Введение

I. Христианское учение о нравственности, содержащееся в боговдохновенных писаниях Нового Завета, в течение девятнадцати веков было постепенно и разнообразно выясняемо и раскрываемо. При этом, наряду с правильными, отвечающими истине, разъяснениями его, всегда встречались и встречаются или отчасти, или совершенно ложные, превратные. Причин, объясняющих собою это последнее явление, много. В настоящем месте мы не имеем намерения заниматься раскрытием всех их. Укажем на одну только из последних, имеющую в данном случае весьма существенное значение. Разумеем обнаруживаемое некоторыми исследователями неосновательное игнорирование выяснения христианских нравственных начал в творениях св. Отцов и Учителей христианской Церкви. Самоуверенное, без пособия со стороны этих столпов христианства, толкование евангельских начал нравственности сплошь и рядом оказывалось и оказывается беспочвенным, произвольным и, следовательно, ошибочным. И наоборот: чем более кто руководствовался и руководствуется рассматриваемым пособием, тем истиннее и правильнее было и есть его понимание данных нравственных начал. По времени, к какому относится их жизнь, более или менее близкие к Основателю христианства и Его святым Апостолам, носители живого о Господе и Его учении предания, сами – умудрённые и духовною опытностью, и подвижническою жизнью, и проч., – святые Отцы и Учители Христианской Церкви естественно могли глубже и правильнее понимать смысл и сущность христианского нравственного учения, чем все последовавшие за ними поколения. Неудивительно, что поэтому все более и более сознавалась и сознается богословами-моралистами потребность раскрывать христианское учение о нравственности именно по руководству святоотеческого его понимания и толкования.

II. Запад, конечно, идёт впереди нас в этом отношении. Давно сознавая истинность высказанных выше положений, богословы-моралисты Запада создали особую науку, известную под именем истории христианской этики, где видное место отводится, естественно, и раскрытию святоотеческого толкования и понимания христианских нравственных начал. Западных богословов, посвятивших себя делу научной постановки истории христианской этики, весьма много. Укажем более выдающихся из них. Из прежнего времени предпочтительно пред другими могут быть названы: прежде всего – Stäudlin, автор многочисленных произведений из рассматриваемой нами области¹, а затем – Marheineke², De-Wette³, Feuerlein⁴, Neander⁵, Wuttke⁶ и друг. Здесь же может быть упомянут и труд Riеttеr'a, захватывающий не весь патристический период, а лишь только начальных его два века⁷. Из позднейшего времени труды ученых: Theob. Ziegler'a⁸, W. Gass'a⁹ и Chr. Ernst'a Luthаrdt’a¹⁰ настолько отмечены научностью и другими достоинствами, что могут быть признаны в данном случае образцовыми и даже почти классическими (если из них исключить некоторые нежелательные для православной точки зрения сто́роны).

Предлагая в указанных опытах более или менее цельную историю христианской этики за патристический ее период, западные ученые обращали и обращают свое внимание на разработку и на характеристику и тех или иных отдельных моментов этой истории. Разумеем различные монографические западные исследования, в каждом из которых предлагается более или менее научное изложение учения о христианской нравственности на основании и по руководству творений какого-либо одного только Отца или Учителя христианской Церкви. Из числа исследователей, раскрывающих нравственное мировоззрение восточных Отцов и Учителей христианской Церкви, отметим особенно Winter’a¹¹, а из ученых, знакомящих с нравственными взглядами западных представителей патристической письменности, укажем: Erbkam’a¹², Nielsen’a¹³, Ludwig’a¹⁴, Heinig’a¹⁵, Hasler’a¹⁶, Dräseke¹⁷, Reeb’a¹⁸, Ewald’a¹⁹, Nirschl’a²⁰, Dieckhoff’a²¹, Ernst’a²², Kahl’я²³ и друг. He желая быть многословными, мы прошли молчанием многие другие труды, так или иначе имеющие сюда отношение²⁴.

Не касаемся уже тех многочисленных западного происхождения монографий, в которых предлагается характеристика цельного образа того или иного Отца или Учителя христианской Церкви и в которых, между прочим, выясняются и нравственные воззрения последнего. Таких монографий, как и сказано, слишком много, и речь о них может быть скорее предметом специального исследования или даже исследований²⁵.

Делу ознакомления с воззрениями (между прочим, и нравственными) свв. Отцов и Учителей христианской Церкви служат на Западе также и нередко пред принимавшиеся и ныне предпринимаемые западными учеными тщательные издания текста святоотеческих творений, проверяемого при помощи рукописного материала, которым так богаты западные библиотеки, и очищаемого при посредстве данных строгой филологической науки, также процветающей на Западе²⁶.

Не удивительно, что, при наличности таких и подобных им условий, западные богословы – моралисты, как прекрасно и научно знакомые со святоотеческою литературою, нередко издают весьма блестящие системы науки Нравственного Богословия, – блестящие в том главным образом смысле, что в них дело выяснения христианских нравственных истин ведется по руководству святоотеческого понимания последних, хотя, к сожалению, вероисповедной элемент часто набрасывает на такие системы нежелательную, конечно, тень. В этом отношении страдают протестантские системы, а еще более римско-католические.

III. У нас – на Руси – научное раскрытие и обоснование христианских начал нравственности ведется лишь сравнительно недавно. Причины этого явления, конечно, понятны всякому, сколько-нибудь знакомому с историческим прошлым умственной жизни нашего народа. Поэтому нисколько не удивительно, что у нас еще нет опытов построения научной „истории христианской этики», где, в частности, более или менее достаточно освещался бы и весь патристический период. Все, что есть у нас в данном случае, ограничивается²⁷ статьею проф. А. Гренкова: „Первоначальное происхождение науки о христианском нравоучении и краткая ее история»²⁸. Предлагая краткий исторический очерк раскрытия христианских нравственных начал во все периоды существования христианства, почтенный автор не оставляет без характеристики и периода святоотеческого, посвящая ему десяток страниц²⁹ своей статьи³⁰.

На первый раз были бы желательны и очень полезны переводы иностранных опытов „истории христиaнской этики“, особенно поскольку они касаются патристического периода. Затем особенное внимание должно быть обращено на приготовление монографий, каждою из которых, на подобие вышеотмеченных западного происхождения, должным образом освещался бы тот или иной момент в истории раскрытия христианских нравственных начал и, при том, со строго-православной точки зрения. При этом, наиболее желательно было бы, чтоб этими монографиями выяснялись по преимуществу моменты из патристического периода данной истории. Такие монографии и у нас, к счастию, уже стали появляться, хотя и не в большом количестве. Из исследований, своим предметом имеющих раскрытие нравственного учения того или иного из восточных христианских Отцов и Учителей Церкви, могут быть указаны труды: 1) Д. Тихомирова: Св. Григорий Нисский, как моралист“³¹, 2) Еп. Иустина: „Нравственное учение святого Отца нашего Исаака Сирина“³², 3) проф. А. Мартынова: Нравственное учение Климента Александрийского по сравнению со стоическим“³³ … Нравственные воззрения западных представителей святоотеческой письменности раскрываются в исследованиях: 1) о. Молоденского, сопоставляющего „De officiis“ Цицерона с „De officinis ministrorum“ св. Амвросия Медиоланского³⁴, 2) проф. Леон. Писарева: Учение бл. Августина, en. Иппонского, о человеке в его отношении к Богу“³⁵ и друг.³⁶.

Что касается монографий, характеризующих тот или иной момент в истории древне-языческой или вообще философском морали, то они для нас в настоящем случае прямого интереса не имеют. Некоторый интерес возбуждают разве те только из них, которые касаются лиц, так иди иначе влиявших на кругозор представителей святоотеческой письменности³⁷. Ознакомление с такими лицами, с их нравственными воззрениями, поэтому, небесполезно, как в известной степени помогающее уяснению и самых свято отеческих нравственных взглядов. Здесь могут быть указаны исследования: 1) вышеупомянутое наше³⁸, поскольку оно касается Аристотеля³⁹, 2) И. Невзорова: „Мораль стоицизма и христианское нравоучение»⁴⁰, 3) г. Говорова: „Моральная философия стоиков в отношении к христианству»⁴¹, 4) о. Балановского: „Стоик Эпиктет и его отношение к христианству»⁴², 5) г. Лыткина: „Этика Демокрита по сохранившимся от него отрывкам»⁴³ и друг.⁴⁴.

Если на Западе издавалось и издается не мало монографий, характеризующих собою цельный облик известного Отца или Учителя христианской Церкви, то такие монографии имеются и у нас и, при том, не в совсем ограниченном количестве. И в наших русских монографиях этого рода также предлагается, между прочим, более или менее подробная речь и о нравственных воззрениях данного представителя святоотеческой письменности. Однако ж, перечислять эти монографии мы не намерены, так как в них нравственные воззрения известного христианского писателя рассматриваются не специально (что для нас, как увидим ниже, особенно важно), а только (как и сказано) между прочим, вместе с другими его взглядами⁴⁵.

Наконец, издания творений св. Отцов и Учителей христианской Церкви в подлинном их тексте у нас пока не предпринимаются, если, конечно, не считать тех отрывков на святоотеческой письменности, какие помещаются в различных учебных Хрестоматиях. Вместо того у нас с давнего уже времени заботятся об ознакомлении наших соотечественников со святоотеческими творениями по их переводам на русский язык. Этих переводов, действительно, не мало, и они, бесспорно, полезны (хотя, разумеется, не для строго-научных целей).

Если мы сгруппируем воедино все то, что в русской литературе служит делу уяснения и раскрытия святоотеческих нравственных воззрений, то результат получится, к сожалению, все-таки не достаточно утешительный. Во „Введении» к „Православно-христианскому учению о нравственности» Протопресв. И.Л. Янышева⁴⁶, между прочим, читаем: „...из Священного Писания Новый Завет имеет для Нравственного Богословия значение безусловного авторитета, так как христианская нравственность без веры во Христа немыслима, значение же Ветхого Завета ограничивается для нас настолько, насколько Новый Завет, изъясняемый Церковию, сам ограничивает его. Что касается до Священного Предания, то поле его относительно нравственного учения необозримо и при том доселе еще совершенно не возделано наукой“⁴⁷... Слова достопочтенного автора вообще справедливы⁴⁸, по крайней мере, в отношении к русской науке, так как то немногое, что пока сделано последнею в рассматриваемом нами отношении⁴⁹, является лишь некоторыми каплями в море, хотя и не совсем незаметными. В недостаточности обработки данного „поля“ и лежит, между прочим, причина как ложного иногда понимания христианских нравственных начал (о чем сказано уже было выше), так и недостаточно плодотворного построения существующих у нас систем науки Нравственного Богословия. Если некоторые наши авторы таких систем иногда и прибегают к помощи святоотеческих творений, то делают это большею частию случайно, несистематически, притом, пользуются святоотеческими данными (обыкновенно лишь по русским переводам и) часто только внешним образом, надлежаще не уясняя их смысла и нередко неискусно отрывая их от того целого, к какому они относятся и при связи с которым они только и могут быть понятны и проч. При наличных условиях, в каких находится у нас дело изучения святоотеческой письменности, от подобных авторов, конечно, и трудно требовать бо́льшего в сравнении с тем, что́ они нам дают.

IV. Желая вложить хоть малую лепту в отечественную сокровищницу науки по части изучения христианских начал нравственности в святоотеческом их проведении в жизнь, в святоотеческом их толковании и понимании, мы предлагаем исследование, посвященное характеристике одного из славнейших египетских подвижников – именно преп. Макария Египетского (Великого).

Этот христианский подвижник замечателен как по тем условиям, среди каких протекала и какими была обставлена его жизнь, наглядным образом воплощавшая в себе высший идеал аскетической нравственности, так и по тому учению, какое он оставил после себя в наследие своим ученикам и подражателям и всей вообще православно-христианской Церкви.

а) Как будет выяснено, преимущественное значение имеет в частности нравственное учение этого преподобного Отца, являющееся в его творениях безусловно центральным (пр. Макарий – моралист по преимуществу⁵⁰ и вообще замечательнейшим как для той эпохи, так и для всех других времен. – Между тем, более или менее строго-научного исследования, которое, притом, было бы посвящено выяснению этого учения во всей его полноте и цельности и при наличности которого не оставалось бы в отношении к препод. Макарию Египетскому вопросов, или недостаточно, или неправильно выясненных, или совсем нераскрытых, – как ниже увидим, – нет ни у нас, ни в западной литературе. Находя во всем этом побуждение к специальному и по возможности всестороннему изучению нравственных воззрений данного св. Отца Церкви, мы подкрепляемся в своем намерении, между прочим, еще и тем обстоятельством, что в недавнее время открыты и обнародованы (от 1894 г.) французским ученым Амелино новые, дотоле неизвестные (в той или иной степени) изыскателям, данные, касающиеся преп. Макария Египетского и значительно помогающие делу ознакомления, между прочим, и с нравственным его мировоззрением.

б) Но преп. Макарий Египетский или Великий, подобно другим подвижникам различных времен, был учителем нравственности, преподававшим свои наставления не только словом, но и делом, самым своим нравственным поступанием. Его слово и дело стояли в гармоническом взаимоотношении, поясняя, подтверждая и дополняя – одно другое. Поэтому, преследуя задачу: изучение нравственного мировоззрения преп. Макария на основании творении последнего, мы не имеем права пройти невниманием мимо обстоятельств жизни этого великого христианского аскета: предварительное ознакомление с последнею и с указываемыми ею внутренними особенностями личности преп. Макария и его взглядами в свое время значительно поможет нашему пониманию содержания макариевых творений и его особенностей. Это – понятно и, конечно, не нуждается в дальнейших разъяснениях. Отсюда в своем исследовании мы и предложим более или менее достаточный очерк жизни пр. Макария. Хотя, как увидим в свое время, попытки предложить биографию пр. Отца уже предпринимались неоднократно, во ни одна из них в настоящее время не может быть названа удовлетворительною, что утверждаем, имея в виду опубликованные упомянутым фр. ученым данные, бросающие во многих отношениях совершенно новый взгляд на дело. Таким образом, намерение предложить биографические данные о пр. Макарии Египетском: оправдывается и с этой также стороны.

в) Ознакомившись с обстоятельствами жизни рассматриваемого нами христианского подвижника, а чрез то в известной степени и с его нравственными взглядами, мы, кроме того, должны выяснить: какие от пр. Макария остались, в назидание потомству, творения, где его нравственное мировоззрение изложено им уже во всей полноте и цельности. При этом, мы вынуждены будем постараться окончательно решить вопрос о подлинности макариевых творений, обособить подложные из них от несомненно принадлежащих изучаемому нами св. Отцу. Мы будем обязаны заняться этим в виду того, что поставленный вопрос, как в свое время будет разъяснено, еще доселе не решен окончательно, отчасти открыть и требует новых изысканий⁵¹. А между тем, насколько важен этот вопрос в настоящем случае, понятно; ясно, что только при условии предварительного решения его для нас и явится возможность изложить далее нравственное мировоззрение именно преп. Макария Египетского, без примеси к его взглядам воззрений чуждых, ему не принадлежащих.

По выделении подлинных творений преп. Макария Египетского от подложных, естественно коснуться вопроса о достоинствах печатного текста первых. Мы и сделаем это, насколько такой вопрос может быть решен нами при помощи имеющихся в нашем распоряжении данных, именно предлагаемых некоторыми, рассмотренными нами лично, греческими манускриптами (в императорской придворной библиотеке – в г. Вене). Дело внесения некоторых поправок в известный ныне печатный текст макариевых творений, – раз в этом тексте нашли место какие-либо погрешности, – требуется уже само собою и, конечно, должно быт сделано раньше, чем будет приступлено к раскрытию содержащегося в нем, т. е., тексте, нравственного мировоззрения.

Но и после всего этого мы не вполне считали бы себя в праве приступить к раскрытию нравственного мировоззрения пр. Макария Египетского, не охарактеризовав предварительно литературы, так или иначе посвященной изучению содержания творений последнего. Хотя выше мы и отозвались об этой литературе не особенно сочувственно, но это не дает нам оснований игнорировать ее совершенно. Напротив, мы должны указать, что́ все-таки уже сделано по данному вопросу до нас и как сделано, – что́, согласно с этим, ближайшим образом требуется от нас и вообще от всякого нового исследователя того же вопроса и проч.? Таким: путем и будет оказана справедливость прежним исследователям из однородной с нашею области, и яснее будут намечены ближайшие и главнейшие из требований, предъявляемых нам современными условиями.

Таковы предметы, которые имеют быть рассмотрены нами в нашем исследовании. Это последнее, таким образом, будет состоять из трех отделов, намеченных нами выше при помощи литер: „а“, „б“, и „в“, при чем, согласно с существом дела, также разъясненным нами раньше, эти литеры должны занять такой порядок: „б“, „в“ и „а“, т. е., в первом отделе нашего сочинения найдет себе место изложение обстоятельств жизни преп. Макария Египетского; во втором – речь об его творениях (о подлинности приписывавшихся и приписываемых ему произведений; об исправности текста последних и об ученой литературе, посвященной изучению их содержания); наконец, в третьем – раскрытие нравственного мировоззрения пр. Макария на основании его творений, после чего будут подведены итоги в сей нашей работы.

Так как каждый из трех отделов нашего исследования может иметь и действительно имеет и совершенно самостоятельное значение, безотносительно к двум прочим, то мы, в видах практических удобств, считаем себя в праве разделить все наше сочинение на два (приблизительно равномерных по объему) тома, в одном из которых найдут место первый и второй отделы, а в другом третий отдел. Каждый в отдельности из этих томов будет представлять собою особое целое, нечто законченное и самодовлеющее.

26 Октября 1898 г. С.-Петербург.