Нравоучительная часть (Гал.5, 13–6, 10)

Приступая к толкованию (Гал.5, 13), святой Златоуст говорит: «здесь Апостол переходит к нравственной части Послания. Впрочем, в Послании к Галатам примечается нечто особенное, чего ни в одном из других его Посланий нет. Все другие Послания он обыкновенно разделяет на две части, из коих в первой рассуждает о догматах, а в другой излагает правила для жизни. Но в сем Послании, перешедши к нравственному учению, после опять присоединяет к нему учение догматическое; ибо нравственное опять имеет нужду в догматическом». Так же понимает поворот мыслей здесь у Апостола и блаженный Феодорит: «Апостол переходит уже к нравственным советам и повелевает позаботиться и о деятельной добродетели».

В самом изложении нравственных уроков нетрудно заметить три отдела. В первом указывается общее на всю жизнь начало христианской деятельности (Гал.5, 13 – 25); во втором определяется достодолжный характер совершеннейших в христианском обществе лиц руководящих, в их отношении к менее совершенным, с кратким указанием отношения и сих последних к ним (Гал.5, 26 – 6, 6); в третьем означается сильнейшее побуждение к жизни духовной и всякому доброделанию (Гал. 6, 7 – 10).

1) Общее начало христианской жизни (Гал.5, 13–25)

Со слов Апостола в настоящем месте начало сие можно выразить так: пребывайте в деятельной взаимной любви и духовную проводите жизнь в борьбе со страстьми и похотьми К такому общему правилу привело предшествовавшее рассуждение о свободе от закона. Апостол говорит как бы во Христе Иисусе вы освободились от ига закона, но не затем, чтобы ходить в волях сердца своего плотолюбивого; здесь возлагается на вас свое иго – иго любви – благое. Освобождены вы от рабства закону, потому что Духа прияли, который в сердце вашем пишет свои духовные законы: живите же в духе и похотей плотских не совершайте.

Гал.5:13. Вы бо на свободу звани бысте, братие: точию да не свобода ваша в вину плоти, но любовию работайте друг другу.

Закон определял всякий шаг иудея. Иудей ходил по привычным правилам, как по клеточкам. Когда эти клеточки разломаны, не дивно, что могли рождаться вопросы, как же теперь действовать? Свобода после стеснения ведет к разгульности; чувствуется сильный позыв вкусить побольше и поширше всякого рода удовольствий. Как чувственные удовольствия ближе и известнее, то им и отдается свобода. Но тут начинается новый плен – пагубный. Чтобы этого не случилось, Апостол и предостерегает: смотрите, чтобы свобода ваша не была в вину плоти, – то есть не послужила поводом к поблажке чувственности. «Не для того, говорит, освобождены вы от рабства закону, чтобы грешить небоязненно» (блаженный Феодорит). «Но любовию работайте друг другу». Вот вам приличное занятие – работать друг другу: друг другу помогать, друг другу пособствовать в его делах, друг друга вразумлять и утешать. Это будет самым лучшим употреблением свободы и доставит вам несказанное утешение самим больше, чем другим, только позаботьтесь действовать так по любви. Любовию исполнитесь друг к другу. Тогда эта любовь покоя вам не даст, понуждая вас непрестанно делать что-нибудь для других, и по силе, и сверх силы. «Кто искренно любит, тот не отказывается служить любимому» (блаженный Феодорит). И не только не отказывается, но сам изыскивает, чем бы кому послужить, и скучает, когда ничего не удается сделать для других.

Святой Златоуст говорит: «Христос, говорит Апостол, свободил нас от ига рабства и предоставил нам свободу делать что хотим; только чтобы мы сию свободу употребляли не на зло, но средством к получению большей награды, восходя к совершеннейшей мудрости, и поскольку Апостол выше и ниже называет закон игом рабства и упомянул об освобождении от клятвы законной, то, дабы кто не подумал, будто он убеждает оставить закон для того, чтобы жить беззаконно, он предупреждает такую мысль, говоря: Христос свободил нас от закона не для того, чтобы жить нам беззаконно, но чтобы стяжать мудрость высшую закона: потому что узы закона разрешены; и я говорю сие не для того, чтобы нам еще более унизиться, но чтобы более возвыситься. Ибо и любодей, и девственник – оба преступают пределы закона, но не одинаково один ниспал в худшее, а другой возвысился к лучшему; один преступил закон, а другой превзошел закон. Итак, святой Павел говорит: Христос снял с вас иго не для того, чтобы вы, как кони, прыгали и бесились, но чтобы, освобожденные от бремени, текли благоустроеннее. Далее Апостол показывает и легкий способ достигнуть сего- какой же? «Любовию», говорит, «работайте друг другу». Чтоб они, освободясь от ига закона, не сделались бесчинными, он налагает на них другое иго – любви, которое хотя больше и крепче первого, но гораздо легче и приятнее»

Гал.5:14. Ибо весь закон во едином словеси исполняется, во еже: возлюбиши ближняго твоего якоже себе.

«Рассмотревши закон со всех сторон, говорит: если хочешь исполнить закон, то не обрезывайся; ибо он исполняется не в обрезании, а в любви» (святой Златоуст). Апостол говорит как бы: так выходит по духу новой жизни во Христе Иисусе, чтобы вы работали друг другу любовию; но не иное выходит и по существу самого закона. Если ты ревнитель закона, то возлюби ближнего твоего как себя, и весь закон тобою исполнен. Ибо любовию исполняется весь закон. Всякое предписание закона в отношении к братиям указывало дело любви. Кто исполнял его, являл любовь. Но только в ту пору и являл. Но кто возгрел любовь в сердце, тот постоянно носит в сердце готовность на все дела любви. Частные действия любви не исчерпывают всего источника, из коего исходят. Он и сильнее, и обильнее их. Ревностный законник являл перемежающиеся акты любви, пусто имея сердце во все время, как оно не занято делом любви. Во Христе Иисусе не так. Тут любовь не иссякает, а постоянно есть. Не тогда только зарождается и является, когда случай законный к тому представится; но постоянно действует в сердце и не ждет законом определенного случая, а сама его изыскивает и, когда делает, не по мере закона делает, а по своей широте, которой нет меры. Разность выходит великая, и особенно в том, что тогда дела любви шли от предписаний внешних, а теперь идут по указанию и влечению из сердца, с самоначинанием. Теперь христианин и вполне свободен, и есть исполнитель закона, совершеннейший и полнейший. Ибо любовь Божия изливается в сердце его Духом Святым, данным нам. Блаженный Иероним пишет: «что прежде делали мы по необходимости законной, то, став свободными от закона, делать мы должны уже по любви. Любовь есть столь великое благо, что весь закон в ней совмещается».

Блаженный Августин спрашивает при сем: «чего ради Апостол говорит о любви только к ближним, когда весь закон и Пророки висят не на одной этой любви, но наипаче на любви к Богу?» И решает сей вопрос так: «любовь к Богу и любовь к ближним неразлучимы. Кто любит Бога от всего сердца, тот любит непременно и ближнего, потому что на это есть ясная заповедь Того, Кого он любит от всего сердца. Любовь собственно одна: она любит Бога и ради Бога ближнего своего. Поскольку в этом все существо спасительного настроения, то надлежало указать вернейший признак к безошибочному определению, имеет ли кто любовь такую или нет. В чем любовь к ближним, всякий очень ясно знает; потому осязательно может определить, имеет ли он ее или нет. Любовь же к Богу может иной ошибочно предполагать в себе, не имея ее. Вот почему и выставляется у Апостола одна любовь к ближним: ибо кто ее имеет, тот имеет и любовь к Богу. С отрицательной же стороны это еще вернее: кто не имеет любви к ближним, тот уже решительно не может хвалиться любовию к Богу» (приводится не слово в слово). И Сам Спаситель верным признаком учеников Своих поставил взаимную их между собою любовь. Любимейший ученик Его и учитель любви говорит: «аще кто речет: яко люблю Бога, а брата своего ненавидит, ложь есть: ибо не любяй брата, егоже виде, Бога, егоже не виде, како может любити? И сию заповедь имамы от Него, да любяй Бога, любит и брата своего» (1Ин. 4, 20 – 21). И цель, какую имеет здесь Апостол, заставила его так сделать. Разномыслие, вкравшееся между галатами, привело их к тому, что пошли у них разлады и раздоры. Очевидно, любовь иссякать стала. Апостол, указанием на великое значение любви в деле богоугождения, хочет привесть их к сознанию, что они приняли кривое направление, когда из-за ложных учений попустили ослабнуть в себе узам любви. С этою целию и говорит он далее.

Гал.5:15. Аще же друг друга угрызаете и снедаете, блюдитеся, да не друг от друга истреблены будете.

Хоть и можно полагать, поставляя сии слова в прямую связь с 13-м стихом, что святой Павел хотел в них представить побуждение ко взаимной деятельной любви и из пагубных последствий, какие обычно дает от себя взаимное нелюбие; но нельзя не видеть, что чрез это вводятся понятия, к которым ни прежде не подано повода, ни после ничего не говорится похожего на них.

Чтобы эти слова стройно сходились с 13-м стихом, надобно в него ввести следующую мысль – работайте друг другу любовью, и чрез это возвысите свое благоденствие. Тогда прямо будет следовать: если же между вами будет нелюбие и вы будете друг другу делать зло, то смотрите, как бы вам не истребить друг друга. Таким образом этот стих будет в связи не прямо с 13-м стихом, а с предполагаемым последствием законополагаемого им образа жизни. Но справедливо ли так поступать?

Таким образом, совсем не лишний вопрос: для чего святой Павел сказал так, или дал такой оборот речи?

Святой Златоуст так понимает сии слова, что они не общую мысль выражают, а прикровенно обличают недоброе состояние галатов, чтоб образумить их и, указав источник его в прившедшей ереси, тем самым в неблагоприятном виде представить и ее самую. Еще под 13-м стихом на слова: «любовию друг другу работайте» – говорил он: «разуметь дает Апостол, что причиною их заблуждения были любопрения, несогласия, любоначалие и гордость, ибо мать ересей есть страсть любоначалия. И словами: «работайте друг другу» – он показал, что зло произошло именно от сего тщеславия и гордости. Почему представляет и врачевство соответственное. Поскольку, говорит, вы разделилися между собою, желая властвовать один над другим, то служите друг другу, и вы опять соединитесь. Впрочем, ясно не называет он греха их, а ясно предлагает только способ исправления, чтобы отсюда они узнали и грех свой подобно тому, как если бы кто, не говоря прямо распутному, что он распутен, стал бы только убеждать его к целомудрию». Эту же мысль ведет святой Златоуст и под 15-м стихом: «он не высказал здесь своей мысли прямо, чтоб не огорчить их, хотя знал, что так и делается между ними; но то же самое говорит, только с видом некоторого сомнения. Ибо не сказал: поскольку вы друг друга «угрызаете»,– также и далее не сказал прямо: «друг от друга истреблены будете». Каковая речь свойственна устрашающему только и советующему, а не осуждающему. Слова же употребил самые разительные и резкие. Ибо не сказал только: «угрызаете», – что делает иногда раздраженный, но прибавил: «снедаете»,– что свойственно закосневшему в злобе. Угрызающий насыщает только страсть гнева, а снедающий обнаруживает в себе крайнюю степень зверства. Впрочем, он разумеет не телесные угрызения и снедения, но много еще худшие. Ибо не столько делает вреда, кто снедает плоть человека, сколько тот, кто угрызает душу его. Ибо, чем дороже душа тела, тем тягостнее и зло, ей причиняемое. «Блюдшиеся, да не друг от друга истреблены будете». Поскольку обманщики и злоумышленники приходят для того, чтобы погублять других, то смотрите, говорит, чтобы дело не дошло и до вас. Разделения и распри растлевают и поедают как приемлющих, так и посеявающих оные, и еще более, чем моль, всё изъедают».

Блаженный Иероним другую мысль проводит. «Надобно,– говорит, – так истолковать это место, чтоб не казалось, что святой Павел вдруг переходит к неожиданным наставлениям, стоящим вне всякой связи с содержанием Послания. Он хочет им сказать: получив свободу от закона, любовию работайте друг другу. И это будет самое лучшее исполнение самого закона. А если вы с законом останетесь, то должны будете уже все принимать, принимать и «око за око». Следуя же сему, будете друг друга угрызать и снедать. Поопаситесь! Вот к чему поведет вас закон! Вы друг от друга истреблени будете» (не слово в слово)

Гал.5:16. Глаголю же: духом ходите, и похоти плотския не совершайте.

Минуем это вводное объяснение и возвратимся к главной мысли Апостола: освободясь от закона, живите в деятельной друг к другу любви. Стоя в этой мысли, не можем не спросить: в каком же отношении к тому закону любви состоит настоящее правило – духом ходить и похоти плотской не совершать? Святой Златоуст отвечает: в отношении средства к цели. «Вот показывает и другой способ, облегчающий добродетель и содействующий к исполнению вышесказанного, рождающий любовь и поддерживаемый любовию. Ибо ничто так не делает нас любвеобильными, как жизнь по духу, и ничто так не убеждает Духа обитать в нас, как сила любви».

«Глаголю же» – не такая мысль: предписывая вам закон любви, я говорю то же, что: «духом ходите»; а такая: к этому или при этом я говорю вам: духом ходите... Для того, чтобы пребывать вам во взаимной любви, «духом ходите, и похоти плотской не совершайте». Почему так? Вот почему: похоть плотская есть то же, что живущий в нас грех, она в другом месте названа и мудрованием плотским. Это «мудрование плотское закону Божию не покаряется, ниже бо может» (Рим. 8, 7) А любовь есть исполнение закона. Выходит, что это несовместимые противоположности. Похоть плотская есть отрицание закона, а любовь – отрицание всякого беззакония. Где действует любовь в силе, там нет места похоти плотской; и где похоть плотская, там не ищи любви. Кто слушается внушений любви, тот не станет слушаться искушений похоти плотской. Но для того, чтобы не слушаться искушений плоти, надо приять благодать Духа и ходить в Духе. Таким образом очевидно, что святой Павел хотел сказать галатам: по освобождении от закона вы обязаны ходить в любви, а чтобы в любви ходить, ходите Духом и похоти плотской не совершайте.

Что значит Духом ходить? У нас есть и свой дух, богоподобная сила, вдунутая в человека от Бога, которой назначение вводить человека в жизнь в Боге и держать в ней. Стихии нашего духа – сознание Божества с чувством всесторонней от Него зависимости, страх Божий, сознание обязанности благоугождать Богу, уверенность в блаженной вечности. Всеми этими стихиями дух устремлял человека от себя и от всего тварного к Богу, как последней цели, все прочее обращая в средство к ней. Когда человек пал, то ниспал от Бога, и остановился на себе, и себя поставил главною целию жизни. Дух потерял над ним власть, вместо него стало парить в нем самолюбие. Из самолюбия развились гордость, своекорыстие, сластолюбие, а от этих потом – все полчище страстей. Все они в разных оттенках стали заправителями жизни человека. Дух замолк, и, если подавал иногда голос, его не слушали.

Господь и Спаситель принес на землю благодать Всесвятаго Духа, которая вместе с проповедию Евангелия и пошла по лицу земли. Сила проповеди Евангелия от благодати. Вместе с словом чрез слух входит в сердце благодать и пробуждает дух человека. Проповедь говорит: востани, спяй (Еф. 5, 14). Когда благодать воздействует на дух, он встает. Вместе с ним встают и оживают все его стихии: страх Божий, обязательство благоугождать Богу и чаяние лучшей жизни. Кто покорится сим требованиям духа, Духом Божиим оживленного, тот отказывается от себя, попирает самолюбие со всем полчищем страстей и начинает всеусердно работать Господу наперекор всем земным видам. С этого момента начинается у него жизнь в духе или Духом, с попранием самолюбия и всех страстей. Жизнь в духе или Духом можно посему описать так: кто, благодатию Божиею будучи возбужден и освящен чрез таинства, входит в себя и, став пред Господом в сердце, все свои деяния, и внутренние и внешние, направляет к богоугождению, чрез хождение неуклонное в воле Его, в слове Божием изложенной и принятой в совесть, в надежде вечного в Боге блаженства, с попранием самолюбия и забвением интересов земных; тот живет в духе и Духом.

Из этого объяснения сам собою решается вопрос, какого духа разумеет Апостол в сем месте, – нашего или Духа Святаго. И того, и другого в сочетании. Наш дух не имеет силы дать нам жизнь духовную сам по себе. И Дух Божий не даст ее, если не будет воспринят нашим духом. Когда же они сочетаются, тогда наш дух становится сильным от Духа Божия, и Дух Божий чрез наш дух действует на нас и на все наше и все освящает и совершает. Ходящий в духе – Духом Божиим ходит, но ходит по стихиям духа, первоначально в человека вдохнутого.

Из этого же объяснения видно и то, что есть похоть плотская. Это есть самолюбие со всеми страстьми. Похотию плотскою она названа потому, что преимущественное седалище самолюбия и страстей в плоти. Так случилось, что как норма жизни человеческой, по первому устроению ее, есть жизнь духовная – в Боге, то, когда пал человек, ниспал в противоположность духу и Богу, в жизнь плотскую с удовольствованием себя тварями в сей жизни, с забвением о Боге и жизни загробной. Когда дух возбуждается и берет силу, тогда самолюбие со страстьми, или эта похоть плотская, отвергается и закон восприемлется – ни в чем никогда не слушать внушений, требований, влечений сей похоти: «грех» нами «дa не обладает, во еже послушати его в похотех его» (Рим. 6, 14, 12). Участь решенная этого ветхого человека быть распяту, «да упразднится тело греховное» (Рим. 6, 6) Тем она и кончится. Но до времени премудрость Божия ему попустила стоять против духа, в нас же, но в качестве чуждого нам, неблаговолимого, гонимого и отвергаемого. Сознанием и свободою переходит человек на сторону духа и там производит все дела свои; а самолюбие со страстьми, хоть в нем же, но будто совне приражается к нему, влечет и соблазняет. Дело христианина, внимая себе и стоя в духе пред Господом, замечать подходящие неправые движения и внушения самости или похоти плотской и отражать их именем Господа. Вот это именно и выразил Апостол в слове: духом ходите, и похоти плотския не совершайте. Чтобы совсем мертвою сделать сию похоть, это есть дело Божие: наше дело – всякое ее движение или внушение не принимать и, сколько бы она ни докучала, ничего в угоду ее не совершать. В этом вся жизнь христианина! Она есть непрестанная борьба, как и говорит вслед за сим Апостол.

Гал.5:17. Плоть бо похотствует на духа, дух же на плоть: сия же друг другу противятся, да не яже хощете, сия творите.

Что это – естественную психологию пишет Апостол или изображает состояние подблагодатное? Подблагодатное; ибо в естественном – падшем – состоянии дух хотя не уничтожается, но никакой власти не имеет над самолюбием со страстьми. Иногда страх Божий, иногда совесть, иногда воспоминание о загробной жизни говорят что-нибудь против них, но этот голос хоть слышится, потому что нельзя его не слышать, но оставляется в невнимании, пренебрегается, попирается, иногда с враждебным против него ожесточением. Потому тут нет собственно брани. Брань начинается, когда дух наш оживает и силу получает от Духа Божия. После сего дух стоит на одной стороне, а самость со страстьми и похотьми на другой. Последняя силится возвратить отнятую добычу, а первый силится удержать ее за собою. Вот и брань. Самолюбие со страстьми возбуждает греховные помыслы, влечения, сочувствия; а дух, со страхом Божиим и ревностию в богоугождении, отражает их силою благодати Святаго Духа. «Плоть похотствует на духа» – можно переложить или так: плоть, то есть самость со страстьми, порождает противные духу пожелания, или так: плоть враждебно восстает против духа; равно и: «дух похотствует на плоть» – значит: или: дух порождает противные самоугодию пожелания, или: дух враждебно к ним относится. В отношении к последней мысли замечательно правило святых подвижников: когда подходит искушение от самости и страстей, спеши возбудить против него неприязнь и гнев, и оно отбежит во мгновение ока.

«Сия же друг другу противятся, да не яже хощете, сия творите». Апостол говорит как бы: вот что происходит внутри вас, если вы стоите как должно в духе! Брань совершается. Когда самоугодие задумает что противное Богу, дух не допускает тебя исполнить его внушение и желание; когда же дух требует чего наперекор самости, сия последняя вяжет тебе руки и ноги, чтоб ты не делал того, что требует дух. Ни одна сторона не хочет допустить тебя сделать что-нибудь наперекор ей, в угодность стороне противоположной. В этом цель брани, цель каждой из воюющих сторон. Но что же далее? И стой посреде, ни туда, ни сюда! Что делать стоящему посреде, влекомому то туда, то сюда, Апостол не сказывает; потому что это само собою очевидно; да к тому же это указано уже выше: «духом ходите, и похоти плотския не совершайте». Здесь же, указавши на происходящую борьбу внутри, он не говорит, куда склоняться; но очевидно желает, чтоб не плоти, а духа слушали. Он внушает как бы: а вы сами смотрите, куда следует вам склониться. Если вы должны духом ходить и похоти плотской не совершать, то очевидно, что всегда должны идти наперекор самости в угодность требованиям и влечениям духа, не останавливаясь ни пред какими жертвами самоотвержения.

Наши толковники, все,– слова: «да не яже хощете, сия творите» – прямо так и разумеют, как внушение, чтоб верующие не исполняли пожеланий похоти и строго противились им. Святой Златоуст говорит: «Апостол указал здесь на борьбу злых и добрых помыслов. Но хотеть и не хотеть – есть дело души. Потому он и говорит: «сия же друг другу противятся», – чтобы ты не дозволял душе ходить в злых ее пожеланиях. Он сказал сие как наставник и учитель, возбуждая страх». Блаженный Феодорит пишет: «плотию называет Апостол наклонность воли к худшему; духом же – обитающую благодать; потому что она руководствует душу к лучшему. Как же возможно препобедить плотские страсти? «Да не яже хощете, сия творите». Не следуйте неуместным помыслам, то есть преодолевайте их, имея содействующую благодать Духа».

Гал.5:18. Аще ли Духом водими есте, несте под законом.

Если вы в борьбе внутренней будете всегда принимать сторону духа и действовать в угодность ему наперекор внушениям самости, то вы будете водими Духом. Если же вы Духом водими, то вы не под законом.

Опять у Апостола неожиданное сочетание понятий. Это подало повод ко многим догадкам. Но, кажется, прямее всего предположить у Апостола намерение – и нравоучение поставить в связь с вероучением. Как там, приступая к доказательству ненужности для христиан закона, Апостол начал с вопроса о приятии Духа и из того, что они приняли Его помимо закона, вывел: на что же вам закон? (Сила доказательства в том, что закон нужен был для обуздания страстей; Дух же Божий, пришедши, попаляет страсти: на что же вам закон, когда вы уже имеете более того, что может дать закон?) Так и здесь, выставив борьбу со страстьми и показав, что они преодолевают их быв водими Духом, выводит: вы уже не под законом. Закон обуздывал страсти совне, а вы извергли их из сердца и преследуете, значит, закон уже отпал от вас, как отпадает скорлупа, когда вывелся птенец, или падают подмостки, когда состроен дом. Святой Златоуст говорит: «какая тут последовательность между понятиями? Самая строгая и очевидная. Ибо кто имеет Духа, тот при помощи Его угашает в себе всякое злое пожелание. А кто освободился от злых пожеланий, тот уже не имеет нужды в помощи закона, став много выше его учения. Кто не гневается, тому на что слышать: «не убий»? Кто не смотрит любострастными глазами, тот не имеет нужды в наставлении – «не любодействовать». И кто станет говорить о действиях зла тому, кто исторг в себе и самый корень зла? А корень убийства есть гнев, любодеяния – пытливый и похотливый взгляд. Посему он и говорит: «аще Духом водими есте, несте под законом». Если закон до пришествия Духа заменял сколько мог Духа, то и посему нет нужды теперь оставаться под пестуном. Тогда мы справедливо были под законом, чтобы, побуждаемые страхом, удерживали свои пожелания, доколе не явился Дух; а теперь, когда нам дарована благодать, которая не только повелевает воздерживаться от них, но и сама иссушает их и возводит человека к совершеннейшей жизни, какая нужда в законе? Кто сам по себе делает больше, тому на что пестун? Философ не имеет нужды в учителе грамматики. Итак, для чего вы так унижаете себя? Первоначально изъявили готовность служить Духу, а теперь опять слушаете закона».

Гал. 5:19 – 21. Явлена же суть дела плотская, яже суть: прелюбодеяние, блуд, нечистота, студодеяние, идолослужение, чародеяния, вражды, рвения, завиды, ярости, разжжения, распри, соблазны, ереси, зависти, убийства, пиянства, безчинны кличи, и подобная сим: яже предглаголю вам, якоже и предрекох, яко таковая творящии Царствия Божия не наследят.

Внушал Апостол, что, во внутренней нашей брани, нам должно противостоять самости и самоугодию и всегда следовать требованиям и влечениям духа. Теперь показывает пространство и поприще духовной брани, от чего отстать и чему противиться должно.

Перечисляя дела самоугодия, Апостол не всё выводит на среду и в том, что выставляет, не указывает тонких оттенков, а называет лишь наиболее выдающиеся самоугодливые дела и в самом грубом, отталкивающем их виде. Это потому, что плотская жизнь языческая обнаруживалась в таких наиболее делах, как все это видели и знали, и потому, что, когда возбудится отвращение к делам неодобрительным, образуется вместе отвержение и помыслов, и пожеланий их, и в первом нельзя хорошо успеть, не имея второго.

«Явлена суть дела плотская.» «Явлена», φανερα, – явны, всем известны, по общему нравственному чувству и голосу совести. Или явны вам, яко христианам: и гражданин честный не одобрит их, а не только христианин, благодатию возрожденный. Или явны: пред глазами вашими этот позор разумной твари; посмотрите, как живут язычники и все нераскаянные грешники, в забвении о Боге и будущей участи своей. – «Дела плотская» – суть дела самости, самоугодия, того заправляющего жизнию человека начала, которое привилось к нему вследствие падения и заставляет его, вместо Бога, себе угождать, вместо духа, влечениям плоти следовать, вместо вечных – одни временные любить и вкушать блага.

Осьмнадцать видов греховных дел перечисляет святой Апостол; но очевидно они делятся на две половины: на дела силы пожелательной и на дела силы раздражительной. Заимствую такие наименования из писаний Отцов-подвижников, у которых все недобрые движения души подводятся под эти две силы, кои называют они иногда и короче – похотию и гневом. Им противополагают они ум, то же, что у нас названо духом; и всю борьбу внутреннюю сводят на борьбу ума-духа с похотию и гневом, или с движениями пожелательной и раздражительной силы души. Видно, что их наставления совершенно согласны с указаниями святого Павла. И всякий может заметить на себе, что он непрестанно движется между этими двумя, переходя от похотения к раздражению и от раздражения к похотению, когда не имеет в цели лучшего, – того, что указывает дух.

Сначала перечисляет Апостол недобрые дела пожелательной силы или похотения, когда она не слушает внушений ума или духа. Выставляет самое срамное. «Прелюбодеяние» – плотские грехи, более в брачном союзе, «и блуд» – плотские грехи – вне сего союза; «нечистота и студодеяние» – плотские грехи противоестественные. Под нечистотою, впрочем, может быть, разумеется и осквернение души срамными помыслами с услаждением и желанием дела; а под студодеянием – разлив похотствования до бесстыдства и мании, когда и людей даже не срамятся. «Идолослужение» тою стороною сюда относится, в коей наиболее действующею являлась похоть. Были у язычников божества, коим и служба совершалась удовлетворением сей страсти. «И чародеяния» здесь помянуты, потому что часть их отряжена была в пособие плотским грехам, как-то: составы зелий и трав и разные наговоры, с целию произвесть взаимное обаяние, или, как у нас говорят, приворот. В житии Киприана и Иустины можно видеть, как это делалось (см. Четьи-Минеи, 2 октября).

Дела раздражительной силы или гнева указываются такие: «вражды»,– когда одно лицо с другим, или семейство с семейством, или род с родом во вражде состоят – не видаются, не встречаются, не говорят, и если не замышляют зла, то желают, чтоб оно постигло другую сторону, и рады, когда это бывает; «рвения», ερεις,– тяжбы, брань, ругательства, споры, когда ни в чем не хотят уступить другому и на волос, всегда хотят поставить на своем; «завиды» – не то, что зависть, а: ζηλοι,– когда бьются из всех сил, чтоб не дать другому опередить себя в чем-либо, в чести, в богатстве, в вещах, в должностях, в чем бы то ни было, причем предполагается неприязненность к тому, кто выдается, с желанием подставить ему и ногу: это извращенное эгоизмом соревнование; «ярости», θυμοι,– сердитость, гневливость, когда кто бывает как порох, за всякую малость вспышка гнева, брань и даже драка; «разжжения», εριθειαι, – когда сердят других, посевают раздоры, разжигают одних против других, поджигают всякие нестроения в обществе, семействах и между частными лицами; «распри», διχοστασια, – надвое разделение или распадение, когда кто ни с кем не мирен, не миролюбец, раздорник, или когда кто заводит партии, немирный дух партий, «соблазны» – в греческом нет,– скандалы или делание сцен, как говорят: такой-то или такая-то сделал мне сцену; «ереси», – может быть, это не разделение в предметах верования: ибо Апостол пишет картину с языческой жизни, а там разделений в этом роде не бывало; скорее, это вообще разделение, из каких бы то видов ни было, только с враждебным, неприязненным духом, требующим изгнания или смерти противникам; «зависти», φθονοι,– когда завидуют счастию другого и злятся на всякого, зачем ему хорошо, с смертельною, однако ж, неприязнию и к нему, от коей дышащая убийствами ненависть; «убийства», (φονοι, – не по одному созвучию постановлено после: φθονοι,– а по существу дела так бывает: φθονος вполне удовлетворяется в φονος;. Это верх неприязненных отношений к другому. Образец – Каин.

Последние два: «пьянства и безчинны кличи» – проводятся не в том смысле, что Апостол хотел дополнить ими дела похотные, а в том, что в этих двух похоть и ярость обе находят себе удовлетворение. Это будто дома, в которых они живут. Пьяный – и срамные дела творить, и раздорить готов. Равно на пирушках и похоть, и гнев разыгрываются широко. Бесчинны кличи, κωμοι,-пирушки, заводимые затем только, чтоб потешиться и шумно повеселиться.

«И подобная сим» в той и другой части греховных дел, и в похотной, и в раздражительной. Дополнить этот список, по примеру сказанного, может и всякий сам собою.

«Яже предглаголю» – относительно них я говорю наперед, то есть прежде чем наступил суд; «якоже и предрекох», – как и сказал уже, тоже наперед, вероятно, когда лично преподавал им наставления о христианском образе жития. «Яко таковая творящий Царствия Божия не наследят». Не наследят решительно Царствия Божия того, которое откроется по втором пришествии, неизреченно блаженного и вечного. Суд над ними будто уже произнесен и скреплен. Но когда говорит Апостол: «таковая творящии»,– то дает разуметь, что суд этот над ними в силе, пока они вращаются в такого рода делах. Выдь они из того круга, и суд не падет на них. Это блаженное изменение чается от них до самого последнего издыхания. Дотоле и обетование – снять с них этот приговор. Но когда отворится смертию дверь в другую жизнь и исходом отселе затворится, тогда всему конец.

Блаженный Августин пишет: «таковая творящии Царствия Божия не наследят». Творят же сие и те, которые, склоняясь на пожелания плотские, вожделевают и дел их, хотя не имеют возможности привесть их в исполнение. А те, которые, чувствуя приражение плотских движений, остаются непреклонными к ним и не только не представляют членов тела своего в орудия к деланию греха, но и мановением даже не изъявляют согласия на то, эти не творят таковая и, следовательно, Царствие Божие наследят. Ибо, очевидно, в мертвенном теле их не царствует уже грех так, чтобы слушаться его в похотях его, хотя и обитает еще в нем. Иное дело грешить, а иное иметь грех. В ком не царствует грех, то есть кто не слушается похотей его, тот не грешит; но, в ком не было бы и самых пожеланий греховных, тот не только не грешил бы, но и совсем не имел бы греха. Это, впрочем, в этой жизни может быть достигнуто только в некоторой степени, в совершенстве же явится по воскресении».

Гал. 5:22 – 23. Плод же духовный есть любы, радость, мир, долготерпение, благость, милосердие, вера, кротость, воздержание: на таковых несть закона.

Отказавшись однажды навсегда, в принятии веры и в крещении, и потом постоянно отказываясь, в жизни, от внушений и влечений самости со страстями, христианин ревностный, всегда верный своему призванию, под действием благодати Святаго Духа развивает в себе и возращает в противоположность страстям и похотям добрые и богоугодные расположения и стремления, которые, став строем его сердца, составляют в нем того потаенного в сердце человека, которому предопределено быть человеком блаженной вечности.

Похоти и страсти, дела плотские, пришли в нас и расплодились из самости, сего злого семени, всеянного искусителем; а добрые расположения сродны нам: они неотъемлемые качества богоугодного духа. Когда благодать, нисшедши внутрь нас, оживляет дух наш, приходят в движение и все, сродные ему, расположения и стремления. Не вдруг, однако ж, приходят они в силу. Их возращают труды действования по влечению духа. Ибо отверженная самость с полчищем страстей своих стоит тут против, лицом к лицу, и мешает им свободно разливаться. Против каждого доброго расположения своя страсть. По мере убития страсти возникает доброе расположение. Тут то же происходит, что когда человек высвобождается из трясины или из облепивших его цепких трав, то одну руку, то другую, то одну ногу, то другую высвобождает он. Так, у христианина со страстями. Чрез борьбу с собою, трудами подвижничества, очищает он от страстей одно доброе расположение за другим, пока все очистит, и они явятся в свойственной им полноте, силе и красоте.

Без труда и подвига этого не достигнешь. Но и труд, и пот свой ничего не дает твердого и прочного. Желание, искание и труд – наш, а – плод Дух Божий сокровенно, под прикрытием бесплодного по себе труда нашего, производит в сердце. Борется, например, с собою гневливый и ищет кротости; но самую кротость возращает и укрепляет в сердце благодать Святаго Духа. Вот почему святой Павел озаглавливает этот список добрых расположений так: «плод духовный есть». Духовный – по-гречески: πνευματος, – Духа, то есть плод Духа. Святой Златоуст и говорит: «злые дела от нас одних происходят, потому Апостол и называет их делами плоти; а добрые (расположения) требуют не нашего только старания, но и человеколюбия Божия (то есть благодати Духа)». «Ибо при содействии Духа преуспевает душа в каждом из сих дел» (блаженный Феодорит). Так и все наши толковники.

Перечисляя самые добротности, какими Дух украшает сердце верного христианина, Апостол не ставит их в прямое соответствие с перечисленными выше страстьми и похотьми. Но и здесь два их рода, как и там. Против раздражения с порождениями его ставит Апостол несколько доброхотных расположений; а против всех дел похоти – одно воздержание.

В подробное рассмотрение сих добродетелей не входят наши толковники. Только блаженный Иероним делает несколько замечаний на каждую из них.

«Любы». Как все страсти от самолюбия, все к себе стягивающего; так все добрые расположения от любви, поправшей самость и всем готовой жертвовать для блага, других, не помышляя о себе. «И какой из добродетелей прилично держать первенство между плодами Духа, как не любви, без которой прочие добродетели не считаются добродетелями и от которой рождаются все блага? И в законе и в Евангелии ей предоставлено главенство: «возлюбиши Господа Бога твоего от всего сердца твоего, и от всея души твоея, и всею силою твоею: и ближняго твоего, якоже самаго себе» (Втор. 6, 5; Мф. 22, 37, 39)» (блаженный Иероним). Святой Павел в Послании к Коринфянам, сказавши, что без любви всё ни во что, описывает потом дела любви так: «любы долготерпит, милосердствует: любы не завидит: любы не превозносится, не гордится, не безчинствует, не ищет своих си, не раздражается, не мыслит зла. Не радуется о неправде, радуется же о истине: вся покрывает, всему веру емлет, вся уповает, вся терпит. Любы николиже отпадает» (1Кор. 13, 4 – 8). Все последующие добродетели указывают лишь разные стороны любви.

«Радость». Радость, конечно, о Дусе Святе, в порядке духовной жизни: ибо «нечестивому несть радоватися» (Ис. 57, 21). Обычная радость – от получения земных благ. Радость духовная – от ощущения благобытия в духе. Как чувство здравия неотъемлемо от здорового; так радость духовная – от живущего духом и похотей плотских не совершающего. Это радость спасенного, который видит ясно, что миновал пагубность. Ее нельзя раздуть; она сама рождается и стоит. Заповедь Апостола: «всегда радуйтеся» (1Сол. 5, 16), – может быть, еще более признак, что если не радуетесь, то вы не стоите в настоящем чине. По уверению Палладия Еленопольского в «Лавсаике», в обители аввы Аполлоса было братии до 500, и они все всегда радовались, несмотря на великие пустынные лишения, и радовались такою радостию, что никто здесь, на земле, не укажет такой радости и веселия телесного. Между ними никого не было скучного и печального, и авва Аполлос обычно говаривал: «не должно на пути спасения скорбеть тем, которые имеют наследовать Царство Небесное; пусть стенают язычники, пусть плачут иудеи, пусть скорбят грешники, а идущие правым путем должны радоваться» (Лавсаик. 47).

«Мир». Поправший страсти имеет мирное устроение сердца, ничем невозмутимое, светлое состояние духа, стоящего в сердце сознанием пред Богом, все неправое отревающего и в одном правом ходящего. Это внутреннее мирное устроение является и вовне мирностию со всеми и распространением мира вокруг. Есть такие благодатные личности, которые, как только явятся в каком круге, тотчас водворяют мир и согласие. «Это блаженные миротворцы, коих отличил Господь чрез наименование сынами Божиими. Они и с ненавидящими мира бывают мирны (Пс. 119, 6). За то и Бог в них обитает: «ибо в мире место Его» (Пс. 75, 2)» (блаженный Иероним не слово в слово).

«Долготерпение». Оно, как несокрушимая стена, ограждает мир, радость и любовь, само от них получая и закаленную крепость, и нерасторжимый цемент. Мир во зле лежит. Живя в нем, нельзя избавиться от уязвлений зла. Скорби и лишения не столько разят, сколько напраслины и нападки злых людей. У врага они суть самые сильные оружия к возмущению живущих в духе. К ним он приступает обычно с этим оружием, когда увидит, что они не поддаются уже ни в чем пожеланиям похоти. Видя, что этим путем нельзя их взять, он направляет против них злых людей, чтоб, если ушел кто от похоти, задержать его гневом и ненавистию к обидчикам и чрез то отнять у него содеваемое им спасение: ибо гневаяйся на брата повинен геенне (Мф. 5, 22). Против этих козней благодать Божия воздвигает в сердце необоримую стену – долготерпение, которым отражаются все стрелы лукавого. Долготерпение все стоит на том убеждении, что напраслины и нападки от других суть не их дело, а дело врага; потому оно не на людей восстает гневом, а на врага вооружается неприязнию, храня к людям доброе расположение. Этим долготерпение перехитряет врага. Почему о нем говорит Премудрый: «долготерпелив муж мног в разуме: малодушный же крепко безумен» (Притч. 14, 29).

«Благость», χρηστοτης, – «приятность, располагающее к содружеству обращение, сладкая речь, привлекательные приемы» (блаженный Иероним). Особую печать носят на себе те, кои живут в духе. Как у них все стройно, всё ко времени, к месту и лицам, и в слове, и в поступках! И это не умом определяется, а идет прямо из сердца. Всем они по душе, для всех как елей на раны. И это всегда почти без всяких внешних преимуществ: ни знатность рода, ни образование, ни достатки не имеют части в этом качестве. Оно от богатства духа, покрываемого глубоким смирением.

«Милосердие», αγαθωσυνη,– сердоболие и сострадательность, с готовностию все сделать в благо другого. Как мать болит о детях, так милосердие о всех христианах. Их благо – его благо себя не помнить. Оно готово себя раздеть, чтоб одеть другого, себя оставить голодным, чтоб накормить другого, свое тело здоровое отдать больному, а его, больное, взять себе. Оно паче всех добродетелей восхвалено будет на суде.

«Вера» – не догматов содержание, а уверенность в Боге, что Он никогда ни в чем не оставит, что держит и ведет самым лучшим путем и приведет к благому концу, что всё от Него и всё во благо, хотя бы неприятно было, что никто ничего ни сказать, ни сделать не может, на что не соизволил бы Бог, что во всем воля Его святая, почему живет покойно в преданности в волю Божию. Эта вера породила мучеников, а после них произвольных страдальцев, пустынных подвижников. Она и всюду воодушевляет благочестие и жизнь в духе.

«Кротость» – «противоположна гневу и всякой раздражительности. За нее раб Божий Моисей удостоен такого свидетельства: «Моисей, кроток зело паче всех человек, сущих на земли» (Числ. 12, 3). И о Давиде сказано: «помяни, Господи, Давида и всю кротость его» (Пс. 131, 1), которая особенно проявилась в нем в отношениях к Саулу, Авессалому и Семею» (блаженный Иероним). Это не бесчувствие сердца, а Духом, деяния плотские умерщвляющим, в сердце образуемое расположение, за которое Господь обетовал наследие земли благих: «блажени кротцыи, яко тии наследят землю» (Мф. 5, 4). И в Себе Господь указал для подражания наипаче кротость смиренную: «научитеся от Мене, яко кроток есм и смирен сердцем» (Мф. 11, 29).

«Воздержание» – не только как начало целомудрия, но и как обуздание пожеланий относительно пищи, пития и всякого другого похотствования (блаженный Иероним). Есть воздержание первоначальное, когда, возлюбив сию добродетель, ищут ее. Тут помыслы и пожелания возбуждаются и нередко порождают сочувствие и влечение, но отвергаются силою воли, духом укрепляемой. Воздержание же совершенных есть укоренившаяся добродетель, когда возрождающиеся помышления уже не колеблют. Строгая во всем жизнь становится тогда постоянною нормою. Предмет воздержания – обучение тела и приспособление его к жизни духовной, чрез навык удовлетворять необходимые потребности его наименьшим коштом. Подвижники говорят: обучи тело, и оно будет тебе самым добрым помощником в жизни по духу. Всякая сласть – от удовлетворения тела сном, пищею, одеждою и жилищем – только тогда теряет свою привлекательность, когда возрождаются и возрастают утешения духовные.

«На таковых несть закона». Κατα τοιουτων – против таковых, то есть против сих добродетелей или против тех, кои имеют сии добродетели. Мысль остается одна и та же. Закон представляется гонителям всякого греха и сберегателем от него людей. Кто же обладает показанными плодами Духа, у того не только из круга дел изгнан всякий грех, но и из сердца всякая страсть. Следовательно, у такого нечего гнать закону, нечего и его самого сторожить. Он – не для таких лиц. Святой Златоуст говорит: «кто может научить того, кто сам в себе имеет все, и совершеннейшим учителем мудрости – любовь? Как кроткие кони, и сами по себе делающие все, не имеют нужды в биче, так и душа, делающая добро действием Духа, не имеет нужды в предписаниях закона. Итак, Апостол и здесь с удивительною мудростию отвергает закон, не потому, чтобы он был худ, но потому, что он ниже мудрости, подаемой Духом».

И здесь – как впереди, где сказал: «аще ли Духом водими есте, несте под законом». Сказал, что водимые Духом не суть под законом; теперь, исчисливши плоды Духа, то есть показавши, кто суть водимые Духом или в чем открывается это водительство, ему приходилось сказать: вот какие не под законом. Но он говорит другими словами, в той же, однако ж, мысли: на таковых несть закона. Закон таких не касается, не имеет в виду. Вообще, где речь идет о законах добродетелей, там, хотя говорится о ненужности таких законов, но совсем не потому, чтобы добродетели не были обязательны для христиан, а потому, что они носят их уже в сердце своем; законы сии новым образом написаны у них в сердцах, как обетовано и чрез Пророков

Гал.5:24. А иже Христовы суть, плоть распяша со страстъми и похотъми.

Кто Христовы? Те, которые уверовали в Него и прилепились к Нему любовию и которых Он за то принял в общение. Свое или признал Своими. Таковые распинают плоть свою в самый акт приступания к Господу: без этого и приступить к Нему нельзя. Плоть – здесь разумеется, как и выше, живущий в нас грех или самолюбие и самоугодие, из коих все страсти и похоти. А кто приступает к Господу, того первый шаг определяется так: «да отвержется себе, и возмет крест свой» (Мф. 16, 24). Отвержение себя и есть попрание самости, или распятие плоти. Такого рода действование как завет заключается с Господом в крещении, когда крещаемый отрицается сатаны и всех дел его и сочетавается с Господом. Этот нравственный акт запечатлевается потом благодатию в крещении, и крещаемому ради него дается сила не работать более греху, а отвергать, ненавидеть и преследовать его. Это и значит, что крещаемый умирает греху и оживает для новой, благодатной жизни в Господе. Иначе у Апостола это же самое названо распятием ветхого человека и упразднением тела греховного, то есть всего корпуса греха, – самости со страстями. Вот как христианин в то самое время, как становится Христовым, распинает и плоть свою со страстьми и похотьми. Зачем поминает об этом здесь Апостол? Все в видах полнейшего уяснения предмета, о коем речь, то есть жизни в духе. Жизнь в духе, как понималось, есть стать сознанием в сердце пред Господом и все дела свои, и внутренние и внешние, направлять на богоугождение, во славу Господа, с отвержением, попранием и преследованием всех неправых движений в мыслях и желаниях. Это отвержение неправостей внутри и есть распятие самости, от коей все неправое. Таким образом, распинание самости,– плоти, есть неотъемлемая принадлежность жизни духовной. Святой Златоуст и говорит: «чтобы не спросили: кто же они (то есть те, на коих нет закона) таковы? – он указывает их из дел их: те, кои распяли плоть. Ибо страсти хотя и досаждают им, но восстают на них напрасно и без успеха».

Когда говорится: «распяша» – однажды навсегда, то под этим разумеется тот нравственный поворот, в коем приступающий к Господу дает обет не поддаваться греху, до положения живота; на что и сила дается в крещении. Самость попрана, отвергнута, распята. После хоть и приступает, но ничего не получает. Всякий раз попирается с презрением и распинается. Вся жизнь христианина есть распинание плоти греха; но это есть плод и осуществление того первого акта, которым самость извержена из сознания и свободы и лишена всякого права определяющей к делам силы. Без этого первого и последующих не может быть: они связаны, как корень и ствол с ветвями. Потому и говорит Апостол: распята,– однократно, но тут столько силы, что ее станет на целую жизнь.

Что это распятие – не механическое какое, а нравственное, это хорошо изображает блаженный Августин. Он выводит распинательную силу из возрождающегося в духе страха Божия, коим полагается начало обращения и потом поддерживается и исправная жизнь обращаемого. «Чем распяли, как не страхом Божиим, чистым, пребывающим в век века (Пс 18, 10), в коем боимся оскорбить Того, Кто всем сердцем, всею душою и всем помышлением любим? Этим страхом распяту быть желает и Пророк, когда говорит: пригвозди страху Твоему плоти моя (Пс. 118, 120). Распинает же страх на том кресте, о коем говорит Господь: «возми крест твой и последуй Мне» (ср: Мф 16, 24).

Гал.5:25. Аще живем духом, духом и да ходим.

Это – вывод из всего предыдущего. Апостол говорит как бы итак, если живем духом, то есть если оставили мы стихийное богоугождение, свергли иго закона, получили свободу от него, с тем, чтобы угождать Богу нравственными расположениями, из духа исходящими; то и ходить уже нам надлежит духом, то есть с требованиями его сообразовать свой образ мыслей, чувств, расположений, слов, дел, всего поведения. «Да ходим», στοιχωμεν, – что значит: да сообразуемся, да согласуемся с ним. Требования же духа он изобразил уже под видом плодов его. И понятно, что значит ходить духом: значит – обнаруживать в жизни своей те качества, кои суть плод Духа, так строго, чтоб ничего из того, что есть дело плоти – самости, – не входило в нее. Этого без борьбы с собою нельзя выполнить. Потому тут же заключается и законоположение о сей брани, которой исходная точка и действующая сила указана в предыдущем стихе. Жизнь духовная – неистощимый источник утешений; но они не даром достаются. Кто-то выразился: даждь кровь, и приими Духа.

2) Достодолжный характер совершеннейших и руководящих в христианском обществе лиц, с кратким указанием отношения к ним руководимых (Гал.5, 26–6, 6)

Хотя не говорит прямо святой Апостол, но образ речи его наводит на мысль, что он обращается здесь к предстоятелям Церквей. Ибо говорит – вы, духовные, исправляйте согрешающих, друг друга тяготы носите... В последнем же стихе (см. Гал. 6, 6) определяет отношения учимого к учащему. Исправлять, учить и тяготы других носить не всякому уместно. На это должны быть особые лица; иначе неизбежны в обществе нестроения. В Церкви это долг предстоятелей. Апостол Павел, где ни основывал Церкви, везде ставил и пастырей, и учителей. Конечно, поставлены они были им и в Галатийских Церквах. К ним он теперь и ведет речь. Зачем прямо не назвал их? Верно, они были виновны в том, против чего говорит Апостол. Итак, чтобы смягчить обличение, он говорит вообще. А может быть, наряду с предстоятелями в том же оказались неисправными и другие, выдававшиеся из ряду, лица. Всех их под общее воззрение и подводит святой Павел; а между тем самые наставления такого рода, что некоторыми сторонами могли идти и ко всем вообще христианам.

Совершеннейшим и руководящим говорит Апостол: не тщеславьтесь (Гал.5, 26); будьте внимательны к нуждам падающих и немощных (Гал.6, 1 – 2); и сами пред собою не трубите, считая себя чем-то (Гал.6, 3 – 5).

Гал.5:26. Не бываим тщеславии, друг друга раздражающе, друг другу завидяще.

Тщетной ищут славы, когда думают славиться тем, что не может дать истинной славы, или уловить славу и похвалу стараются у тех, коих похвала и славление ничтожны, каковы все вообще люди. Страждущие этою немощию обыкновенно человекоугодливы и намеренно раздражать кого неохотно решаются. Но самое стремление их достигнуть того, чтоб про них трубили, особенно когда и успех в этом есть, против воли их, вызывает зависть в других и раздражает их против них. Равно они сами, когда кто опереживает их в этом пустом деле, завидуют ему и удвояют свои усилия. Это состязание и словом и делом образует немирность между состязающимися, которая от них переходит и на соприкосновенные к ним лица. Братский союз расторгается и обществу грозит разложение. «В тщеславии скрывается причина многих зол,-говорит святой Златоуст,– ибо от него рождается зависть, а от зависти происходят бесчисленные виды зла».

Такова общая мысль текста; но если возьмем во внимание обстоятельства написания Послания, то она получит особый оттенок, который и дают ей некоторые из толковников наших. Блаженный Феодорит пишет: «может быть, твердые в вере, непрестанно осуждая поколебавшихся, возбуждали споры. Их-то и увещавает Апостол подать руку тем, которые преклонялись к закону». Сходно с этим понимает это место и блаженный Августин: «после того, как научил их, как противостоять тем, которые обманом хотели подчинить их рабству закона, предостерегает их, чтоб, сделавшись посведущее и имея уже силы как должно отвечать порицаниям плотских людей, не вдались они в спорливость бесполезную, из одного тщеславия, и, освободившись от ига закона, не стали рабами славолюбивых пожеланий». На этих мыслях тем охотнее останавливаешься, что слово: раздражающе – по-гречески: προκαλουμενοι – значит: «вызывающе»,– что блаженный Феофилакт изъясняет так: «друг друга вызывая к спорам и состязаниям, как бывает, например когда кто противнику своему говорит: поди-ка, померяемся, если есть у тебя столько силы».

Может быть, такая ошибка была уже сделана, когда привзошло разномыслие в общество христиан. Те, на которых лежала обязанность блюсти веру верующих, взглянули на увлекавшихся свысока и в защите истины руководились не любовию к ней и к братиям соблазняемым, а завистью к лжеучителям, восхищавшим будто бы их славу и достоинство. Оттого, может быть, они и трудились в борьбе, но плода не имели, а напротив, только разжигали раздражение и увеличивали разлад. Что-нибудь подобное было. Святой Апостол должен был помянуть о том и поминает. Но, опасаясь, как бы прикосновение к сей ране не было слишком чувствительно, он и себя ставит в ряд наставляемых, как будто и ему самому был нужен такой урок. Не «бываим», говорит, «тщеславни» и прочее.

Гал.6:1. Братие, аще и впадет человек в некое прегрешение, вы духовнии исправляйте таковаго духом кротости, блюдый себе, да не и ты искушен будеши.

Как бы так: вот как вам следовало действовать; но уж как то прошло теперь, наперед положите себе правилом исправлять падающего духом кротости. «Поскольку галаты (думается,– набольшие, руководящие), под предлогом обличения,-отмщевали другим за свои страсти и обольщали себя тем, что они делают сие за грех другим, а в самом деле желая только утвердить свое любоначалие, то Апостол и говорит им так» (святой Златоуст).

К кому речь? К духовным: «вы духовные». Кто же эти духовные? По Апостолу, из предыдущей речи, все христиане духовны; ибо прияли Духа благодати и служат Богу духом и истиною, в противоположность стихийному служению иудеев и язычников. Следовательно, Апостол хочет, чтобы все исправляли всех? Но это ни в каком обществе не бывает. Невозможно ожидать, чтоб из уст апостола Павла изошло такое правило. Возьмем другой оборот: христиане все прияли Духа и должны быть истинно духовны; но как проявление Духа в силе открывается не вдруг, а требует известного труда, а следовательно, и времени; то естественно, что между христианами не все были таковы, которых духовность была явна и в силе и которых собственно следует называть духовными. Итак, не этих ли совершеннейших разумеет Апостол? Поставь всякий себя на это место, и реши: решился ли бы кто взять на себя дело исправления других, когда это не поручено? Надо полагать, нет. Итак, вероятнее, что святой Павел под духовными разумеет здесь те лица, которым он поручил смотреть за другими и блюсти среди верующих и веру, и жизнь по вере. Они, конечно, были совершеннейшие между всеми; но долг исправлять падающих лежал на них не ради их совершенства, а ради Апостольского избрания на это дело, сопровождавшегося у святого Павла обычно рукоположением.

Из многих дел, лежащих на таких лицах, Апостол останавливается на одном: как они должны относиться к падающим. Этого требовали обстоятельства Галатских Церквей и, может быть, ошибки самых сих лиц.

С какою нежностию относится святой Павел к падающим? Возможны и тяжкие падения; но он наперед уже располагает к снисхождению и к ним, называя все падения случайными поскользновениями, не от злого намерения исходящими, а от увлечения и насилия стороннего; то есть или греха, живущего в нас, или врага нашего спасения. Ибо говорит: «аще впадет», προληφθη – схвачен будет, увлечен нечаянно, прежде чем сообразит дело как должно. «Не сказал: сделает некое прегрешение, а: προληφθη,– то есть: увлечен будет в какой-нибудь грех» (святой Златоуст). В том же духе и самый грех назвал он: παραπτωμα – мимоходное, случайное падение, поскользнутие.

Такими глазами учит Апостол смотреть на прегрешения других, чтоб не упредила возбудиться немилостивая, неразумная ревность, а напротив, сретил и обнял падшего дух снисхождения, сострадания и любви. Когда это есть, тогда легко выполнить заповедь Апостола: «исправляйте таковаго духом кротости». Не говорит: внимания не обращайте, как будто тот ничего не сделал. «Не сказал опять: наказывайте или осуждайте, но: «исправляйте». Однако и на сем не остановился, но, желая показать, что им должно быть крайне снисходительными к согрешающим, прибавляет: «духом кротости» (святой Златоуст).

В духе кротости – и смирение, и сострадание, и благоразумие, и ревность о спасении заключается. Блаженный Иероним пишет: «заповедует Апостол мужу духовному при исправлении согрешающего пользоваться духом кротости, чтобы не с строгостию, не с гневом и огорчением обращался к нему, а любовию призывал его, указуя спасение и обещая прощение словами Самого Христа Господа, Который всех обремененных грехами призывает под иго Свое благое и бремя Свое легкое, да научатся, яко кроток есть и смирен сердцем, и обрящут покой душам своим (Мф. 11, 29). Можно представить в возражение нам то, что пишется к коринфянам: «что хощете? С палицею ли прииду к вам, или с любовию и духом кротости?» (1Кор. 4, 21). Если там говорит, что идет к грешникам не в духе кротости, а с палицею, то как здесь к тем, кои предвосхищены будут в какой-либо грех, велит он обращаться не с палицею, а с духом кротости? Но там речь идет к тем, кои по учинении греха, не чувствуя своей виновности, не хотели подчиниться своим набольшим и покаянием исправиться. А там где грешник, разумея свою рану, предаст себя врачу на уврачевание, не палица нужна, а дух кротости. Можно и такой еще предложить вопрос: если исправлять другого в духе кротости должно из опасения, не быть бы самому искушену, то праведник, уверенный в своей твердости, зная, что может не пасть, будто уже и не должен исправлять другого в духе кротости? На это скажем, что праведник, хотя бы и сознавал себя победителем, еще большее окажет снисхождение к грешнику, зная, с каким трудом сам он одолевает страсти. И Спаситель того ради искушен был во всем подобно нам, кроме греха, чтобы мог спострадать и споболеть немощам нашим, зная опытно, какие труды несут смертные во плоти. (Так и здесь.) Кто до старости пребыл девственником, тот без сомнения окажет снисхождение тому, кто иногда увлечется жаром юности, зная, под какими трудностями сам прошел возраст тот».

Этой речи продолжением могут служить слова блаженного Августина на наше место: «ничто так не доказывает чей-либо духовности (совершенства жизни духовной), как то, как он трактует грехи другого, именно когда он, в этом случае, замышляет, как бы поскорее освободить его от греха, а не накинуться на него, как бы помочь, а не укорами осыпать, и не только замышляет, но тотчас и приступает к делу – сколько есть сил. Сказавши: «исправляйте духом кротости»,– Апостол внушил, чтоб не думал кто, что исправляет как должно, когда безжалостно истязует грешника, насмехается над ним, с гордостию отвращается от него, как будто от неисправимого. Почему и прибавил: «блюдый себе, да не и ты искушен будеши». Ибо ничто так не располагает к милосердию, как видение собственной своей опасности (если не будет оказано милосердие). Впрочем, Апостол не того хочет, чтоб не делалось братиям никакого исправления, а чтоб чрез это не распространялся разлад. Мир и любовь да хранятся в сердце, по сознанию одинаковой для всех опасности греха; а образ исправительной беседы, то есть когда строже говорить, когда ласковее, должен быть сообразуем с тем, как того требует спасение исправляемого. В другом месте говорит Апостол: «рабу Господню не подобает сваритися, но тиху быти ко всем, учительну, незлобиву, с кротостию наказующу противныя» (2Тим. 2, 24 – 25). Чем показал, что и от исправления погрешностей другого отказываться не должно и совершать это с кротостию. А с кротостию как будешь исправлять, если не растворяя, в исправительном слове, горечи врачевства сердечною участливостию и нежностию? И никогда не должно браться за дело врачевания согрешающего, если наперед, с строгими допросами испытавши свою совесть, как пред Богом, не удостоверимся, что приступаем к сему в духе любви. Потому, когда душа твоя огорчена чем-либо от исправляемого, а ты надеешься еще как-нибудь уврачевать его, не говори ему ничего, пока сам прежде не уврачуешься, чтоб иначе не прорвалось горькое слово в виде отмщения и язык твой не оказался орудием неправды греху (Рим. 6, 13). Что ни скажешь ты в духе огорченного, то будет нападка наказующего, а не любовь исправляющего. Люби, и говори что хочешь».

«Блюдый себе, да не и ты искушен будеши». «Ты человек, природа твоя удобоизменяемая, соболезнуй о том, кто одержим недугом» (блаженный Феодорит). «Чтоб исправляющий другого не возгордился, он устрашает и его опасностию подобного падения. Как богатые подают бедным милостыню, чтобы, если им самим придется впасть в бедность, получить то же от других, так должно делать и нам. И согрешающего защищает, во-первых, словами: аще и впадет (προληφθη – увлечен будет),– которыми указывает на великую немощь души; во-вторых, словами: «да не и ты искушен будеши», – обвиняя более искушение демонское, нежели нерадение души» (святой Златоуст).

«В искушении побеждену быть или победить – в нашей состоит власти; но, чтоб искушаемому быть, это зависит от произвола искушающего. Если и Спаситель был искушаем, кто может быть уверен, что без искушений преплывет море жизни сей?» (блаженный Иероним).

Но в словах: «да не и ты искушен будеши»,– кажется, у Апостола представляется опасность падения, подобного падению исправляемого. Не приражение только греха предуказывает он: ибо об этом что говорить, когда и без того всяк знает, что не свободен от него,– но самое падение в грех. Кто бывает немилосерд к согрешающему, того оставляет благодать, за это и он падает. Опыты этого повсюдны. Если стоит кто, да не забывает, что то есть Божия милость. Милуемому же что приличнее, как не милование другого? И чем скорее потеряет он милость, как не немилостивостию к другим? «В жизни Отцов пустынных не редко встречаем, что те из них, которые слишком сурово взыскивали с учеников за погрешности, сами подвергаемы были опасности падения, от коей избавлялись не иначе как по сознании своей неправости и по раскаянии в том» (Филарет Черниговский).

Это говорит Апостол духовным, тем, у коих действенность (энергия) духа начала проявляться уже в силе. Как он не определяет меры духовности, в коей сие возможно, а говорит вообще о духовных, то надо видеть здесь удостоверение, что, как бы кто ни являлся облагодатствованным, для него возможно не только искушение, но и падение от искушения. Есть сказание, как враг преследовал одного святого и покушался возбудить в нем самомнение, даже на пути мытарств, крича вслед его: победил ты меня; но святой не отвечал ему ничего. Уже когда миновал он все мытарства и вступил в светлую Область Божию, сказал он: теперь вижу, что победил, но все же не я, а благодать Божия во мне.

Гал.6:2. Друг друга тяготы носите, и тако исполните закон Христов.

Первое побуждение к милостивости к согрешающим взял Апостол из опасности собственного падения, а другое берет из общего закона; «друг друга тяготы носить», – вытекающего прямо из закона любви и служащего ближайшим его проявлением. Апостол говорит как бы набольшим: если на всех лежит долг друг друга тяготы носить, тем паче на вас, которые на то и избраны, чтобы быть всех слугами, и это значит: не только тяготы носить, но и желания их исполнять. Но если вы не хотите такого являть совершенства в отношениях к братиям, держитесь по крайней мере крайнего в сем предела – носите тяготы других наряду со всеми.

Наши толковники преимущественно этот общий закон и разъясняют. Феодорит пишет: «один недостаток имеешь ты, а другого не имеешь. Он же, напротив, не имеет недостатка, какой имеешь ты, но имеет другой. Ты переноси его недостаток, а он пусть переносит твой. Таким образом исполняется закон любви. Ибо любовь назвал Апостол законом Христовым. Христовы это слова: «заповедь новую даю вам, да любите друг друга» (Ин. 13, 34)».

Вот слова святого Златоуста: «поскольку невозможно, будучи человеком, прожить без пятна, то Апостол убеждает не быть строгими судиями погрешностей других, но терпеливо сносить недостатки ближних, дабы и самим другие сносили их недостатки. Тот вспыльчив, а ты сонлив и вял: сноси его вспыльчивость, чтобы и он сносил твою вялость и сонливость. Таким образом, подавая друг другу руку помощи, когда угрожает опасность падения, исполняйте закон общими силами, восполняя каждый недостатки ближнего своим терпением. Если же не будете так поступать, а всякий станет только судить дела ближнего, то вы никогда не достигнете того, чего достигать должны (деятельной взаимной любви)».

Блаженный Иероним применяет свое толкование и к тогдашнему состоянию галатских христиан. «Тяготы – грехи суть, как свидетельствует Псалмопевец: «яко бремя тяжкое отяготеша на мне» (Пс 37, 5). Это бремя понес за нас Спаситель, Своим примером научая нас, как и мы должны поступать. Он неправды наши носит и о нас болезнует (Ис. 53) и, обремененных грехами, призывает под легкое бремя добродетели (Мф. 11, 30). Итак, кто, не отчаяваясь в спасении брата, подает ему руку потребной помощи и, сколько может, плачет с плачущим, изнемогает с немощным и своими почитает грехи чужие, тот чрез такую любовь исполняет закон Христов. Кто не имеет милостивости и не обличен во утробы щедрот и сострадания, тот, хотя бы и духовный был, не исполняет закона Христова. Но надобно нам это место сообразить с предыдущим. В сем отношении Апостол говорит как бы: если кто немощен в вере и еще млеком младенческим питается и не может так скоро от подзаконной жизни перейти к духовным таинствам, вы, сильнейшие, сносите тяготу его, чтобы иначе чрез ваше знание не погиб брат, за которого Христос умер».

Гал.6:3. Аще бо кто мнит себе быти что, ничтоже сый, умом льстит себе.

В этом и следующих двух стихах врачует Апостол самомнение духовных руководителей, которое обычно рождается оттого, когда, помышляя о себе, сличают себя не с нормою, к которой должны подходить, а с немощами других. Блаженный Феодорит пишет: «сим низложил кичливость надмевающихся какими-либо малыми преуспеяниями».

Кто думает, что он что-нибудь значит, какое-нибудь имеет совершенство, вес и достоинство, тот погрешает уже тем, что так думает. Ибо, что бы ни имел он, всё не его. И естественные дары Божий суть, тем паче благодатные. Итак, воздаждь славу Богу. Сам ты по себе ничто и в бытии, и в совершенствах. То, что ты еси, благодатию Божиею еси. Что же и мечтать?

«Умом», говорит, «льстит себе». Сам себя обманывает, неправо направляя и истолковывая свидетельство о себе собственного своего сознания. Если есть что в ком, того нельзя скрыть от сознания; но стань разбирать, как оно есть и в такой ли мере есть, как следовало бы ему быть, то найдешь в этом не предмет самовозношения, а побуждение к самоосуждению, яко лукавого раба и в малом неверного. Если приложить к сему сознанию имеемого сознание недостающего, и тем паче сознание того в себе, чему бы совсем и не следовало быть; то где тут устоять паутинному сплетению самомнения пред возгорающимся от того огнем самообличения? Если утвердить в себе такое на себя воззрение, то никогда не будет места самомнению. И не покажется оно, а если и покажется, тотчас отбежит, гонимо будучи совестным самоосуждением. Если таким образом бывает, что иной мнит себя быти что, то потому, что не потрудился хорошо определить, сколько он ничтожен в себе, и впадает в этот грех по льщению ума, которому обычно кичиться. «Такое легкомыслие Апостол и выставляет первым свидетельством ничтожности такого лица» (святой Златоуст).

Гал.6:4. Дело же свое да искушает кийждо, и тогда в себе точию хваление да имат, а не во ином.

«Если хочешь похвалиться, то рассмотри свою жизнь, и, если найдешь достойною похвалы, хвались о себе, если только должно тебе это сделать» (блаженный Феодорит). «Здесь Апостол показывает, что нам должно быть судьями своей собственной жизни, исследуя соделанное нами, и не слегка, но со тщанием. Так, если ты сделал добро, смотри, не по тщеславию ли ты сделал оное, не по нужде ли, не по лицемерию ли или другой какой причине человеческой? Ибо как золото хотя кажется блестящим и прежде, чем положено будет в огонь, но совершенно познается на огне, по отделении всякой примеси от чистого золота; так и наши дела тогда только откроются в настоящем виде, когда со тщанием будем испытывать их; тогда увидим, что и мы сами за многое повинны осуждению» (святой Златоуст).

Можно здесь разуметь не каждое только дело в частности, но вообще дело всей жизни. Дело жизни – дело спасения в Господе Иисусе Христе. То, что веруем в Господа, что по вере получаем благодать в таинствах, в помощь на жизнь по вере или на исполнение заповедей Господних, это сделано однажды навсегда, по домостроительству спасения, и составляет начало дела содевания спасения. И мы в сем деле состоим, если сознаем, что имеем ревность к нему и усердно трудимся над ним. Конечно, и это надо исследовать, так ли все тут, как следует быть, таков ли наш нравственно-религиозный строй, какому следует быть в христианине. Но все исследование этим одним нельзя ограничить. В этом только снаряжение себя на дело спасения; а насколько сделано самое дело сие, по этому не узнаешь. Надо, как поминалось, иметь в уме норму совершенства христианской жизни и с нею сличать свою. Храмоздатель имеет план храма, и по нем строит храм, и видит, так ли идет здание и насколько оно выполнило план. Так и для жизни христианской есть свой всеобъемлющий чертеж. Сознай его, наведи на свою жизнь, и увидишь, насколько подвинулось дело твоего собственного спасения.

Скажет кто: но ведь это слишком общее правило, и потому неопределенно. Его можно свесть на очень определенное и осязательное. Припомним, что человек, по творению, есть тварь очень хорошая – богоподобная. Но пришел эгоизм со страстями и все в нем перепортил, переломал и расстроил. Выгони все это вон, и станешь, как создан, и будешь спасенный. Что самость и что страсти, всякий знает. Так вот и смотри,-насколько умалились в тебе самолюбие и страсти, настолько подвинулось и твое дело спасения. Тут нельзя отказываться неопределенностию указания: дела страстей осязаемы. Но как их много, то, чтоб не запутаться, Апостол, как видели, все их сводит под две главные – похотливость и раздражительность Если серчаешь, если похотствуешь чего, если привязан к чему тварному, так что другим дотронуться до того нельзя, то у тебя сердце страстное, и дело спасения твоего под сомнением. Этого рода указания можно встречать поминутно

Надобно еще различать при этом дела страстные внешние, страстные движения внутренние и, главное,– отношение к ним свободы и произволения, и еще больше – сердца. Можно не делать страстных дел, а внутренно волноваться страстями. Это почти одно и то же, если есть и услаждение страстями. Внутри, в отношении к страстям, бывает помысел, сочувствие, влечение, склонение. Со склонения начинается путь страсти Влечение, сочувствие, помысел могут быть невольны. Свободное произволение может не допускать себя до склонения; но влечения всё будут показываться, и сочувствия вырываться, и помыслы проторгаться. Когда разумно-свободное произволение держит правило – никак не склоняться на внушения страстей, и не склоняется действительно, выдерживая свой пост чрез борьбу внутреннюю; тогда это решительный знак, что лицо, так настроенное, вступило на путь спасения и идет по нему. Но если он чувствует при этом внутри не помыслы только страстные, но и вырывающиеся сочувствия к ним и влечения; то должно сознать и сознавать, что ум или дух его стал и стоит не на своем месте и душа и сердце еще нечисты, в них еще пребывают задатки или залежи страстей. Это похоже на то, когда город заперся и отбивается от врагов, но внутри него кроются изменники. Следовательно, дело только начато, и не видно, подвинулось ли оно вперед. Вот признаки его движения вперед – постоянством и решительною неуступчивостию в брани внутренней достигается сначала то, что влечения умаляться начинают, а потом и совсем кончаются: это первый стадий. Затем и сочувствия умаляются и совсем прекращаются: это – второй стадий. А когда в сердце начнет появляться мерзение, неприязнь и гнев против самых помыслов страстных; то это будет третий стадий, окончательный. Это знак, что руда расплавилась и все, чуждое ей, выбросила из себя. По этим признакам очень верно можно определять всякому свое дело спасения, идет ли оно, и как идет, и насколько проделано. Очень не трудно заметить, как при взгляде на предмет страсти или при помысле о нем прорывается из сердца сочувствие к нему. Так, когда это заметишь, знай, что страсть живет в сердце; если живет страсть в сердце, то сердце нечисто; если же оно нечисто, то где ему место в другой жизни? Рассуди все это, и тогда похвались в себе, если язык повернется.

«И тогда в себе точию хваление да имать, а не во ином». Какая мысль? Если так: сам в себе пред собою похвались, а не пред другим, то это будет противоречить тому, что выше сказано: «аще бо кто мнит себе быти что, ничтоже сый, умом льстит себе». Ибо хвалить себя пред собою и есть считать себя чем-либо. При такой мысли Апостол благоприятствовал бы самомнению, между тем как он против него-то и вооружается в этом месте. Прямее так: бери себе похвалу не из сравнения себя с немощами немощного брата, а из сличения себя с нормою совершенства христианского. Если по строгом исследовании ты найдешь, что отвечаешь той норме, то похваление имей в этом соответствии, а не в том, что другой сколько-нибудь немощнее тебя. Так сказал Апостол, прикрывая свое намерение. Похвалиться мы все охочи. Апостол будто не отменяет этого, а указывает только способ, как можно дойти до справедливого и верного похваления в себе. Способ же предложил такой, что, стань по нем себя определять, то никогда не придется тебе похвалиться, а скорее посредством его будешь держать себя в постоянном самоукорении. Ибо если Апостол говорил о себе, что он не достиг еще, а только стремится к тому, чтобы достигнуть; то кто посмеет сказать о себе, что достиг уже? А если не посмеет, чем хвалиться?

Святой Златоуст «во ином» – разумеет: «пред другим» – и мысль Апостола выражает так: не хвались пред другим, а сам в себе. Намерение же, – говорит,– у Апостола то, чтоб отучить сначала хвалиться пред другими, а когда кто от этого отвыкнет, то перестанет хвалиться и пред собою. «Сими словами Апостол не правило предписывает, а только изъявляет снисхождение, как бы так говоря: хвалиться не хорошо; а если хочешь хвалиться, то не пред ближним, как фарисей. Ибо кто научится не хвалиться пред ближним, тот скоро перестанет хвалиться и в себе. Потому он и делает им сие снисхождение, чтобы мало-помалу наконец уничтожить в них зло. Ибо привыкший хвалиться только в себе, а не в других скоро исправит и этот недостаток. Потому что, кто не считает себя лучше других (сие значат слова: «не во ином»), но хвалится только собою, рассматривая себя одного: тот перестанет наконец и это делать. А что Апостол точно сию цель имел в виду, это можешь видеть из того, как он смиряет такого страхом, и наперед сказав: «дело свое да искушает кийждо», – и вслед за сим прибавив: «кийждо свое бремя понесет». Делает вид, будто дает заповедь, возбраняющую хвалиться в другом; а между тем в то же время исправляет хвалящегося, чтобы он и о себе не думал много, приводя его в сознание своих собственных грехов и поражая его совесть наименованиями «бремени и ношения».

Гал.6:5. Кийждо бо свое бремя понесет.

«Не любопытствуй знать чужие дела. Ибо каждый из нас отдаст отчет в собственных своих грехах» (блаженный Феодорит). «Что хвалишься супротив ближнего? И ты, и он (равно) понесете (на суд) свои бремена, и тогда искусится дело каждого. Так что, поскольку и ты имеешь бремя,– и тяжелое, то ни супротив другого не хвались, ни сам в себе не труби о своем доброделании» (блаженный Феофилакт). «По-видимому это противно сказанному выше: «друг друга тяготы носите»: ибо если всякий свое бремя понесет, то друг друга тяготы носить уже нельзя. Но там предписывается, чтобы мы, грешные, в этой жизни сносили друг друга и друг другу помогали; а здесь говорится о суде над нами Господа, что не по грехам другого и не по сравнению нас с худшими, а по собственному нашему делу (труду всей жизни) признает Он нас грешными или святыми: по делу сему всякий получит и воздаяние» (блаженный Иероним).

Говоря так, Апостол ставит внимание каждого пред лицом суда Божия. Займи этим ум, забудешь выситься над другими, забудешь и в себе самом трубить о себе. Ибо суд Божий не то, что суд человеческий. Он может решить совсем противно нашему суду и сознанию: ибо видит нас глубже, нежели мы сами. Решение же Божия суда таково, что перерешения ему не жди. Оно наложит печать на участь твою, которая во веки вечные останется неизменною. Итак, если решение это таково, мы же сами о себе верного предрешения в свою пользу составить не можем; то лучше и не предрешать, а имея сей страх невыгодного для нас решения на суде, будем паче и паче ревновать о делании дел и настроении сердца, – таких, которым по неложному слову Господа не предрекается осуждение,-задняя забывая, в предняя же простираяся (Флп. 3, 13).

Память о суде – наисильнейшее средство не только против самомнения и возношения, но и против всякой другой страсти и против всякого помысла страстного. О сем все святые подвижники внушали и в уроках своих урок о памятовании суда ставили во-первых, наряду с памятованием о Боге вездесущем и всеведущем.

Гал.6:6. Да общается же учайся словеси учащему во всех благих.

Доселе, с (Гал.5, 26) до (Гал.6, 5), давал Апостол наставления совершеннейшим, духовным, руководящим

Комментарии для сайта Cackle