Эрманарик и Аттила

Движение Гуннов на запад от Волги и их завоевания объясняются историей Готов. Побеждённые или, по крайней мере, отражённые на Дунае, Готы отложили свою вражду к Империи, вступили с нею в союз (что̀, впрочем, не мешало временным ссорам), приняли некоторые начала просвещения и даже отчасти христианство, избрав в самом христианстве учение Ария, или как более доступное их разуму, или (что вероятнее) как более угодное восточному императору. Но, дружась с Империей, служа в её войсках, ограждая её границы, Готы беспрестанными войнами расширялись на север и восток и в IV³⁶⁸ веке основали обширнейшее государство изо всех дотоле признававших власть германского племени. Столетний Эрманарик, царь Остготов (тогда первенствовавших в готском союзе), властвовал над берегами Дона и Вислы, Волхова и Дуная. Разрозненные племена Славян, Венеды и Анты, Русь и Новгород (Rocas et Novego), вкраплённые между ними, или пограничные Финны, Меря, Весь и др. платили ему дань и повиновались его законам. Таково никем не оспоренное свидетельство Иорнанда. Между тем придонские Сарматы-Аланы, первенствовавшие в славяно-сарматском союзе, ослабли вследствие самых своих завоеваний, а ещё более вследствие двойного напора с востока от независимых Славян-Гуннов и с запада от новых завоевателей, германских Готов. Вскоре, побеждённые Гуннами, они утратили своё значение в степях южной России и были принуждены или покориться и служить победителям или подчиниться Готам.

Между тем мир западных Славян казался уже близким к разрушению. Союз Маркоманнов и Квадов, основанный Германцами в земле славянской, принял, по-видимому, характер славянский.

По крайней мере, имена царей Аттала и Валамира очевидно не принадлежат германскому наречию, и известно, что Немцы называли Валимиром и Олимаром русского Владимира; впрочем, происхождение самих Квадов сомнительно.

Но Маркоманны ослабли; новый германский наплыв уничтожил самобытность чешских и краинских общин; общины Ляхов привислянских и Вендов приодерских были потоплены тем же наплывом Свевов с запада или Лонгобардов и Саксов со скандинавского Севера, заступивших место прежних насильников, уже полуославянившихся Вандалов, и Германцев, привыкших к городовому быту славянского приморья и получивших прозвище Бургундцев (горожан). Общины северной России, Венды и Анты прикарпатские и приднепровские уступили силе Готов и признали их власть или первенство; наконец, в иных местах (например, на берегах Вислы) отпрыски великих Аланов-Сарматов, или мешанных с ними кавказских Зигов (Языги-Адиге), ворвавшиеся в мир славянский, оспаривали у Германцев право угнетать кротких и миролюбивых туземцев. Везде славянская община подпала игу иноплеменной дружины. Готы переполнили меру страданий и терпение жестокой казнью князя прикарпатских Антов³⁶⁹ и его бояр.

Таково свидетельство летописцев; но по имени князя Бокс или Бох можно также предположить оскорбление какой-нибудь народной святыни и убиение жрецов.

Кровавое оскорбление вызвало жестоких мстителей. Гунны, по памяти ли племенного братства или по праву, ими усвоенному после падения Аланов, считаться главой и покровителями слабых семей славянских, вступились за угнетённых Антов и ударили на готскую державу.

Такое мщение становится ещё понятнее, если оскорбление было нанесено не лицам, а верованию, без сомнения не чуждому Гуннам. История славянского Поморья в Германии и Запорожцев в России представляет много подобных примеров. Впрочем, ближайшее сродство Гуннов и Антов заметно отчасти и в санскритских писателях, весьма часто соединяющих Гунов и Андеров; особенная же воинственность Антов засвидетельствована не только европейскими летописцами, но и преданиями кавказских Адигов или Кабардинцев на верховьях Ухмары за Кубанью о мирной славе Ванадигов (Вендов) и мужестве Антов, которых имя принято за общее название богатыря или благородного воина.

Новое царство Готов не устояло против напора восточного казачества, вступающегося за угнетённый народ. Вестготы бежали за Дунай, прося убежища у римской империи и принимая охотно подданство, чтобы спастись от гуннского меча. Побеждённые Остготы покорились; их столетний царь Эрманарик погиб прежде своей державы, и смерть его, торжество Гуннов и первые причины к раздору между великими племенами, увековеченные смутным преданием, слились в одно поэтическое целое, в народную эпопей, общую всем народам германским, – эпопей вполне германскую по характеру и развитию, но вполне чуждую Германии по своему началу.

Такова поэма Нибелунгов, важная в глазах исторической критики, и таков вывод из сличения её с Иорнандом и преданиями. Во-первых: Зигфрид представляется не только Гунном и сыном гунским³⁷⁰ (что может значить богатырь и богатырский сын), но ещё из Гуналанд³⁷¹ (из страны гунской), а это имя, которым в сагах означается Россия, не может без натяжки быть принято в смысле сказочной земли богатырской; оно ясно обозначает землю русскую, как и всегда. Во-вторых: Эрманарик по саге убит братьями дочери Зигфрида, а по Иорнанду двумя братьями из рода Росоманов или Росманов³⁷² (Русов) в отмщение за смерть сестры; следовательно, отец убийц, Зигфрид, является человеком русским (Росман), и германская повесть о нём совпадает с началом борьбы между племенами гото-германскими и восточным славянством. В этом же состоит главная завязка Нибелунгов, хотя она скрывается во множестве сказочных подробностей и выставляет главными действователями слабую семью Бургундов, или потому что восточные Бургунды, союзники или подручники Готов, были примешаны к первоначальной ссоре с Гуннами, или потому, что гибель Бургундов прирейнских от гунского меча смешалась в преданиях с первыми поражениями Германцев на востоке. Аттила (Этцель Нибелунгов) не имеет, как уже сказано, ни в преданиях, ни в поэме того свирепого характера, с которым он должен был бы явиться, если бы был начальником финно-турецких полчищ. Он роскошный царь народов оседлых и, не будучи сам Германцем, верховный властитель над племенами германскими. Брак его со вдовой Зигфрида, смерть князей бургундских в отмщение за смерть Зигфрида или гибель самого Аттилы в отмщение за смерть его шурьев, принадлежит бедному вымыслу сказочников; но в выражениях Иорнанда, называющего жену Аттилы mulier vilissima³⁷³, видно глубокое почтение к погибшему завоевателю, а в отношениях Бургундов к царю гуннскому по Нибелунгам видна невольная покорность побеждённых вассалов, признающих права государя на их личную службу и на случайно приобретённые сокровища. Цикл Зигфрида и Аттилы, сам по себе полный, связывается в преданиях с позднейшим циклом героев готских посредством Дитриха бернского (Феодорика Великого); но эти два цикла не имеют, очевидно, ничего общего между собой, и зависимость Дитриха от Этцеля указывает только на память о временном владычестве Гуннов над Остготами. Впрочем, появление Дитриха в сказке определяет отделение мира германского, откинутого на запад, от мира славянского, получившего самостоятельность на востоке. Это довольно близко к истории.

Тут исчезает и грозный завоеватель Аттила, и семья Зигфрида, и Гунны и Росманны, между тем Эрманарик ещё заключён в периоде борьбы не только по истории, но и по преданиям, и по песням, и по сказаниям, сохранённым у Саксона Грамматика, рассказывающего о его плене у славянского царя Исмара³⁷⁴. Около царя остготского, вызвавшего бурю восточного казачества, сосредоточиваются Гунны, Руссы и Славяне, но сам он исчезает перед высшими лицами позднейшей истории или перед поэтическими образами, созданными воображением северных народов. Период борьбы заключается в двух лицах – исторического Аттилы и сказочного Зигфрида. Оба сделались достоянием всех германских племен, потому что самая борьба, олицетворённая в их судьбе, изменила всю жизнь и направление всех Германцев от берегов Ледовитого моря до юго-западной оконечности Европы и до развалин древнего Карфагена; но оба чужды германскому миру. Русс или Росман-Зигфрид, совершеннейший представитель бесстрашного, но кроткого удальства, выступает из туманов неизвестной стороны и примыкает к Германцам, как союзник, готовый подчиниться их первенству. По своему происхождению он принадлежит к народам Севера, мирным, оседлым и сохранившим патриаpхальную семейность. Когда он гибнет от вероломства Бургундцев, мщение, невозможное для его слабых единоплеменников, предоставляется судьбой Гунну-Аттиле. История просвечивает сквозь сказку. Но молодость Зигфрида окружена всей роскошью восточного вымысла, отзывающаяся и до сих пор в народах славянских, царь-девицей (Брунгильда), змеем-горынычем (Фафнир), шапкой-невидимкой (тарнкаппе), карлами, колдунами и несметными сокровищами; имя его похоже на перевод имени славянского, кончающегося на мир (как русский Владимир и Воломир или Хваламир, первый царь Гуннов в Европе); меч его вельск (Volsk), напоминает столько же Волгу (волжский), откуда шёл лучший булат, как и Вельшей (Кельто-Римлян); наконец, происхождение его от отца или деда Вальса указывает на Велеса, бога северных Славян и на предание, сохранённое в игоревой песни о русских князьях, которых поэт называет внуками Велеса. Такова действительная основа Нибелунгов; но в ней, очевидно, примешаны остатки других древнейших преданий, принадлежащих религиозному мифу о вражде богов – славянского или ванского Фрейра (Зигфрида) и германского одноглазого Одина или Вотана (Гагена). Историческая часть ясна; утраченный же миф можно угадать, но восстановить нельзя. Он принадлежит к тем же понятиям, которые отзываются в вымысле о наказании Фрейра за то, что он посягнул на престол Одина³⁷⁵ ; и свидетельствует о древнем соперничестве двух верований, из которого проистекло, может быть, и в русском языке смешение «одноглазого» с «лукавым» в слове кривой (как и в поговорке: кривой не входит в царство небесное). Отсутствие сказаний о Зигфриде и Аттиле у Славян проистекает от той же причины, от чего происходит вообще у них недостаток исторических сказаний: от предпочтения всего общечеловеческого (будь оно в жизни семьи или лица) всему историческому или случайному.