Михаил Пселл (предисловие к сборнику «Богословские сочинения»)

Издание содержит ряд богословских сочинений византийского философа, историка и богослова Михаила Пселла.

Книга рассчитана на историков философии и богословия, а также на широкий круг читателей, интересующихся данными вопросами.

Предлагая русскому читателю перевод ряда богословских творений византийского философа Михаила Пселла, я считаю уместным вкратце познакомить читателя с биографией этого знаменитого человека. Поскольку нашей непосредственной задачей является изучение богословских взглядов и творений Пселла, то мы лишь немного внимания уделим его жизни и деятельности, принадлежащей мирской истории, но более подробно будем говорить о нем как о богослове. В отделе примечаний мы укажем всю ту литературу, которой мы пользовались и в которой читатель, если пожелает, найдет полное описание и жизни, и политической деятельности, и философских взглядов Михаила Пселла¹

Михаил Пселл родился в Константинополе в 1018 году. Он был крещен с наречением имени Константина; при монашеском же постриге получил имя Михаила, с каковым именем он и вошел в историю. Он принадлежал к обедневшей аристократической семье: со стороны отца в его роду были и патриции, и сановники. Мать же его – Феолота – была глубоко благочестивая и образованная женщина, и именно благодаря ей ее высокоталантливый сын получил образование. Впоследствии он ее почтил в высокотрогательном панегирике². Она явилась первой его учительницей, и уже в 10летнем возрасте Пселл настолько хорошо изучил произведения Гомера, что знал их наизусть и мог комментировать. Отец хотел отдать его в обучение какому-нибудь ремеслу, но мать настояла, чтобы юноше была предоставлена возможность дальнейшего изучения наук, хотя это было материально тяжело для семьи. В те времена культура в Византии была в большом упадке. Высшее учебное заведение в Константинополе было закрыто после смерти царя Константина Порфирогенета. Изредка профессора, не получавшие никакой государственной субсидии, принимали учеников в обучение, но только за очень большую плату. Проучившись некоторое время, Пселл по материальным причинам должен был оставить учение в Константинополе и отправиться на чиновничью должность в провинцию; ему тогда было 16 лет. Но скоро положение изменилось: умерла его сестра, а родители пошли в монастырь. В их уходе в монастырь, как замечает А. Рамбо, не было ничего необычного и удивительного, потому что каждый византиец считал себя уже принадлежащим монастырю, как бы братом, пока находящимся в миру и несущим послушание в миру, и часто достаточно было небольшого повода, чтобы осуществить свое монашество полным постригом в монастыре³. На денежные средства, оставшиеся от родителей, Пселл мог продолжить свое образование у лучших профессоров Константинополя, как, например, Никита Византиец и Иоанн Мавропус. Среди его коллег, так же, как и он, горевших желанием изучить науки, были и будущий император Константин Дука, и Иоанн Ксифилин, будущий Патриарх Константинопольский. Получив юридическое образование, Пселл занялся адвокатурой. Но вскоре он был вызван на службу государству. Его коллега Константин Ликуд (в недалеком будущем занявший кафедру Константинопольского Патриарха), член Сената, имевший доступ к царю, предложил монарху – Михаилу IV Пафлагонцу на должность секретаря дворцового архива Пселла. Так началась долгая и блестящая карьера Михаила Пселла, которая с небольшими перерывами продолжалась в течение 40 лет. Некоторое время он был на должности судьи в Филадельфии. При новом императоре, Михаиле V Галафате, был назначен на должность личного секретаря царя.

При Константине IX Мономахе Пселл достиг исключительно высокого положения и мог многое сделать для культурной жизни Византии. По его настоянию и при поддержке со стороны того же Ликуда, в те времена занимавшего пост премьер-министра, был открыт университет в Константинополе; уже в 1045 голу последовала утвердительная грамота императора Константина, одобрившего открытие университета. Было открыто два факультета: философский, деканом которого был назначен Пселл, и юридический, деканом которого был назначен коллега и друг Пселла Иоанн Ксифилин. Двери университета были открыты всем без различия, но для вступления требовалось прохождение через строгий экзамен. Задачей университета было создание умственной элиты, которая бы предоставляла кадры для государственных и церковных должностей. Профессора получали от государства жалованье, наградные и шелковую форму. Пселл был блестящим лектором и привлекал к себе слушателей не только из Константинополя, но и за его пределами – из Аравии, Персии и латинского Запада. В своей «Хронографии» он вспоминает эти успехи, когда аудитория, затаив дыхание, внимала каждому его слову и его «ценили на вес золота». Пселла даже называли «божеством» и «медоточивым». Особенно ему было дорого внимание и, можно сказать, преклонение перед ним царя и царицы. Бывало, что царь позволял Пселлу сесть на престол, а сам садился у его подножия и, слушая, записывал его слова. Царь пожаловал ему звание, которое на нашем языке соответствовало бы званию «превосходительство», и назначил на должность министра иностранных дел (πρωτοσηκρῆτις). Но лекции Пселла вызывали недоумение и огорчение в среде Церкви. Дело в том, что Пселл, прекрасный знаток и Аристотеля, и Платона, в своих лекциях держался философии Платона и свое преклонение перед ним (он называл его «наибольшим гением, который когда-либо был в человечестве») внушал и своим слушателям. Эта «вспышка» неоплатонизма в Константинопольском университете весьма обеспокоила церковный круг. Церковная наука в Византии в те времена (как и на Западе позднее) прочно покоилась на методах и железной логике Аристотеля, и крупнейшие богословы, как, например, Св. Иоанн Дамаскин и Бл. Патриарх Фотий, держались именно системы Аристотеля; в то время, как платонизм в форме неоплатонизма считался опасным для Церкви как некое воскрешение язычества, но не в грубой форме (которая, конечно, давно отжила), а в тонкой форме некой «философской религии», являющейся противовесом Христианству. В сущности, философия редко не претендует на то, чтобы стать религией, неоплатонизм же именно этим и стал и явил себя в истории⁴. Пселла заподозрили в уклонении в ересь. Патриаршия комиссия в присутствии царя подвергла испытанию Пселла в отношении его верований. Пселл полностью доказал свою преданность Православию и непорочность своих воззрений. Комиссия оправдала его, а царь принес ему поздравление. В течение 9 лет Пселл сочетал свое служение науке с добросовестным несением государственной должности. В течение этих лет произошли два важных события: поход русских на Константинополь, окончившийся весьма неудачно для русских; и в 1054 г. – Великий Раскол Церквей. О первом событии Пселл подробно сообщает в своей «Хронографии», будучи очевидцем события и находясь при царе⁵; о втором же событии у него мы не находим ни слова. Это трагическое событие, «которое заканчивает долгую историю и является окончательным эпизодом конфликта, длившегося в течение многих веков», по выражению Ш. Диля⁶, не привлекло тогда особого внимания Пселла, и только мимоходом он упоминает об этом в своем панегирике патриарху Михаилу Керуларию и хвалит его за его «стойкое противление ереси».

Любовь, признание царем и царицей его заслуг и общее преклонение перед ним вызвали два отрицательных явления: во-первых, в душе Пселла, по выражению одного историка, возникло «опьянение своей фортуной», своими успехами; а во-вторых, у него появилось множество завистников и недоброжелателей, которые устраивали всевозможные интриги против него. Пселл платил желчью: он жестоко и остроумно высмеивал своих недоброжелателей, по-«вольтеровски» язвительного высмеивал их, что вызывало еще большую ненависть к нему с их стороны. Иоанн Ксифилин и некоторые другие его друзья не выдержали дворцовых интриг и приняли монашество, удалившись в монастырь на Олимпийской Горе. Они призывали и Пселла последовать их примеру. Но Пселл любил жизнь и борьбу, и надо признать, что в то время еще духовно не созрел для монашества. Итак, Пселл оставался еще некоторое время при Дворе. Тяжелая болезнь, которую он перенес, заставила его понять непрочность жизни и успехов, и он решил принять монашество. Об уходе в монастырь он рассказывает в своей «Хронографии» как об осуществлении заветной мечты. Царь сначала удерживал Пселла, не желая расстаться с ним, а затем уступил и поздравил его с мудрым решением. Приняв постриг в Константинополе и получив при этом монашеское имя, Михаил Пселл отбыл к своим прежним друзьям, ныне монахам на Олимпийской Горе. Монашество было весьма частым и отрадным явлением в византийской жизни: уходили в монахи цари, царицы, знаменитые и простые люди, мужчины и женщины, ища тихого и спасительного пристанища в монашестве. Как замечает Hussey, «в течение Средних веков монашество оставалось составной частью византийской жизни»⁷.

Но недолго Михаил Пселл оставался в монастыре. Он не принял монашеский дух, он понимал монашество как некий философский метод медитации, а не как живой и тяжелый подвиг, направленный на спасение души. Коллеги старались направить его на правый путь. Но Пселл томился. Свою душу он раскрывает в одном из своих писем, говоря: «Я человек – душа моя соединена с телом; поэтому радость мне доставляют как мысли, так и ощущения». «Он ценит дружбу и легкое веселье». «По нраву я и Демокрит, и Гераклит, то смеюсь, то печалюсь. Не пощадит нас коса смерти, а если завтра предстоит умереть, мирно наслаждайся нынешним днем»⁸. Пселл ценит и стакан вина как напиток и как возможность в теплой дружеской компании чокнуться чарками вина⁹.

Неожиданно Пселл получил приглашение от вдовствующей царицы Феодоры вернуться в Константинополь, чтобы быть наставником ее юного сына. Одновременно ему предлагают стать советником царицы по управлению государством. При царице Феодоре (1054–1056), при Михаиле VI Сгратиоте, при Исааке Комнине, впоследствии также ушедшем в монахи в Студийский монастырь, при Константине Дуке (1059–1067), его прежнем коллеге по обучению в молодости у константинопольских профессоров, при Евдокии и Романе IV Диогене (1067–1071) и даже в начале царствования Михаила VII Дуки, его прежнего ученика, которому он помог взойти на престол, Михаил Пселл был осыпаем царскими милостями и достиг сана премьер-министра. Из-под его пера выходят произведения по всем отраслям искусства и науки. Его универсальный гений охватывает все: и богословие, и философию, и медицину, и естественные науки, и музыку, и математику, и ораторское искусство, и поэзию. Его знания – энциклопедического характера, а мастерство речи делает его самым знаменитым человеком XI века и, возможно, самым выдающимся писателем всей истории Византии. Он, по выражению одного известного ученого, был «самым умным человек своего века». Но – приходится признать, что как государственный деятель он заслуживает и упреков. «То, что Пселл мог сохранить свое влияние при смене правителей, остаться невредимым при революциях и узурпаторствах и при этом всегда выплывать наверх, показывает его беспринципность и угодничество властям, кто бы они ни были», – говорит один автор¹⁰. И все же, несмотря на его бесхарактерность и оппортунизм (по выражению одного ученого¹¹), Пселл, этот исключительный знаток византийской литературы, говорит Крумбахер, «является первым человеком своего времени»¹². И хотя современники Пселла ставили ему в упрек мелочность, способность на интриги и отсутствие лояльности к своим царским благодетелям, однако те же современники пишут о нем и с большой похвалой, называя «мудрейшим», «всеученнейшим»: «честнейшим» и «превосходнейшим». Анна Комнен так говорит о Пселле: «Этот знаменитый Михаил Пселл был первым философом своего века и достиг совершенства знания не только греков, но даже и халдеев в силу замечательности и проникновенности его гения, а также благодаря помощи ему от Бога, умоленного горячими молитвами, слезами и бдениями его матери перед образом Божией Матери в монастыре Кирах»¹³. Как говорит Мнср. Жюжи, «слава ученого и художника затмевала для современников его человеческие слабости»¹⁴. В нем видели, как говорит Н. Lucas, «универсального литературного гения энциклопедического характера»¹⁵. Одни из жизнеписателей Пселла относятся к нему весьма отрицательно (П. В. Безобразов), другие склонны оправдать его: П. П. Иоанну, который видит в Пселле хорошего христианина и человека достойного и считает, что он был оклеветан его современниками и последующими писателями. Сам Пселл в своем «оппортунизме» не видел ничего отрицательного, считая, что человек здравого ума должен уметь приспосабливаться к различным жизненным обстоятельствам и разным правителям. Знаменитый историк, профессор А. Васильев, так отзывается о Пселле: «Пселл не брезгал лестью, давал взятки для своего благополучия. Поэтому нельзя сказать, что он обладал высокими качествами морали, хотя в этом отношении он не отличался от других людей этого тяжелого и бурного времени. Однако он обладал многими качествами, которые его ставили намного выше его современников. Он был очень образованный человек, который много знал, много читал и усердно трудился. Он достиг многого в своей жизни и оставил после себя много трудов. Историки до сих пор не согласны между собой относительно оценки его личности и действий. И все же мало сомнений в том, что он должен был занять место столь же высокое в культурной жизни Византии XI века, как Фотий в IX и Константин Порфирогенет – в X веке»¹⁶.

* * *

На основании его слов о себе можно представить его облик: «Я – смугл, небольшого роста и немного заикаюсь»¹⁷. Так выглядел тот, кто был необыкновенно великим в своем интеллектуальном творчестве и одним из непревзойденных мастеров художественной речи!

Хотя в силу своего положения он не мог соблюдать монашеские правила, однако продолжал быть монахом в душе и внешне, постоянно нося монашеское одеяние. Несмотря на его душевность, потому что, если он и мог посмеяться над врагом, то умел и глубоко пожалеть его, если тот попадал в беду, и оказать ему помощь и словом, и делом, – в нем было что-то весьма суровое и требовательное и к другим и к себе. В его присутствии, где бы он ни был, ни распущенность, ни распутное слово были немыслимы и не могли иметь места. Он и в жизни, и при Дворе продолжал оставаться строгим наставником, каким был, когда преподавал в Константинопольском университете. Внутренне он был недоволен и собой и образом жизни, которую вел. Он признавал себя грешником и молил Бога принять его в разряд «наемников», т. е., как он объяснял это слово, – в разряд кающихся грешников¹⁸, которых Господь помилует на основании их покаянных слез, и просил Бога оказать ему снисхождение и милость¹⁹. Он скорбел о невозможности монашеской жизни и тихом монашеском бытии. «Я называю философами, – пишет он, – не тех, кто исследует сущность вещей и ищет основы мира, пренебрегая своим спасением, но – тех, кто презрел мир и живет вместе с теми, которые стали выше его»²⁰. И если раньше Пселл тосковал в монастыре по миру и блеску Византийского двора, то теперь, находясь в миру, в высоких санах и в богатстве и обласканный Двором, он духовно томится по монашеской келии и по тихому жительству для Бога и в молитве. И Бог дал ему это, хотя этот его уход из мира был болезнен для него. Произошло это при следующих обстоятельствах: новый император, Михаил VII Дука (1071–1078), бывший воспитанник Пселла, которому, возможно, был обязан своим восхождением на царский престол, сначала осыпал своего прежнего учителя и благодетеля царскими милостями. Но под влиянием премьер-министра Никифорица (1071–1072) переменил свое отношение к нему: Пселл впал в немилость. У него были отняты все должности, и его имущество было конфисковано, а сам он был сослан в монастырь. Здесь в бедности, в бесславии и одиночестве он окончил свою жизнь как истинный монах. Эти годы скорби и терпения принесли свои плоды: он созрел для вечной жизни²¹. С воцарением Никифора III Фоки, сбросившего с престола Михаила VII, положение Пселла изменилось к лучшему: новый царь разрешил жить ему где угодно, и мы видим, что по поручению царя он составляет свой главный богословский труд: «Толкование на Книгу Песнь Песней». Несомненно, что царское внимание было началом новых милостей к нему, и, возможно, царь желал привлечь его вновь ко Двору. Но земной путь Михаила Пселла уже подходил к концу²². Уже не земной, а Небесный Царь призывал его к себе. Умер Михаил Пселл в марте 1078 г. в возрасте 60 лет. В одном своем сочинении Пселл писал, что Господь наш Иисус Христос будет судить людей по справедливости, но вместе с тем и человеколюбиво²³. Веруем, что Господь оказал милость и душе этого человека. Любовь, которую он стяжал к себе своими трудами, полезными для Церкви и культуры человечества, не является ли известного рода молитвой без слов об упокоении его души? Любовь предполагает желание блага тому, кого любишь; а желание блага не является ли выраженной в словах или даже не выраженной в словах молитвой о любимом?

Михаил Пселл оставил после себя более чем 225 сочинений, и список его сочинений еще не закончен, потому что постоянно открывают его новые писания. Некоторые же из сочинений, которые Аллатий приписывает Пселлу, возможно, не принадлежат его перу.

По выражению Мнср. Жюжи, «Пселл относится к тем ученым византийцам, которые знали все и могли писать обо всем»²⁴.

Ниже мы расскажем о некоторых сочинениях Пселла, из числа тех, которые приводятся у Миня.

Несомненно, и это общепринято, главным сочинением Пселла, с которым он вошел в плеяду писателей мирового уровня, является его «Хронография». Это сочинение было открыто сравнительно недавно и опубликовано греческим ученым Сафой (Σαθα)²⁵. Французский ученый Emile Renauld, считавший Пселла «одним из самых блестящих византийцев, о которых история литературы сохранила память»²⁶, в 1926 г. напечатал вместе с греческим текстом французский перевод сего творения. В 1953 г. появился английский перевод «Хронографии», сделанный Е. R. Sewter'oм. В предисловии к этому английскому переводу известный ученый G. Hussey отзывается о «Хронографии» как о «первоклассной истории»²⁷. Мы слышали, что в Советском Союзе тоже вышел перевод сего творения на русском языке^27а. О «Хронографии» имеется несколько небольших работ, из числа которых указываем на сочинение итальянского ученого R. Anastasi²⁸ и на статьи Gadolin'a²⁹ и Linner'a³⁰.

«Хронография» – это не столько история, сколько мемуары наблюдательного и блестящего сановника, проведшего 40 лет при Византийском дворе в служении шести правителям, которые сменяли или же сбрасывали один другого. Мемуары ведутся от первого лица. В отличие от безличных и монотонных записей прежних византийских историков это сочинение полно жизни. Описываемые Пселлом личности предстают не идеализированными фресками, а живыми людьми, со своими страстями, достоинствами и многочисленными недостатками. Пселл часто описывает их с юмором, что напоминает стиль Вольтера (некоторые называют его «византийским Вольтером»³¹). Один историк говорит, что он «тех, кого превозносит и восхваляет в панегириках, жестоко клеймит в своих мемуарах». Известное подтрунивание над царственными особами, которых он описывает в «Хронографии», и выставление напоказ их немощей является «горьким смехом» Пселла над окружающей жизнью. Но этот «горький смех» вольтеровского или гоголевского характера является, в сущности, «сдержанным мефистофелевским хохотом». Не видеть нигде идеала, подходить ко всему свысока и с уже готовым разочарованием и презрением таит в себе гордость и горечь байроновских или, лучше сказать, демонических типов. Поэтому, как заметил один византолог, «Хронография» полна пессимизма. Христианство же, наоборот, верит в человека; в каждом человеке видит образ Божий, как бы человек ни пал, как бы ни согрешил: покаявшегося разбойника возвещает Святым, покаявшуюся блудницу именует «Целомудренной»; потому что Христианство подходит к человеку с любовью, «которая всему верит и все покрывает». Таким образом, как литературное произведение «Хронография» богата, но как произведение христианина она бедна отсутствием идеализма и веры в человека. «Хронография» не закончена: она обрывается на первых главах, которые Пселл посвятил царствованию Михаила VII Дуки, чтобы уже никогда не быть законченной.

Пселлу принадлежит ряд панегириков, опубликованных Сафой. Интересен панегирик Патриарху Михаилу Керуларию, которого незадолго перед его кончиной Пселл обвинял в беззакониях и в уклонении в ересь («Обвинение против Керулария» существует и в русском³², и во французском переводах³³). Самым лучшим из его панегириков является знаменитый панегирик своей матери, Феодоте³⁴.

Пселл написал большое число произведений на всевозможные темы: писал он много о философии Аристотеля и Платона, а также на медицинские темы, о математике, о законоведении, об ораторском искусстве и т. д. Все его так называемые научные труды, конечно, безнадежно устарели, и для науки он ничего нового не сделал. Медицина в те времена была более простой, чем теперь: все лекарства сводились главным образом к вину и елею, а хирургия знала лишь кровопускание и прижигание. Пселл пишет и об астрономии и о явлениях природы; пишет весьма авторитетно, но его мысли не выходят за пределы современных ему знаний, хотя иногда в высказываниях поражает научное чутье, удивительное по тем временам, так, например, Пселл пишет о земле как о «сферическом теле», а звезды называет «огонь и воздух», т. е. – состав их определяет как пылающие газы. Ему принадлежит сочинение, которое он направил Патриарху Михаилу Керуларию, о том, как искусственным образом делать золото: «О золотоделании». Это произведение (кстати, переведенное на французский язык) ничего нового не представляет в сравнении с писаниями других средневековых алхимиков: чтобы произвести искусственным образом золото, необходим некий таинственный камень, находящийся в Индии, но как его найти – неизвестно. Сочинение Пселла «О силах, находящихся в камнях», которое воспроизводится у Миня и было очень популярно, описывает главным образом драгоценные камни и говорит о магической лечебной силе, которой они обладают: одни камни помогают при зубной боли, другие излечивают меланхолию, третьи (как, например, аметист) еще обладают способностью при взирании на них отрезвлять пьяных; один из «камней», называемых «магнит», имеет две разнородности: одна из них притягивает железо, а другая – отталкивает. В таком же духе его высказывания и относительно природных явлений в его сочинении «Всестороннее учение» и в иных писаниях подобного рода, которые воспроизводятся у Миня. Все эти представления давно «сданы в архив», как, возможно, и некоторые наши нынешние научные познания будут казаться наивными через 100 лет. И однако в этих творениях Пселла является драгоценным искания человеческого духа и желание проникнуть в тайну окружающей нас природы и прочесть еще не открывшиеся страницы творчества Божиего. В этих творениях, пусть несовершенных (что и понятно!), сказывается вечный творческий дух и пытливый ум, которым Бог наградил человека.

Философские сочинения Пселла, часть которых воспроизведена у Миня, в сущности, весьма устарели. Вся философия Средних веков держалась либо на Аристотеле, либо на Платоне. И с приходом Новых веков эти два почтенных философа уже принадлежат к далекому прошлому в истории философии³⁵.

У Миня среди богословских сочинений Пселла имеется «Монодия по поводу обвала Святой Софии». Но это произведение (существующее и в немецком переводе), ни в коей мере не является богословским, а скорее рисует скорбные чувства автора по поводу обвала в здании Св. Софии³⁶.

Минь среди богословских трудов Пселла приводит сочинение по демонологии: «О действиях демонов». Это произведение, построенное на Священном Писании, философии Платона и отдельных мнениях Святых Отцов, имеет своей целью познакомить христианина с врагами спасения его души – бесами и с их методами борьбы с человеком. В этом сочинении (имеющемся и во французском переводе) много фантастики. Так, например, Пселл говорит, что бесы, подобно животным, делятся на два пола: мужской и женский; они имеют тело, которое до некоторой степени материально, если испытывает страдания от огня и серы в аду; они холодны по природе, и ради того чтобы быть в тепле, входят в тела людей и животных.

У Пселла имеется и другое сочинение по демонологии, в котором он подробно разбирает методы борьбы бесов с нами и учит, как нам бороться с ними. Это сочинение – «Жизнь Св. Авксентия», изданное П. П. Иоанну в сопровождении французского перевода³⁷. Начинается оно так: «Христос является Началом нашего возвращения к Добру и к Богу от состояния древнего падения. Христос искупил наше естество и неизреченной и божественной икономией возвел нас на небо, в наше древнее Отечество. Он и всем людям представил Себя как образец для борьбы со злом и демонами».

Не так давно A. Garzya опубликованы некоторые небольшие небогословские сочинения Пселла в сопровождении итальянского перевода. Среди них заслуживает внимания только ответ Пселла Иоанну Ксифилину, который порицал его за увлечение Платоном³⁸.

Сочинения Пселла настолько охватывают все области знания, что справедлив совет Я. Н. Любарского изучать наследие Пселла специалистами разных областей: «Их усилия, – говорит он, – не пропадут даром, ибо в византийской литературе было немного фигур такого масштаба, как Михаил Пселл»³⁹.

* * *

Пселл как богослов очень мало изучен. Из его писаний лишь небольшое число принадлежит богословию. Hans Georg Beck справедливо замечает, что «главное содержание литературного труда философа Михаила Пселла зиждется, конечно, не на поприще богословия. Но, даже если общая оценка его творчества должна исходить не отсюда, все же достаточная доля приходится и на историю богословской литературы»⁴⁰. Он же, говоря о писаниях Пселла, замечает: «Его богословские писания – разнообразны и не лишены интереса»⁴¹. Писатель XVII века L. Е. Du-Pin – невысокого мнения о трудах Пселла и говорит, что все его труды, а особенно богословские, ни в каком отношении не являются выдающимися⁴². Следует заметить, что этот писатель вообще невысокого мнения о всех греческих богословах-писателях и только о немногих он дает добрый отзыв. Аллатий же, напротив, изучив писания Пселла, восторженно отнесся к его трудам, в том числе к богословским, и поражается творческой плодовитостью Пселла и разнообразием писаний, принадлежащих его перу⁴³. Мнср. A. Ehrhard, известный богослов, говорит так: «Великий писатель и философ XI века, Михаил Пселл, оставил также и на богословском поприще настоящие шедевры»⁴⁴. Мне представляется, что именно своими богословскими творениями Пселл увековечил свое имя. Его остальные труды принадлежат прошлому, а богословские приобщены и приобщают к вечному и неизменному.

Трудность изучения богословских воззрений Пселла заключается в том, что большинство его богословских писаний до сих пор не издано. «Как можно говорить о его учении, – вопрошает Мнср. Жюжи в своей статье о Пселле, – когда такое множество его богословских трудов не издано?»⁴⁵ «О Пселле много говорили до сих пор как о философе и литераторе, – замечает тот же автор, – и почти ничего не писали о нем как о богослове и толкователе Писания и Отцов, авторе омилий и священных панегириков. Эта часть его литературного наследия в особенности оставлена без внимания, и в этом отношении больше всего его сочинений остаются неизданными»⁴⁶. Ввиду этого неудивительно, что одно специальное сочинение и две статьи, посвященные богословским взглядам Пселла, представляются скудными и ничего не дающими⁴⁷. Прекрасное же сочинение П.П. Иоанну «Christliche Metaphysik in Byzanz: Die Illuminationslehre des Michael Psellus und Johannes Italos» (1956), собственно говоря, посвящено вопросу философии, хотя в нем и обсуждаются попытки Пселла и Итала сочетать учение Платона с христианской мыслью и реакция на это со стороны Церкви в XI веке. Этот же вопрос является предметом изучения и другого соотечественника Иоанну – Зервоса (Ch. Zervos. Un philosophe Neoplatonicien du XI^е siecle. Michel Psellos. 1973).

Статья Мнср. Жюжи в «Dictionnaire de Theologie Catholique»⁴⁸ действительно дает нам сведения о том, какие богословские труды Пселла известны ее автору, в каких рукописях они находятся, а если опубликованы, то где возможно их найти. Оценка же богословского творчества Пселла у него так же ограниченна, как и у всех приведенных нами авторов.

Мы, со своей стороны, постараемся дать общий обзор богословских воззрений Пселла на основании материала, почерпнутого главным образом из сочинений, переведенных нами, которые читатель найдет в этой книге. Мы дадим общую схему, не отягощая ее цитатами.

Прежде всего Пселл – философ, и это чувствуется и в его богословских творениях, которые имеются в нашем распоряжении. Но как философ он не отделяет философию от богословия, а считает ее – схоластически – как находящуюся в служении богословию, которое он именует «первой философией» и говорит, что все знания и всякий источник знания сосредоточены в премудрости Божией. Поэтому Истина заключается в откровении Божием людям: в Священном Писании. Пселл отнюдь не был ни полуязычником, ни скептиком, ни «византийским Вольтером» – как некоторые хотели его видеть, – а был истинным христианином по доброму убеждению своего сердца. Он хорошо изучил Священное Писание (как он говорит об этом в своей «Хронографии») и, как видно на основании его трудов, прекрасно знал Святых Отцов Греческой Церкви (и хотя он изучил латинский язык настолько хорошо, что мог говорить по-латыни, – как он свидетельствует об этом в той же своей «Хронографии», – однако мы не видим в его сочинениях ни одной ссылки на великих Западных Отцов, хотя, возможно, это происходило от известного снобизма византийцев в отношении западных Церквей). Иногда Пселл в своих сочинениях приводит наравне со свидетельствами Священного Писания по тем или иным вопросам также и мнения древних философов и говорит, что необходимо держаться того, что нам открыло Священное Писание. И вообще, Пселл подчеркивает, что в философии есть нечто, что следует отвергнуть, принять же только то, что согласуется с христианским учением. Пселл говорил, что ценность древних философов – в том, что они подготовили путь в мире для Христианства, и в этом отношении Платон – которого Пселл считал абсолютным гением и выше ставил, чем Аристотеля, – ближе всего к Христианству. Когда же его бывший друг, Иоанн Ксифилин, написал ему резкое письмо, обвиняя в том, что ему «Платон заменил Христа», то Пселл поспешил отвергнуть такое обвинение и ответил, что для него Христос – все и никто и никогда не может ему заменить Его. Как мы увидели, Церковь была весьма обеспокоена вспышкой преклонения перед Платоном, которую вызвал Пселл своими лекциями. И следует сказать, что Церковь имела основания для сего. Философия Платона была скорее вредна для Церкви, чем полезна. Ориген, а за ним и Св. Григорий Нисский, впитав в себя идеи Платона, в некоторых вопросах впали в опасные фантазии, чуждые учению Церкви. Затем рождение неоплатонизма принесло большой вред Церкви. Плотин, Порфирий, Прокл и другие, в сущности, воскрешали язычество, но не в его грубой форме, которая, конечно, давно отжила уже ко временам Юлиана Отступника, – но в его тонкой форме «философской религии». Неоплатонизм явился суррогатом религии, антихристианским ренессансом язычества. И хотя, конечно, Платон в этом не виноват, но с его именем оказались связанными тяжкие для Церкви явления. Преп. Феодор Студит (IX век) в одном своем трипеснце говорит так: «Петр ветийствует, и Платон умолча: учит Павел, Пифагор постыдеся: таже Апостольский богословящий собор еллинское мертвое вещание погребает и совосставляет мир к служению Христову»⁴⁹. И в акафисте Божией Матери можно прочесть: «Радуйся плетения Афинейская растерзающая»; т. е. силки афинских философов. И хотя Аристотель также был афинским философом, однако Церковь с готовностью приняла его методы, потому что Аристотель дал методы логических построений и научных принципов. По словам одного писателя: «Сократ (лучше же сказать: Платон) основал философию, а Аристотель основал науки»⁵⁰. Неоплатонизм же был скорее религией, чем философией, и в этом была его опасность. Иоанн Итал, такой же горячий приверженец Платона, как и Пселл, настолько отошел от здравого христианского мышления, что был осужден Церковью. Последним неоплатоником в Византии был Гемист Плифон, который, по скорбному заключению Св. Георгия Схолария, был язычником. Он учил (см. его сочинение «Законы») о том, что наступит новая эра для человечества, когда общая для всех «философская религия» сменит Христианство; этого радикального неоплатоника Флоренция с гордостью почтила как «основателя гуманизма»⁵¹. Итак, мы видим, не без основания Церковь боялась неоплатоников. Как мы выше говорили, Пселл был вызван на заседание патриаршей комиссии, дабы его верования и воззрения были подвергнуты испытанию. На заседании присутствовал и царь Константин IX Мономах. Пселл блестяще доказал свою преданность Православной Вере и здравое понимание православных догматов, и комиссия нашла, что нет никаких оснований подозревать его в уклонении в ересь. Царь принес Пселлу поздравление. Нет никакого сомнения в том, что Пселл был истинно православным мыслителем и при этом ученым философом-богословом, и в этом он ни в малейшей мере не был двуличен.

У Пселла ясное и определенное учение о Боге. Бог не есть Первое Звено в мировом порядке, как это понимал Аристотель; Бог не есть Высшая Идея, как учил Платон; Бог не есть природа, как учили пантеисты. Бог есть «Иная Природа»», непостижимая, вечная и ни с чем не сравнимая, как и все действия Его и сила. Бог – Святая Троица в Единице, и Единица в Троице. У Бога – единое Божественное существо, воля и действие, и – Три Ипостаси, или Лица: Отец, Сын и Святой Дух. В отношении Своего бытия Лица Святой Троицы – отличны Друг от Друга, и это является Их характерными ипостасными свойствами. Бог Отец имеет Свое бытие в силу Самого Себя: никто не явился Его «Началом» или «Виновником» Его бытия: поэтому Он – «Безначальный» и «Безвиновный». Бог же Сын имеет Свое бытие от Бога Отца, путем рождения: Бог Сын – Сын Единородный и Слово Отчее. Бог Дух Святой также имеет Свое бытие от Бога Отца, как и Сын, но не путем рождения – как Сын, – а путем исхождения; в чем же разница между этими двумя понятиями – для нас неведомо. Дух Святой исходит только от Отеческой Ипостаси, и это учение, как говорит Пселл, представляет собою «Фундамент Веры». Дух Святой подается твари чрез Сына. В этом – единство воли и действия Святой Троицы. В отношении же времени Все Три Лица – «безначальны».

Пселл разъясняет разницу между понятиями «существо» («естество», «природа») и «лицо» («ипостась»): потому что понимание этих терминов является существеннейшим в догматическом богословии. Учит он также понимать значение термина «воипостасности». В этом отношении он, конечно, не может быть оригинален, а следует линии: Св. Василий Великий – Св. Максим Исповедник – Св. Иоанн Дамаскин.

Затем Пселл четко учит о соединении двух природ в Богочеловеке: Божественной и человеческой, и объясняет «определение» Четвертого Вселенского собора: две природы в Богочеловеке, две воли, два Действия.

В отношении же между Богом и миром Пселл говорит о Боге не только как о Творце, но и как о Промыслителе, Который управляет миром. Пселл часто говорит о Промысле Божием, который, однако, не идет вопреки законам, которые Бог вложил в природу. Некоторые философы учили, что мир не имеет начала и не имеет конца; другие же философы учили, что мир имел начало, но не будет иметь конца; Пселл считает, что, согласно Священному Писанию – которому только и следует верить, – мир имел свое начало и будет иметь свой конец; при этом Пселл имеет в виду, конечно, не духовный, а материальный мир. Затем Пселл говорит, что некоторые философы считали, что в космосе имеются и иные планеты, кроме Земли, на которых обитают разумные человеческие существа. Но он отрицает такую возможность – правда, на очень бедном богословском основании, – полагая, что это не может быть так, потому что Божие внимание и Божия деятельность ограничены как направленные только на один предмет и не могут распространяться на многие, т. е. Божий Промысл сосредоточен только на Земле и на людях. Думаю, что Джордано Бруно, учивший, что во Вселенной существует много планет, на которых живут разумные существа, вряд ли согласился бы с аргументом Пселла, ограничивающим Божию деятельность только Землей и ее обитателями. Пселл отвергает и осуждает мнение Оригена о восстановлении всего, включая и самих бесов, и считает это мнение «вздором» и «чуждым учению Церкви». Он отвергает и порицает еретиков, которые превратно учили и были осуждены Святыми Вселенскими соборами. Он особенно порицает Нестория; но не питает симпатии и к Бл. Феодориту. Он хорошо знает Святых Отцов Церкви: ему принадлежат комментарии на творения Св. Григория Богослова и Св. Василия Великого. Из комментариев на книгу Песнь Песней, принадлежащих перу Св. Григория Нисского, Св. Нила и Св. Максима Исповедника, он создает комментарий, представляющий их общие мысли. Он глубоко ценит и дар красноречия Святых Отцов и ставит их в этом отношении выше знаменитых эллинских ораторов; из всех Отцев Церкви, представляется, ему ближе всего Св. Иоанн Златоуст.

Пселл категорически отрицает «предопределение» и говорит, что Божие предведение всего, предведение совершенное, определенное и божественное, отнюдь не является предопределением, которое связывает волю человека и диктует события и нарушает законы природы. Предведение не есть предопределение, и поэтому моральная ответственность человека за свои поступки полностью сохраняется как действие его свободной воли.

Следуя древним философам, он учит о душе, об уме, о силах души и тричастности ее способностей (разум, воля и желание), даже и о добродетелях и энергиях души – в духе древних философов. Но преэкзистенцию души, о которой учил Платон, Пселл отрицает и держится мнения Св. Григория Богослова, что душа рождается вместе с телом. На вопрос: может ли человек стать Ангелом, – Пселл лает отрицательный ответ, говоря, что люди должны вести праведный образ жизни и подражать Ангелам, но стать Ангелом или Архангелом для человека невозможно, потому что их природа различна. Спасение возможно только при благодати. Благодать же дана людям Господом нашим Иисусом Христом, воплотившимся от Духа Святого во чреве Пречистой и Преблагословенной Девы Богородицы. Началом спасения для человека является Таинство Крещения, и только в Церкви и посредством Церкви осуществляется спасение людей. Церковь – Невеста Христова и наставница своих духовных чад. В ней Христос почивает; в ней спасает и руководит души; и вне Церкви спасение невозможно.

Таким образом, можно видеть, что богословие Михаила Пселла безупречно православное. В нем нет исканий: у него все законченно и совершенно.

Думается, что более полного суждения о богословии Пселла, чем то, которое мы представили, в настоящее время и невозможно дать.

Перечислим богословские творения Пселла.

Значительное число омилий, толкующих Св. Писание и Св. Отцов.

За исключением отдельных цитат из комментария Пселла на творения Св. Григория Богослова (Париж, рук. 1182) – не изданы.

Краткие омилии, из числа которых наиболее значительная посвящена размышлению о Воплощении Господнем – и была послана василевсом турецкому султану, – не изданы.

Пространная омилия на Усекновение Главы Св. Иоанна Крестителя (Париж, рук. 1177, фол. 250–264) – не издана.

Слова на Перенесение мощей Св. Первомученика Стефана, о чудесах Архистратига Михаила, на Пасху, на праздник Св. Агафии, о Св. Григории Чудотворце, – не изданы.

Издано в сопровождении латинского перевода:

Толкование на Песнь Песней, «О всестороннем Учении», «Стихи о Догмате», «Об определении смерти», слово на Благовещение.

Издано в русском переводе:

Краткое слово «О чуде во Влахернах». Пер. П. В. Безобразова в «Журнале Министерства народного просвещения», т. 262 (1889 г.).

Обвинительные речи против Патриарха Михаила Керулария / Пер. П. В. Безобразова // Там же. Имеется и более полный перевод этого сочинения на французском языке, сделанный Л. Брейе.

Похвальное слово Симеону Метафрасту, переведенное Архиепископом Арсением Иващенко // Воронежские епархиальные ведомости за 1872 г.

В нашем переводе читатель найдет нижеследующие писания Пселла:

Толкование Книги Песнь Песней;

Всестороннее Учение (только богословские главы);

Стихи о Догмате;

Ответ на вопрос относительно определения смерти;

Слово на Благовещение Пресвятой Богородицы;

Этих сочинений нет в переводах, за исключением латинского.

Также – относительно содержания некоторых других небольших сочинений Пселла: «О характерных чертах Григория Богослова, Василия Великого, Златоуста и Григория Нисского», «Стихотворение в честь Трех Иерархов», Служба Симеону Метафрасту.

В виде дополнения читатель найдет в нашем переводе Толкование Книги Песнь Песней царя Матфея Кантакузена. Это сочинение имеется только в латинском (весьма несовершенном) переводе.

* * *

В заключение можем упомянуть, что Михаил Пселл играл и некоторую роль в жизни Церкви. Именно в 1054 г., когда Патриарх Михаил Керуларий, разгневанный дерзким поступком кардинала Губерта и бывших с ним легатов Римского Престола, возложивших на престол храма Св. Софии оную судьбоносную рукопись, которая произвела Великий Раскол Церквей, не пожелал иметь дальнейшего с ними дела, то царь Константин Мономах послал Михаила Пселла успокоить Патриарха и склонить его к переговорам с легатами Римского Престола. В панегирике Патриарху Михаилу Керуларию Пселл хвалит его стойкость и противоборство латинянам. В 1071 г. на положении министра при царе Михаиле VII Дуке Пселл посоветовал царю отвергнуть предложение Папы Александра II о переговорах с Римом⁵². Но когда в следующем году царь обратился к новому Папе, Григорию VII, с тем же предложением, то Папа потребовал от Византии полного подчинения Римскому Престолу с принятием всех римских учений, на что царь не согласился⁵³.