Примечание к статье г. Иванищева: О древних сельских общинах⁵⁹

Читатели Русской Беседы, без сомнения, порадовались дельною и прекрасною статьёй г. Иванищева и новым богатым приобретением, которым он подарил нашу историческую науку. Спор о существовании и значении общины, происходивший между сотрудниками Беседы и тою школою, которой органом являлся г. Чичерин, был уже решён против этой школы в глазах всего серьёзно-читающего общества. Недавно изданный 1-й том актов, сносящихся до юридического быта древней России, и акты, сообщаемые г. Иванишевым, кладут только могильных камень на бренные останки кратко-вечной теории. Но любопытно и поучительно разрешить следующий вопрос: отчего при одинаковых данных, одно учение не усомнилось, ни на мгновение, в существовании и правах древней Русской общины, а противоположная школа могла сомневаться в них и даже отвергать их?

Ответ наш будет весьма прост.

Школа относится к явлениям Русской жизни, как к явлениям совершенно внешним, о которых она узнаёт только путём внешним и средствами случайными. Что писано и уже разобрано, что на пергаменте или на бумаге, что засвидетельствовано вещественным знаком, она то знает, тому верит, и более не знает ничего. В дальнейшем развитии своего мёртвого и мнимого прагматизма, она, по необходимости, теряет также то чувство истины художественной или человеческой, которое не дозволяет принять картину Остада за картину Рафаэля, даже если бы на Остаде была подделана подпись Рафаэля, подкреплённая свидетельствами, по-видимому, несомненными. Школа получила характер мертвенности; она уже не чует жизни и живого не понимает нигде, ни дома, ни в чужих людях.

Другое отношение к науке находится там, где, прежде всего, и более всего требуется жизнь. Люди этого направления легко могут чувствовать истину даже в чужеземных явлениях, в силу своей собственной человеческой жизни. Это чувство художественной истины. В домашних же явлениях они чувствуют истину вследствие неотразимого внутреннего убеждения. Они (в России) сознают своё Русское, как человек чувствует и знает явления своей собственной жизни, или как член сознает жизнь организма, которого он составляет часть.

Люди сии знали живую истину об общине, и акты письменные оправдали их: противоположная школа не понимала Русской жизни и теперь уличена бумагою и чернилами, единственным оракулом, которому она верит, хотя и тот ей не вполне доступен, потому что самые письменные явления суть опять оболочка жизни.

От всей души желаем, чтобы умный и трудолюбивый писатель, г. Чичерин, видя свою ошибку, понял её причину. Не в способностях, не в усидчивости, не в доброй воле оказался он несостоятельным, а в живом чутье Русской жизни, и этого чутья в книгах не добудешь. К счастью, у него ещё много времени впереди.

Всем нашим учёным советуем помнить слово даровитого Прескотта: «Во всякой истории народной, писаной иноземцем, есть непременно односторонность и непонимание. Одноземство даёт такие силы, которых никакой гений заменить не может!» Беда для нас, когда мы своей земле несвоеземны.