О падении посвященной девственницы

1. Зачем, душа, хранишь молчание? Зачем волнуешься размышлениями? Почему не стремишься излить и выразить в слове порыв своей мысли, чтобы получить (таким образом) некоторое утешение? Если ты откровенно изложишь совершенное преступление, то это, конечно, будет для твоей болезни как бы лекарством. Ведь даже и припухшая язва, когда ее вскроют, освободившись от гноя, доставляет болезни облегчение.

2. Выслушайте же меня ныне вы, которые находитесь возле, и вы, которые стоите вдали, и вы, боящиеся Господа, и радующиеся радостью Его Церкви, и печалующиеся ее печалью, как написано: «радоваться с радующимися и плакать с плачущими» (Римл. 12, 15). К вам, говорю, взываю я, – к вам, соблюдающим истинную любовь Христову, к вам, не выражающим радости в виду несчастия, а наоборот, оплакивающим его. Внемлите словам уст моих, судите о том, что исходит от праведной скорби (моей), ужасайтесь вместе со мной необычайности обнаруженного преступления.

3. Дева из знатного рода, посвятившая себя Христу, благоразумная, воспитанная – и вдруг низвергается в ров непотребства: она зачала болезнь и родила беззаконие (Пс. 7, 15), она погубила себя и обесчестила Церковь. Этим обстоятельством всякой душе христианской нанесена тяжкая рана; в самом деле, святыня отдана псам, и жемчуг повержен пред свиньями (Мф. 7, 6); святое имя растерзано неистовыми людьми и драгоценный обет целомудрия попран нечистыми и грязными (личностями).

4. Вот почему волнуется душа моя, вот почему я скорблю безутешно; ведь одно дурное (деяние) увлекает вместе с собою весьма много добра; и облачко одной грешницы затемнило почти весь свет Церкви. Итак, обращусь я к голосу пророческому и со слезами скажу я: «послушайте меня все народы и посмотрите на скорбь мою: девы мои и юноши мои ушли в плен». Поистине это плен, когда уловленные грехом души ведутся на смерть и подчиняются господству диавола.

5. Итак, к тебе ныне речь моя, к тебе, виновница и причина этих зол, к тебе, бесконечно несчастная, вместе со славой девства потерявшая и имя его; действительно, преступно называться Сусанной той, которая не целомудренна; нельзя тебе называться лилией, коль скоро ты уже не лилия. Откуда же начать, что прежде, что после сказать мне? перечислять ли блага, которые ты потеряла, или оплакивать зло, которое ты обрела?

6. Ты была девственницей в раю Божием; ты во всяком случае находилась среди цветков Церкви; ты была невестою Христовою, ты была храмом Божиим, ты была обителью Святого Духа. И вот, сколько я назвал священных предметов, столько раз ты должна возрыдать, так как ты уже не то, чем была. Ты шествовала в Церкви как та голубка, о которой написано: «криле голубине посребрене и междорамия ее в блещании злата» (Пс. 67, 14). Когда ты выступала с чистою совестью, ты блистала как серебро, ты сияла как золото. Ты была как бы лучезарной звездой в руке Господней, ты не боялась никакого ветра, никаких вражеских (belli) туч.

7. И что же это за неожиданное превращение? Что это за внезапная перемена? Из девственницы Божией ты сделалась растлением сатаны, из невесты Христовой – мерзкой блудницей, из храма Божия – капищем нечистоты, из обители Святого Духа – обиталищем диавола. Ты, выступавшая уверенно как голубица, теперь скрываешься в темноте как ящерица. Ты, блиставшая красотою девства как золото, теперь сделалась хуже (vilior) уличной грязи, так что тебя попирают даже ноги нечестивых. Бывшая лучезарной звездой в руке Господней, ты (теперь) как бы низверглась с высоты небесной: свет твой погас, и ты превратилась в уголь.

8. Горе тебе, несчастная, дважды горе тебе, погубившая столько благ ради кратковременного наслаждения? какая надежда осталась для тебя у Господа Христа, коль скоро ты повергла члены Его и сделала их членами блудницы? Затем теперь будет посещать тебя Дух Святой, когда ты отвергнула Его, а Он ведь удаляется даже и от нечистых помыслов?

9. Но обратимся к человеческим (отношениям) и чрез них познаем те божественные (союзы). Посмотри: кто из святых – мужчина или женщина – не устрашится приблизиться к тебе? Открой, если можешь, очи твои; подними, если смеешь, чело твое; взгляни смело на кого-либо из святых. Неужели сознание совершенного поступка как свинец не клонит и не отягощает лица твоего? Разве не стоит пред глазами твоими тьма и страшный мрак? Разве не потрясает душу и члены твои и страх и трепет?

10. Итак, если ты, покрытая столь тяжким стыдом, не можешь взглянуть на людей облеченных в плоть и повинных в каком-либо грехе, то что будешь ты делать пред лицом святых апостолов? Что будешь ты делать пред лицом Илии, Даниила и перед сонмом всех прочих пророков? Что будешь ты делать пред лицом Иоанна? Что будешь ты делать в присутствии Марии, Феклы, Агнессы и вообще пред непорочным ликом целомудрия? Что будешь ты, наконец, делать пред лицом святых ангелов? Не сгоришь ли ты, будучи поражена как бы молнией блеском и сиянием (всех этих) непорочных?

11. Может быть, ты скажешь: я не смогла воздержаться, так как я облечена бренною плотью. Но блаженная Фекла со своими бесчисленными сообщницами ответит тебе на это: и мы облечены тою же плотью и, однако, нашего твердого обета сохранять целомудрие не могла ослабить бренность плоти и побороть различными пытками жестокость мучителей. И на самом деле, плоть не может потерять невинности, если только наперед мысль не будет растлена. Следовательно, и обвинению будет подвержена (собственно) душа, которая при похотливых вожделениях опережает плоть.

12. Но ты скажешь: не хотела я этого зла, но меня подвергли насилию. И на это ответит тебе преславная Сусанна, имя которой ты недостойно носишь: «я была в руках двух старейшин и даже судей народных, я была оставлена одна среди деревьев сада, и однако меня не могли победить, так как я не хотела. Каким же образом ты могла потерпеть насилие от одного негодного юноши, и притом в средине города, если только не потому, что ты добровольно пожелала осквернить себя? Да и кто слышал твои крики? Кто видел твое сопротивление? Но и помимо всего этого, по крайней мере после, потерпевши насилие, ты должна была объявить о преступлении, если не другим, то во всяком случае родителям или своим сестрам. Если бы ты врага твоего целомудрия вывела (на суд) общества, то это послужило бы уже извинением (твоего) несчастия, и для (твоей) совести было бы полным оправданием.

13. Впрочем, может быть, ты стыдилась, что вот-де многие узнают о твоем изнасиловании. Но к чему было бояться тебе именно этого обстоятельства, при котором и страх-то у тебя проявился, очевидно, только в тех видах, чтобы тебе, благодаря молчанию, можно было иметь частые общения с прелюбодеем? Пусть будет так: стыд препятствовал тебе признаться. Но что скажешь ты о втором (случае) блуда, что о третьем, что о постоянном поддержании этого мерзкого союза? Довольно, довольно тебе ссылаться на выдуманное насилие, довольно тебе приводить в свое оправдание стыд, когда ты столько раз свои члены, посвященные Христу, отдавала преступнейшему блуднику для осквернения их внутренностей.

14. Ужасается, трепещет душа, изнывает ум, когда приходится приступить к (изображению) начала преступления. Ведь и врач, хотя бы он был и с твердым духом, когда рассекает слишком глубокою рану – я полагаю – до некоторой степени испытывает ужас. О, погибшая, неужели ты не понимаешь, что для тебя отовсюду заперты пути оправдания? Неужели ты не чувствуешь, сколько зла и в тело и в душу привнесла преступная страсть?

15. Не этого позора ожидал от тебя отец твой, который видел в тебе свою особенную славу. Мать твоя, которая в девстве твоем находила для себя утешение за муки при твоем рождении, не верила, что ты доставишь ей эту печаль и эти слезы. И братья твои и сестры не ожидали от тебя этого бесчестия; ты всех их тяжко поранила как бы одним (взмахом) меча твоего преступления.

16. Если бы ты, согласно общей для всех участи, умерла, то родители оплакали бы тебя с легким (modicum) сожалением, и при этом премного стали бы ликовать, что они представили Господу непорочную деву, жертву живую, т. е. молитвенницу за грехи. А теперь они рыдают о том, что ты мертва, хотя и не умерла; они скорбят даже о живой, но уже лишенной жизни. Во всяком случае, ты мертва для славы девства, и жива для постыдного позора.

17. Гневается отец на свою утробу, от которой ты была зачата; и мать проклинает свое чрево, из которого ты, к несчастию, появилась на свет. Они не находят даже меры своей скорби; они, по-видимому, имеют одно только то утешение, что ни отец, ни мать не заставляли и не принуждали тебя принести обет девства, который дала ты исключительно по своей собственной воле. Ведь я знаю, что когда родитель твой указывал тебе на великие трудности, когда он напоминал тебе о тернистом пути соблюдения девства, то ты не только упорно стояла на своем, но даже сказала, что тебе были дарованы страшные откровения.

18. Итак, насколько они ожидали себе награды за то, что не воспротивились твоему намерению, настолько, – пойми ты, несчастная, – увеличивается для тебя тяжесть осуждения; ведь ты не сохранила того, что обещала добровольно. И какими же кольцами связал тебя этот коварнейший змей? Какими ядами отравил тебя тот, который прельстил Еву (Быт. 3, 6), поразивши тебя столь великим ослеплением и наведши на душу твою столь великое забвение?

19. Ужели не вспомянула ты о дне святого воскресения Господня, когда ты вознесла себя на Божественный алтарь для принятия покрывала? При многочисленном и столь торжественном собрании Божией Церкви ты как бы для брачного сочетания с Царем выступала вперед при блеске огней новопросвещенных, среди облеченных в белые одежды наследников Царства небесного. Не воспомянула ты и о тех словах, какие в тот святой день были сказаны тебе: воззри, дщерь, и посмотри, дева, «и забуди люди твоя и дом отца твоего и возжелает царь доброты твоея, зане той есть Господь твой» (Пс. 44, 11–12). Вспомни, как много народа сошлось на брак твоего Жениха и Господа. Тебе надлежало сохранять ту верность, которую ты обещала при столь многочисленных свидетелях, (надлежало) всегда помышлять о Том, Кому ты обещала девство. Тебе надлежало скорее пролить кровь и (испустить) дух, а не губить свое целомудрие.

20. После этих слов, сказанных в день посвящения твоего, и после многочисленных свидетельств о твоем целомудрии ты покрыта была священным покрывалом, и тогда весь народ, подписывая приданое твое не чернилами, а духом, единогласно воскликнул «аминь». Меня давят слезы, когда я воспоминаю об этом; меня терзают мучения, когда я размышляю об этих человеческих примерах. Ведь если по совершении помолвки и по заключении брака даже при десяти свидетелях, всякая женщина, соединенная узами брака со смертным мужем, не без великой опасности совершает прелюбодеяние, то (что должно сказать) о том, если прелюбодеянием нарушается такой духовный союз, который заключен в присутствии бесчисленных свидетелей Церкви, пред лицом ангелов и (всех вообще) небесных воинств? Я не знаю, можно ли даже придумать такую смерть или наказание, которые были бы достойным воздаянием за такое (преступление)?

21. Скажет кто-нибудь: «лучше бо есть женитися, нежели разжигатися» (1Кор. 7, 9). (Но ведь) эти слова касаются той, которая еще не дала обещания, которая еще не возложила на себя покрывала. Та же, которая обещалась Христу и приняла священное покрывало, уже вступила в брак, уже сочеталась с бессмертным мужем. И если она захочет выйти замуж даже по общему закону супружества, то и тогда она совершает прелюбодеяние, делается служительницей смерти. Если же это так, то что нужно сказать о той, которая оскверняет себя постыдным блудом тайно и скрытно, и в то же время представляется такою, какою она не состоит? По одеянию она девственница, но на самом деле она уже не девственница; она сугубо прелюбодействует: и делом и притворством.

22. Но я снова обращаюсь к тебе, забывшая столь великие блага и соделавшаяся обиталищем столь великих зол. Каким образом при этом постыдном деянии не пришла тебе на мысль одежда девственницы, шествие в Церковь посреди девственных ликов? Каким образом не смежились очи твои от света нощных бдений, каким образом до ушей твоих не достигло пение духовных песнопений, и мысль твою не укрепила сила небесных чтений. Ведь в них весьма громко взывает к тебе апостол: «бегайте блудодеяния, всяк бо грех, его же аще сотворит человек, кроме тела есть, а блудяй во свое тело согрешает» (1Кор. 6, 18). Но говоря: «во свое тело», он при этом показывает, что таковой согрешает и против Христа. Ибо он добавляет: «или не весте, яко телеса ваша храм живущаго в вас Святаго Духа есть, Его же имате от Бога, и несте свои; куплени бо есте великою ценою, прославите убо и носите Бога в телесех ваших» (1Кор. 6, 19–20). И в другом месте говорит он: «блуд же и всяка нечистота... ниже да именуется в вас, яко же подобает святым» (Ефес. 5, 3). И отложив всякую лесть, он излагает следующее учение: "сие бо, – говорит, – да весте, яко всяк блудник, или не чист, или лихоимец ... не имать достояния в царствии Христа и Бога» (Ефес. 5, 5).

23. Неужели не пришли тебе на мысль даже эти великие и страшные (слова), когда члены твои устремлялись к этому мерзкому деянию? Нет, смертоносное забвение погружало тебя как бы в глубочайшую пучину и гнусная похоть влекла тебя как пленницу.

24. Неужели ты не должна была вспомнить хотя бы о том месте, обгороженном досками, на котором ты стояла в церкви, и к которому, ища твоих лобзаний, наперерыв спешили благочестивые и знатные, более святые и достойные, чем ты, матери (matronae)? Неужели не должна была ты вспомнить хотя о тех заповедях, которые представляла твоим взорам надпись на самой стене: «Есть разность между замужнею и девицею: незамужняя заботится о Господнем, каким образом ей быть святой и телом и духом» (1Кор. 7, 33–34)? И ты извратила эти слова: ты помышляла и поступала так, чтобы не быть святою ни телом, ни духом: телом – по причине блудодеяния, а духом по причине ложного присвоения себе имени девства.

25. О, позор! Обыкновенно молва следует за деянием, но молва о тебе предшествовала твоему дурному делу. Ведь когда три года тому назад прошел о тебе какой-то неясный слух, то ты, указывая на свою невинность, публично в церкви требовала наказания для тех, которые распространяли подобныя злословия. Какие волнения (тогда) испытал я? Какие труды перенес для (восстановления) твоего доброго имени твой отец, когда мы с целью найти виновника дурной молвы допрашивали и привлекали к ответственности каждого поодиночке? Ведь для нас и для всех добрых (людей) было невыносимо тяжело (слышать), когда о девственнице Божией или говорили что-либо постыдное или верили этому.

26. И этого не побоялась ты, и этого не поимела в виду, чтобы не дать возможности врагам твоим проникнуться радостью и не оскорбить тех, которые заботились о твоем (добром) имени. Ты слишком дерзка, слишком безрассудна, тебя не устрашает даже совесть твоя: притворяясь девственницей, ты таким образом думаешь, что можешь обмануть даже Бога. Но Он вот что сказал: «ничто же бо есть покровено, еже не открыется» (Мф. 10, 26); и вы, говорит, совершаете в тайне, а я воздам вам явно. И вот Он, Которого обмануть невозможно, тайное преступление сделал явным, дела тьмы вашей Он открыл (denudavit) пред лицом солнца.

27. И чем дальше затягивается речь, тем и обстоятельства дела становятся все ужаснее: при всем желании смягчить их, однако мы не находим возможности. Ты забыла обет, ты забыла родителей, ты забыла всю Церковь, ты забыла славу девства, ты забыла честь звания, ты забыла даже обетование царства, ты забыла страшный суд; ты предавалась растлению, изнесла плод позора; и концом (всего этого будет) жесточайшая смерть и вечная погибель.

28. И, конечно, у тебя нет основания жаловаться на наше небрежение. Во всем, что только относится к обязанности пастыря, ни тебе, ни всем другим отказа не было. Духовная любовь оказана, в святом наставлении недостатка не было. Ты, как написано, забыв дом отца своего, поступила в обитель девственниц (ad monasterium virginale). Поместившись среди столь многих (подвижниц), ты – говорю я – не только должна была снискать себе здесь безопасность, но даже и для других оказаться охранительницей. Но напрасна была та и другая предосторожность.

29. Напрасно составил (exposui) я даже гимн о девстве, чтобы ты воспевала в нем и славу обета и равным образом жизнь по нему. Сеял я возле дороги, сеял я в тернии, сеял я на каменистую почву; ведь или птицы, т. е. демоны, похитили из сердца твоего слова мои, или они заглушены твоими злыми помыслами, или высохли от слишком сильного жара страстей (Лук. 14, 5 и след.). Увы мне! где я думал приобретать золото, серебро, драгоценные камни, там, оказалось, я трудился над горючими материалами – дровами, сеном, соломою! Скажу и я словами пророка: «у, люте мне! понеже бых, аки собирали сламу на жатве» (Мих. 7, 1).

30. И, конечно, если бы ты нанесла вред только себе одной, то и тогда была бы (для нас) печаль, и (только), может быть, меньшая. Но теперь, скольким душам ты нанесла тяжелую рану своим преступлением, сколько душ ты заставила раскаяться в своем намерении? Сколько уст даже верных осквернилось хулением пути Господня? Язычество раскрыло на нас свою пасть; ввиду твоего позора возликовала над святою Церковью Синагога иудейская.

31. Если соблазнившего даже одного должно, привязав к нему мельничный камень, бросить в пучину морскую (Мф. 18, 6), то что ты скажешь о себе самой, преступлением которой нанесена рана всякой душе и похулено имя Господне среди язычников? Не во столько ли раз увеличивается тяжесть (твоего) беззакония, сколько раз произносится слово: «О, девственницы»? Вот лежишь ты израненная, вот лежишь ты низвергнутая.

32. Я желаю принести тебе пользу, но не могу прийти на помощь, ибо «всякая глава в болезнь и всякое сердце в печаль. От ног даже до главы, – как говорит Исаия, – ...несть пластыря приложити» (Ис. 1, 5–6). Твой недуг исключает всякую возможность человеческой врачебной помощи. И хотя, как добрые, так и злые, движимые справедливым негодованием, тебя, достойную всякого наказания, осудили бы на истязание всевозможными пытками, на предание смерти, или на сожжение огнем; но я, зная, что для беззаконных соблюдаются еще более тяжкие муки, и что бесконечно нечестивые души ожидают муки и даже не временные, а вечные; – (зная об этом), я хочу, чтобы тебя мучили иные страдания, именно такие, которые не погубят души твоей, но принесут ей пользу.

33. Итак, я дам (тебе) согласный с божественным учением совет; а именно: испытай то одно и единственное врачество, которое чрез пророка Иезекииля божественный глас предлагает несчастным: "не хощу, – говорит он, – смерти грешника, но еже обратитися ... и живу быти ему» (Иезек. 33, 11). И еще после этого говорит Господь: Я сказал: воззри на Меня. «Или ритины несть в Галааде? или врача несть тамо? чесо ради несть исцелена рана дщери людей моих» (Иерем. 8, 22)? Слова эти, несомненно, имеют покаянный смысл, этим изречением Божиим грешники призываются к покаянию; ибо покаяние так же необходимо для падших, как для раненых необходима врачебная помощь.

34. Но сколь велико и как необходимо, ты полагаешь, покаяние для тебя? (Конечно) такое, которое было бы или равно преступлению, или же превосходило его. Итак, посмотри, в одном ли только прелюбодеянии заключается этот грех, или, может быть, он усугубляется вследствие того убийства, которое, по слухам, тайно совершено, – и сообразно с тяжестью лежащего на твоей совести греха должна быть соразмерена и сила (твоего) покаяния. Это покаяние должно быть не на словах, а на деле. Это же будет тогда, когда ты ясно представишь себе, с какой славы ты ниспала, и из какой книги жизни имя твое изглажено, – когда ты будешь уверена, что ты стоишь уже на самом краю тьмы кромешной, где будет бесконечный плач очей и скрежет зубов. (И вот) когда на основании достоверных свидетельств убедишься, что вероломная душа необходимо будет предана мукам тартара и огню геенны, и что после единого крещения нам не дано другого врачевства кроме примирения в (таинстве) покаяния, ты должна быть готова претерпеть какую угодно скорбь, какой угодно труд, лишь бы (только) избавиться от вечного мучения (aeternalibus poenis)

35. Итак, размышляя об этом сама с собою и обсуждая это своею мыслию, ты будь сама строжайшим судьей своих деяний. Во-первых, ты должна уничтожить в себе всякую заботу об этой жизни, и, почитая себя как бы мертвою, какова ты и на самом деле, в то же время размыслить, каким образом тебе можно ожить. Далее, ты должна облечься в одежду печали, а ум и члены, каждый по отдельности, должна наказывать соответствующим наказанием. Волосы, которые по причине суетного тщеславия подали тебе повод к разнузданности, должны быть обрезаны. Глаза, не без страсти взиравшие на мужчину, должны обливаться слезами. Некогда покрытое нецеломудренною краскою лицо (твое) должно быть бледным. Наконец, пусть все тело твое будет измождено подвигами и постами, пусть оно, посыпанное пеплом и покрытое власяницей, примет некрасивый вид, ибо ты дурно воспользовалась красотою своею. Сердце же (твое) пусть истаевает, как воск, пусть оно истязует себя постами и очищается размышлениями о том, за что оно низвергнуто врагом. Пусть терзает себя и чувство, потому что, господствуя некогда над телом, оно преклонилось пред злой волей.

36. Если такая жизнь, такое покаяние будет продолжительно, то (падшая) получит смелость надеяться если не на славу, то по крайней мере на свободу от наказания; ибо Господь говорит: Обратиться ко Мне, и обращуся к вам. «Обратитеся... всем сердцем вашим в посте, и в плаче, и в рыдании... расторгните сердца ваша, а не ризы (ваша), ... яко милостив и щедр есть»« (Иоиль 2, 12–13). Обратившись так (к Богу), оправдался великий Давид (2Цар. 12, 13), так спасся нечестивый город Ниневия от грозившей ему погибели (Ион. 3, 5). Итак, если грешник не пощадит себя самого, то его пощадит Бог. И если будущие вечные мучения в геенне он возместит в этой кратковременной жизни, то он освободит себя от вечного осуждения.

37. Большую язву нужно лечить в самом ее корне и продолжительно; великое преступление требует и удовлетворения великого. Нет сомнения, что и вина делается более легкой, когда человек добровольно признается в своем согрешении и раскаивается (в нем); когда же он свои дурные дела скрывает, а они вопреки его воле и желанию обнаруживаются и делаются общеизвестными, то таковое преступление является уже тяжким. Ты, конечно, не можешь отрицать того, что с тобой случилось. И поэтому тебе следует скорбеть особенно сильно, потому что грех твой особенно тяжек.

38. Если бы грешные люди (своим) умом могли постигнуть, какой суд произведет Бог в мире, и если бы при этом чувство человеческое не рассеивалось мирской суетой и не обременялось неверием, то (люди) весьма охотно стали бы переносить в настоящей жизни сколько угодно и какие угодно мучения под условием самой продолжительной жизни, лишь бы только им не представлялось возможности впасть в те мучения вечного огня. А ты, несчастная, начавшая уже подвиг покаяния, хоть теперь утвердись (в нем); держись крепко за него, как бы за доску во время кораблекрушения, надейся, что чрез него именно ты освободишься от бездны наказаний. Проникайся покаянным настроением до самого конца жизни, и не ублажай себя той мыслью, что тебе дается прощение от суда человеческого (ab humana die), и обманщик тот, кто захотел бы обещать тебе это (прощение). Ведь тебе, собственно согрешившей перед Богом, только от Него Самого и надлежит ожидать исцеления в день суда.

39. А что мне сказать о тебе, сын змея, слуга диавола, осквернитель храма Божия? Ты в одном злодеянии совершил два преступления: прелюбодеяние и святотатство. Святотатство заключается, конечно, в том, что ты с безумной дерзостью осквернил сосуд, принесенный (в дар) Христу, посвященный Богу. Если Валтасар, царь персидский, даже за то, что святотатственно пил с своими друзьями и наложницами из тех Господних сосудов, которые были похищены отцом его из храма иерусалимского, – если и за это он, пораженный в ту же ночь рукою ангела, был наказан лютою смертью, то что можешь подумать ты о себе, ты, погибший и вместе погубивший (другую), ты, который нечестиво осквернил и святотатственно обесчестил разумный, посвященный Христу и освященный Святому Духу сосуд, не сознавая в данном случае (греховности) своего намерения и презирая божественный суд? Лучше было бы тебе совсем не родиться, нежели родиться для того только, чтобы геенна приобрела в тебе родного сына.

40. И хотя бы само сознание преступления стремительно гнало тебя отовсюду – ибо «бегает нечестиивый ни единому же гонящу» его (Притч. 28, 1), – хотя бы зловещие греховные образы устрашали тебя не только наяву, но даже и во сне: я все-таки, как пастырь, не имеющий права отказывать в помощи болящей или близкой к смерти овце, даю тебе совет. Ищи добровольно темницы покаяния, заключи в оковы утробу, терзай свою душу воплями и постом. Ищи помощи святых, припадай к ногам избранных, дабы нераскаявшееся сердце (твое) не собрало себе гнева в день гнева и праведного суда Божия, когда Бог «воздаст каждому по делам его» (Римл. 2, 5–6). Не поставляй себя в число тех, которых оплакивает Павел, говоря, что они «согрешили прежде и не покаялись в нечистоте, блудодеянии, и непотребстве, какое делали» (2Кор. 12, 21).

41. Не обольщай себя (мыслию) о множестве подобных же грешников, и не говори так: «не я один совершил это, у меня много сообщников»; помни, что множество сообщников не делает преступления безнаказанным. Ведь и в Содоме и Гоморре и в прочих пяти городах обитало, конечно, бесчисленное множество народа, и (однако) все предававшие тело свое постыдной страсти без различия были сожжены огненным дождем; только один Лот, чуждый подобного бесстыдства, спасся от этого неизбежного (для прочих) пожара.

42. Итак, хотя теперь удали ты, несчастный, из сердца твоего обольщения змея и с воплем и непрестанными рыданиями ищи себе врачевства на неизбежный день (суда) теперь же, пока мрачная душа твоя обитает еще в этом нечистом теле твоем; всегда помни при этом изречение апостола: «всем бо явитися нам подобает пред судищем Христовым, да приимет кийждо, яже с телом содела или блага или зла» (2Кор. 5, 10).

43. «Кто тя утешит, девице, дщи Сионя, яко возвеличися как море чаша сокрушения твоего... Пролий, яко воду, сердце твое пред лицем Господним» (Плч. 2, 13, 19). Простри же к Нему руки твои во исцеление грехов твоих. Предайся, таким образом, рыданиям. И прежде всего, ни одного дня не пропускай (без прочтения) пятидесятого псалма, – он был воспет как раз при таком же положении – и ты продолжай читать его со слезами и воплем вплоть до следующего стиха: «сердце сокрушенно и смиренно Бог не уничижит» (Пс. 50, 19).

44. И сверх этого не без сокрушения сердечного пред лицом Бога Судии изливай также и следующее сетование: «кто даст главе моей воду и очесем моим источник слез» (Иерем. 9, 1), дабы оплакать мне раны души моей? Праздники мои превратились в печаль, и песни в плач (Ам. 8, 10); замолк звук гимнов и веселие псалмов, и приблизился скрежет зубов и плач очей. «Онемех и смирихся и умолчах от благ, и болезнь моя обновися. Согреяся сердце мое во мне, и в поучении моем разгорится огнь» (Пс. 38, 3–4); «страх и трепет прииде на мя, и покры мя тьма» (Пс. 54, 6); пучина объяла меня, наконец, погрузилась голова моя в расселины гор (Ион. 2, 6).

45. Увы мне, ибо я стала как Содом и сгорела как Гоморра; кто пожалеет о прахе моем? Оскорбила я (Господа) больше, нежели Содом, ибо этот нарушил закон, не зная его, а я, принявши благодать, согрешила перед Господом. Если человек согрешит против человека, то найдется посредник; я же согрешила перед Господом, где же я найду умилостивителя? Зачала я болезнь и родила беззаконие; я вырыла ров и выкопала его, и упала в яму, которую сделала. Посему-то обратилась болезнь моя на главу мою, и беззаконие мое пришло на темя мое (Пс. 7, 15–17). Нечистота моя у ног моих; не вспомнила я о последних (днях) и пала жалким образом.

46. Нет для меня утешителя. О, как горек плод (телесных) наслаждений! Горчее желчи, безжалостнее меча. Каким же образом я сделалась запустением? Я вдруг ослабела, я погибла ради нечестия своего подобно сну пробуждающегося; вот почему и сделался уничиженным во граде Господнем образ мой (Пс. 72, 19–20). Изглажено из книги жизни имя мое, я стала как сова на крыше, как одинокий воробей на кровле: нет для меня утешителя (Пс. 101, 6). Смотрю на правую сторону и вижу, что никто не узнает меня (Пс. 141, 5). «Погибе бегство от мене, и несть взыскаяй душу мою» (Пс. 141, 5). Я стала как погибший сосуд, я слышу поношение всех, обитающих вокруг меня (Пс. 30, 13–14). Горе тому дню, в который породила меня несчастная мать и воспринял меня этот безжалостный свет. Следовало бы мне лучше не родиться, чем делаться такою притчею во языцех. По моей вине произошло посрамление для всех рабов Господних и достойно чтущих Его.

47. Рыдайте о мне, горы и холмы; рыдайте о мне источники и реки, ибо я – дочь плача. Рыдайте о мне звери лесные, пресмыкающиеся земли, и птицы небесные, и всякая душа, наслаждающаяся жизнью. Блаженны вы, птицы и звери, у вас нет никакого страха пред преисподней, и по смерти вы не должны будете отдавать отчета, а нас, обладающих смыслом (sensum), ожидают ужасные муки тартара, ибо мы согрешили; посему-то и нет мира для грешников.

48. Мой грех, мое беззаконие не похоже на досаждения людские; ведь он – поругание святыни. Обещавшись сохранить свое тело в девстве, всенародно принесши обет чистоты, я солгала перед Господом. Посему-то и нет для меня дерзновения призывать Высочайшего Господа, ибо заграждены уста согрешающих. Ведь о моем грехе воспел пророк, (когда сказал), что погибнут удаляющиеся от Бога, что погубляет Он всякого отступающего от Него (Пс. 72, 27). И в другом месте: «Язык мой прильпнул к гортани моей, и Ты свел меня к персти смертной» (Пс. 21, 16).

49. Но пока есть еще время, пока есть еще возможность, я буду восклицать пред Господом, ибо в смерти уже нет воспоминания и в преисподней нет исповедания. (Я буду восклицать): «Господи! не в ярости Твоей обличай меня, и не во гневе Твоем наказывай меня. Ибо стрелы Твои вонзились в меня.... Нет целого места в плоти моей от гнева Твоего; нет мира в костях моих от грехов моих. Ибо беззакония мои превысили голову мою и как тяжелое бремя отяготели на мне. Смердят, гноятся раны мои от безумия моего... Я изнемог и сокрушен чрезмерно, кричу от терзания сердца моего. Сердце мое трепещет во мне, оставила меня сила моя; и свет очей моих, – и того нет у меня» (Псал. 37, 2–7, 9, 11). Боже, Ты отринул меня и сокрушил меня, показал мне жестокое, напоил вином сокрушения (Пс. 59, 3, 5). Я отринута от очей Твоих, уже более не приложу (сил), дабы восстать для святого храма Твоего, и я стала изгнанницей.

50. «Что пользы в крови моей, когда я сойду» к тлению (Пс. 29, 10)? «Разве над мертвыми Ты сотворишь чудо? или врачи воскресят» (Пс. 87, 11)? Твои слова, Твое обетование: «не хощу смерти грешника, но еже обратитися... и живу быти» (Иезек. 33, 11); к Тебе, Боже мой, обращение (мое), ибо только Ты один можешь обновить все, и из преисподней воззываешь души. Ты разрешаешь находящихся в узах: Ты, Боже, воздвигаешь сокрушенных, просвещаешь слепых и воскрешаешь мертвых (Пс. 145, 7).

51. «Заблудилась я, как овца потерянная»: взыщи рабыню твою (Пс. 118, 176), дабы лютый волк не поглотил меня. «Многие говорят душе моей: нет... спасения ей в Боге" ее (Пс. 3, 3). Но совет Твой с Тобою. Сколько дней рабыни Твоей, когда Ты произведешь суд надо мной (Пс. 118, 84)? Но не входи в суд с рабыней Твоей (Пс. 142, 2). «Истаевает душа моя о спасении Твоем,... истаевают очи мои» от слез(Пс.118, 81–82) «излилась на землю слава моя» (Плч.2:11) . Когда же призрев восстановишь душу мою (Пс. 34, 17) Ради беззакония моего наказал меня и исчезнуть заставил душу мою, как паутину (Псал. 38, 12). Вспомни, Господи, что я прах; посмотри на смирение мое и труд мой, и оставь все грехи мои (Пс. 24, 18). Отпусти мне, «чтобы я мог подкрепиться, прежде нежели отойду и не будет меня» (Псал. 38, 14), и не будет в преисподней исповедание (мое).

52. Ты, Господи, не возгнушавшийся оскверненною Раавью (Нав. 2, 2), силен растерзать вретище и препоясать меня веселием (Пс. 29, 12), разрешить оковы мои, которыми я крепко связана. Гнев Твой, Господи, отыми от меня, ибо я жестоко согрешила пред Тобой, доколе Ты не оправдаешь меня в согрешении моем и не изведешь меня во свете. Боже сил! даруй исполнение покаянию, твердость исповеданию, дабы не укрепил меня обольститель души (моей). Я желаю, Боже, чтобы от Твоего источника явился мне этот дар (donum), явилась мне эта благодать; дабы во век исповедоваться Тебе, – Тебе, живущий и царствующий в Троице во веки веков. Аминь.