Анализ притязаний атеистического социализма на решение социальной проблемы в русской богословской литературе конца XIX – начала XX века

Социализм – политическое учение, зародившееся в XIX веке и стремившееся наладить социальную жизнь самым эффективным образом. Социалисты XIX века справедливо указывали на наличие социального неравенства в человеческом обществе, на огромные богатства одних, бед­ность и нищету большинства других людей, и говорили, что причина этого заключается в неравном, крайне несправедливом распределении земных благ.¹ Поэтому идеологи социализма требовали имущественного и полити­ческого уравнения всех людей, упразднения частной собственности на средства производства, насильственной экспроприации материальных ценностей и уравнительного распределения их между трудящимися. Настаивая на таком решении социального вопроса, социалисты утверждали, что только они способны наладить социальную жизнь и именно в этом состоит историческая миссия социализма. Однако требования социальной справедливости всегда имело место в христианстве и потому своими претензиями на исключительность в решении социального вопроса атеистический социализм как бы бросил вызов христианству. Именно поэтому в русской богословской литературе конца XIX – начала XX века много внимания было уделено анализу этих претензий атеистического социализма.

В первую очередь русские богословы указали на отсутствие оснований у атеистического социализма притязать на решение социальной проблемы. История свидетельствует о том, что внутреннее основание общественной и социальной жизни лежит в религии, так как «все общественные порядки и учреждения более или менее тесно связаны с религиозными верованиями или даже прямо основываются на них как на своей опоре».² Однако радикальные социалисты отрицали религию, называли ее «надстройкой», «историческим и преходящим продуктом» экономики.³ «Настанет время, – считали они, – когда общественно-экономическая жизнь че­ловеческих обществ будет управляться одними механическими законами и всякая религия исчезнет как совершенно ненужный пережиток».⁴

Это отрицание религии было обусловлено двумя причинами. Во-первых, Маркс и Энгельс, теоретики социализма, в учении о религии находились под влиянием Фейербаха, который истолковал религию антропологически: человек, созерцая свою сущность, выделяет в ней идеальные признаки, которые затем объединяет в понятия о Боге. После человек объективирует это понятие о Боге и видит в Боге Существо, отличное и противоположное человеку.⁵ Однако такое понимание религии ведет к атеизму. Поэтому «уже по самому происхождению, в самих источниках своего развития теоретический социализм... зиждется на основе отрицательной относительно религии».⁶ Во-вторых, марксистский социализм, в сущности, был новым мировоззрением,⁷ а не только лишь социальным учением. По­этому социализм неизбежно должен был предпринять попытку вытеснить религию,⁸ тем более что социализм и религия по-разному отвечают на вопрос о смысле земной жизни: христианство смотрит на земную жизнь как на средство приготовиться к загробной жизни, тогда как социалисты отрицали загробную жизнь и видели в этой жизни осуществление всех идеалов и стремлений человека.⁹

Но, отрицая религию, социалисты, чтобы быть последовательными, должны были отрицать и нравственность, так как нравственность тесно связана с религией: нравственные нормы всегда утверждались религией и исторически вне религии никогда не было нравственности.¹⁰ Однако в действительности социалисты, критикуя буржуазный строй, апеллировали к нравственности.¹¹ В частности, марксисты особенное внимание уделяли критике эксплуатации (использование одним человеком другого как средство) и говорили, что именно эксплуатация является главным недостатком буржуазного общества и для установления социальной справедливости нужно ликвидировать эксплуатацию. Однако ликвидация эксплуатации – это нравственное требование, так как эксплуатация – это использование как средство, а не отношение к нему как к абсолютной ценности. Поэтому эксплуатация нетерпима только с нравственной точки зрения. Но на чем социалисты могли основывать свои нравственные требования? Дело в том, что требовать ликвидацию эксплуатации имеет право только христианство, которое признает ценность человеческой личности и требует нравственного поведения, которое является практическим осуществлением догматических истин. Социалисты же, отрицающие религию, ни на чем не могли основывать свои нравственные требования.¹² Более того, некоторые социалисты (в частности, Бебель) открыто отрицали нравственность, называя ее отражением экономических отношений.¹³ Большинство же других прикровенно отрицали нравственные нормы, так как придерживались позитиви­стского взгляда на историю и относились к человеку не как самоценности, а как к средству, относительная ценность которого определяется полезностью для осуществления целей социализма.¹⁴ Кроме того, марксисты утверждали относительность нравственных норм. Суть их рассуждений при этом сводилась к следующему: род человеческий разделяется на два враждебных лагеря – капиталисты и пролетарии, и нравственным нужно быть только по отношению к пролетариям, тогда как по отношению к представителям враждебного класса оправдано и даже необходимо любое насилие.¹⁵ Но так как границы между классами четко не определены, то такой взгляд на нравственность представляет собой отказ от нравственности вообще (что, кстати, и произошло впоследствии в первые годы советской власти). Поэтому когда радикальные социалисты требовали ликвидировать эксплуатацию, они противоречили своим же принципам, так что необосно­ванность их претензий на решение социального вопроса становилась очевидной.¹⁶ Чтобы быть последовательными, радикальные социалисты должны были стоять на натуралистической точке зрения, то есть рассматривать социальную жизнь по аналогии с жизнью животного мира и смотреть на эксплуатацию как на следствие борьбы за существование.

Но откуда вообще в атеистическом социализме появилось морализирование и требование социальной справедливости? В русской богословской литературе конца XIX – начала XX века был дан такой ответ на этот вопрос: марксизм в своем обличении социальной несправедливости неоригинален, но заимствовал это морализирование у религии. В Ветхом Завете действительно есть требования социальной справедливости (Ам. 5,11; Иез.39:10), которое впоследствии перешло в христианство, так как христианство требует морального поведения. Социализм же, не сославшись на христианство, взял у последнего рассуждения о нравственности и социальной справедливости, вложив в них свое, нехристианское содержание.¹⁷ Поэтому социалисты не имели никаких прав говорить об особой исторической миссии социализма и не имели оснований притязать на решение социального вопроса.

Немало внимания в русской богословской литературе конца XIX –начала XX века было уделено критике классовой борьбы – метода, предлагаемого социалистами для решения социальной проблемы. Марксисты говорили, что рабочие должны обратить все силы на борьбу со своими классовыми врагами – капиталистами, причем в этой борьбе хороши все средства, начиная от стачек и демонстраций и заканчивая вооруженными выступлениями и террором. Получалось, что с одной стороны социалисты проповедовали принцип любви к страдающему и униженному человечеству, а с другой стороны были готовы «пролить потоки человеческой крови и сделать несчастными целые поколения людей, чтобы достигнуть результатов, польза которых в высшей степени проблематична».¹⁸ Да и возможно ли вообще достижение гармонии в социальной жизни путем насилия? Если в сердцах людей вместо любви и добра будут господствовать вражда, зависть, ненависть, то никакой мир и всеобщее благоденствие невозможны;¹⁹ скорее всего, социалисты таким способом добьются противоположного результата – войн и социальных потрясений. На это социалисты возражали, что классовая борьба имеет преходящий характер: она исчезнет, как только пролетариат полностью возьмет власть в свои руки и устранит с политической арены буржуазию. Но возможно ли процветание и устройство социальной жизни на основе любви в том обществе, где люди привыкли добиваться своих целей путем насилия, привыкли разрушать, а не созидать? Протоиерей Н. Стрелецкий отрицательно ответил на этот вопрос, ссылаясь на исторические примеры (французская революция XVIII века и Парижская коммуна 1871 года).²⁰ Поэтому метод, который предлагали социалисты для решения социальной проблемы, следует считать неудовлетворитель­ным.

Существенное место в критике русскими богословами социализма занимали указания на непреодолимые препятствия, которые вставали перед социалистами, притязавшими на решение социального вопроса. Одно из этих препятствий – отличие людей друг от друга, которое выражается не только и не столько в имущественном положении, сколько в различных физических и душевных способностях отдельных личностей, в уровне их умственного и нравственного развития. Поэтому все люди не могут дости­гать одних и тех же результатов в своей деятельности, одинаково пользоваться земными благами и потому не смогут находиться в одинаковом имущественном положении.²¹ Если же насильственным путем произвести передел собственности и уравнять в экономическом отношении всех людей, то все равно такое состояние не останется неизменным и вскоре вновь будет иметь место имущественное неравенство,²² так как «нельзя предотвратить те явления, чтобы люди более талантливые и энергичные не стали сами собой возвышаться над другими и люди, склонные к своекорыстию и хищничеству, не стали вновь насильственными путями захватывать в свои руки привилегии перед остальными людьми».²³

Другое препятствие на пути построения идеального общества – всеобщая греховность человеческого рода. Радикальные социалисты не учитывали этого препятствия, когда говорили о своих планах налаживания социальной жизни путем экономической реформы. Конечно, экономические преобразования необходимы для улучшения социальной жизни, но все же, как указал А. Полозов, «экономическая структура существует подле, возле, рядом с миром духовным, идейным, научным, нравственным, религиозным, но отнюдь не в основе его».²⁴ Поэтому основная ошибка социализма заключалась в том, что экономической реформе он придавал исключительное значение.²⁵ Христианство учит, что истинная причина социальных про­тиворечий – поврежденность грехом человеческой природы, следствием которой является большая склонность людей ко злу, чем к добру.²⁶ Поэтому социальная проблема не может быть решена исключительно экономическими и политическими средствами; «умственный прогресс человечества, выражающийся в социальных реформах и преобразованиях, не в состоянии искоренить зла; он только может культивировать внешние формы зла и сделать их более изящными и утонченными. Корни зла лежат глубоко в человеческом сердце, а сердце – не область влияния науки, а область влияния религии».²⁷ Христианский же метод решения социального вопроса предполагает как раз изменение самих людей, преображение их сердец, широкое внедрение в общественную жизнь нравственных норм.²⁸ Поэтому только христианство, требующее духовного и нравственного совершенствования, может полностью наладить социальную жизнь. Социализм же, отвергающий религию и нравственность и надеющийся только на экономические преобразования, в своих попытках разрешить социальную проблему обречен на неудачу.

И наконец, у многих русских богословов конца XIX – начала XX века встречается критика учения атеистического социализма об исторической цели человеческого общества, которую социалисты видели в создании земного рая, построении царства Божия на земле без Бога.²⁹ Но возможно ли осуществление этой на первый взгляд заманчивой перспективы? Уже сами рассуждения социалистов, а в особенности марксистов, о построении экономического рая, как показал М. Тареев, несостоятельны с научной точки зрения. Дело в том, что идеологи атеистического социализма, отрицая религию и веру, настаивали на том, что их система носит строгий научный характер. Наряду с этим в социалистическом учении существенное место занимали рассуждения о будущем социалистическом обществе, о будущей жизни. Однако на самом деле, как указывал М. Тареев, «нельзя рационализировать социальную жизнь, так как невозможно научное предвидение исторического будущего... Существуют законы, которыми определяется социальная жизнь, но не существует социально-исторической закономерности в смысле безусловной и механической необходимости исторического развития».³⁰ Поэтому знание относительно будущих фактов социальной жизни невозможно. Но где невозможно знание, там действует вера, и именно вера, «хилиастическая вера в наступление земного рая» лежит в основе социализма как мировоззрения.³¹ Следовательно, научный социализм противоречив и философски несостоятелен: «научность своей системы он нарушает внесением в нее элемента веры, а право веровать он подрывает исповедуемыми им позитивно-научными принципами».³²

Принципиальный же недостаток учения о земном социалистическом рае, который был указан почти всеми русскими богословами, заключается в игнорировании социалистами душевной жизни человека: социалисты обещали людям материальное богатство и считали, что этого одного будет достаточно для счастливой жизни.³³ Однако, обещая людям такое будущее, социалисты при этом видели в человеке только совершенное животное, думали об удовлетворении только низших потребностей и как бы совер­шенно забывали область духовной жизни,³⁴ не обращая внимания на религиозные запросы души человека и поиск им смысла жизни. Поэтому социалистический рай неосуществим: человек не может ограничиться достижением материального благосостояния, ему онтологически присуще стремление к духовным ценностям. Из своего опыта мы знаем, что душевные проблемы переживаются гораздо острее, чем материальные лишения. Более того, по справедливому замечанию Ф. М. Достоевского, «без веры в свою душу и в ее бессмертие бытие человека неестественно, немыслимо и невыносимо».³⁵ На эту принципиальную важность душевной жизни указывает христианство: «Какая польза человеку, если он приобретет весь мир, а душе своей повредит?» (Мф.16:26). Религия учит, что целью человече­ской жизни является духовное совершенствование; все же материальные ценности могут быть использованы только как средства для достижения этой цели. Социалисты же считали материальное благосостояние целью жизни человека;³⁶ они не задумывались о том, что «в социалистическом безрелигиозном обществе как бы ни был материально богат человек, он будет поразительно беден духом».³⁷ В этом заключалась принципиальная ошибка и ложь атеистического социализма.³⁸

Кроме того, важнейшее и самое ужасное следствие осуществление мечты социалистов о материалистическом рае – это лишение человека того бесценного дара, который дан ему Богом – свободы.³⁹ Социалисты много говорили об «освобождении» эксплуатируемых людей, но, в сущности, от­рицали свободу человеческой личности, так как мечтали построить такое общество, в котором поступки людей будут строго детерминированы государством, в котором всякая творческая, нестандартная мысль, несоответствующая принятым понятиям об общем благе, будет, безусловно, подавлена. Даже личная жизнь и умственная деятельность в социалистическом обществе будет предопределена государственными законами, так что человек будет полностью лишен свободного выбора действий.⁴⁰ Такой социалистический «рай» был бы настоящим «адом» для души человека и потому построение идеального безрелигиозного социалистического общества недопустимо и невозможно. Итак, мы видим, что в русской богословской литературе конца XIX – начала XX века были сформулированы все существенные аргументы, направленные против претензий атеистического социализма на решение социального вопроса, и была на высоком научном уровне доказана необос­нованность и неосуществимость этих претензий. Впоследствии эти аргументы были повторены, а некоторые из них более глубоко продуманы богословами и светскими авторами русской эмиграции, а также западными антисоциалистами – всеми теми, кто был очевидцем событий революций 1917 года, гражданской войны в России, укрепления, развития и падения коммунистического тоталитарного режима в СССР. Остается пожалеть, что большинство современников в начале XX века не обратило внимания на эти мысли русских богословов, и миру, а в особенности России, пришлось на собственном горьком опыте убедиться в справедливости тех антисоциалистических аргументов, которые уже до революций 1917 года имелись в русской богословской литературе.