Два письма архиепископа Григория к А.С. Хомякову

Милостивый государь Алексей Степанович!

Благодарю вас за доверенность, которую мне оказали, хотя не знаете меня лично, и молю Господа Бога, чтобы Он утешил вас в вашей семейной скорби для той любви, которую оказываете вашему ближнему, под бременем собственного горя.

Получив ваше письмо, переговорил я о Пальмере и его деле с общим нашим знакомым – А.Н. Муравьевым, который имел случай видеть Пальмера прошедшей осенью на Юге России и в подробности знает как частные его обстоятельства, так и церковные в Англии. Желал бы подать утешение Пальмеру; но, не зная его лично и не имея от него письма, не могу. Очень сожалею о его горьком духовном положении, в которое он поставил себя. Его друг пишет ему, что он «вступает в Римскую церковь по тому убеждению, что дверь, которая не отворяется перед таким ревностным просителем, как он, Пальмер, не может быть дверью церкви Христовой». Убеждение неправильное! Этому другу должно было знать, и он без сомнения знал, что у нас дверь для них отпёрта. Причиной означенной неправильности Пальмер.

Вникните в образ действования Пальмера. Когда он приезжал в Россию, тогда, при всём своём расположении к Православию, он был ещё напитан своими частными мнениями, спорил об исхождении Святого Духа и о пресуществлении, и хотел, чтобы церковь Российская, в лице его безусловно признала правоверие Английской, в котором будто бы никогда не могла сомневаться, имея столкновение только с Римской. Возвратясь в отечество, Пальмер, по своей христианской ревности, лучше изучил Православие, убедился в чистоте нашего символа и, сделавшись, можно сказать, почти православным в душе, поехал на Восток. Там думал он найти более свободный приём у патриархов, но ошибся: патриархи стали требовать от него вторичного крещения. Это очень прискорбно, но понятно. Находясь в тесноте, живя в разобщении со всеми исповеданиями Запада и видя у себя на Востоке в их представителях, особливо в настоящее время, жесточайших врагов православия, патриархи стали сомневаться даже в их христианстве, и стараются оградить себя от них. Могли ли эти патриархи доверить ревности Английского диакона, которая, при нынешних дипломатических хитростях, могла показаться странной всякому, кто не знал её так отчётливо как вы и теперь я? Ежели Пальмер подлинно убедился в Православии и, соглашаясь на всё, просил только об одном, чтобы не повторяли над ним крещения: то зачем ему было силой врываться в запертые двери Греческой церкви, когда ему совершенно отворены были двери церкви Русской, более знакомой с духом западных иноверцев? Когда дело шло о душевном спасении его и людей, единомышленных ему в Англии, тогда его ли дело было неблаговременно и неосторожно поднимать запутавшийся вопрос, который, при более благоприятных обстоятельствах распутался бы сам собой? Мы приняли бы его без вторичного крещения, и братья наши на Востоке сообщились бы с ним, без всякого сомнения; а домашние недоумения мы решили бы и без его вмешательства. Что делает он теперь в Афинах, вместо того, чтобы следить в Англии за направлением умов к Православию, которого он был первым двигателем.

Что касается до просьбы о соединении, которую будто бы прислали к нам люди благонамеренные из Англии, то её у нас нет; она существует здесь только в проекте, и эти люди, в отсутствие Пальмера, как слышно, остановились подписывать её. Конечно, нельзя будет без внимания оставить такого прошения, если оно будет написано в православном духе; но надобно будет разбирать его с большой осторожностью, дабы, соединяясь с единоверцами новыми, не удалиться от старых, и дабы последнее не сделалось, по слову Евангелия, горше первого.

Вот, что̀ мог я написать с любовью к вам и с искренним душевным желанием добра всем тем, которые желают войти в разум истины и которых никогда не чуждается Православная церковь, только бы они не чуждались её особенностью своего взгляда.

Моля Господа Бога об утешении вашему сердцу, остаюсь с чувством совершенного к вам уважения вашего высокородия покорный слуга Григорий, архиепископ Казанский.

Алексей Степанович, милостивый государь!

Винюсь, что не отвечаю долго. Препятствовали частью собственная болезнь, частью разные потребности, от которых нельзя было отбиться.

Отец щедрот и Бога всякие утехи да утешит вас во дни радости полным утешением!

В отношении к Английскому вопросу, к сожалению, не могу сказать вам ничего более сказанного. Нам было бы очень приятно, если бы Пальмер и его единомышленники приняли Православие; но делать им в этом отношении что-либо предложения нахожу неудобным. Того, чтобы они не знали наших чиноположений и обычаев, не могу думать. Пальмер двукратно посещал Россию и издавал на своём языке догматические книги со своими объяснениями. Ежели его единомышленники имеют какие-либо сомнения, то, при их доверенности к нему, он легко может уничтожить их. Главное затруднение для Пальмера заключается в том, что он сам колеблется между двумя церквами, и хотя убеждён в истине догматов Православной церкви, но увлекается внешностью Римской. Тут предложение, чего просит, неуместно. Это предложение трудно особенно теперь, когда он так неосторожно возбудил на Востоке вопрос о крещении. Этот вопрос, в своё время, конечно, решится благоприятно; но лёгкое наше сближение с иноверцами в настоящее время удобно может произвести на Востоке касательно нас сомнение. Говорю не о нужде нового крещения со стороны Пальмера с его соотечественниками, но о затруднительности, в какую Пальмер поставил нас в отношении к Востоку. До прояснения возбуждённого им вопроса (что конечно не может продолжиться слишком долго) нам должно опасаться, чтобы, заключая новый союз, не разорвать старого.

Желая вам всех временных и вечных благ, с душевным уважением есмь ваш покорный слуга Григорий, архиепископ Казанский.