Глава VIII. Заключение Унии. Дальнейшия требования Ватикана. Отбытие греков из Флоренции. Рассказ Св. Марка Ефесского о Флорентийском Соборе и его участии на нем.

В конце предыдущей главы мы остановились на том, что обстоятельства начали складываться так, что был еще последний шанс спасения престижа Православной Церкви и Византийской Империи от угрозы бесславной Унии. После откровенного заявления Папы, что он требует повиновения себе всей Восточной Православной Церкви и самого Императора, при чем это было выражено в достаточно резкой и прямой формулировке катерегорического требования, и после того как были представлены оскорбительные для Православной Церкви и православного сознания требования Ватикана, Император, глубоко оскорбленный, заявил, что он прерывает дальнейшие переговоры об Унии и намерен возвращаться в Константинополь.

Но это не было обдуманным решением, сделанным на основании прежняго опыта, а только вспышка негодования и досады, как это и раньше бывало до того неоднократно, когда Император угрожал прервать переговоры и вернуться в Константинополь, и однако, чуть ли не на следующий день переговоры продолжались и греки делали дальнейшия уступки латинянам за счет Православной Веры.

Так и теперь случилось. Особенно горячие сторонники Унии из числа греческих иерархов, именно – Исидор, Виссарион и Дорофей Мителенский, взяли на себя посредничество между Императором и Папой и “уладили вопрос”. Все дело закончилось большим угощением, которое Папа устроил всем греческим гостям в своем дворце, в то время как четыре делегата с каждой из сторон были заняты диспутом по вопросу о привилегиях Апостольского Престола. Тексты не сохранили нам этих диспутов, но вероятно они не представляли из себя ничего значительнаго, судя по той обстановке, при которой они происходили.

Дорофей Мителенский сообщает нам, что после сего греки имели внутреннее совещание, на котором выработали следующее заявление относительно примата и привилегий Римского Престола: “Касательно главенства (ή άρχή) Папы, мы признаем, что он наивысший Архиерей и Властитель (έπίτροπος), Представитель и Викарий Христа, Пастырь и Учитель всех христиан, что он направляет и управляет Церковью Божией, однако, без нарушения привилегий и прав Восточных Патриарховъ”. Эта формула, несомненно, была весьма дипломатична: условно были сохранены все те титулы и наименования, которые Ватикан требовал от греков, чтобы они приняли в отношении Папы, и, однако, последней фразой был ограничен его “primatus jurisdictionis”; но в отношении церковной правды этот компромиссный подход не должен был иметь места и был предательством церковной правды и православного догмата Церкви. Мы уже говорили, но и теперь уместно сказать о том, как должен был при этом страдать св. Марк Ефесский, этот носитель церковной правды, этот безкомпромиссный и безупречный стоятель за Истину, который хотя и сам устранился и был устранен от дальнейшего участия в деяниях Собора, однако, конечно, знал и слышал все то, что происходило. Он имел определенное мнение о положении Римского папы, которое он и высказал впоследствии в Окружном Послании (оно будет приведено нами ниже); это мнение гласило: “Для нас папа представляется как один из патриархов, и то – если бы он был православным, а они (униаты) с большой важностью объявляют его – Викарием Христа, Отцем и Учителем всех христианъ”⁶⁰¹.

Составив приведенную выше формулу относительно примата папы, греки твердо решили не идти далее этого, и если латиняне не примут этого, прервать переговоры и вернуться в Константинополь, тем более, что из Венеции вот-вот должны были прибыть корабли для их возвращения на родину. 27-го июня Исидор и Дорофей отправились к Папе и уговорили его принять греческую формулировку, как можно скорее назначить Акт Унии и в день Апостолов Петра и Павла торжественно возвестить миру о заключении Унии.

Папа, который в это время имел у себя большое собрание, благосклонно отнесся к предложению греческих представителей и в тот же день сообщил им свое оффициальное согласие.

Андрей де Санта-Кроче сообщает нам, что кардинал Цезарини, по распоряжению Папы, сделал подробный доклад собранию латинян о всех переговорах, которые велись между греками и латинянами и о результате их. Он сообщает, что по поводу догмата о Св. Духе предлагался целый ряд формулировок, пока не остановились на одной, которая и должна была быть внесена в Соборное Определение. Затем, он сообщает, что было решено в этот документ не вносить слов, что Св. Дары освящаются исключительно произнесением евхаристических слов Спасителя, так как это было бы оскорбительно для греков, да в этом и нет нужды, поскольку греки оффициально заявили, что они принимают это, сделав накануне следующее заявление: “Для того, чтобы вы были совершенно уверены касательно нашего верования, справьтесь у св. Иоанна Златоустаго, который говорит о сем весьма ясно. Впрочем, мы готовы признать, что освящение Св. Даров совершается исключительно чрез произнесение слов Христа”. Затем кардинал Цезарини прочитал те пункты “Хартулы”, которые должны лечь в основу Соборного Определения. Далее он указал на то, что с делом Унии надо поспешить, ибо греки желают немедленно отбыть. Наконец, как он сказал, Уния была бы исключительно важна, по причине многочисленных чад, которых она приобретет для Церкви.

По распоряжению Папы была выбрана комиссия для составления Соборного Определения, которое и было составлено 2-го июня на латинском и греческом языках. Однако, его редакция не прошла так гладко, поскольку Император неоднократно возражал против некоторых пунктов, заведомо неприемлемых грекам, и латиняне, действительно, сделали несколько уступок. Окончательная редакция, представленная на обоих языках, была единогласно одобрена представителями греков и латинян 4-го июня 1439 года.

Соборное Определение (или Акт Унии: ό ΄Ορος, Definitio) имеет следующее содержание: после торжественного введения и восхваления Бога за то, что после длительного и тяжкого времени разделения, с тяжкими трудами Отцы Западной и Восточной Церквей сошлись на святой Вселенский Собор и обсудили с готовностью и тщанием, между иными вопросами, догмат о Св. Духе, – дословно говорится: “После того, как были приведены свидетельства из Св. Писания и множество авторитетных мнений из свв. Учителей Восточных и Западных, из которых одни говорят, что Дух Святый происходит от Отца и Сына, а другие – что Он происходит от Отца чрез Сына; между тем, как все эти свидетельства выражают ту же саму мысль в разных выражениях, греки удостоверили, что говоря, что Святый Дух происходит от Отца, они не намерены исключать Сына, но им казалось, как они говорили, что латиняне утверждали, что Святый Дух происходит от Отца и Сына, как от двух Начал и двух Изводителей (ex duabus spirationibus); по этой-то причине они уклонялись от того, чтобы говорить, что Св. Дух происходит от Отца и Сына. Латиняне же, (напротив) заявили, что говоря, что Св. Дух происходит от Отца и Сына, они не намеревались: ни исключать Отца, как бы не признавая, что Он – Источник и Начало всего Божества, именно – Св. Духа; ни утверждать, что то (свойство), что Дух Святый происходит от Сына, Сын не от Отца имеет; ни, наконец, принимать два Начала или два Изводителя; но они утверждают, что имеется только одно Начало и один Изводитель, как они всегда так и утверждали. И поскольку из всего этого проистекает одна и та же истина, все они пришли к тому же согласию и заключили с общего согласия последующую святую и богоугодную Унию. Итак, во имя Святые Троицы, Отца и Сына и Святого Духа, с одобрения сего святого Вселенского Собора во Флоренции, мы определяем, что всем христианам надлежит веровать, принять и исповедывать следующую истину веры: что Святый Дух соприсносущен Отцу и Сыну и имеет Свое бытие и Свое существо вместе от Отца и Сына, и что Он происходит вечно от Обоих, как от одного Начала и от одного Изводителя. Мы объявляем, что выражения Учителей и Отцев, утверждающих, что Дух Святый происходит от Отца чрез Сына, надлежит понимать в том смысле, что Сын также является Виновником, – как говорят греки, и что Он – Начало существования (principium subsistentiae) Духа Святаго, именно в том же смысле, как и Отец, – как говорят латиняне. И поскольку все, что имеет Отец, Сам Отец дал Своему Единородному и рожденному Сыну, кроме свойства быть Отцем, то и самое то (свойство), что Дух Святый происходит от Сына, Сын присносущно имеет от Отца, от Которого также присносущно (aeternaliter) рожден. Мы определяем, к тому же, что “Filioque” является объяснением тех слов, и было прибавлено в Символе законно и разумно ради разъяснения истины и по той причине, что тогда этого требовала необходимость. Мы также заявляем, что Тело Христово истинно совершается в пшеничном хлебе, будь то безквасный или квасный хлеб, и священники должны совершать самое Тело Господне на алтаре, хотя каждый согласно обычаю своей Церкви – Западной или Восточной. Затем (мы определяем), что души истинно покаявшихся умерших с любовию к Богу, прежде чем удовлетворили достойными плодами покаяния за свои проступки, должны подвергнуться очищению после смерти очистительными страданиями (или “наказаниями” – poenis); и для того, чтобы они получили облегчение в своих страданиях, им приносит пользу помощь со стороны живущих, именно – литургическая Жертва, молитва, милостыня и иные дела благочестия, которые верные имеют обыкновение приносить за других верных, следуя постановлениям Церкви. (Далее мы определяем), что души тех, которые после крещения отнюдь не запятнали себя грехами, а также те, которые после совершения греха очистили его или в сей жизни, или после того, как вышли из тела, как об этом было сказано выше, сразу же воспринимаются на небо и ясно созерцают Бога в Трех Лицах; созерцают таким, каким Он есть, тем не менее одни – более совершенно, чем другие, в зависимости от степени заслуг. (Затем мы определяем), что души тех, которые умирают в смертном грехе или только с первородным грехом, немедленно спускаются в ад, чтобы страдать там, хотя и различными друг от друга мучениями. Затем мы определяем, что Святой Апостольский Престол и Римский Понтифий имеет примат на всем земном шаре, и что этот Римский Понтифий является Наследником блаженного Петра, Князя Апостолов, и истинным Викарием Христа, Главой всей Церкви, Пастырем и Учителем всех христиан, и что Господь наш Иисус Христос в лице святого Петра дал ему полную власть пасти, направлять и управлять всей Церковью, – как это также содержится в деяниях Вселенских Соборов и в святых канонах. К тому же, мы возобновляем порядок, переданный в канонах, прочих достопочтенных Патриархов: чтобы Константинопольский Патриарх был вторым после Святейшего Римского Понтифия, Александрийский – третьим, Антиохийский – четвертым и Иерусалимский – пятым, при сохранении всех их прав и привилегий”⁶⁰².

Хотя этот документ, как видится, составлен дипломатично, и Императору и латинским представителям стоило большего труда составить его в неоскорбительных для православного мира терминах и не задевать острых вопросов, однако de facto это был текст полной капитуляции Православной Церкви и тем самым весьма оскорбительным. Греки должны были принять латинский догмат “Filioque”; признать, что мнения греческих Отцев, говорящих об исхождении Св. Духа, должны пониматься так, как это угодно – латинянам; одобрить “Filioque” не только для будущего употребления, но и за прошлое время, говоря, что оно всегда было законным и разумным, и этим свести на нет возражения Православных Отцев в прошлом; к тому же, они признали, как это было угодно латинянам, и что, как помним, так горячо греки оспаривали раньше, что “Filioque” это – не “additio”, а – “explicatio”. Затем, они должны были признать чистилище и вообще латинское учение о состоянии душ после смерти, как-то: удовлетворение за грехи, об умерших “с любовию”, очистительные страдания, степень заслуг, созерцание Бога таким, каков Он есть по естеству, немедленно следующия за смертью в полной степени или наслаждение для святых, или мучение – для находящихся в аду; таким образом все труды и доказательства св. Марка, такие – проникновенные и утонченные, такие обоснованные и глубокие, – все это пошло на нет. Наконец, они должны были полностью принять примат Папы, не только примат чести, выраженный в тех совершенно неприемлемых для православного сознания наименованиях и атрибутах Папы, совершенно контрадикторных православной екклисиологии терминах, но также и – принять примат власти, которую папы яко бы приняли от Самого Господа Христа в лице “Князя Апостоловъ” – Апостола Петра.

В воскресение, 6-го июля греки подписали Унию.

Приведем из Деяний Флорентийского Собора о том, как происходило подписание Унии: “Это (текст Акта Унии) было прочитано, как мы сказали, по латински – кардиналом св. Сабины Иулианом, по гречески же – архиепископом Никейским Виссарионом; и мы поцеловали колено и десницу Папы”, – пишет автор Деяний, греческий митрополит, – “и взаимно облобызались, будучи в священных облачениях, и своими собственными руками подписали то, что было оглашено; в это время наши певчие пели: “Да радуются небеса:” то же на Слава: и на И ныне: а затем – “Днесь благодать Святого Духа нас со- бра”. Итак, когда служба кончилась, мы ушли во свояси”⁶⁰³.

Подписал Император, подписали представители Восточных Патриархов от лица их и от своего, подписали иерархи и другие сановники Церкви, одни подписали просто, другие – предварив это краткой фразой, среди 33-х подписей православных представителей имеется подпись и русского епископа⁶⁰⁴, прибывшего на Собор вместе с митрополитом Исидором – “† Смиренный еп. п. Авраам Соуждальскый подписоую.”

Подписали и те, которые являли себя противниками Унии во время Собора, как напр. Антоний митрополит Ираклийский (которого подпись следует немедленно за подписью Императора) или Монемвасийский Досифей. Один иерарх, епископ Ставропольский, бежал из Флоренции до подписи Унии.

Один только, один единственный иерарх решительно и дерзновенно отказался подписать Унию, хотя бы ему и стоило это жизни; этот иерарх был св. Марк Ефесский. Сторонники Унии требовали, чтобы св. Марка принудили подписать Унию, но Император не желал предпринимать крутых мер против Святителя. Тогда Исидор потребовал, чтобы св. Марка отлучили от Церкви, но в ответ на это раздались голоса среди греческих иерархов: “Будь доволен тем, что мы подписали то, что не собирались, а в патриархи ты не попадешь”. Многие, очень многие, если даже и не большинство, из подписавших Унию, подписывали ее с отвращением и с отчаянием, боясь Императора и латинян. Сиропул, который подписался под Актом Унии, ненавидя ее, пишет в своей истории, что он подписался только из страха перед Императором. Он же нам сообщает, что многие были подкуплены латинянами, чтобы подписать Унию. Что денежный фактор сыграл не малую роль в деле Унии, свидетельствует и св. Марк в “Окружном Послании”. Frommann⁶⁰⁵, следуя рассказу Сиропула, утверждает, что поскольку Акт Унии не был прочитан греками (прочитан он был на следующий день), большинство подписавшихся подписывали “в слепую”, не зная точного содержания Соборного Определения. Но можно согласиться с Hefele ⁶⁰⁶, что греки на основании ведшихся переговоров, уже знали общее содержание оффициального документа. Лучше же предположить, что греки настолько относились подавленно и безучастно ко всему происходившему, настолько видели безполезность какой бы то ни было инициативы и труда для выяснения прочно похороненной истины, настолько чувствовали себя безпомощными, что подписали бы с одинаковым безучастием все, что бы ни было представлено им.

Отсутствие подписи св. Марка Ефесского было фатальным ударом для дела Унии. Подписали Унию Император, представители патриархов, митрополиты и иные высокие представители Церкви, т. е. административно подписала вся Православная Церковь, – и, однако, все их подписи ничего не стоили в сравнении с подписью, одной единственной, – подписью св. Марка Ефесского. Этот больной смертельной болезнью, раком кишечника, изможденный иерарх, находящийся в опале у властей мира сего, – был духовным вождем Православия и тем гигантом, который представлял Православную Церковь, сильную – в немощи, богатую – в убожестве и непобедимую – в Божественной Истине. Как мы сказали в начале нашего труда, св. Марк Ефесский занимал в сущности, если не по положению, то по своему значению, первенствующую роль среди греческих представителей на Соборе, и это латиняне понимали. Впоследствии, когда единство греческих иерархов перестало существовать, и, наконец, св. Марк остался единственным непреклонным столпом Православной Церкви, это его значение еще больше возрасло; возрасло настолько, что он один был важнее всех. Георгий Схоларий в надгробном слове св. Марку говорил, что это был муж, “которого мы все вместе не можем заменить. Добродетели, которыми он был украшен, не могут быть исчислены; он соединил в себе все добродетели в высшей степени. Равного ему не было в наше время образца; – таковые мужи являются только по особеным судьбам Божиимъ” ⁶⁰⁷. Однако, в те страшные дни на Соборе во Флоренции, православные представители не достаточно оценили значение св. Марка Ефесского и не послушались его увещания сохранить Православие ненарушенным и не искать Унии с Римом при сложившейся обстановке. Гораздо в большей степени оценил значение св. Марка Ефесского, враждебно оценил его, папа Евгений IV, человек, несомненно, государственного ума. Поэтому отсутствие подписи св. Марка в Акте Унии он оценил как полный провал Унии. Сиропул рассказывает, что когда папе Евгению IV его кардиналы с торжеством представили Акт Унии, подписанный греческими представителями, Папа спросил, подписал ли Марк Ефесский; и не увидев его подписи среди подписавшихся, сказал: “Итак, мы ничего не сделали!”⁶⁰⁸.

С большим озлоблением отмечает факт не подписания св. Марком Акта Унии и ревностный Униат, современник св. Марка – Иосиф епископ Мефонский в своем хвалебном Синаксаре Флорентийскому Собору⁶⁰⁹.

Но вернемся к изложению истории Флорентийского Собора.

В тот же самый день, когда греки подписали Акт Унии, им пришлось вынести еще весьма тягостное для них дело. Как мы уже выше неоднократно видели, латиняне искали Унии с Православной Церковью не в смысле равноправия двух Цервей, ни даже известного обоюдного компромисса, если это окажется необходимым, но – полного подчинения Православной Церкви Риму, совершенно игнорируя ея богатое святоотеческое наследие, традиции и глубину Православия. Если латиняне и сделали некоторую уступку грекам, не внося в Акт Унии латинского учения об освящении Св. Даров только словами Спасителя, однако они принудили их признать это учение и всецело отказаться от учения Православной Церкви, подписав документ, посвященный исключительно вопросу Евхаристии. Это произошло на собрании у Папы, на котором Виссарион прочел заявление от лица всех греков, в котором он говорит, что поскольку некоторые латиняне имели сомнение в том, что греки признают, что Св. Дары освящаются произнесением евхаристических слов Спасителя, то для того, чтобы развеять все сомнения, он перед лицем Папы и всех предстоящих, заверяет, что на основании Свв. Отцев, в особенности же Иоанна Златоуста, греки веруют, что “слова Спасителя являются теми словами, которые изменяют и пресуществляют хлеб и вино в истинное Тело и Кровь Христа, и что эти божественные слова Спасителя обладают всей силой пресуществлять (omnem virtutem transsubstantiationis habent); мы полностью последуем в сем этому же святейшему Учителю и его словам”. Между тем, как мы видели в приводимом нами выше сочинении св. Марка об освящении Св. Даров, слова св. Иоанна Златоуста надлежит понимать иначе, нежели их толкует Виссарион, о чем свидетельствует и последование его Литургии.

После подписания Унии, на следующий день было торжественное чтение и промульгация Соборного Определения (Акта Унии). Это происходило в соборном храме Флоренции. Кардинал Цезарини прочел Соборное Определение на латинском языке, а Виссарион Никейский – на греческом. После сего Папа служил торжественную мессу.

После подписания Унии, греки старались как можно скорее покинуть Флоренцию. Первым уехал брат Императора, Димитрий Палеолог, увозя с собой Антония Ираклийского и Георгия Схолария. Все трое отнюдь не были друзьями Унии.

Казалось, большего унижения Православной Церкви не могло и быть, но латинянам и этого было мало, требовалось и еще большее. Хотя Уния и была уже заключена, однако, латиняне требовали от греков дать ответы (вернее – отчет) на следующие вопросы: 1) почему на Литургии они присовокупляют к Св. Дарам и другия части просфор; почему они наклоняют голову, когда переносятся с жертвенника на престол еще неосвященные Дары (т. е. во время Великого Входа на Литургии); почему они вливают теплую воду в чашу (т. е. “теплоту”); почему прежде освящения Св. Даров они говорят: “Един от воин копием ребра Его прободе ... ”; почему они говорят: “И прииде звезда и ста верху, идеже бе Отроча”; почему миропомазание совершают не епископы, которым это дано, а священники; почему они помазывают умерших маслом прежде погребения; почему прежде совершения Литургии священники и епископы не исповедываются; почему не удовлетворяются для освящения Св. Даров произнесением евхаристических слов Спасителя, но еще прибавляют: “Сотвори убо хлеб сей – честное тело Христа Твоего” и “Преложив Духом Твоим Святым. Аминь. Аминь. Аминь.”; почему, противно слову Божию, они разводят браки; и, наконец, почему здесь же во Флоренции они не избрали Патриарха, а желают отбыть не имея Главы их Церкви⁶¹⁰. Иными словами, Папа решил совершенно “прибрать к рукамъ” все относящееся к Православной Церкви. Это не было просто желанием получить информацию, но скрытым требованием, как увидим из дальнейшаго.

По воле Папы, Император послал к нему нескольких митрополитов, которых он потребовал ради разъяснения всех этих вопросов, но они ответили, что не уполномочены дать ответ Папе, но обо всем доложат Императору.

Несколько дней спустя, 14-го июля, Папа созвал к себе всех, еще не отбывших, греческих епископов, и сказал им так: “Так как мы теперь пришли в единение в вере и так как я – ваш Глава, то я должен дать вам несколько напоминаний и советов, способствующих укреплению благочестия и Церкви: 1. нужно исправить вашу практику относительно развода браков; 2. покарать Марка Евгеника, бунтовщика против Унии; и 3. на место скончавшагося патриарха надо выбрать здесь же другого патриарха.

Но греческие епископы, уже крайне раздосадованные всеми требованиями латинян и уступками своей совести, которые им приходилось делать, впервые дали отрицательный ответ Папе на все его требования. Они ответили, что они не уполномочены дать оффициальный ответ, но частное их мнение по поводу требований Папы – что эти требования несвоевременны:

1. в Православной Церкви, если браки и разводятся, то это делается только на основании весьма веских мотивов; 2. митрополит Ефесский только тогда может подлежать ответственности, когда суд ему представит формальное обвинение. На последнее Император распорядился передать Папе следующий ответ: поскольку Марк Ефесский – наш иерарх, он подлежит нашему суду, и это наше дело судить, имеется ли у него вина, чтобы подлежать суду; “итак, если он наш, Папа не должен требовать, чтобы Марк предстал на его судъ”⁶¹¹. 3. по обычаю, Константинопольский патриарх выбирается в своем патриархате и интронизация его происходит в храме св. Софии. Далее они заявили Папе, что Император больше не намерен делать никаких дальнейших уступок.

После последовавшего за сим увещания Папы, все дело было доложено Императору, который распорядился, чтобы его представители не давали никаких дальнейших ответов на упомянутые три пункта.

После сего Папа не поднимал дальнейших вопросов и, как говорит римо-католический историк Hefele – “допустил грекам ничего не изменять в их обрядах и обычаях, литургических обрядах, браке священнослужителей и т. д.”⁶¹².

Сиропул рассказывает, что незадолго перед отбытием св. Марка из Флоренции он был вызван к Папе и имел с ним долгий разговор. Оригинал настолько интересен, что мы передадим его полностью из этой напечатанной 300 лет тому назад книги:

“Папа просил Императора, чтобы Марк предстал пред ним. Император, заранее призвав к себе его, убеждал его, говоря: “Когда Папа просит тебя предстать пред ним вот уже два и три раза, надо чтобы ты пошел к нему; но не бойся, ибо я говорил и много просил и устроил с Папой так, что тебе не будет нанесено никакого оскорбления или причинено ущерба; итак пойди и выслушай все то, что он скажет, и ответь откровенно так, как тебе покажется наиболее соответствующим в ответ на его слова”. Итак, Марк отправился чтобы предстать пред Папой, и нашедши его сидящим частным образом у себя с кардиналами и шестью епископами, был в недоумении – каким образом долженствует выразить почет Папе; увидев же, что все окружающие Папу сидят, он сказал: “Я до сего времени страдал почками и тяжкой подагрой, и не в силах стоять”, и затем, в свою очередь, он сел на свое место. Папа долго говорил с Марком; его цель была убедить и его последовать решению Собора и подтвердить (т. е. подписать А. А.) Унию, и если он уклонится от сего, то он должен знать, что он будет подлежать тем прещениям, которые прежние Вселенские Соборы налагали на упорствующих, которые, лишенные всякого дара Церкви, были отвержены как еретики. На слова Папы Марк дал обширный довлеющий ответь; что касается тех прещений, которыми ему угрожал Папа, он сказал: “Соборы Церкви осуждали как бунтовщиков тех, которые нарушали какой-либо догмат и проповедывали так и боролись за сие, почему и названы они “еретиками”; и сначала Церковь осуждала саму ересь, а затем уже осуждала ересеначальников и поборников ея. Но я, отнюдь, не проповедывал моего собственного учения, и не вводил ничего нового в Церкви, и не защищал никакую чуждую и ложную доктрину; но я держался только того учения, которое в ненарушенном виде Церковь прияла от Спасителя нашего, и в том же учении неуклонно пребывала до сего времени; которое и Святая Римская Церковь, прежде происшествия между нами раскола, не менее, чем наша Восточная, всегда имела, которое, как святое (учение), и ранее вы всегда хвалили, и часто на этом самом Соборе упоминали с уважением и честью, и которое никто не мог бы порицать или оспаривать. И если я держусь его и не допускаю себе отойти от него, какой Собор подвергнет меня осуждениям, которым подвергаются еретики? Какой же здравый и благочестивый ум поступит так со мной? – Ибо сначала долженствует осудить то учение, которого я держусь; если же вы признаете его благочестивым и православным, то почему же я достоин наказания?” Это и иное подобное говоря и выслушав Папу, он вернулся к себе”⁶¹³.

26-го августа 1439 г. Император вместе со св. Марком Ефесским отбыл через Венецию в Константинополь.

Так печально закончилась та страница истории, которая называется “Флорентийская Уния”. Феррара и Флоренция – имена долженствовавшия и имевшия стать благословенными на все времена в истории Церкви, как символ возвращения к прежнему святому единству Церкви, стали кладбищем великих надежд и разбитых иллюзий, именами горестными для православного сознания.

Казалось, Православная Церковь разбита, сведена на нет, исчезла из истории. – Но это – “не так, не так!” скажем словами св. Марка⁶¹⁴. Борьба за Православие продолжается. Ее будет вести св. Марк Ефесский; один – против многих, обездоленный – против пользующихся властью, почетом и богатством; больной раком – против властей, вельмож, высшего клира, самого Императора; заключенный в крепость – против свободных... И он победит, ибо с ним – Истина, а она – непобедима; ее можно скрыть под спуд, но придет время – и она воссияет, а это-то знал Святитель, как нам и говорит о сем Георгий Схоларий, говоря о св. Марке: “Он надеялся победить всех противников своих одною силою Истины”⁶¹⁵.

Ниже мы приведем краткое сочинение св. Марка Ефесского: его изложение истории Флорентийского Собора и рассказ о своей деятельности на нем. В 1-й и 2-й главах нашего труда, говоря об источниках для составления жития св. Марка Ефееского и истории Флорентийской Унии, мы указали и на это сочинение, которое несмотря на свою краткость, имеет для нас большое значение.

Это сочинение св. Марка, как и “Исповедание Веры” и “Окружное Послание” становится произведением, которое широко распространяется среди верных, вероятно – циркулярно, как сопровождающее два вышеупомянутых сочинения св. Марка. Св. Марк, возвратясь в Константинополь или, быть может, уже прибыв в Ефес, направляет всем верным истинный, безпристрастный рассказ о событиях во Флоренции и о своем участии на Соборе в Италии. Краткость этого сочинения, необыкновенная сжатость повествования, заключительные слова его, и в то же время тот факт, что оно сохранилось во многих рукописях, все это говорит за наше предположение, что оно распространялось ревнителями Православия во все концы тогдашней Византии.

Сохранилось это сочинение в следующих рукописях: Atheniensis 652, fol. 4–7. Parisinus 1218, fol. 451–4. Ambrosianus 899, fol. 118–120. Matritensi 77, fol. 309. Monacensi 145, fol 188–91. Mona- censi 256, fol. 118–123. Barocciano 114, fol. 149. Laud. 73» fol. 74. Palatino 403, fol. 96–99. Частично это сочинение находится также в Деяниях Флорентийского Собора у Хардуина, т. 9 стр. 549, а также помещается у Миня в 159 томе греч. серии, в сопровождении “refutatio”, написанной Иосифом, епископом Мефонским, злейшим униатом, которому также принадлежит хвалебный канон и синаксарь Флорентийскому Собору (Migne. Р. G. t. 159).

Mgr. L. Petit поместил это сочинение согласно Парижской рукописи 1218, фол. 451–4, в 17-м томе “Патрологии Ориенталис”, стр. 443–9, с издания котораго, как и доселе, мы делаем наш перевод на русский язык.

1. По повелению и нужде Христовой Церкви восприяв архиерейское служение, которое выше и моего достоинства и силы, я последовал за Вселенским Патриархом и за Богоданным Царем и Самодержцем на Собор в Италии, не взирая ни на мою немощь, ни на трудность и огромность дела, но надеясь на Бога и на общих тех Предстателей, я верил, что все у нас будет хорошо и мы совершим нечто великое и достойное нашего труда и надежд. Но после, прибыв туда, мы немедленно на опыте узнали отношение к нам латинян, иное, нежели надеялись, и немедленно нам пришлось отчаяться в (благополучном) конце; так что некто из нас, видя это, сказал другому, близ находящемуся: “Едва ли будут готовы изменить что-либо из их обрядов и учения эти мужи, которые до такой степени возвещают нам об их превосходстве (над нашими обрядами и учением)”. Между тем, согласно приказанию, мы ожидали и терпели долгия отлагательства, дабы собрался и был назначен Собор. Но, вот, пришел конец отлагательству, и, после того как прошло много дней, не без затруднений мы сошлись в одно место – греки и латиняне – имея прежде всего дискуссию о прибавлении в Символе.

2. И, затем, будучи подвигнут быть во главе диспута, я сначала старался приписать им причину разделения и обвинить в недружественности и презрительности (к нам), в то время как они защищались и бросали вину на нас, оправдывая самих себя, как это – в их обычае. Затем, на последующих собраниях, имея под рукой деяния Вселенских Соборов, я прочел из них те определения, в которых те божественные Отцы запрещают изменение Символа даже в слове и слоге и санкционируют страшные прещения против тех, которые когда-либо дерзнуть это сделать: так, чтобы на основании сего (прещения) тем епископам и тем клирикам – быть несвященными и чуждыми данной им благодати, а мирянам – подлежать анафеме, т. е. отлучению от Бога. К тому же чрез неопровержимые силлогизмы я представил (логическую) необходимость моих слов и что невозможно иначе разуметь те определения, нежели я их истолковал и разумел. Но поскольку мы убедились, что латиняне с тех пор благоразумно сбросили маски в прениях с нами: ибо их предмет не в отношении Истины, и они не ставили себе целью со тщанием найти ее, но только (для того предпринимали дискуссии), чтобы казалось, что они нечто говорят и занимают свой слух, ибо для них было необходимо свести на нет заседания, дабы после казалось, судя по их словам, что они свели на нет все то, что говорилось нами, – то, с тех пор уже оставив дискутировать, мы просили их (что же еще мы могли сказать, чтобы привлечь их каменные души?) придти к доброму тому соглашению, которое мы имели раньше и в отношении нас самих и наших Отцев, когда тожде мы говорили и когда не было между нами раскола. Говорить это, казалось, петь глухим ушам или кипятить камень, или сеять на камне, или писать на воде или другое подобное, что в пословицах говорится в отношении невозможнаго. Они, принуждаемые аргументами и, однако, совершенно не допуская никакого внесения исправления, по причине, как кажется, неисцельности, просили нас перейти к рассмотрению догматического учения, ибо уже достаточно (как они говорили) было сказано о прибавлении, надеясь этими словами прикрыть их дерзость в отношении Символа, если было бы доказано, что их догматическое учение здраво. Но наши не уступали и были непреклонны (не желая) иметь суждение о догматическом учении, если сначала не будет исправлено прибавление; и они держались бы до конца в этом сопротивлении, и так разошлись бы, правильно поступая, если бы потом не были принуждены некоторыми лицами, (говорившими,) что не уместно было бы отбыть, ничего не говорив о догмате; тогда они согласились перейти на другое: это – от прибавления на учение, и это же – из Феррары во Флоренцию.

3. Прибыв туда, мы приступили к прениям об учении, в то время как латиняне представляли изречения, некоторые из каких то апокрифических и неизвестных книг, а некоторые из подложных и испорченных, в которые насильно было внесено их собственное учение. Итак, я, опять вступив с ними в борьбу и совершенно показав нелепость (их) учения и доказав, что профанационным образом книги являются подложными, ничего не достиг и никого не убедил, кроме того, что безполезно и безцельно потерял время. Ибо одни слова сменялись другими, и речь рождала речь, как это в их обыкновении; и ничем сколь-нибудь большим их истина не доказала свою силу, хотя они много излили чернил ради себя и многословиями прикрывали ее, пока, наконец, снова потеряв терпение, как от того, что был измучен присущей мне немощью, так и от того, что видел безплодность (их) слов, я, как мог, простер к ним очень длинное слово, в котором неопровержимыми свидетельствами представил истину нашего догмата; что только от Отца, а не от Сына, исходит Дух Святый; начав от евангельских слов, затем от Апостолов и последовавших им и дойдя даже до Третьяго Вселенского Собора, по порядку обрабатывая все из сказанного и суммируя и делая вывод, что находящийся в распоряжении материал доказывает, что везде осуждается новшеский догмат латинян.

4. На этом я закончил к ним речь, решив или больше не сходиться с ними на собрания, или, по крайней мере, молчать. Но они вызывали нас, приятно это нам или нет, на возражения против того, что было сказано. И делая это, в то время как я по немощи отсутствовал, два последующих заседания только они говорили, между тем как никто не взял на себя защиту; на первом заседании они приводили слова своих Учителей, в которых говорилось, что Дух Святый исходит от Сына, так же как и от Отца; на втором заседании, возражая на то, что было мною сказано, они больше извращали, нежели опровергали наших Учителей, приводя противоположныя, как им казалось, мнения. Но так как я молчал и не видно было, чтобы кто-нибудь из наших возражал им, как потому, что власти судили, что так лучше, так и потому, что все не решались на борьбу и боялись, чтобы не впасть в ссоры и неприятности, то они, наше молчание принимая за удачу (έρμαιον), и как бы неких бегущих призывая на борьбу, и так как никто из нас не соглашался, аплодировали себе, как победителям и как обладателям истины. Это же намеревались они и всегда делать, чтобы, раз и навсегда приготовившись говорить противоположное всему тому, что нами говорилось, затем приписывать себе победу.

5. Затем начались речи о примирении и компромиссе, и некто из наших выступил, сказав, что хорошо облобызать мир и достичь святого соглашения между нами, так чтобы и не являлось, что Западные (св. Отцы) противоречат Восточным (св. Отцам); и уже некто начал философствовать о том, что “чрезъ” у наших Учителей находится равнозначущим “от, изъ”, и что оно (“чрезъ”) делает Сына Виновником Духа. Таким образом постепенно возникло латинствование (ό λατινισμός), а затем начали работать над способом, как заключить Унию и выработать некоторые изречения, которыми могли бы обезпечить соединение, представляющия серединное положение и могущия быть воспринятыми согласно и тому и другому учению, как бы некий сапог, годящийся и на ту и на другую ногу⁶¹⁶. И по той причине им сие казалось весьма соответствующим для той цели, что таким образом и наши легче были бы привлечены, и можно было надеяться, что сие будет безпрекословно принято противной стороной. И составив некую грамату, содержащую сие, а также ясно излагающую их суждение, они направили ее им, чтобы благодаря сему заключить Унию. Но те ни в коем случае не пожелали принять эту грамату безпрекословно, но или вызывали тех на защиту и разрешение того, что было в грамате из относившагося к предмету спора, или же требовали принятия своего, что они предварительно послали, а это было полное соглашение в отношении учения латинян и греков и исповедание, что Дух Святый исходит также и от Сына.

6. Много же было потрачено времени, и наши тяжело переносили отлагательства и страдали в нужде и были изведены голодом, ибо и этим им приходилось бедствовать: ничего никому не давалось из уговоренных расходов, дабы принудить тем постепенно покориться им. Но к чему много говорить? – Не успокоились предатели своего спасения и Православия (“Благочестия”) оставить ни один камень неперевернутым, до тех пор, пока не добились, собравшись на Собрание, на котором председательствовал Император и Патриарх и сидел с ними Деспот⁶¹⁷, публично объявить “латинствование”. Когда они привели изречения, которые казались угодными для латинян, как из учителей тех, так и из великого Кирилла, то прежде чем вступить в борьбу со мной и в то же время дерзко мне нанести ряд оскорблений, они так запросили Собор: каково его мнение относительно этих изречений и готов ли он признать Сына Виновником Святого Духа? В отношении (приведенных) изречений участники Собора заявили, что, поскольку они являются подлинными словами Учителей, так как это удостоверяется из послания божественного Максима⁶¹⁸, то они не подлежат сомнению; но приписать Сыну вину Духа большинство совершенно воспротивилось, ибо это и мудрый Максим определил (говоря, что Западные Отцы не делают Сына Виновником Святого Духа). Но те, кто были дерзко-упорны в нечестии, и те, которые от начала последовали за ними, обольщенные радужными обещаниями и дарами, с “непокрытой головой” возвестили Сына Виновником Духа, что даже в изречениях латинян нигде не находится открыто выраженным. К ним причислился и Патриарх, будучи обольщен уже и сам, несчастный, жаждущий как можно скорее отбыть оттуда, хотя судьба его гнала к смерти. Я же мое мнение, а вместе и Исповедание Веры, имея написанным (ибо раньше было так установлено, чтобы каждый подал свое мнение в написанном виде), так как увидел, что они уже лихорадочно стремятся к заключению Унии и что те, которые ранее были со мной, теперь находятся с ними, а о докладных записках и не поминают, и сам удержал мое писание, чтобы разжегши их к борьбе, не подвергнуть себя явной опасности. Однако, устно я безбоязненно объявил свое мнение, говоря, что иначе невозможно согласовать изречения Западных и Восточных Отцев, как только согласно толкованию в послании преподобного Максима, которому следуя, мы утверждаем, что Сын не есть Виновник Святого Духа; я неодобрительно присовокупил и в отношении прибавления, сказав, что и в этом я не уступаю латинянам, и согласно приведенным словам, оно не хорошо и не благословенно сделано. После этого они занялись своими делами и обратились к составлению Соборного Определения (Акта Унии) и всего прочого для Унии; я же, с тех пор отмежевавшись от них, ушел в самого себя, для того, чтобы непрестанно согласуясь со святыми моими Отцами и Учителями, всем сделать известным мое воззрение чрез это мое писание, дабы (всякому) желающему было бы возможно взвесить: любя ли здравое учение, или же какое-нибудь извращение, я не принял заключенную Унию.