из них не просил и не требовал даяний за труд, а духовенству заблаговременно внушал при приеме архиерея не тратиться излишне, а пропитывать своего архиерея и его спутников тем, чем сами питаются. Со всегдашней лаской Владыка относился при этом к низшим членам причта: диаконам и псаломщикам, требовал, чтобы священники их не обижали и братски заботились об их благополучии. Он глубоко возмущался в случаях притеснения старшими младших, и обидчиков карал примерно... Нередко он говорил духовенству со слезами на глазах о том, что он сам, дьячковский сын, знает, как горько и в какой нужде приходится жить псаломщикам и диаконам, и потому внушал священникам жалеть их и отечески заботиться о них...

Преосвященному Арсению пришлось святительствовать на Харьковской кафедре в годы тяжких народных испытаний и государственного потрясения России. Промысел Божий как бы нарочито воздвиг его в это время здесь, чтобы своим мужеством, стойкостью и верностью долгу поддержать среди пастырей и пасомых дух преданности Престолу, вере и русской идее. В момент наших военных неудач он для ободрения паствы совершал умилительные богослужения: панихиды и молебны и говорил вдохновенные ободряющие слова и поучения. При отправлении войск из Харькова он совершил для них величественные, напутственные молебны. Несомненно, что самым великим событием в жизни Харькова, епархии и в личной жизни Архипастыря был день 4 мая 1904 года – день прибытия в город Державного Вождя Русской Земли Государя Императора Николая Александровича в сопровождении Государя Наследника Михаила Александровича и Великого Князя Николая Николаевича для благословения новых корпусов войск, отправлявшихся на войну. И в последующие годы Преосвященный Арсений удостаивался неоднократно чести приветствовать Государя Императора с Августейшей Семьей на месте Чудесного события 17 октября 1888 года близ станции «Борки», совершая для них торжественный молебствия в величественном храме Христа Спасителя во время следования Их в Крым и обратно. Во время противоправительственного движения, разразившегося в Харькове в конце 1905 и в начале 1906 годов, он заявил себя непоколебимым поборником порядка и верности Престолу. Чрезвычайно важным действием Apxиеп. Арсения в это смутное время было укрепление духовенства в правильном отношении к своему пастырскому долгу и к возникшим общественно-политическим партиям. В 1906 году во время очередного Епархиального Съезда он стал вести частные вечерние собеседования с участниками Съезда и представителями городского духовенства о подъеме церковно-приходской деятельности и религиозно- нравственной стороны пасомых.

Здесь под руководством Владыки был обсуждаем и вопрос об отношении духовенства к общественно-политическим партиям, при чем участники собеседования охотно высказывали свои мнения. Указывая духовенству на безумие, нелепость и преступность крайних политических партий, революционных, антигосударственных, Владыка с твердоcтью и непоколебимой прямотой предостерегал духовенство вообще от увлечения духом партийности: «Духовенству, говорил Владыка, всего более приличествует беспартийность в том смысле, что оно не должно преследовать исключительно каких либо партийных целей; его цели должны быть общехристианскими, общегосударственными. Программа духовенства? Вот наша программа: за веру, Царя и отечество; православие, самодержавие и народность. Это не партия, это – сущность нашего служения, это долг пастырства, нашего сана. Служение этим заветам скорее послужит верным залогом успеха на поле общественной деятельности. За эти начала своего служения мы умирать должны...» Сделанный Владыкой указания с решительностью были всегда внушаемы всему епархиальному духовенству, создавая для последнего прочный и бесповоротный фундамент деятельности.

Рядом с такими действиями, направленными на духовенство, Архипастырь в целом ряде своих проповедей и бесед со всей силой убеждения вразумлял народ, научая его верности Церкви, Царю и правительству, предостерегая от злонамеренных агитаторов и от злоупотребления правами свободы и призывая к миру и спокойствию. При встречах и беседах с народом вне храма, при объездах епархии, он со смелой прямотой вразумлял его. Наконец, он прямо призывал всех ревнителей св. веры и блага родины объединяться для укрепления общего порядка и для общественного умиротворения. В этом духе было сказано им слово 26 ноября 1906 года перед молебном в Дворянском Собрании. Вразумляя духовенство и паству своим мужественным словом, оказывая молитвенную поддержку и полное сочувствие местным патриотическим организациям, совершая с ними торжественные богослужения и крестные ходы, он, несомненно, чрезвычайно содействовал успокоению и отрезвлению своей паствы.

К устранению усмотренных им недостатков в епархиальной жизни он прилагал свои заботы во всей силе приобретенных знаний и опыта. По своему обычаю он прежде всего обратил внимание на личный состав епархиального духовенства и стал непрестанно и непосредственно воздействовать на него, призывая стоять на высоте своего назначения. С этой целью и здесь, как в других епархиях, во время разных Съездов и Собраний духовенства, созываемых им, так и во время своих частых объездов по епархии, он вел беседы с ними, осведомляясь от него о состоянии епархии и наставляя правильным способам пастырствования. Признавая за такими собраниями и беседами особенно важное значение, он называл их «малыми соборами». Для объединения епархиальной и просветительной деятельности духовенства он устроил на изысканные им средства Епархиальный Дом и учредил в нем Епархиальную Библиотеку, пожертвовав в состав ее свою личную из 5000 томов, Епархиальную типографию и Епархиальное Церковно-Археологическое Общество с Музеем, каковой Дом и получил от признательного духовенства название «Арсеньевского».

Он объединил деятельность Епархиальных административных учреждений, поднял в них быстроту делопроизводства и строгую отчетность.

За время его святительствования в епархии было выстроено до 70 новых храмов и открыто 37 новых приходов.

В монастырях учредил миссионерские народные беседы и курсы, и настоял на открытии при них богаделен для бедных лиц духовного звания, амбулаторий и больниц для окрестного населения. При всех монастырях были расширены или вновь устроены церковно-приходские школы, а при некоторых из хуторов церкви-школы. Им был основан новый Семиреньковский женский монастырь в Богодуховском уезде, Спасов Скит на месте события 17 октября 1888 года был обращен в самостоятельную обитель, а Фомовская женская община, Старобельского уезда, возведена в штатный монастырь. В заботах о сиротствующем духовенстве он расширил Епархиальный Сиротский Приют, и учреждена была 1 января 1906 года касса единовременных пособий на случай смерти.

Деятельность Епархиального Братства Озерянской Божией Матери он развил открытием уездных его отделений и установлением обязательных взносов от членов его. Много забот вложил он и в возможно более широкую организацию миссионерского дела в Епархии. За 11 лет своего святительствования он успел создать целый обширный кадр работников миссии. Благодаря изысканным им средствам учреждены были в помощь Епархиальному Миссионеру должности двух его помощников, пяти уездных миссионеров и 11 миссионеров книгонош с точно выработанными инструкциями для них. Кроме этого были открыты в епархии миссионерские братства и до 300 приходских миссионерских кружков во главе с Харьковским городским кружком ревнителей православия.

Церковно-школьное дело при нем достигло блестящего положения: число школ возросло до 828, свыше 200 новых школьных зданий вполне благоустроенных создано его заботливостью.

С широкой заботливостью относился архиеп. Арсений и к местным духовно-учебным заведениям. Им были изысканы местные средства для неоднократных капитальных ремонтов семинарского здания, устройства в Семинарии канализации и электрического освещения, для устройства церкви при Купянском Духовном Училище и, наконец, огромная сумма в 450000 р. для расширения Епархиального Училища устройством колоссального корпуса на 600 человек учащихся, каковое сооружение близится к концу. Духовной Семинарии он принес в дар избранную свою личную библиотеку из 1200 томов. Во всех этих учебных заведениях он бывал весьма часто, все обозревал до мелочей, требовал экономии и ясной отчетности, совершал здесь богослужения весьма нередко в Великий пост и в праздничные дни, сопровождая их задушевными своими наставлениями.

В 1905 году он был вызываем на чреду для присутствия в Св. Синоде. Здесь, соприкасаясь с действовавшим тогда Предсоборным Присутствием, он потом высказал свои взгляды на необходимость и направление церковных реформ, основанные на всем опыте многолетней его жизни, в изданной им книге «Желательные реформы на предстоящем Всероссийском Поместном Соборе» (Харьков 1907 г.), в коей он придерживается умеренно-прогрессивного, но и строго канонического строя реформ.

Долголетние и усердные его труды во благо Св. Церкви и родине были всегда ценимы Монаршей властью, удостоившей его высокими наградами при Высочайших рескриптах, кончая орденом Владимира 1 ст.

Отличительными чертами Архиеп. Арсения всегда были: любовь к народу и глубоко искренняя и горячая церковность, выражавшаяся в любви к церковному и величественному богослужению и в заботах о насаждении всюду в епархии строго церковных обычаев и уставности в храмах.

Духу глубочайшей церковности Владыки Арсения соответствовали и характер его удивительного проповедничества. Ревность его в проповедании Слова Божия была безгранична. Он принадлежал к числу плодовитейших отечественных наших проповедников. Не все его слова, поучения, беседы и речи отпечатаны. Но и отпечатанные по настоящее время уже составляют крупнейший вклад в церковную литературу: всех слов в полном собрании вышло пять компактных томов. В них хронологически отпечатлелась вся история святительской жизни Высокопреосвященного Арсения, как равно в них же ярко отразилась и жизнь русского народа епархий, где служил Владыка.

Все свои слова и речи Владыка произносил по поводу или совершенных им богослужений или частных случаев и обстоятельств из жизни паствы и разных учреждений. Всегда они имели нравственно-практический характер. Объяснив прочтенное на богослужении Евангелие, богослужебную песнь, молитву церковную, или же житие празднуемого святого в связи с евангельским чтением, Архипастырь особливое внимание затем останавливал на нравоучительных выводах из них. Просто, наглядно и воодушевленно он изображал здесь красоту христианских добродетелей и величие евангельских заповедей, в живых чертах и подробно он отмечал нравы и порядки современной нашей жизни. С глубокой силой обличая современное неверие, нравственную распущенность, людские страсти и беззакония, он с нелицеприятной прямотой восхвалял и ставил в пример мужество и благочестие верных чад Церкви. Конструкция его проповедей чрезвычайно ясна и логически последовательна. В живом произнесении слова Владыка обнаруживал поразительную силу мысли и твердость памяти. Нередко он говорил пространные и длиннейшие поучения, в которых выдерживал во всей точности преднамеченный план ее, не отступая ни от порядка, ни от способа изложения своих мыслей. Основная же мысль его слова всегда понятна, заключительный вывод убедителен и естествен из всего хода рассуждения проповедника. Тон каждого его слова согрет глубоким чувством и искренностью убеждений, нередко в нем прорываются вспыхнувшее чувство умиления и молитвенные возгласы. Проповедник глубоко переживал в сердце своем то, о чем говорил, и самое слово его, поэтому, было чрезвычайно живо, проникновенно и всегда находило живой отклик в сердцах слушателей. Слова его для народа были необыкновенно понятны и умилительны.

В лице Высокопреосвященного Архиепископа Арсения Харьковская епархия имела Архипастыря многоопытнейшего, умевшего в управлении епархией сочетать строгость закона, силу и настойчивость воли, искусство в выборе лиц и верных средств для осуществления архипастырских начинаний и чисто отеческую доброту, милосердие, снисходительность и пастырскую заботливость о спасении вверенных ему духовных чад. Крепок был волей своей Владыка, строг, требователен, зорок, прозорлив, но и милостив, любвеобилен как отец. Он покарает тебя по закону, обличит со всей силой, но он же и заплачет с тобой о горе твоем, о твоих бедствиях, ударах и потрясениях, и потом он не забудет тебя, пока не устроит все к твоему благополучию. Часто за благодушно-шутливыми словами он уже слагал серьезную, добрую и отеческую думу о тебе, за которой потом он полагал решение, способное поразить и тебя и других мудростью, находчивостью и бесконечной добротой Святителя. Из числа многочисленнейших примеров строгости и доброты Архипастыря отметим следующий. Священник сельского прихода совершил тяжкое преступление. Архипастырь утвердил решение Консистории о низведении его в причетники. Но, видя его раскаяние и горе и зная его многосемейность и бедность, он перевел его на лучшее в епархии причетническое место к городской церкви, где наказанный стал получать приходского дохода больше, чем в селе священником. Это был Святитель, умевший научить свою паству бояться, а еще более любить себя. А создать себе в своей пастве славу Святителя, которого с благоговением и уважением боятся, но еще более любят, – это счастливый удел очень немногих, отмеченных Перстом Божиим.

С этими благородными чертами своего святительского характера Высокопреосвященный Арсений еще соединял непреклонную самостоятельность и стремление во всяком деле самому дойти до сущности его и потом решить по беспристрастному чувству правды и закона. Поэтому он всегда был глубоко внимателен и пытлив в Делах епархиального управления. Чтобы уяснить себе какой либо предмет из епархиальной жизни, он не только изучал его по бумагам, но опрашивал множество прикосновенных к нему лиц, наконец даже стараясь по возможности увидеть его на месте, и потом уже полагал твердое и бесповоротное решение.

Долговременный опыт по управлению епархиями выработал в нем замечательные и поучительные привычки широкого и неусыпного деятеля, а именно: неустанную деловитость, точность и своевременность работы и удивительную аккуратность.

При всей кипучей подвижности его натуры эти качества в нем свидетельствовали о громадной выдержке воли и глубоком его самовоспитании. Все сделать по заранее распределенному порядку времени и работ, ничего не откладывать и не оттягивать, все сделать в свое время, а сделавши все распределить по своим местам, – это было постоянным девизом его деятельности. С широкого круга дел общеепархиальных эти черты отражались на характере и обстановке его личной домашней жизни. Он не терпел здесь ни малейших признаков беспорядка: его рабочий кабинет, библиотека и все помещения его покоев – были образцом щепетильной чистоты, простоты и безукоризненного порядка; его письменный стол при всей массе проходящих по нему бумаг был всегда прибран: все стояло и лежало на своем месте. Говорил или слушал он доклад, а сам машинально рукой складывал бумаги и бумажки на свои места и в свои папки, брошенный карандаш клал на письменный прибор, возле ставил часы, случайно отодвинувшиеся в сторону, лишнюю бумажку, отрывок бросал в корзину..., и стол принимал вид совершенно до мелочей прибранного чуть ли не с женской щепетильностью. Совершенная простота домашней жизни, строгость монашеского обихода жизни, крайняя умеренность в нище и питии, – свидетельствовали о том, как мало он заботился о себе лично, всецело и всегда поглощенный думами и заботами о выполнении долга своего святительского служения...

Промысел Божий судил ему прослужить на Харьковской кафедре 11 лет и 3 месяца. Ослабление сил он замечал в себе давно, но преодолевал его бодростью духа и кипучей энергией. Только с 1911 года он видимо стал убеждаться в близости конца своей жизни. Поэтому с поразительным хладнокровием готовился к смерти, заранее делая распоряжения относительно своего погребения, приготовил для себя место упокоения в усыпальнице Озерянской церкви Покровского монастыря. Верный своему долгу он не прекращал ни богослужений, ни приемов, ни домашних занятий делами, совершая даже выезды в епархии для торжественных богослужений. В последние два года только летом, во время пребывания на даче «Всехсвятское» он давал себе сравнительно небольшой отдых. В остальное же время он был обычно деятелен. Уговоры врачей не утруждать себя чрезмерными трудами на него не действовали. Первый раз легкое кровоизлияние в мозг поразило его в начале января 1914 года. Оправившись от этого, он начал совершать богослужения в Великий пост, Страстную седмицу и в первый день Св. Пасхи. В неделю о Фоме он совершил поездку в Богодуховский монастырь, где совершил божественную литургию и чин поставления игумении. Вернувшись из поездки, он с обычной горячностью готовился к принятию обер-прокурора Св. Синода В. К. Саблера, а 16 апреля утром в среду приступил к совершенно акафиста пред Озерянской Чудотв. Иконой Божией Матери, во время которого его поразило кровоизлияние в мозг вторичное, оказавшееся для него роковым. 28 апреля в 3 ч. 45 мин. Архиепископ Арсений тихо в Бозе почил...

Скончавшийся к великому горю Харьковской паствы Высокопреосвященный Арсений был достойнейшим преемником на этой кафедре своих знаменитых предшественников Харьковских Святителей.

Святительствование его было в высокой степени плодотворно. Во благо Церкви и паствы он поистине жизнь свою отдал. И паства Харьковская платила ему взаимно чувствами беспредельной любви и глубочайшего уважения. Память его останется незабвенна в сердцах его пасомых. А подвиги и плоды его трудов станут памятниками истории Харьковской церкви. В полном же своем объеме вся его жизнь была благородной и самоотверженной жертвой Богу во славу Его Св. имени и во благо Св. Православной Церкви.

Прот. П. Фомин.

Господь сказал, что всякий книжник, наученный царствию небесному, подобен хозяину, который выносит из дома своего и новое, и старое: такой хозяин приобретает себе новые вещи, но бережет и старые, просушивает или чистит; и тем умножает свое достояние. Поступая согласно сему слову, сам Господь и Его Апостолы, и прочие учители церковные научали слушателей своих словами св. Евангелия, но не оставляли без внимания и разъяснения древних пророчеств и изречений мудрецов и псалмопевцев.

Мы собрались сюда, чтобы вознести молитву за почившего Архипастыря и принять от него последнее назидание. Что изнесет нам его смиренный гроб? что скажут его сомкнувшиеся уста? старое или новое? – Почивший всецело принадлежал к старому времени, – более даже, чем можно предполагать по его возрасту. Родился он в самую строгую эпоху Николая 1-го (1839г.) и, хотя учился в годы так называемых великих реформ Александра II, но по духу своему, по убеждениям и симпатиям всецело принадлежал к первой, т. е. Николаевской эпохе. Объясняется это отчасти тем, что новые веяния мало проникали в ту бедную среду псаломщицкой семьи, которая дала ему жизнь и первоначальное воспитание, а отчасти – и в гораздо большей степени, – его собственным характером и взглядами.

Итак, исполняя наставление Христово, посмотрим, что из этого старого достояния наших дедов может послужить на духовную пользу? чему научить нас может отходящий из сего мipa Архипастырь? Многому, ответим мы заранее. Много сокровищ духа, духа русского было накоплено в то, с виду суровое и строгое время, накоплено и не сохранено, а растрачено в дальнейшие годы нашей общественной жизни. Правда, иной взгляд на то старое время усвоен нами в школе, – не только современным молодым поколением, но и старшими, предстоящими здесь с поседелыми уже бородами. Нас учили и в школе и вне ее, учителя и писатели, начиная с Гоголя, будто все доброе в России, все разумное и просвещенное, началось лишь с шестидесятых годов, будто раньше наша жизнь общественная была темна, бессодержательна, омрачена всеобщим взяточничеством, бессудьем, жестокими угнетениями и пьянством. – Нельзя конечно отрицать относительной правды этих обличений, но существенная их неправда заключалась в том, что обличители не давали усмотреть и иных начал прежней жизни, начал высоких и святых, исполненных подвигом чистого самоотвержения и духовного совершенства. Вот из этих-то начал многие нашли себе прочное место в душе Преосвященного Арсения.

Не для похвалы усопшему, не для исполнения погребального обычая расхваливать покойника будем мы воспроизводить пред вами эти высокие начала его жизни: умирающий не в похвалах нуждается, а в молитвах. Он предстоит теперь, как подсудимый Предвечному Судии; но нуждаемся в сих напоминаниях «мы, живущие и оставшиеся», и – именно во дни погребения знаемых нами, потому что в такие дни расширяются человеческие души и зарождается ревность исправить пути своей жизни, дабы не быть посрамленным пред Ангелами, когда они придут и за нашей душой. Кроме того, воспроизведение в памяти и в добром чувстве лучших, христианских и пастырских качеств умершего Владыки побудит нас умножить и усилить свои молитвы о нем и тем доставить великую пользу его душе. Конечно, осуждать и порицать легче, чем отыскивать доброе в жизни и людях: первым делом руководит недоброжелательство и зависть, а для второго нужно братолюбие и благородная отзывчивость души. Да пробудит же Господь в нас такие чувства, для назидания себя самих.

Итак, какие сокровища духа из той старой дореформенной жизни стяжал усопший, и донеся их до своего гроба, предъявляет их, как выкуп своей душе? Первое такое сокровище, братие, почти утраченное в жизни современной, это есть сознание долга и следование сему сознанию не только в видах внешней ответственности, но и в тайниках своей совести при твердом убеждении в том, что Господь все видит и за все воздаст нам. Долг свой, как служителя Божия, как народного пастыря, как верноподданного своему Царю, почивший Владыка Арсений, подобно большинству своих сверстников по воспитанию, всегда держал пред своим мысленным взором, всегда – благоговел пред ним, всегда старался ему следовать.

С этим свойством души усопшего было тесно связано его другое, еще более ценное убеждение, убеждение в том, что жизнью человека и народов правит Господь, а потому все, происходящее с нами, мы должны переносить с покорностью воле Божьей и никогда не жаловаться на свою участь, а в благополучии и почете не превозноситься и не забываться. Уверенность в Божественном вседержительстве и близости к нам Господа вложила в сердце Преосвященного Арсения глубокую и сердечную веру и живую преданность всем церковным законам и обычаям, а также умиленное благоговение пред всеми церковными святынями: пред Божиими храмами, чудотворными иконами и св. мощами. Никогда не мог он отнестись ко всем таким источникам благодати без искреннего благоговения и горячего чувства. – И это свойство верующей души почившего, не смотря на некоторую резкость в обращении с людьми, делало его пастырем народным.

Народ наш не так ценит в священнике его личную любезность к людям, как его веру; «не меня люби, а люби мое, мою веру, мои святыни», говорит наш народ устами писателя своим начальникам и духовным и мирским. Народ, паства Преосвященного Арсения, отлично понимал, как понимает всегда, что пред ним архипастырь, одинаково с ним верующий не представляющийся только благочестивым «народа ради», но действительно и убежденно молящийся Богу, Божией Матери и святым угодникам пред их святыми мощами и чудотворными образами. Покойного Владыку народ считал своим пастырем, не чиновником, не начальником консистории, а своим духовным отцом и радетелем народного благочестия. С своей стороны почивший любил простых деревенских людей и городских мещан; среди них он чувствовал себя в своей духовной семье, со своими чадами во Христе, не ищущими в духовном отце предмета осуждения и насмешек, но назидания, благого примера и благословения. При столкновениях между людьми, которые он должен был разбирать, его сочувствие клонилось всегда в сторону слабейшего, и если Владыка, как человек, мог иногда ошибиться в решении дела, то всегда в пользу более слабой стороны.

Эта доброжелательность Преосвященного Арсения к людям, а особенно к людям простым и бедным сказалась бы гораздо сильнее и ощутительнее для них, если бы не одно еще свойство его характера, в коем отразилось и время его воспитавшее и вообще характер русского человека, русской, точнее – великорусской жизни.

Русские люди умеют глубоко чувствовать, но не умеют и не любят выражать этих чувств. Хорошая ли это черта, или отрицательная, предоставляю судить каждому: но исходит она из той ненависти русского человека ко всякому лицемерию и притворству, из той боязни выразить словом больше, чем чувствуешь сердцем, которая отучила его, точнее – его отдаленных предков, воспитавшихся в монастырском укладе жизни, – отучила выражать даже и то чувство, которое само просится наружу. Малороссы позволяют себе это, а в Великой России это свойственно разве женщинам, мужчины же стесняются ласкать даже собственных своих детей, но зато нисколько не удерживают себя от того, чтобы метким и крепким словом оговорить кого следует и когда нужно.

Почивший Владыка, сочувствуя людям, не был сладок на язык и подчас сам жаловался на себя. «Я всем желаю добра», говорил он мне однажды в загородном архиерейском доме под Казанью: «всем желаю добра и всех желал бы обрадовать, но взамен того приходится постоянно выговаривать и наказывать».

Впрочем, последнее Владыка редко допускал в отношении к подчиненному духовенству и его сетование должно быть отнесено не столько к его характеру, сколько к его положению. Действительно, самое трудное в архипастырском делании это соразмерять снисхождение к виновным клирикам с попечением архиерея о пастве, требующей в лице клириков примера благочестия и источника назидания. Ревность архипастыря о славе Божией конечно точно также не может переносить пребывания в клире людей порочных и канонически подлежащих извержению. Но с другой стороны, жалость к людям и их семействам, обрекаемым в таком случае на нищету, повелевает по возможности, и даже сверх возможности смягчать кару за пороки, за бездеятельность, за маловерие: заменять лишение сана епитимией, епитимью переводом на другой приход и т. п. В этих делах Преосвященный Арсений проявлял себя тоже, как человек старого, дореформенного времени, а не нового правового порядка (или точнее беспорядка). Хочу сказать, что, будучи чужд современного безразличия к пороку и маловерию, он однако не являлся выразителем мертвящей буквы закона. – Николаевскую эпоху осуждают как бесправную, как эпоху начальственного произвола и полного бессилия подпавших начальственному гневу облегчить свою участь. Упреки эти конечно в значительной степени справедливы. Но не должно умалчивать и о другом условии тогдашней жизни, к сожалению все более теряющем свое значение в жизни современной у нас и давно потерявшем его в жизни правовой Европы. Разумею значение слез, мольбы и раскаяния, – у Бога, пред правосудием Божественным их значение всесильно; отвержение же их людьми грозно осуждается Христом в притче о Милосердном Царе и немилостивом должнике, – и суровое Николаевское время с этими явлениями человеческой совести считалось. Считался с ним и усопший ваш Архипастырь; не только считался, но скажу прямо, никогда не мог устоять пред слезами и раскаянием и верил в последнее у людей даже тогда, когда оно оказывалось (впоследствии) непрочным и неглубоким. Но, если усопший, как сердечный человек, неизбежно ошибался в некоторых отдельных случаях, то в общем его христианский способ отношения к подчиненным принес благие плоды и дал ему дорогой выплат за дела любви и снисхождения. Смотрите на это необычное, даже на архиерейских похоронах стечение иереев и диаконов для молитвы за усопшего. Более 200 священнослужителей, не только городских, но преимущественно сельских собрались к его гробу с молитвенным и благодарным чувством. Это ли не оправдание его веры в человеческую совесть? Это ли не исполнение слов Христовой притчи: да егда обнищаете, приимут вас в вечные кровы?».

Да, братие, безмолвен гроб и замкнуты уста почившего, но смотрите, сколько назидания поведали они нам, сколько добрых качеств души его открыли они нам, – души умершего Владыки и души общенародной русской, столь мало ведомой нашему обществу, столь мало привлекающей внимания мнимых радетелей народного блага, даже так называемых националистов, на самом деле очень далеких от русской нации. Пусть бы они, вместо того, чтобы ставить разные памятники по городским площадям, приникли бы своим духовным слухом к биению сердца жизни народной и постарались бы уразуметь, чего оно просит от Бога и от тех, кому вверена Богом его судьба! Тогда только они получили бы право законно именоваться националистами, по крайней мере в той степени, нет – хоть вполовину той степени, как действительные народные деятели, народу понятные и близкие, какими был и почивший Владыка.

Скажу в заключение еще об одном чисто народном, чисто христианском его качестве. Народ наш особенно велик теми, что не боится смерти и не забывает о ней. Он живет не для того, чтобы наслаждаться жизнью, как глаголемые культурные люди, – но для того, чтобы достойно приготовиться к смерти и заслужить у Бога жизнь вечную. Это свойство народного духа единогласно признают все писатели русские и иностранные, и удивляются ему, но не все его ценят по достоинству, многие напротив, имеют глупость говорить о невнимании нашего народа «к реальным интересам и условиям жизни». Но что может быть реальнее смерти? Безумцы могут отрицать жизнь загробную и будущий суд, но ведь отрицать неизбежность смерти и следовательно, жалкую кратковременность всего земного, не может ни один философ, ни один житейский краснобай: пусть же они покажут, как они сумели, хотя бы в теории, опознаться с этим неизбежными событием нашей жизни, с ее неизбежным и скорым концом на земле. Увы, они в этом отношении стоят ниже даже язычников – дикарей, у которых нравственные правила жизни непременно сообразованы с ее временностью, и указан, худо ли, хорошо ли, путь к тому, чтобы облегчить своей душе ее загробное пребывание. Мудрецы же века сего, оторвавшиеся от христианской веры и Церкви, лишены всего этого, и жизнь их рассчитана только на моменты, но лишена всякой общей осмысленности.

Напротив, наш народ, наш великий народ – философ, уготовляет себя к встрече смертного часа постоянным памятованием его неизбежности, и тем удерживает себя от увлечения земными прелестями и от отчаяния в бедах и обидах. Смертный час он переживает спокойно, как переход в другой, вечный дом, где все творится по правде и по Божественному милосердно, к которому он прибегает в эти часы с сокрушенным покаянием, но и с надеждой на благодать Того, Кто помиловал кающегося разбойника на кресте и первого его ввел в рай сладости. Таково было отношение к смерти и почившего владыки вашего Арсения.

За пятнадцать, даже за двадцать лет до своей кончины готовился он к ней, держал при себе гроб и погребальные одежды, возил их с собой при переселении из одного города в другой и в каждом из трех городов, где жил он в разное время своего святительства, уготовлял себе могилу в определенном месте, где надеялся быть поминаемым усердной молитвой духовной братии.

И здесь, в этом самом святом храме, в подвальном приделе показывал он мне, тому назад три с половиной года, уготованную себе могилу; в которую через нисколько часов мы опустим его прах. И тогда же просил меня непременно совершить над ним в свое время священнодействие погребения; он приглашал на свои похороны с такой непосредственной простотой, как люди зовут своих друзей на именины или на другой какой житейский праздник. За это хранение памяти смертной Господь сподобил его христианской кончины среди молитв и священнейших таинств –исповедания, елеосвящения и причащения.

Отцы и братие! Если один только урок усвоим мы от почившего Архипастыря – урок о том, как надо готовиться к смерти, то и этого будет довольно, ибо хорошо готовиться к смерти значит и праведно жить. Поблагодарим его заранее за этот урок, поблагодарим тем способом, который один только может быть для него теперь отрадным, и о котором он просил паству в своем предсмертном завещании. Разумею, конечно, усердную молитву об усопшем, теперь, а равно и всякий раз, когда будем вспоминать о необходимости нам постоянно готовиться к смерти и о том, как исполнял сей долг Преосвященный Арсений. Аминь.

Архиепископ Антоний (Храповицкий).

«Прошу всех и молю, непрестанно о мне молитеся Христу Богу, да не низведен буду по грехом моим на место мучения, но да вчинит мя, идеже свет животный» (Стихира погребения).

Здесь, у гроба, пред лицом страшной и таинственной смерти, пред которой цепенеет мысль и умолкает слово, я, только послушный долгу преданного сына, с подавленным сердцем и невыразимой скорбью выступаю на свящ. кафедру со своим немощным словом почтить память незабвенного нашего Архипастыря Владыки Арсения.

О, как       бесконечно тяжело для меня       исполнение этого печального долга пред недвижными и хладными его останками! Да и для всех нас как трудно освоиться и примириться с прекращением в нем той жизни, которая непрестанно кипела неослабевавшей пастырской ревностью о благе Харьковской паствы и славе Божией! Разве мы не изумлялись в нем этой жажде труда, этой верности высокому долгу своему, этому самозабвению и самоотвержению, когда видели, как он, несмотря на маститую свою старость, до последней минуты все стоял у кормила корабля своей Харьковской церкви, твердо и зорко направляя плавание его к тихой пристани Царства небесного! Чем питалась его пламенная душа, чем поддерживались его силы, что даже при склоне лет своих опережал сильнейших и юнейших в архипастырском своем делании, со счастливым успехом управляясь со всей громадой епархиального управления, входя во все мелочи и подробности, твердо помня ближайшее и дальнейшее, не забывая прошлого, предусматривая и подготовляя последующее, побуждая до последней минуты всех своих подначальных бодрственно и ревностно исполнять долг своего служения?!

Чем, казалось, труднее становилось плавание корабля его церкви, тем ярче разгоралось его архипастырское рвение, тем зорче становилось его управление, тем шире развивалась его деятельность! Самые последние дни его жизни до той минуты, как роковой недуг сразил его, разве не были днями той же неустанной ревности, когда он, не щадя остатков своих сил, священнодействовал пред лицом своей паствы в великие дни Страстной седмицы, в пресветлый день Св. Пасхи, в неделю о Фоме и, наконец, в последнюю среду пред св. чудотворным образом Озерянской Божией Матери?!

Кто мог думать, что эти дни – последние, что эти молитвы его предсмертные и что безжалостная смерть уже витала над ним?!

Казалось, что для этой удивительной жизни пламенного Архипастыря еще не близок конец, что источник его кипучей ревности еще не иссяк. Увы! Жизнь пресеклась, когда не ждали, смерть сразила его, когда он был так необходим пастве и так ею любим! Увы! Громко звучавшая струна с жалобным стоном оборвалась, ярко горевшая лампада погасла, драгоценный елей истощился...

И однако же смерть, столь горестная и нежданная для нас, осиротевших его чад, не была неожиданна для него самого. Мысль о смерти всегда предносилась ему. Она не покидала его ни в расцвете сил и в разгаре трудов, ни тем более в годы маститой старости. Мы всегда слышали его беседы и размышления о ней. Как назидательны и неподдельны были в нем те спокойствие и мудрость, с которыми он всегда глядел в глаза ее неизбежности! И он встречал ее как глубоко верующий христианин с истинно-апостольским упованием: «ибо для меня жизнь – Христос и смерть приобретение: имею желание разрешиться и быть со Христом, потому что это несравненно лучше…» (Флп. 1:21–23).

Как изумлял он всех близких к нему своими давнишними и христиански-рассудительными приготовлениями к кончине! Издавна у него были приуготовлены и гроб и могила и были выражены его сердечные пожелания и указания касательно всех подробностей исполнения над ним священнодействия архиерейского погребенья. Как поразительно было в нем соединение этой жажды архипастырских подвигов со спокойным и деловым приготовлением к кончине!..

И наше выступление со своим немощным словом у гроба его честных останков является исполнением его предсмертного завещания. «Когда я умру, говорил он, скажите слово только о том, что нужнее всего всякому почившему православному христианину, а тем более почившему Apxиерею: слово к моим пасомым о том, что я прошу их усердных молитв обо мне, недостойном: напомните им от меня слова погребальной стихиры: »Прошу всех и молю, непрестанно о мне молитеся Христу Богу, да не низведен буду по грехом моим на место мучения, но да вчинит мя, идеже свет животный».

О, возлюбленные духовные чада почившего Архипастыря! Из безмолвных уст и из недр успокоившегося пламенного сердца возлюбленного Владыки воспримите это последнее его завещание вам, запечатлейте его в своих сердцах и отзовитесь на него своими горячими и усердными молитвами о нем, ибо его бессмертный дух, восходящий ныне к престолу Божественного Пастыреначальника, более всего нуждается в сопутствии ему вашей любви, ваших молитв, ходатайства Св. Церкви!

Его предсмертное прошение о молитвах за него есть пламенный зов его любви к нам. Разве не любовью к пастве вдохновлялась и руководилась его сорокашестилетняя пастырская и архипастырская деятельность?! Паства мыслилась им не как отдельная группа подчиненных ему или избранных лиц, но как весь сонм верующих его чад, весь народ его церкви. Не эта ли любовь и влекла его постоянно к самому живому – молитвенному общению с народом! Он всюду и при всех случаях искал возможности сблизиться с ним, окружить себя им, молиться с ним, поучать его. Где ни приходилось ему архипастырствовать, какие бы службы не совершал он, первая его мысль была о народе, чтобы паству свою возможно больше собрать и объединить около себя, чтобы теснее и гуще верующий народ окружал его. Как часто, готовясь к богослужениям, он просил, чтобы заранее и шире оповещался народ об этом, а во время богослужений, чтобы сонмы людей ближе становились к нему. В своих многочисленных беседах с какой искренностью он разъяснял значение и силу общих молений народа со своими пастырями и архипастырями! Как он любил и умел совершать общенародные церковно-религиозные торжества: крестные ходы, освящения храмов, храмовые и юбилейные празднования, моления общественного и государственного значения! И подлинно, благодаря его горячим заботам, опыту и знанию людей, эти торжества слагались в величественные и прекрасные священнодействия, производившие неизгладимое впечатление.

Незабвенный Архипастырь, сын сельского дьячка, проведший детство и юность в глубокой бедности и в среде простого народа, особенно любил этот крестьянский мир со всей его простотой, убогостью, детской верой и горячими упованиями. Оттуда, из недр этого народа, он вынес и сохранил в себе чудные черты народного характера: нелицемерную прямоту, простоту обращения, глубокую доброту и мягкость сердца, чувство правды и беспристрастия, твердость и самостоятельность и чуткую сострадательность к «маленьким» людям. Вот почему он всегда понимал душевный склад народа и умел говорить с ним задушевным и самым понятным языком. Он старался, умел быть и действительно был истинно-народным архипастырем. И народ ощущал на себе этот огонь его любви: стремился к нему, переполнял храмы, где совершал он божественные службы, с умилением участвовал в его молитвах, с замиранием сердца выслушивал его беседы и часто горячими своими слезами отвечал на слезные и вдохновенные его наставления.

Эти молитвенные его подвиги с народом каким были для него утешением, праздником! Не знавал он тогда ни устали, ни изнеможения, ни недостатка времени: в них он черпал для себя новые силы и еще большую бодрость для новых и новых подвигов во благо народу...

Когда болезнь вдруг сразила его и недвижимо приковала к одру, мысль его и сердце, забыв настоящие страдания, всецело отдались воспоминаниям его народных священнодействий в течение долгих предсмертных дней и ночей ослабевшими устами он непрестанно продолжал беседовать как бы в храме с незримо стоящим пред ним народом о Боге, Едином во Св. Троице, о Пресв. Богородице, о св. чудотворных Ее иконах..., а хладеющая его десница все благословляла и благословляла как бы непрерывно подходящий к нему народ. Так, до последнего своего вздоха он продолжал быть мыслью и сердцем со своим народом, со своей возлюбленной паствой!.. И вот теперь, из безмолвного своего гроба, как уже последнее завещание, обращает к вам свою мольбу, мольбу своей любви к вам: «прошу всех и молю, непрестанно о мне молитеся Христу Богу, да не низведен буду по грехом моим на место мучения, но да вчинит мя, идеже свет животный!...»

Эта мольба его к нам есть зов глубоко и беззаветно верующего православного Архипастыря, знающего, что такое Церковь и насколько сильно ее ходатайство за живых и умерших. Эта вера в Св. Церковь, благоговейная и самоотверженная преданность ей, понимание ее значения для истинно-православной жизни, – все это было самыми яркими чертами мировоззрения незабвенного Владыки. Даже более. Православная церковность не только исповедывалась и проповедывалась им, но и составляла истинную жизнь его самого. Как справедливо наша паства именовала его народным Архипастырем, так же справедливо усвоить ему и наименование истинно-церковного святителя. Осуществлять в личной и в общественной жизни заветы Св. Церкви, осуществлять искренно, настойчиво и самоотверженно, всегда проникаться духом церковности, – это полагал он задачей каждого русского православного человека, а тем более пастыря Православной Церкви. Как часто он напоминал нам всем, что любить Церковь и все церковное и жить жизнью Церкви, – это одно только дает всем и каждому силу, бодрость и утешение жизни... В этом духе он был воспитан еще своими родителями с первых дней детства. Часто любил он вспоминать со слезами своих отца и мать, их глубочайшую и ревностную веру, их преданность и любовь к Св. Церкви, трудолюбие, простоту, терпение и их беспредельное чадолюбие. Любовь к Церкви утвердилась в нем еще тогда, когда он с отцом своим и братьями неопустительно ходил в храм, читал и пел на клиросе, когда первой и главной его учебной книгой дома был часослов, когда вся его детская жизнь проходила в храме, около храма и под его сенью. От дней счастливого детства сложился в его сердце образ Св. Церкви, как прекрасной, величественной, мудрой, попечительной Матери нашей духовной жизни. Этот дух церковности незабвенный Архипастырь со всей силой своего красноречия всегда внушал своей пастве в многочисленных своих словах и беседах. С какой искренностью и задушевностью он убеждал всех нас соблюдать уставы, заповеди и правила церкви: долг говения, посты, поминовение усопших, посещение храмов, домашнюю молитву, уважение к священству, церковное воспитание детей. Но с особливым усердием и настойчивостью он внушал нам любовь к св. храму и священнодействиям Церкви: как много, разносторонне и с каким искусством он в большинстве своих бесед разъяснял значение для православной жизни храма, богослужений, таинств, праздников, песнопений и молитвословий! Как ревностно он заботился, чтобы в храмах своей епархии утвердить строгий церковный порядок и уставность! Как он верил и учил верить, что благоговейное, уставное, разумное и прекрасное церковное богослужение более всего воспитывает нашу душу, составляет силу церкви: главное орудие пастырей в борьбе с заблуждениями и неверием!... «Молитва Церкви досязает до третьего неба, учил он: она сильнее молитв одиноких, она соединяет небо с землей, временное с вечным, она преклоняет любовь и милосердие Божие к темному и грешному мipy человеческому». С какой горячностью и верой во всех случаях своей и общественной жизни он прибегал к этим всесильным молитвам церковным и в них черпал обновление духа своего, успокоение и радость!..

А с каким сердечным умилением он священнодействовал! Как часто лик его в это время орошался слезами, голос дрожал и прерывался от охвативших его молитвенных переживаний! Истовость его богослужений всегда растворялась непритворной искренностью и слагалась в картину вдохновенных и благодатных молений!.. Мало кому ведомая келейная его жизнь была исполнена таких же усердных молитвенных подвигов: близкие к нему видели эти подвиги и часто принимали участие даже в его всенощных бдениях и акафистах. Казалось, что обширность внешних дел по духовному управлению могли его всецело охватить, не оставляя места и времени для личной жизни и внутренних подвигов. И однако же, когда смертельный недуг сразил его, все внешние заботы и думы оставили его: осталась с ним только вера, мысль о Боге и молитва! Минуты душевного его подъема в это время были освящены таинствами Елеосвящения и неоднократным принятием Св. Животворящих Христовых Таин: миром, любовью и всепрощением воспламенялось тогда его сердце, он призывал к себе близких и знаемых, прощался со всеми, молился и благословлял их. Осеняемый благодатью Божией, с несказанным миром и горячей молитвой он и отошел в мир загробной вечности. Какая это была благодатная, истинно-христианская, истинно-архипастырская кончина незабвенного Владыки Арсения!..

По глубокой и самоотверженной любви своей к вам, возлюбленные, по вере своей взлелеянной молитвами, он взывает теперь к вашей любви и к вашим молитвам: «прошу всех и молю: непрестанно о мне молитеся Христу Богу, да не низведен буду по грехом моим на место мучения, но да вчинит мя, идеже свет животный!»

Особливо ныне, возлюбленные, вспомним, как он некогда поучал нас о силе молитв за умерших: «Любовь наша к ближним, говорил он, должна ли простираться только на живых людей, обитающих на земле? А умершие? Разве они не существуют и исчезли? О, нет. Они после телесной смерти живы душами своими: у Бога нет мертвых: Бог есть Бог живых. А в таком случае любовь наша должна обнимать и всех наших усопших. Эта любовь наша к умершим даже необходима для них, ибо получение Царства Небесного некоторыми из них зависит от наших молитв за умерших...

Любовь наша идет за ними в вечность и, воспламеняясь в наших горячих молитвах за них, облегчает их участь и привлекает к ним милость Господню. В особенности такую спасительную для них силу имеют молитвы Св. Церкви, соединенные с принесением Бескровной Жертвы. Итак, молитвы за умерших – это непременная обязанность нашей любви к ним. И какое действительное благо для них молитва Св. Церкви! Мы не можем сомневаться в том, что во время молитв нашей любви о них они радуются и получают за гробом истинное утешение, постепенно освобождаются от уз вечной темницы и восходят, по благодати Божией, к Царству Небесному!»

В Бозе почивший наш незабвенный Архипастырь теперь просит и молит нас молиться и за него.

О, возлюбленный, добрый, сердечный, правдивый наш Святитель и Отец! Нужно ли тебе просить нас об этом, когда наши сердца, так любившие тебя за твою любовь при жизни, теперь, когда ты покидаешь нас и восходишь ко Престолу Божественного Пастыреначальника, еще более пламенеют к тебе глубокой и нелицемерной любовью?!

«Любовь никогда не перестает, говорить Св. Ап. Павел, хотя и пророчества прекратятся и языки умолкнут и знание упразднится» (1Кор. 13:8). Мы верим по опыту твоей жизни, что твоя любовь к нам не престанет, но не престанет и наша любовь к тебе, ибо она сильнее смерти. Наша любовь, любовь всей твоей паствы –церкви Харьковской, дерзновенно пойдет за тобой в вечность, а с нею и наши горячие и неотступные мольбы о тебе, наш великий учителю и молитвенник!

Да воздаст же тебе Милосердный Господь венец славы и вечное блаженство за великие подвиги твоего земного святительского служения! Ты отдал свою жизнь благу и спасению ближних твоих, да ублажит же и тебя Господь вечным покоем и миром там, где нет ни печали ни воздыхания, но жизнь бесконечная!

Вместе с этим любовь наша сыновне молит и тебя: ты, Архипастырю наш и Отец, восходя ко Христу Богу и Спасителю нашему, предстань и за нас, чад твоих: по благодати архиерейской, данной тебе, заступи за нас и глоголи Господу: «Се Аз и дети мои».., преклони и к нам Милосердие Божие, да некогда и нас соединит Он с тобой в Царстве славы и жизни нескончаемой!.. Аминь.

Прот. П. Фомин.

1914 г. 1 мая

Высокопреосвященнейший Арсений, Архиепископ Харьковский и Ахтырский, достигший преклонного 75 летнего возраста, тяжко занемог 16 апреля, утром. Еще недавно бодрый и энергичный, не опускавший почти ни одной праздничной церковной службы и своих занятий по управлению епархией, Высокопреосвященнейший Архиепископ, к великому прискорбию своей паствы, 7 января сего года уже подвергся легкому параличу, который напомнил трудолюбивому святителю о его пошатнувшемся здоровье. Но сильный духом, маститый Харьковский Архипастырь не покинул своих служебных занятий и после краткого лечения вновь стал совершать церковные службы и вести обычные деловые занятия. В конце пасхальной недели Высокопреосвященнейший Архиепископ Арсений даже предпринял путешествие в Богодуховский женский монастырь, где 13 апреля, в Фомино воскресение, совершил Божественную литургии и возвел настоятельницу монастыря монахиню Лидию в сан игумении. Как в Богодухове, так и по возвращении в г. Харьков, Высокопреосвященный Архиепископ чувствовал себя вполне здоровым и бодрым и 14 и 15 апреля принимал у себя многих должностных лиц и просителей, делая соответствующие распоряжения и служебные указания. По видимому ничто не предвещало последующих роковых событий. 16 апреля, в среду, Высокопреосвященный пожелал совершить в Озерянской церкви Харьковского Покровского монастыря молебен с акафистом перед Чудотворной Озерянской Иконой Божьей Матери перед обычным перенесением Иконы на летнее время в Куряжский монастырь. Во время чтения акафиста Владыка внезапно почувствовал себя дурно и немедленно был уведен в алтарь, а затем был перенесен в архиерейские покои. Вызванные к Владыке врачи, – профессор И. Н. Оболенский, В. А. Рубинский и В. П. Бобин, констатировали у больного сильное кровоизлияние в мозг и последовавшее общее параличное состояние. Положение больного сразу стало угрожающим. После некоторого времени у Высокопреосвященного явилось сознание и способность речи. Но вскоре сознание вновь оставило Владыку, болезненный процесс не поддавался разрешению и положение больного ухудшилось. Высокопреосвященный Архиепископ, сознавая свое положение, сердечно простился со всеми, посетившими его, сделал все необходимые предсмертные распоряжения, причастился св. Таин и принял таинство св. елепомазания, готовясь к переходу в лучший мир. Накануне смерти состояние здоровья Высокопреосвященного особенно ухудшилось, физические силы упали, пульс испортился, и роковой исход стал неизбежным: в 3 часа 45 минут дня, 28 апреля, в понедельник, благостнейший Архипастырь Харьковский тихо скончался. О кончине Высокопреосвященного осиротелой Харьковской пастве было возвещено печальным звоном с колокольни Кафедрального собора, которому стал вторить перезвон всех городских церквей. По траурному звону в покои Архиепископа стали собираться городское духовенство, начальствующие лица епархиальных учреждений и почитатели Высокопреосвященного. В 6 часов вечера торжественная, но печальная процессия из соборного, монастырского и городского духовенства выступила в архиерейские покои для перенесения со славой в церковь тела почившего Архипастыря. В обширном зале архиерейских покоев заняли места архиерейские певчие, архимандриты, протоиереи и иереи, участвующее в процессии во главе с Преосвященнейшим Феодором, Епископом Сумским. У закрытых дверей внутренних покоев Владыки стали в священных облачениях диаконы с кадилами, протодиакон кафедр. собора и иеромонах с св. крестом на блюде, имея пред собой жезлоносца с архиерейским жезлом, а по сторонам двух иподиаконов с дикирием и трикирием. Закрытые двери архиерейских покоев открылись и наступила тяжелая минута: в дверях появился облаченный в архиерейскую мантию и клобук, скончавшийся Архиепископ, восседающий на высокой архиерейской кафедре, которую несли диаконы в священных облачениях. При торжественном пении хора архиерейских певчих, тело почившего Apхиепископа было перенесено в Крестовую архиерейскую церковь, где последовало облачение почившего в священные одежды, по установленному чину архиерейского облачения, и тело было положено в кипарисовый гроб, покрытый архиерейской мантией. Затем Преосвященнейшим Феодором, Епископом Сумским, в сослужении архимандритов Иосифа, Афанасия и Рафаила, игумена Епифания, кафедрального протоиерея И. Гончаревского, ректора Дух. Семинарии прот. А. Юшкова, ключаря кафедр. собора протоиерея JI. Твердохлебова, членов Дух. Консистории и монашествующего и городского духовенства, была совершена первая панихида по скончавшемуся Архиепископу Арсению. На панихиде присутствовали: Харьк. губернатор, камергер Высочайшего Двора М. К. Катеринич, вице-губернатор г. Масальский-Кошуро, начальствующие лица епархиальных учреждений, родственники почившего и масса народа.

По окончании панихиды, монашествующим духовенством было совершено всенощное бдение по парастасу, а затем у гроба почившего Архипастыря было начато чтение св. Евангелия монашествующим и городским духовенством, по особо установленному наряду, каковое чтение совершалось непрерывно до дня погребения умершего.

В 8 часов вечера того же дня в здании Дух. Консистории, под председательством Преосвященнейшего Епископа Феодора, состоялось заседание членов Консистории и начальствующих лиц епархиальных учреждений и духовно-учебных заведений для выработки церемониала погребения в Бозе почившего Архиепископа и о кончине его было сообщено Св. Синоду, многим иерархам, местным правительственным лицам и учреждениям и всем благочинным и настоятелям монастырей и церквей Харьковской епархии.

29 апреля, во вторник, в той же Крестовой церкви Покровского монастыря архимандритом Афанасием, в сослужении монашествующего духовенства, была совершена Божественная заупокойная литургия, а затем было продолжено чтение св. Евангелия у гроба Архиепископа городскими протоиереями и иереями; причем назначенные по наряду два диакона держали у гроба рипиды, а другие два диакона совершали каждение.

В Кафедральном соборе и городских церквях также были совершены заупокойные литургии и панихиды по скончавшемуся Архиепископу Арсению. Панихиды также были совершены в духовно-учебных заведениях и многих мужских и женских гимназиях г. Харькова, в присутствии преподавателей и учащихся. В 12 часов дня у гроба почившего была совершена вторая панихида, в совершении которой приняли участие 1 и 2 группы протоиереев и иереев, читавших Евангелие, во главе с архимандритами Иосифом, Афанасием и Трифоном. От 12 часов дня до 5 час. вечера было продолжено чтение св. Евангелия по наряду, а в 5 часов вечера состоялось торжественное перенесение тела почившего Архиепископа из Крестовой в Озерянскую церковь Покровского монастыря.

К началу перенесения прибыли: все монашествующее и городское духовенство, г. Харьк. Губернатор М. К. Катеринич, г. вице-губернатор, представители правительственных, общественных и городских учреждений, чиновники Духовной Консистории, начальствующие всех епархиальных учреждений и духовно-учебных заведений с учебным персоналом и учащимися по 10 человек от каждого класса от Дух. Семинарии, Духовного училища, Епархиального женского училища, городских церковно-приходских школ и некоторых светских учебных заведений и масса народа, заполнявшая монастырский двор и прилегающие к нему улицы. Перед началом перенесения Преосвященнейший Феодор, в сослужении четырех архимандритов и всего монастырского и городского духовенства, совершил у гроба краткую литию, а в 5 часов вечера, при особо торжественной обстановке и перезвон колоколов, последовало перенесение тела почившего Архиепископа из Крестовой церкви Покровского монастыря в Озерянскую церковь того же монастыря. Печальная процессия была совершена по следующему порядку:

1. фонарь, несомый послушником в стихаре; 2. крест запрестольный, несомый послушником в стихаре; 3. Городское знамя. 4. две хоругви, несомые двумя псаломщиками в стихарях. 5. крышка гроба, несомая четырьмя диаконами на плечах. 6. иеромонах с клобуком и четками Архиепископа на блюде, имея по правую сторону жезлоносца с жезлом, а по левую свещеносца со свечой. 7. диакон с митрой и малым омофором на блюде, имея по сторонам двух диаконов с кадилами. 8. Депутация городской думы, чины Консистории, церковные старосты и др. 9. диаконы по два в ряд, в стихарях. 10. Архиерейский хор в полном составе, в парадной форме. 11. Архимандриты, игумены, протоиереи и священники, по два в ряд, младшие впереди, в священных облачениях. 12. Преосвященнейший Феодор, Епископ Сумский, с протодиаконом, имея впереди себя иподиаконов с дикирием и трикирием. 13. Духовник почившего Архиепископа с иконой, имея по сторонам двух диаконов с кадилами. 14. Гроб с прахом в Бозе почившего Архиепископа, несомый г. Губернатором, вице-губернатором, архимандритами и протоиереями; по сторонам гроба четыре диакона с рипидами, а впереди их два дракона с дикирием и трикирием. 15. Родственники почившего, представители власти и народ.

По прибытии в храм и установке гроба на отведенное место среди церкви, Преосвященнейшим Феодором, Епископом Сумским, в сослужении архимандритов Иосифа, Афанасия, Трифона и Рафаила, кафедрального протоиерея И. Гончаревского, ректора Дух. Семинарии протоиерея А. Юшкова, профессора богословия протоиерея Н. Стеллецкого, ключаря собора протоиерея Л. Твердохлебова, монастырского и городского духовенства, была совершена у гроба третья панихида, а затем было продолжено чтение св. Евангелия городским и монашествующим духовенством по установленному наряду.

30 апреля, в среду, в Озерянской церкви Покровского монастыря архимандритом Иосифом, в сослужении монашествующего духовенства, была совершена заупокойная литургия, а после нее вновь последовало чтение св. Евангелия у гроба городским духовенством, по наряду.

В тот же день, в 9 часов 14 мин. утра, в г. Харьков прибыл командированный Св. Синодом для совершенна погребения почившего Архипастыря член Св. Синода Высокопреосвященнейший Антоний, Архиепископ Волынский и Житомирский. Прибывший Высокопреосвященнейший Архиепископ Антоний на станции Харьков был встречен Преосвященнейшим Феодором, Епископом Сумским, секретарем Дух. Консистории И. С. Самойловичем и экономом Покровского монастыря архимандритом Рафаилом, а у поезда архиерейского дома прибывший Владыка был встречен архимандритами Иосифом, Трифоном и Аристархом, кафедральным протоиереем И. Гончаревским, ключарем собора протоиереем Л. Твердохлебовым, благочинными городских церквей протоиереем В. Александровым и священником П. Вишняковым и братией Покровского монастыря. По прибыли в монастырь, Высокопреосвященнейший Архиепископ Антоний непосредственно последовал в Озерянскую церковь для поклонения праху почившего Архиепископа Арсения, а затем в архиерейских покоях принял всех лиц, приветствовавших Владыку, и имел с ними совещание о предстоящем погребении почившего.

В 12 часов дня у гроба почившего Высокопреосвященнейшим Архиепископом Антонием, в сослужении архимандритов Иосифа, Трифона, Аристарха и Рафаила и протоиереев, читавших у гроба Евангелие, была совершена панихида, после которой было продолжено чтение Евангелия городским духовенством. В 6 часов вечера в Озерянской церкви Покровского монастыря Высокопреосвященнейшим Архиепископом Антонием, в сослужении шести архимандритов и всего монастырского духовенства, при участии хора архиерейских певчих, было совершено всенощное бдение по парастасу об упокоении души усопшего Архиепископа.

1 мая, в четверг, состоялось погребение почившего Харьковского Архиепископа Арсения. Еще задолго до начала литургии двор Покровского монастыря и прилегающие к нему улицы начали заполняться народными массами, желавшими почтить память усопшего. Для поддержания порядка при погребении были командированы полицейские чины, а для отдачи почившему военных почестей прибыли местные войска с оркестрами музыки и расположились в монастырском дворе по пути следования погребальной процессии. В 9 часов утра, в монастырской Озерянской церкви, где находился гроб с телом почившего Архиепископа, началась торжественная Божественная литургия, которую совершали: Высокопреосвященнейший Антоний, Архиепископ Волынский и Житомирский, Высокопреосвященнейший Стефан, Архиепископ Курский и Обоянский и Преосвященнейший Феодор, Епископ Сумский, в сослужении ректора Полтавской Дух. Семинарии архимандрита Памфила, архимандритов Харьк. Покровского монастыря Иосифа и Афанасия, настоятеля Святогорского монастыря архимандрита Трифона, настоятеля Ахтырского монастыря архимандрита Аристарха, эконома Покровского монастыря архимандрита Рафаила, ректора Харьк. Дух. Семинарии протоиерея А. Юшкова, кафедрального протоиерея И. Гончаревского, старейшего Харьк. протоиерея И. Пичеты, игуменов Епифания и Моисея, ключаря кафедр. собора протоиерея Л. Твердохлебова и родственников почившего, священников А. Брянцева и Г. Эльмановича, при участии протодиакона собора В. Вербицкого и архиерейского и семинарского хоров под управлением М. С. Ведринского. В конце литургии Высокопреосвященнейший Архиепископ Антоний произнес речь, посвященную памяти покойного Архиепископа Арсения, как своего бывшего доброго учителя.

Перед отпеванием в Бозе почившего Архиепископа Арсения член Дух. Консистории протоиерей П. Фомин, согласно воле почившего, сказал надгробное слово, охарактеризовав благостного почившего Архипастыря.

Затем, среди храма последовало торжественное совершение чина отпевания, в котором приняли участие все монастырское и городское духовенство и многие из приезжих священников, всего около 150 священнослужителей. В конце отпевания ключарем собора протоиереем Л. Твердохлебовым было прочитано духовное завещание почившего Архиепископа Арсения к пастве следующего содержания:

«Во имя Отца, и Сына, и Св. Духа. Аминь. Благодарю Бога, в Троице славимого, за то, что я родился и воспитался в св. Православной христианской вере и в св. Православной Церкви Христовой. Да упокоит Господь в селениях праведных моих родителей Димитрия и Анну за то, что они дали мне доброе христианское воспитание и направление, привязали меня к Церкви Христовой и произвели во мне любовь к храму Божию и Богослужению церковному. За то же самое благодарю всех бывших моих начальников, наставников и руководителей и молю Господа, о даровании им вечного блаженства в царстве небесном. Слава и благодарение Господу, что Он удостоил меня служить Ему в священном сане и славословить Его в церковном Богослужении и проповедании Его спасительного учения. Заповедаю вам, возлюбленные братие, сестры и чада мои о Господе, крепко содержать св. Православную веру Христову, со всей сыновней преданностью принадлежать св. Православной Церкви Христовой, в которой одной истинный путь ко спасению, твердо и неуклонно содержать св. уставы и правила церковные, не предаваться лжеучениям, противным учению Христову и Его св. Церкви и не уклоняться в ереси и расколы. Прошу и молю вас, отцы, братья и сестры: вознесите о мне грешном ваши моления ко Господу, да простит Он мне мои согрешения и удостоит меня быть хотя последним в числе Его избранных и привитать хотя позади их в Его вечном блаженном Царстве. Служение мое в Церкви Божией было высокое, а житие мое было скверное. Страх и трепет объемлет меня при мысли, как бы за греховную жизнь мою оное не послужило к вящему осуждению меня на вечные мучения. Одна только надежда у меня на милость Божию, на молитвы Церкви и на Ваши молитвы, отцы, братья и сестры. Простите мне грешному все мои согрешения и обиды и помолитесь о мне. А я от всей души всех прощаю и благословляю. Аминь. Смиренный Арсений, Архиепископ Харьковский и Ахтырский».

При совершении литургии и отпевания присутствовали: родственники почившего, и. д. командира Корпуса, командующий 10 кавалерийской дивизией граф Ф. А. Келлер, Харьк. губернатор, камергер Высочайшего Двора М. К. Катеринич, вице-губернатор г. Масальский-Кошуро, попечитель учебного округа П. Э. Соколовский, прокурор судебной палаты А. А. Крылов, прокурор окружного суда Н. А. Волчанецкий, председатель окружного суда П. А. Филиппов, начальник жандармского управления генерал-майор А. Н. Рыковский, представители города, земства, купечества, общественных учреждений секретарь и чиновники Дух. Консистории в полном составе, начальствующие лица всех епархиальных учреждений и духовно-учебных заведении с преподавательской корпорацией и учащимися от Дух. Семинарии, Духовного Училища, Епархиального женского Училища и городских церковно-приходских школ и масса народа.

После отпевания последовало перенесение тела почившего Архиепископа к могиле, устроенной в Трехсвятительской церкви Покровского монастыря близ могилы Архиепископа Мелетия. Похоронная процессия последовала из западных дверей Озерянской церкви в том же порядке, в каком было совершено перенесение тела из архиерейских покоев в церковь, а затем последовало обнесение тела вокруг церкви с пением ирмосов великого канона «Помощник и Покровитель». Крышку гроба несли диаконы, а гроб назначенные протоиереи и иереи. Во главе процессии следовали: Высокопреосвященнейший Архиепископ Антоний, Высокопреосвященнейший Архиепископ Стефан и Преосвященнейший Епископ Феодор с духовенством. При выходе процессии из храма войска взяли «на молитву», военные оркестры заиграли гимн «Коль славен наш Господь в Сионе» и раздался погребальный звон всех городских церквей. По прибытии в Трехсвятительскую церковь и совершении краткой литии, кипарисовый гроб с телом почившего Архиепископа Арсения был поставлен в цинковый гроб и опущен в устроенный в церкви склеп-могилу. Погребение закончилось около 4 часов дня, а затем в епархиальном доме была предложена трапеза, которую разделили участвовавшие в богослужении Архипастыри и духовенство.

Ключарь кафедрального собора

Протоиерей Л. Твердохлебов