Первый древлеправославный период на горе Почаевской (от 1559 до 1720 год)

Волынь, как древнее достояние православной России, всегда была православной. Рим беспрестанно делал притязания на эту страну, оставшуюся верной восточной, Апостольской вселенской Церкви. Но со времени Литовского князя Владислава Ягеллы, вследствие женитьбы его с Ядвигой и отступления от православия, вступившего на Польский престол и потом перекрестившего пол-Вильны в латинство, – со времени Флорентийского собора и введения в Польшу иезуитов, папа особенно навязывался с своими нововведениями, как вообще на Россию, так и в частности на Волынь, стараясь подчинить их своему владычеству. Долго боролись православные здешнего края с нападениями. Древние роды дворян много терпели за веру, желая оставаться в православии. Некоторые из них были защитниками и покровителями церквей и обителей православных. В числе их были князья, которые принимали иночество и потом в сане святительском много действовали во благо восточной православной церкви¹². Но под конец XVI столетия начали являться слабые души, и стали уступать насилию. Брестская Уния возмутила умы. Многие дворяне западных губерний, из видов человеческих, оставив веру отцов своих, сперва переходили в Унию, а потом в латинство. Православные Церкви и обители, или обращались в Унию, или совершенно уничтожались.

В это бедственное для Православной Церкви в здешней стране время, Господь дивными путями сохранил и все более и более возвышал Почаевскую обитель.

В 9-ти верстах на северо-западе от Почаева в своем поместье Орле¹³, ныне Урлею именуемом, имела место жительство Православная помещица Анна из Козинских Гойская, вдова, по муже Василие Богдановиче Гойском, бывшем судьею земства Луцкого. В 1559 г. путешествовавший из Константинополя по Волыни Греческий Митрополит Неофит остановился для отдыха в местечке Орле в доме помянутой Гойской, по усильной ее просьбе. Пробыв здесь несколько времени, при отъезде своем, в знак благодарности за гостеприимство, Неофит благословил госпожу дома Иконой Божией Матери, привезенной им из Константинополя. Икона сия долгое время находилась вместе с прочими в молельне Гойской; в последствии домашние ее неоднократно замечая икону сию окруженную необыкновенным сиянием, извещали о том госпожу, но она не верила их рассказам, пока наконец сама и в сонном видении и на яву не сделалась свидетельницей такого же явления и чудес, совершившихся над молившимися пред иконой. По совету Гойской, родной брат ее Филипп Козинский, страдавший природной слепотой, повергся с живой верой пред иконой, и во время молитвы получил прозрение. Испытав такое чрезвычайное чудо на своем брате, благочестивая Гойская, после сего признала себя и дом свой уже недостойными обладать таким великим сокровищем, и потому заблагорассудила передать оное в обитель Почаевскую. Для сего в 1597 году пригласила она Епископа, созвала иноков и священников, которые с крестным ходом, при многочисленном стечении народа сию святую икону перенесли на Почаевскую гору и поставили в небольшой каменной церкви, издревле здесь существовавшей¹⁴. С тех пор сия святыня составляет важнейшее достояние Почаевской обители и чудодейственной силой Царицы Небесной низводит благодать Божию на молящихся с верой пред святым ликом Ее. Чудеса, бывшие в разные времена от иконы Почаевской Божией Матери, изложены в книге, называемой «Гора Почаевская», по повелению Униатского Епископа Сильвестра Лубенецкого Рудникого в 1772 году напечатанной (приложение буквы А).

В то самое время, когда на Брестском соборе в 1596 году принята Уния, и, по хитрым и коварным действиям Иезуитов, изобретались средства к подавлению православия в здешнем крае, к поддержанию православной Почаевской обители Господь избирает ту же благочестивую жену анну из Козинских Гойскую. Глубоко сознавая истину чудес, явленных в доме ее от иконы Божией Матери, проникнутая благодарным чувством за чудное прозрение слепорожденного брата ее Филиппа Козинского, Анна Тихоновна Гойская, как богатая владетельница Орли, Козина и Почаева, а еще богаче пламенной любовью к дому Божию, составленной записью в 1597 году ноября 14 дня наделяет Почаевский монастырь угодиями. Замечательно, что благотворительница, как верная дщерь Православной церкви, по обстоятельствам возникающей в то время Унии, непременным условием своей фундационной жертвы для Почаевского монастыря поставляет именно то, чтобы иноки его были не другого вероисповедания как только Грековосточного (ни яко иншого закону только Греческого восточной церкви); чтобы они состояли под управлением Игумена, человека испытанного в святой и благочестивой жизни и чтобы в монастырских делах относились к Епископу, который был бы не иного вероисповедания, как только Греческого восточной церкви. Предметы, которые дарствует она на вечные времена обители, суть: десять волок земли пахатной, лес с сенокосом, в том же самом месте и пространстве, которым ныне владеет Лавра; десять коп грошей Литовских – ежегодной платы монастырю, – шесть оседлых с семействами крестьян и десятина всякого хлеба, собираемого с Почаевского имения¹⁵. Давши таким образом достаточные средства к устроению общежительного монастыря, завещательница с своей стороны выражает желание, чтобы число монашествующих в оном было восемь и два причетника (послушества осим и дяков два). Чтобы качество и количество монастырских земель и леса впоследствии никем не были оспариваемы, или изменяемы, границы их обозначены межевыми насыпями, или так называемыми копцами, коих всех было тридцать два. Сверх того, обеспечивая целость и неприкосновенность дарствуемых обители на вечные времена сказанных угодий строительница предает анафеме всякого, кто бы решился изменить ее волю, и дерзнул, к обиде монастыря, что-либо отнять от него. Утвердив таковой документ собственноручной подписью и печатью, – для большей важности верности его, она пригласила, как свидетелей, четырех значительных особ, и упросила их укрепить тот же документ своими подписями и печатями. Урядовая выпись дарственной сей записи из земских Кременецких актов выдана 1662 года февраля 1 дня. (См. прилож. Под буквою В).

По кончине Гойской, имение ее перешло, по наследству, к дворянам Фирлеям, Лютеранского исповедания, проживавшим в м. Козине. Эти новые владельцы, в намерении удалить иноков с горы Почаевской и затем овладеть угодиями, наделенными монастырю Гойской, начали причинять ему разные притеснения и обиды: уничтожали межевые знаки около фундушевого имения, сжигали келлии, били монахов, не дозволяли им пользоваться водой в своем имении и воспрещали народу приходить на Почаевскую гору для поклонения чудотворной иконе Божией Матери. Один из сих владельцев Андрей Фирлей, вооружив множество единомышленников своих, напал 10 июня 1623 года на монастырь и похитил все монастырские сокровища: ризницу, утварь и даже самую икону Пресвятой Богородицы, с серебряными привесками, на которых изображены были чудеса, истекшие от иконы. К довершению изуверства жена его, Фирлея, по приказанию мужа, одевшись в церковные облачения, с чашей в руках, явилась в кругу пиршествовавших, изрыгая хулы на православие и на Святую икону. Но за такое кощунство в тоже мгновение была наказана судом Божиим: ею овладел злой дух и тяжко мучил ее дотоле, пока Фирлей не решился возвратить на свое место чудотворную икону. Оставаясь известное время в замке Козинском, в 1644 году она перенесена опять на гору Почаевскую, и снова начала сиять чудесами¹⁶.

Это еще более начало привлекать мир христианский к святому месту: явились новые благотворители для Почаевской обители в лице супругов: Феодора и Евы Домашевских.

Мы уже видели, что к концу XVI века Почаевские иноки имели каменную церковь, во имя Успения Божией Матери, построенную ими самими при подошве горы вблизи пещер. По возвращении чудотворной иконы из Козинского замка, Православный народ, как для поклонения Ей, так и для получения благодати из цельбоносного источника стопы, стал собираться со всех сторон в постепенно умножавшемся количестве, и сказанная Успенская церковь не могла вмещать приходящих богомольцев. Имевшие вблизи Почаева поместье, состоятельные владельцы Феодор и Ева – супруги Домашевские, – возъимели благочестивую ревность соорудить собственным иждивением большую новую каменную церковь¹⁷. Они воздвигли ее несколько повыше, где стояла Успенская церковь, так что скала с живоносной стопой Богоматери могла, как и теперь, находиться внутри ее. К 1649 году, эта новая каменная церковь была совершенно окончена и освящена во имя Пресвятой Троицы. Благочестивые, любившие благолепие дома Божия, строители украсили и обогатили ее: они принесли в жертву Богу на этот предмет свои наследственные сокровища, состоявшие в золотых и серебряных вещах и других драгоценностях: сверх того, на содержание обители внесли капитала 20.000 золотых, что составляет на нынешние деньги 3000 рублей серебром. Памятником того, что еще в это время 1665 года, Почаевская обитель была православная и чуждалась Унии, может послужить то, что супруга строителя помянутого храма Ева Домашевская завещает похоронить тело свое в том же храме по чину восточной Церкви.

Являлись в течение сего же времени (в конце 1-й и начале 2-й половины XVII столетия) и другие благотворители для Почаевской обители из князей и дворян здешнего края, хранивших еще православную веру отцов своих, и не подчинившихся Унии или Латинству. Таковыми были князья: Малынские, Пузины, Сташкевичи, Куликовские, Ушковские, Долинские, Жабокрицкие, Ясногорские и другие: из монастырских актов видно, что они старались поддерживать последний приют православия на Волыни в Почаевской обители. Доброхотными вкладами их, а частью на монастырский счет, построено в сие же время шесть других меньших церквей: Преображенская, Благовещенская, Воскресенская, Св. Великомученика Феодора (вероятно по желанию и при пособии Феодора Домашевского), победы Божией Матери, (надобно полагать в память избавления обители от нашествия Турок и Татар) и Николаевская. Все эти меньшие церкви примыкали к главной Троицкой церкви то с той, то с другой стороны ее. Сверх того, монастырь огражден был деревянным забором с четырьмя наугольными башнями, а сад – частоколом. Число этих церквей, конечно, доказывает – с одной стороны многочисленное тогдашнее стечение богомольцев, с другой – не малое число иноков, удовлетворявших духовным потребностям богомольцев.

К благопоспешному поддержанию Почаевской обители, и к сохранению в ней православного иноческого духа, много содействовал великий подвижник сего времени, Игумен сей обители Преподобный Иов, коего нетленные мощи почивают в пещере. Кто были настоятели Почаевского монастыря до того времени – неизвестно. Так как они были православные, то Базилиане, завладев Почаевской святыней, исторические сведения об этом, вероятно, истребили; но о Преподобном Иове, сделать этого они не дерзнули, во-первых, потому, что святость сего Угодника Божия была известна в народе, во-вторых потому, что сила чудотворений по временам от нетленных мощей Угодника Божия открывавшаяся, казалась для них всегда грозной, готовой карать святотатственную руку, если бы она коснулась сего ковчега благодати. Жизнь преподобного Иова, Игумена Почаевского, современно списана учеником его Иеромонахом Досифеем. Извлечем некоторые черты земных подвигов сего святого, скорого помощника о душах наших.

По сказанию Досифея, Преподобный Иов, в мире Иоанн, родился от православных родителей, по прозванию Железов, в конце 1–й половины XVI века в земле Галицкой в пределах Покутских. С самых ранних лет он возжелал иноческого жития. В 10 летнем возрасте оставив родителей, поселился в Преображенском Угорницком монастыре. Прозорливый игумен, провидев в нем избранника Божия. Принял его любезно, духовно воспитал и наставил его, а на 12-м году от рождения постриг в монашество, нарекши ему имя Иов. Послушание монашеское Иов исполнял с глубоким смирением, постепенно преуспевая в добродетелях, и как живой ангел между братией, служа в них образцом нравственного совершенства. По получении священнического сана, и по принятии в скором времени великого Серафимского образа Иеросхимонаха, с прежним именем Иоанна¹⁸, он столько прославился святой жизнью по всей здешней стране, что многие знаменитые лица обращались к нему для душевной пользы. Он особенно обратил на себя внимание известного поборника Православия, Князя Острожского и Дубенского Константина.

Сей приснопамятный покровитель существовавших в то время в обширных его владениях православных монастырей, имея в своем попечении и Дубенский Крестовоздвиженский, узнав о великом подвижничестве и святой жизни Преподобного Иова, просил игумена Угорницкой обители отпустить его в Дубно для показания инокам образа трудолюбивого и богоугодного жития и для руководства их в истинном иночестве. Усильной просьбе князя удовлетворено. Двадцать лет Преподобный Иов, в качестве Игумена, управлял Дубенским Крестовоздвиженским монастырем, служа для братии примером смирения, кротости, незлобия, трудолюбия, непрестанного упражнения в молитве и образцом святой жизни. Слава о нем распространилась и здесь. Но он хотел иметь свидетелем своих деяний единого сердцеведца Бога, и потому, избегая суетной славы человеческой, возжелал укрыться в обители горы Почаевской. Братия приняли его с радостью и любовию и вскоре избрали его своим игуменом. Здесь Святой подвижник полстолетия управлял обителью, как чрезвычайный трудолюбец, как неусыпный молитвенник. Дни он проводил в беспрестанных трудах: своими руками садил фруктовые деревья, ухаживал за ними. Строил плотины и ковал сажалки, которые существуют и теперь за монастырской оградой. Ночное же время посвящаемо им было коленопреклоненной молитве. По три дня, а иногда на целую седмицу, он затворялся в каменной пещере и втайне со слезами от чистоты сердца изливал моление Богу о мире и церкви. От измождения плоти, тело его было до того проникнуто гниением, что даже отпадало от костей. С братолюбием, кротостью и милосердием, он соединял такую молчаливость, что трудно было слышать от него другое что, кроме произносимой при каждом деле молитвы: «Господи Иисусе Христе Сыне Божий помилуй мя». Чувствуя себя от непрестанных трудов изнемогающим и заботясь о том, чтобы по его смерти обитель имела достойных руководителей, он за два года до своей кончины пожелал избрать себе преемника, указав на такового в лице Иеромонаха Самуила Добранского. Впрочем, не навязывал братии своей воли, а передал ей таковую на рассуждение. Благопокорная братия приняла желание Преподобного согласно и единодушно без всяких пререканий. Избранному новому Игумену Самуилу Добранскому обязались оказывать беспрекословное во всем послушание и должное почитание, самому же Добранскому поставили в обязанность поступать с братией так, как требовали обычаи и монастырские постановления. Составлен по этому обстоятельству в 13-й день месяца марта 1649 года акт, который и подписан четырьмя Иеромонахами, тремя Иеродиаконами и тремя монахами. Этот акт хранится в подлиннике в Лаврском архиве и значится по описи № 49. Впрочем, еще и в 1650 году преподобный Иов, в деле о внесении предварительного завещания Иоанна Жабокрицкого в Кременецкие акты, значился как Игумен Почаевского монастыря. Из этого следует заключить, что избранный в приемники его Самуил Добранский только считался игуменом, и до кончины Преподобного Иова не входил в игуменские права. Жизнь преподобного Иова продолжалась 100 лет – и он был столько угоден Богу, что за семь дней ему было открыто время отшествия его. Кончина его была безболезненна: совершив последнюю литургию и воздав целование сетующей братии, он мирно от земной жизни перешел к вечному блаженству 28 октября 1651 года, оставив как в обители, так и во всей Волынской стране, благоговейное воспоминание о своих высоких добродетелях.

Тело блаженного лежало погребенным в земле семь лет и десять месяцев. Многие из благочестивых людей иногда замечали светлый луч, исходивший из могилы Преподобного. Наконец, Господу Богу было угодно, к славе святой обители, открыть славу святого. В 1659 году блаженный Иов два раза явился во сне православному Киевскому Митрополиту Дионисию (Балабану), увещевая открыть мощи его. Митрополит сначала не доверял сонному видению, и не считал оное сверхъестественным повелением Божиим. Но, когда угодник Божий, в третий раз, явившись ему во сне, повторил ему тоже самое требование с угрозой отомщения, если не исполнит по оному. Митрополит пришел в трепет, и, познав волю Божию, немедленно приступил к исполнению повеленного. Взяв с собою Овручского архимандрита Феофана, в то время бывшего в Киеве, он со всем своим клиром поспешил к Почаевской обители и по строгом исследовании о жизни и деяниях Преподобного и о чудесных явлениях при гробе его, 28 августа открыл гроб с нетленными останками святого.

Открытие совершилось пред многочисленным собранием народа. Останки святого, к удивлению присутствовавших, найдены нетленными и исполненными благоухания, между тем как при жизни тело его покрыто было язвами и гнойными струпами. При сем случае, многие одержимые разными болезнями, получили чудесное исцеление. В полунощное время слышали блаженного Иова, молящегося в раме с ангелами пресвятой Богородице о здравии и спасении мира. Приснопамятная строительница великой церкви Пресвятой Троицы, Ева Домашевская, пред праздником воздвижения Честного Креста, с своей рабыней Анной, сподобилась слышать это дивное пение, после чего угодник Божий чудесно исцелил от смертной болезни своего ученика, писателя его жизни, Иеромонаха Досифея. Во время Збаражской войны в 1675 году, когда Турки приступив к Почаевскому монастырю, трое суток осаждали его, с трех сторон делали к нему приступ, Преподобный Иов с Божией Матерью является молящимся на кровле великой церкви Пресвятой Троицы и его молитвами и благодатным заступлением Пресвятой Богородицы безоружная обитель осталась неприкосновенной. Турки отражены невидимой силой, обратились от страха в бегство, несмотря на то, что в то время большая часть монастырских построек была деревянная и обитель была обнесена слабой деревянной оградой. Долголетнее управление Почаевской обителью Преподобного Иова было для нее весьма спасительно. Будучи современным Гойской, Домашевским и другим на Волыни знаменитостям Православным, он святой своей жизнью приобретал внимание их для себя и для управляемой им обители и располагал сердца их к тому, что они жертвовали от своих стяжаний к улучшению быта ее. Дело Божие встречало, по временам, противодействия. Обитель испытывала нападения и преследования. Но преподобный Иов был ревностным охранителем монастырского достояния. Он благоразумно и с достоинством своего сана искал защиты в местах судебных. Похитители возвращали монастырю отнятое. Так в 1647 году, по приговору Люблинского трибунала, возвращена обители часть сокровищ, похищенных у нее Фирлеями. Даже другие обители видели в преподобном Иове своего благодетеля. Основательница Загаецкого Иоанна Милостивого монастыря Ирина Ярмолинская делает завещание в 1646 году, по которому распределяет свое имение на богоугодные заведения, в том числе и на Почаевскую обитель записывает 300 злотых; но, чтобы это завещание было твердо и несомненно, она просит Преподобного Иова укрепить его собственным подписом, как свидетеля и как духовника ее, почему на этом документе и значится собственноручная подпись Преподобного таковая: «Иоанн Железо Игумен Почаевский, устне прошаный, печатор властной рукой». Драгоценный этот памятник рукописания святого хранится и ныне подлинником в Почаевской обители, как хранятся и нетленные мощи его. Столь великое уважение и доверие имели благочестивые люди к Преподобному Иову во время его земной жизни. Такое же глубокое уважение и доверие православный народ имел и ныне имеет к нетленным его останкам. Со времени открытия их благочестивые люди начали притекать и доселе во множестве притекают с молитвой к цельбоносному гробу сего угодника Божия.

О чудесных исцелениях, истекавших в разные времена от нетленных его мощей говорится в книге: «Гора Почаевская»¹⁹.

Уже сказано, что приснопамятная Анна из Козинских, знаменитая православная владетельница Гойская, в конце XVI столетия, первая дала Почаевской обители возможность быть монастырем общежительным, обеспечив быт его данными угодиями, денежными капиталами и десятинной со всего своего имения – Орлинского и Козинского ключей. До того времени иноки содержали себя только милостыней от доброхотных подаяний богомольцев, глубоко уважавших это святое место, ознаменованное благодатным явлением на скале Божией Матери, оставившей след стопы своей, соделавшейся живописным источником цельбоносной воды. Средства к упрочнению этого монастыря доставленные Гойской нельзя считать маловажными – судя по тогдашнему времени. Десять волок пахатной земли составляли теперешних 360 моргов, или 200 слишком десятин – количество для засевов озимых и яровых очень достаточное, чтобы собрать нужного для обители хлеба, в то время еще не многолюдной. Назначение монастырю леса, сенокоса и крестьян, с выделением для сих последних особо пахатной земли 6 волок, поставляли этот монастырь в возможность вести порядочное хозяйство. Споповая десятина, определенная для обители благодетельницей со всего Орлинского и Козинского ее имений, составляла в год озимового хлеба 300 и ярового 600 коп. 30 коп Литовских грошей ежегодно платимой монастырю суммы соответствовали нынешним 105 рублям – деньги в настоящее время малозначительные, но тогда были не малым для монастыря пособием. Подражая Гойской вскоре явились другие благотворители. В Лаврском архиве есть много документов, из которых видно, что Почаевский монастырь разновременно получал от разных лиц деньги, по записям и завещаниям, обеспечивая их на недвижимых имениях. В духе глубокой преданности к православной церкви и с чувством полного уважения к настоятелям и братии Почаевской обители соседние к Почаеву православные дворяне в своих предсмертных завещаниях вносили в монастырь известные на поминовение капиталы, как это видно из дел Лаврского архива, значащихся по описи под №№ 29, 50, 51, 52, 54 и 57. Строители каменной Троицкой церкви Феодор и Ева супруги Домашевские сверх 20.000 злотых, внесенных ими на поддержание сооруженного сказанного храма, имея долг у князей Чарторижских, Любомирских и Корибутов-Вишнивецких 16,500 злотых польских, по духовному завещанию в 1649 году мая 20 составленному, переступили этот капитал Почаевскому монастырю и обеспечили оный на недвижимых имениях: Устычке, Островце и части села Рыдомля. Сын их Василий Домашевский пред выходом на войну, делая с своей стороны завещание, записал Почаевскому монастырю 3.000 золотых и просил, чтобы тело его, где бы он ни умер, похоронено было в том же монастыре; так как, по словам его, и родители в оном погребены²⁰. Теже супруги Домашевские записали на части села Рыдомля некоему Ржешневецкому 800 злотых, когда он был еще в мире. Этот Ржешневецкий, по вступлении в монашество, с наречением имени Иоиля впоследствии был иеромонахом Почаевской обители. По смерти его деньги эти (jure divino et spirituali, как говорится в деле), поступили в монастырскую собственность. Так делалось с достоянием и других монашествующих, если они, умирая оставляли какое-либо имущество. При благоразумном сбережении поступающих капиталов, Почаевский монастырь умножив таковые, впоследствии отдавал известную сумму взаймы под залог недвижимых имений и. владея этими имениями, получал от того все нужное к содержанию. Так в 1640 году дал 8,000 золотых некоей помещице Марианне Журов и, обеспечив эту сумму на селениях Олеске, Кутах и Лобачах²¹. В 1662 году мая 2-го Почаевский монастырь дал взаймы некоему Сильвестру Червленковскому 20,000 золотых польских и в обеспечение таковой суммы получил от него в посессионное владение местечко Селище с принадлежащими к нему деревнями, состоящее в Подольской губернии в Винницком уезде. В 1663 году февраля 13 дня, тому же Червленковскому монастырь дал взаймы 8,000 золотых и эти деньги, обеспечив на имениях: Грежинцах и Ровцах. В 1664 году сын помянутого Червленковского Афанасий Червленковский по принятии монашества внес в собственность Почаевского монастыря 7,000 злотых, обеспечив и эту сумму на тех же недвижимых имениях: Селище, Грежинце и Ровцах. В 1667 году февраля 10 дня помещица Мария Масальская дарственной записью, на вечное поминовение пожертвовала в Почаевскую обитель 6,000 злотых польских, обеспечив эту сумму на селениях Тростянке и Лычках²².

В 1710 году декабря 1-го дня Почаевский монастырь, от владельца Орли и Савчич Александра Яворского за сумму 10,000 злотых польских получил в заставное владение эти деревни²³.

Вообще со времени основания общежительного монастыря

Гойской – 1597 г., до порабощения оного Униатами, капиталы его, обеспеченные на недвижимых имениях, постепенно умножались и наконец возросли до значительной цифры, – он владел даже богатыми средствами к своему содержанию. В предпоследние годы порабощения униатами, Почаевскому монастырю принадлежали селения: Старый Почаев, Орля, Комнатка, Савчичи и Деревни: Грабы, Олендры и Гуменцы. Из дела значащегося под № 161 видно, что 1736 года первую визиту сего монастыря, по поступлении его в Унию, производил Луцкий уже Унитский Епископ Феодосий Рудницкий и, подробно описывая тогдашний быт Почаевской обители, говорит, что монастырское хозяйство было тогда в состоянии довольно хорошем. Монастырь держал тогда при экономии одних лошадей 62, рабочих волов 36, дойных коров 30, меньшого скота штук 60, овец 150, коз 40; сверх того, имел пасеку, в которой было ульев с пчелами до 200. Кроме того, от владельца села Шибенной Александра Мокосея, по урядовой сделке, ежегодно получал полбочки меду²⁴. От корчемной аренды получал ежегодно дохода 1,600 злотых, капитальных же сумм имел тогда 148,942 злота и 26 грошей. Кроме крестьян вышепомянутых селений и деревень Монастырь держал еще служителей и мастеровых: кузнецов, слесарей, столяров, плотников и пр. Можно даже заключит, что начала вводиться даже некоторая роскошь: в числе экипажей были: четырехместная карета, 2 коляски и проч.²⁵

За сто и более лет до порабощения Почаевской обители Униатами, уже существовала при ней типография. Короли Август II и Август III, утверждая привилегии своих предшественников – на печатание книг на славянском и латинском языках при Почаевском монастыре, между прочим выражают, что эти привилегии он имел с древних времен officina tupografica antiquitas in monasterio poczajovensi existabat²⁶. В 1618 году здесь напечатана книга: «Зерцало Богословия», Кирилла Транквиллиона, которая и теперь есть в лаврской библиотеке и значится по каталогу под №402. Книга эта напечатана в четверть листа, бумага довольно хорошая, по местам встречаются юсы, строчные знаки выставлены правильно, поля страниц линейками, страницы означены Славянскими цифрами. Начальные и конечные листы статей украшены виньетками, бордюрами и финаликами; отдельные предметы сочинения начинаются первой большой каллиграфической буквой; шрифт древний и похож на шрифт, которым в XVI столетии печатались книги в типографии Киевской – доказательство, что тогдашняя Почаевская типография имела знакомство и сношение с сей последней, что уже была порядочном состоянии, – и, конечно, уже печатались в ней и другие, по крайней мере, духовного содержания книги: но где они делались, и когда именно, и по чьему позволению первоначально основана эта типография – неизвестно. Надобно полагать, что документы на этот памятник древнего в этом крае православия, равно как и самые книги истреблены Иезуитами. Впрочем, существование ее уже в конце XVI века доказывается еще и тем. Что основательница Почаевского общежительного монастыря Анна Гойская в 1597 году наделяя оный землями, дала и способы к учреждению при нем типографии, – что во второй половине XVII века Львовское братство, имея свою типографию и опираясь на какие-то свои привилегии, домогавшиеся монополии, по этому заведению, начало процесс с Почаевскими иноками из-за типографии, и всячески старалось закрыть оную²⁷ – и что, наконец, в последние годы, предшествовавшие порабощению Почаевского монастыря Униатами, печатались в ней проскомидийные листы, для рассылки в православные церкви, письма или послания православных Архипастырей, антифоны Преподобному Иову и разные молитвы²⁸. Конечно, по не имению в других местах здешнего края типографии, Почаевский монастырь имел удобство сбывать свои типографические произведения лицам высшего и низшего классов оставшимся еще Православными.

Выше сказано, что кроме древней Успенской каменной церкви под горой была другая каменная большая Свято-Троицкая церковь, сооруженная Домашевскими на самой скале, внутри которой находился живописный источник с стопой Божией Матери. К этой церкви примыкали другие шесть деревянных меньших церквей. В Лавре есть древняя картина, изображающая осаду Почаевского монастыря турками в 1675 году; тогдашний вид обители, по изящной восточной архитектуре сказанной Троицкой церкви и стоявшей внизу ее Успенской церкви, а также по существованию в сие время шести других церквей, представляется даже величественным. Неоспоримо, что эти храмы по внутреннему состоянию были благолепно и, конечно, имели по ризнице и утвари своей драгоценности. В Лавре есть большое в Александрийский лист напрестольное напечатанное в Москве в 1689 году Евангелие в серебряном окладе весом один пуд и тридцать фунтов; есть и другое напрестольное Евангелие, печатанное в Львове в меньший лист также в серебряном окладе. Две древние иконы, местные Спасителя и Богоматери вышиной в 1¾ и шириной в 1¼ аршина, в серебряных ризах, находящиеся ныне в Пещерной церкви, представляют драгоценный памятник превосходной живописи тогдашнего времени. Вскоре после порабощения Почаевского монастыря униатами Луцкий униатский епископ Феодосий Рудницкий (1736 г.) обозревал Почаевский монастырь во всех частях его, и подробно описал, между прочим, утварь и ризницу его. В так называемой визите сего Епископа значится, что тогдашние храмы Почаевского монастыря, по внутреннему благолепию, не были бедны. Десять серебряных и позолоченных с полным прибором потиров, три серебряных позлащенных ковчега, восемь серебряных подсвечников, серебряные ризы и венцы на иконах, серебряные лампады и кадильницы, а главное – оклад чудотворной иконы с золотым венцом, украшенным драгоценными камнями; наконец шесть напрестольных Евангелий, в серебряных окладах, составляли тогдашнее церковное богатство. По ризнице монастырской церкви также не были бедны. Из той же визиты видно, что риз с полным прибором, из разных материй и преимущественно бархатных, было более сорока. В церковно-богослужебных книгах, которые все были напечатаны в Киеве и Львове, также не было недостатка; было также значительное число книг богословских и нравоучительных, а особенно отцов восточной православной церкви²⁹. Заметим притом, что в 1704 году, во время войны, известной в истории под именем Северной, когда Шведский король Карл XII, опустошив Львов, наложил тяжелую военную контрибуцию на Галицкую и волынскую области, и шведские войска, в случае неуплаты причинявшегося от Почаевского монастыря налога, угрожали предать монастырь огню и мечу, – Малороссийский Гетман Иван Мазепа, готовя измену России, и прикрывая себя личиной преданности Православию, вызвался быть защитником Почаевской обители, тогда еще Православной; он дал тогдашнему игумену Иосифу Саевичу коварный совет выдать ему будто бы под сохранение все церковные драгоценности, и игумен, не проникая в сердце изменника, действительно выдал ему лучшие монастырские сокровища и перевез оные в Батурин, где все они остались безвозвратно.

Численность братии Почаевской обители в сем периоде, начиная со времени образования ее в общежительный монастырь, восходила до 12 и более человек; впрочем, хотя в записи строительницы Гойской определительно сказано, что в состав братии должны входить игумен, 4 иеромонаха, 4 иеродиакона, 2 монаха и 2 послушника или дьячка, но это число с увеличением средств к безбедному содержанию обители, само увеличивалось. Поведение иноков всегда было безукоризненное, правила монастырской жизни строго соблюдались, братия жили в братской любви и мире, были в полном послушании настоятелю, мало имели общения с миром, удалялись споров с внешними; в тяжбенных делах соблюдали благоразумие, терпеливость и скромность, и никто из них не подвергался следствию или суду. Что касается православия, то оно в Почаевской обители укреплялось в этом периоде, как и прежде, совершенной зависимостью ее от православных Киевских митрополитов. Все церковно-богослужебные и поучительные книги получались или из Москвы. Или из Киева или из Львова, в котором еще господствовало Православие. С первых лет своего существования Почаевская обитель управлялась игуменами. В игумены избирались достойные лица из числа братии самой же братиею. Выбор производился обыкновенно в трапезе церемониально в присутствии всех иноков старших и младших.

Избирающие выражали свой голос на бумаге, и акт утверждали собственными подписями. В этот акт включалось с одной стороны то, что братие избирает такого-то по уверенности в благочестивой его жизни (житию побожному), принимает начальство его над собой охотно, с любовью и единогласно (миле, любовно и згодно), и обязывается оказывать ему, до конца его жизни, повиновение и послушание беспрекословно и без затей (без вшеляких контрадиций и вношения яких вымыслов); с другой стороны – избираемому поставлялось в обязанность поступать с братией так, как требуют обычаи и монастырские постановления (яко звычае и постановеня монастырские суть). Сущность этих постановлений состояла в том, чтобы игумен был для братии примером святой жизни, управлял ею как Пастырь и Отец, заботясь о монастырских выгодах (пожитках монастырских), и по всем важным предметам действовал не от лица одного себя, а от имени всей братии, по предварительному совету с ней. Бывали случаи, что настоящий игумен, чувствуя ослабление сил и приближение кончины своей, еще при жизни своей, по согласию с братией, избирал с ней достойного себе преемника. Так сам Преподобный Иов за два года до своей смерти указал братии своего преемника в лице Самуила Добранского. По многозаботливой и важной должности игуменов, они для своего облегчения иногда имели наместников, как в настоящее время имеют настоятели первоклассных монастырей. Кто были игумены в Почаевской обители до преподобного Иова, неизвестно. Об этом нет никаких следов в Лаврском архиве. О преемниках сего Преподобного известно только то, что упоминается о них в исковых бумагах. По порядку времени до порабощения обители униатами были следующие:

Самуил Добранский в 1649 году избранный самим Преподобным Иовом в преемника ему: по смерти же преподобного Иова в 1652 году – вступивший в права игумена: он управлял монастырем не долго: на место его поступил

Дорофей Третьякович. В 1658 году он вел процесс с Пражмовским, сделавшим нападение на Почаевский монастырь и забравшим рогатый скот³⁰.

Досифей – ученик и долговременный свидетель жизни и подвигов преподобного Иова, своего наставника; и потому составивший повествование о жизни блаженного, – видевший однажды чудесное озарение небесным светом своего наставника в пещере во время молитвы, продолжавшееся более двух часов, – получивший от него чудесное уврачевание от тяжкой болезни, уже по прославлении мощей Преподобного Иова в 1659 году; с того же года, вероятно, Досифей и начал свое игуменство.

Ефрем Шацкий. В 1644 году, по исковым делам, он значится как игумен. В 1666 году, он заявлял запись Домашевских в судебном месте, и отдал Пясочинскому в арендное владение монастырские села: Шимковцы и Звонки за 3000 золотых.

Софроний Подгарецкий – был игуменом в 1668 г³¹.

Каллист Меновский – игумен в 1669 году: при нем монастырь имел тяжбу с помещиками Ледуховскими за опустошение Комнатецкого леса и монастырских сенокосов³².

Феодосий Левицкий – игумен в 1675 году: при нем монастырь имел тяжбу с помещиками Ледуховскими за опустошение монастырских лесов и сенокосов.

Мардарий Столпинский – игумен 1683 году: он вел процесс с помещиком Пражмовским, сделавшим нападение на монастырь и насильно заграбившим рогатый скот.

Иосиф Добромирский – игумен в 1685 году. Он был свидетелем нападения татар на Почаевскую обитель и последовавшего за тем чудесного избавления ее предстательством Божией Матери и Преподобного Иова. Он собственным примером и увещанием возводил всех к усердному всенощному молению пред образом Божией Матери и ракой Препод. Иова. Из дел монастырского архива видно, что служение Иосифа Добромирского при Почаевской обители было неоднократное. В 1674 г. он значился наместником и совместно с игуменом сильно действовал в тяжбе с Ледуховскими, за что и много потерпел. Случилось однажды, что когда он защищал монастырский Комнатский лес, слуги Ледуховского причини ему тяжкие побои и порвали на нем клобук и рясу. Сделавшись игуменом, как сказано в 1685 году, чрез четыре года после того, по распоряжению епархиального архиерея, переведен в Луцк, назначен представителем так называвшегося Луцкого братства; а в 1695 г. снова, как увидим, игумен Почаевский.

Кассиан Ребчинский – игумен в 1689 году.

Евфимий Моравский – игумен в 1690 году.

Иннокентий Ягельницкий – избран в игумены 20 августа 1693 года. Братия дали ему подписку, что будут ему оказывать, как отцу и покровителю своему, полное послушание и повиновение. В этой подписке упоминается между прочим и то, что они упросили его принять над ними начальство и быть владыкой сему святому месту, – что выбор этот произведен ими в братской трапезе, в присутствии самого Ягельницкого. – что в число избирателей входили и меньшие братия и даже послушники, кроме тех из братий, которые в обители считались тогда раскольниками и крамольниками (кроме тих раскольников и крамольников, которые на местцу св. бунтуются). Кто же были эти раскольники, крапольники и бунтовщики? В последствии оказывается, что ими были самые избиратели. По преклонности к унии, они выходили из повиновения православному Луцкому епископу Афанасию Шумлянскому, и в избираемом Ягельницком надеялись видеть поборника унии и орудие своим страстям. Для иноков твердых в православии (bene sentientes – как говорится в дальнейшем процессе этого дела) не подписавших этого выбора казалось странным, что в игумены избирается двоеженец; каковым был Иннокентий Ягельницкий, который скрыл о своем двоеженстве пред рукоположением во священство. Не менее странным казалось для них и то, что до управления православной обителью допускается тот, о ком сделалось известно, что он долго находился в плену у турок, получил навык к басурманским обычаям и говорил свободно по-турецки. По поводу сего выбора, единство между братией исчезло: она разделилась на партии, одна другой враждебные, возникли несогласия и распри; нашлись такие, которые в глаза говорили Ягельницкому: «ты насильственно сделался игуменом, другие этому были противны, – ты двоеженец, ты басурман»³³. Вскоре Ягельницкий действительно не оправдал своего избрания. Он и единомышленники его стали расхищать монастырское достояние, стали предаваться своеволию, разгульной жизни, пьянству и всякого рода бесчинствам. Некоторые, оставив обитель, предавались разврату, бродили по разным местам и не сознавали над собою никакого начальства. Иноки благонамеренные сделались предметом ненависти и преследования. С ними поступали жестоко и бесчеловечно: по приказанию Ягельницкого, некоторые из них подвергались неслыханному истязанию: он велел наказывать их телесно – по 500 ударов палками, заключал в оковы, по несколько дней морил голодом и холодом, а других выгонял из монастыря, лишая их всякого средства к жизни. Оттого в монастыре происходили междоусобия и драки, стали употреблять одни против других оружие, которого было тогда достаточное количество³⁴, и в обители, как на войне, стрелялись и резались. В это бедственное для Почаевского монастыря время, Луцкий православный епископ Афанасий Шумлянский послал в Почаев пастырское, исполненное любви и заботливости, увещание, но возмутители презрели таковое, и с дерзостью говорили: «мы сами себе господа, никого не признаем над собой господином, и иметь его не желаем»³⁵. Когда разнесся слух, что сам епископ едет в Почаев, то возмутители плевали на monitorium епископа и говорили: «пусть едет: мы ему дадим маку»³⁶. Услышав о такой дерзости и наглости Почаевских монахов, епископ Шумлянский вызывал более виновных к суду в Луцкую консисторию. В то время это обыкновенно делалось чрез письменные архиерейские повеления, которые уполномоченный обязывался доставить лично в монастырь и собственноручно вручить настоятелю оного. Но буйные иноки еще более сделались дерзкими и безрассудными. Пред уполномоченным они затворили монастырские ворота, не пустили его в обитель, и не приняв епископской бумаги, произносили на него и на самого владыку пошлые выражения. Бегая по монастырской стене с кувшинами, наполненными медом, били в барабаны (bubny) и кричали посланному: «приходи, приходи, убьем тебя»³⁷.

С болезнью сердца получил сведение об этих смутах епископ Шумлянский. 1693 году он командировал в Почаев архидиакона Луцкой епископской кафедры Иакинфа Жуковского, послал с ним Феодосия Стояновского, игумена монастыря Четверицкого (в то время Луцкого уезда в местечке Четверте был православный монастырь), и велел первому Почаевский монастырь от возмутителей отобрать со всем его достоянием, и до дальнейшего архиерейского усмотрения вверить оный управлению игумена Стояновского. При чем вменил ему – архидиакону – в обязанность, чтобы он невинных иноков, которые оставались верными православию, и которых возмутители содержали в оковах и темницах, освободил, а возмутителей представил в Луцк к суду и наказанию. А чтобы Жуковский и Стояновский могли лучше успеть в исполнении поручаемого им дела, епископ дал им на бумаге инструкцию. Командированный архидиакон Жуковский и посланный с ним игумен Стояновский приняты весьма дурно. 2 октября 1693 года, прибыв в Почаев к вечеру, они со своей прислугой мирно остановились ночевать в монастырском фольварке, и, не ожидая никакой для себя неприятности, немедленно дали знать монастырю о своем приезде. Вместо того, чтобы принять гостей, возмутители тотчас поставили на стенах огнестрельные орудия прямо против фольварка, и стали стрелять к епископским уполномоченным, заставляя их уйти из Почаева. Уполномоченные провели ночь в страхе, но крепились духом, и хотели непременно исполнить волю архипастыря. На другой день один из иноков отворил скрытую под каменной стеной калитку (furtke) и впустил в монастырь уполномоченных епископа. Партия благонамеренных приняла их под свою защиту, но бунтовщики схватились за ружья, и стали стрелять как в уполномоченных, так и в защищавших их. Архидиакону Жуковскому прострелили даже полу у одежды, но самого не ранили. К счастью, против этого наглого и безумного своеволия бунтовщиков, восстали как монастырские крестьяне, так и народ, находившийся в то время (вероятно пришедший на заутреню) в монастырской ограде. Главные крамольники схвачены и переданы в руки уполномоченных епископа. Их немедленно отправили Луцкого уезда в местечко Рожище, где в то время имели пребывание епископ и его консистория. По суду консистории, 23 февраля 1694 года утвержденному епископом, игумен Иннокентий Ягельницкий, как главный зачинщик бунта, как расхититель монастырского достояния, как утаивший пред рукоположением о своем двоеженстве и как жестоко поступавший с братией и монастырскими крестьянами, лишен сана и посажен в тюрьму. Подобному наказанию подвергнуты и его соучастники³⁸. С Ягельницким к епископу вызван был и наместник Почаевской обители Иосиф Саевич: но он ушел, и в защиту себя не представил пред суд оправдания, вследствие чего был осужден на изгнание из всей епархии (стр. 19).

Согласно распоряжению того же Луцкого православного епископа Афанасия Шумлянского игуменство в Почаевском монастыре, после Ягельницкого, надлежало принять архидиакону Луцкому православной кафедры Иакинфу Жуковскому; в 1694 году по монастырским исковым делам он Жуковский действительно значится как игумен, но когда в том же году скончался епископ Афанасий Шумлянский, а судебный процесс передан на решение епископа Львовского, дело приняло другой оборот: Жуковский из Почаева удален, а игуменом в Почаевский монастырь, в 1695 году, снова переведен из Луцка Иосиф Добромирский. Он управлял монастырем до 1698 года. К этому Добромирскому граф Станислав Тарнавский в 1695 году писал, жалуясь, что будто покойный епископ Шумлянский напрасно делал нападение на монастырь Почаевский. Это доказывает, что возмутители – иноки имели на своей стороне защитников, в лице вельмож – Римских исповедников (стр. 53).

По смерти Афанасия Шумлянского – на православную Луцкую кафедру вступил Дионисий Жабокритский. Он дал инструкцию игумену Добромирскому, – как управлять монастырем Почаевским, вменил ему в обязанность обращать особое внимание на монастырскую казну и строго наблюдать за поведением иноков вновь поступающих в обитель. В этой инструкции, между прочим, упоминается о чудесах от мощей Преподобного Иова, и говорится, что должна быть книга для записывания доходов, поступающих при гробе Преподобного (стр. 65, 66). Дабы видеть самому внутреннее и внешнее состояние Почаевской обители, епископ Жабокритский в 1695 году, сам обозревал ее; сам на месте поверял монастырское имущество и, составив оному подробную опись, утвердил оную собственноручной подписью. Замечательно, что в числе монастырской братии, подписавших эту опись, значится и наместник Иосиф Саевич, тот самый, который, по суду епископа Шумлянского, за участие в возмущении с игуменом Ягельницким, в 1693 году подвергся изгнанию (стр. 72). Доказательство, – что Львовский православный епископ, на решение которого было передано дело о Ягельницком, сам уже не был тверд в православии, и, будучи сам близок к переходу в унию (это случилось в 1706 году), не строго осуждал тех, которые не были в строгом послушании православного архипастыря, и потому постарался, что сказанный Саевич не только уволен от наказания, но и допущен в прежней должности наместника обители.

Епископ Жабокритский не мог сему противиться, тем более, что вельможа граф Александр Тарнавский в 1695 году писал и к нему, жалуясь на предместника его епископа Шумлянского и домогался, чтобы ему, как мнимому фундатору Почаевского монастыря, дозволено было участвовать в выборе игуменов и наместников – дабы без ведения и одобрения нашего, минуя местное начальство, сами игуменами и наместниками не избирались, выражается граф Тарнавский в письме к епископу Жабокритскому от 18 июля 1695 года. Может быть, следствием такого домогательства и вмешательства графа Тарнавского в монастырские дела и было то, что в 1699 году избран игуменом тот же Иосиф Саевич. Впрочем, игуменство Саевича не было бесполезно для Почаевского монастыря. В 1699 году, он успел решить дело с Тарнавским, по которому – решению признано на этом графе 100,000 злотых, и за эту сумму отданы в монастырское владение селения: Старый Почаев и Комнатка, о чем 3 ноября 1699 года заявлен приговор в Кременецких актах³⁹. В 1712 году старанием его селения Орля и Савчичи также поступили в заставное владение Почаевской обители⁴⁰. Наученный опытом игумена Ягельницкого, лишенного сана за неповиновение законному своему православному епископу, игумен Саевич впоследствии был очень осторожен против униатских искушений. Оставаясь в полном повиновении Луцким православным архипастырям (епископу Дионисию Жабокритскому, и приемнику его епископу Кириллу Шумлянскому), и руководясь их советами, он зорко наблюдал за поведением вверенной ему братии, – и Почаевская обитель осталась, по крайней мере, в большем числе иноков, в православии. Во всех исковых делах, которые производились в игуменство Саевича, когда упоминалось о Почаевском монастыре, то, по настоянию его – Саевича, всегда прибавлялось, что этот монастырь «обряда греческого» и что настоятели его назывались игуменами, а не супериорами, как это принято, по поступлении обители в унию⁴¹. В 1700 году по делу с графом Тарнавским, игумен Саевич, приметно, сильно противился домогательствам и усилиям сего вельможи ввести унию в Почаевскую обитель. Когда же граф продолжал примешивать в процессы с монастырем дела свои религиозные виды, по предмету перемены православия на унию, Саевич угрожал графу, что, если он будет долее настаивать на эту перемену, то он – Саевич чудотворную икону Божией Матери и все монастырские сокровища вывезет в Москву⁴².

Надобно полагать, что по старанию того же Саевича дана Почаевскому монастырю в 1700 году польским королем Августом II и та достопамятная привилегия, в которой говорится, что древний Почаевский монастырь, как прежде всегда принадлежал Восточной Церкви, был Ritus graoci, а не унии, так и должен оставаться на дальнейшие времена таковым же. Наконец, дабы успешнее действовать по управлению монастырем, игумен Саевич из числа братии избрал для себя помощников – проигумена и главного уполномоченного. Первым был иеромонах Антон Максимович, а вторым – иеромонах Пахомий Заблоцкий⁴³. Игуменство Саевича продолжалось до 1713 года. После него в 1714 году игуменом по исковым делам значится Юстиниан Радзикевич.

В 1715 году после Радзикевича игуменом был Арсений Качеровский.

В 1716 и 1717 годах по исковым делам игуменом значится Пахомий Заблоцкий, и, наконец, в 1718 году Гедеон Левицкий. Это был последний православный игумен Почаевского монастыря. В пять прежних лет управления оным, он сколько мог, удерживал братию в православии, непрестанно борясь с нападениями окружавших Почаев католиков и униатом. Как при Саевиче, так и при нем, по исковым делам, Почаевский монастырь везде значится как монастырь Ritus graoci. В 1720 году в Замосцьи, по хитрым действиям папы и униатского митрополита Льва Кишки, был созван собор для рассуждения о делах униатских. Настоятели всех Волынских монастырей, отступивших от Православия, были на этом соборе: но игумен Почаевской обители Гедеон Левицкий не был на этом седалище. В книге о Замосцьском соборе, в списке собранных, имени его не обретается. Таким образом, решительно можно утверждать, что по 1720 год Почаевский монастырь, по крайней мере, считался православным, и в целом составе братии не раньше принять унию, как после Замосцьского собора, то есть в начале 3 десятилетия XVIII века, при приемнике Гедеона Левицкого.