Интервью с психотерапевтом Сергеем Владимировичем Серовым.
Справка:
закончил Российскую Военно-медицинскую академию,
изучал психотерапию в Петербургской Медицинской академии последипломного образования (МАПО) и Московском институте гештальт-терапии и консультирования (МИГТиК),
специалист в области психосоматических расстройств, зависимостей.
— Психосоматические заболевания — что это?
— Даже у врачей есть путаница по поводу того, что же такое психосоматика. Большинство врачей и психологов, которые работают консультантами, считают, что психосоматика — это когда есть жалобы, что-то болит, но в реальности никаких изменений нет в теле. Бытует отношение к психосоматике как к чему-то исключительно функциональному, к тому, что в голове, а начнёшь обследовать — ничего нет. На самом деле это не так.
Психосоматика — это значит, что в формировании заболевания участвует психика. То есть это те заболевания, причиной которых являются психологические проблемы. Это более правильное значение.
— То есть реальные изменения при психосоматике могут быть в теле?
Конечно! Есть классическая семёрка психосоматических заболеваний:
бронхиальная астма,
нейродермит,
неспецифический язвенный колит,
ревматоидный артрит;
язвенная болезнь двенадцатиперстной кишки и желудка,
гипертоническая болезнь,
тиреотоксикоз (Базедова болезнь).
Они абсолютно заметные, имеют проявления. Например, нейродермит — вот он на коже, пожалуйста. Но это заболевания, у которых психический компонент играет ведущую роль.
Но есть одна сложность — это отношение к психике и к телу. У нас до сих пор существует некий дуализм: тело и душа у нас разделены, как будто они могут раздельно существовать. Как будто есть отдельно психологические проблемы, отдельно телесные. Но в живом организме душа и тело — они одно целое. Это после смерти душа идёт дальше, но пока человек жив, его душевные и телесные движения не отличаются. Когда мы говорим «душа болит», мы всё равно чувствуем, что где-то там в груди нехорошо. Т.е. в основном мы через свои физические ощущения узнаём о психологических проблемах. Соответственно, если есть какое-то движение психики, оно всё равно идёт через тело. Даже если мы рассуждаем о чём-то, представляем что-то, в теле идёт процесс. Поэтому нельзя разделить тело и душу.
— Если что-то болит у человека, он что-то ощущает, например, боли в желудке, но в анализах и исследованиях действительно ничего нет, это относится к психосоматическим заболеваниям? Или здесь другой термин?
— Психосоматические заболевания можно разделить на функциональные и органические. Но это не заболевания разные, а скорее стадии развития процесса. Сначала идут функциональные изменения, а затем органические. Вопрос в стадии. Сначала боли в желудке могут быть от того, что есть спазм — мышцы сокращаются и это воспринимается как боль, затем развивается воспаление, а в конечном итоге язва. Но изначально это были функциональные изменения.
— С чем конкретно к Вам приходят люди, с какими проблемами, психосоматическими болезнями?
— Конечно, круг заболеваний шире классической семёрки. Все заболевания по большому счёту можно рассматривать как психосоматические. Фраза «все болезни от нервов» — это опять про разделение на душу и тело. Но как мы знаем, это одно целое, в нашем мире это одно и то же. Едины механизмы у живого человека. Просто есть процессы в теле, которые не зависят от сознания, а есть процессы, на которые сознание влияет. Попробую объяснить подробнее.
Есть спонтанные ответы тела. Вегетативная нервная система состоит из двух, полярных по действию нервных систем — симпатической и парасимпатической. Симпатическая отвечает за что? — за готовность, например, бежать, драться, решать проблемы, активно работать. Это всякие гормоны адреналины, норадреналины, которые готовят нас к борьбе, бегству. Мышцы приходят в тонус, сердце стучит чаще, давление в сосудах растёт, кровь быстрее бежит к мышцам. Всё это активно работает, и мы дерёмся, бежим и т.д. Это симпатическая нервная система. При этом всё, что связано с пищеварением отходит на второй план.
Парасимпатическая нервная система работает совершенно наоборот. Мы переходим в состояние покоя. Тонус крупных сосудов уменьшается, давление снижается, мышцы расслабляются, а пищеварение, наоборот, начинает работать. Это нормально. Если бы мы были хищниками, то мы бы, например, прибежали, схватили кого-то там, съели, а теперь расслабляемся, перевариваем — симпатика и парасимпатика в нормальном ритме. И эти системы действуют автоматически. Поступил сигнал опасности — всё помогает нам бежать, решать и т.д. И всё это действует само собой, так заложено в нашей системе природой.
Но дело в том, что мы ещё что-то можем сознательно делать со своим телом. Например, можем в этот момент сказать: «Стоп, стоп, стоп. Куда ты собрался бежать? Что о тебе подумают люди? Зачем?»
Или, например, когда ты должен защищаться, драться, вместо этого говоришь себе: «Стоп, стоп, стоп, ты хороший мальчик. Не надо драться, не надо кричать. Давай по-тихому сейчас замнём это дело».
Получается, что автоматическая реакция направлена на выживание, на борьбу, а сознательная реакция — затормозить это всё. Одна часть организма действует в одну сторону, вторая — в другую. Мышцы уже напитываются кровью, чтобы бежать, а сознание говорит «стоп». В результате внутри у нас буря, а снаружи неподвижность. Что получается? Что наше давление в покое высокое.
Или наоборот. Уже пора действовать парасимпатической системе — опасность миновала, надо расслабиться. А мы всё ещё в напряжении. Потому что у нас есть установочка, что нельзя расслабляться, надо быть готовым ко всему. В результате тело напряжено, самые контролирующие наши мышцы — задние мышцы шеи (ведь потерять контроль — это «потерять голову») — в напряге, сосуды позвоночника пережимаются, к мозгу кровь поступает плохо, организм приходит в ужас, он начинает поднимать давление, чтобы кровь до мозга доставить. Опять повышение давления.
То есть мы не идём вместе с нашей симпатической и парасимпатической нервными системами. Наше сознание действует в другую сторону. Вот вам два противоположных способа повышения давления в покое. В начале гипертонической болезни вот такая реакция.
По большому счёту психосоматика — это когда в организме происходит вот такой разлад: автоматические реакции в одну сторону, сознательные в другую. Подобные механизмы действуют во всех хронических заболеваниях.
Совершить выбор, исходя из духовных приоритетов
Складывается впечатление, что мы всё время должны следовать за вегетатикой, делать её главной в организме. Но на самом деле мы можем и сознательно отказаться от борьбы. Совершить выбор, исходя из духовных приоритетов, ценностей. Хотя симпатика в этот момент активна. Но если мы действительно смиряемся, то и организм постепенно успокаивается. А остатки адреналина утилизируются. Но есть важный момент — надо сбросить напряжение. Мышцы должны дрожать. С очень сильным напряжением дыхательных мышц помогают справиться рыдания.
Психосоматика — это когда ни туда, ни сюда, когда конфликт не решен, а заморожен, выбор не сделан.
Т.е. мы не даем себе ни бороться, ни сдаться, ни напрячься как следует, ни расслабиться. Быть слабым, проигрывать, смиряться нужно уметь. «Блаженны нищие духом» — это не только про будущее Царство Небесное, но и про земное здоровье.
— А в инфекционных заболеваниях может быть психосоматический компонент?
— Инфекционные заболевания случаются со всеми периодически, это нормально. Вообще, болеть периодически это нормально.
— Если человека после нервного потрясения (смерть, болезнь близкого и т.п.) мучают, например, рецидивирующие респираторные инфекции с осложнениями. Возьмём, к примеру, такое осложнение, как гайморит. Это можно отнести к психосоматике?
— Хронические воспалительные заболевания или затяжные заболевания вполне могут относиться к психосоматике. Например, человеку надо плакать — когда что-то связано с потерей, идёт плач. Но мы держим лицо: «Плакать нельзя, слезами горю не поможешь», «На тебя люди смотрят», «Ты будешь плакать, другие расстроятся», «Надо дела делать»… Лицо напрягаем, пережимаем слёзный канал, наружу слёзы не пускаем, куда они пойдут? В носослёзный канал, а в пазухах носа будет застой. Вот вам и гайморит.
Даже возможно, что сейчас человек сознательно себя не сдерживает, просто потому что эта установка «не плакать», когда-то бывшая сознательной, уже стала автоматической. Мы даже не замечаем, как сдерживаем себя, как мы включаем эти механизмы. Мы даже ещё подумать не успели «каким я должен быть?», а тело среагировало по накатанной. Здесь происходит, как в любом навыке. Например, водить машину — вначале всё непонятно, а затем едешь на автомате. И здесь так же.
Вот взять, к примеру, астму — это моя любимая тема. Особенно астматиков много среди тех, кто по Бенжамину Споку воспитан. Самый частый механизм образования астмы — это когда ребёнок не докричался, когда он оставлен. Он кричит, плачет, а к нему не подходят. Ребёнку для того, чтобы выжить, невозможно всё время плакать, он задохнётся. Тогда придётся подавлять плач. Это можно сделать одним из самых распространённых способов — зажать диафрагму. Бронхи готовятся к крику, сжимаются, нужно диафрагмой толкнуть воздух, а диафрагма зажата. Это самый частый механизм.
По поводу аллергии тоже интересная тема. Изначально аллергия происходит как реакция отторжения. Это совершенно нормальная реакция. Например, попал к нам пух тополиный в дыхательную систему, начинается кашель, насморк, чихание. Абсолютно нормальная реакция. Она должна закончиться. Организм «выплюнет» из себя, что ему неприятно, и на этом всё. Если мы начинаем бороться с этой реакцией, делать вид, что мы не должны быть такими чувствительными, то опять начинается дисбаланс. Мы организм тормозим, тогда он наращивает реакцию: «Почему это ничего не вылетает из меня? Может я не то делаю?». Мы говорим: «Нет, надо ещё подавить». Одно дело, если мы начинаем это делать с помощью напряжения мышц, ещё какими-то сознательными вещами, а другое дело, когда мы ещё начинаем подключать медикаменты.
Поэтому динамика от кожной аллергии до астмы часто медикаментозная. Сначала на кожу стало что-то выходить, и это нормально, организм просто чистится. Но мне плохо, мне этого не надо и давай пить антигистаминные, мазаться гормональными мазями. Мы закрываем этот путь. И тогда этот процесс идёт дальше. Это далеко не редкость, когда путь от аллергии до астмы идёт через подавление кожных высыпаний. Это очень важный момент.
Ведь это как с инфекцией. Изначально может быть реакция на инфекционный агент, на прививку, на токсины какие-то. То есть каким бы способом это в нас ни попало, есть первичная реакция организма. Что мы с этим делаем? Мы помогаем организму — в ту же сторону пробуем идти. Либо мы начинаем бороться с этими проявлениями. Острая болезнь — это естественная реакция организма, которая может идти часто с такими проявлениями, которые мы называем аллергическими. Например, начнётся отёк слизистой, чтобы дальше не пустить аллергенное вещество. Если в организме всё налажено, он знает, как с этим справиться.
Что мы делаем с болезнью, которая возникла в виду воздействия инфекции, вирусов, токсинов — не важно. У организма в ответ появляется реакция. И по уму врач должен поддерживать эту реакцию. Организм сам должен знать, что делать. Ему надо только помочь двигаться в нужном направлении. Возьмём, к примеру, грипп. Что человеку надо делать: лечь, ограничить свою активность, пить много жидкости. Все реакции, которые у него есть — насморк, кашель, температура — это совершенно нормальные реакции. При повышенной температуре иммунитет лучше работает, иммуноглобулины вырабатываются. Многие вирусы к высокой температуре неустойчивы. А что происходит, если у человека есть установка, что ему некогда болеть? Сейчас этот слоган даже в рекламе есть — «некогда болеть»… Он принимает сосудосуживающие в нос, чтобы из него не капало, противокашлевые, температуру сбивает. В результате он защиту организма подкосил, ему стало легче, бежит на работу. Вот прямой путь к пневмонии. В основном, кроме ослабленных людей, умирают такие молодые, здоровые, которым некогда болеть. У них стремительная пневмония, т.к. подавили все защитные реакции организма. Что это, психосоматика? Психика участвовала, сознательный компонент участвовал.
— Человек, к примеру, дал себе поболеть, лежал, пил воду. Но всё равно на его вирусную инфекцию через 2 дня наложилась сильнейшая ангина, которую пришлось лечить большой дозой антибиотика…Как это можно понять с точки зрения психосоматики?
— Может быть, ему надо было ещё полежать. Иммунитет сел на фоне вируса и пошло бактериальное воспаление. Такое бывает. Бывает, что на работе накладывается конфликт или ещё что-то, и инфекция может рецидивировать, затягиваться, могут дети начать болеть, за счёт которых больничный берётся. В этом случае мы тоже говорим, что это психосоматика — там, где есть какие-то установки. Другое дело, что организм мог быть изначально слабым, инфекция наложилась, тогда она дальше и дальше развивается. Тогда в этом случае врач заменяет те функции организма, которых не хватает. Я знаю гомеопатов, которые ярые противники антибиотиков, но если у организма есть истощение, у него иммунитет не работает, мы его ничем не простимулируем. То есть всё равно надо здраво к этому подходить.
Наши внутренние конфликты — это нормально
— Чем Вы помогаете пациентам в лечении психосоматического заболевания?
— Психотерапия работает как раз с этим сознательным компонентом. Она налаживает конфликт внутренний.
— Чем Вы можете помочь, например, при гипертонии?
— Сейчас скажу важную вещь. Существует конфликт. Психосоматика существует там, где есть конфликт противоположных способов действия — либо пойти в агрессию, либо отказаться от агрессии. Мы не берём тот случай, когда жизни действительно угрожает опасность. Там люди не задумываются, хороший я или плохой мальчик/девочка, это уже всё равно. Мы спасаемся при явной угрозе жизни. Спасаться можно тоже разными способами, в том числе и замереть. Эта реакция автоматически срабатывает, если ни драться, ни бежать мы не можем. Поэтому люди замирают, стопор — это тоже способ самосохранения. Но это отдельная тема.
А если ситуация не угрожает жизни, а, например, просто кто-то нарушает мои личные границы? Кто-то от меня что-то требует: наезд, громкий голос. Естественно возникает стрессовая реакция и тоже мышцы готовятся либо драться, либо бежать отсюда. Но тут тоже действует старая установка: «Стоп, стоп. Зачем? Мне важно сохранить отношения, поэтому если я сейчас в ответ тоже буду агрессивным, конфликт разовьётся неизвестно до чего. Отношения с ним разрушатся». В общем-то, тоже нормально. Эта установка тормозит мою природную реакцию, и я нахожусь в состоянии замешательства, что мне в этой ситуации делать.
Если я сейчас решу сдаться, моя автоматическая стрессовая реакция угаснет. Вообще, наши внутренние конфликты — это нормально. Мы всё время находимся в ситуации выбора, в ситуации замешательства: так или не так поступить. А вот когда эти две противоборствующие тенденции ни туда, ни туда не пошли, конфликт не дошёл до кризиса, если мы в нашем внутреннем напряжении не доходим до созревшего решения, то у нас есть другой путь — мы пытаемся примирить этот конфликт. И заболевание — это прекрасный способ примирения. Во-первых, оно происходит за счёт этого напряжения, во-вторых, это (ещё называется вторичная выгода) оно начинает регулировать наши отношения. Я в этот момент вышел из конфликта не потому что я сбежал, а потому что «ой, у меня голова болит», «ой, у меня давление» и пр. В результате, тот человек, который на меня «наезжал», он начинает бежать скорую вызывать, за меня беспокоиться. То есть я непрямым способом решил эту конфликтную ситуацию.
Другой пример, у меня на работе проблема: мне либо уходить с работы, либо конфликтовать. На следующий день у меня температура высокая. То есть заболевание приходит на помощь, чтобы не решать этот конфликт.
— То есть можно предположить, что сознание (или, может, подсознание) какие-то свои сценарии пишет?
Попробую сказать попроще, для неспециалистов. Есть три уровня. Первый — биологический (телесный). Я уже говорил, на телесном уровне давление поднимается, мышцы приходят в тонус, чтобы бежать. Сознание говорит: я сдерживаюсь, я остаюсь на месте. Человек напрягает свои мышцы и не даёт себе никуда двигаться. Это на телесном уровне происходит.
На психологическом уровне во мне борются два человека. Один агрессор, другой миротворец. Никто никак не победит.
Третий уровень — коммуникации. На нём я тоже выбираю, так мне себя вести или не так. Болезнь помогает разрешить мне этот коммуникативный уровень. Она оставляет наши отношения на том уровне, на котором они есть. Т.е. наш конфликт на этом уровне замораживается.
На психологическом уровне конфликт сохраняется, потому что я не выбрал ни то, ни другое. А на телесном уровне существует напряжение и болезнь.
Я пытаюсь сохранить отношения, не доходя в конфликте до какой-то другой фазы. Я на уровне психики тоже сохраняю всё на том же месте, чтобы не выбирать, какой я сейчас буду. А расплачивается за это всё тело.
Когда ко мне приходит человек, мы от его телесных симптомов доходим до этого самого конфликта. До того, что он никак не может решить, выбрать между миротворцем и агрессором, и не может выбрать, что же ему делать в отношениях.
— Вы помогаете сделать осознанный выбор?
— Да. Главное, докопаться до причины вначале, а самое сложное — эти противоборствующие тенденции столкнуть и не делать выбор за человека, а поставить его перед реальностью этого выбора. Более того, мы постепенно этот выбор обостряем. Помогаем ему усилить и эту тенденцию, и другую, сильнее и сильнее. И когда они будут достаточно сильны, человек в напряжении скажет: «А-а-а, я не знаю, что выбрать». И напряжение таково в тот момент, что внезапно что-то происходит и человек принимает решение, он его сам рождает. Во время такой работы напряжение и симптоматика обостряется. И тут непросто, потому что страшно и хочется срочно облегчить жизнь и выпить таблетку.
— То есть Вы помогаете человеку провести самостоятельную работу над психосоматикой. Может ли он сделать это сам, без участия специалиста?
— Я думаю, что нет. Всегда есть соблазн найти более лёгкий путь. Терапевт помогает ему не сбежать, быть честным с собой наедине.
— Сколько может занимать эта работа?
От одной встречи до нескольких лет.
— Какую роль в психотерапии играет духовная жизнь, покаяние?
— Что такое покаяние — это момент честности с собой. Почему домашняя исповедь сильно отличается от той исповеди, которая в храме? Потому что мне нужен другой человек, который поможет мне быть более честным с собой. Ведь батюшка может вопросы какие-то задать. И если я какую-то тему пытался на исповеди, так скажем, обойти, священник может сказать: «Расскажи мне побольше об этом».
Бывает, даже сам не думаешь, не придаёшь значения — «а, пустяк, напишу как бы до кучи», а батюшка чутьём каким-то внутренним остановился на этом. А оказывается, там такая важная вещь, где я пытался сам себе соврать… И потом одно дело, что я просто выписал, попереживал немного, но только рядом с другим человеком наши переживания доходят до той степени, когда они становятся режущими, но исцеляющими. Когда метанойя случается. Ведь именно благодаря переживаниям мы восстанавливаем свою целостность. А страх переживаний, заставляет нас подавлять ту часть нас, которая связана с этими чувствами. А это и часть тела. Тоже путь к болезни.
Только рядом с другим человеком происходит исцеление. Другой человек является как бы зеркалом и увеличительным стеклом. Естественно, это если не затрагивать мистический компонент таинства исповеди. Священник — это ещё и поддержка. Благодаря тому, что он рядом, я могу пойти в такие тайники души, в которые один боюсь идти.
Батюшка говорит, например: «Да, все мы грешные, и я тоже». Он говорит как бы, что «я тоже там был», прямо за руку тебя берёт — «пойдём туда вместе сходим».
И когда психотерапевт работает, он похожее делает. Он тоже является и поддержкой и в то же время тем, кто не даст соврать. В этом перекликается духовная жизнь с психотерапией.
— Получается, что духовная жизнь также подводит человека к выбору, в результате которого может произойти исцеление от психосоматического заболевания?
— Психосоматическая болезнь — это когда у меня нет сил на разрешение внутреннего конфликта. Я не знаю, например, как поступить в этой ситуации, я мучаюсь. И болезнь является способом этот конфликт пока погасить. Но мне всё равно придётся с этим что-то делать. Для этого мне нужны ресурсы, силы. Большая часть психотерапевтической работы направлена на поиск ресурсов, поддержки, чтобы пойти снова в этот конфликт и его по-честному разрешить. Духовная жизнь — это путь поддержки, путь опоры. Если у меня появляются мои духовные ориентиры, если для меня что-то становится важнее, иерархия ценностей выстраивается, то я готов буду пойти каким-либо путём, выбрать тот путь, где я буду себя уважать. Выбрать тот путь, где я не предам свои ценности.
— То есть ты чувствуешь, что идёшь правильно… Я имею в виду, правильно — это когда мир в душе.
— Иногда речь идёт о тех выборах, при которых всё равно не будет мира в душе. Что бы я ни выбрал, я очень большую часть потеряю. Например, если брать ситуацию с конфликтом и гипертонией, то либо я буду молодец, что отстоял себя, но буду скорбеть о потере отношений, либо я «прогнусь», сохраню эти отношения, но буду чувствовать, что себя предал, свои ценности. Это всё равно будет потеря. Конфликт именно тогда с помощью болезни консервируется, когда невозможно сделать выбор — и отношение ценны и мои убеждения ценны одинаково.
— Может быть, человек считает эти отношения излишне ценными для себя? Если эти отношения всё время приводят к досаде, к унижению?
— Тогда здесь немного другая история — человек привык так жить. И это тоже часть психотерапии, когда мы возвращаемся к каким-то очень ранним историям. Человек всё время как будто ищет такие ситуации, чтобы снова туда попасть. Это отдельная и очень интересная тема — почему мы выбираем тех людей, которые будут нас тиранить.
Поэтому если я решаюсь на тяжёлый выбор, если я человек с духовной жизнью, тогда я знаю, что мои страдания… Я смогу их пережить. Я могу обратиться к людям, которые меня поддержат, я могу в молитве обратиться к Богу. И я знаю, что всё это будет не напрасно, я свой и останусь любимым. И даже если в миру меня сейчас никто не примет, я знаю, что там есть Тот, кто меня примет. Эта связь, эта поддержка, опора — самая большая, самая сильная. Я знаю, куда плыть.
Даже если я сейчас ошибусь и сделаю не тот выбор, я всё равно смогу остаться своим. Практика покаяния позволяет всё равно остаться своим. Я иду и восстанавливаю связь. Появляется возможность совершить ошибку, из-за которой многие нехристиане нас критикуют, мол вам легко — «согрешил-покаялся». Но ведь по-другому невозможно! Если я всё время должен действовать правильно, а я не знаю, как правильно? Тогда я должен остановиться и заболеть.
А если я знаю, что мой путь христианина — это путь ошибок и исправления, тогда у меня появляется право на ошибку. Тогда я делаю выбор, а если ошибусь, то буду просить помощи.
Беседовала Екатерина Соловьева
