Патрицы и плебеи

Рим, основавшись как сбродная дружина, был уже по необходимости городом-убежищем. Рим, обратившись в мирную святыню, окружённую враждебными или завистливыми соседями, признал необходимость новой охранной дружины, и эту дружину собирал он снова в своём прежнем значении убежища. Asylum был в обоих случаях потребностью неизбежной, но характер убежища изменился. В первой эпохе всякий пришлец был братом Римлянину по удальству, по желанию участвовать в подвигах и выгодах дружины. Он поступал легко в права гражданина и в искусственный строй общества, разделённого на произвольные числительные участки (на десятки, сотни, тысячи и т. д.), ибо таков был раздел Ромулова Рима. Во вторую эпоху он уже должен был причислиться к святыне какого-нибудь рода и поступить в число родичей, – разумеется, с меньшими правами против старших и с меньшей степенью посвящения в святыню.

Такое отношение можно угадать, хотя положительного мы не имеем. Низшие члены искусственного рода относились, вероятно, к старшим, как во многих духовно-военных общинах низшие члены, воинствующие, к высшим, жреческим.

Но с одной стороны не все пришельцы хотели подчиниться безусловной опеке родоначальников патрицианских; с другой не всех могли или хотели духовно образованные патриции принять даже младшими членами в свои роды. Около города патрицианского образовался вольный город вольной дружины, не имеющей ни прав на гражданство, ни прав на святыню, но пользующийся некоторыми правами на пользование земельными дачами вне собственно городских земель, пользующийся правом охраны от внешнего преследования и платящий за своё жительство трудом боевым во время войны и почтением к патрицию-гражданину во время мира. Так утвердилась вторая эпоха Римской жизни, эпоха Нумы, кто бы он ни был, действительно ли царствовавшее лицо или лицо сказочное, символ целого периода гражданственности.

Весьма вероятны историческое существование царей и верность предания, сохранившего их имена, по самому характеру сказаний. Так же вероятна и сущность происшествий, хотя подробности явно баснословны.

Царствование Тулла Гостилия и Анка Марция представляют только повторение предшествующих, поочередное преобладание двух начал, римского и альбанского (Рамнов) и сабинского (Тициев). Большая воинственность отличает первых; большая религиозность вторых. При Гостилии возобновляется спор о первенстве между Римом и Альбой, спор, принадлежащий собственно Рамнам, а не Тициям, и спор решается падением Альбы²⁷¹.

В самом сказании о разрешении вопроса посредством единоборства слышен какой-то отзвук старины, живо помнившей родство Альбы и Рима и облёкшей войну в образ, который никогда не повторяется при войне Рима с инокровными племенами.

Анк Марций соответствует Нуме, но уже очевидно чистая духовность философски-религиозных Тициев уступила при нём влиянию воинственного начала.

Это видно как из преданий (пусть и не совсем ясных) о победах Анка и из духа религиозных обрядов, или утверждённых.