Источник

Слово во время продолжения губительной болезни в городе Белгороде

Всякое наказание в настоящее время не мнится радость быти, но печаль. (Евр. 12:11).

Подлинно не радость! Дух наш погружен в уныние, горесть сокрушила сердце, лица омрачились печалью, скорбь запечатлела чело каждого, воздыхания наши колеблют воздух, очи источают источники слез; – от страха смерти, от бедствий, обошедших нас, горюют бедные, никого не радует и богатство; сетует юность, малодушествуют и возмужалые, умолкли клики веселья, обратились в плачь праздники, и торжества наши в рыдание, – исчезла всякая радость как будто бы она и не была нам знакома! Отче небесный! Сие ли знамение любви Твоей к нам? Так, братья, настоящее горе есть несомненный признак любви Божией к нам! Мы не смели бы утверждать сего; но вы сами слышали, что говорит Апостол: егоже любит Господь, наказует: биет же всякаго сына, егоже приемлет: Аще наказание терпите, якоже сыновом обретается вам Бог: который бо есть сын, егоже не наказует отец (Евр. 12:7, 8)? Постараемся же узнать, братья, от чего действия любви Божией к нам столь для нас горьки; и с какой целью любовь Божия ниспосылает на нас настоящие бедствия?

Бог любы есть (1Ин. 4:8)! Он не перестает любить нас и тогда, когда напаяет слезами горести; Он, наказывая нас, не мстит подобно человеку, воскипевшему яростью. Но действия любви Его в отношении к нам горьки (в подобных настоящему обстоятельствах), потому что в протекшей жизни мы не находили сладости в любви Божией; что для нас приятными казались только похотения нечистого нашего сердца.

По причине различного свойства любви в сердцах человеческих, и действия любви Божией для одних людей составляют высочайшее блаженство, а для других страдание: подобно тому, как от лучей солнечных одни тела иссыхают, другие – тают. Были люди, какие, может быть, есть и ныне, кои не одну, но тысячу смертей готовы были перенести из любви Божией, были люди, для коих все временные бедствия казались ничем из любви к Богу! Священное откровение и жизнеописания святых Божиих представляют нам много подобных примеров. Они взывали: no вся дни умираем (1Кор. 15:31. Рим. 8:35. 39), вмнихомся яко овцы обреченные на заклание (Рим. 8:35), но ни смерть, ни живот, ни настоящая, ни грядущая ни что не может разлучить нас от любви Божией (Рим. 8:39); и, хотя мы в очах мира кажемся скорбящими, но мы всегда радуемся (2Кор. 8:10)! Сердце их горело столь сильной любовью к Богу, что они и не думали избегать мучений, горестей, бедствий и самой смерти из любви Божией. И как вы думаете, слушатели! страшно ли было бы постигшее нас бедствие для горящих столь сильной любовью к Богу? Страшно ли было бы настоящее горе для блаженных Павлов, для многострадальных Иовов, для бесчисленных мученических сонмов? С одной схорони, вероятно, их бы не коснулась такая смерть, какая нам угрожает: с другой стороны, они и не помышляли об условиях и роде смерти, когда желали разрешитися и со Христом быти (Фил. 1:23). И так, наше бедствие страшно только для грешников, для нас, слушатели! Оно горько для нас до того, что в нем мы даже не можем усмотреть любви Божией к нам, не можем ощущать любви Того, который не хочет смерти грешника; горько потому, что сердце наше не чувствовало доселе присутствия Божия в Его благодеяниях, что мы, не хотевшие осязать Его, своей любовью всегда недалече единаго коегождо нас суща (Деян. 17:27), наконец восчувствовали близость Его в горестях, сокрушающих наше сердце.

Так, ты страждешь ныне, бедное сердце! страх смерти ужасает тебя, потому что ты находило мнимое свое блаженство только в суете и тлении; что похоть мира и гордость житейская были для тебя законом, твое бытие составляли помышления злая, действия противозаконные, начинания беззаконные! И каким предметам не прилеплялось ты в мире сем? Ах, ты все любило, кроме Бога! и нечистые удовольствия, и желания корысти, и постыдные вожделения наполняли тебя до того, что в тебе не было ни малейшего места для любви Бога и ближнего. Ты было проникнуто, ты жило всеми страстями мира, а ныне страждешь, когда коснулась тебя любовь Божия, желая обратить тебя для твоего же блаженства. Страждешь, потому что наконец ты восчувствовало всю гнусность своих порывов и всю зловредность своих привычек; что узнало настоящую цену мира, и славы его, и предчувствуешь ужасы вечности и отчуждения от Бога!

С сею-то целью любовь Божия и ниспослала на нас настоящее бедствие. Без него мы никогда, может быть, не подумали бы искренно о исправлении жизни, и вечность считали бы одной мечтой!

Правда, Евангелие всегда внушало нам: что мир сей преходит, и изменяется образ его, что здесь нет ничего пребывающего, что любы мира сего вражда на Бога, что ничто не достойно всей любви нашей, кроме Бога! Но сии внушения как бы терялись в воздухе, не поражая сердец наших, и не обращая их к Богу. Таким образом протекшая жизнь наша была беспрерывным оскорблением Бога. Haши силы, наши способности были посвящены на служение миру, и мы до того сделались верными правилам и образу растленной нашей жизни, что без настоящего бедствия, может быть, и не подумали бы об исправлении ее, и, следовательно, умерли бы во грехах наших. Видя страшное ожесточение людей, любовь Божия изрекла на небеси определение, переданное некогда пророком Иеремиею: понеже осшавиша людиe мои закон мой, егоже дах пред лицем их, и не послушаша глагола моего, ине ходиша no нему; но поидоша no изволению сердца своего лукаваго, сего ради, тако глаголет Господь сил, Бог Израилев: се Аз напитаю люди сия теснотами, и в питие дам им воду желчную... Да изведут очи иъ слезы и вежди их воду... да научат дщери своя рыданию и каяждо искреннюю свою плачу... понеже взыдет смерть сквозе окна их и пройдет землю их (Иерем. 9:13. 15. 18. 21). Изрекши сие определение, любовь Божия долго еще щадила нас; – и когда, наконец, обратилась к нам с прещением, – смотрите, какая сделалась с нами перемена: похотения сердца нашего обмертвели, торжища корыстолюбия нашего опустели, имущие жен сделались как неимущие, радующиеся, как нерадующиеся, и требующие мира сего, как нетребующие (1Кор. 7:29, 30); все воздыхают, льют слезы умиления, каждый возводит очи на небо, все обращаются к Богу, – и мы во всей силе почувствовали: что любовь Божия требует нашего исправления, требует нашего сердца, требует всей любви нашей для того, чтобы нас соделать блаженными в вечности!

О вечность!.. Помышляли ли мы доселе о ней, братья? Помышляли ли мы: что вечность не имеет пределов? Вопрошали ли мы себя: для чего мы созданы? какое наше предназначение? что нас ожидает, когда мы оставим мир настоящий? Почти никогда, слушатели! Даже смерть наших ближних, друзей, домашних едва внушала нам прежде, что преходящих благ мира сего не должно предпочитать Богу и вечности; что в приобретении целого мира нет никакой пользы, если потеряем свою душу. Ныне невольно представляется нашему помышлению вечность. Доселе погребальный звон, большею частью, был только предметом нашего любопытства: ныне, когда смерть сделалась столь нечаянной, и повседневной, мы начинаем понимать: что любовь Божия посредством временной смерти напоминает нам о смерти вечной! и погребальный звон невольно поражает сердце наше ужасом! Ныне каждый из нас размышляет с собой так, как надлежало бы нам всегда размышлять; каждый во внутреннем сердца своего говорит: «что, если и мне должно умереть? Куда я пойду, если я умру завтра, или даже ныне? Никто не возвращается из челюстей смерти. Все силы ума моего не могут проникнуть в область вечности; и, однако же, сердце мое трепещет! He от того ли, что, по учению Евангелия, там ожидает грешника червь неумирающий и огнь неугасаемый? Ах! могу ли когда-либо удостоиться вечного блаженства? Помилуй мя, вечное милосердие!». О любовь Божия! Сколь спасительны твои уроки!

Приимем же, братья, с любовью и с сыновней покорностью урок любви Божией! Нынешнее бедствие есть действие не столько суда, сколько любви, потому что, хотя Бог посылает на нас смерть преждевременную, нечаянную, но еще дает время и нашему покаянию. Некогда приидет страшный час всемирного суда Божия, и тогда не будет уже времени для покаяния! Ныне Бог наказывает нас подобно отцу: тогда будить судить как нелицеприятный Судья; тогда возгорятся все громы правосудия Его, и покаяние не будет уже приемлемо. Притецем убо к Богу и со слезами раскаяния, и с полной надеждой на помилование: как притекает в материнские объятия дитя, уверенное, что матерь ни в чем не откажет ему. Затвердим в памяти своей настоящий урок любви Божией! И если Бог пощадит нас еще, и продлит жизнь нашу: то да не будет она похожа на протекшую, но да будет святая и Богоугодная. Станем пользоваться миром, сколько неизбежно потребно, а предметом желаний и помышлений своих будем иметь Бога и блаженную вечность!

Отче небесный! даруй еще нам время на покаяние; обрати нас на путь заповедей Твоих, утверди благодатью Твоей добрые произволения наши, и спаси нас милосердием Твоим. Аминь.


Источник: Слова и беседы Анатолия, архиепископа Могилевского и Мстиславского : в 2-х част. / Ч. 2. Слова и беседы на воскресные дни и по особым случаям. - Санкт-Петербург : Тип. Я. Йонсона, 1854. - 552, III с.

Комментарии для сайта Cackle