Петр Могила, митрополит Киевский
Петр Могила происходил из рода Могил, представители которого в конце XVI и в начале XVII века, под покровительством Польши, неоднократно были правителями то Молдавии, то Валахии1. Бедственная судьба этих стран, за которые спорили между собой турки и поляки, и родственные связи Могилы со знатными польскими родами заставили несчастное семейство искать убежище в Польше. Сюда же приехал и Петр, сын господаря Молдавии Симеона. Вступив на воинскую службу в Польше, он участвовал в Хотинской битве (1621 г.), и в битве за судьбу Молдавии2. Но не это поприще предназначал ему Промысел Божий.
Петр отказался от мира3 и изъявил желание вступить в Киево-Печерский монастырь. Его знатное происхождение и бедственное состояние православных в Польском государстве делали такой выбор весьма необычным: и это говорит о том, что душа Петра тогда уже горела сильным желанием посвятить себя служению Богу и Его святой Церкви. Архимандрит Захария (1624–1626) принял его в число святого братства. Здесь в общении с учеными братьями, которые единственной целью своих мирных занятий ставили поддержание православия, он мог ближе ознакомиться с состоянием и нуждами Русской Церкви, и довершить свое образование, полученное им в миру4.
Обитель Киево-Печерская была в то время одной из главных опор гонимого православия. Созданная в нем архимандритом Елисеем Плетенецким типография издавала необходимые книги для православных церквей и возникавших в это время училищ. Святогорские иноки: Киприан, получивший образование в Венеции и Падуе, и Иосиф, протосинкелл александрийского патриарха, виленский проповедник Лаврентий-Зизаний Тустановский, Иамва Берында и Тарасий Земка делали переводы писаний отцов5. Архимандрит Лавры, Захария Копыстенский, кроме переводов писал сочинение в защиту православного учения от нападения Латинян и других иноверцев6. Таким образом в Киево-Печерской Лавре, не смотря на гонения от врагов, все одушевлено было ревностью к православию; ученые иноки желали и в прочих собратьях и служителях церкви возбудить усердие к православной вере и слову Божью7.
Пламеневший любовью к просвещению и усердием к православию, Петр глубоко чувствовал бедствия Русской Церкви, видел нужду в распространении света науки для ее поддержания и умел ценить труды ученых подвижников. Такой образ мыслей, естественно, сближал его с теми, которые всеми силами заботились об утверждении других в догматах веры и благочестия. Поэтому неудивительно, что, когда скончался архимандрит Захария (в апреле 1626 г.), и братия Лавры, по имеющимся у них правам, приступили к избранию нового настоятеля, то нашлись голоса в пользу Петра, знатного родом, истинного ревнителя благ Церкви, хотя ему едва было тридцать лет от роду, и прошло не более двух лет, как он вступил в монастырь. Правда, были и несогласные с этим избранием8, и обитель довольно долгое время оставалась без настоятеля: но наконец ученые братья восторжествовали. Патриарх константинопольский Кирилл Лукарь, от которого зависела Лавра, как его ставропигия, утвердил это избрание. И ученые братья, представляя новому настоятелю новый плод трудов своих, с радостью приветствовали его: «Дивимся воле Божьей, свершившейся над тобою. Невозможное от человека явилось возможным у Бога. Будь благословен Господь Бог твой и наш»9!
Священны слова умирающего. Петр Могила, в своем духовном завещании, писал: «Когда Господь благоволил быть мне Пастырем столицы митрополии Киевской, а прежде того еще архимандритом Печерской Лавры; с того времени, видя упадок благочестия в народе русском не от чего иного, как от того, что не было никакого наставления и наук, я дал обет мой Господу Богу, всем моим имуществом, доставшимся от родителей, должным образом позаботиться о святых местах, мне вверенных, и что останется из доходов с имений (им) принадлежащих, передать на обновление разрушенных домов Божьих, которых остались жалкие развалины, и на основание школ в Киеве, прав и вольностей народа Русского». История подтверждает, что обет этот свято выполнен был Петром Могилой; но следует добавить, что его священная ревность не ограничивалась лишь щедрыми приношениями церквям и народу.
Киево-Печерская Лавра только с половины XVI века начала восставать из развалин. Насколько позволяли обстоятельства, настоятели ее: Мелетий, Елисей и Захария, заботились об улучшении ее наружного состояния. Петр Могила, будучи архимандритом Лавры и в сане митрополита, в течении девятнадцати лет, не жалел ни своих денег, ни трудов на ее обустройство. Он обновлял извне и внутри церковь Успения Божьей Матери, украсил святые пещеры10, восстановил церкви, находившиеся в упадке11. При нем в первые издано описание жития преподобных, трудившихся в пещерах, или Патерик, в прославление памяти древних подвижников12. При нем описаны и совершавшиеся при святых мощах угодников Божьих чудеса, которые, вопреки несправедливой молве врагов православия, не иссякали и при отделении униатов; а вместе описана и Лавра с ее пещерами13. Он вернул в управление Лавры древний монастырь в Киеве Пустынно-Николаевский, создал Голосеевскую пустынь и за свои средства открыл и содержал богадельню14.
Другое дело, постоянно занимавшее Петра, было учреждение высшего училища в Киеве для обучения достойных защитников православия. Училище, существовавшее в Богоявленском Братском монастыре, не выполняло этой цели, потому что не предоставляло высшего богословского образования. Между тем, для желающих получения такого образования для униатов открыт был доступ в коллегию, основанную Папой Григорием XIII для греков в Риме, где (с 1615 г.), по просьбе униатского митрополита киевского, приказано было постоянно содержать за казенный счет четырех русских воспитанников. И многие из вышедших оттуда заняли, в последствии, высокие места в греко-униатской иерархии15. Подобную коллегию или семинарию решили учредить и униатские епископы. На кобринском соборе (1626) митрополит Велямин Руцкий для этого утвердил сбор средства с духовенства и светских лиц. Среди пожертвовавших был сам король Сигизмунд. Собрано было около 50,000 злотых. Открыто было училище в Минске, с двадцатью четырьмя наставниками16.
Желая учредить рассадник защитников православия в своей Лавре, Петр Могила прежде всего позаботился о назначении хороших наставников для своего училища. Для этого он за свой счет отправил несколько способных иноков в разные заграничные академии17; других взял из львовского православного братства, и распорядился обеспечить их пребывание в Лавре необходимым довольствием и всеми пособиями18. Патриарх Константинопольский Кирилл Лукарь и управлявший киевской митрополией Исаия Копинский дали свое благословение на это святое дело. Епископы: луцкий, пинский и хельмский, знатнейшее киевское духовенство и почетное лаврское братство письменно дали на то свое согласие. Как велика была ревность к этому делу в Лавре, можно было увидеть в подписи одного из братьев ее, Антония Мужиловского, который подписался так: «Антоний Мужиловский, иеромонах и старец Монастыря Печерского, при том кровь свою пролить готов.»
Однако же вскоре, по прошению главных сословий: православного духовенства, войска казацкого и обывателей города Киева, Петр Могила решил объединить свое новообразованное училище с Богоявленским19. Причиной такой перемены, с одной стороны было опасение, чтоб училище Богоявленское вовсе не пришло в упадок, имея столь значительного соперника в лице училища Лаврского, у которого были лучшие наставники, с другой, быть может, и желание самого Петра – скорее достигнуть последней цели своих трудов: ибо в училище Братском воспитанники были уже готовы для высшего образования, тогда как в Лавре требовалось их еще подготавливать. При всем том, Петр Могила удержал за собой звание старшего брата в Богоявленском братстве, опекуна-смотрителя и защитника в Братском училище. Таким образом его давнее желание исполнилось; круг духовного образования был расширен и приняты к преподаванию наук лучшие методы из существовавших в иностранных училищах20.
Между тем, православные в южной России терпели гонения то от Латинян, то от своих прежних единоверцев, со времени открытия несчастной Унии21. Польское правительство, по внушениям иезуитов, отстраняло православных со всяких общественных должностей и не внимало никаким жалобам их на притеснения. Знатные поляки, владея богатыми селами и целыми городами в русских землях, разрешали своим арендаторам и управляющим совершать насилие и проявлять жестокость к православным обывателям. Священники не имели права совершать церковные обряды и таинства; у них отнимали церкви или вовсе разоряли святые храмы. Православным епископам, ставленникам иерусалимского патриарха Феофана (в 1620 г.), нельзя было жить в своих епархиях. Польское правительство не хотело даже признавать их епископами. Напрасны были все заявления православных на сеймах о несправедливостях, которые терпит народ русский в польском государстве, объединившийся с ним на правах равенства. Безуспешны были и восстания казаков в защиту своей свободы и православия. В крайних случаях правительство ограничивалось одними обещаниями и постановлениями в пользу православия, которые никогда не выполнялись.
Смерть короля Сигизмунда III (30 апреля 1632 г.), слепо преданного иезуитам, главным виновникам Унии, подало надежду православным на лучшую участь. Депутатам, отправленным от русского народа на избирательный сейм нового короля, поручено было требовать, чтобы все епископства и прочие церковные достоинства, вместе с церковными имениями, захваченные униатами, были возвращены православным. Незадолго до этого, сделанное Густавом, шведским королем, предложение казакам о взятии их под свое покровительство и начавшаяся с 1632 г. война между Польшей и Россией, к которой Малороссия сама обращалась с просьбой о покровительстве, подкрепляли требования депутатов. Надежда на избрание Владислава, сына Сигизмунда, с давних времен расположенного к русским, еще более усиливала их голоса22. – В число депутатов с духовной стороны был назначен и архимандрит Печерский, Петр Могила.
Депутаты представили на сейм краткий перечень тех насилий, которые терпят православные в разных городах из-за своего вероисповедания23. – Сейм объявил свободу вероисповедания и гражданских прав православным: но не соглашался дать более одного епископства, львовского, представляя управляющему, в то время, митрополией, после смерти Иова, Исаие Копинскому, владеть только монастырем, в котором он жил. Обеспечил архимандриту печерскому владение Лаврой и утвердил за православными те церкви в Киеве и других городах, которыми они владели, но ничего более сделать не хотел. Депутаты этим не были довольны. В особенности Петр Могила настоял на исполнении их требований в полном объеме. В следствии этого, особой комиссией, под председательством самого Владислава, было решено: учредить для православных митрополию, с предоставлением, однако же, кафедрального Киево-Софийского монастыря униатскому митрополиту; передать им епархии – луцкую и перемышльскую, и основать вновь оршанскую, в княжестве литовском24. – Но после избирательного сейма, православные, не смотря на противодействие римского и униатского духовенства, добились от короля еще большего успеха в своих требованиях. Православному митрополиту предоставлено во владение и Киево-Софийским кафедральным монастырем, за исключением только вотчин, принадлежащих этому монастырю, которые были оставлены за униатским митрополитом, Велямином Руцким, до его смерти. Луцкую епархию велено немедленно передать православным, а перемышльскую – после смерти или смещении тогдашнего униатского епископа; к оршанской присоединены города Мстислав и Могилев25. Львовская епархия осталась за православными, по первоначальному решению сейма. – Таким образом, при ревностном усердии Петра Могилы и его товарищей26, в первый раз после Унии торжественно было признано правительством существование православной митрополии и четырех епархий, православным разрешено избирать себе епископов, и многие монастыри и церкви навсегда переданы православному духовенству.
За такую службу, тогда же, Петр Могила был избран православными митрополитом киевским. Патриарх константинопольский дал на то свое согласие, и прислал ему освященные ризы. Король утвердил это избрание, и после коронации (18 февраля 1633 г.) выдал Петру диплом, или утверждение дарованных пред сим прав православным27. 28 апреля 1633 года митрополит волошский с епископами русскими хиротонисал его во Львове28. Можно представить, какова была радость православных, которым впервые, после сорокалетнего угнетения, разрешено было свободно исповедовать свою веру, совершать свои обряды, иметь своих пастырей, – и какою благодарностью исполнены были сердца всех к виновнику этого счастья, своему архипастырю! «Если бы ты, – приветствовали его в Киеве, – решил теперь отправиться в Вильну и до пределов русских (малороссийских) и литовских: с какой радостью встретили бы тебя те, которыми наполнены были темницы, суды и подземелья за непорочную веру Восточную, и проводили бы тебя к своему руководителю в терпении, предшественника в благочестии, подобного Златоусту в красноречии, Леонтия Карповича, скончавшегося за несколько лет до этого архимандрита, чтобы ты, посмотрев на нетленные его останки и на узы претерпенные за веру, мог почувствовать, какое великое дело совершил ты для несчастного народа нашего! То же показали бы тебе и Перемышль, Луцк, Хельм, Бельз, Минск, Брест, Полоцк, Витебск и множество других городов»29.
Первопрестольный город православия в России, после многократного разорения монголами и литовцами, надолго оставленный своими митрополитами, во времена Петра Могилы имел не более десяти или тринадцати церквей30. Софийский кафедральный храм, или монастырь, со времени Унии, принадлежавший униатским митрополитам, был в запустении. Петр Могила, вернув его в руки православных, первым делом взялся за восстановление этого священного памятника благочестия Ярослава, если не в прежнем величии, то по крайней мере достойном его благолепии31. Не укрылись от его благочестивого попечительства и другие памятники древней святыни. Он возобновил храм Преображения Господня, почитаемый в то время строением Святого Владимира32, восстановил монастырь Выдубецкий33, начал восстанавливать Церковь Десятинную, под развалинами которой были найдены останки святого Владимира34. Такими действиями Петр Могила засвидетельствовал не только свое благочестие, но и глубокое сочувствие ко всему древнерусскому.
Заботясь об удовлетворении главнейших потребностей своей паствы, Петр Могила обратил внимание и на издание церковных книг. Когда типографии стали заменять рукописные богослужебные книги печатными, тогда нужно было соблюдать особую осторожность, чтобы ошибки, вкравшиеся в рукописи, через печатание не утвердились и не распространились в народ. Для этого нужно было, до издания их, сверять славянские церковные книги с греческими, тем более, что в некоторых изданиях, вышедших в то время, когда во многих малороссийских церквях не было православных пастырей, уже были замечены несоответствия35. Дабы устранить это в последующем, Петр Могила требовал, чтобы никакие церковные книги не выходили вновь, без сравнения с греческими, и сам трудился над их пересмотром и исправлением36. Этим своевременным распоряжение он устранил от своей Церкви те смуты, что произошли в Церкви велико-российской из-за первых не соответствующих изданий, выходивших на протяжении более полувека. Еще будучи архимандритом Лавры, Петр Могила, вместе с малороссийским собором епископов, занимался пересмотром Служебника. После того он трудился над подготовкой к изданию Цветной Триоды и, особенно, Потребника37. Этот последний труд, кроме своей содержательности, важен и теми наставлениями, что даются священнодействующему о существе и образе совершения святых таинств.
При издании Требника и наставлений о таинствах, Петр Могила намеревался не только удовлетворить потребности Церкви, но и опровергнуть несправедливое порицание православных со стороны Римской Церкви38 и ее приверженцев. В предисловии к этому изданию достоблаженный учитель Церкви Русской писал: «будучи почтен саном архиерейским в Церкви Российской Православно-Кафолической, во все дни жизни моей я всем сердцем сожалел о скудности моих знаний. Но твердо зная, что Спаситель наш Иисус Христос взыщет от рук моих словесных овец Своих, вверенных мне в паству, – зная при том несомненно, что наши противники и лжебратия святого православия тяжко и с насилием оскорбляют православных, всячески досаждая и обижая, бесстыдно называя наших духовных неучами, невеждами, неспособными к совершению божественных таинств и совершению других обрядов благочестия, и утверждая, что Русь Православная уклонилась в ересь, не знает ни числа, ни формы, ни материи, ни намерения (интенции), ни обрядовых божественных таинств, не умеет дать о них отчета и неодинаково их совершает, – я, потрудившись в силу, данной мне Иисусом, взялся освободить православное духовенство святой Российской Церкви от такого тяжкого поругательства. И, по благодати Божьей, не напрасно потрудился над этим, как может увидеть каждый просвещенный и благочестивый читатель этой книги, именуемой Требник. Читая эту книгу, просвещенный читатель, ты увидишь, что это сущая ложь, будто Русь от своих архиереев и других предстоятелей не получает надлежащего наставления о своем спасении. Доказательством этому служат церковные книги, переведенные боговдохновенными мужами с греческого языка на славянский, в которых находится истинное и высокое богословие. Доказывает это и единообразный, не уничтоженный и тяжкими временами, обычай совершения седми таинств церковных, по чину святой Восточной Церкви, матери нашей, которая, принятые ею от Христа Бога, святых Апостолов, вселенских и поместных Соборов, постановления о числе божественных таинств, их совершении и отправлении, по благости Божией до ныне содержит и хранит крепко. Пусть, кто хочет, сравнивает греческие рукописные Евхологии с нашими русскими: несомненно найдет он между ними согласие в рассуждении совершения и отправления седми божественных таинств церковных. Если же кто из враждующих против нас укажет на некоторое несогласие между требниками, печатанными во Львове, в Стрятине, В Остроге и Вильне, тому дается такой ответ: если и есть какие-нибудь погрешности или обмолвки в тех требниках, но они нисколько не вредят нашему спасению: ибо не отменяют ни числа, ни силы, ни материи, ни формы, ни обрядов святых таинств; но только не согласны в отправлении некоторых церемоний, вероятно, держась в том старых обычаев. Притом, обмолвки в этих требниках произошли частично от простоты и нерассудительности исправителей, частично от невнимательности переписчиков, а особенно в небытность православных пастырей в Церкви Русской, когда трудившиеся в цензоровании и издании тех книг не имели надлежащих познаний об этих предметах, и не столько смотрели на то, что составляет материю или форму в таинствах, сколько на свои обычаи: потому много нужного опустили, а ненужное внесли».
Но особенно важную работу в защиту православной веры и богослужения издал Петр Могила в ответ на сочинение бывшего ректора киевского училища, потом архимандрита дубенского, Кассиана Саковича, который сперва обратился в Унию, а потом и вовсе перешел в Римскую Церковь. Этот отступник православия издал книгу, исполненную самой злобной клеветой против своих прежних единоверцев православных и униатов, в которой особенно нападал на богослужение и обряды православной Церкви, оставшиеся и у униатов, по большей части, неприкосновенными39. «Цель издания этой книги, – писал Кассиан, – разбудить в римских католиках жалость к русскому народу и расположить их к тому, чтобы привести в совершенное единство Русь с римским костелом». При таком нападении на православие, ревностный архипастырь не мог оставаться безответным. Через два года он издал опровержение на клевету Кассиана, в книге под названием: Λινος, или Камень с пращи истинной святой православной Церкви Русской, скрыв свое имя под названием Евсевия Пимена, т.е. благочестивого, или православного пастыря40. С отчетливым знанием дела41, он опроверг злословия на православное чиноположение в совершении таинств и обрядов богослужения, представил несправедливость укоров, делаемых русскому духовенству, и доказал неосновательность учения Римской Церкви о главенстве Папы и об исхождении Святого Духа и от Сына42.
Между прочими клеветами на православных, Кассиан обвинял их в излишнем сближении с протестантами. Петр Могила на это отвечал, что между теми и другими, не смотря на некоторые сближения по временам, нет согласия в вере, что, напротив, в Польше, около Кракова, Познаня и других городов много лютеран, кальвинистов и 43социниян, как между дворянами, так и между простыми, не из православных, но из принадлежащих к римскому костелу. «Церковь православная, – продолжает Петр, – как прежде не имела, так и ныне не имеет согласия с теми сектантами. Свидетельствует об этом недавно, в мае месяце 1642 г., изданное от константинопольской Церкви, попечением нашей Церкви Русской, проклятие на еретические члены веры, ложно выданные под именем Кирилла патриарха константинопольского, к прельщению верных сынов Восточной Церкви. Под этим осуждением подписались все наши православные пастыри. Сперва оно отправлено было нашему пастырю, его милости отцу митрополиту; потом в земле молдавской напечатано в типографии господаря; после того, по велению отца митрополита, переведено на польский язык и вновь издано; наконец, в третий раз напечатано на греческом и латинском языках в Париже».
С последними обстоятельствами, упомянутыми в ответе Петра Могилы, тесно связано другое, известное в летописях православия дело архипастыря киевского. Для объяснения этого дела мы должны коснуться истории патриарха константинопольского, Кирилла Лукаря.
В 1629 году появилось в Европе, на латинском языке, под названием Восточное Исповедание Православной Веры, а потом в 1633 г. и на греческом языке, – краткое изложение веры, схожее с учением кальвинским, и вовсе не согласное с истинным православным учением Восточной Кафолической Церкви. Оно принято было реформатами с восторгом, и приписываемо было Кириллу Лукарю, по его ученым связям с некоторыми из их общества, и по надписи в самом заглавии книги. Иезуиты, жившие в Константинополе, давно уже замышляли свергнуть ученого патриарха44, который питал ненависть к их козням, воспользовались этим случаем, чтобы всюду распространить молву о неправославии патриарха. Эта молва скоро перешла и в Россию. Вернувшийся с Востока, Мелетий Смотрицкий, сперва защитник православия против папистов, вместе с Кириллом Лукарем45, потом приверженец Унии, в книге, изданной им в 1629 году46, прямо называл Кирилла еретиком и уверял, что, быв в Константинополе, читал у него неправославное изъяснение Символа веры. Смущенные такими слухами, предстоятели православной Церкви в Малороссии немедленно (в 1630 году) обратились к патриарху иерусалимскому Феофану, бывшему в то время в Яссах, с вопросом о том, справедливо ли иезуиты приписывают такое исповедание константинопольскому патриарху? Феофан успокоил их ответом, что Кирилл к этому не причастен, равно как и православная Восточная Церковь47.
В таком положении оставались дела до кончины патриарха Лукаря. Свергший его с престола Кирилл Веррийский, после его смерти, на Константинопольском Соборе 1638 года осудил не только главы исповедания, ложно приписываемого православной Церкви, но и имя патриарха Лукаря48. Это было сделано, как объяснено в последствии на Соборе Иерусалимском 1672 года, не потому, чтобы сам Кирилл был признан еретиком, но по тому, что он, в продолжении своего патриаршества после напечатанная тех глав, хотя и знал о смятениях, что произошли от их распространения в Польше и России, не хотел ничего издавать в их опровержение49. Осуждение Кирилла снова произвело волнения в церквях, зависевших от константинопольского престола. Из Молдавии игумен Софроний спрашивал учителя константинопольского, Феофила Коридаля, о православии Кирилла Лукаря, – и получил благоприятный ответ50. В Киеве, митрополит Петр Могила не ограничился одними вопросами, но сделал все возможное для защиты чести патриарха, оказавшего столь важные услуги Русской Церкви, представляя со своей стороны составленное в Киеве Изложение Российской Веры. Оно могло служить лучшим доказательством того, что, хотя Церковь Русская и старается освободить имя патриарха от нареканий в неправославии, но сама не разделяет мнений, изложенных в исповедании, ему приписываемом. Таким образом, по настоянию Петра Могилы, при приемнике Кирилла Веррийского, патриархе Парфении (в 1642г.), снова произнесено было осуждение заблуждений, изложенных в так называемом православном исповедании Лукаря, но в определении Собора они уже не были приписаны Кириллу Лукарю51. В таком виде подписал это определение Петр Могила с прочими епископами малороссийскими. А представленное им «Изложение Российской Веры» решено рассмотреть на предполагаемом Соборе в Яссах, который назначен был по просьбе молдавского господаря Василия Лупулы52.
По свидетельству патриарха Иерусалимского Нектария, книга эта была составлена в связи со следующими обстоятельствами: «Петр Могила, когда ему поручена была в управление Киевская митрополия, нашел паству свою зараженную некоторыми новыми мнениями неправоверных. Поэтому, как добрый пастырь и ревностный защитник веры, он принял богоугоднейшее намерение расположить и вернуть Русскую Церковь к тому чистому учению, которого она держалась сначала, а все возникшие в ней новые мнения истребить с корнем. Подумав хорошо об этом деле, он немедленно приступил к исполнению. Вызвал из своей епархии в митрополию славившихся просвещением мужей, и еще прежде того призвал подвластных ему епископов. Много рассуждали, и наконец все, с общего совета и согласия, определили: написать краткое изложение веры, и точнейшее рассмотрение которого предоставить священному синоду константинопольской Церкви, которой изначально следовали, дабы те пункты учения, которые он утвердит, и им удержать, и напротив, которые он отвергнет, те и им отвергнуть, как ложные»53. Дело это начиналось в 1640 году54. На Соборе Киевском этого года упомянутое изложение веры было рассмотрено и, по окончании Собора, представлено на утверждение константинопольского патриарха и его священного собора55.
На Собор Ясский посланы были митрополитом Петром Могилой игумен Николаевского Монастыря Исаия Трофимович, игумен Богоявленского (Братского) Монастыря Иосиф Кононович и проповедник Игнатий Оксенович. А со стороны патриарха прибыли сюда Порфирий, бывший митрополит никейский, и Мелетий Сириг, известный своей твердостью в православии и просвещением, а особенно своим обширным опровержением глав, приписываемых Лукарю. Здесь греческие учителя читали представленную Петром Могилой книгу, сверяли ее, как свидетельствует патриарх Нектарий, со Святым Писанием; и усмотрев в ней некоторые мысли неправоверные, очистили ее от всякой примеси нового учения56.
Рассмотренное на Соборе Ясском Изложение Веры было возвращено патриарху константинопольскому Парфению, который утвердил его, вместе с прочими патриархами: александрийским Иоаникием, антиохийским Макарием, иерусалимским Паисием, и собором епископов и клира константинопольского, 11 мая 1643 г.57. С этого времени, под названием Православного Исповедания Кафолической и Апостольской Церкви Восточной, оно получило символическую важность не для одной только российской, но и для всей православной Церкви. – Оставалось издать его в свете, чтобы таким образом противопоставить его лжеправославному исповеданию, выданному под именем Кирилла Лукаря. Петр Могила, конечно, этого и ожидал: но книга эта еще двадцать лет оставалась не изданной.
Между тем, Церковь малороссийская с каждым годом все больше нуждалась в такой книге, в которой бы с точностью и в полной мере излагались главные основы православной веры. Еще Мелетий Смотрицкий распространил клевету на Церковь Русскую, будто она сама не знает чему ей веровать. В 1643 году, другой отступник православия, Федор Скуминович, бывший игуменом, ректором училищ и членом митрополитанской консистории, еще больше старался усилить эту клевету, уверяя, будто трехлетний Собор (начавшийся в Киеве 1640 году и окончившийся в Яссах 1642 г.) не мало помог его обращению в Унию. Он писал, что русские ученые на самые простые вопросы о догматах веры не имеют твердого решения; что посланные в Яссы для утверждения катехизиса вернулись без успеха, что из Константинополя нет никакого решения, и что последует неизвестно; между тем, греки на Соборе будто бы говорили, что Руси учить их вере не приходится58. Понятно как могли быть вредны такие разговоры! Дабы остановить зло, какое могла причинить подобная клевета, Петр Могила в 1645 г. решился напечатать в Киеве сокращение Православного Исповедания, сперва на польском языке, потом на тамошнем русском. На польском – для того, как сказано в предисловии к последнему изданию, – чтобы заградить уста бесстыдным клеветникам, которые на том же языке дерзают обвинять пред светом Церковь Православно-Кафолическую в разных ересях; на русском – для пользования сынам этой Церкви, не только священникам, но и мирянам, особенно детям, обучающимся в училищах. И действительно, эта книжка составлена в таком виде, что была доступна для всех; сами тексты Святого Писания в ней приводятся на том же народном наречии, каким написана вся книга59.
При этом ревностный архипастырь обещал вскоре издать и обширнейшее изложение православной веры, с доказательствами из Святого Писания, святых Соборов и богоносных Отцов60. Но ему не суждено было исполнить это намерение, равно как и некоторые другие полезные для Церкви предприятия. Он трудился над исправлением славянского перевода Святого Писания, до которого первым и единственным в России изданием, было острожское, мало, недостаточно было исправлено, – и уже собирал деньги для издания исправленного перевода61. Он намеревался сделать новый перевод жития святых, и для этого выпросил у иноков святой Афонской Горы книги Симеона Метафраста на греческом языке62. Но ранняя кончина неутомимого архипастыря воспрепятствовала совершению этих великих предприятий63.
Среди общих попечений о благе Церкви, Петр Могила обращал особое внимание на образование духовного юношества. По его ходатайству, при самом вступлении Владислава на престол, православным дозволено было королевской грамотой иметь свои училища и семинарии64. Этим обеспечивалось на будущее время существование Киевской Коллегии. Петр Могила, со своей стороны, дал ей приличное помещение в выстроенном на его иждивение каменном доме, назначил из своего имения и из волостей лаврский несколько деревень на ее содержание, и вообще оказывал учащим и учащимся разного рода помощь. Предоставив высшее образование юношества Коллегии Киевской, он создал другое низшее училище в Виннице65.
Между тем, клеветы иезуитов на православную Церковь, будто она была введена в разные заблуждения, коснулись и училищ, в которых обучали наставники, получившие образование за границей. С другой стороны, простой народ и неученое духовенство восставали и на то, что в новообразованных училищах обучаются латинскому языку. Раздражение недовольных возросло до того, что один раз жизни наставников и самого Петра Могилы подверглись опасности, так что едва смогли успокоить безумных ревнителей66. Для оправдания училищ в православии, один из бывших наставников киевских, Сильвестр Коссов, вскоре после этого волнения, издал особую книгу67; и сам митрополит, в сочинении против Кассиана Саковича, упорно защищал изучение латинского и польского языков, указывая на необходимость их знания в польском государстве и для русских, как в гражданском быту, так и в отношениях с иностранцами, вопрошающими о вере, и, наконец, для совершеннейшего богословского образования: ибо, – писал митрополит, – книг богословских на славянском языке не много, а не греческом с трудом их можно найти.
Приготовляемое к духовному званию юношество должно не только обладать особым, богословским образованием, но и иметь особый благочестивый настрой духа. Имея это ввиду, святитель киевский дал своим воспитанникам руководство для упражнения в молитве и благочестивых размышлениях, в книге, названной им: Анфологион, или собрание цветов. Посвящая эту книгу «благонравным спудеом (студентам) школ киевских», он писал юношам: «Часто приходила мне мысль, что в этом училище должны быть не только преподаваемы высшие науки, но и особенно должно быть посеваемо в сердцах ваших, юноши, благочестие. Поэтому я перевел некоторые духовные размышления (написано на греческом к исправлению) и приказал трудящимся при мне и в вашем училище, собрав их и разделив по возрасту, издать в свете. Но ни у одного из тех людей, при всем старании, не нашлось для этого дела свободного времени, – как и вам не безызвестно, – частично по непрерывным беспокойствам и хлопотам, частично по иным церковным и школьным делам. Видя это и прийдя к мысли, что кто ищет время, тот теряет время, и решился сам, в настоящее цветущее, весеннее время, в виде отдыха от ежедневных трудов и хлопот, собрать, для вашего цветущего юношеского и детского возраста, благоухающие цветы благочестивых размышлений и умилительных молитв, на лугах богодухновенных церковных учений и Святого Писания, и, в знак моего отцовского усердия, принести их в дар всему вашему содружеству, т.е. конгрегации школ киевских»68. Сколько, в одном этом посвящении, видно любви к юному возрасту, и чистой пастырской ревности к благочестию!
Удивительно ли после этого, что Коллегия Киевская так быстро взошла на высокую ступень совершенства и, как свидетельствует сам Петр Могила, успела образовать многих благочестивых и ученых мужей на служение Церкви? Но беспристрастнее всего, в настоящем случае, будет выслушать отзывы об киевских училищах отступника православия, Кассиана Саковича. Побуждая униатский епископов к созданию у себя училищ, он писал: «Вы скажете, что есть у вас училища при соборных церквях, как то: во Владимире, в Новгродке и в Минске, и ныне вновь образованное в Хельме. Отвечаю, что те училища маленькие, а не большие. Во Владимире – меньше двадцати человек учеников; в Новогродке и Минске также не слишком их много. Училище хельмское, как недавно было основано, так не долго и будет стоять69. – Что ваши училища? Они ничего не значат, не только пред латинскими, но и пред училищами отца Могилы – киевским и гойским».
Такие услуги Петра Могилы для Церкви и просвещения тем достойнее уважения, чем более православие подвергалось опасностям со стороны ревнителей Унии и государства, ей покровительствующего. Несмотря на то, что права православной Церкви в Малороссии и Литве были утверждены королем Владиславом, униатский митрополит Велямин Руцкий, из кальвинистов обращен иезуитами к Унии и сделавшийся пламенным ее поборником70, пытался отнять у православного архипастыря митрополию киевскую, и хотя не достиг этого, но не совсем остался без успеха. Король Владислав, после долгого и напрасного ожидания папского решения на предложенные им меры по успокоению народа Восточного исповедания, наконец, (в 1635 г.) выдал Велямину привилегию, которой навсегда утверждал за Унией епархии: полоцкую, владимирскую, пинскую, хельмскую, и сверх того, новоприобретенную тогда от России, смоленскую. Вместе с тем отчислено было униатам несколько монастырей в епархиях, предоставленных православным, а в некоторых городах, как: Полоцк, Витебск и Новогродке, православным и вовсе запрещено иметь свои церкви71. И между тем, как церкви, назначенные за православными, еще не везде были им переданы72, Велямин замышлял обратить в Унию все монастыри и церкви в землях, отошедших от России к Польше. Но смертью его (1637 г.) пресеклись все эти замыслы.
Приемник Руцкого Рафаил Корсак правил митрополией недолго (1637–1639 гг.), и напрасно хотел удержать за собой права, предоставленные его предместнику до его смерти, над отчинами киевской кафедры и монастырем Выдубецким. Преследуемый казаками, или, как пишут Лапитяне, посланный королем в Рим, он удалился под защиту Папы, где и принят был в число ассистентов папской церкви73.
Утверждая приемником Рафаиловым Антония Селяву, Папа Урбан VIII, в то же время ласковым письмом приглашал самого Петра Могилу к Унии, обещая ему своими ключами отверзть врата царствия небесного74; просил короля, епископов и занятнейших вельмож русских и польских содействовать обращению остающегося в православии народа русского75. – Нет нужды спрашивать, как принял это приглашение Петр Могила. Но хотя он совершенно далек был от согласия на такое предложение, однако латинское исповедание все далее и далее распространялось в пределах его митрополии. По многим городам и местечкам учреждены были латинские монастыри разных орденов. В самом Киеве было четыре церкви латинские и, кроме доминиканцев и берпардинов, втиснулись сюда иезуиты76. Прежде открытия своей коллегии в Киеве, иезуиты послали туда своих миссионеров: Станислава Смелковича и Николая Циховича. Своей проповедью об исхожденнии Святого Духа и от Сына. Цихович вызвал тогдашнего ректора Киевской Коллегии Иннокентия Гизеля на прения, которые продолжались три дня. Если верить Циховичу, который, спустя тринадцать лет, описал эти прения, то победа была на его стороне: но книга его не осталась без ответа со стороны православных77.
Но Петр Могила был свидетелем только начала этих прений. Еще не достигший преклонных лет, он уже приблизился к концу своего земного поприща. Обращая взор на протекшую свою жизнь, он мог сказать: «все, что имел я, то посвятил, вместе с собой, на хвалу и служение Богу». Той же цели посвятил он и остатки своего имущества. В духовном завещании, составленном за восемь дней до кончины, он объявил первой своей наследницей Киевскую Коллегию, существование которой, как единственный залог, желал упрочить и на будущие времена. Ей оставил он значительные суммы на содержание, свою библиотеку на разных языках и недвижимую собственность, для нее приобретенную; поручал ее покровительству знатнейших тогда защитников православия и умолял их милосердием Божьим о сохранении ее навсегда; а наставников ее обязывал, чтобы они жили по данным от него правилам и, по смерти его, в каждый четверг совершать по нем поминовение. Прочее свое имущество Петр Могила разделил Киевскому собору, Лавре, бедным монастырям и церквям, им воздвигнутым их развалин, – исключая вотчины, которые передал своему брату Моисею, единственному тогда потомку Могил78.
Досточтимый архипастырь скончался 31 декабря 1646 года, и 9 марта следующего года тело его, согласно завещанию, положено в большой церкви Киево-Печерской Лавры79.
* * *
Могилы, или, по народному именованию, Могилешты, принадлежали к числу бояр молдавских (Кантемира, Описание Молдавии. М. 1789, стр. 290). Один из них, Иеремия, около 1600 г., при помощи гетмана Замойского, был поставлен господарем Молдавии, а брат его Симеон – Валахии (Hammer. Hist. de l`Empire Ottoman. Par. 1841 T. II. p. 298. Влахо- Болгарские грамоты, изд. Венелиным. СПБ. 1840. стр. 259.). Как видно из грамот, Симеон, отец Петра Могилы, был господарем Валахии в 1601 и 1602 г. Около 1609, под влиянием Оттоманской Порты, он сменил брата своего Иеремию на молдавском престоле (Hammer. p.338.), но правил им не долго. После него был господарем Молдавии сын Иеремии, Константин, но и тот вскоре был свержен Портой (1612 г. Hammer. p. 348.). Зятья Иеремии: Стефан Потоцкий (в 1612 г.), Самуил Корецкий и Михаил Вишневецкий (в 1618 г.) неоднократно пытались возвести на престол Молдавии одного из сыновей Иеремии. Но все их усилия не увенчались успехом. Потоцкий, Корецкий и Вишневецкий, вместе с супругой Иеремии, взяты были турками в плен и отосланы в Константинополь (Бандтке, История Государства Польского. Ч. II. стр. 232. Записки Маскевича, в V томе Сказаний современников о Самозванце. 1834. стр. 125,163). Позднее, брат Петра Могилы, Моисей, был назначен самой Портой господарем Молдавии, но вскоре оставил престол (Hammer. p. 459. Летопись Галиции в III томе Русского Исторического Сборника, Московского исторического общества. стр. 248.).
Москвитянин 1843. Ч. I. стр. 350. В одном из стихотворений, посвященных Петру Могиле, по случаю вступления его на митрополию, – под изображением руки с воинским знаменем, из которого изображена вензельная буква Р., автор говорит: «что ты делаешь, рыцарь? Я вижу в руке твоей Марсово знамя? Здесь не Хотин, Петр, не турецкая брань». Mnemosyne.
Он родился в 1597 г. по свидетельству «Описания Киево-Софийского собора», стр.166.
Сочинения Петра Могилы показывают широкое знакомство с богословскими сочинениями на греческом и латинском языках. Но где он учился, об этом сведения противоречивы. См. Рубана любопытный месяцеслов на 1776 г. стр. 85.
Имена этих переводчиков встречаются в предисловиях к переводам Бесед Святого Иоанна Златоуста о Деяниях и посланиях Апостола Павла, издано в Киево-Печерской Лавре 1623 и 1624 г., и в других изданиях.
В книге «О вере Единой Святой Церкви» (место и год издания не указаны). Об авторе этой книги см. «Описание старопечатных книг Царского». стр. 110.
В предисловии к изданию Бесед Златоуста о Деяниях, (см. выше) между прочим сказано, что книга эта издана «для воодушевления монахов и прочих священных лиц к сищевому делу, издавать книги, особенно в эти годы гонений». – В предисловии к толкованию посланий Захария предлагает прекрасное наставление духовным людям и мирянам изучать священные книги.
Описание Киево-Печерской Лавры. стр. 116.
При этом случае лаврской братией были преподнесены Петру Могиле переводы Поучений преподобного Дорофея, изданные в том же 1628 г. в Киево-Печерской Лавре. Вышеприведенный слова заимствованы из посвящения этой книги новому архимандриту. К той же книге напечатаны «поучительные главы дьякона Агапита императору Юстиниану», с предисловием от 1 декабря 1627 г. Из заключения этого предисловия видно, что в это время (т.е. в конце 1627 г.) Петр еще не был посвящен в архимандрита. «Исправился (этот перевод) от эллинского идиомата с большой опаской, в благочестии сияющему, Богоприемцу (т.е. Симеону) тезоименного Могилы, дакийских стран начальника отраслию, твердоименного превопрестольника (т.е. Апостола Петра) тезоименного, произбранного с Господом в предстательство старейшего паствы иночествующих».
В посвящении Петру Могиле цветной триоды, изданной во Львове 1642 г., сказано: «церковь монастыря Печерского преосвященство наше внутри и снаружи муром (камнем) и деревом обновил; не меньше и о пещерах, в которых мощи святых и доныне целыми остаются, – на украшения их больших денег не жалел; свидетельствуют об этом и сами мунимента в устьях пещер из мура и дерева выставленные».
У Кальнофойского упоминается о восстановлении церкви Рождества Богородицы в 1635г.
Труд Сильвестра Коссова, изданный в 1635 г., в Киево-Печерской Лавре, на польском языке. В предисловии своем к Патерику Коссов пишет: «посещая пещеры киевские и гробы святых отцов и поражаясь нетлению их святых тел, не раз я горько плакал, что несчастное и завистливое время до наших дней не явило миру избранников Божьих, которых явил Сам Бог. И когда потом бодрый страж Церкви Божьей, настоящий наш архипастырь, оказал свое покровительство, заботу, благословение и желание, чтобы скрытые от веков и погребенные в монастырских хранилищах жития святых отцов печерских, или Патерик, были очищены от праха и изданы в свете, тогда я охотно углубился в чтение греческих, славянских, латинских, русских и польских хроник и летописей, чтобы узнать, кто были эти избранники Божьи, и когда они жили».
Труд Киево-Печерского монаха Афанасия Кальнофойского, изданный в 1638 г., также на польском языке. Трудолюбивый собиратель исчисляет до 64-х чудес, ему современных (1594–1638), и приводит клятвенное свидетельство, что требовалось от каждого сообщающего о чуде, с ним свершившегося. Описание Киево-Печерской Лавры стр. 95, 96.
Там же стр. 61, и приложение стр.145. О богадельне Петр Могила упоминает в своем завещании.
По сообщениям, распространявшимся до половины XVII века, из римской коллегии вышли следующие униатские митрополиты: Велямин Руцкий (1613–1637), Рафаил Корсак (1637–1641), Антоний Селява ( с 1642 г.), Киприан Жоховский (с 1674); архиепископы: смоленские – Лаврентий Кревша, Андрей Злотый и полоцкий Николай Лосоцкий;
епископы: владимирский на Волыни – Иероним Гроховский, луцкий – Иеремия Почаповский, пинский – Пахомий Оранский, туровский – Алексей Дубович и коадъютор виленский Маркиаи Тризна. Allat. de Eccles. occident. et orient. perpetua consensione p. 987 et sequ.
Описание Киево- Софийского собора стр. 153. – Кассиан Сакович в своем сочинении «О заблуждениях Русской Церкви». Впрочем, вскоре эта семинария пришла в упадок, – как свидетельствует тот же Сакович, – от того, что учителя не хотели трудиться, каждый спешил занять какое-нибудь место повыгоднее и почетнее. А вероятной причиной упадка можно полагать и то, что сумма, собранная на семинарию, во время войны 1630 г. с казаками была ими перехвачена, как о том свидетельствует Галицкая Летопись. Русский исторический сборник III стр. 246.
Гаврил Домецкий пишет: «Послал Петр Могила со всей коллегии киевской в Царьград к святому патриарху, просить у него благословения открыть школы в Киеве латинских и польских училищ, и прежде избрав монахов угодных, отправил в разные государства для изучения наук, среди которых был покойный Иннокентий Гизель». Письмо к новгородскому митрополиту Иову, в конце XVII в.
См. четыре записи, относящиеся к этому делу, в «приложениях к Описанию Киево-Печерской Лавры» стр. 15–31. Из первой, заключенной 15 июня 1631 г. в городе Львове, в братской церкви «пред престолом Господним», видно, что в число ученого лаврского братства тогда были приняты: иеромонах Исаия Трофимович и монах Сильвестр Коссов.
Опис. Киево-Софийского собора. Приложения, стр. 210. – О. Макария История Киевской Д. Академии, стр. 37, 38.
Со своей стороны, благодарное училище, в первый же год своего существования, преподнесло Петру Могиле благодарственное песнопение: «ΕΥΧΑΡΙΣΤΗΡΙΟΝ, албо вдячность от спудеов гимназиум, з школы Риторики. 1632 г. 29 марта.» издано в Киево-Печерской Лавре. Учителем риторики был Софроний Почаский.
Несомненным свидетельством таких притеснений служат: а) акт конфедерации между православными и протестантским дворянством, в Вильне, 1599 г.; б) Речь Древинского на сейме 1620 г.; в) письмо канцлера Сапеги к полоцкому архиепископу Иосафату в 1622 г.;
г) суппликация, поданная православным в 1623 г. – См. Описание Киево-Софийского собора стр. 258 и приложение N 15; Историю об Унии стр. 69; Российский Магазин Таманского 1793 г. Ч. II. стр. 474–497.
См. прошение, представленное на сейме 1632 г., в Летописце Малыя России, издано Туманским в Российском Магазине 1793 г. Ч. II, стр. 58, 59.
История об Унии стр. 93.
Описание Киево-Софийского собора стр. 167, 168.
История Унии стр. 95–101, в примечании.
В одном из стихотворений (Mnemosyne) к прибытию в Киев Петра Могилы, после посвящения в митрополита, прославляются еще заслуги Януша Тишкевича. – Каких усилий стоило одержать победу православным, можно видеть из того, что один из униатский епископов тогда же отправился с жалобой на эти распоряжения к Папе; а привилегии для Академии Киевской не хотели подписывать ни канцлер, ни подканцлер. Kwiatkew, R. 1633. ex actis Polonic. y Kulescha, в сочинении Wiara prawoslawna. p. 256.
История Унии стр.102. В этом дипломе, выданном 14 марта 1633 г., Петр Могила называется не только избранным на митрополию, но и рукоположенным от константинопольского патриарха. Вероятно, это неточность русского перевода. Ибо Петр Могила был не рукоположен, а благословлен патриархом.
О времени хиротонисания Петра Могилы в летописи львовской (Русс. Ист. Сборн. III стр. 247) сказано: «первое посвящение (наречение) было в святочную среду (был св. Юра), второе в субботу, а третье в проводную неделю». Святочную, т.е. на святой неделе. Пасха в 1633 году была 21 апреля; но св. Георгия Великомученика было не в среду, а во вторник. Проводная неделя – Фомина (Русские просто-народные праздники, Снегирева. Выпуск I, стр.156). – Еще точное время посвящения можно определить по пригласительному письму Петра Могилы луцкому братству на это посвящение, которое предполагалось совершить на Фоминой неделе. См. Памятники, издано в Киеве 1845. Т. I. отд. I. стр.137. О волошском митрополите упоминается в Опис. Киево-Софийского собора. Но в летописи львовской говорится только о четырех епископах, бывших на посвящении: Аврамии смоленском (вероятно, Стагонском, е. пинском), Иеремии львовском, Исакии (луцком) и Паисии Милецком (вероятно: хельмском).
Mnemosyne Slawy prae y trudow Piotra Mohily.
По свидетельству Боплана и Кальнофойского. Опис. Киево-Софийского собора стр.179 – Опис. Киево-Печерской Лавры. дополнение стр. 149.
В посвящении Триоды, изданной во Львове 1642 г., издатель Михаил Слезка говорит Петру Могиле: «Церковь святой Софии, – в богоспасаемом городе Киеве, оставшийся от святого князя и самодержца Всея Руси Ярослава, построенной и всему миру на пример выставленной, Преосвященство Ваше, в руинах уже находившуюся, снова реставрировал, и до первоначального вида средствами и старанием своим довел, и сверх того и внутри различными иконами святых Божьих и аппаратами церковными дивными украсил». Опис. старопеч. книга Царского, стр. 188 – И отступник православия, Кассиан Сакович, в том году писал: «взял отец Могила церковь Святой Софии в Киеве, сколько сот лет пустую стоящую, а ныне так ее украсил, что все его хвалят».
Об этом храме Кальнофойский в 1638 г., писал, что от него остались лишь руины и уже покрылся землей. Опис. Киево-Печерской Лавры, приложение стр. 148.
«Киевлянин на 1841 год» стр.14, 15.
О восстановлении Преображенской и Десятинной церквей упоминает сам Петр Могила в духовном завещании – Об открытии мощей святого Владимира. см. История государства Российского Т. I. пр. 488.
О таких не соответствующих изданиях Служебника во Львове, Стрятине, Остроге и Вильне, упоминает сам Петр Могила в предисловии к своему изданию Служебника в Киеве 1639 г. и Требника 1646 г.
В предисловии к Цветной Триоде, изд. во Львове 1642 г., издатель говорит: «Преосвященство Ваше не только сам изволил трудится над этой книгой, но и вообще требует, чтобы ни одной книги, переведенной ранее с греческого языка не выходило в печать без повторного пересмотра».
Служебник изд. в Киеве 1629 г., Триода в 1631 г., и Потребник 1646 г. Об исправлении последнего впрочем смотри Пращицу Питирима 1721. стр. 362.
В Риме в то время, по велению папы Урбана VIII, конгрегация de propaganda fide деятельно занималась исправлением и переводом на славянский язык римских богослужебных книг Кроат Легакович и униатский хельмский епископ Мефодий Терлецкий, в 1643г., исправили славянский перевод римского служебника (missale) и молитвенника с псалтыря (breviavium). Asseman. Calendar. Eccles. Univers. T. IV. p. 426, 434 в 1640 г. был издан римский требник (Rituale) в славянском переводе Ibid. p 438.
Книга эта издана на польском языке, в 1642 г., в Кракове, с одобрения местного духовного начальства. Между рукописями Московской Д Академии есть список этого сочинения в современном славянском переводе, под названием: « Объявление блудов (заблуждений) и ересей и забобонов, то есть причудливых чинов и действий в греко-русской, от костела римского отступной, Церкви, как в вере, так же и в служении божественной литургии, и во всяких чинах и действиях обретающихся.»
В библиотеке Московской Д. Академии есть эта книга и на польском языке, издана в Киево-Печерской Лавре, и в славянском рукописном переводе, на котором преосвященным митрополитом московским Платоном сделана такая отметка: « Эту книгу, исправив описки, достойно напечатать: потому что возражения от униатов против нашей православной Церкви основательно опровергнуты. Платон М.М. 21 октября 1805 г.»
Раскрывая достоинство православных обрядов, Петр Могила ссылается и на древних восточных и западных отцов и учителей Церкви, и на позднейших латинских писателей Барония, Фому Аквината и др.
Не говоря о наглых порицаниях на постановления православной Церкви относительно таинств и обрядов богослужения, мы укажем здесь на некоторые недостатки, в которых Кассиан обвиняет иерархию малороссийскую, и приведем ответы архипастыря киевского, чтобы через это ближе познакомится с состоянием церкви, им управляемой.
Кассиан укорял православное духовенство в том, что оно только недавно стало заботиться об изречении наставлений в церквях. Опровергая это замечание, Петр Могила указывает на переводы церковных наставлений с греческого языка, сделанные еще при святом Владимире, на собственные красноречивые наставления Кирилла, епископа туровского, митрополитов Киприана и Григория Самвиака, и многих других. При том замечает, что не всякий священник, особенно неученый, может устно проповедовать; довольно для этого прочитать и написанное Святыми Отцами. Да и в польских костелах только недавно стали часто говорить наставления.
Ослепленный ненавистью хулитель православия не хотел понять, почему у русских много храмов, хотя и бедных. «Много церквей у русских, – писал Кассиан, – и можно бы подумать, что причиной сего благочестие. Нет! Причина этого заключается в несогласиях или между прихожанами, или между священниками.» – «Это было бы удивительно, – отвечал Петр Могила, – что несогласия, от которых никакого добра на свете не бывает, у нас производили добро. Напротив, всякий видит, что от несогласий церкви и костелы, большими усилиями созданные, падают и разрушаются. Можно видеть и ныне, что наделало несогласие во Франции, в Богемии, в Моравии, в Силезии». И далее Петр обьясняет, что причиной умножения церквей на Руси, действительно, есть благочестие и усердие одних к одному, других к другому святому. Что же касается скудности церквей, о чем так же Кассиан порицает православных, то Петр Могила обьясняет, что ныне не те времена, когда бы много было усердствующих на украшение храмов Божьих; напротив, многие и данное прежде расхищают; – и потом представляет сравнительную картину монастырей и церквей, отобранных униатами, и оставшихся у православных. «Вместо того, чтобы порицать православных, – писал архипастырь киевский, – посмотри лучше на свою братию, униатов, что они делают с монастырями и церквями, которые наделены были имениями. Мало ли было имущества у славного монастыря в Литве Суприсльского? А ныне до чего он доведен? Где прежде, под управлением православных, было до ста или по крайней мере до семидесяти человек братии, там ныне живет едва несколько монахов, и что еще хуже, мирской господин обладает церковным богатством и селами, и через своих рабов выдает инокам определенное жалование, какое хочет. И униаты об этом ни мало не заботятся. Спроси хоть кого-нибудь в том же монастыре: где те древние иконы, которые украшены были серебряными позолоченными ризами? И узнаешь, что они потрачены униатами на свои надобности; вместо же серебряных икон поставлены в церкви итальянские полотняные. Хорошо меняются с Богом: Ему полотно писанное, а себе серебро вызолоченное.
Посмотри на Лавришовский монастырь, издавна наделенный богатым имуществом, где, при православных, жило несколько десятков иноков, и каждый день прославлялось имя Божье. Ныне он стоит пустой; в нем не живет ни одного человека.
Посмотри на монастырь Новогродский, к которому приписаны села и имения лавришовские; не найдешь там больше четырех, или пяти монахов; а в церкви сего монастыря, где кафедра митрополитанская, увидишь бумажные иконы.
Посмотри на монастырь Черейский, в котором, под нашим управлением, жило несколько десятков иноков, а ныне едва ли десять найдется.
Посмотри на монастырь, называемый Лещ (в Пинске): там один монах, да и того иногда не бывает.
Посмотри на монастыри Онуфриевский и Пустынский. Где прежде жило несколько десятков
десятков иноков, там живет теперь один Корсак (отставной униатский митрополит, Рафаил Корсак). А сколько крестьян у этих двух монастырей?
Не говорю о других меньших монастырях, которые вашей Унией до основания уничтожены. Пойди только на Волынь; посмотри, что делается в древнем монастыре Жидичинском, и скажи нам, сколько там монахов и какой чин содержится?
Посмотри на древний Дорогобужский монастырь. Не найдешь ли там только архимандрита с послушником? И скажи, как совершается там церковное служение? тогда как прежде, по крайней мере, было до двадцати иноков при архимандрите.
Посмотри и на мирские церкви, из которых одни были наделены богатым имуществом, а другие были скудны: до чего доведены они, со времени управления ваших униатов? Пойди только в Вильну, и спроси: кто ныне живет на том месте, где выстроена была церковь в честь святой мученицы Параскевы? И узнаешь, что там стоит корчма и дом позорный (Петр Могила, в 1635 г., как видно из той же книги: Камень, был в Вильне; следовательно мог достоверно знать об обстоятельствах, им упоминаемых.) Пойди в Минск и спроси: на каком месте стоит мечеть татарская? И узнаешь, что на том месте, где стояла церковь в честь Рождества Господа нашего Иисуса Христа. – Так-то униатской ревностью о благочестии умножается слава Божья между русскими?
Но с другой стороны посмотри беспристрастно на наши православные убогие монастыри, не имеющие богатого содержания, угнетаемые различными бедствиями. Не говорю о тех, которые владеют имениями. Посмотри в Киевской земле на Межигорский монастырь, в котором более полутораста иноков живет в общине, питаясь трудами рук своих, по примеру Великого Антония пустынножителя.
Посмотри на Днепр; там в монастырях Мгарском и Густынском братия живут в общине и в подвигах иноческих. Не говорю о других меньших монастырях.
Посмотри на Тригорский монастырь, так же общежительный, и там увидишь по крайней мере восемьдесят иноков, в великом смирении проходящих тесный путь евангельский.
Иди на Покутье в Ските: там найдешь по крайней мере двести ангелов, во плоти жительствующих и подражающих жизни древних пустынников.
Посмотри на Креховский монастырь под Львовом: там так же, как и в Скиту, несколько десятков иноков без всякого имения благочестиво проводят жизнь.
Посмотри еще и на Белую Русь. Там, под Оршею, в Кутеинском монастыре найдешь крайней мере двести братьев, точно так же в теле подражающих жизни ангельской. То же найдешь в монастыре Бойницком; не упоминаю о многих других.
Рассмотрев все это и рассудив здравомысленно, взгляни еще на Братства: Виленское, Киевское, Луцкое и многие другие в королевстве польском и княжестве литовском: как они, по благодати Божьей, процветают в строгом благочестии! И не говори, что этому причиной раздоры и несогласия; но волей или неволей согласись, что как было во времена Апостолов, среди бедствий, нужд и всяческих притеснений, так и у нас, православных русских, по слову Божию, сила Божья в немощи совершается.»
Не к чести своих единоверцев, сам Кассиан писал: «Что скажу о церквях, покупаемых у помещиков, особенно на Подгорье, где священники дорого платят панам за место, особенно если пан человек корыстолюбивый и не смотрит на достоинство священника и на душевную пользу прихожан? Там паны получают особенную прибыль от священников. Ибо кого послать в дальний путь с подводой? Попа. С кого сорвать взятку за какое-нибудь пустое дело? С попа, и так далее. А попы, – продолжает Кассиан, – уже так привыкли к своему тяжкому положению, что и не воспринимают это за большую беду, только бы им быть свободными от униатов; за все прочее они не стоят.»
Из собственных слов французского посланника, бывшего при Оттоманской Порте в 1623 и следующих годах, мы знаем, что французский король, покровительствовавший иезуитам, предписывал ему: «procurer, s`il est possible, la ruine du patriarche grec de Constantinople, comme d`un heretique tres dangereux». Historica Russ. monumenta, deprompta a Turgenevio. T. 2. pag. 424.
Кроме участия Кирилла в составлении книги: (надпись на греческом), или Плачь (о чем см. Словарь о писателях духовного чина, ΙΙ. стр. 45), о сочинениях его против Римской Церкви, писанных по делам православия в России, см. «Описание рукописи Румянцов. музеума» и стр. 554. В книге Захария Копыстенского: О вере, упоминается Кириллово послание 1614 года, стр. 163. В 1616 году он издал в Терговиште несколько анатематизмов против учения Римской Церкви. Perpetuite de la foi de l`Eglise Catholique. 1841. T. IV. p. 62.
Под названием Паренезис, или Увещание. См. Словарь о писателях духовного чина, ΙΙ, 51.
Об ответе Феофана, заключавшемся в 16 главах, (надпись на греческом) Т. ΙΙΙ. с. 447.
Определение это напечатано в сочинении Льва Аллация: de Eccles. Occident et Orient. perpetua consens. pag. 1061 et sequ.
Synod. Hierosolymitan. 1672. cap. VI.
Этот ответ, данный в 1640 г., напечатан при сочинении Адама Зерникава: Tractatus Theologici. 1775 p.1076.
Соборное определение, состоявшееся в мае 1612 г., напечатено в упомянутом сочинении Аллация, стр. 1082 и сл.
А не Иоанна Васильевича, как сказано в Словаре о писат. духовного чина II, 161. О значении обыкновенного прибавления Ио, в титуле Господарей молдавских и др., см. Влахо-Болгарские Грамоты, изд. Векелиным. 1840 г., стр. 27 и др.
Послание патриарха Нектария, 1662 г., обычно печатается при «Православном Исповедании».
Из сочинения Иоанникия Галятовского: Мессия Правдивый, 1669 г., стр. 321 видим, что в 1640 г. собранны были в Киеве наместники, или «послы» от всех православных епископов малороссийских, настоятели знатнейших монастырей, и другие ученые мужи из разных городов русских и литовских. В этом собрании первенствовал ученый архимандрит слуцкий, Самуил Шицек; после общих рассуждений составляли и записывали определения два ректора – киевский Иосиф Кононович и гойский Иннокентий Гизель. Все эти определения, конечно, поступали потом на рассмотрение митрополита Петра Могилы. Вероятно, этот то собор ученых мужей и имеет ввиду патриарх Нектарий. – Из определений этого Собора, кроме указанных в Словаре о писат. духовного чина II, 160, можно привести еще следующие: а) О том, должно ли поклоняться св. Дарам, при перенесении их во время великого выхода? Упоминается Петром Могилой в книге Λινος, и Кассианом Саковичем в его «Объявлении»; б) О блаженстве праведных до всеобщего воскресения; этим определением между прочим, опровергалось учение, изложенное в книгах: Орфолог (Мелетия Смотрицкого) и Антиграф. Упоминается в сочинении Ионникия Галятовского: «Мессия правдивый» 321 стр.; в) О состоянии душ умерших святых, о суде частном, о чистилище, о форме таинства евхаристии. Упоминается в сочинении отступника православия (в 1643 г.), бывшего игумена и ректора, Феодора Скуминовича, известном под названием: «Причины отступления от дизунии (или православия восточного)» Вильна 1643г. на польском языке. – Недавно издана в свете пригласительная грамота Петра Могилы на этот Собор, от 24 июня 1640 г., в «Памятниках», издано в Киеве 1845 г. Т. I отд.I. стр. 149–158.
Вопрос о сочинителе этого изложения веры, известного в последствии под названием «Православное Исповедание Кафолической и Апостольской Церкви Восточной», у нас разрешаем был не одинаково. В «рассуждении» Алексея Волховского «о книге именуемой: Православное Исповедание», изданной в 1804 году, на основании слов иерусалимского Собора 1672 года, сочинителем этой книги признается Петр Могила (см. и Христианское Чтение. 1844. Ч. II. стр. 232). То же сказано в предисловии патриарха московского Адриана к изданию Православного Исповедания на славянском языке, в 1696 г. По пр. митрополит киевский Евгений, впервые сделавший известных изданное в 1641 г. сочинение униатского архимандрита Яна Дубовича о Соборе Киевском, на котором была прочитана эта книга, сперва в «Описании Киево-Софийского Собора», изданое в 1825 г., стр. 176, потом в своем «Словаре о писателях духовного чина», издание 1827 г., Ч. II. стр. 159, прямо говорит, что катехизис, известный в последствии под именем Православного Исповедания, писан Исаией Трофимовичем. Вероятно, ученый автор это сведение заимствовал так же, как и другие известия о Соборе 1640 г., из современного и ближайшего источника книги Дубовича. Автор «Истории Киевской Академии», издание 1843 г, стр. 80, без новых исследований, опираясь на разыскания пр. митрополита Евгения, называет Исаию Трофимовича сочинителем книги: Православное Исповедание.
См. ту же грамоту патриарха Нектария, пред Православным Исповеданием. Что найдено было в этом сочинении неправоверного, нам неизвестно. Сличая это изложение, изданное после исправления под названием Православного Исповедания Кафолической и Апостольской Церкви Восточной, с сокращением его, напечатанным через три года после этого Собора под названием: Короткое собрание науки о вере православно-кафолической христианской, находим, что в обоих сочинениях почти одни и те же вопросы и ответы, только в последнем ответы изложены короче. Отличия между тем и другим изложением можно увидеть в том, что в сокращенном недостает вопросов о всеобщности греха первородного, о предопределении, о свободе, о происхождении души, и различии предопределения, предвидения и промысла, – которые обстоятельно изложены в Православном Исповедании ( в ответах первой части на вопросы 24, 26, 27, 28). – Так же недостает вопросов о частном суде, о степенях блаженства и мучений в будущей жизни, о среднем состоянии между спасаемыми и погибающими, о молитве за умерших, о чистилище, о местопребывание блаженных и осужденных (Православное Исповедание Ч. I. вопрос 61–68). Возможно, в сокращенном изложении эти вопросы были исключены по тому, что ответы на них подвергались пререканиям на Соборе, или их вовсе недоставало в представленном Изложении, и потому оно дополнено Мелетием Сиригом при исправлении.
Грамота патриаршая, обыкновенно печатается, при Православном Исповедании. Год ее показан здесь по греческим изданиям.
Przyczyny porzucenia disuniey Rozd. V §§ 3, 4.
Вероятно, эту книгу и имели ввиду патриарх иерусалимский Нектарий, когда в 1662 г. писал, что «Россияне давно уже издали в свет эту книгу на своем языке». Ибо известно, что полное издание Православного Исповедания на славянском языке вышло уже в 1696 г.
Смотри то же «предисловие». В самой книге на стр. 52, где объясняются плоды таинства евхаристии, замечено: «О чем обширней в катехизме великом». Но и в полном издании Православного Исповедания сказано об этом не более. Следовательно, обещание Петра Могилы должно относится к другому предполагаемому изданию.
Как свидетельствует издатель Триоды Цветной 1642 г., в своем посвящении книги Петру Могиле. Опис. старопечат. книг Царского. – стр. 187.
Как свидетельствует Святой Димитрий м. ростовский в предисловии к своему изданию Жития Святых.
Упомянем здесь о двух известных нам памятниках проповедования слов Божьих
Петром Могилой: а) Крест Христа Спасителя и каждого человека. Это поучение говорено и напечатано в 1632 г.; б) Слово на бракосочетание князя Януша Радзивила с дочерью молдавского господаря Василия Лупулы в 1645, о достоинстве и обязанностях брачной жизни. Оно говорено было в Яссах, и издано потом в Киеве, на польском языке.
История об Унии стр. 95.– С каким торжеством был принят тогда Петр Могила киевскими воспитанниками, можно видеть из приветствия, поднесенного ими своему архипастырю: Mnemosyne slawy, prae y trudow przeoswieconego w Bogu Oyca, iego mosci oyca Piotra Mohily, na pozadany onego wiazd do Kiowa, od studentow gymnasium w Bractwie Kiowskim przezen fundowanego, swiatu podana. Roku 1633. in-4, в Киево-Печерской Лавре. Оно состоит из одиннадцати стихотворений, по числу букв в имени Петра Могилы, так что в каждом стихотворении раскрывается мысль, соответствующая символическому изображению самой буквы – Типографы киевопечерские, при этом случае, поднесли митрополиту свою Евфонию. См. Сотникова Библиографию. № 346.
История Киевской Академии стр.38, 39. Духовное завещание Петра Могилы в «приложении» к Описанию Киево-Печерской Лавры стр.34, 40. В посвящении своей книги: Анфологион, Петр Могила писал: «по мере скудных сил моих и за счет оставшихся мне после родителей имений, озаботившись возобновить в Киеве гимназию, т.е. школы, отчасти находящиеся уже в упадке и опустевшие, предоставив им книги и учителей, я обеспечил, обеспечиваю и буду обеспечивать бедных студентов содержанием и другими потребностями». – Училище винницкое, называлось ли и гойским, или то было другое училище? Последнее наименование встречается в сочинении Петра Могилы – Камень, у Кассиана Саковича и у Галятовского.
В письме Гавриила Домецкого, на которое ссылается автор «Описания Киево-Софийского Собора» стр. 174. пр. 103, сказано «в то время неученые попы и Казаки сильно негодовали, зачем латинское и польское училище создаете, раньше не было и обходились? Было хотели самого Петра Могилу и учителей до смерти побить, едва их отговорили».
Об этом сочинении см. Описание Киево-Софийского собора, стр. 174 и Историю Киевской Академии, стр. 41, 42.
Описание старопечатных книг Толстого № 83. К сожалению, мы не имеем под руками самой книги, изданной в 1636 г. (в 16 долю, на 480 стр.) Но из предисловия видно еще, что в ней молитвы, по уважению к учебным занятиям, были несколько сокращены, и, по приспособлению к юношескому возрасту, в некоторых выражениях изменены. В чем Петр Могила и защищает себя своею архиерейской властью.
Учреждено епископом хельмским, Кириллом Терлецким. См. письмо папы Урбана VIII в краковскую Академию. Historica Russiac monumenta T. 2 p. 220.
В папской грамоте Руцкому поставлено было в заслугу, что он около двух миллионов православных привлек в Унию. За такие подвиги в греко-униатской римской коллегии поставлено было его изображение, а папа Урбан VIII называл его «Русским Афанасием, каменной горой Унии», хотя сами иезуиты жаловались Папе на его жестокость в обращении православных. Nicol. Comnen Papadopoli Praenotion. Mystagog 1697 p. 128, 129. Lequien. Or. Christ. T.1. p. 1279.
См. Описание Киево-Софийского собора стр. 177. Подлинная привилегия приводится у Кулеша, в его книге. Wiara Prawoslawna. 1704. p. 261.
См. Донесение Велямину Руцкому о церквях Пятницкой и Предтеченской в Вильне 1636; в Собрании древ. грамот г. Вольны. Ч. II . стр. 207.
Опис. Киево-Софийского собора, стр. 177, 178. Allat. de consens Fecles. p. 987.
«Cupiens deducere ad tutissimum illad itet, in quo pontificiæ claves patefaciunt fores æterni regni».
Historica Russiæ monumenta, deprompt. a Turgenew. T. II. p. 209–221. Всего выпущено было за один раз двадцать три грамоты.
Опис. Киево-Софийского собора, стр. 179.
Kulescha, Wiara Prawoslawna p. 263. Против православной Церкви и Цихович издал Tribunal ss. Patrum de processione Spititus Saneti a Patre et Filio. Cracov. 1659. При этом сочинении помещено и его Colloquium Kiioviense. Опровергая православных, Цикович писал возражения и против книги: Камень, Петра Могилы – Сочинения Циховича подробно рассматриваются и опровергаются Адамом Зерникавом в его знаменитых Трактатах богословских об Исхождении Святого Духа, писаных около 1690 г.
Опис. Киево-печерской Лавры. Приложение № 8.
Опис. Рукописей Румянц. Музеума. стр. 709.