Открытие учебного года в Народной Духовной Академии гор. Москвы

Народная Духовная Академия находилась в помещении церкви во имя Григория Богослова в Богословском переулке, названном потом Петровским, а затем переименованном в улицу Москвина. Этот храм помещался в центре города между улицами Большой Дмитровской и Петровкой, рядом с театром Корша. В настоящее время этот большой и красивый храм снесен. В 1921 (или в 1922) году должны были начаться занятия в этой Академии. В ней читали лекции видные ученые и профессора бывшей Духовной Академии Троице-Сергиевской Лавры, которая тогда не работала. Читали лекции и такие лица, которые ранее никакого отношения к прежней Духовной Академии не имели. Например, «аскетику» читал Сергей Николаевич Дурылин или отец Сергий [Мечев]. Слушать лекции мог каждый. Среди слушателей были не только юноши, но немало было и девушек. Их, кажется, было даже больше. Однажды, когда я был на квартире у батюшки отца Алексия, Серафима Ильинична, лицо, которое обслуживало Батюшку во всех его житейских нуждах, сообщила мне, что такого-то числа начнет работать Народная Академия, и что первую вступительную лекцию на открытии ее прочтет сам Батюшка. Меня же она просила сопровождать Батюшку в Академию и обратно. Не помню точного названия вступительной лекции, но тема должна быть такая: «О высоте пастырского служения и каким должен быть священник». После молебна, вступительная лекция должна была быть произнесена почему-то в южном приделе храма. Остальные лекции читались всегда посередине храма, где были поставлены скамейки, а студенты, вольнослушатели с бумагой и тетрадками в руках их записывали. Отец Алексий быстро взошел на амвон южного придела, обвел несколько раз глазами всех своих слушателей и заметил, что среди всех собравшихся, я единственный, пишущий эти строки, был мужского пола, а остальные были девушки или женщины. Тема же была о пыстырстве, каким должен быть священник. Это как бы на одно мгновение озадачило отца Алексия, но он быстро сориентировался, сказал вслух, что из всех собравшихся только один юноша, и тем не менее сразу начал лекцию-беседу так, как будто он говорил перед многочисленной аудиторией юношей, будущих пастырей Церкви. Само выступление его с беседой сразу внушило мне, что никогда не следует отменять проповеди из-за малочисленности народа, никогда не следует отказываться от поучений, хотя бы был и один слушатель. Впоследствии, через очень много лет мне пришлось вести беседы с оглашаемыми, то есть лицами, готовящимися ко святому крещению, и мне никогда не приходило в голову смущаться тем, что я веду беседы с одним, двумя или тремя лицами. – Первейшая обязанность пастыря, – говорил отец Алексий, – быть молитвенником. Пастырь должен молиться за всех людей своих, данных ему Богом. Молитвою и любовию врачевать их немощи и болезни духовные. Это самое первое, – повторял отец Алексий. Второе, чему отец Алексий придавал наиважнейшее значение, – это истовое совершение богослужения. При наличии этих только двух качеств священник уже будет хорошим пастырем. Но и проповедь священника имеет большое значение. Добавьте к этим двум качествам еще пастыря-проповедника! Вокруг пастыря образуется постепенно круг его близких духовных детей. Отец Алексий говорил, что не надо стремиться к широте этого круга, а к тому, чтобы круг близких духовных детей получил хорошее руководство, чтобы они воспитались духовно. Надо действовать вглубь, а не вширь. Широта же придет сама собою. Пастырь должен входить во все нужды своих детей, должен с любовью служить им. Никого не должен отвергать, никем не должен гнушаться. Христос на земле не гнушался мытарями и блудницами и приводил их к покаянию. Он приводил к этому множество примеров из своей богатой практики. Это всегда было в стиле всех его бесед. Не помню, был ли этот случай рассказан в другое время или на данной беседе, не смогу сказать точно. Но он особенно запомнился мне, как один из его многочисленных примеров. Одна женщина, по-видимому из высших слоев общества, была настолько обуреваемая плотской страстью, что, услышав из своей квартиры старьевщика, собирающего поношенные вещи («Шурум-бурум берем»), позвала его к себе, накинула крючок на дверь и бросилась на шею татарину. Опомнившись, она выгнала его вон. После этого она не находила покоя и хотела утопиться в Москве-реке. Сколько нужно было такта и осторожности, терпения к этой женщине, чтобы ободрить ее, извлечь ее из глубины отчаяния! Особо большое значение отец Алексий придавал исповеди. Он считал лучшей формой исповеди ту, когда исповедующийся сам, не дожидаясь вопросов, исповедывал свои грехи. Но не всякий это может, приходится помогать. Очень сильно он говорил против так называемой «общей исповеди». Он называл ее недоразумением. «Многие думали, что они поисповедались, а в действительности нет». Он говорил также о необоснованности оправдания общей исповеди ссылками на [о.] Иоанна Кронштадтского. То был отец великой духовной силы, и мы себя с ним сравнивать не можем. Итак, молитва, любовь к прихожанам, вхождение в их нужды, истовое отправление богослужения – основа пастырского служения. После открытия Богословской Народной Академии, вступительной лекции отца Алексия, он уже больше не читал. На смену ему пришли основные кадры преподавателей этой Академии.

Печатается по машинописной копии из архива Е.В.Апушкиной. Автор неизвестен