Влияние христианства на развитие науки в Европе

В настоящее время в формате диалога христиан¹ с представителями светских² наук нередко рассматриваются вопросы о соотношении христианства и науки. Многие из них накладываются на тематику: соответствуют ли религиозно-христианское³ учение светскому научному знанию, и если да, то насколько? Вне сомнений звучит мысль, что на протяжении почти двух последних тысячелетий европейская наука, да и европейская культура в целом, и европейская идентичность формировались под сильнейшим влиянием со стороны христианства. Эта мысль не оспаривается даже его противниками. Что же касается оценок следствий влияния христианства на формы, направления и темпы развития европейской науки, на этот счёт мнения исследователей разнятся до противоположности. Многие, ограничиваясь признанием положительной роли христианства в деле формирования общественной морали, создания системы духовно-нравственных ценностей, не готовы позитивно оценивать его роль в области развития наук. Немало ученых с атеистическим мировоззрением полагают, что христианское вероучение настолько далеко отстоит от естественнонаучного и не религиозного гуманитарного знания, насколько вера в существование Бога от убеждения в том, что Его нет. Само собою понятно, что отрицая действительность Божественного бытия, отвергая идею, что Бог – Творец и Вседержитель мира, материалистическое крыло научного сообщества признаёт высшим истинным знанием научно-материалистическое; при этом религиозно-христианское знание артикулируется им как заведомо ложное. Создавая научные знания, представители светских наук во многом опираются на научно установленные и теоретически обоснованные факты, тогда как религиозно-христианское знание в значительной мере фундировано текстами Священного Писания⁴, подразумевает доверие христиан этим текстам. Следовательно, с точки зрения христиан, фундаментальные богословские истины о мире, человеке и его высшем предназначении недопустимо ставить под сомнение, они не нуждаются в научных доказательствах. И названное обстоятельство даёт светским ученым формальный повод опознавать эти истины как бездоказательные, ненаучные. Повод видеть противоречие между верой и светской наукой извлекается и из того наблюдения, что первая неизменна по своей сути, тогда как второй, по самому её существу, жизненно важно развитие⁵. Достойно замечания, что иногда в качестве довода об антинаучности христианского учения принимается довод об отсутствии единодушия среди самих христиан по целому ряду важнейших для них, базовых вопросов⁶. В этой связи вера (вероучение) и наука не только рассматриваются как размежеванные, автономные области знания, а христианство не только противопоставляется науке: и христианская вера, и христианство в целом определяются как её непримиримые противники.

Справедливость требует возразить, что немало мыслителей занимают по данному поводу совершенно иную позицию и придают фактору влияния христианства на науку до чрезвычайности важное значение. Раскрывая вопрос о сочетаемости веры и разума, христианства и науки, они, как минимум, исходят из того факта, что ни в христианских догматах, ни в церковных канонах не содержится требований, безусловно запрещающих верующим расширять горизонт своих знаний о мире, запечатлевать в уме и памяти здравые понятия о действительности⁷. Это значит, что смотреть на христианство в целом, как на врага науки, друга невежества – недопустимо.

Заметим, что частой ошибкой критиков христианства является и та, что, обличая христиан, ссылаясь на факты из истории западного христианства, они транслируют свои выводы на христианство в целом, в том числе на восточное. А это неверно в научно-методологическом отношении. В предлагаемой к рассмотрению работе мы, по преимуществу, рассматриваем деятельность Католической Церкви и протестантских общин.

Генеалогия темы соотношения христианской веры и разума уходит истоками ко временам основания Церкви, однако вопрос о влиянии христианства на науку до сих пор не утратил не только актуальности, но и остроты. Исследованию данной проблематики было посвящено немало литературных трудов, однако многие из них отражают крайне критические позиции, либо настаивая, что на протяжении своего существования христианство лишь тормозило развитие науки, либо, напротив, отводя фактору позитивного влияния христианства на науку чрезвычайно завышенное значение. Стало быть, актуальность темы данной работы обусловлена значимостью и неразрешенностью вопроса о взаимодействии христианства и науки в процессе их исторического развития⁸, широким интересом к нему со стороны общества.

Таким образом, в круг задач данной работы входят: определить, обосновать и представить положительные и отрицательные стороны влияния христианства на формирование науки в Европе; выявить и представить факторы, методы и типы влияния; оценить роль христианства в формировании европейского образования и науки. Объектом работы служит процесс взаимодействия христианства и науки в Европе в контексте исторических обстоятельств и условий. Предмет исследования – отношение европейского христианства к науке и формы их исторического взаимодействия.

Цель исследования усматривается в том, чтобы выявить и представить: следствия влияния христианства на развитие европейской науки; действительные и потенциально возможные взаимовыгодные способы и формы взаимодействия христианства с наукой.

Среди современных исследователей истории науки нередко встречаются те, кто полагают, что уже с ранних времен существования Кафолической Церкви между христианством и наукой (в значительной мере представленной тогда философией) была проведена непреодолимая идеологическая межа. Виновницей такого положения вещей называется Церковь. «В результате распада жизненно-практических структур грекоримского мира и укрепления позиций нового религиозного мировоззрения – христианства, – сообщается в известном учебном пособии, – тенденции критического отношения к прошлому достигают значений его радикального отрицания, принципиального неприятия, в связи с чем, и достижения античной науки и философии истолковываются в контексте абсолютного противопоставления веры (религия) и разума (философия, наука)»¹⁰. На базе такого философского представления формируются далеко идущие выводы, вплоть до заключений о прямой причинно-следственной связи между распространением веры и развалом Римской империи, Византии. Вот красноречивый пример такого заключения: «Непримиримость оппозиций между ними (верой (религией) и разумом (философией, наукой) – А. Л.) явилась выражением масштабного и продолжительного кризиса Римской империи, завершившегося её распадом (на Западную и Восточную в 395 г.), а затем и завоеванием, сначала готами (410 г. Западная римская империя), а затем и турками османами (1453 г. Византия)»¹¹.

Возможность существования этой и подобных ей точек зрения во многом объяснима, однако сопровождающие их доводы возбуждают сомнения. Как правило, такого рода соображения обосновываются исходя из текстов Священного Писания, в частности – исходя из высказываний апостола Павла, наполненных негативными характеристиками «философии от мира сего», как то: «мудрость мира сего есть безумие пред Богом»¹²; «Господь знает умствования мудрецов, что они суетны»¹³; «Бог избрал немудрое мира, чтобы посрамить мудрых»¹⁴ и др. Но во-первых, речь в данном своде цитат идёт не о любомудрии, как таковом, а о философии «от мира сего», то есть о «суетном» умствовании; а во-вторых, в этих апостольских наставлениях нет указаний на то, что теоретическое или опытное познание априори противоречит требованиям христианской догматики, каноники, этики. Помимо сказанного весомость версии о существовании изначальной непримиримости веры и науки бывает фундирована фактами нелояльного или даже враждебного отношения к философии со стороны отдельных представителей раннехристианских общин. В ранний период христианства из его среды действительно выдвигались такие мыслители, которые настаивали на необходимости жесткого противопоставления веры и разума, противоположения двух форм познания действительности: на основе сверхъестественного Божественного откровения и на основе методов не христианской философии.. «...Что есть похожего между философом и христианином, – рассуждал по данному поводу Тертуллиан, – учеником Греции и учеником неба, стяжателем славы и стяжателем жизни, мастером слов и мастером дел, разрушителем и строителем, другом и недругом заблуждения, искажающим истину и восстанавливающим и выражающим её...»¹⁵. Из содержания пассажа видно, что степень достоинства философии минимизирована автором до уровня приземлённого, едва не примитивного мышления. Но делать поспешные выводы о христианстве вообще, основываясь исключительно на выборочном исследовательском опыте, на одностороннем знакомстве с творчеством его отдельных представителей, дело неблагодарное. Заметим: не также, а иначе смотрели на вопрос об отношении Церкви к роли разума и рассудка в деле познания мира многие другие её представители. Со времени первых поколений христиан Церковь была представлена и такими дальновидными умами, которые усматривали в рациональном методе познания и отображения действительности подспорье, даже опору для выражения и раскрытия истин церковного учения. Положим, Иустин Мученик (II в.), выказывая уважение ряду античных философов, и признавая, что по целому кругу вопросов о мироздании они сумели возвыситься умом до таких представлений, какие близки и христианам, называл их, условно, христианами до Христа. Многие христианские проповедники, имея прекрасное светское образование и обладая завидным багажом научных (по тем меркам) знаний, активно использовали эти знания для защиты Церкви от нападений со стороны враждебно настроенных иудеев и язычников, для раскрытия истин евангельского учения. По мере формирования этих направлений теологии активно использовались не только научные знания, но и научные методы, являющиеся в настоящее время общепризнанными, такие как: сравнительный, аналитический, синтетический, абстрагирования, систематизации и пр. Уже в первые века существования христианства мощный импульс к развитию получил ряд церковных наук, как, например, Церковная история. Ярким примером и подтверждением сказанному служит Церковная история Евсевия Кесарийского. В последующие времена этот фундаментальный исторический труд служил источником знаний и для церковных ученых, и для светских. Труд Оригена (III в.) «Гекзаплы» явил собой пример глубокого текстологического исследования Священного Писания. Это указывает на существование во время его земной жизни, пусть лишь в зачатке, такого направления познания, которое ныне артикулируется как текстология. С развитием института монашества стало развиваться аскетическое учение о человеке как о нравственно свободном и ответственном существе, о средствах и способах духовно-нравственного преображения личности. Впоследствии часть этих знаний была воспринята психологией. Так формировались скрепы между христианской верой и научным познанием мира.

Имея вышесказанное в виду, легче проявить снисходительность к той точке зрения, согласно которой, христианство первых веков не только не противопоставляло себя науке, как таковой, но именно от христианства и «изошла истинная наука»¹⁶. Этой научной версии, конечно же, не откажешь в резкости, и на первый взгляд она может показаться надуманной, однако она имеет свою аргументацию. Суть её сводится к следующему. Во-первых, опираясь на идею о Едином и единственном Творце и Промыслителе мира христианство решительно отвергало языческую практику обожествления каких-либо его компонентов и элементов; и именно христианство, в конечном счёте, освободило европейцев от массовой приверженности политеизму¹⁷. Принимая догматическую доктрину христианства, любознательный европеец мог исследовать окружающий мир без опасения, что его соплеменники обвинят его в богохульстве, кощунстве, что его постигнет кара богов, а формируемая им, в его личном и общественном сознании, картина мира освобождалась от черт отождествления материальных объектов с божествами. Например, в данной связи человек мог подвергать осмыслению метеорологические явления не как проявления сил местных богов, а как явления естественного порядка вещей, мог смотреть на светила небесные не как на божества, но как на неодушевленные космические тела. Во-вторых, христианство не отрицало, а подразумевало важность исследования мира, с той, в частности, целью, чтобы усматривая их совершенства, формировать благочестивые выводы и постигать совершенства Творца. Знания, приобретаемые через исследования мира, нельзя артикулировать как априори противоречащие Писанию, ведь согласно христианскому вероучению, и у вселенной, и у Божественного Откровения один Автор – Бог¹⁸. Разумеется, мысль об уместности познания действительности подразумевала и мысль о познании человеком самого себя¹⁹. Стало быть, эмпирическое и рациональное познание мира включалось христианами в круг ценностных установок; при этом подразумевалось, что формируемые, в результате, знания должны соответствовать критериям истинности. И это указывает на христиан не как на противников научного подхода к познанию вещей, ибо и наука стремится к познанию истины, а как на его сторонников. Положим, Арнобий (III – IV в.), стараясь показать преимущество христианского знания перед философским, указывал на ничтожность степени обоснованности ряда фундаментальных положений и понятий, отстаиваемых последователями различных философских школ, отмечал, что философы, приобретая знания, держатся этих знаний не в связи с их доказательностью, а в результате доверия основателям школ²⁰. Таким образом, он не отвергал философию с порога, но предварительно выявив и продемонстрировав её слабые стороны, подвергнул сомнению «истинность» ряда тиражируемых её представителями идей, вскрыл их ничтожность. Преимущество же христианской веры он, в частности, отстаивал исходя из противопоставления личностей философов личности Иисуса Христа. Наконец, в-третьих, христианство не отрицало возможности эмпирического познания мира и его частных вещей. В-четвертых, христианство не только обнаруживало заинтересованность в научных знаниях, но и активно способствовало созданию школ, развитию образования.

Особенно выразительно связь между религиозно-церковным учением и светскими науками стала крепнуть после легализации Церкви, состоявшейся в правление Константина Великого. Вскоре стали множиться богословские литературные труды, представлявшие такую картину мира, в границах которой научные знания не просто встраивались в русло религиозно-христианских, но где им отводилась весомая роль²¹. Показательным среди подобного рода трудов можно назвать сочинение Василия Великого «Беседы на Шестоднев». К примеру, здесь он приводит различные данные о растениях²², указывает на некоторые ядовитые виды флоры, на их пользу для человека и представителей дикой фауны²³, описывает различия деревьев²⁴, критикует астрологию как лженауку²⁵, рассуждает о разнообразии рыб²⁶. Существуют свидетельства, что по крайней мере с VI века в монастыри стала проникать медицина. Скажем, частный секретарь Теодориха Великого, Кассиодор, после вступления в орден бенедиктинцев, рекомендовал собратьям по ордену изучение трудов Гиппократа и Галена (впоследствии бенедиктинцы открыли несколько медицинских школ, например, в монастыре Монто-Кассино, в Солерно²⁷; не много нужно труда, чтобы понять, что создание такого рода школ способствовало дальнейшему развитию как практической, так и научной медицины). Развитию науки серьёзно способствовало и создание при монастырях библиотечных фондов. Положим, стараниями Кассиодора (VI в.), было составлено несколько энциклопедий, он же «устроил в одном из калабрийских монастырей целый институт писцов»²⁸. В VII веке книгописание процветало в Ирландских обителях, и ирландские миссионеры разносили книги по всему европейскому пространству²⁹. Известный английский монах VIII века, Беда, отличался познаниями в области математики, астрономии, и написал несколько сочинений, где изложил свои мысли об исправлении календаря³⁰. Примером стремления к развитию науки служит и создание немецким богословом Рабаном Мавром обширного труда о природе вещей, включавшего очерк естествознания³¹.

Приводя примеры подобного рода из общей истории христианства, уместно заострить внимание на примерах, собственно, Западной, Римско-Католической Церкви (отделившейся от Православной в 1054 году). Не преминем сообщить о пособии «Физика», составленном Гильдегардой Бингенской (около 1150 года), настоятельницей монашеской обители в Дизибоденберге. Здесь, помимо прочего, содержатся сведения из области ботаники и зоологии, и в частности, представлена информация о лекарственных снадобьях³². Ценным вкладом в развитие научно-образовательной сферы в Европе считаем и те христианские труды, которые были связаны с переводами полезных для развития науки произведений, в том числе с арабского языка³³. О факте плодотворного взаимодействия христианства и науки можно судить и по тому историческому известию, согласно которому, по крайней мере с IX века в Салерно существовала врачебная корпорация, поддерживавшая с местным духовенством хорошие отношения. Сфера обязанностей духовенства была в этом случае строго определена, «светские и духовные работали мирно рядом»³⁴.

Конечно, случалось, что и христианские мыслители внедряли в публичное пространство грубые идеи о мироздании. Так, в VI веке египетский монах Косма Индоплаватель счёл уместным утверждать, будто населенная земля представляет собой плоскость, имеющую форму четырехугольника, длина которого (с востока на запад) вдвое превосходит его ширину (с севера на юг), что она окружена океаном, образующим четыре симметричных входа на её поверхность. По его мысли, небесные светила совершают свое движение не вокруг земли, а вокруг расположенной на севере некоей конической горы³⁵. Но на это можно сказать: подобные рецидивы были связаны с неразвитостью и/или не распространенностью науки вообще, в данном случае географии и астрономии, и являли воззрения частных лиц, но не голос Вселенской Кафолической Церкви.

Уже со времени нарастания движений на отделение Западной Церкви от Восточной влияние первой на своих членов играло всё большую роль даже и в такого рода делах, какие на Востоке часто решались или государственными властями единолично, или же государственными во взаимодействии с церковными. И если Восточная Церковь держалась известного евангельского принципа «Богу – Божье, а кесарю – кесарево», то Западная, постепенно отступая от этой нормы, что, в частности, выражалось в искусственном возвеличивании авторитета пап, с их претензиями на наместничество Христово, со временем сосредоточила в своих руках, помимо духовной, и политическую власть. Таким образом, со временем «на Западе окончательно исчезли следы Империи, и Церковь, оставаясь единственной связью и руководительницей христиан, заняла её место»³⁶. Будучи во многих отношениях консервативной, в том числе в отношении догматического и нравственного учения, возглавляемая властолюбивыми папами, Западная Церковь стремилась взять контроль и над наукой. Как следствие, она не допускала автономного, независимого от неё развития научных отраслей, несмотря на то, что науке свойственно самостоятельное развитие. В этой связи область интересов науки сужалась до области интересов католичества.

На протяжении средних веков европейская наука была, главным образом, теологична. Отчасти это было связано с тем, что многие представители научного сообщества были людьми верующими и готовы были осознанно и свободно следовать по пути, обозначаемому католическим священноначалием, а отчасти – с давлением на науку со стороны католического духовенства. Объявляя учение своей Церкви непогрешимым, оно решительно боролось с идеями, которые, как ему представлялось, этому учению противоречили. Всякое сколь-нибудь значимое отклонение от церковного учения могло отразиться на вольнодумце трагически. Поводом к неприятию ученого могла служить не только его личная мировоззренческая позиция, но даже его популярность, слава как ученого, и хотя в этом случае толчок к травле давала не церковная идеология, а банальная человеческая зависть, оружие нередко выбиралось религиозное. Положим, монаха-доминиканца, Альберта Великого (XIII в.), стяжавшего большое уважение со стороны учеников и известность в научных кругах, обвиняли в чародействе, в сотрудничестве с демоническими силами, и даже утверждали, что «он сделал машину наподобие человека, и держал в ней черта, который будто бы во всех его занятиях служил ему советником и облегчал все встречающиеся трудности»³⁷.

Религиозная нетерпимость к инакомыслию препятствовала введению и распространению среди христианизированных народов Европы арабской образованности, которая, к тому времени, достигла впечатляющего уровня³⁸.

Возникновение и развитие средневекового образования в Европе нередко связывается с деятельностью Августина Иппонского. Почитаемый в лике святых как Западной, так и Восточной Церковью, этот пастырь известен борьбой за чистоту и распространение православной веры; он ревностно выступал как противник «использования языческих элементов в христианском воспитании»³⁹, его причисляют к числу первых инициаторов программы церковного обучения⁴⁰. В VII веке, благодаря стараниям монашествующих, первые церковные школы стали создаваться в Ирландии и Британии⁴¹. Обучение в школах при монастырях осуществлялось с опорой на хранившиеся в них рукописи⁴², которые служили учебными пособиями и для обучающих, и для обучаемых. Содержание учебного материала в значительной мере формировалось на основе произведений блаженного Августина⁴³. Наряду с монастырскими школами в данный период осуществлялось создание школ при городских кафедральных соборах⁴⁴. Согласно историческим свидетельствам, в раннесредневековых школах выделялись различные уровни обучения: элементарный, средний, повышенный⁴⁵.

Как следует из изложенного выше, несмотря на то, что школы, по преимуществу, создавались на церковных платформах, в своей обучающей деятельности они были не чужды преподавания учащимся тех дисциплин, которые не являлись сугубо христианскими. Стало быть, преподававшиеся в этих школах знания могли быть в дальнейшем использованы их выпускниками и для развития светских наук. Положим, в круг вопросов, изучавшихся в формате геометрии, могло входить «описание Земли и существ её населяющих»⁴⁶. Правда, всё же, и арифметика, и геометрия, как образовательные дисциплины, могли включать в себя и такие знания, которые совершенно не свойственны современным аналогам этих дисциплин. Так, арифметическому числу в ряде случаев могло придаваться чрезмерное символическое значение⁴⁷, а геометрия, описывая населяющих землю существ, включала в себя «и те “физиологии” и “бестиарии”, где можно было найти баранов, растущих из корней, птиц, рождающихся из плодов»⁴⁸ и т. п. Что касается диалектики, она тоже значительно отличалась от современной, одноименной с ней дисциплиной; допускала разнообразие форм человеческого мышления, касающихся осмысления действительности, однако не допускала возможности признания в качестве приемлемых научных версий те философские представления, которые противоречили фундаментальным основам христианского вероучения. Пик развития школ при монашеских обителях был отмечен в начале IX века, в период владычества франкского короля Карла Великого, указы которого требовали расширения сети школ⁴⁹. Одним из инициаторов осуществления школьной реформы был Альбин Алкуин, автор трудов «Письмо об изучении наук» и «Всеобщее увещевание» (сам он трудился в монастырской школе во Франции, в городе Туре)⁵⁰.

С XII века в городах стало стремительно (по меркам того времени) увеличиваться количество внецерковных школ, формировавших кадры для городского управления, для участия в торгово-промышленных мероприятиях. Это было связано с повседневными не религиозными нуждами горожан. Если «начальная школа была тогда прежде всего латинской школой.., учила латинскому языку по латинским руководствам, что делало ее совершенно чуждой народу в его целом»⁵¹, если, опять же, «церковные школы воспитывали будущих клириков, между тем, как жизнь предъявляла требования совершенно иного характера»⁵², для множества горожан такого рода знания не имели приоритетного значения. Их интересовали сугубо практические знания⁵³. «Вот этого-то как раз и не давала церковная школа, и этим обусловливалась успешность борьбы светского начала с церковным в сфере народного образования»⁵⁴. В XII – XIV веках количество светских школ достигло существенной величины⁵⁵, но, как правило, и они не обладали полной независимостью от Западной Церкви, поскольку нередко преподавание в них осуществлялось клириками, а с другой стороны, разрешение на преподавательскую деятельность необходимо было получать у местных епископов и аббатов⁵⁶. Тем не менее, можно сказать, что по мере развития школьного дела и увеличения в городах количества светских школ, последние стали составлять конкуренцию церковным.

Об общем количестве школ в средневековой Европе можно судить, например, по свидетельству, касающемуся Франции: «не только во всех французских городах, но и во множестве деревень существовали уже школы, где состоятельным детям за деньги, а бедным бесплатно преподавали primitivae sciantiae et artes, то есть уменье читать, писать и считать, с прибавлением начал латинской грамматики»⁵⁷. Приняв в соображение всё, что было сказано выше, можно понять (но нельзя безусловно принять) циркулирующее среди римо-католиков мнение, будто «современная европейская школа обязана своим существованием одному католическому духовенству, вся европейская наука спасена религией»⁵⁸.

Подводя под сказанным черту, остаётся отметить одну обобщающую деталь: поначалу школьные центры были разбросаны один от другого, и при этом школы были очень немноголюдными⁵⁹, но с концентрацией школьного дела и образованием университетов ситуация стала меняться.

Система высшего европейского образования начала складываться по мере возникновения и развития университетов, на рубеже XII – XIII веков⁶⁰. Процесс этот осуществлялся достаточно активно, и, скажем, к концу XV в. их насчитывалось уже более 80⁶¹. Среди условий, способствовавших созданию университетов, как правило, выделяют несколько, и между ними: развитие городов, поощрение со стороны светских правителей, естественное развитие школьного образования (чему, помимо прочего, способствовала конкуренция между преподавателями разных школ и между школами в целом, в результате чего совершалось не только привлечение новичков, потенциальных учеников, но и переманивание одними школами воспитанников из других⁶²), наконец, усилия Католической Церкви, чьим интересам соответствовало формирование хорошо подготовленных кадров, способных распространять её влияние, укреплять её позиции в обществе. Университеты, с их теологическими факультетами, хорошо подходили на эту роль. Как правило, создание университетов юридически закреплялось папскими буллами (иногда – грамотами монархов)⁶³. Территориальные князья и даже короли основывали университеты, заручившись благословением папы или разрешением императора⁶⁴. Понятно, что образовательная деятельность в них осуществлялась под эгидой и контролем со стороны духовенства, а значит, и научное мировоззрение университетских выпускников, если только они не вставали в оппозицию Католической Церкви, отражало церковное мировоззрение⁶⁵. Образовательные университеты назывались также «studium generale», что опять-таки не означало, что в этих школах обязательно должна была преподаваться «вся совокупность наук»⁶⁶. Особенностью средневековых генеральных школ было также и то, что «приобретенные в ней ученые степени должны были пользоваться общим признанием во всех высших школах западного христианства»⁶⁷. Большое значение в университетском образовании предавалось схоластике – специфическому научному направлению, со своими методами систематизации информационного материала, логики, диалектики, благосклонным отношением к рациональному мышлению. Так, виднейший представитель «зрелой» схоластики, Фома Аквинский, настаивал, что «знание и вера, разум и Откровение не находятся в противоречии, а дополняют друг друга... Разум может и должен служить вере»⁶⁸. Сообразно одной научной оценке, «его деятельность положила начало уравниванию в правах Откровения и человеческой мысли⁶⁹»⁷⁰. В XVII – XVIII вв. методы католической схоластики были усвоены представителями русского духовного образования и стали активно использоваться в российских духовных школах. К концу средних веков схоластика утратила былое очарование в глазах многих представителей европейской науки, и, можно сказать, исчерпала свой передовой потенциал. По оценке одного исследователя деятельности средневековых университетов, схоластик того времени «более занимался мнениями своих предшественников о данном предмете, чем самым предметом, и усиливался не столько собирать и познавать факты, сколько превращать факты в понятия и из этих понятий выводить суждения о фактах, определять их ценность и заключать об ожидаемых от них последствиях»⁷¹. Науке же не свойственно замыкаться на себя, замирать, а свойственно производить новые и новые знания.

Серьезные изменения в области взаимодействия христианства и науки стали происходить с началом зарождения и распространения реформационных движений. Это время было ознаменовано сильным общественным возбуждением К началу данного периода иерархия Католической Церкви пребывала в состоянии нравственного разложения, авторитет её пал, и на этой почве возросло недоверие к папизму. На данном этапе активизировались действия королей, направленные против общеевропейского авторитета пап, а также национальных церквей, направленные против владычества Рима⁷². В конце концов Римская Церковь стала предметом публичной обличительной критики. Внутри неё множились реформистские и протестные настроения. В результате она стала раздираться изнутри и от неё стали массово отпадать верующие, образуя, затем, самостоятельные религиозные общины (церкви)⁷³. Реформацию иногда называют «матерью вольностей», что, отчасти, справедливо. Она подорвала веру в исключительные авторитеты, до той поры слывшие непререкаемыми и незыблемыми, и прежде всего в авторитет папства и пап. Протестантизму изначально была свойственна децентрализация, и хотя лидеры протестантских деноминаций пользовались немалым авторитетом среди своих последователей, всё же уровень их авторитета был несравним с уровнем былого духовно-политического величия пап. С подачи протестантских учителей и проповедников Римская Церковь, в сознании весомой части европейцев, утратила былую исключительность и перестала быть единственным (после Бога) правообладателем и толкователем высших истин. Более того, ратуя против абсолютистских претензий на обладание высшей истиной со стороны кого-либо (за исключением Бога), протестантство выступало и против выдвижения таких же претензий внутри себя самого⁷⁴. «Деятели Реформации … доказывали необходимость распространения образования, проникнутого духом реформированного христианства, значительно более приближенного к жизни, чем традиционная школа, и ориентированного на охват значительно более широких масс населения, чем это было ранее»⁷⁵. Римская Католическая Церковь вынуждена была вступить в конкурентную борьбу с протестантами и на сцене церковно политики, и на сцене образования и науки. На этой почве Римская Церковь стремительно теряла духовную и политическую власть, а вместе с тем контроль над умами людей; многие средневековые идеалы уступали место новым; свободомыслие, свобода совести всё громче и шире заявляли о себе как о нравственной ценности. Дух вольности стал проникать и в сферу наук. Борьба идей и версий становилась столь же естественной для светской науки, сколь естественной становилась она и для протестантской теологии. Выходя из орбиты поднадзорной зависимости Римской Церкви, науки могли развиваться более самостоятельно и свободно. Высвобождению наук из-под назойливой папской опеки споспешествовало и то, что многие образованные европейцы холодели к христианским началам вообще⁷⁶. Добавим, рассматриваемая эпоха стала эпохой великих географических открытий, и это позитивно отразилось на развитии таких научных направлений как география, картография, этнография. Ещё одной характерной чертой этого времени являлось создание и развитие принципиально новых технических средств, например, микроскопа и телескопа. Огромное значение для развития и популяризации науки имело изобретение книгопечатания типографским способом. Уже на первых этапах Реформации стали обнаруживаться тенденции освободиться от господства в науке и литературе латинского языка (официального языка Католической Церкви), что также содействовало их популяризации⁷⁷.

Революционным шагом в науке XVI века стало распространение учения Н. Коперника о гелиоцентрической системе. Это учение встретило активное сопротивление со стороны слабеющей, но все ещё обладавшей определенным могуществом Римской Церкви, поскольку, будто бы, противоречило библейской идее о значимости Земли как места особого Божественного попечения и места обитания человека⁷⁸. «Конгрегация Индекса (указателя запрещенных книг) артикулировала систему Коперника как «"ложное пифагорейское учение, совершенно противное Священному Писанию́»»⁷⁹. Преследования со стороны Римской Церкви испытывал и сторонник Коперника, Галилео Галилей⁸⁰. Духовенство пугало и клеймило его, а он, в ответ, клеймил духовенство. Католические схоластики заявляли, что основанное Коперником и отстаиваемое Галилеем учение идёт вразрез с текстом Писания. Галилей же, защищаясь, указывал на значимость научного опыта, обличал противников в том, что те прикрываются, словно щитом, лицемерным религиозным рвением и минимизируют роль Писания до уровня служанки собственных домыслов⁸¹. В конце концов, от Галилея потребовали отказа от его научных убеждений, и формально добились своего. Рискуя подпасть под осуждение со стороны Римской Церкви, действовал и Везалий, сделавший существенный вклад в развитие анатомического учения. Во имя науки он тайно занимался вскрытием тел умерших людей и исследованием их внутренностей⁸². Плодом изысканий Везалия стал труд «О строении человеческого тела»⁸³. Как только этот труд вышел в свет, на Везалия посыпались обвинения в богохульстве, в подрыве веры во всеобщее воскресение мертвых; можно представить, чем бы закончилась его научная деятельность, если бы он не имел особенной близости ко двору как лекарь при императорской особе⁸⁴.

Со временем наука приобретала все более и более самостоятельный статус. Значительным шагом науки вперёд следует признать открытия Исаака Ньютона в области физики, а также издание ряда его научных трудов. Будучи человеком науки, как человек верующий он размышлял и над вопросами религиозного характера. Но что касается его отношения к Католической Церкви, он не считал необходимым лишать себя возможности её критиковать. Положим, освещая тематику последних времен и интерпретируя образ апокалиптического зверя (четвертого), представленного в 7-й главе Книги пророка Даниила, под одиннадцатым рогом этого зверя, образ которого в православной патристике прочно отождествляется с антихристом и его царством, И. Ньютон разумел Римскую Католическую Церковь⁸⁵. В данном сочинении он выказал доверие Священному Писанию, продемонстрировав, что, во-первых, христианская вера и разум ученого могут сосуществовать во взаимной гармонии, а во-вторых, что вера далеко не всегда бывает слепой, но и допускающей возможность рассуждения. «Революцию» в естественнонаучном мире, сопоставимую в некотором отношении с «революцией Коперника», произвело учение об эволюции жизни на Земле. Идеи французского натурфилософа Ламарка, указывающие на «сходство в форме и строении видовых групп»⁸⁶, аргументированные «их родственной близостью»⁸⁷, и подразумевавшие, что «все организмы произошли из нескольких, немногих, очень простых, первичных форм (а, может быть, и из одной формы)»⁸⁸, но в большей степени концепция английского натурфилософа Ч. Дарвина о естественном отборе и происхождении видов приобрели в научном мире множество сторонников. И хотя поначалу Ч. Дарвин подходил к вопросу о происхождении человека (от обезьяны) с осторожностью, его не обошли умолчанием сторонники его идей. Вскоре этот вопрос был положительно разрешен зоологом Томасом Гексли⁸⁹. Теория эволюции встретила жесткий отпор со стороны членов различных христианских конфессий, в том числе со стороны представителей Вселенской Православной Церкви, и небезосновательно. Критике этой теории было посвящено и по се день посвящается множество сочинений христианских авторов.

В XX веке многие претензии Католической Церкви к науке были сняты. Так, спустя более чем триста лет римский понтифик, имея в виду обвинения Г. Галилея, «на собрании папской академии наук, насчитывающей в своем составе наряду с теологами свыше 60 видных ученых, в том числе 19 лауреатов Нобелевской премии, счел возможным признать, что подобное отношение к великому естествоиспытателю и его учению со стороны высших учреждений Ватикана “нанесло большой ущерб Церкви”»⁹⁰. Этот акт – больше, чем банальное признание частной ошибки: несмотря на обтекаемость формулировок здесь усмотреть признание ошибочности церковной политики по отношению к науке, отказ от претензий на исключительность собственной роли в деле верификации знаний научного характера.

В XX веке влияние христианства на науку в Европе заметно уменьшилось. Особенно это касалось стран социалистического лагеря, где сильно проявлялось влияние материалистической идеологии. Что касается XXI века, этот период ознаменовался периодом куда более резкого ослабления влияния христианства на науку и на культуру в целом, что, в частности, проявляется в последовательном вытеснении традиционных, фундаментальных духовно-нравственных христианских ценностей из области европейской морали и этики.

Итак, на основе изложенного можно сделать ряд обобщающих выводов.

– Тезис о принципиальной непримиримости христианства и науки не имеет под собой действительной почвы. Более того, мнение о невежестве христиан часто бывает обусловлено невежеством тех, кто это мнение поддерживает и пропагандирует. Истории науки известно немало лиц, успешно совмещавших в себе глубоко искреннюю христианскую веру и высокую учёность. Христианство не только признаёт принципиальное право на существование науки, но и широко использует научные знания в различных направлениях своей внутренней и внешней деятельности. Это касается как православия, так и католицизма и протестантизма. Например, в православии развиваются такие науки как Догматическое, Нравственное, Основное, Пастырское, Сравнительное, Литургическое богословие, Богословие образа (иконы), История Вселенской Церкви и Истории Поместных Церквей. Все эти области знания развиваются на основе научных принципов, методов и подходов, и являются именно научными дисциплинами, не в переносном, но в строгом значении слова.

– Христианство сыграло значительную роль в формировании и развитии образовательных учреждений в Европе, что впоследствии положительно отразилось на развитии как религиозных, так и светских научных дисциплин. Многие христиане внесли существенный личный вклад в развитие светских наук.

– Наряду с действиями, способствовавшими развитию европейской науки со стороны христианства, главным образом со стороны Римской Церкви и и в меньшей мере со стороны протестантских общин, предпринимались и действия обратного характера, направленные на ограничение свободного научного творчества, следствием чего было замедление развития ряда научных дисциплин. Отчасти эти действия были обусловлены стремлениями христианских богословов (нередко – оправданными и обоснованными) оградить науку от заблуждений (под которыми подразумевались те гипотезы и положения, которые противоречили содержанию христианских догматов), но отчасти – иными мотивами, например, связанными с желанием укрепления и распространения влияния Католической Церкви на европейцев.

– В качестве дополнительного фактора отрицательного влияния на науку следует отметить не злонамеренное внедрение в область образовательных дисциплин знаний суеверного характера.

– Несмотря на то, что наука и как общественный институт, и как форма деятельности человека, обрела официальную, легитимную независимость от христианской религии, это не значит, что степень её взаимодействия с христианством стремится к нулю. Во-первых, за всю историю своего существования христианство накопило колоссальный багаж знаний, многие из которых и сегодня представляют большой интерес для светских ученых. С другой стороны, учитывая, во-первых, что и Католическая Церковь, и протестантские деноминации в Европе представляют собой крупные общественные формирования, социальные институты, а во-вторых, что в сознании множества европейцев фундаментальные христианские ценности продолжают иметь высочайший авторитет, понимаем, что современное христианство способно играть важную роль в разрешении этических проблем, возникающих в связи с внедрением в европейскую практику новейших научных технологий (например, связанных с медициной).

– Христианскую теологию нельзя интерпретировать как такое знание, которое утратило свою значимость в связи с колоссальным научным прогрессом. Христианское и светское научное знание отчасти касаются различных гносеологических областей, но при этом имеют множество точек соприкосновения (другое дело, что хранительницей именно истинного религиозного знания (а не гносеологической смеси истины и лжи) является только Вселенская Православная Церковь).

1.Августин Аврелий. Исповедь. Абеляр П. История моих бедствий: Перевод с латинского. – Москва: Республика, 1992. – С. 262

2.Алексеев М. П. Сибирь в известиях западно-европейских путешественников и писателей. – Иркутск: Крайгиз, 1932.

3.Альберт Великий. Наука распознавать людей: Избранная из древних рукописей / Перевод с немецкого; С физиогномическими замечаниями Аристотеля, Галенуса, Гиппократа, Плиния, Плутарха, И. Б. де ла Порта; и также изъяснение Галлевой системы, о череплословии; С двенадцатью листами выгравированных рисунков. – Москва: Типография С. Селиванского, 1811.

4.Арнобий Старший. Против язычников в семи книгах / Перевод с латинского, вступительная статья, комментарий и список сокращений В. М. Тюленева. – Научное издание. – Санкт-Петербург: Издательство Олега Абышко, 2013.

5.Бабосов Е. М. Истина и богословие: Критика богословских интерпретаций научно-технического прогресса. – Минск: Беларусь, 1988.

6.Беркова К. Н. Герои и мученики науки. – Москва; Ленинград: Детиздат, 1939.

7. Василий Великий, Архиепископ Кесарии Каппадокийской: Творения в 2 томах. – Москва: Сибирская благозвонница, 2008.

8.Геккель, Эрнст. Борьба за эволюционную идею: три лекции, читанные 14, 16 и 19 апреля нового стиля 1905 в зале певческой академии в Берлине: С тремя таблицами и портретом автора / Эрнст Геккель; полный перевод с немецкого приват-доцента СПб университета. А. Г. Генкеля. – Санкт-Петербург: Екатерингофское Печатное Дело, 1909. – С. 23.

9.Герье В. И. Западное монашество и папство / В. Герье. – Москва: Товарищество «С. П. Яковлева», 1913.

10.Говсиевич Е. Р. Философоведение (краткий курс). – Москва: Маска, 2011.

11.Даннеман, Фридрих. История естествознания. Естестенные науки в их развитии и взаимодействии / Фридрих Даннеман; перевод со 2-го немецкого издания под редакцией М. Л. Левина и О. Ю. Шмидта. Москва: Государственное медицинское издательство, 1932.

12.Даннеман, Фридрих. История естествознания. Естестенные науки в их развитии и взаимодействии / Фридрих Даннеман; перевод со 2-го немецкого издания под редакцией М. Л. Левина и О. Ю. Шмидта. Москва; Ленинград: Объединенное научно-техническое издательство НКТП СССР; главная редакция общественной литературы, 1935.

13.Дживелегов А. К. Средневековые города в Западной Европе / А. К. Дживелегов. – Санкт-Петербург: Акционерное общество «Брокгауз-Ефрон», 1902.

14.Дрейпер, Джон Уильям. История отношений между католицизмом и наукой / Сочинение Джона Уильяма Дрэпера; Перевод с английского под редакцией А. Н. Пыпина.– Санкт-Петербург: Редакция журнала «Знание», 1876.

15.Зутер, Генрих. История математических наук / Доктора Генриха Зутера; Перевод с некоторыми изменениями и дополнениями со 2-го немецкого издания Антон Мануйлов.Кишинев: Земская типография, 1876.

16.Кампфмейер, Пауль. История современных общественных классов в Германии. / П. Кампфмейер. – Москва; Петроград: Государственное издательство, 1924.

17.Кирпичников А. И. Очерк истории книги: Две публичные лекции, читанные в городе Одессе профессором А.И. Кирпичниковым. Санкт-Петербург: журнал «Пантеон литературы», 1888.

18.Лиодт Г.Н. Картоведение. Учебное пособие для высших педагогических учебных заведений – Москва: Государственное учебно-педагогическое издательство Наркомпросса РСФСР, 1938.

19.Ньютон, Исаак. Замечания на Книгу пророка Даниила и Апокалипсис святого Иоанна: в двух частях: перевод с английского. – Петроград: Товарищество А. С. Суворина, 1915.

20.Маркова С. П. У истоков европейского университетского образования. Киберленинка. URL: https://cyberleninka.ru/article/n/u-istokov-evropeyskogo-universitetskogo-obrazovaniya/viewer

21.Мейер-Штейнег, Теодор. История медицины: Перевод со 2-го немецкого издания под редакцией д-ра В. А. Любарского и д-ра Б. Е.Гершуни. Москва: Государственное издательство, 1925.

22.Морозов Н. Христос. – Москва-Ленинград: Государственное издательство, 1929.

23.Морозова Е. Г. Введение в естествознание / Е. Г. Морозова. – Москва: Паломник, 2015.

24.Ранке, Леопольд фон. Римские папы, их церковь и государство в XVI – XVII столетиях: В 2 т.: Перевод с немецкого. Т. 1–2. / Сочинение Леопольда Ранке. – Санкт-Петербург: Типография Г. Мюллера, 1869–1975.

25.Сафаров Г. И. Национальный вопрос и пролетариат / Г. Сафаров. – Москва: Красная новь, 1923.

26.Смирнов В. И., Южанинова Е. В. История образования и педагогической мысли. – Нижний Тагил: Нижнетагильская государственная социально-педагогическая академия, 2012.

27.Социология Конта в изложении Риголажа: С приложением двух вступительных лекций в «Курс положительной философии»: Перевод с французского Н. Лосскаго. – Санкт-Петербург: Издание Л. Ф. Пантелеева, 1898.

28.Сперанский С. В. Очерки по истории народной школы в Западной Европе: Возникновение народной школы. Строй западноевропейского образования в средние века: С приложением автобиографии Ф. Платтера / Н. Сперанский. – М.: Товарищество типографии А. И. Мамонтова, 1896.

29.Стрельченко В. И. Основы истории и философии науки: Учебное пособие. – Санкт-Петербург, 2018.

30.Суворов Н. С. Средневековые университеты / Н. Суворов. – Москва: Типо-литография товарищества И. Н. Кушнерев и Ко, 1898.

31.Тертуллиан Квинт Септимий Флоренс. Апологетик. К Скапуле: Перевод с латинского, вступительная статья, комментарии и указатель А. Ю. Братухина. – Санкт-Петербург: Издательство Олега Абышко, 2005.

32.Филевский И. И. О значении христианства для науки / И. Филевский. – Харьков: Типография Губернского правления, 1909.