Как-то в пестрой расщелине узкой улочки Старого Иерусалима, ведущей к Храму Гроба Господня, среди густой толпы народа привлек внимание старик-иудей в бархатной кипе, с толстым лицом в седой щетине на щеках, губах и подбородке, глаза у него заплыли жиром, нос горбатый, руки бронзовые от загара. Выложив перед собой свой товар, он сидит на низкой табуретке, свесив волосатые руки перед собой, время от времени чуть касаясь ими проходящих паломников, сиплым голосом предлагая им купить что-нибудь. В воздухе витают едкие запахи восточного города - остро пахнет оливковым маслом, чесноком, восточными благовониями и нагретою пылью. Святой Град всегда празднично ярок и пестр, как богато расшитая архиерейская риза: в его страстных криках, молитвенном трепете и терпких запахах богослужебно звучит благодарственное пение Творцу жизни. Этот город - храм, возведенный тысячелетними трудами людей для непрестанной молитвы Создателю.
Напротив старика гортанным клекотом предлагает свои товары, опираясь локтем о прилавок, черноглазый смугляк-араб, стройный и тонкий красавец, в красной феске на голове, в белой жилетке на выпуклой груди и в синих шароварах, засученных по колени. Он щиплет пальцами правой руки усы и недобро смотрит на иудея. В его богатой арабской лавке разложены расшитые ковры с исламской символикой, блестит золото кистей, бахромы и шнурков, сверкают сувенирные клинки с арабской вязью, шелестит шелк, и вокруг гудит, как хор, поющий вполголоса, восторженно настроенная толпа паломников и туристов. А у ног старого еврея, вокруг большего бронзового распятия, разложены православные иконы, над головой его покачиваются лампады - медь на солнце сверкает, точно золото. Заинтересовавшись, я, склонившись, беру в руки добротно выполненный образ Спаса Нерукотворного в серебряном окладе и удивленно спрашиваю:
— Разве иудеи уже признали Христа Мошиахом?
Старик оценивающе посмотрел на меня, прищурив глаз, и проворчал, усмехнувшись:
— Это мой гешефт. Деньги всем нужны, чтобы хорошо жить.
Я потянулся за шекелями, чтобы вызволить икону из иудейского плена…
Потное лицо старика, всё в глубоких складках и зеленовато-серых, точно плесень, волосах, стало хитрым и ликующим. И в памяти всплыло, что наши благочестивые предки, считая кощунственным продажу святынь, всегда предпочитали говорить «выменял икону за деньги»…
К общей печали христиан разлагающий благочестие и веру дух «религии сребролюбия» стал постепенно и явным образом завлекать и охватывать наших верующих, клириков и иерархов. Дух обогащения стал заменять искренность и любовь в отношениях внутри Церкви, как по вертикали, так и по горизонтали. Эти явления нездоровости, болезненности духа незаметно становятся нормой поведения и отношения к храму, который, по словам Христа Спасителя должен являться не домом торговли, а
«домом молитвы» (Мф. 21:13.). Конечно, без товарно-денежного обмена сегодня вряд ли возможно обойтись, только вот увлеченность торговлей предметами культа не должна превышать нужды общинной или монашеской жизни, выходя за рамки благоговейного к ним отношения и указаний священных канонов. В чинопоследовании освящения святых икон подчеркивается важность и необходимость благоговейногого к ним отношения:
«призри милостивно на них и низпосли небесное Твое благословение, и во имя Твое Трисвятое благослови и освяти их, во еже сию благочестно чтущии, и пред нею Тебе смиренно кланяющиися, и верно молящиися обрящут милость, и благодать получат, и от всех бед и скорбей свободны будут…». Иконы, как священные предметы почитания и благоговейного полонения не могут рассматриваться в качестве некого утилитарного предмета, или товара. И даже если по необходимости мы продаем иконы, то должны продавать не как товар, а как священный предмет, требующий благоговейного к нему отношения…
