К отцу

Милый папенька!

Я не знаю, чему приписать столь долгое неполучение писем от вас. С самых тех пор, как я отправился в эскадрон, не имел я счастья даже строчку от вас получить. Я боюсь, не было ли нездоровье причиной вашего молчания. Хотя, впрочем, мне пишет тётенька А.Алексеевна¹, что при отправлении вашем в Липицы² ваше здоровье находилось в лучшем против прежнего состояния, однако я всё ещё не совсем успокоен. Может быть, и вы подивились моему молчанию, которое вы, впрочем, конечно не могли приписывать лени; потому что вы, вероятно, не сомневаетесь в том, что мысленная и письменная беседа с вами – самое для меня великое удовольствие. Причиной оного было моё отдаление от города и неизвестность времени, в которое должно было к оному опять приблизиться. Каждый день мы ожидали похода и, наконец, выступили только 27 апреля. До тех пор я время провёл очень скучно. Службой нельзя было заняться, и самому по себе заняться также было невозможно, потому что по недостатку квартир мне дали в товарищи Корфа, который хотя добрый малый, но совершенно невинен во всём вреде, который порох причинил человечеству. Только что мы пришли в Губкино³, получил я приказание ехать в Орёл по требованию генерала Ершова. Тотчас надели на меня каску, привязали к палашу⁴ и отправили в тележке.

Приехав, день по пустому прожил, потому что его превосходительства дома всё не было, на другой явился, принят был очень ласково, посидел около часа, видел г-на Каблукова и отправился домой с письмом от братца, 3-мя ф. шоколада и полковым учением, которые Ершов привёз с собой. Уваров⁵в Курске, Пётр Михайлович в деревне, а А.Ивановича Хрущова не нашёл, да и мало искал по причине несносной погоды, да и потому, что прогулка в пудовой каске и полупудовом палаше не имеет ничего особенно приятного. На возвратном пути видел я полковника и воротился тотчас в Губкино. Начинаются мучения. Сегодня выводил я лошадь на смотр и намок как собака, потому что ужасный дождь не дозволил смотра окончить, а завтра надобно в 5-м часу на учение. Впрочем, мне очень приятно было сегодня особенное внимание, которым меня отличил Д.Ерофеевич⁶, когда я после смотра к нему пришёл. У него были все эскадронные начальники, кроме п-а Ребиндера, который болен. Он меня посадил подле себя и между тем, как он Бурдукову ни слова, а Корфу почти ни слова не сказал, он довольно говорил со мною. Но завтра вставать рано, а теперь пора в постель. Прощайте, милый папенька. Хотя я уверен, что ваше благословение всегда со мною, но я прошу вас ещё мне оное мысленно дать при получении сего письма.

Ваш покорный сын А.Хомяков.

Ещё много бы надобно писать о товарищах своих, а особенно о чудесном положении Губкина, но откладываю это до будущего четверга.

Mon cher papa,

L’abominable temps que nous avons eu ces derniers jours m’a empêché de faire parvenir à Pétersbourg les lettres que je voulais vous écrire; mais cette fois je profite d’un expres qu’on envoie d’ici en ville. Je crois que cette lettre vous trouvera vous reposant à Toula des fatigues du voyage, quoi-que je n’aie pas encore de vos nouvelles des eaux froides. Je ne sais si mon frère en a reçues; en tout cas il ne m’en a pas fait parvenir. Je passe mon temps à Znamenskoe⁷ dans une solitude très souvent compète; car le colonel fait souvent des visites soit à Strelna, soit à Pètersbourg, et malheureu-sement pour moi les Muses ne viennent point dissiper l’ennui que je ressens de temps à autre. Il n’y a que Pleschtéef⁸ qui vient egayer mes tristes tête-a-tête avec le colonel, et quand il vient, il ne manque pas de nous amuser royalement. Cependant le temps de notre retour en ville approche, et l’air froid de l’automne a déjà commencè à nous le faire désirer. Bientôt aussi viendront les grandes remontes de chevaux anglais, et c’est un moment qu’il faut que je guètte, quoi que d’ailleurs j’eusse été trompé dans l’espérance d’être de si têt officier. J’avais compté quatre vacances, et c’е́tait tout juste, ce qu’il me fallait; mais mon cousin Jean B.⁹ m’a fait voir que j’avais compté sans mon hôte: il n’y en a que trois.

Entre autres nouvelles de rе́giment il у en a une qui m’interesse infiniment, c’est que nous allons avoir de beaux casques d’acier surmontés d’un aiglé doré à ailes étendues. Il у a longtemps que je désirais ce changement.

Je baise les mains à maman et j’embrasse ma soeur et suis avec le plus profond respect

Votre très dévoué fils

A. Khamécoff

27 A (oût 1824).

Les Annales des découvertes annoncent qu’on a trouvé que le lait de cavale est un remède souverain, contre le ver solitaire. Une autre dècouverte, qui peut-être vous intéressera, c’est que l’eau de puits, employée aulieu d’eau de rivière dans la fabrication des peaux, procure un avaniage de 25, pour 100.