Глава 2. Служение свт. Тихона в сане епископа

Приезд свт. Тихона в Новгород и встреча его. – Назначение на Воронежскую епархию. – Приезд в Воронеж, запущенность епархии. – Просьба об увольнении. – Попечение святителя о благоустроении духовенства и духовных училищ. – Заботы о монашестве. – Прекращение нехристианских празднеств.

После рукоположения во епископа святитель Тихон немедленно отправился из Петербурга в Новгород, на свою паству, куда послан был из Синода указ, чтобы новгородское духовенство встретило своего архипастыря с подобающей честью, «что и было выполнено при колокольном звоне». При этой встрече было великое стечение городских жителей, желавших видеть своего архиерея, который не так давно на их глазах был учеником и учителем тамошней семинарии. Эта торжественная встреча, совершаемая знакомым ему духовенством, это большое стечение народа, устремлявшего на него свои взоры, этот колокольный звон и вообще все это торжествующее движение родного города произвели сильное и глубокое впечатление на душу Тихона, помышлявшего прежде только об уединении и смиренной доле пустынника. И потому эта встреча сохранилась в его памяти и служила предметом его воспоминаний на покое.

В самом деле, всего один год и восемь месяцев тому назад, когда Тихон выезжал из своего родного города простым иеромонахом, прощаясь, может быть, навсегда со своей родиной, – не прошло и одного месяца, как он думал о построении особой кельи для уединенных размышлений и занятий, – и вот теперь опять возвращается в свой родной город и, сверх всякого чаяния, архипастырем и среди такого торжества. Без сомнения, он чувствовал резкую противоположность настоящего своего положения прошедшей жизни, и потому вполне понимал и разделял чувства своей старшей сестры, которая, стоя в толпе жителей и смотря на своего брата – епископа, при воспоминании о днях тяжелой бедности плакала от радости и умиления, да и после не могла без слез войти к нему в его архиерейские комнаты. «Случилось, – говорил Святитель своему келейнику, – что между народом находилась, смотря на церемонию, и сестра моя родная, которая прежде вдовствовала в крайней бедности... На другой день, из Хутыня, послал я за ней колясочку, а она, приехавши, и не смеет войти ко мне в келью. Я, отворя двери, сказал ей: «Пожалуй сестрица». И она, залившись слезами, вошла ко мне, а я спросил: «О чем же ты плачешь, сестрица?» «Я плачу, – сказала она мне, – от великой радости, братец. Вы помните, в какой мы бедности при матушке воспитывались, что было, временем, и дневной пищи лишались, – а теперь я вижу вас в таком великом сане!» Я ее просил почаще навещать меня, говоря ей: «Сестрица! Теперь есть вам на чем приехать ко мне. У меня есть услуга, лошади и коляска для вас». А она сказала: «Благодарствую, братец. Но иногда (пожалуй) я и наскучу Вам своим частым приездом». «Нет, родная, – сказал я ей, – я никогда не соскучу твоим посещением и сердечно тебя люблю и почитаю» (поскольку де она была ему старшая сестра). ¹⁷ Недолго, впрочем, бедная сестра наслаждалась такой радостью и такой трогательной братской любовью. Через месяц она умерла – и сам Святитель отпевал ее, проливая обильные слезы над ее гробом.

Как к своему архипастырю, к Тихону представлялись и все духовные, из которых многие были его товарищами по семинарии. С братскими чувствами и с простотой любви встретил их архипастырь. С простосердечной улыбкой он напомнил им об их училищных шалостях – и когда они, в смущении, отвечали ему: «Прости нам, владыко святый», – он с той же простотой сказал им: «Я, братцы, шутя, вам говорю».¹⁸

Не долго, однако ж, святитель Тихон трудился для блага своей паствы. Сначала он был назначен для председательствования в синодальной конторе, оставленной в Петербурге на время, пока находился Синод в Москве, по случаю коронования Императрицы Екатерины II (в августе 1762 г.), а потом – в Воронежскую епархию. На докладе 3 февраля 1763 года, в котором кандидатами на воронежскую кафедру от Синода были представлены два архимандрита: Варлаам, настоятель Донского монастыря, и Симеон, настоятель Кирилло-Белозерской обители, – Государыней собственноручно было написано: «Быть епископом воронежским викарию новгородскому».¹⁹ Вероятно, Императрица лично знала святителя новгородского, о чем гласит и предание, существующее в Новгороде, что государыня, зная добродетельную жизнь Тихона, уважала его и, во время проезда через Новгород в Москву, принимала от него благословение.

После возвращения Синода в Петербург, свт. Тихон в конце апреля 1763 года отправился на новую паству и 14 мая прибыл в загородный воронежский архиерейский дом.

Встреча святителя Тихона в Воронеже не могла так благоприятно подействовать на его душу, как было это при его въезде в Новгород. Тогда положение его было неожиданно и ново. Теперь же, напротив, все было уже знакомо и привычно. Там епархия была ему известной, даже родственной. Напротив, здесь все было не только не знакомо, но, кроме того, и запущено, ветхо.

В Новгород он приехал со свежими силами, со здоровьем, не боящимся трудов. Сюда же он ехал с довольно уже расстроенным здоровьем. Дорогой, от самой Москвы, он начал чувствовать сильную головную боль и расстройство внутри себя. Судя по этому, можно отчасти понять, каковы были его мысли и чувства при первом торжественном входе его в кафедральный собор и свой архиерейский дом и при первом знакомстве с нравственной стороной своей паствы.

Звон, которым был встречен архипастырь при входе в Благовещенский соборный храм и который всегда так много прибавляет к церковному торжеству, состоял почти только из малых колоколов, потому что большие колокола ²⁰ были разбиты. Наружность и внутренность храма показывали крайнюю ветхость. Позолота на его главах пропала, и главы почернели. Внутри многоярусный, старинный иконостас обветшал, позолота и серебро на его столбах и резьбе полиняли. Иконы, как в нижних, так и в других ярусах, от ветхости значительно повредились, краска на святых ликах облупилась, оклады местами отстали от досок, алебастровая работа по стенам отвалилась, а соборная ризница крайне нуждалась в новых одеждах. Подобная запущенность была и вокруг храма и архиерейского дома. Каменная ограда – местами не окончена, местами – не выведена выше фундамента, а местами, где стены были уже выведены, – покачнулась и повалилась. Семинарское строение стояло не покрытым, без окон и дверей. Судейская камера при консистории – не отделана, а службы в архиерейском доме (например, пекарня) запущены и требовали поправки. Все требовало починки, поправки и больших издержек!

При дальнейшем знакомстве нового воронежского архипастыря со своей епархией и в других отношениях она для него представляла мало утешительного. По своей обширности, по разнородности своего состава, по малообразованности духовенства и народа, по отсутствию хороших духовных училищ, по скудости средств архиерейского дома эта епархия была одной из труднейших епархий в то время для церковного управления. Она занимала тогда пространство вдвое или даже втрое против настоящего ее объема. В ней насчитывалось до 800 церквей, до 15 тысяч духовенства обоих полов и до 800 тысяч всего православного населения. Ее народонаселение образовалось из случайных поселений и большей частью из бродяг и раскольников, в поселениях же Войска Донского – из казаков. Духовенство состояло большей частью из людей малообразованных или даже и совсем необразованных, а народ, хотя и отличался простотой веры и жизни, но вообще был груб и мало сведущ в познании веры.

Несмотря на многолюдство епархии, она едва ли не была одной из беднейших. Правда, у нее состояло в подушном окладе до 1370 человек крестьян, но с них не было никаких денежных сборов.²¹ Таким образом, с самого своего вступления на воронежскую кафедру, святитель Тихон видел впереди одни многообразные нужды, заботы и труды.

Чувствуя, однако, свое здоровье крайне расстроенным, свт. Тихон в то же лето, в августе месяце, решился просить св. Синод об увольнении его, по болезни, от епархиального управления. «Как из Москвы выехал я болен, – писал он в прошении (от 7 августа 1763 г.), – так и ныне нахожусь в той же болезни, еще и паче, которую, как внутри себя, так и в голове, чувствую, почему (сегодня) и литургии служить и прочих дел по должности отправлять не в состоянии, ибо часто, как кроме служения, так и в служении, обморок находит, о чем как служащие со мной, так и прочие засвидетельствовать могут. Того ради Вашему Святейшеству о сем донеся, всепокорнейше прошу, дабы соблаговолено было меня от епархии уволить, дабы мне в неотправлении должности своей, как пред Богом, так и пред Вашим Святейшеством, ответу не дать, а определить в келью, по близости, в Троицкую Сергиеву лавру, на какой Ваше Святейшество порции соблаговолите».²² В ответ на эту просьбу Св. Синод посоветовал святителю Тихону только обратиться к помощи врачей, в надежде, что его молодые годы помогут ему освободиться от болезни. Таким образом, несмотря на свои недуги, свт. Тихон должен был продолжать свое служение, как того требовало глубокое сознание им своих архипастырских обязанностей и как позволяли его силы, которых, впрочем, он не жалел.

Вступая в управление своей епархией, свт. Тихон, в одно и тоже время, обращал свое ревностное внимание на все отрасли епархиального управления. Чтобы ясно и отчетливо видеть его попечительность о благоустройстве своей паствы, мы сначала скажем о его заботах по исправлению ветхостей храма, архиерейского дома и консистории, затем – о благоповедении священно- и церковнослужителей, об устройстве духовных училищ и, наконец, об исправлении народа.

Вскоре после подачи прошения о болезни свт. Тихон послал прошение на Высочайшее имя, в котором просил у Государыни разрешения на поправку всех ветхостей собора и архиерейского дома, с принадлежащими к ним зданиями, употребить оставшиеся после смерти его предшественника деньги, суммой до шести тысяч рублей, которые еще не были отосланы в коллегию экономии. Иных же средств он решительно не видел вокруг себя. «Чем бы оные все (т. е. ветхости) исправить, – писал Святитель, – такой суммы в оном архиерейском доме не находится; ибо с имеющихся затем архиерейским домом вотчинных крестьян (коих состоит по минувшей второй ревизии в подушном окладе тысяча триста семьдесят одна душа), никаких денежных сборов никогда не бывало и ныне нет, а состоят те крестьяне на пашне, сенокосе и на заготовлении дров и прочих работах. И потому означенный, покойный преосвященный Иоанникий епископ, при жизни своей, за показанным недостатком, определил, за своей рукой, реестр, из собственных своих келейных денег, на церковные вещи, 3009 рублев; точно по тому реестру, за скорой его преосвященства кончиной, ничего не сделано, – который реестр в святейший Синод, минувшего мая 22 дня, а в коллегию экономии со оного точная копия, сентября 3 числа сего 1763 г., при доношениях, посланы. А после его преосвященства кончины по описи явилось денег – червонцев и рублевой монеты – пять тысяч восемьдесят восемь рублев семьдесят копеек, да посуды всякой и платья на 478 руб., по-видимому, оказалось, которое все следовать имеет, по указам Вашего Императорского Величества в коллегию экономии, но токмо онаго поныне еще ничего не отослано».²³ Это прошение сдано было на рассмотрение Св. Синода.

Синод обратил внимание на просьбу преосвященного Тихона. Он немедленно, в том же году, послал указы: один – в Воронеж, в котором предписывалось составить комиссию, а комиссии – составить опись оказавшихся от ветхости повреждений и примерную смету на их исправление, а другой – в коллегию экономии, в котором ей предписывалось остановить требование из воронежской консистории оставшихся после преосвященного Иоанникия денег на означенные епархиальные нужды. Комиссия в скором времени составила подробную опись и смету, по которым требовалось всего суммы 12 тысяч. Между тем, как коллегия сделала в Синоде отношение, в котором уведомляла, что, на основании недавно полученного Высочайшего указа, она крайне заботится об экономии своих сумм и потому не может оставить деньги преосвященного Иоанникия в распоряжение воронежского епископа, и что, если нужны деньги, она всегда выдаст их из своих сумм, сколько нужно, – только на выдачу денег будет ожидать разрешения от самой Государыни. После этого все дело было представлено на Высочайшее рассмотрение, где оно слишком замедлилось. Ничего не зная о ходе дела, свт. Тихон 28 февраля 1766 г. снова подал прошение в Св. Синод об исполнении его прежней просьбы, но в ответ получил указ от 15 сентября, которым ему предписывалось обращаться по этому делу, помимо Св. Синода, прямо в коллегию экономики.

Этим и закончились все сношения преосвященного Тихона с правительством о суммах, оставшихся от его предшественника, без сомнения, к немалому его огорчению. Сначала в ожидании успеха своего прошения, а потом – вследствие неожиданного отказа Тихону оставалось изыскивать свои собственные средства – в чем, кажется, он и преуспел, потому что заложил новый каменный собор в Воронеже, который, впрочем, освятить ему самому не привелось.

В продолжение своего почти пятилетнего служения святитель Тихон встречал много случаев из жизни духовенства, в которых открывались для него его общие недостатки. Так, он усмотрел, что готовящиеся к рукоположению (ставленники) являются к нему незаконных лет, без надлежащего свидетельства от прихожан и от причта о желании иметь их и о добром их поведении; что некоторые из принявших священство священнослужителей не умеют правильно совершать службу Божию, вследствие чего по праздникам и воскресным дням не бывает службы, а иные в праздники и воскресные дни уезжают от своего прихода на ярмарки, оставляя церковь без службы, или без спросу отлучаются от своего прихода иногда верст за сто.

Заметил весьма много беспорядков по брачным делам, которые происходили или по неведению и неосмотрительности, или по другим посторонним побуждениям, равно как и беспорядки по церковному благолепию: что, например, священнослужители небрегли о чистоте в храме и в алтаре. Иные употребляли вино для таинства причащения низшего сорта и достоинства, в храме ставили домовые иконы во множестве и беспорядке, погребали усопших в храме и делали над могилами склепы, что стесняло пространство в церкви для присутствующих. Узнал также, что многие священнослужители, кроме того, что оказываются невеждами в благовествовании Христовом, но, что еще хуже, не желают даже и читать Евангелия и не имеют его у себя на дому, о проповеди же в церкви и вообще о распространении в народе истинных и здравых учений не имеют почти никакой заботливости, да мало показывали в себе и готовности к тому. Все эти беспорядки свт. Тихон старался остановить, прекратить и исправить всеми зависящими от него мерами, и в этом случае он показал особенно разумную распорядительность.

Чтобы не допускать до рукоположения людей, недостойных или не приготовленных к тому, свт. Тихон, по своем вступлении на епархию, немедленно послал указ во все городские и духовные правления (31 мая 1763 г.), чтобы ставленники имели от причта и от прихожан одобрительные свидетельства. Эти свидетельства должны быть представляемы в духовные правления, а правления обязывались навести справку о том, нет ли чего худого за ставленниками, знают ли они чтение, указанных ли они лет, не подлежат ли они подушному окладу, – и уже после этих справок, если они окажутся удовлетворительными, представлять к посвящению. В прекращение же выше указанных беспорядков со стороны рукоположенных священников святитель Тихон указами приказал благочинным (поповским заказчикам и десятиначальникам), каждому в своем ведомстве, освидетельствовать лично, правильно ли совершаются утреня, литургия и вечерня, и если окажутся незнающие, то присылать таких, при донесениях, к нему на дом.²⁴ Другими указами предписал, чтобы священнослужители неотлучно находились при своих церквах, никак не опуская службы в воскресные и праздничные дни. Если же кому нужно отлучиться верст за сто и более, то испрашивали бы на то дозволения консистории и правления, означая куда едут, зачем и на какое время, в другую же епархию отлучались бы с разрешения архиерея с билетами.

В предотвращение беспорядков в брачных делах через указы делал различные внушения духовенству, чтобы, например, не венчать никого ранее 15 лет мужского пола и 13 лет – женского, без надлежащих документов (венечных памятей и исповедных росписей), поздно вечером, не венчать малолетних отроков с взрослыми (большими) невестами, «чем отверзается дверь ко многим беззакониям», не венчать беглых от живых жен и мужей и вообще не совершать сомнительных браков без разрешения архиереев. Но и после этих внушений он признал необходимым разослать циркулярно, по всему духовенству, инструкцию о совершении браков, строго предписав духовным правлениям раздавать списки каждому священнику «с расписками и объяснением в тех расписках, которого именно года, месяца и числа священник те копии примет, и те расписки прислать в консисторию, при доношениях, неукоснительно, где оные подписки хранить в целости, а вновь производимым священникам с той инструкции и списка копии отдавать в консистории, в принятии коих оным священникам неотменно расписываться на производимых о просвящении их в попа делах».

В попечении о церковном благолепии святитель Тихон показал особенную внимательность и благоразумную распорядительность. Узнав, что в некоторых церквах нет причетников, а потому некому сохранять чистоту в храме, он приказал представить ведомость обо всех причетниках, какие есть в его епархии, и заштатных, от церквей, где они есть, перевести туда, где их нет. Где есть диаконы, велел отдать их смотрению церковную разницу, для наблюдения за чистотой. Строго подтверждал, чтобы святые запасные тайны хранились в серебряных или чистых оловянных сосудах, но отнюдь не в медных, жестяных или иных сосудах, притом всегда в алтаре, в крайнем бережении и наблюдении. Напомнил старый указ, которым предписывалось вынести из церквей домовые иконы. Другим указом запретил хоронить в церквях и делать склепы выше помоста, а где таковые есть – сломать. Предписал оградить церкви оградой, и притом в наивозможной скорости, а где недостаток в дереве, окопать канавой или окласть по способности самородным камнем, дабы через оные никакой скот и прочие животные не могли ходить и св. церквам впредь ни малейшего повреждения не было. Приказывал также обносить оградой и те места, где прежде были церкви, а особенно место Св. Престола, которое непременно должно быть ограждено и покрыто.

Узнав, что иные священники употребляют для священнослужения вино окислое и совсем негодное для употребления и что они извиняют себя невозможностью по близости достать хорошее вино, Святитель распорядился:

«1) послать во все духовные правления указы, чтобы правители старались всемерно, ежели в близостных городах продажи не живет, сообща от ведомства своего, купить на Воронеже, или где способнее вино продается, и держать в бочке, в добром погребе, откуда все (бы) того ведомства священники, чрез посланных от себя или сами, по немногой части, дабы окиснуть не могло, взимать и содержать могли при всякой церкви в добром хранении;

2) а где имеется купечество и в них есть винная продажа, то сообщить от нас к г. губернатору воронежскому, с требованием, чтобы от губернской канцелярии, яко о нужнейшем церкви св. деле, указами в магистраты предложено было, дабы в городах церковное вино продаваемо было самое чистое, беспримесное и не окислое, откуда бы безнужно церкви святые довольствоваться могли и священники от греха оставались бы свободны;

3) по учреждении по всем духовным правлениям такового порядка, смотреть по церквам, ежели где явится окваснелое или гнилое вино, таковых нерадивых священников безупускно штрафовать».

Чтобы сколько возможно уврачевать невежество духовенства, свт. Тихон употреблял к тому разные средства. Заметив в духовенстве неведение благовествования Христова, Тихон в указе писал: «Являются ко мне многие священники и диаконы, которые совсем не умеют читать Евангелия и Апостола. Из сего видно, что они или не имеют у себя заветов, или имеют, да не читают, и так, как о своем, так и о порученных спасении не радят. Поскольку в Новом Завете воля Отца Небесного, возлюбленным Его Сыном, Господом нашим Иисусом Христом открыта; и так, не читая Нового Завета, нельзя знать воли Отца Небесного, а не зная, невозможно исполнять, а от неисполнения воли Его святой следует явная погибель, а потому нужно каждому Новый Завет иметь и с прилежанием его читать. Того ради приказали всем обретающимся в епархии нашей монастырским властям и их братии, иеромонахам и иеродиаконам и рядовым, знающим чтение, монахам и духовным управителям и десятоначальникам и их ведомства священно- и церковнослужителям иметь каждому у себя Новые Заветы и читать с благоговением и прилежанием, дабы и сами знали волю Божию и могли, по возможности, исполнять и других научать, и в том неослабно смотрели и понуждение чинить им, монастырским властям и духовным правителям, с подтверждением, что если кто (чего Господь Бог благодатью своей да сохранит всех) о чтении сих боговдохновенных книг нерадеть будет и так, как о своем спасении, так о порученных себе спасении, пренебрегать будет, тот воздаст ответ за нерадение должности своей пред страшным судом Божиим и здесь будет наказан».

В первом же году своего пребывания в Воронеже, чтобы дать священнослужителям истинные понятия о совершаемых ими таинствах, святитель Тихон написал краткое учение «О семи св. Тайнах» или, как в указе называется, реестр, что требуется от священника для благочиния церковного и для исполнения его обязанностей, и велел прибить его на стене, на пристойном месте. В этом сочинении, в вопросах и ответах, он излагает краткое понятие о сущности каждого таинства, об образе его совершения, о лице совершающем и о лицах приемлющих их.

Зная, как важна исповедь для каждого христианина и какое действительное средство имеет в нем священник для благодетельного действия на нравственность своих пасомых, Святитель в следующем году, в дополнение книги «О таинствах», написал еще «Прибавление к должности священнической о тайне св. покаяния». В этом сочинении он руководствует духовных отцов, как им поступать при исповеди, как в одних возбуждать чувства истинного раскаяния и сокрушенного исповедания своих грехов, а других, которые предаются неумеренной, доходящей до отчаяния скорби о грехах, утешать милосердием Божиим. При этом он влагает в уста духовника увещания и утешения, какие тот должен употреблять в том или другом случае.

Так, он внушает священнику говорить пришедшему на исповедь: «Богу, чадо, ты исповедуешься, ничего не утаивай, не стыдись и ничего не бойся, потому что трое только здесь нас: Бог, пред Которым ты согрешил, Который все твои грехи, так, как они делались, совершенно знает, поскольку Бог везде есть, на всяком месте, и где ты что делал, или говорил, или думал худое и доброе, – Он тут был и все то совершенно знает, – и теперь с нами, – и вот только одного твоего покаяния и самовольного исповедания ожидает; второе лицо – ты; а ты сам знаешь свои грехи; не стыдись же высказать их все, когда делать их не стыдился; третий – я, тебе подобострастный, такой же человек, как и ты, поэтому, и меня нечего стыдиться». Затем Святитель внушает священнику расположить исповедующегося к прощению обид и сердечному примирению с ближними, «без чего исповедь не будет иметь силы и не может низвести на кающегося прощение от Бога».

Если же священник не усмотрит в кающемся сожаления и сердечного сокрушения о грехах своих, в таком случае, по наставлению свт. Тихона, он должен, с собственным сердечным участием раскрыть грешнику, что грех есть самая черная неблагодарность к Богу, такому благому, такому милостивому и великому благодетелю, – и за тем произнести следующие умилительные речи: «Рассуди, каково Богу видеть такую нашу неблагодарность, – Богу, благодетелю и отцу нашему, так нас возлюбившему, так нас жалующему и милующему! Ах, что это мы делаем! Что мы так бесчувственны! Не жалко ли родителям нашим – отцу и матери, – когда мы их приказу не слушаемся и им противимся? Не жалко ли благодетелю нашему, когда мы ему воздаем, вместо любви, ненавистью, вместо добра – злом? Не паче ли Богу жалостно, Богу, нас питающему, одевающему, сохраняющему от всякого зла и прочими благодеяниями исполняющему, когда, вместо любви, воздаем Ему ненавистью и такие являем неблагодарствия? Ах, лучше бы нам тогда солнце не сияло, лучше бы света сего не видеть, лучше бы родителей и друзей лишиться, лучше бы стократ умереть, лучше бы на свете не жить». После исповеди, по внушению Святителя, пресвитер должен сделать увещание покаявшемуся грешнику, чтобы он берегся греха, напомнив ему, что за грех, в котором человек не показывает исправления, Бог наводит всякую казнь, никого не щадит, как не пощадил, например, согрешивших ангелов, но низринул их с неба. Столь же прекрасные и полезные внушения влагает он в уста пресвитера и в том случае, когда этому последнему приходится исповедовать умирающего. После указания библейских примеров милосердия Божия, явленного к кающимся грешникам, Святитель продолжает: «Да и сам Бог говорит неложными устами: «не хочу смерти грешника» (Иез 33:11). Вот, чадо, как милосерд Бог к кающимся грешникам. Поскольку Он – Создатель наш, а мы – создание Его, Он – Бог наш, а мы – люди Его, Он – Господь наш, а мы – рабы Его. Он – отец наш, и мы – сыны Его, недостойные, поэтому всячески умилостивится над нами, когда к Нему со слезами и сожалением обращаемся. Он и твое сокрушенное исповедание милостью своей приемлет, и благодатью своей грехи твои отпускает, ради смерти возлюбленного Сына Своего, Господа нашего Иисуса Христа. Потому будь надежен в спасении своем, мужайся и противных сему никаких дум в голову не приемли».

В таком же роде святитель Тихон составил образец увещания подсудимых, в руководство священникам-увещателям. В нем он напоминает страшный и праведный Суд Божий, милосердие Господа к грешникам, по которому Он оставляет им время для покаяния здесь, на земле, и за тем внушает увещателю говорить преступнику, что этим временем пока и нужно воспользоваться, что, по благому устроению Божию, они, преступники, пойманы и приведены на суд человеческий, для заглаживания своих грехов раскаянием и понесением справедливого наказания. «Что ныне объявите, – пишет Святитель, – со всякой истиной и в том покаетесь, то уже будет заглажено милосердием Божиим и не явится на суде оном. Лучше здесь, пред немногими, стыд претерпеть, нежели там, пред всем миром. Лучше здесь временно наказанным быть и за то Бога благодарить, нежели там вечно терпеть наказание. Лучше здесь временно в ссылке быть, нежели там вечно во аде сидеть. Лучше здесь временно узы претерпеть, нежели там вечно. Лучше здесь временно всякое страдание терпеть, нежели там вечно: ибо временное все минует, но вечное – никогда. Претерпите же временное, да избежите вечного наказания».

Чтобы побудить священнослужителей к исполнению их существенной пастырской обязанности – проповедованию слова Божия – и приучить их к чтению душеполезных книг, святитель Тихон предписал, чтобы по заамвонной молитве, на литургии, всякий воскресный и праздничный день, читать или Толковое Евангелие, в тот день прилучившееся, или из какой-либо другой книги, принятой в св. Церкви, или хотя выбрав полезное слово из Пролога, «а в иные воскресные дни и прочитывать напечатанное в Следованной Псалтыри, на листе 386, весьма душеполезное и поощрительное спящей и не радеющей о своем спасении душе – слово св. Кирилла, архиепископа иерусалимского об исходе души и о втором пришествии (пока промыслятся на то книги), чего ради и принуждать священникам приходских людей, чтобы они приходили в те праздники и воскресные дни необходимо».

В течение всего своего управления воронежской паствой святитель Тихон строго наблюдал за исполнением этого предписания, наказывая ослушников значительным денежным штрафом, а в случае вторичного ослушания – даже лишением места и запрещением священнослужения. С целью же познакомить священников с катехизическим проповедованием истин веры Христовой свт. Тихон установил в кафедральном соборе, по воскресным дням, проповедование слова Божия, вызвав собственно для этой цели из московской славяно-греко-латинской академии воспитанника Ивана Васильева-Турбина, которого и посвятил в диакона. По предписанию Святителя, в воскресные дни, за час до обедни, ударяли десять раз в колокол. Полчаса времени назначалось для сбора слушателей и полчаса – для проповеди. При начале благовеста к литургии проповедь должна быть окончена. К слушанию этих поучений должны были собираться и священно- и церковнослужители, исключались только служившие раннюю обедню или живущие по отдаленности. К исполнению этой обязанности священно- и церковнослужители обязывались собственноручной подпиской, о небрегущих же об этом приказано было доносить ему. Так было в Воронеже, для уездных же городов, в которых нельзя было найти людей, способных быть катехизаторами, разослана была особая книжка для чтения в церквах. К слушанию этого чтения, как и в г. Воронеже, обязаны были являться все священно- и церковнослужители, которые, в свою очередь, должны были убеждать к тому и своих прихожан.

Но как пастырь церкви должен действовать на пасомых сколько своим словом, столько же, или даже более, своей жизнью, своим примером, то святитель Тихон, стараясь, по возможности, о просвещении духовенства, в тоже время заботился об исправлении и нравственных его недостатков. С этой целью он написал для духовенства и разослал по всей епархии особое наставление в виде окружного послания, в котором разъясняет высокие обязанности священника, как он должен приготовляться к совершению таинств, какие мысли и чувства должны наполнять его душу во время совершения их, братски увещевает духовенство к трезвенному и благочестному поведению и неусыпной заботливости о назидании народа, всячески внушает избегать пьянства, сквернословия и даже празднословия – худых обычаев (каков, например, обычай в пьянстве и непотребных играх проводить св. дни Масленицы), хранить братолюбие, прощать друг другу обиды и читать слово Божие.

Все это наставление отличается простотой и ясностью, проникнуто духом искренно отеческой попечительности и братской любви: он не грозит, но советует – просит, умоляет. Так, показывая, какой соблазн подает нетрезвый и бесчинствующий священник, по званию своему обязанный быть светом миру, солью земли, богомольцем и предстателем пред Богом за людей, Святитель пишет: «Почему пастырски советую, братски увещеваю: всячески берегитесь от пьянства, да удобнее возможете избежать греха и не подать претыкания ближнему»... Увещевая их по христиански проводить св. праздники, Святитель продолжает: «Я, когда предлагаю вам не в пьянстве праздновать св. дни, не то разумею, чтобы всячески воздерживаться от пития. Можно во славу Божию испить вина или чего другого – для того, чтобы в такие дни, при душевном веселии, было и телесное утешение, чтобы человек и духом, и телом радовался и, радуясь, сердцем и устами Бога благодетеля благодарил. И посему я здесь отвергаю не употребление вина, а излишнее употребление, т. е. пьянство, от которого происходят всякие бесчиния; пить не запрещаю, но упиваться, хотя и всегда, а паче в праздники; особливо здесь, о Сырной седмице говорю вам, чтобы не так ее проводить, как она обыкновенно проводится... Прошу и молю любовь вашу душепагубный тот обычай отложить и не смотреть на то, что было, но о том рассуждать, что должно делать и что св. Церковь, мать наша, приказывает, да и людей Божиих, вам порученных, молить и всячески о том же увещевать. Надобно когда-то ответ о всем Богу отдавать».

Внушая читать Евангелие, он так выражает сладость такого дела: «Когда читаешь Евангелие, Христос Бог с тобой говорит. Когда, читая, молишься к Нему, то ты с Ним говоришь. Ах! Разглогольствие сладкое! Ах! Любезная и всеприятная беседа! Бог с человеком, Царь небесный с перстию тленной, Господь с рабом разглагольствует! Что сего приятнее и что полезнее! Видите, какая польза есть чтения Писания Священного? Ежели вы его оставите, что будет вам? Се грех вам. Бог между мной и вами есть посредственник».

С той же целью, чтобы внушить духовенству приличное поведение, свт. Тихон, кроме увещаний, употреблял иногда и слово приказания. Так, одним указом он подтвердил, чтобы духовные лица в питейные дома не только для питья, но и ни для чего не ходили, а кто нарушает это, тех штрафовать: «священника, в первый раз, – двумя рублями, диакона – рублем, причетника – полтиной, во второй раз – вдвое, в третий – втрое, а в четвертый – доносить архиерею».

Употребляя все средства к исправлению своего духовенства, святитель Тихон заботился и следил за точным исполнением своих предписаний. Отчасти с этой целью, отчасти и для скорейшего решения дел, он назначил во всех духовных правлениях, по уездам, по другому присутствующему, а выбор его предоставил городским и уездным священнослужителям, с общего согласия. Требуя, чтобы не только духовенство, но и монастырские и городские власти исполняли предписания духовного правления, вместе с тем он наблюдал, чтобы духовные управители тщательно и честно исполняли свои обязанности, немедленно удаляя нерадивых от их должностей.

Искренно заботясь об исправлении духовенства и следя за их поведением, Святитель строго наказывал нерадивых и ослушников. Так, у одного священника, за небрежное хранение св. Таин и нечистоту в алтаре, велел отобрать составленную грамоту, другого за подобную вину отослал на год в монастырь, третьего за то, что не в дальнем расстоянии ходил к больному со св. дарами не в потире, а в ветхой дароносице, которую держал у себя дома, послал на полгода в монастырь.

Впрочем, в судебных резолюциях свт. Тихона виден не столько судья, который применяет к известному преступлению наказание, чтобы удовлетворить нарушенной правде закона, сколько пастырь Церкви, который наказанием хочет пробудить в виновных сознание вины и желание исправления. Поэтому, подвергая наказанию виновных, он почти везде указывает на важность звания священника, на страшный Суд Божий, который грозит преступникам и нарушителям закона. С другой стороны, показывает свое участие и снисхождение к виновным. Так, одного священника консистория приговорила за ссору с другим священником перевести на другое место, но свт. Тихон написал: «Хотя бы и следовало священника перевести, однако ж, оставляется на прежнем месте, чтобы дом в перенесении не разорился, а ему, за вину свою, – класть в соборе седмицу по сто поклонов на день, чтобы детей учил страху Божью и послушанию, а не противному, за что имеет отдать ответ Богу, а потом с подпиской отпустить, чтобы крайне берегся от ссоры, в которой и к алтарю не должно приступать, по слову Христову. А когда впредь ссора познана будет, то и запрещению имеет подпасть и монастырских трудов не убежит. Как такие священники Отца небесного будут призывать и молиться: прости нам, как и мы прощаем, а сами в сердце злобу на брата имеют, да как и о других молиться будут, когда молитва их, так как от злобного сердца, мерзка пред Богом? А всякий священник есть посредственник между Богом и людьми, ибо он людские молитвы к Богу представляет и о них ходатайствует. Все сие ему объявить, чтобы знал, какое то есть священное звание и, видя свою неисправность, умилился и исправился. А в ссоре крайне не приступал бы к литургисанию, ибо грех ко греху приложит».

Отрешая священников, даже за тяжкие вины, Святитель, в облегчение положения семейства, охотно предоставлял места их сыновьям. Один священник, бывший под судом, ходатайствовал о разрешении ему священнослужения по причине бедности семейства. Свт. Тихон предоставил ему средства для содержания, но не разрешил его на священнодействие. «Разрешен не будет, – писал он в своей резолюции, – пока из Синода указ не получится. Ибо его дело – не одно сие, да еще вымышленное на свою беду и других, что не токмо попу, но мужику простому весьма грешно. Пусть учится и познает, что есть священство. А оно есть не хлеб искать точию и кормиться, но пасти Христово стадо, а не соблазнять и других в грех приводить».

Заботясь о доброй жизни и нравственности духовенства и будучи строг в наказаниях, Святитель в тоже время старался возвысить его, как в собственных, так и в глазах всех мирских людей. Он наблюдал, чтобы консистория не была пристрастна в своих действиях и приговорах и чтобы не тянула дел. Потому однажды, за неправое решение, он положил тяжелый денежный штраф на члена консистории и на секретаря, и только ради св. дней Пасхи простил их. Узнав, что консисторские чиновники грубо обращаются с духовенством при допросах, он сдал такое предложение: «Не безызвестно нам стало, что некоторые духовные нашей консистории канцеляристы при допросах священников всякими неподобными словами ругают, что является крайне духовному чину бесчестно и им, священникам, обидно. Того ради приказываем означенных священников канцеляристам спрашивать при допросах без наималейшего ругательства и укоризны, с надлежащим, в силу указов, увещанием. А если впредь кто в ругании священников явится, то учинено будет с ним, как с ругателем духовного чина, в силу св. правил, не упустительно». Он запретил также чинить на теле священников какое бы ни было телесное наказание, что тогда было в обычае. Он уничтожил поставку подвод для проезда духовных управителей и посланных ими, а вместо этого установил собирать деньги на этот предмет, но когда и в этом случае консистория стала злоупотреблять, Святитель предписал все наемные подводы уничтожить, а указы и прочие письменные сообщения из консистории в надлежащее место отправлять через указанные почты, а если окажется нужным отправить куда-нибудь с нарочным необходимо нужнейшие указы, подтвердительные или о производстве следствий, «то оные посылать, по силе указов, с платежом прогонных денег, а без таковых денег оным нарочно с указами отправленным, паче же проезжающим для своих нужд, священно-церковно-служительских подвод, хотя бы кто и подорожную из консистории давал, по содержанию указов не давать».

Вмешательства светских лиц в духовные дела Святитель не любил. Одного священника консистория оправдала, между прочим, добрым отзывом гг. штаб- и обер-офицеров и прочих разного звания людей. Архипастырь в резолюции по этому случаю пишет: «Светским людям духовных дел правление знать не по чему; потому и аттестат об нем данный не бессумнителен». Другой священник в нарушении предписания оправдывался тем, что он сделал это для губернаторского помощника, – Святитель усилил ему наказание. В случае притеснения священников со стороны помещиков он переводил их на другие места, а церкви приписывал к соседнему селу. В случае грубости со стороны крестьян – запрещал священникам ходить к ним в дом с требами, пока не смирятся, и только дозволял детей крестить и причащать, «яко незлобивых и неповинных».

Не видно из консисторских дел, чтобы в его епархии возникали дела по жалобам на лихоимство священников. Только раз дошло до сведения Святителя, что один протоиерей взял много денег за освящение церкви. Святитель по этому случаю предписал: «Деньги отдать в церковь, протоиерея – на два месяца в монастырь, а впредь поступать так: на подводу по копейке на версту брать, да за труды рубль из миру, а если где будут доброхоты – более не возбраняется, только бы не из церковных денег».

Таковы были заботы святителя Тихона об устроении духовенства, об исправлении его нравственности и улучшении быта.

Ревнуя об образовании своего духовенства, архипастырь воронежский обращал особенное внимание на образование его в школах и с этой целью старался заводить училища. В этой отрасли управления предстояли ему также большие труды, заботы и огорчения.

Семинария, основанная в Воронеже еще в 1721 г., из-за недостатка средств никогда не была в полном составе, при предшественнике свт. Тихона, преосвященном Иоанникие, была совершенно распущена. Во всей многолюдной епархии оставались только две славянские школы: одна – при архиерейском доме, а другая, такая же, – в г. Острогожске. Между тем, к преосвященному явились с прошениями об определении на места совсем незнающие грамоты. Чтобы помочь этому недостатку, свт. Тихон велел во всех городах, где есть духовные правления, завести славянские школы. Нужные для них здания – купить или выстроить на счет духовенства, а учителями в них, по общему согласию, избрать священников и диаконов, искусных в чтении, пении и письме, если же много будет учеников – в помощники им избрать доброго причетника. Но, несмотря на строгость, с какой Святитель предписывал, через духовное правление, родителям из духовных присылать своих детей в эти школы, несмотря на наказания, каким подвергались учителя за небрежность в своем деле, славянские школы не принесли ожидаемой пользы. От нерадения духовных управителей и побегов учеников через два года пришлось совсем закрыть училища по уездам. Обучавшиеся частично были переведены в Острогожск, частично – в Елец. Малоуспешные отданы на обучение родителям, с тем, чтобы ежегодно представляли их на испытание в Воронеж, в консисторию.

После этого святитель Тихон предположил открыть семинарии или лучше преподавание латинского языка в оставшихся школах в Острогожске и Ельце. Им были сделаны нужные на этот счет распоряжения и приведены в исполнение. Преподавателем в осторогожской школе был назначен священник Никита с жалованием в 30 р., а в последствии на помощь ему прислан был некто Иван Солнцев – учить читать по-латыни. Из закрытых школ были отобраны лучшие и способнейшие ученики, отправлены нужные латинские книги и, наконец, посланы священники и диаконы для сбора добровольных приношений от духовенства.

В елецкую же школу был назначен лебедянский диакон Максим Ефимов, с переводом его к Покровской церкви, в Елец, и с назначением ему жалования по 40 р. На содержание этой школы положено было брать с каждого священника по 30, с диакона – по 15, с причетников – по 7 12 коп., исключая тех, дети которых содержатся в училище на их собственном коште.

Но эти школы не могли процветать вдали от личного надзора Святителя и при отсутствии расположения самого духовенства к образованию детей. До сведения Святителя доходили слухи о разных злоупотреблениях, которые, крайне огорчая его, вызывали иногда строгие наказания. Так, открылось, что учитель острогожской семинарии, диакон Иван Корнилев, вместе с канцеляристом Ананиею Кушанским, отпустили из семинарии, бессрочно, в дома родителей 14 учеников. Диакон взял за это 13 р. 50 к., семь баранов, два пуда меда, один мешок ржи, один мешок пшеницы, а Кушанский – девять рублей. Свт. Тихон определил: «Означенные деньги взять с диакона и канцеляриста, а за припасы вытребовать деньгами, по существующей цене; диакону – приискивать место в донских станицах, а канцеляриста – записать в копиисты. Управителя духовного правления, архимандрита Феодосия, за нерадение о своей должности, – перевести в лебедянский монастырь и оштрафовать его и товарища его по управлению, Иакова, на 10 руб., в пользу семинарии; учеников, за исключением причетнических детей, – воротить в школу; с отцов, за каждый месяц укрывательства детей, – взыскать: со священника – по 1 р. 50 к., а с диакона – по 1 р.

Еще менее сочувствия к делу образования встретил свт. Тихон в духовенстве донских казаков. По наклонности казаков к расколу, там особенно нужны были образованные священники. Поэтому Святитель запретил казацким детям являться для ставления в духовный сан, позволив это только детям священно- и церковнослужителей, и сделал предложение войсковой канцелярии устроить на ее счет семинарию в Черкаске. Но канцелярия, по неимению средств на то, отказалась. Тогда Тихон спросил тамошнее духовенство, не желает ли оно само устроить у себя семинарию, если же нет, то предложил отвозить своих детей в Воронеж. Духовенство согласилось лучше у себя устроить школу, чем возить в Воронеж. Поэтому в Черкаске было открыто училище, но и тогда священников нужно было принуждать строгими мерами, чтобы они отдавали своих детей в школу.

Так действовал свт. Тихон, пока не было у него никаких средств от правительства для заведения какой-нибудь школы, потому что на другой год вступления Святителя на Воронежскую епархию, указом Государыни Императрицы, крестьяне были отобраны от монастырей, и с этих последних запрещены были всякие поборы на содержание духовных школ, впредь до назначения на то особых сумм. Когда же суммы были ассигнованы (в 1766 г.), свт. Тихон со всей ревностью принялся за дело устроения семинарии в Воронеже. Как ни мала была эта сумма – 665 р. 55 к. в год, – он успел возобновить семинарию, поправить дом, приготовить учителей, собрать учеников. Во все подробности этого дела входил непосредственно сам Святитель. Дом семинарский теперь возобновлен, ученики, и некоторые учителя были переведены из острогожской и елецкой семинарий. Некоторые же из учителей (5 чел.) были вызваны из Киевской академии и из Харьковского коллегиума. Сбор с духовенства на содержание училищ был прекращен. В сентябре того же года свт. Тихон определил жалование учителям: первому риторическому учителю, правящему должность префекта, Василию Лукьянову, – по 100 р., второму, синтаксическому, – по 75, третьему, Стефану Григорьеву, – по 50 р., а содержание приказал производить из архиерейского дома.²⁵ Вскоре за тем, особой росписью Святитель определил количество содержания учителей и учеников.²⁶ Таким образом, вблизи Святителя устроилась давно им желаемая семинария.

С истинно отеческой любовью и внимательностью стал наблюдать архипастырь за образованием воспитанников. Он сам часто посещал классы, сам определял порядок учения, отмечал лучшие и поучительнейшие места из писателей для толкования воспитанникам, давал правила для надзора за их поведением, отличавшихся учеников по учению и поведению поощрял или подарками, или раздачей денег, или определением их на казенное содержание. Инструкция, написанная им для семинарии, показывает, как смотрел он на семинарское образование и чего хотел от воспитанников. В ней он внушал воспитанникам, чтобы они смотрели на свое будущее служение не как на средство к жизни, а как на подвиг ради Бога и ближних, а на свое воспитание – как на Божие избрание к этому высокому служению. «Должно помнить каждому воспитаннику, – написано было в инструкции, – что от Бога позван к сему званию, ради общей пользы и славы Божией», что «учение, потому, нужно проходить тщательно и с призыванием помощи Божией, что образование ума должно соединять с образованием сердца, или учение – с добрым житием», почему заранее, с самых молодых лет, нужно «противиться природному злонравию и приобучать себя к добродетели, что достигается повседневным поучением в законе Божии и чрез искание в том успеха самоиспытанием».

Из этих общих правил он выводит частные, в которых излагаются обязанности воспитанников не столько классические, семинарские, сколько нравственные, общие для каждого христианина, как-то: ходить в церковь и благоговейно стоять в ней, беречься кощунства и неблагоговейного употребления имени Божия, у начальников быть в послушании, между собой – в братской любви и всячески избегать ссоры, вражды, пересудов, злословия, сквернословия, неприличных шуток и бесчинного смеха, хранить чистоту тела и удаляться от неприличных обществ. При этом учит и благоприличию: «по базару и улицам не таскаться, на базаре и улицах, как обычай есть грубым деревенским мужикам, никаких снедей не есть, светских и непристойных песней не петь и не списывать, вина и прочего хмельного пития, от чего пьянственная бывает страсть, не пить, а ежели кто будет пить, хотя и пьян не будет, да обличится, что пил, – штрафовать». «Ежели же кто(чего да не допустит всемилостивейший Бог, по своей благости), – пишет в заключение Святитель, – развращенного будет нрава и неисправен покажется, на такого письменно представлять, и такой исключится из чина церковного». Эту инструкцию приказано было прочитывать два раза в день, вслух всех воспитанников, чтобы всякий знал и помнил, как ему должно вести себя.

Полезно бы и теперь напоминать эти правила духовным воспитанникам, готовящимся на служение Церкви. Многие из них, предаваясь иногда юношеским мечтам о поступлении на священнические места, почти всегда имеют в виду только удобства жизни, доходы, хозяйство, житейские заботы, а редко, очень редко размышляют о том, какое высокое им предстоит служение, как много требуется от человека для должного исполнения высоких и трудных обязанностей этого служения, как мало приготовлены они, юные мечтатели, как часто они бывают мало достойны не только этого служения, но и тех удобств, о которых мечтают.

Бывает и то, что эти юные мечтатели, имея за собой разные нравственные недостатки, нисколько не заботятся об их исправлении, отлагая это дело до времени принятия священства. Нет нужды много говорить о том, как горько ошибаются подобные молодые люди. Нет нужды напоминать, что все юношеские грехи отзовутся и в то время, и трудно будет бороться с ними, если кто одумается и решится на эту позднюю, но нужную борьбу.

Так заботился Святитель воронежский об образовании детей духовного звания. Но, к сожалению, и после этого он не видел сочувствия к себе в духовенстве. Несмотря на освобождение духовенства от всяких поборов в пользу училищ, отцы, под разными предлогами, старались не отдавать своих детей в школы. Видя это нерасположение к учению, Святитель вынужден был ослаблять меры взыскания. Так, один священник, под предлогом болезни, взял из семинарии своего сына. Когда обман был открыт, со священника был взыскан штраф, но деньги были отданы его сыну, на пропитание и одежду.

Таких трудов и забот стоило святителю Тихону попечение об образовании приходского духовенства. Немало забот требовало от него и монашество, которое в его обширной епархии было довольно многочисленно – оно населяло 13 монастырей. Мы уже увидели, что он предписал каждому грамотному монаху приобрести Новый Завет и читать его. Но были и другие меры к устроению монастырского благочиния. Так, с целью, чтобы монахи помнили свои обеты, он дал такое предложение: «По всем монастырям послать указы, чтобы чин пострижения читаем был в трапезе братии, в един день седмицы – понедельник; тут же присовокуплять и зерцало иноческого жития, которое в прошлом 1763 году разослано, дабы во всегдашней памяти содержали, что обещались, чем обязались и тако бы обеты свои исполнять тщались, а преступившие свои обеты каялись бы и исправляли себя по своим обетам. А настоятелям всей братии – крепко смотреть, яко слово имеющим воздать страшному Судии за всех порученных».

17 мая 1765 г. был выдан приказ, чтобы монахи не ходили на поминовенные обеды. Если же кто из светских пожелает их пригласить, то учреждать обед в монастыре. Бывать на поминках дозволялось только настоятелю с одним диаконом, по просьбе усердных. Узнав, что монахи и сами настоятели часто отлучаются из монастыря, свт. Тихон предписал «монахов не отпускать из монастырей без крайней надобности, самим настоятелям – не отлучаться, не получив предварительно разрешения от архиерея». Когда дошло до сведения свт. Тихона, что некоторые монахи ведут нетрезвую жизнь, он по этому случаю сделал такое распоряжение:

1) если кто из монахов будет упиваться день, такого посадить в келию на трое суток под крепкое наблюдательство, и давать ему хлеба умеренную порцию, а кваса или воды – сколько потребует. Если кто в пьянстве пребудет два или три дня, то за оные два дня содержать неделю, а за три дня – полторы;

2) кто после сего не исправится, о таковом представлять нам, с полным жития его показанием;

3) таковым монахам жалованья и доходов не давать, а нужное для них, по усмотрению настоятеля, покупать казначею.

Святитель Тихон не спешил постригать в монашество желающих принять этот сан. На донесении задонского архимандрита Корнилия о пострижении в монашество находившегося в этом монастыре воронежского купца Косьмы Маликова Святитель написал: «Потрудиться еще так и считаться в братстве; ибо черная риза не спасет; а кто и в белой ризе, да послушание, и смирение, и чистоту имеет, есть непостриженный монах».