По поводу современной войны (1915 г.)

Настоящая кровавая война поставила пред общественным сознанием вопрос, настойчиво требующий решения: почему немцы, одна из образованных европейских наций, во время войны заявили себя такими проявлениями грубого зверства, людского одичания, какие свойственны только самым грубым варварским племенам. Различие между первобытными дикарями и давно культурными немцами будет состоять только в том, что зверские склонности диких зависят от их некультурности, а зверства культурной нации развились в цивилизованной стране, где начала исповедуемой религии и гуманитарные стремления науки и всей европейской цивилизации, по-видимому, не могли бы создать настойчиво проводимую и правителями, и управляемыми систему убийств мирных жителей, насилия, грабежа, разорения христианских святынь и уничтожения памятников искусства и науки. Эта система, как проявления безумия, овладевшего целою нациею, подорвала ценность прославленной германской культуры, и вызвала взрыв негодования в лучшей части человечества. Современное сознание встретилось с фактом поразительным в жизни культурного человечества, но, нужно прибавить, не новым. Немецкое зверство и одичание ярко обнаружились во время франко-прусской войны и в умах лучших людей нашего общества вызвали сомнение в ценности германской культуры. «Вот из недр цивилизации, в самом сердце Европы, народилось в XIX веке чудовище материальной грубой силы, не знающей меры своим притязаниям», – писал Никитенко в своем «Дневнике» в 1870 году. «Прославленная цивилизация дала только усовершенствованные орудия убийств и софистическую диалектику для оправдания варварской политики завоевания и грабежа. Что же уважать в человечестве? Да, наука не делает людей лучшими. Пример пред глазами. У кого наука показала столько успехов, как у немцев? И что же? Посмотрите, каковы они в упоении своих побед над австрийцами и французами. Недалеко ушло человечество на пути, так называемого, прогресса! Куда девались, например, прославленные глубокие, философские, гуманные стремления в науке немцев? И вообще, много ли содействовала наука к истинному, существенному улучшению человека, если он по-прежнему остается таким же рабом своих животных влечений. Нет! Вся наша настоящая цивилизация, наш прогресс и наша наука, – все это пустые слова, и человечество находится еще на очень низкой степени развития, несмотря на свои железные дороги, машины, свои фабрики, политическую экономию. Я не спорю, что все, что есть, есть так, как должно быть, что иначе оно и быть не может. Но в таком случае, зачем кричать о величии века, о чудных успехах науки, о прогрессе и проч. Ведь, все это грубая, пошлая ложь, блеск снаружи и смрад внутри». «Пруссаки грабят, жгут, расстреливают народ, ибо армии нет», – писал другой современник войны 1870 года. Так вот чем разрешилась пресловутая германская культура, и эти временщики случайности думают владычествовать над миром и основать какую-то чудовищную империю. Впрочем, дело не в том, чтобы быть или не быть этой фурии, а в том, что она успеет наделать еще много пакостей и, чего доброго, России, своей наивной соседке».

Поразивший в 1870 году умы русских людей факт, что немцы, несмотря на свою вековую культуру, заявили себя народом варварским, стоящим на очень низкой степени развития, в свое время мало обратил на себя внимание нашего общества. Мы продолжали усиленно преклоняться пред немецкою культурою, видя только ее хорошие стороны и не замечая, что под наружным блеском скрывается смрад внутри. Мы продолжали уважать немца за его хорошие качества умственные и нравственные, и не предполагали, что эти качества могли вдруг исчезнуть, и в добродушном и порядочливом немце мы встретим зверя. Настоящая война обнаружила во всей наготе факт не новый, но теперь уже твердо установленный, – факт духовного одичания и нравственного разложения немцев. В настоящее время русская общественная мысль занята объяснением этого трудно объяснимого факта. «Мы бьемся над разрешением единственной в истории психологической загадки», – пишет в «Русских Ведомостях» кн. Ев. Трубецкой. «Великий народ внезапно натолкнулся на какой-то роковой предел, за которым кончаются его добродетели и положительные качества, как нравственные, так и умственные. Здесь все превращается в свое противоположное, – и человек, и мыслитель, и нравственность, и элементарная предусмотрительность; культура отлетает, а вместо нее воцаряется озверение и безумие. Что это за предел германского гения? Выяснение его сущности имеет для нас теперь интерес не теоретический только: успешность нашей борьбы с Германией в настоящем и будущем в значительной мере зависит от того, в какой мере мы поймем и усвоим заключающийся здесь жизненный урок»¹. Более надежный путь к разрешению психологической загадки, какую задало нам необычное переживаемое нами время, мы можем найти, если обратимся к прошлому и там будем искать нужных для нас объяснений.

Духовное одичание немца началось давно, вместе с упадком веры христианской в Германии. Основное начало христианской жизни и мысли, которое ведет человека на всем его жизненном пути – от вступления в церковь до гроба; сознание своей греховности и виновности пред Богом было немцами забыто в жизни и отвергнуто в мысли. Это сознание служит началом истинного прогресса, стремления к идеалу, источником доброжелательного отношения к другим и даже врагам. Протестантство способствовало утрате этого сознания тем, что отвергло в христианстве религиозный культ и заменило его проповедью, как единственным средством устроения духовной жизни человека. Отвержение литургии, как бескровной жертвы, приносимой с сердцем сокрушенным и смиренным за всех и за вся, по преданию и духу православия, лишило протестантство благодатного средства к устроению человека, здесь – на земле и на небе, средства данного сшедшим с небес и воплотившимся Сыном Божиим. Литургия, как жертва, приносимая верующими со Христом с теми чувствами и расположениями, с какими приносил Себя в жертву Спаситель мира, не есть только никогда неумолкающая проповедь Сына Божия, но, по словам нашего вдохновенного богослова, есть дело Божие, превосходящее своим величием все дела Божия на земле. «Литургия подвизает к самоотвержению, подвигам любви, милосердия и сострадания, соединяет всех в один союз братства, в один союз небо и землю, Ангелов и человеков»². В кратком художественном слове русского гения Гоголя, прекрасно выражено великое значение литургии для культурного развития человека. «Действие Божественной литургии велико, зримо и воочию совершается, в виду всего света и сокрыто. Если только молящийся благоговейно и прилежно следит за всяким действием, душа его приобретает высокое настроение, заповеди Христовы становятся для него исполнимы, иго Христово и бремя легко. А потому для всякого, кто только хочет идти вперед и становиться лучше, необходимо частое, сколько можно, частое посещение Божественной литургии.

Она нечувствительно строит и созидает человека, и если общество еще не совершенно распалось, если люди не дышат полною непримиримою ненавистию между собою, то сокровенная причина тому есть Божественная литургия, напоминающая о святой, небесной любви к брату». Идейная любовь к людям, внушаемая и христианскою проповедию, и системами христианской морали в жизни весьма часто совмещается не только с безучастным, но и презрительным отношением к человеку, как брату. Небесная любовь к человеку, как брату, насаждает в душе человека свыше, сокрытым для взора действием Св. Духа, при принесении разумной и бескровной жертвы по спасительной заповеди Господа и преданию апостольскому. Отвергнув благодатные средства к устроению жизни человека, лютеранство оказалось бессильным сохранить христианские начала в жизни немцев. Богословская мысль образованных и близко стоящих к пастве проповедников-пасторов и совершаемое ими богослужение, скудное, наскучившее и прихожанам, и пасторам³, не могли сохранить чувства веры, когда европейская немецкая культура, основанная не на христианских началах, а языческих, отвергла не обычаи и суждения, не имеющие оснований в Слове Божием, а самые основные начала христианства. Вместо христианского культа немцы создали себе новый культ, служение которому привело их к одичанию духовному – к умственному и нравственному разложению.

Оскудение духовной жизни среди всех классов германского народа обнаружилось в начале прошлого столетия и было засвидетельствовано их духовными руководителями. В Православном Обозрении за 1869 год помещены были чрезвычайно интересные письма из Германии Голубкова. Эти письма изображают религиозно-нравственную жизнь германского народа и дают характеристику современного немца, ярче и полнее которой трудно представить. В начале этих писем приведена речь, сказанная в одном из заседаний земского синода в Штутгарде, членом его, прелатом Капфом. «Прежде всего, Капф предлагает вопросы: что такое церковь, и к чему она должна стремиться. Истинная церковь, говорит он, есть Царство Божие на земле; ее составляют избранные пастыри и святые богоугодные люди. Пастыри и проповедники должны созидать и устроять церковь Христову посредством проповеди и учения. Изобразив в кратком очерке историю протестантства во времена Лютера, в XVII и XVIII столетии и переходя к XIX; он изображает его следующими чертами. Об охлаждении религиозной жизни в начале нынешнего века достаточно свидетельствует Иоанн Мюллер, мадам Сталь, Шиллер. У наших консисторских советников и чиновников замерла духовная жизнь; благодаря им, мы до сих пор продолжаем петь в храмах бессодержательные церковные песни. Небрежение духовным званием, безучастие к трудам миссионеров – вот наследство, которым владеет наше поколение, – с присоединением материальных интересов, которые в настоящее время поглощают все прочие стремления и требования. Это материальное направление поддерживается фальшивым либерализмом, лже-философскими сочинениями, антихристианскими периодическими изданиями, безнравственными романами, рассказами, стихотворениями. Неверие стало сигналом нашего времени; антихристианская пресса распространяет его все далее и далее в народных мыслях. Люди образованные и полуобразованные, отнимая веру у народа, сами не знают, что делают; бедный народ без веры остался не при чем, его нравственность в упадке, пьянство и разврат составляют самую мрачную сторону его жизни. Отсюда – прогрессивно возрастающая смертность детей. Наш народ любит посещать трактиры и питейные заведения, из которых выносит грубые привычки и нравы. Страсть к гнусным удовольствиям сопровождается печальными последствиями: драки, буйства, семейные раздоры, соблазнительные истории и разные бесстыдства, даже в вагонах железных дорог, все это стали почти обыденными явлениями. Равнодушие к вере, церковный индифферентизм, даже какая-то скотская бесчувственность ко всему идеальному заметны не только в низших классах народа, но и между, так называемыми, людьми образованными, даже между чиновниками и правительственными лицами».

Приведя эту речь Капфа, автор писем из Германии, ярко изображает тип немца, останавливая свое внимание на одном, национальном пороке немцев, отмеченном в речи протестантского пастора – пьянстве. «Теперь посмотрим, что такое пьянство протестантов-швабов. За этим явлением скрывается самый сухой эгоизм. Немец расчетлив в самом кутеже, он никогда не пропивается; он идет в шинок, гостиницу, трактир – вовсе не для того, чтобы пропить свои деньги и расстроить свое хозяйство. Он идет туда от нечего делать, т.е. после того, как уже исправил свои дела. Даже в шинке он расчетлив и практичен: он не поставит своей копейки ребром для угощения своих товарищей и не напьется до самозабвения. Но не думайте, чтобы этот благовидный кутеж был нравственнее пьянства русского человека. Как ни мрачны картины последнего, но темные стороны первого несравненно мрачнее и безотраднее. Не напрасно пасторы вооружаются против него. Не без основания прелат Капф клеймит это явление позорными именами. Протестантское духовенство осуждает трактирные удовольствия своих прихожан не потому, что они слишком грязны и доводят до нищеты, а потому, что они уже чересчур постоянны, всегдашни, безнадежны. В этих удовольствиях выражается самое крайнее эгоистическое и материалистическое направление немца; между тем, как пасторы все-таки считают себя истолкователями Божественного Откровения. Экономист-шваб, пожалуй, посещает свой храм довольно исправно; но он делает это как-то машинально, по заведенному обычаю или просто для развлечения. Между тем, все его мысли заняты своим настоящим гешефтом; тут он весь погружен душею и телом; и если в воскресные или праздничные дни оставляет свои гешефты, то это делает не столько по религиозным побуждениям, сколько для своего удовольствия. Побывавши на час в храме, где он с немецким терпением выслушивает длинную проповедь пастора, да пропоет машинально несколько стихов из своего молитвенника, идет он... Куда? Дома скучно, родственных связей не уважает. А между тем, на каждом шагу попадаются ему гостиницы, ресторации, питейные дома: там пиво хорошо, здесь много публики. И вот принарядившись по-праздничному, отправляется бродить по этим публичным заведениям. Все эти заведения в праздничные дни переполнены, бывают, гуляющим людом, точно так же, как и у нас на Руси, только с тою разницею, что в наших питейных и трактирных заведениях наш народ гуляет нараспашку, с непритворным веселием, тогда как немцы в самых трактирах умеют казаться людьми солидными, сдержанными, серьезными. Чем же занимаются эти серьезные и прилично одетые люди? Да ничем. От безделья играют в карты, шашки, шахматы, на биллиарде и т. п. Но не думайте, что эти игры были, так сказать, «искусством для искусства». Такого удовольствия немец не позволит себе, из самой игры он делает гешефт и интересуется ею, когда на столе звенят деньги. Вслед за мужьями (только порознь от них) идут в ресторации их жены и дети. Из этого краткого очерка читатель может видеть, против чего пасторы восстают, и что они осуждают в своих прихожанах. Они восстают именно против того эгоистического и крайне материалистического направления, которое до крайности сферу духовно-нравственной жизни немца ограничивает его одним животным существованием и доводит его до того, что теперь живет одними воспоминаниями о своих великих мыслителях и поэтах, устраивая в честь их памятники, праздники, юбилеи, собрания, на которых приторное самохвальство доходит до какого-то самообожания. Как видите, жизнь современного немца – жизнь крайне ограниченная, узкая, механическая, в которой самим лютеранам – не только пасторам, но и всем сколько-нибудь мыслящим и порядочным людям – становится душно, жутко, больно. Вот как отзываются об этой жизни сами немцы. «Бездарные времена! Бесплодные года! На нашем времени лежит какое-то проклятие неспособности и бездарности. В нынешнем поколении замерли благородные чувства. Неблагодарная современная почва не производит ничего великого и прекрасного. Все это или расточено на глупую забаву толпы, или обезображено и окарикатурено в руках сумасбродов, если не попало на службу властолюбивой партии». Голос разочарования слышится даже в палатах государственных. Вот что дошло до нашего слуха из баварской палаты, где оратор, горько жалуясь на современное состояние Германии, сказал: «Если бы мне привелось после смерти опять возвратиться в этот мир, то я стал бы молить Господа, только об одном, чтобы мне не родиться в другой раз немцем». Не правда ли, читатель, как от этой, духовно отжившей среды немецкой, веет нравственным разложением?

Автор писем из Германии, основываясь на своих личных наблюдениях и на речи пастора Капфа, причину мрачных сторон религиозно-нравственного состояния современных ему немцев, видит в рационализме протестантства, которое, предоставив своим последователям безграничный произвол в толковании Божественного Откровения, способствовало распространению неверия, а с неверием пала и нравственность. Это было писано года за полтора до франко-прусской войны. Это война обнаружила духовную сущность немца и открыла выступившие в жизни причины разложения образованнейшего народа, последователя евангелического исповедания, освобожденного от преданий, не имеющих основания в Откровении. В отношении к французам немцы в 1870 году проявили ту же черту, какую они в продолжение всего своего исторического существования проявляли по отношению к родственным им по крови славянам. Духовная сущность немца ярко была охарактеризована одним из замечательных русских мыслителей-публицистов прошлого столетия Η. П. Гиляровым в передовых статьях его газеты «Современные Известия». «Германия, – писал он в самом начале войны 1870 года, – это заклятый враг славянства, прирожденный пожиратель славянского племени. Да оно и не удивительно: весь немец сам состоит только разве на десятую часть из тевтонца: ведь, восемь частей крови в нем есть славянства, девятая часть еврейства, десятая часть немецкая. Но разница та, что еврея перерождает в себя немец с любовию, а славянина с ненавистию"⁴.

Эта характерная черта немца – ненависть к славянам, а равно и другим неславянским народам, отмечается профессором Сикорским. «Немцы в течение всей истории, пишет он, и доныне старались обессиливать и истреблять славян вконец, овладевая затем их имуществом и территорией и имея о славянах оскорбительное и глубоко неправильное мнение, как о низшей расе, назначенной служить подстилкой и пищей немецкому народу. Действия немцев соответствовали этим грубым понятиям, которым не чужды государственные люди и даже некоторые ученые Германии. Такова жалкая и невежественная идеология, которой отдались немцы в отношении к славянам и которою руководились их государственные люди и правители, особенно в Германии и Австрии. То же замечалось отчасти и по отношению к другим (не славянским) народам. Это обычный немецкий прием! Таким приемом император Вильгельм, несколько лет тому назад, хотел овладеть у французов частью принадлежащего им Марокко, у бельгийцев он стремился теперь отнять их высококультурную страну, подобно тому, как Австрия отняла у Турции Боснию и Герцоговину, у сербов завоеванный ими доступ к Адриатическому морю, который она заменила дорого стоящим путем чрез Австро-Венгрию. Объявление войны Сербии в июле прошлого года было беззастенчивым предлогом для ограбления и покорения этой маленькой геройской страны. Приводить дальнейшие примеры значило бы повторять всю историю германо-славянских отношений. Имя этим отношениям: отнятие сильным у слабого»⁵.

Стремление немцев к всемирному владычеству создало в сердце Европы «не знающее меры своим притязаниям чудовище грубой материальной силы», которое стремилось не только лишить свободы другие народы, но и лишить смысла весь ход исторического развития народов, обратить человечество ко временам варварства, к какому привело немцев их культурное развитие. «Германия в настоящем случае – это будет Пруссия, – писал Гиляров в 1870 г., – И выйдет, что Европа столько времени жила, училась, мучилась, восток особенно страдал столько! И все это для того, чтобы поклониться прусской военщине, чтобы государство, обращенное в сплошную казарму, или сплошная казарма, именующая себя национальностию, стало законодательницею европейского материка. Веселые виды нечего сказать. Из-за этого не стоило переживать историю».

Когда немцы в 1870 году покоряли и разоряли Францию, современники видели в этом обычное в истории явление – победу более сильного государства над слабым, со свойственными в войне проявлениями жестокости к врагу, но не обратили внимания на характер жестокости немцев. Проницательный ум русского публициста обращал внимание современников на характерную черту чистого немца, какую он проявлял во время своего победоносного шествия по Франции. «Нужно отдать справедливость и немцам; они пользуются правом сильного с бездушием, достойным Тамерлана. Впрочем, нет; в дикой отваге древних татар была тоже душа, была бескорыстная доля служения нравственному идеалу, по-своему понимаемому. «Удаль» – вот как называется это русским словом. А у чистого немца не то. Он может быть бескорыстно бесчеловечен. Он способен внести утонченность в бесчеловечное действие из любви к самому действию, без отваги и цели. К деяниям, даже возмущающим нравственное чувство, он относится священнодейственно, исполняет педантически, совершенствуя способы до последних пределов, забывая цель, которою извиняется возмутительное действие, гордясь независимостью от всего, логическою последовательностью в выполнении, хотя выполняемое было гадко по существу. Это и священнослужитель, и ремесленник, в тоже время, религиозное отношение к ремеслу, короче, священнодействующий мастер».

В бездушном враге, вносящем утонченность в бесчеловечное действие из любви к самому действию, совершающем это действие с характером религиозного служения виднеется не жестокий враг, не первобытный свирепый дикарь, а какой-то сектант, служитель нового культа, к которому привела немецкая культура, отрекшаяся от христианства⁶.

Этот новый религиозный культ был служением идолу, которого создала не знавшая меры национальная гордость немцев с фанатическим религиозным почитанием своего, немецкого, и презрительным отношением ко всему чужому не немецкому. Таким идолом для немца стало немецкое государство, выше которого нет, призванное первенствовать над всеми. Почему первенствовать – на этот вопрос не мог дать ответа и немец, потому что превращение государства в земного бога было проявлением безумия, овладевшего немцами. Религиозное почитание государства, почитание его материальной силы, бронированного кулака является самою грубою формою идолослужения. Характерные черты этого идолослужения ярко отмечены в статье кн. Е. Трубецкого: «Что с ними сделалось»⁷. «Нас, русских, поражает в Германии одна черта, которая бросается в глаза тотчас по переезде через границу: это всестороннее господство целого над личностью, суровое властвование над нею государства и благоговейное, почти религиозное отношение личности к государству». «Почитание государства, – говорит Е. Трубецкой, – сделалось второю природою немца. И благодаря историческим условиям, среди которых он жил в течение последнего полустолетия, эта наклонность приняла преувеличенные уродливые формы. Немецкое государство есть государство победоносное: вследствие этого оно стало для немца идолом, земным богом. Одно из наиболее раздражающих путешественника впечатлений в Германии, это встречающиеся на каждом шагу напоминания об одержанных победах: то «башня победы», то «статуя победы», то «галерея победы», то «аллея победы», то просто «памятник победы» – вот, что все время пестрит у вас в глазах. Нетрудно понять, что получается в результате этого сочетания гипноза государства с гипнозом победы.

Это государство прославило немца, превознесло его выше всех народов. Как же ему не обожать своего государства, как не верить в него! Изнутри сопротивление такому государству невозможно. Не угрожает ли ему какой-нибудь нарушитель порядка извне? Нет, и тут действует автоматически благоустроенный порядок, раз и навсегда заведенный Бисмарком, утвержденный и укрепленный двумя Вильгельмами. А в случае нападения всегда найдется у государства Крупп и Мольтке для защиты. Не дядя, так племянник! И в результате – опять охват неприятельской армии, опять Седан, опять взятие Парижа. Для врага внешнего из глаз кайзера сверкают те же молнии, как и для врага внутреннего. Такова та духовная атмосфера, о которой сказал Ницше: «Германия от побед поглупела». Превращение государства в земного бога – одна из самых грубых форм идолослужения; поэтому неизбежным результатом ее является то общее понижение уровня духовной жизни, которое замечается в Германии за последнее полустолетие. Оно проявляется в общей материализации всех жизненных интересов, в общем обезличении⁸ и в упадке творчества по всей линии».

Почитание государства, как земного бога, как центра всей духовной жизни, возможно и проявляется в жизни людей только тогда, когда Бог забывается, превращается в нечто мысленное, в голое понятие, причем религиозные чувства и религиозное отношение к Богу переносится к тем земным богам, идолам, какие созидает гордость человека. Гордость привела немцев к обоготворению своего немецкого государства, как жизненному проявлению силы и могущества культурной деятельности человека, направленной на устроение его земного благополучия. Когда человек, в гордом сознании совершенства своих сил, признает себя творцом своей жизни, то он не дает места в устроении своей жизни силам божественным, восполняющим несовершенства естественных сил человека. Обожание могущества и совершенства человеческих сил, созидающих материальную культуру, вело неизбежно к отрицанию христианства в самой его основе, к отрицанию основного догмата лютеранства: человек спасается не своими силами, но благодатию. Лютеранская догматика, запутавшаяся в противоречиях отвлеченной и отрешенной от жизни мысли, не могла сохранить начала христианства в жизни потому, что отвергла жизненное проявление силы божественной в культе и тем способствовала полному разрыву между человеческим и божественным, к затемнению в человеческом сознании божественного лика Богочеловека, пришедшего в мир соединить земное и небесное, человеческое и божественное. Культурное развитие немцев привело их к язычеству, сущность которого определена Апостолом Павлом в послании к Римлянам (Рим.1:18:21).

Новые культурные язычники, подобно древним, подавили истину неправдою, они хранили Бога в отвлечении мысли и отвергли в жизни, создав себе земных богов. Зная Бога, они не прославили Его, как Бога устрояющего жизнь человека, не возблагодарили в установленном Самим Богом религиозном служении, как норме, по которой должна быть устроена вся жизнь человека, но издали культ осуетившегося ума и неразумного омраченного сердца.

Деятельность ума, поставившего целию жизни не служение Богу, а устроение земных средств земного благополучия, разменялась на мелочи и временным условным формам жизни придала значение безусловных ценностей. Односторонняя деятельность ума, направленная исключительно на устроение земного благополучия омрачила сердце, и неразумное сердце отреклось от своего Первообраза и создало культ служения сверхчеловеку, в котором нет ничего человеческого, а выступает зверь⁹.

«Мы переживаем величайшую войну, пишет профессор А. И. Сикорский, когда-либо бывшую, – войну богатую событиями и еще более богатую причинами и мотивами, смысл и значение которых лишь постепенно раскрываются. Это война против войны, эта борьба с атавистическим возвратом людского одичания, которое предсказано было Спенсером». В войне, когда вместе с крайним напряжением сил физических происходит напряжение сил духовных, когда ярко выступает дух народный, ясно обнаружилось духовное вырождение немцев.

Одним из характерных признаков этого вырождения является полное извращение нравственного, заложенного в природе человека, начала, в полной бессовестности, в способности лгать и обманывать до цинизма. В современной Германии создалась удушливая атмосфера лжи, не меньше той, которая царила среди иудеев во времена Спасителя, глубоко возмущала Его кроткое сердце потому, что эта ложь была сознательным уклонением от правды, исполнением воли отца лжи вопреки требованиям совести и разума. Целая система лжи усиленно практикуется правителями и вождями немецкого народа не в отношении к немцам, что бы держать их в тумане лжи. Господство лжи изменило немца, и он перестал быть тем, каким мы его знали прежде.

Немецкую честность и порядочность в отношении к людям, какую мы всегда чтили в немце, и он сам чтил в себе, лукавая совесть современного немца признала качествами условными, и по отношению к врагам ненужными. Ложь, противная требованиям правильного мышления, той логической последовательности, которую немец проявлял в своих поступках, обнаружили в нем с извращением сердца и разврат ума¹⁰. Вытравлению нравственного начала среди немецкого народа немало способствовали великие государственные мужи Германии, пред которыми преклонялся народ. Знаменитый Бисмарк показал пример не останавливаться ни пред какими препятствиями, которые внушаются нравственною добросовестностию и требованиями здравого разума.

Кроме указанных в статье кн. Е. Трубецкого признаков понижения уровня духовной жизни немцев – материализации жизненных интересов, обезличении, упадке творчества по всем линиям – философии, науке, искусстве, обозначился и другой признак вырождения, положивший предел немецкому гению.

Свободный, независимый в своей деятельности, немецкий дух погрузился в мертвое старообрядство, которое препятствует развитию духовной жизни народа. Рабское поклонение пред внешностию, пред внешними формами жизни, лишенного духа жизни, поклонение пред вещами, подавляющее свободу духа – в связи с национальною исключительностью немцев, отчуждением от других народов поставило мертвую точку, сдвинуть которую немцы своими силами не могут. Подавив у себя свободу, чудовищное тело германского народа, лишенное души, движимое расовыми инстинктами древних германцев, хочет задушить в своих мертвых объятиях и другие народы.

К вере в Бога, живого и личного Творца и Промыслителя мира, любящего создания Свои, призывает настоящее время, но не к вере в древнего Бога, о котором любит напоминать своим подданным кайзер Вильгельм. Вильгельм, заявивший себя ревностным последователем евангелической церкви, в своих проповедях усиленно старавшийся привить христианские мысли и чувства, дозволяет своей армии разрушать христианские храмы, осквернять христианские святыни, мучить и убивать служителей христианского алтаря.

Благочестивые мысли, и чувства, и действия, совершенно противные этим мыслям и чувствам, вот отречение от христианства, скрытое под покровом понятий, заимствованных из системы христианского богословия, но обращенных только в красивые слова. Древний бог кайзера, способный принимать свойства и Бога чтимого христианами и Бога, чтимого магометанами, есть голое понятие, а не Бог явившийся во плоти, явивший Себя в живом образе Богочеловека, Бога милости, щедрот и человеколюбия. Служение этой идее, как Богу, соединенное с бессмысленною идеей всемирного владычества посредством крови и железа есть проявление овладевшего нацией безумия, служения Люциферу, в которое способны впадать люди, когда, разорвав связь с небом, ниспадают в область тьмы, ослепляющей глаза, по слову Апостола, не делающих правду и не любящих брата своего.

Народный смысл назвал современную войну священною. Она священна потому, что есть борьба царства добра и правды против царства зла и лжи, царства божественной жизни на земле против царства духовной смерти, царство свободы против нового рабства, уничтожающего дарованную во Христе свободу и достоинство человеческой личности. Промыслом Божиим русскому народу предназначено послужить исполнению прошения, с каким мы постоянно обращаемся к Небесному Отцу: да приидет царствие Твое, и, повторяя слова молитвы Господней, да будет воля Твоя, наше доблестное христолюбивое войско мужественно идет исполнять возложенное на него волею великого Бога и Спаса нашего Иисуса Христа служение.