Несторианский спор

Начало спора

Собор не мог открыться в назначенное время, 7 июня, потому что не все епископы явились в Ефес к этому сроку. Кирилл прибыл за 4–5 дней до срока, взяв с собой около 50-ти епископов (так как он, очевидно, не хотел ставить себя в один ряд с митрополитами, подчиненных же ему митрополитов в Египте не было), ставший на его сторону Мемнон Ефесский призвал до 40 асийских епископов и 12 епископов из Памфилии. После 7 числа явились Ювеналий Иерусалимский с палестинскими епископами и македонские епископы (Руфа Фессалоникийского заменял Флавиан Филиппийский). Из Африки Капреол Карфагенский смог прислать ввиду стесненных обстоятельств (вандалы) только диакона Весулу. Не прибыли даже и к 22 июня легаты папы Целестина. При открытии собора Кириллом, на первом заседании присутствовало всего 160 человек (с диаконом Весулой). Несторий явился со своими епископами (10–16) еще раньше Кирилла. Но сочувствовавшие ему епископы Восточного диоцеза, с Иоанном Антиохийским во главе, из Антиохии, по-видимому, выехали только 16 мая (по причине произошедших там волнений). Через 30 дней Иоанн в письме Кириллу, жалуясь на трудность пути, обещал прибыть через 5–6 дней. Явившиеся затем 20–21 июня в Ефес два подчиненные Иоанну митрополита (Александр Иерапольский и Александр Апамейский) заявили Кириллу, что в случае и дальнейшего промедления Иоанн предоставляет открыть собор, не ожидая его прибытия. Кирилл понял, по-видимому, опоздание Иоанна в смысле намеренного уклонения его от неприятной для него обязанности присутствовать на соборе при осуждении близкого к нему Нестория и решил немедленно же начать заседание. Что касается отсутствия римских легатов, то Кирилл считал себя более или менее уполномоченным действовать от лица папы. 68 находившихся в Ефесе епископов (в числе их – 21 митрополит, тогда как на стороне Кирилла было 16–19 митрополитов) признавали, однако, нужным дождаться восточных епископов и легатов папы и написали об этом заявление (21 июня). Когда Несторию послано было 21 числа приглашение через четырех епископов прийти на следующий день в заседание собора, он отвечал: «Посмотрю, и если нужно будет – приду», и так как Кандидиан убедил его не беспокоиться, не явился. Не явились и повторили 22 числа свой протест и другие несоглашавшиеся с Кириллом епископы, кроме двух, хотя 20 из них потом подписали соборное постановление.

Заседание 157 епископов с диаконом, представителем Карфагенского епископа, под председательством Кирилла состоялось 22 июня, в понедельник, в церкви Богоматери. Кандидиан, явившийся к началу заседания и настаивавший на отсрочке его еще на четыре дня, должен был согласиться на прочтение императорской грамоты о созыве собора (именно 7 июня) и затем удалился. К Несторию отправляемы были два посольства: один раз он велел передать послам, что придет на собор, когда прибудут все епископы, другой раз не удалось получить от него никакого ответа. Затем, по прочтении Никейского символа, были прочитаны второе послание Кирилла Несторию («καταφλυαροϋσι») и ответ Нестория и признано православие первого и несогласие с истинной верой второго и Несторию провозглашена анафема. После того были прочитаны послания Кириллу Целестина и третье послание Кирилла Несторию (του Σωτηρος) и установлена нераскаянность Нестория после получения этого послания до настоящего времени (с кем уже в Ефесе вели беседы его бывшие друзья Феодот Анкирский и Акакий Мелитинский). Наконец, были приведены против его учения места из св. отцов (числом 12), также места из собственных его произведений. В заключение предъявлено послание Капреола Карфагенского. Ввиду доказанного неправомыслия Нестория собор определил лишить его сана и отлучить от церковного общения. Под определением в актах имеются подписи 198 лиц; делается при этом замечание, что подписались и некоторые другие. Приговор Несторию, «новому Иуде», отослан был на следующий день. Клиру и экономам Константинопольской церкви было отправлено особое послание. Несколько позже были посланы и императору акты собора с соответствующим письмом.

Кандидиан объявил решение собора недействительным и обратился с донесением о незаконных, по его мнению, действиях собора к императору. 26 июня, между тем, прибыл в Ефес и Иоанн. Подчиняясь влиянию Кандидиана и несторианствующих епископов, он тотчас же составил свой собор (conciliabulum) из настроенных против Кирилла за Нестория епископов. Мемнон и Кирилл были низложены, без соблюдения обычных канонических формальностей, за смуты и ересь, которую восточные находили в анафематизмах Кирилла (сходство с нечестием Ария, Аполлинария и Евномия); все прочие участники собора Кирилла отлучены. Уведомление об этом послано участникам собора и в Константинополь.

Император, получивший пока только донесение Кандидиана, отозвался на него посланием собору от 29 июня, в котором все сделанное собором отменялось и повелевалось отцам, не оставляя Ефеса, снова рассмотреть дело. Собор ответил (1 июля), что Несторий осужден вполне справедливо, как это можно видеть из посланных актов, и просил императора вызвать к себе для разъяснения дела Кандидиана и 5 членов собора; приговор Несторию произнесли более чем 200 голосов, на его же стороне теперь было только 37 человек (перечисляются опять 35). Прибытие через несколько дней римских легатов (епископов Аркадия и Проекта и пресвитера Филиппа) дало повод к продолжению заседаний. 10 июля (2-е деяние) прочитано было послание папы, 11 июля (3-е деяние) – акты первого заседания, которые были подписаны теперь и легатами; в Константинополь были отправлены об этом послания. Затем на заседании 16 июля (4-е деяние) была выслушана жалоба Кирилла и Мемнона на Иоанна Антиохийского и посланы ему два приглашения явиться на собор. На другой день (5-е деяние) приглашение было повторено, и так как Иоанн не явился, он и его сообщники (общим числом 35) были объявлены отлученными, а суд их против Кирилла и Мемнона не имеющим силы; постановлено было и об этом довести до сведения императоров. Папе теперь тоже было отправлено описание всего сделанного собором (с упоминанием о подтверждении состоявшегося на Западе осуждения пелагиан, – о чем, однако, в сохранившихся записях деяний собора не говорится). 22 июля (6-е деяние) был рассмотрен Символ Феодора Мопсуэстийского, по донесению пресвитера Филадельфийской церкви Харисия, что пришедшие в Лидию из Константинополя лица с рекомендательными письмами от близких к Несторию пресвитеров, Анастасия и Фотия, предлагали этот Символ для подписи вместо Никейского присоединявшимся к Церкви четыренадесятникам. Имя автора Символа хотя и было известным отцам собора, но не называется в деяниях. Собор запретил составлять иную веру, кроме Никейской, и учить о Воплощении так, как изложено в представленном Харисием Символе. 31 июля (7-е деяние), по заявлению Регина, митрополита Кипрского, утверждена была независимость Кипрской церкви от Антиохии (попытка Ювеналия достичь того же для Иерусалимской церкви на этом соборе не имела успеха).

Вслед за этим деянием помещается в актах энциклика собора с перечислением уже отлученных сторонников Нестория и шесть правил, в которых угрожается низложением митрополитам (1-е пр.), епископам (2-е пр.) и клирикам (4-е пр.), которые окажутся сторонниками Нестория и Целестия; клирики, подвергнутые Несторием и его единомышленниками наказаниям, восстановляются в своих правах (3-е пр.), и наоборот, восстановление, провозглашаемое еретиками, признается недействительным (5-е пр.); несогласные вообще с постановлениями Ефесского собора подвергаются: клирики – низложению, миряне – лишению общения (6-е пр.). В некоторых сборниках присоединяется, как 7-е правило, постановление по делу Харисия и, как 8-е – по делу Регина. Решены были собором, неизвестно в каких заседаниях, и некоторые другие дела (об Евстафий Памфилийском, о мессалианах, о фракийских епископах).

Что касается епископов, бывших с Иоанном, то, отвечая на послание императора от 29 июня, они тоже находили произнесенное ими против Кирилла и Мемнона осуждение вполне правильным, но соглашались на пересмотр дела на соборе с тем, чтобы он состоял из митрополитов с двумя лишь епископами при каждом из них (об этом просил еще Несторий до 22 июня). В дальнейших письмах они просили при этом, чтобы собор был где-либо поближе ко двору, в самом Константинополе или в Никомидии. На Мемнона они жаловались за испытываемые от него в Ефесе стеснения, а именно – недопущение их в храмы. На их стороне, однако, были сановники, и противники их в свою очередь, жаловались на препятствия, какие встретили от последних в своих сношениях со столицей. Кирилл писал к некоторым близким к нему лицам в Константинополе, и между ними к известному авве Далматию, от 24–25 июня, и должен был отправить послание, чтобы оно дошло по назначению, с принявшим вид нищего монахом, который скрыл письмо в своем посохе. Письмо получено было в Константинополе лишь 15–20 июля, и результатом было обращение к императору в торжественной процессии константинопольских монахов, с Далматием во главе, в течение 48 лет до этого времени не выходившим из своего монастыря. Император позволил после этого представителям собора явиться к себе. У восточных посредником при сношениях с императором был комит Ириней, отправленный в Константинополь с письмом и здесь дававший в присутствии императора и сановников объяснения наряду с прибывшими за три дня до этого послами Кирилла; настроение при дворе стало заметно изменяться не в пользу уже Нестория, когда явился еще его враг и синкелл Кирилла Иоанн. Но и Кирилла с Мемноном здесь пока еще не считали правыми.

Для примирения спорных сторон в придворных кругах придумана была своеобразная мера: признав действительным отлучения как Нестория, так и Кирилла и Мемнона (хотя они исходили от противоположных партий) и удалив их от собора, предложить прочим епископам обсудить недоумения и достигнуть единодушия. С посланием императора такого содержания был командирован в Ефес в начале августа комит Иоанн. Иоанну удалось собрать у себя всех епископов и прочитать (Нестория и Кирилла при этом, после многих споров и шума, пришлось удалить, Мемнон не пришел, сославшись на болезнь) указ императора: названные лица были взяты затем под стражу. Само собой понятно, что подобная мера ни к чему не могла привести. Отцы собора поспешили разъяснить в своем послании ее непоследовательность и просили сами и через посредство константинопольского клира освободить Кирилла и Мемнона из заключения, так как они подверглись ему без всяких оснований. Антиохийцы со своей стороны хотя, по-видимому, не ходатайствовали за Нестория (он был поручен Кандидиану), но примириться с противниками не находили возможным, так как принятые последними анафематизмы Кирилла считали еретическими. По требованию императора они, впрочем, представили теперь исповедание, где говорилось о едином Христе, Господе и Сыне и Пресвятая Дева называлась Богородицей; но это исповедание принималось не всеми.

Решено было прибегнуть к другой мере. Объявленным через комита Иоанна декретом император повелевал каждой стороне выбрать по восемь делегатов и прислать в Константинополь для диспута в его присутствии; потом местом собрания назначен был Халкидон (из опасения волнений со стороны монахов). В состав делегации от православных вошли: легаты папы Филипп и Аркадий, Ювеналий, Флавиан Филиппийский, Фирм Кесарие-Каппадокийский, Феодот Анкирский, Акакий Мелитинский, Евоптий Птолемаидский (в Африке). От восточных были избраны: Иоанн Антиохийский, Иоанн Дамасский, Имерий Никомидийский, Павел Эмесский, Макарий Лаодикийский, Апрингий Халкидонский, Феодорит Киррский и Элладий Птолемаидский (в Финикии). Первым дана была от избравших их письменная инструкция – требовать анафематствования Нестория и его учения и освобождения Кирилла и Мемнона; вторым было внушено добиваться осуждения анафематизмов Кирилла. Совещания начались после 11 сентября; было до пяти конференций, но подробности о них мало известны. Каждая сторона, во всяком случае, оставалась при своем мнении. Восточные при этом могли убедиться, что император уже не хочет и слышать о Несторий, которому еще 3 сентября приказано было удалиться на покой. Но и Кирилл пока находился в заключении, и его собора император не признавал Вселенским.

Дело кончилось, однако, тем, что император неожиданно для восточных, которые желали продолжения устных и письменных состязаний с противниками, удалился в Константинополь, взяв с собой делегатов собора, и там предоставил им потом рукоположить в преемники Несторию константинопольского пресвитера Максимиана (25 октября). Делегаты антиохийцев оставались еще некоторое время в Халкидоне, жалуясь на свое положение в письмах к императору. В Ефес отправлен был декрет на имя всех епископов о возвращении их на свои кафедры, и лишь Кирилл и Мемнон объявлялись низложенными. Вскоре, однако, другим декретом, на имя лишь членов собора, и Кириллу дозволялось вступить на свою кафедру, а Мемнону оставаться епископом в Ефесе. Но и о восточных император замечал, что пока он жив, он не может осудить их, потому что их ни в чем не обвинили и уклонялись даже от прений с ними.

Кирилл возвратился в Александрию 31 октября. Новый Константинопольский епископ был вполне согласен с ним в учении и вскоре обменялся с ним посланиями. Восточные, когда возвращались из Ефеса, были встречены в Анкире, согласно предупреждению о них из Константинополя от Феодота Анкирского и Фирма Кесарийского, как отлученные. Сами они составили на пути собор в Тарсе, где снова произнесли анафему на Кирилла и Мемнона и сверх того – на семь делегатов собора, рукоположивших Максимиана. Анафема была подтверждена потом и на соборе в Антиохии. В свою очередь Максимиан Константинопольский нашел нужным с Фирмом Кесарийским низложить четверых из наиболее ревностных сторонников Нестория: Элладия Тарсийского, Евфирия Тианского, Имерия Никомидийского и Дорофея Маркианопольского.

Таким образом, хотя Ефесский собор был признан теперь в Константинополе, восточные епископы относились к нему отрицательно и продолжали считать Нестория неправильно низложенным. Задачу примирения несогласных должно было взять на себя константинопольское правительство. Преемник Целестина Сикст III (с 26 июля 432 г.), со своей стороны, склонен был вообще более снисходительно смотреть на антиохийцев, нежели Целестин.

В середине 432 г. в Антиохию был послан трибун и нотарий Аристолай с письмом к Иоанну; Иоанн должен был для мирных переговоров прийти в Никомидию, куда должен явиться и Кирилл; предполагалось, что Иоанн отречется от Нестория и его учений. К Кириллу император также обращался с письмом (не сохранившимся). Привлечены были к содействию в деле примирения подвижник Симеон Столпник и престарелый епископ Веррийский Акакий. Иоанн устроил совещание из нескольких епископов (Александр Иерапольский, Акакий Веррийский, Макарий Лаодикийский, Андрей Самосатский и Феодорит Киррский), на котором были выработаны условия воссоединения в шести пунктах; требовалось держаться Никейского символа, авторитетным толкованием к нему считать лишь послание Афанасия Александрийского к Эпиктету – против аполлинарианства, а свои анафематизмы Кирилл должен был взять назад; низложение Нестория предполагалось в то же время совершенным незаконно. Аристолай предъявил затем эти требования Кириллу вместе с письмом Акакия. Кирилл отвечал в письме Акакию, что его несправедливо обвиняют в аполлинарианстве или арианстве и других ересях, что он держится совсем иного учения, а эти ереси анафематствует; его анафематизмы направлены против лжеучения Нестория, и кто не согласен с последним, не может порицать их; он готов по восстановлении мира разъяснить в них то, что возбуждает недоумения, но отказаться от них не может. Акакий, отчасти также Феодорит и вслед за последним Андрей Самосатский более или менее удовлетворились ясным и решительным отвержением аполлинарианства Кириллом, хотя Александр Иерапольский и некоторые другие продолжали по-прежнему неприязненно относиться к нему, и решено было вести начавшиеся переговоры далее.

Иоанн отправил в Александрию в конце 432 г. для личных объяснений с Кириллом Павла Эмесского. В своем письме к Кириллу он довольно ясно проводил мысль о необходимости полного устранения анафематизмов; устно Павел должен был передать о несогласии восточных с осуждением Нестория. Кирилл был весьма недоволен этими заявлениями. Но Павел, сверх того, представил от восточных их исповедание веры, составленное еще в 431 г. в Ефесе по требованию императора (может быть, самим же Павлом, а не Феодоритом) и теперь лишь несколько дополненное. В то же время Павел постарался насколько возможно смягчить смысл сделанных восточными заявлений и предлагал даже от их лица анафематствовать Нестория и его лжеучение. По желанию Кирилла он, однако, лишь от своего лица дал письменный документ с признанием Максимиана Константинопольским епископом и отвержением Нестория. После этого он торжественно был принят в церковное общение и по приглашению Кирилла несколько раз говорил в Александрии проповеди (25 декабря и 1 января). Он просил было затем о восстановлении четырех низложенных Максимианом несториан, но Кирилл нашел это невозможным.

Когда после того Аристолай в письме в Антиохию потребовал от восточных осуждения Нестория, состоявшийся там собор предположил было дать отрицательный ответ. Кирилл употребил тогда все зависевшие от него средства, чтобы на Иоанна произведено было со стороны двора более или менее энергичное давление. Аристолай снова отправился в Антиохию с Павлом Эмесским и двумя клириками Кирилла, и Иоанн, наконец, подписал, с незначительными изменениями в тексте, документ об осуждении Нестория и его ереси. С уведомлением об этом им написано было послание на имя Кирилла, римского папы Сикста и Максимиана, а также отправлены два особых письма Кириллу, в одном из которых был приведен и текст посланного ранее с Павлом исповедания. Кирилл с радостью приветствовал установление мира посланием к Иоанну: «Εύφραινέσθωσαν οι ουρανοί», в котором повторял «безукоризненное исповедание» веры восточных и давал подробные разъяснения относительно своих догматических взглядов. Своей пастве он объявил о радостном событии в проповеди 23 апреля 433 г. В энциклике к восточным епископам Иоанн удостоверял православие Кирилла, прилагая свою переписку с ним, и просил не нарушать установленного наконец мира.

В действительности достигнутое указанным способом соглашение в среде восточных встретило далеко не единодушный прием, и требовалось еще немало усилий, чтобы привлечь к нему всех подчиненных Иоанну епископов. Некоторые из них, убедившись более или менее в православии Кирилла из его разъяснений, никак не хотели согласиться на осуждение Нестория, которого они также считали православным, и других четырех его сторонников, объявленных низложенными (Элладия, Евфирия, Имерия и Дорофея). Так относился к делу Феодорит. Другие, крайние, недовольны были уже самим общением с Кириллом, так как не хотели верить «покаянию египтянина», и Кирилл в их глазах оставался по-прежнему еретиком. Особенно непримиримым в ряду их был почтенный и по возрасту, и по жизни митрополит Иерапольский Александр, упорно отвергавший и теперь слово Θεοτόκος как еретическое. Епископы первого направления собрались по инициативе Феодорита на собор в Зевгме (в Евфратисии) и констатировали православие как Кирилла, так и Нестория; Феодорит писал в этом смысле и самому Несторию. Александр Иерапольский, уклонившись от участия в этом соборе, действовал вместе с Элладием и Евфирием, которые обращались с протестом против унии даже к папе Сиксту. В то же время епископы Второй Киликии составили собор в Аназарве, где отвергли унию, признавая Кирилла еретиком. К ним присодинились и епископы Первой Киликии.

Ввиду такого настроения епископов своего патриархата Иоанн нашел нужным прибегнуть к помощи светской власти. Согласно с его просьбой издана была (при Прокле, преемнике Максимиана – 12 апреля 434 г.) императорская сакра, обязывавшая всех восточных епископов или быть в общении с Антиохийским архиепископом, или же оставить свои кафедры. Но присоединился после этого пока один лишь, да и то – по видимости, Андрей Самосатский. Прочие, и между ними Феодорит, стояли на прежней точке зрения, и евфратисийские епископы обращались даже с жалобой на испытываемые от Иоанна притеснения к Пульхерии. Со стороны двора, однако, скоро последовала лишь вторая сакра против нарушителей мира, и представители гражданской власти на Востоке стали с особой энергией прилагать ее к делу. Следствием был, с одной стороны, ряд присоединений, с другой стороны – ссылка упорствовавших. Присоединились даже державшиеся крайних воззрений епископы Киликии Первой и Второй (с Элладием Тарсийским). Примирился с Иоанном и Феодорит (угрозы ему и подвижникам Симеону Столпнику, Иакову Нисибийскому и Варадату со стороны викария Тита). Но при этом успех дела обусловливался тем, что Иоанн не требовал уже непременно от всех присоединившихся прямой анафемы против Нестория. Александр Иерапольский, несмотря на это, несмотря на все убеждения, между прочим, Феодорита, не вступил с ним в общение и должен был удалиться в ссылку в Египет (15 апреля 435 г.). Той же участи подверглись Мелетий Мопсуэстийский (в Армении), Евфирий Тианский и еще до 12-ти епископов. Около того же времени сослан был и Несторий, проживавший до этого в своем монастыре (св. Евпрепия?) близ Антиохии, сначала в Петру в Аравии, потом в Оазис. Эдиктом от 30 июля 435 г. писания его повелевалось сжигать, а последователям его усвоять название симониан. От присоединившихся вскоре потребовали и анафемы на него (через Аристолая), и многие согласились на это требование. Подписывать новое исповедание веры с более ясным осуждением несторианского учения, как желал этого Кирилл, не нашел, однако, нужным сам Иоанн Антиохийский.

Предметом споров в эпоху Ефесского собора были, как видно из сказанного, учение и имя Нестория. Но Несторий всецело зависел в своих воззрениях от Диодора Тарсийского и Феодора Мопсуэстийского. Естественно было ожидать, что и на них будет обращено внимание в открывшейся борьбе. Действительно, споры из-за Нестория, после осуждения последнего, готовы были перейти в споры из-за Феодора. Осуждение Нестория не вполне устраняло возможность пропаганды его учения с именем лиц, бывших действительными виновниками этого учения, поскольку они продолжали считаться авторитетными церковными учителями. Поэтому в то время как несогласные с осуждением Нестория сторонники его в сходстве его учения с учением неосужденных Церковью Феодора и Диодора видели доказательство его правоты, некоторые из наиболее ревностных противников несторианства не останавливались перед мыслью об осуждении даже уважаемых учителей прежнего времени, чтобы устранить самые корни заблуждения. Но нежелание возбуждать не обещавшие ничего доброго для Церкви распри и волнения побудили тогда стоявших во главе церковного и гражданского управления лиц постараться прекратить начинавшиеся несогласия, и дело вновь возбуждено было только уже спустя более столетия в так называемом споре о «трех главах».

Против Феодора резко полемизировал уже во время собора 431 г. в Константинополе латинянин Марий Меркатор, находя у него пелагианские заблуждения и опровергая изложенную в его Символе христологию. Сам собор, осуждая его Символ, не назвал при этом его имени по «экономии», как объяснял потом Кирилл в письме к Проклу (PG. Т. 72. Col. 345: οικονομικώς ούκ έμνημόνευσε του ανδρός), дабы не оттолкнуть от Церкви его почитателей. Гонение на его сочинения поднял в 432 г. (весной) в Ефесе митрополит Ефесский Раввула, бывший в 431 г. в Ефесе на соборе вместе с Иоанном Антиохийским, но очень скоро перешедший затем на сторону Кирилла. Противодействуя утвердившемуся в Эдесском училище влиянию Феодора, он предавал его сочинения сожжению, а самого «толкователя» и «учителя учителей» анафематствовал. Почитатели Феодора, усердно переводившие его на сирийский язык, оставили тогда школу. Но по смерти

Раввулы (8 августа 435 г.) главный из них, Ива, сделался его преемником по кафедре, и авторитет Феодора опять был восстановлен.

Общее внимание вопрос о Феодоре привлек, когда проникшие и в Армению произведения Феодора побудили предстоятелей Армянской церкви обратиться к Проклу Константинопольскому, чтобы убедиться, верно ли суждение о них Раввулы и Акакия Мелитинского. Прокл отвечал в утвердительном смысле, осудил киликийских епископов, и прежде всего – Иву Эдесского, и затем исходатайствовал у императора указ об анафематствовании сочинений Феодора и самого автора; был представлен при этом ряд выписок из книг Феодора. Прокл написал в ответ на них свой «Томос к армянам о вере» и отправил к антиохийцам и к Кириллу для подписи и осуждения того учения, какое содержалось в приложенных к томосу выписках из Феодора (без его имени).

Антиохийцы одобрили томос, но анафематствовать выписки решительно отказались, так как не желали осудить Феодора, признавая этим свое согласие с ним. Иоанн Антиохийский и его собор заявили Проклу, что подобные же места можно находить и у многих других церковных учителей (Игнатия, Евстафия, Афанасия, Василия и обоих Григориев, Флавиана, Диодора, Иоанна, Амвросия, Аттика и др.), и они поэтому подверглись бы тоже осуждению. Прокл отвечал, что он не требовал и своему послу диакону Феодоту не поручал требовать осуждения лично Феодора и только не считал согласными с благочестием посланные выписки (ut pote subtilitatem non habenti pietatis). К Кириллу, внимание которого на Феодора обратил еще ранее Раввула, Иоанн писал тоже, добавляя, что и у самого Кирилла, и у Прокла в его томосе можно встречать нечто сходное с некоторыми из присланных для осуждения отрывков, да и вообще – осуждать уже умерших и их мнения неудобно, и выиграют от этого лишь защитники Нестория, если с Несторием окажется осужденным и такое светило, как Феодор, хотя бы Феодор в увлечении полемикой с ересями и допускал резкие выражения (еа quae dure a Theodoro dicta sunt, necessitate compulsus dixit).

Кирилл заметил в ответ на это восточным, что не следует предосудительных мнений Диодора или Феодора, или иных подобных лиц, которых лучше было бы не восхвалять (ους ήν άμεινον ούκ έπαινεΐν), навязывать православным отцам (Афанасию, Василию, Григорию, Феофилу и пр.), которые на деле опровергали мысливших по-несториански до Нестория. Но поднимать споры в Церкви и он находил нежелательным и внушал относиться к раскольникам-несторианам с возможной снисходительностью (Ер. 67). На восточных епископов, как обратившихся после явного отвержения Нестория к книгам Феодора (о Воплощении), в которых находятся худшие, нежели у Нестория, богохульства, жаловались, между прочим, Кириллу около того же времени многие восточные клирики, монахи и миряне в письме, переданном ему, когда он был в Иерусалиме. Прибывший затем в Александрию с Востока архимандрит диакон Максим сообщил ему о безотрадном положении там дела (τους ορθοδόξους μηδένα τόπον έχειν αυτόθι, μηδέ παρρησίαν του λαλεΐν…), также и о том перетолковании, какому подвергается там Никейский символ (Ер. 70). Кирилл занялся сам сочинениями Феодора и Диодора и составил опровержение на некоторые места из них, написал также свое толкование на Символ, которое нашел нужным послать и императору, предостерегая в то же время его в письме не внимать проповедникам нечестивых мыслей Феодора и Диодора (Ер. 71). Акакия Мелитинского он одобрял за его исполненное ревности послание к Иоанну, уведомляя его о своих отношениях с восточными и о настроении последних (69,340В: Ἐγώ έφην, ότι Θεόδωρος μέν δύσφημον εσχε και γλωτταν και κάλαμον…). Проклу Кирилл по поводу послания Иоанна писал о начинающемся, по сообщению последнего, новом волнении на Востоке (αρχή έτερου κλύδωνος) ввиду слухов об испрошенном будто бы уже указе об анафематствовании Феодора и его книг, чем все (άπαντες) там недовольны ввиду высокого авторитета Феодора. По Кириллу, всем правомыслящим ясны хулы, содержащиеся в его сочинениях. Если собор, осуждая его Символ, не назвал его и не анафематствовал, то лишь по экономии. Если бы он был жив во время собора и стал бы защищать Нестория и не отказался бы от раньше написанного им, анафема постигла бы его лично (πέπονθεν αν και τον εις ιπρόσωπον άναθεματισμόν). Но так как он переселился уже в иную жизнь (άπεδήμησε προς Θεόν), то достаточно отвергать лишь его превратные мнения, когда

приходится иметь дело с его книгами, и не поднимать из-за них смуту, хотя бы они и давали к этому повод. Раз отвергнуты мнения Нестория, то отвергнуты с ними и сходные мнения Феодора. Можно потребовать от восточных сделать это и письменно. Но если уж восточные, как пишет Иоанн, готовы идти скорее в огонь, чем согласиться и на это, нет нужды раздувать потухшее уже пламя и возбуждать некстати смуту. Под предлогом защиты Феодора будут лишь защищаться несторианские догматы. Эти соображения можно представить и тем, кто настаивает на осуждении Феодора (PG. Т. 72. Col. 345D: την οίκονομίαν άφηγήσασθαι του πράγματος).

Дело кончилось тем, что для сохранения в Церквах спокойствия издан был императором Феодосием указ (на имя Иоанна и его собора), запретивший осуждать лиц, умерших в мире с Церковью.