Завоевания Рима на востоке. Падение Македонии, Греции, царства сирийского

Сломив силу Карфагена, Рим обратил оружие своё на восток. Эллада, растерзанная внутренними раздорами, не могла противостать и сама облекла своих властолюбивых соседей в право судей и властителей. В ней три государства спорили о первенстве: Македония, сохранившая отчасти воинственную славу Александра, вещественное устройство его дружин в грозной фаланге и единство в действиях; союз, созданный дотоле ничтожными ахейскими городами, и другой союз, основанный ещё более ничтожными Этолийцами. Ахейцы были преемниками мысли, воплотившейся на короткое время в Фивах при Эпаминонде, и, следовательно, просвещения афинского. Дикие Этолийцы были представителями того воинственного характера, которым некогда жил Лакедемон; но философский и холодный систематизм ахейского союза был также далёк от живого и художественно плодотворного просвещения прежней Аттики, как разбойничья предприимчивость и разврат Этолийцев были далеки от строгой и стройно размеренной силы Лакедемона³⁰¹. За всем тем нравственное достоинство и человечность начал ахейских легко бы могли восторжествовать над своими противниками и дать южной Греции временную силу, если бы завистливая Спарта, утратившая всё прежнее значение и права на власть, но сохранившая ещё отблеск прежнего мужества, не была в постоянном союзе с Этолийцами против благородного стремления Ахейцев. Сильнее обоих была Македония и очевидно готовилась подчинить себе всю южную Элладу; но Рим предупредил её замыслы. Непродолжительная война показала превосходство легкого и подвижного легиона перед тяжелой фалангой и Рима перед преемниками Александра. Ничтожная борьба уничтожила последние остатки эллинской свободы. Победители сохранили лицемерное уважение к прежней вольности городов, но разорвали все союзы их и отдали везде власть богатству, зная, что богатство любит покой, боится мятежей и охотно продаст своих братьев, чтобы не подвергаться личной опасности. Таким образом, Эллада стала рабствовать под личиной свободы и перешла незаметно в совершенное и явное рабство.

Впрочем, напрасно считали многие единственно за лицемерие почтение, показанное Римлянами побеждённым Эллинам. Государство и государственные люди презирали бессвязную Элладу, но просвещение эллинское уже имело многих поклонников в Риме; и горько было человеку, впитавшему в себя философию и поэзию Греции, попирать свободу народа, просветившего его родину. Фламиний мог плакать нелицемерно, и Метелл щадил Элладу не из хитрости, а из любви.

Политическое поприще Эллады кончилось; она погибла потому, что пережила юношеский возраст свой, простодушно поклонявшийся идее красоты художественной, и не нашла той красоты, к которой стремилась в лета возмужалости, красоты в знании, т. е. истины. Она утратила силу потому, что утратила веру во всё то, чем некогда жила и чему поклонялась, и никогда не могла принести свою любовь к личной свободе человека в жертву чисто условной государственности, не имеющей другого, высшего идеала.

Самобытное древнее имя Эллады исчезает: оно уступает место чужеданному имени Греции. Этимология первого есть без сомнения имя Аполлона Патросса, Велена или Гелена (по другим диалектам Селен); этимология второго сомнительна. Оно было дано Италиотами земле эллинской по названию какого-нибудь прибрежного племени. Вспомним, что это адриатическое прибрежье было во многих местах полуславянское или чисто-славянское, трудно не предположить, что слово Грек есть только сокращение слова Горяк (горец, от корня гора). Так, всех Германцев русские Славяне прозвали Немцами от имени ближайшего западного поколения Неметов, которому, как уже сказано, народная догадка приписала особый смысл, точно так же, как слову Тиуть (Чудь) и Азъ-Зигъ (Язык).

Ещё менее Македонии сопротивлялась Сирия. Селевкиды, принуждённые к войне наглыми притеснениями Рима, ополчились поневоле и, побеждённые в одном сражении (в 190-м году до P.X.), уже не могли дать отпора победителям. Малая Азия была разделена между многими властителями и перешла мало-помалу под власть римскую. Сирия осталась ещё на несколько времени в руках Селевкидов; но царственный дом угас без славы, стеснённый Парфянами с востока и Египтом с юга, постоянно угнетаемый Римлянами, растерзанный семейными междоусобицами, потрясённый мужественным восстанием Иудеи и осуждённый на гибель собственным бездушием. Египет ещё хранил жалкую независимость, защищаемую подкупом против властолюбия Рима³⁰².

В половине второго века был нанесён последний удар Карфагену. Город, некогда владевший всей юго-западной Европой и северной Африкой, пал в такое политическое ничтожество, что имя его почти не упоминается в истории полустолетия. У него не было уже ни вещественных сил, ни духа, созидающего силу. Подле него поставлено было новое царство, составленное из туземных стихий, нумидийское, которое мало-помалу завоёвывало оставшиеся ему области. Но Рим помнил его прежнее соперничество и завидовал его богатству. При первом предлоге (или, лучше сказать без предлога) велено было Карфагенянам отказаться от стародавних и близких владений: они повиновались. Потом уничтожить все военные корабли: корабли уничтожены. Потом выдать всё оружие: и то было исполнено. Наконец разрушить город и поселиться там, где прикажет Рим. Карфаген, видя неизбежную гибель, решился погибнуть со славой. Борьба продолжалась несколько лет, и Карфаген исчез с лица земли, увенчав, подобно своему родоначальнику Тиру, славой воинского геройства последние годы своего торгового поприща. Вскоре погибло и нумидийское царство, послужив оружием римского властолюбия.

Не без труда покорили Римляне воинственных Славян иллирийских. Ещё долее сопротивлялись соседи Иллирийцев. Дарданы, которых происхождение неизвестно, хотя оно по вероятию было одинаково с Иллирией и Фракией, и Пеонийцы, которых славянство доказано из преданий, связывающих их с Троей, из их образа жизни и, особенно из самого имени столицы Белазора (Белозеро)³⁰³. Полуславянские Лигурцы утратили совершенно свободу после многолетней и кровавой борьбы. Долее же и славнее всех боролись Иберцы в Испании, слишком чуждые государственному быту, чтобы отстоять свою свободу, но заслужившие великое историческое имя геройским подвигом Нуманции и десятилетними победами Вириата.

Во время войны, уничтожившей свободу Испании, очень ясно выражается разноплемённость жителей беспрестанными раздорами мелких областей. Кажется, вражда старожилов Иверцев и пришельцев Кельтов никогда не исчезала вполне. Многие имена местностей при Пиренеях (о которых уже сказано) и племен (как, например, Илергетов) доказывают, что восточная ветвь Иранцев проникла за Пиренеи. Точно тоже можно предположить и о Корсике и Сардинии, где часто слышны в именах звуки, напоминающие область славянскую. Впрочем, иначе и быть не могло: мореплавательные Лигурцы и Разены и старожилы галльские, Венеты, не могли не бросать колоний в близлежащие острова и в соседние страны.