Вместо введения к сборнику Валуева

(к Сборнику исторических и статистических сведений о России и о народах, ей единоверных и единоплеменных²⁷)

Рим, лицо живое и властительное, заключил в себе всю историю Европы и судьбу человечества.

Во времена Кесарей достиг он крайней степени могущества, и тогда обнаружилась слабость его, естественная принадлежность всякого коллективного лица. Для того чтобы Рим мог продолжать своё владычество над вселенной, он должен был воплотиться в одно лицо человеческое. Республика уступила Империи.

Владыка всего образованного мира не мог долго оставаться Римлянином. Отношения его к родине исчезли перед новым отношением к народам, покорённым Республикою и переданным ею в руки Императора.

Преемники Августа распространили мало-помалу право гражданства на всех своих подданных, и Рим исчез в своих владениях. Но государство, созданное силою и скреплённое узами внешнего единства, без всякой внутренней связи, не могло устоять. Империя стала клониться к упадку,

В эту эпоху падения Великий Константин поднял над Римским миром знамя Креста. Империя приняла в себя новый дух человеческий. Но Христианство, имеющее в себе достаточно сил на основании новых государств и охранение их от всякого чуждого напора, не сжилось со старым Римом. Империя разрушилась.

От неё уцелела её восточная половина, более просвещённая, более независимая в духовном отношении от Римского мира и поэтому живее и глубже принявшая в себя начало Христианское. Но Империя Византийская не могла уже в себе заключать всю полноту Римской державы и упала мало-помалу в разряд государств второстепенных, – частных лиц в человеческой общине, некогда повиновавшейся державному единству Рима.

С падения Рима начинается собственно истории Европы. Государственная жизнь обхватывает мало-помалу все её области до самого далёкого Севера; Кельты Гальские и Британские и Иберцы Испанские, прославленные в древних преданиях и некогда потрясавшие просвещённые государства Юга, не могли уже воспользоваться Римским наследством. Они впитали в себя чуждое просвещение, приняли чуждый язык и утратили все стихии, на которых основывается возможность самобытной деятельности. Судьба Европы перешла от Римлянина в руки двух великих и коренных племён Европы: Германцев и Славян. Первое движение народов, первые удары, нанесённые Риму, за исключениями скоро побеждённых Даков, принадлежат Германцам. Движение их было неправильным противодействием против завоевательного напора всемирной державы. В одно время семьи Франков и Алеманов переходят через Римские области и врезываются, в Галию; другие мелкие дружины прорываются через Альпы, и великие Готфы, одолев Дунайскую преграду, грозят Византии. Избыток новых сил, вскипевших в племени Германском, бросает его в одно время на мир Римский и область восточную. Эрманарих покоряет приморье Эвксина, страну Придунайскую, среднюю часть северной полосы России, в которой Иорнанд уже знает имена, получившие в позднейшее время великую историческую известность.

Налёт Великих Гуннов переменил направление движения Германского. Кто бы ни были эти воинственные выходцы Приволжья, – последствие их налёта ясно. Удары Атиллы были направлены более на область Германскую, чем на Рим. Византию он оставил в совершенном покое, и Западная Империя, кажется, навлекла его гнев только тем, что подала помощь и убежище Германцам. Ослабленные и испуганные Готфы, Бургундцы, Свевы, Аланы, бросились все на Запад. Даже после смерти великого завоевателя они не смели или не могли возвратиться к странам восточным, откуда налетела на них Гуннская буря, и поселились навсегда в новопокорённых ими областях, за Пиренеями; за Рейном, в Италии и на Британских островах, где смешанное племя Германское Англо-Саксов и едва ли Германские Варины разрушили царство Кельтов, уже не защищаемых Римлянами и бессильных для собственной защиты. После нашествия Гуннов и бегства Германцев на Запад, на Востоке Европы внезапно является целый мир Славянских народов.

Примыкая северною и восточною своею границею к Финно-Турецким племенам, Славяне многое заимствовали от них в быте военном. Примыкая южными областями к Византийской Империи, они мирно принимали от неё многие стихии просвещения, несмотря на частые и враждебные столкновения. Наконец к Западу они граничили с миром Германским, откинутым с этой стороны в прежние естественные пределы Гуннским нашествием. Нет сомнения, что на всех границах, разделяющих не государства, но племена оседлые, составляется, в продолжение времени, смешанное народонаселение, равно принадлежащее обоим мирам, как бы они ни были различны между собою. Таким образом, Германцы и Славяне при своей встрече составили множество мелких племён, которых наука не смеет приписать ни Германии, ни Славянству, и, следовательно, положительные границы обоих областей не могут быть определены с тою математическою строгостью, которая, не будучи совершенно необходимою для человеческого просвещения, составляет лучшую отраду в жизни учёных мужей. Можно считать течение Эльбы и Богемские горы восточным пределом Германским и западной окраиной Славян, хотя нет сомнения, что немногочисленные отрасли Германские жили между Эльбой и Одером, и множество Славянских общин были вкраплены в Германскую область от Эльбы до самого Рейна. Немногочисленные, хотя исторически важные обломки Кельтского племени и Кавказо-Сарматского (Омброны, Котины, Язиги) были заключены в области Славянской; но воинственный дух Кельтов выбросил большую часть из них на Юг, за Дунайскую преграду, хотя некоторые области, как, например, Галиция, сохранили память об них в своём названии, и малочисленные Сарматы исчезли в бесконечном мире Славянских семей.

Западная и большая часть южной Европы пала, как мы уже сказали, на долю Германцев; этому племени принадлежит всё позднейшее развитие и почти вся история просвещения Европейского. Но чистое Германство могло только находиться в старых пределах племени, а вне их были смешения и жизнь не нормальная. Какое бы ни было устройство общин между Рейном и Эльбою, уже за Рейном и за Альпами оно не могло быть иным чем, как военным. – Вероятно и прежде постоянное столкновение Германцев с Римлянами и вековая, борьба между Империей и семьями, составлявшими впоследствии союз Франкский, ввели в самую внутренность Тевтонской земли дикий быт, преобладание силы, устройство дружинное и все условные начала, на которых строятся государства, без тех нравственных начал, которыми государства освещаются. Семьи, более, удалённые от Римских пределов, сохранили с большей чистотой семейное начало и характер человеческий. Таковы в особенности Саксонцы, которых, впрочем, ни по языку, ни по обычаям, ни по религии, не до́лжно считать за чистых Германцев. К несчастью, именно те семьи, которые были покорены Римской власти, которые утратили уже многое из своей народности и первобытных достоинств в наёмной службе чужеземцу, в наслаждениях развратного и роскошного Рима и в бунтах, в которых одно только коварство дикаря могло оспаривать торжество у образованной силы Римлян (как, например, в восстании Германца Арминия и умерщвлении Варовых легионов), эти самые семьи, более других приобвыкшие к войне и развившие в себе энергию завоевательных народов, заняли первое место в жизни Западной Европы. Покорив Галлию, Франки, удержанные с Юга Готфами, а после того непобедимою силою Аравитян, опрокинулись снова на Восток и, после долгой борьбы, уничтожили соперничество Алеманнов и Саксонцев, которые бесспорно во всех нравственных отношениях стояли выше своих победителей. Германия исказилась возвратом в её недра уже искажённой стихии Германской. Такова была судьба Средней и Западной Европы; но и на Северо-западе, в островах, где поселились лучшая из Германских семей, судьба не дала развиться мирному началу и чистому общинному устройству, перенесённому Саксонцами в Англии и сохранённому ими, несмотря на долгие войны с Кельтами-туземцами. Норманны бездомные бессемейные и бездушные, перед судом людей, беспристрастно оценивающих животное мужество и животную доблесть, Норманны разрушили старую Англию и перенесли в неё весь гнусный разврат и весь бесчеловечный быт, которому научились они во Франции и которому Франки учили всю Европу.

Взгляд на мир Германский определяет значение их восточных соседей – Славян. Нетронутые Римом, который коснулся только южной их страны и не проник в глубину их бесконечных жилищ, никогда не выселявшееся в чуждую область и не развращавшие своей внутренней жизни соблазнительным преступлением завоеваний, Славяне сохраняли, неприкосновенно обычаи и нравы незапамятной старины. Им неизвестна была случайность дружинного устройства, основанного на дикой силе, не удержанной никакими нравственными законами. Святыня семейная и чувства человеческие воспитывались простодушно между могилой отцов и колыбелью детей. Землепашество, трудами своими питающее мир, и торговля, предприимчивостью своею связывающая его концы, процветали в безыскусственных общинах под безыскусственными законами родового устройства. Таков был характер областей от Дона до Эльбы. Успешная борьба с Финнами и Сарматами не развратила Славян, потому что святая война за родину не похожа своими последствиями на неправедную войну завоевателя. Северо-восток Европы ждал Христианства.

Славянская земля Гетов и Даков на берегах Дуная получила новое имя с новым приливом одноплеменников, двинувшихся вместе с Гуннами от берегов Волги, – Болгар. Мщение за угнетение старожилов при-Дунайских Римлянами, во время их владычества, новое движение, данное Гуннами всему миру Славянскому, и наконец, бесспорная примесь Турецких стихий в семье Болгарской, заставили её вступить на поприще завоеваний, вообще чуждое Славянам. Болгары с ожесточением напали на Восточную Империю, едва устоявшую против их напора. Во время сомнительной борьбы, от предгорий Кавказских подвинулось на Запад кочевое полчище воинственных Аваров, равно чуждых Германцам и Славянам. Они грозили Славянам войною и в то же время предлагали своё оружие в защиту от соседей. Семьи слабейшие и менее привычные к боям приняли предложение. Более воинственные и могучие Анты и Болгары были побеждены и неволею загнаны в союз. Незваные защитники обратили вскоре самих же Славян в орудие своих завоеваний. Неудержимым потоком бросились некогда мирные семьи на обессиленную Византию. От Адриатики до Эгейского моря, от Дуная до южной оконечности старой Эллады, исчезли и сёла, и города, и народ, и памятники древнего народа. Империя погибала. Её сперва защитили самые Авары, не позволившие Славянам окончить завоевание, которое поставило бы их в независимость от мнимых союзников; окончательно спасли её другие: Славянские семьи, Сербы и Хорваты, приглашённые Ираклием в Придунайскую пустыню. Около столетия продолжалось рабство обманутых и угнетённых Славян. Насилие Аваров и наглое нарушение условий союза истощили терпение Прикарпатских семей, и общее восстание подвластных положило конец власти Аварской: исчез почти без следов народ, громивший всю южную и среднюю Европу. Снова восстала власть Болгар, в виде государства уже стройного и готового принять благодатное начало просвещения. Волны вскипевшего моря улеглись. Славяне, завоеватели древней Эллады, скоро отстали от воинственного быта, данного им извне, и возвратились к тихому быту своих предков. Они дали новые имена рекам и горным хребтам, они назвали приморьем (Мореею) старый Пелопоннес; но вскоре, прельщённые Эллинским просвещением и озарённые светом кроткой веры, они приняли и язык, и обычаи побеждённого народа. История указываете в Мореоте на Славянина; новый мир видит в нём Эллина.

Между Славянином и Византийцем, после долгих и кровавых распрей, наступило время мира и союза. Из стен Византии, из горных монастырей, из малых семей Славянских, уже принявших Христианство, выступали кроткие завоеватели, вооружённые благовествованием веры. С радостною покорностью были они приняты в вольных общинах Славянского мира. Из дома в дом, из области в область, на Восток, и Запад, и дальний Север шла проповедь Евангелия, торжествующая в духе любви и говорящая словом народным. Болгары и Хорваты, Чехи, Моравцы и Ляхи вступили в одно церковное братство. Беспредельная новорождённая Русь, связанная ещё только условным союзом единоначалия в дружине, получила в единстве, веры семя жизненного единства, выраженного именем Руси Святой.

Западное патриаршество, уже оторвавшееся от вселенского равенства, не хотело уступить Православию его новых и обширных завоеваний. Миссионеры, высланные Римом, вступили в соперничество с проповедниками, посланными на подвиг внутренним велением тёплой веры и духовной любви. Различие исповеданий было незаметно для новообращённых Христиан, и Западное учение мало-помалу водворилось в Православную область. Духовенство Западное, следуя давнишней политике, избрало новые пути для своей деятельности. Между тем как Православие обращалось к хижине земледельца, Католицизм вступал в богатые дворы владельцев и родовых князей, обещая не только духовные награды, но и усиление власти мирской. Православие созидало органически общины христианские, оставляя избрание епископа, как последний венец, для общин уже совершенных; Католицизм посылал миссионера епископа как полководца, сзывающего дружину прозелитов. Таким образом, вместе с исповеданием Западным вкрадывалась и прелесть Западной стихии аристократической, легко соблазнившей народных правителей в Западно-Славянских общинах. Чехия, Моравия и менее чисто-Славянские Ляхи подчинились Римскому двору, забыв своих первых учителей, не льстивших гордости человеческих страстей и не обещавших никаких наград, кроме небесных. – Рим исказил начало духовное; Германия исказила начало общинное. К счастью, соблазны Запада не проникли в Россию, Сербию и Болгарию, области, далёкие от мира Германского, и слабо подействовали на горные семьи в земле Иллирийской и Хорватской. Впоследствии часть этих областей была отторгнута от Православной церкви неслыханным насилием Римских крестоносцев и жестокостями, которых рассказ едва вероятен.

На Юге семья Сербская взяла верх над Болгарскою и основала впоследствии сильное государство, утратившее свою самостоятельность в напоре Турецком, но сохранившее свои жизненные начала и залог будущего развития.

На Север от Сербии богатая равнины Придунайские и скаты Карпатских гор перешли во владение Финно-Турецкого племени Мадьяров, и древние туземцы-Славяне потеряли свою государственную независимость, но так же как Сербы, не утратили ещё ни народного характера, ни прав на общение с жизнью Славянского мира. Ещё дальше, Чехии и Моравии, то сливаясь в одну государственную систему, то снова разделяясь, продолжали несколько веков кряду упорную, не бесславную, но бесполезную борьбу против напора мира Германского и ещё гибельнейшего напора своих одноплеменников Ляхов. Нет сомнения, что могучая держава Святополка Моравского могла бы легко устоять против бессвязных усилий Германской империи, вечно терзаемой внутренними раздорами: падение Чехии и Моравии зависело не от силы внешних врагов, но от внутреннего искажения самого общества, которое приняло в одно время чуждую стихию Германского аристократизма и духовное учение Запада, подчинившего веру рационализму Римского мира, а церковь дружинному строю и всем страстям мира Германского. Царство Святополка исчезло в системе государств Германских; но ещё прежде своего конечного падения, началом духовной реформы в лице Гуса и стремлением к возврату в лоно Православия, оно нанесло тяжёлый удар Римскому двору, некогда подавившему самобытное развитие Чехов и Моравцев. Ещё далее, воинственная семья Ляхов, более других принявшая в себя примесь иноземных стихий (Кельтов и Сарматов) и вместе с ними характер аристократических дружин, подпала вполне влиянию Римского духовенства и следовательно Западного мира, от которого она получила своё одностороннее направление. Не поневоле, не вследствие насилия, согласилась Польша примкнуть к Германии, унизиться до состояния вассала и сделаться орудием Римского и Германского властолюбия, но по внутреннему сочувствию высшего сословия, ещё долго стыдившегося Славянского имени и гордившегося названием завоевателей Сарматов. Католицизм, чуждый остальным Славянским семьям, нашёл в Польше или, лучше сказать, в её правительственных дружинах – ревностных и в то же время обманутых поборников. За всем тем это ложное и не-Славянское направление Польши зависело не столько от коренного племени Ляхов, сколько от иноземных стихий, овладевших им. Оно решило историческую судьбу Польши, но само должно исчезнуть в ней по мере усиления истинно-народного и чисто Славянского характера, точно также как, несмотря на вековую борьбу, стихия Саксонская берёт в Англии верх над утеснителем – Норманном. Преобладание Римско-германского начала в Польше решило судьбу её Северо-западных соседей.

В X веке Германский мир, торжествующий на всем Западе, кроме Пиренейского полуострова, начал с большею силою напирать на Приэльбских Славян. Искажённое Христианство, услужливым лицемерием прикрывая своекорыстие Германского мира, подняло знамя Креста перед завоевательными дружинами. Церковь, омытая кровью мучеников и основанная на их костях, вооружилась мечом Римского Кесаря. Славяне, мученики за родину и за свободу, возненавидели Христианство; они не могли узнать его в церкви, забывшей своё святое начало. Ожесточённая и слепая борьба началась на Эльбе между мирами восточных Славян и западных Тевтонцев.

Сперва побеждавшая по опытности своей в боях, потом побеждённая силою могучего племени, стоящего за правду и родовую вольность, Германия при Св. Генрихе ожидала с трепетом своего падения. Прибалтские Венды сплотились в крепкий союз. Чехия сзывала около себя своих братьев для окончательной борьбы с Тевтонскими утеснителями. Тогда-то Польша, забывшая обязанности свои к одноплеменникам и увлечённая в одно время властолюбием своих правителей и ещё большим властолюбием Римского духовенства, предала свою воинственную силу на службу Германцам, выговорив себе только право безнаказанно губить своих братьев. Империя приняла предложенные условия, и Западные Славяне погибли. Община, изменившая братскому союзу и два раза спасшая Германию, сперва от Славян, потом от Турок, пожала впоследствии плоды своего ложного направления и своей измены; но Вендское поморье и Приэльбские семьи погибли без возврата.

Быть может, Провидение, не благословившее праведных подвигов земли Вендской, спасло стихию Славянскую от искажения. Завоеватели области Германской, Славяне, повторили бы в истории мира те же самые явления, которые сопровождали торжество Тевтонов над Римом и исказили бы в них начало человеческое.

Долго страдавший, но окончательно спасённый в роковой борьбе, более или менее во всех своих общинах искажённый чуждою примесью, но нигде не заклеймённый наследственно печатью преступления и неправедного стяжания, Славянский мир хранит для человечества если не зародыш, то возможность обновления.