Рассказы отца Алексия из своего жизненного опыта

Мне приходилось иногда сопровождать отца Алексия в то или иное общество. Везде, где бы он ни находился, он всегда был неутомимым собеседником.

Рассказы его были не на отвлеченные темы, а из его богатого жизненного опыта. Он рассказывал постоянно случаи из своей жизненной практики. Я не помню даже, чтобы он ссылался на святоотеческие источники, приводил отрывки, хотя, без всякого сомнения, творения и жития святых он знал очень хорошо. Многие рассказы его, к сожалению, безследно исчезли из моей памяти, но хочется восстановить то немногое, что сохранилось.

В 1923 году из заграницы (из Риги), по благословению отца Алексия, приехала к нам в дом моя невеста. Переговорив с родителями, мы решили на мои именины 19 февраля ст.ст., или 6 марта нов.ст. позвать в гости отца Алексия. Это было во вторник третьей седмицы Великого поста. Зная, что о. Алексий постоянно занят приемом у себя на дому сотен посетителей, я не очень надеялся, вернее очень мало надеялся на успех своего дела. Однако, к моему большому счастью, отец Алексий согласился. Мы посадили его за стол. Был, разумеется, пирог, консервы-шпроты и еще что-то. Мама говорит: «Кушайте, Батюшка, здесь все “постное”».

О.Алексий едва прикладывается к чаю, немного ковыряет вилкой в поставленной перед ним тарелочке, отвечает, – хорошо, хорошо, а сам без умолку рассказывает.

Что именно он рассказал в этот раз, а что в другие разы при других случаях, когда я сам был свидетелем его бесед, точно не помню, но это, по-видимому, и не так важно.

Отцу Алексию, как он рассказывал, приходилось бывать у высокопоставленных лиц – князей, княгинь, приходилось бывать очень много и среди простого народа. Одно время его пастырская деятельность протекала среди самых низов общества. Он работал среди обитателей знаменитого «Хитрова рынка», так хорошо известного всем старым москвичам. Рассказывал он также и о распущенной молодежи, сорганизовавшейся в общество под названием «Огарки».

Во время голода 20-х годов ему пришлось посетить одну больную женщину. Она, кроме всех своих других болезней, страдала также и катаром желудка. Очень убогая комната. Сыро. Холодно. Еду ее составляла мороженная картошка. Сама женщина испытывала удивительное спокойствие духа и мир. Она поправлялась: «Я чувствую благодать Господню». «Вот так благодать Божия посещает в скорбях».

Другой пример. Был человек, занимавший высокое положение в обществе, всего у него было вдоволь, была большая квартира. Каждый сын дочь занимали по отдельной комнате. Отношения с отцом были у всех очень напряженные. Когда обедали, каждый старался смотреть только в свою тарелку и боялся проронить какое-либо слово. Лишь только обед кончился, каждый спешил укрыться в свою «берлогу». Так росла семья без внутреннего между собою взаимопонимания.

Много было семей разбитых. Одна женщина приходит к себе домой. Дверь открывает какая-то женщина. Муж вошедшей стоит тут же и говорит: «Познакомьтесь, это моя новая жена! Ты мне больше не нужна». И таких случаев было множество.

Оказывались лишними не только жены, но и дети. Особенно много таких случаев было в голодные двадцатые годы. Муж с женой решили ехать, вернее бежать от голода, в хлебородные края, но и там их настигал голод. Так вот муж с женой и детьми вышли из поезда в Саратове, посадили детей в каком-то месте города, сказав, чтобы они ждали их возвращения, а сами поездом поехали дальше. Прошло время голода, и мать в муках отчаяния стала искать своих брошенных детей, но безуспешно.

Не один такой случай был известен отцу Алексию. Он рассказывал о многих аналогичных случаях. Любимой темой его разговора, или душой его рассказа, было: сердечность в людских отношениях. Безсердечие и внешняя сухость даже в малых вещах претили о. Алексию. Он рассказывал, как один немец выпроваживал своих гостей: «Угощение окончено, гости могут расходиться по домам». Хозяин просто выключил электричество, и гости в потемках разыскивали свои галоши и вещи, собираясь домой.

Однажды отец Алексий был приглашен в общину покойного отца Валентина Амфитеатров²⁵⁸, к его духовным детям. Мне посчастливилось быть вместе с отцом Алексием в этой общине. Собирались в каком-то доме Китай-города, кажется, в Юшковом переулке. Вечер был посвящен памяти и деятельности отца Валентина.

Отец Алексий особо остановился на теме отношения отца Валентина к монашеству. Отец Валентин не считал монашество в настоящее время (то есть это было время начала двадцатого века, до революции) подходящим образом жизни и служения Христу. Его девиз был: «Монашество в миру». Если хочешь работать Христу, то не уходи в монастырь, а организуй подлинно христианскую жизнь в миру. Есть у тебя духовный отец, ты можешь проходить послушание, даже работая где-нибудь на фабрике, заводе или какой-нибудь службе. Ты можешь посвятить себя служению ближним, пребыванию в молитве, хождениям, даже ежедневным, в церковь. Можешь совершать основное делание монахов – проходить умную молитву и откровение помыслов своему духовному отцу. Таковы были в общих чертах воззрения отца Валентина. По-видимому, и Батюшка отец Алексий был в основном с ним согласен, хотя и монашество, как таковое, он не отрицал. Сама же идея о монастыре в миру была общая у этих обоих батюшек.

Отец Алексий считал необходимым всем юношам учиться светским наукам. Он постоянно напоминал о религиозности выдающихся ученых, и желал, чтобы его духовные дети стремились к наукам, а у кого было стремление к искусству, тех благословлял заниматься им. Особенно мне памятны случаи, когда он благословлял заниматься игрой на рояле. В годы разрухи, интеллигентского саботажа работы в советских учреждениях, отец Алексий терпеливо разъяснял ошибочность их понимания и призывал честно и добросовестно трудитьс²⁵⁹. В двадцатых годах у многих было стремление уехать за границу. Отец Алексий всех предостерегал от такого шага, раскрывал Библию и показывал место, где говорилось: вы бежите от меча, но меч вас настигнет, бежите от голода, но и он вас настигнет. Нельзя бежать от лица Господня, от гнева Его. Говорили, что едущих он особенно предостерегал от занятий «спасения России²⁶⁰. Не благословлял он также и бежать от голода на юг России, в Заволжье и другие места. Действительно, те, которые его не послушались, испытали жесточайший голод или даже погибли от него.

Что же касается тех, кто остался в России и не поехал заграницу, то им, как и другим русским людям, пришлось вынести общие для всех невзгоды. Многие погибли от ежовско-сталинского террора и ранее. Но они не отказались пить общерусскую чашу горечи, чашу наказания, которую дал Господь. «Мы виноваты, мы согрешили перед Господом, – говорил отец Алексий, – а не кто-то другой».

К отцу Алексию на прием приходило множество людей православных и инославных, верующих и неверующих, было много татар, евреев, коммунистов, ответственных партработников – и это наряду с приемом архиереев!

Всех он согревал любовию своею, вникая во все нужды приходящего. Беседуя с инославными, насколько мне известно от этих людей, он никогда не предлагал им принять Православие, креститься евреям, не давал к этому даже косвенных намеков. Решение у инославных или у некрещеных приходило само собою.

Следует сказать несколько слов и о проповедях и службе в церкви отца Алексия.

Отец Алексий служил сам истово, благоговейно, будучи весь погруженным в молитву. Тем не менее во время службы, даже Литургии, ему приходилось исповедывать, так как было много народа. Исповедывал он быстро, любил и ценил, когда кающийся сам, без вопросов называл свои грехи. Перечисление же грехов по особым трафаретным памяткам он, как мне кажется, не любил, хотя, вероятно, не отрицал их в принципе. Он ценил живое и искреннее осознание своих грехов. Такие памятки о грехах были приняты в монастырях, в том числе и Оптиной Пустыне, но на Маросейке мне никогда не приходилось о них слышать.

Для разъяснения приведу пример из такой памятки: «Согрешила неблагоговейным хождением в церковь, согрешила, что ходила в нечистоте, с нечистыми мыслями молилась и приходила к причастию, согрешила блудным воззрением и скверными помыслами и т.д.»

Что касается проповедей отца Алексия, то следовало бы ожидать, что он будет рассказывать случаи из своей пастырской практики и будет всюду выводить нравственные заключения. Это было в проповедях, но только отчасти.

Обычно он приносил том Четий Миней на русском языке и читал житие какого-нибудь мученика, именно мученика, а не святого в другом чине: святителя, преподобного, юродивого и т.д.

Он говорил о том, как они страдали, но ведь они такие же люди, как и мы. Вот Тимофей и Мавра, недавно только поженились, а уже Господь призвал Тимофея к мученическому подвигу. Прочитает несколько абзацев и дает комментарии в приложении к современной жизни, о том, как мы должны любить Господа и твердо верить в Него, не взирая на все страдания.

Некоторые догадывались, что темой мученичества на своих проповедях он как бы предсказывал грядущие скорби, которые должны были постигнуть нас. Примечания

Печатается по машинописной копии из архива Е.В.Апушкиной. Автор неизвестен.