№49, преосвященного Владимира, епископа Екатеринбургского, от 17 ноября 1905 года

Согласно требованию указа от 27 сего июля за № 8, изложить мои суждения на дело предполагаемого созвания Поместного Собора Российской Церкви, разделение управления на митрополии, преобразование церковного управления и суда, о приходах, духовной школе и проч., почитаю долгом представить по данным вопросам на пользу святой Церкви следующие соображения.

Помню, в семидесятых годах прошлого столетия читал я статью покойного А.Н. Муравьева в журнале «Русский Архив» о неприложении к жизни нашим церковно-государственным управлением канонов Вселенских и Поместных Соборов к руководству жизнью христиан в Церкви. Сознаюсь, что религиозное мое сознание пришло тогда в ужас от несоответствия идеала церковности с действительностью. Размышление о сем отступлении жизни от закона было чуть ли не главною причиною желания моего служить Господу Иисусу только не в России, а в Японии. Если бы не болезнь, вероятно, жил бы там до настоящего времени. Теплохладность обрядовой религиозности, формалистика епархиального и духовно-школьного управления, безжалостность к голодным духовно народным массам в России со стороны духовенства и государства – располагали меня потом с ревностью трудиться в Америке для того, чтобы, если возможно, не возвращаться на родину. Но Бог попустил расположиться обстоятельствам не по моим желаниям. В Воронежской и Оренбургской епархиях у меня не было жалости к себе в длинных и частых разъездах для того, чтобы проповедью Евангелия и учреждением церковно-приходских школ способствовать поднятию в духовенстве и народе религиозного сознания истинной церковности, которая нераздельна от понятий о святой каноничности и соборности церковного устройства и жизни. К тому же направлялись и частные беседы и письма к друзьям. Ясно было мне, что редкость созвания соборов в допетровской Руси объяснялась малочисленностью русского епископства, деспотическим, почти владельческим отношением архиереев к духовенству, к народу и нежеланием древнерусской государственной власти часто тревожить себя созывом соборов, вследствие редкости появления ересей и государственно-принудительного характера и церковного управления. Главной причиной соборов апостольского и доконстантинопольского периода святой Церкви, а потом – Вселенских Соборов и Поместных, была борьба с разномыслием и ересями. В Россию православие и греческий уклад гражданской жизни пришли готовыми, ереси появлялись очень редко, государи русские взяли под свою крепкую охрану церковные учреждения во всей их многосложности. Часто ревностью к охране устоев православия князья иногда превосходили самих иерархов. Страшно подумать, какими потрясениями Церкви и общества сопровождалась борьба с ересями Вселенской Церкви, сколько было изгнаний еретиков и православных после разных соборов, сколько козней, сколько убийств вождей церковных и гражданских при приведении императорами постановлений Вселенских и Поместных Соборов! Отсюда произошло бесцеремонное нарушение церковных законов, а потом всем врагам православия дано право вредить Церкви, унижать иерархию. Сколько было еретических сборищ, усиливавшихся быть поместными и вселенскими соборами! Сколько вносили смуты и разделения в жизнь православной Церкви греко-римские императоры еретического направления! Появились целые школы историков, которые в религиозных раздорах видели главную причину падения Греко-Римской империи. Разделением Церквей, произволом папизма и непомерной подчиненностью светским властям православно-восточных Церквей объясняется постепенное ослабление религиозности в массах народов. Петр Великий, несомненно, был несколько знаком с историей византийской и западноевропейской. Он боялся соборов, монастырей и церковных раздоров как огня: видел в раздорах гибель государства, потому к раскольникам относился как к государственным преступникам. Некоторые его преемники держались тех же взглядов. Покойный мыслитель В. Соловьев в своем памфлете на гр. Л. Толстого «Три разговора» утверждает, что в его время государственные люди твердили: «Поменьше говорите о религии». Под видом внешнего покровительства св. Церкви в России давно уже проявлялось у многих наших государственных людей едва скрываемое недоброжелательство к ней. В некоторых случаях обнаружения духовенством нравственного контроля над жизнью православного общества сильные мира сего относились с явною нетерпимостью и преследовали проповедников. Давно уже у нас в жизни церковной ценилась «тишина», хотя бы под ней скрывался индифферентизм в борьбе со злом и беззаконием; а люди, обязанные к тому долгом служения, клирики часто игнорировали правду в жизни Церкви; в результате политики замалчивания явилась такая безнравственность, что преосвященный Иннокентий называет российскую Церковь сборищем блуда, разбоя. Еще Петром Церковь была вдвинута в рамку государственности: она стала простым ведомством. Чем ближе к настоящему времени, тем больше она теряла свой облик прекрасной мужественной невесты Христовой и омирщалась. Соборность – душа Церкви – исчезла совсем в Петровский период России. В постоянном собрании нескольких епископов Св. Синода нельзя признать образа соборности. Вместо молитвенного выражения соборной веры: «изволися Св. Духу и нам», при каждом рассмотрении дела Св. Синодом и решении там действовали предложения обер-прокурора, часто указы и приказы светской власти. Деяния Вселенских и Поместных Соборов никогда не формулировались указами мирского величества. Сажали туда прежде в число архиереев и простых протоиереев. Приснопамятный исповедник, архиепископ Тверской Феофилакт Лопатинский говорил, что, если бы в Синод временщики посадили и протестантских пасторов, то никто бы возразить не посмел. Следовательно, учреждая Синод, светская власть, несмотря на оговорку, что власть его будет в жизни церковной больше патриаршей «понеже сбором», на самом деле чрез него проводила свое намерение сделать святую Церковь орудием своей политики: моему хотению не препятствуй и всячески восхваляй. Государственные люди, пользуясь непротивлением Церкви, в продолжение двух столетий со своей мирской точки зрения опекали ее так успешно, что Церковь у нас почти обезличилась, почти потеряла нравственный авторитет и религиозную свою власть над образованными классами. В простонародье же, при незнании веры большинством, держится лишь жажда душевного спасения возможно легкими церковными способами, осталось еще отчасти обрядолюбие в народе. Статьи, известные под именем записок Витте, о параличе Церкви, неканоничности учреждения Св. Синода, и характеристика русской Церкви нововременским антихристианином Меньшиковым, как силы обезличенной и неспособной жить религиозными законами и своею нравственною мощью, – произвели на меня самое гнетущее впечатление. Дело омирщения Церкви так зашло далеко, что авторитет Церкви ослабел в народе и для поддержки всяких правительственных действий стал малоценен. Осталась лишь слабая надежда на то, что восстановление соборности дарует христианской жизни оживление, а может быть – и большее влияние на общество. Понятие о Церкви «Церковного Вестника» и упомянутые записки очень затрудняют наши беседы с раскольниками. Главное – в том, чтобы предположенный Собор был верен каноничности созыва и устройства прежних Соборов Поместных Церквей, т. е. чтобы действительными членами Собора были только епископы российской Церкви. Не дай Бог, если позовут на Собор и мирян: тогда будет пренебрежено 64-е прав. 6 Вселенского Собора, которое не дает права мирянам быть учителями Церкви. Требования либеральных иереев разных епархий, 32-х петербургских священников о том, чтобы на Поместном Соборе были его правовыми членами и священники и миряне, противоречит историческому преданию и духу св. Церкви, действительному устройству соборов, бывших во все века соборами только епископов с участием пресвитеров и диаконов лишь на правах совещательного голоса, с присутствием мирян-слушателей, всегда благоговейно безмолствовавших. На первом Вселенском Соборе большое влияние имел архидиакон Афанасий, но только совещательное. Говорил он ради того, что обладал высокими дарованиями духовными и был правою рукою и опорою Александрийского епископа, начавшего борьбу с еретиком Арием. Если на актах первого Вселенского Собора имеются подписи пяти пресвитеров, то, по преданию, они был местоблюстителями своих епископов, не прибывших по разным причинам на Собор. Знаем также, что неоднократно папскими легатами на соборах были пресвитеры. В качестве только местоблюстителей своих епископов иереи имели право голоса на соборах. Первообраз всех соборов – апостольский, изображенный в 15 гл. книги Деяний, показывает нам, что говорили на соборе и решили дела одни св. апостолы, епископы Поместных Церквей, во главе с св. ап. Иаковом Иерусалимским. Голос св. апостола Иакова, брата Господня, епископа Иерусалимского, был последним, решающим. Пресвитеры и миряне с ними безмолвно согласились, и грамоту общения к Антиохийской Церкви вместе с апостолами пресвитеры и миряне подписали с тем же благоговейным безмолвием и готовностью согласия с апостольскими постановлениями, которое всегда было присуще истинно верующим св. Церкви. В определениях Вселенских Соборов и канонических 9-ти Поместных всюду соборы именуются епископскими (37-е пр. свв. Апост; 1Всел. Соб. пр.5-е; 4Всел. Соб. пр.19-е; 7Всел. Соб. пр.1-е и 2-е; Антиох.пр.20-е; Карф.пр. 87-е; Лаод.40-е; 6Всел. Соб. пр.8-е; 7Всел. Соб. пр.6-е и проч.). Следует позвать на Собор пресвитеров – сведущих в истории канонов и церковной <истории> с правом совещательного голоса и непременно людей церковных, благоговеющих перед духом Церкви, а не либералов, хотя бы и иереев-профессоров, разрушителей вроде глашатаев церковной ломки сообразно грешным современным вкусам к своеволию в «Церковном» и «Богословском Вестниках», «Миссионерском Обозрении», революционном «Русском Слове» и проч. Позвать и не получивших формального богословского образования на совещания Собора, но любовью к Богу и людям пресвитеров духовно-прозорливых и оказавших великие услуги православию, например, игумена Арсения и протоиерея Ксенофонта Крючкова. Не позволять говорить никому из мирян на Соборе, хотя бы и профессорам. Особенно не допускать до разглагольствий или репортерских извращений соборных суждений и деяний нововременских антихристиан – любителей и дилетантов церковности, выродившихся из славянофильства в поклонников плотской чувственности, современных николаитов. Нельзя скрывать того, что сила умственной дерзости и вражды против Церкви и самой веры находится теперь в руках полуожидовленной прессы. Если позволить мирянам во множестве присутствовать на Соборе, – они не будут благоговейно безмолствовать, как это было на древних соборах, потому что у публики и особенно газетных репортеров, – имя им легион, – нет прежней благоговейной веры и уважения к св. иерархии. Тогда умственная и особенно нравственная благодатная сила была на стороне клира. Теперь же, вследствие безверия, – дерзости мирян и прессы нет пределов. Влияние духовенства на так называемое образованное общество очень умалилось. Теперь идет усиленная пропаганда агитаторов и прессы противоцерковных идей даже среди простого народа и среднего класса, чтобы их отнять у Церкви. Предстоящий Собор, если Государственная Дума не затормозит его созвание, надлежало бы собрать не в столичных городах, а в каком-нибудь большом пустынном монастыре. Там, без вмешательства народного множества, можно бы выработать правила и мероприятия для возвышения в духовенстве и народе религиозного самосознания, учительности клира и благочестия. Там же можно придти преосвященным иерархам к взаимному братскому соглашению для однородности действий в борьбе Церкви Божией с ее нынешними многочисленными и дерзкими врагами. Если Государь сам откажется от самодержавия и потому не будет иметь власти без согласия Думы созвать Собор, а думские радикалы захотят затормозить единственно спасительное для св. Церкви дело созвания Собора, тогда, основываясь на 20-м правиле Антиохийского Собора, каждый старейший первопрестольный иерарх-митрополит имеет право по церковному закону созвать на собор окрестных архиереев в предназначенное место – в монастырь. Если будет на соборе представитель государственной власти – хорошо; а если не будет, тогда определения собора приводить в исполнение духовными средствами, нисколько не прибегая к помощи мирских властей, как и делается это давно уже вполне успешно в японской Церкви²¹. При этом только условии мы избежим плачевной судьбы прежних соборов российских иерархов в Киеве, Казани, Иркутске. Покойный митрополит Киевский Иоанникий в разговоре со мной в Киеве горько жаловался на то, что большая часть постановлений соборов, полезных Церкви, но неприятных чиновникам, было просто спрятано ими и не обнародовано. Для того чтобы избежать такой участи и правилам возможного Всероссийского Собора, нужно, чтобы Церковь в своей внутренней жизни и дисциплине признана была государственной властью автономною. При конституции, вероятно, будет учреждено Министерство Исповеданий с начальственными полномочиями. Власть эта для развития внутренней жизни святой Церкви истинно религиозной может быть тяжелее обер-прокурорской. Преосвященные иерархи русской Церкви должны согласиться между собою проводить правила Собора в жизнь своими церковно-законными средствами, силою убеждения и святости церковных канонов. Не дай Бог, если постановления Собора опять будут переданы на формулировку и приведение в указной казенный порядок чиновникам центрального ведомства. Нужно для этого специальное учреждение из иерархов Церкви. Если же современный антиномизм и распущенность коснется и состава Собора и антиканонические вожделения части духовенства и мирян найдут себе сторонников и между многими епископами, – тогда грозит опасность вместо полезного собора иметь нам «беззаконное и скверное соборище» (выражение 7 Вселенского Собора), которое последствием будет иметь раскол, и нужен будет новый собор для обсуждения. Повторяю: для избежания страшной опасности на Соборе должны быть одни епископы с допущением избранных немногих пресвитеров, и никому из мирян не дозволять присутствовать на Соборе, если не обещают безмолвие. Когда уже постановления епископского собора состоятся, тогда скажет свое слово духовенство и народ. Потом: Собор не должен быть в городе, а в хорошо обстроенном монастыре, где бы могли поместиться все архиереи, хотя бы и пришлось ради Господа потерпеть и некоторую тесноту.

Благодатная сила учительства и молитвенного тайнодействия заключается преимущественно в архиереях Церкви Божией; в них же – истинное преемство апостольское, крепость веры и благочестие; потому от них должна произойти сила, которая должна воскресить христианскую жизнь. Только архиереи могут воодушевить клир и народ на огромный подвижнический труд к возрождению религиозности, уважению к священным канонам и смиренному благочестию. Не следует особенно смущаться иерархии современными нападками рабов безбожного духа времени на представителей высшей нашей церковной власти. Спаситель сказал: если бы вы были от мира сего, мир бы любил вас; вы не от мира – мир вас ненавидит. О Самом же Себе сказал Господь: «Ненавидяй Мя ненавидит и Отца Моего». Сказал еще, что мир возненавидел Его напрасно. Он предсказал победу над миром. Злые и своевольные люди ненавидели Христа, ненавидят нас. Может быть, они после Собора учинят смятение. Но добрые всегда любили Христа, Его св. апостолов, любят и нас. Они всегда будут составлять силу св. Церкви, они помогут осуществлению в жизни постановлений Всероссийского Собора для всех жаждущих спасения. Если же плевелы отлетят, за то возможно будет с помощью Божией беспрепятственнее, без ненужного вмешательства светских властей, одухотворить и оздоровить жизнь церковную. Если епископы единодушно или большинством восстановят крепость древних канонов в устройстве Церкви и не потопят дело в формах огромного бумажного делопроизводства, которое уже, к сожалению, началось, то сила священного Собора и обязательность его постановлений, утверждающих законность, для всех истинно верующих и православных будет непреодолима.

Желателен председатель Собора выборный; желательна по всякому делу тайная подача голосов иерархов надписью на записках без обозначения имени, а для сокрытия почерка – писать славянскими буквами. Желательно решение всех дел большинством голосов и чтобы меньшинство беспрекословно повиновалось решению большинства, конечно – в пределах святости канонов. Желательно, чтобы председатель Собора имел два голоса. Желательно, чтобы секретари и делопроизводители постановлений Собора были из образованного монашествующего духовенства, направления богобоязненного и благоговейного, не из карьеристов развязных.

Разделение Церкви на митрополии. Для возвращения православной нашей религиозной жизни от омирщения к оцерковлению необходимо российской иерархии восстановить священные каноны: 1 Всел. Соб. пр. 5-е, Антиох, пр. 16-е, по которым несколько самостоятельных епископий объединились бы для совместной работы в утверждении Царства Божия на земле в съездах соборов по дважды в год (Апост.пр. 34-е, 38-е) под председательством епископа главного провинциального города или митрополита, который, будучи епископом главного и обыкновенно большого провинциального города, начальствовал бы над епископами меньших, уездных городов провинции и руководил соборами. В древней Церкви в числе прав каждого митрополита были: благочиние (Апост.пр.34-е; Антиох.9-е), посещение других епархий (Карф. Соб. пр.2-е), заведование праздными епископскими епархиями, избрание на соборе епископов и утверждение их (1Всел. Соб.4-е; Антиох.19-е; 4Всел. Соб. пр25-е, 28-е), созвание соборов, председательство, руководство ими (4Всел. Соб.19-е; Антиох.16-е, 20-е), суд над епископами при участии собора епископов, а иногда и без такого участия (4Всел. Соб. пр.9-е; Антиох.14-е; Карф.11-е, 28-е, 37-е; Сард. 14-е) и проч. Тесное общение митрополита и подведомых епископов возможно было в Греко-Римской империи потому, что каждый уездный город и даже некоторые села имели своих епископов самостоятельных, в епархиях коих митрополит не мог ни учить, ни священнодействовать без согласия епископов (Кормчая гл. 58), а хорепископы были почти во всех селах. В России видим почти с самого начала введения христианства положение и отношения епископов между собой и к пастве иные. При огромных расстояниях епархий, плохих путях сообщения, немногочисленности епископов, число которых даже в 17 и начале 18 века колебалось между 16 и 20, отношения епархиальных епископов к соборам, к митрополиту, а потом к патриарху были мало похожи на отношения таковые в древней Церкви. Правда, и там еще в период Вселенских Соборов двукратные собрания епископов в продолжение одного года на митрополичий собор почти прекратились, и начали заводиться постоянные немногочисленные съезды при кафедрах митрополитов и патриархов; но владельческих отношений, особенно – крестьянского рабства, между пасомыми и архипастырями в древней Церкви не вводилось. Соборность во внутренних делах Церкви там сохранялась; порабощения духовенства архиереям, а самих архипастырей светским властям в греческой Церкви в такой степени, как в России, не наблюдалось. Например, в Византийской империи государем утверждались в своей должности только патриархи Римский и Константинопольский, избранные соборами; остальные же патриархи, митрополиты и епископы избирались и утверждались соборами, т. е. исключительно церковной властью. Областному правителю или императору на утверждение не представлялись избранные иерархи; потому много архиереев было с истинно церковным направлением, пекущихся об устроении Царства Божия на земле и правды его, чуждых духа чиновничьего карьеризма, ласкательства сильных мира сего. Тогда влияние Церкви на общество и государство было значительно, и права епископов в государственной жизни были большие. Тогда, вследствие истинной церковности и малой зависимости церковной иерархии от произвола светских чиновников, государство видело в Церкви великую и обособленную от мелочей его политики нравственную силу (см. о правах греко-римских иерархов – Бердников. «Церковное право». С. 229–231). В России же очень редко при митрополитах собирались соборы для действительного избрания епархиальных епископов. При назначении их хотя соблюдалась форма избрания духовными соборами и властями, но главное влияние на такой выбор митрополита и епископа, после того как перестали ставиться у нас Цареградским патриархом греки, принадлежало, бесспорно, князю, вечу, потом – царю, императору. Следует прочитать многое в русской церковной истории, особенно статью Каптерева («Богословский Вестник» апрель 1905 г.), чтобы убедиться, что даже в допетровской Руси, несмотря на религиозный строй жизни и благочестие некоторых государей, назначение патриархов, митрополитов и епископов всецело почти зависело от воли власти светской. За исключением немногих истинных рабов Божиих и святых, в том числе и мучеников режима, подбирались светскими властями патриархи, митрополиты и епископы – люди нравственно покладистые, уступчивые, человекоугодники. В допетровской Руси, при религиозном настроении государей и немногочисленности епископов, первые лично интересовались качеством избираемых лиц на высшие иерархические должности; поэтому был еще какой-либо религиозный смысл во вмешательстве светской власти в подборе качеств иерархии под предлогом блага Церкви и государства, по крайней мере так, как лучшие из них понимали; но в Петровский и послепетровский период, при господстве немцев или французском или английском деистическом безверии, германском пантеизме и рационализме в высших сферах русской государственной и учебной жизни, светские власти стали пользоваться правом назначения епископов и более значительных архимандритов в размерах, небывалых и в самодержавной Византии, не к пользе Церкви и постепенно к вреду самого государства. Лично Государи наши знали немногих кандидатов на иерархические должности и, не нарушая форму избрания Св. Синодом, отдавали действительное влияние на назначение во власть временщиков или обер-прокуроров и сподручных им чиновников. Между синодальными обер-прокурорами были иногда и антирелигиозные люди. Следует вспомнить противоцерковные речи и действия обер-прокуроров: Чебышева, Мелиссино, Нечаева, Протасова, Д.А. Толстого, чтобы понять, почему они стремились поставить архиереев в церковно-государственном строе в качестве послушных их политике чиновников, почему они под малейшими предлогами, часто незаконно и без нужды, особенно в последнее обер-прокурорство Победоносцева, целые десятки архиереев увольняли на покой и очень часто переводили их из одной епархии на другие, этим делая большую часть архиереев чуждыми своей пастве, утомленными сизифовой работой, апатичными. Срок службы большей части архиереев последнего обер-прокурорства, по счету группы петербургских священников, не превышал четырех лет в епархии. Не говорю уже об архиереях и паствах, – некоторые наблюдательные священники приходили в ужас от подобного неуважения к иерархии. Например (выписка из газеты): «До сих пор вопрос о том, может ли “преуспевать” господствующая Церковь или нет, не возбуждал особых размышлений. Теперь над ним приходится призадуматься. Свящ. Т. Черкасский в “Бирж. Вед.” находит, что самый термин “господствующая” Церковь, как какой-то неуместный привесок, еще подчеркивает фальшивость ее положения и отзывается горькой иронией. В самом деле, какая это “господствующая” Церковь? Должна ли и может ли Церковь быть “господствующею”? ... Это – какое-то совершенно новое и необъяснимое явление”. Переходя к порядкам Церкви, автор говорит: “Виденное или где-либо слыханное ли дело, чтобы расшвыривались архиереи “господствующей” Церкви, как какие-либо столоначальники, и чуть ли не по “3-му пункту”? Где же тут “каноничность” и соборность, если, как ходит слух среди нас – провинциального духовенства, попытка первенствующего митрополита к церковной автономии чуть было не кончилась для него уходом на... покой или в экзархи? Согласна ли с “канонами” служба некоторых епископов, исчисляющаяся нередко только месяцами, если они потом снова кочуют “для пользы службы” из Астрахани в Архангельск, из Нижнего в Подолию, из Сибири на Кавказ и т. д. Можно ли говорить о действительной пользе, когда человека отрывают от привычной и сроднившейся обстановки, паствы, среды, и шлют в страну, “аможе не хощеши”? Почему, например, епископ Кавказа и уроженец его, преосвященный Кирион оказался более нужным для Орловской губернии, чем для родного Кавказа и его населения? Ведь это – такая бессмыслица, что нелепее трудно придумать».

Таким образом, само духовенство – и в отдельных личностях и на многочисленных своих собраниях – заявляет свой ужас и порицание не только чиновному разорению устоев церковной жизни в обращении с архиереями, но те же пресвитеры сами в своих постановлениях обнаруживают неуважение к самим своим архипастырям. Например, в Екатеринбургской епархии за двадцать лет существования ее переменилось десять архиереев. Когда указано было в местной печати на этот печальный двадцатилетний юбилей, немало было глумления над бессилием иерархии перед режимом, создающим подобные плачевные в церковной жизни явления. Результатом этой беспримерной в истории Церкви частой смены архиереев в фабричном Екатеринбурге и многочисленных заводах епархии – глубокое отчуждение паствы, особенно – образованных классов, от своих архипастырей и от самой Церкви и веры, значительное падение епископского авторитета среди духовенства и народа. Помню, в августе 1903 г. являлся ко мне в Оренбург посланец преосвященного Екатеринбургского, ныне Гродненского, иеромонах с приглашением на 300-летний юбилей Верхотурского праведного Симеона монастыря и для изучения плана и устройства Оренбургского собора с той целью, чтобы устроить такой же св. храм в Верхотурском монастыре. Зная, что преосвященный Никанор послан из Орла в Екатеринбург невольно, и, как слышно было, он плакал, прибыв на нежеланную кафедру, в присутствии всего екатеринбургского духовенства, и откровенно не изъявлял желания служить у них долго, – я спросил у иеромонаха: «Доживет ли ваш владыка до юбилея (1904 г.)? Слышно, плачется, как плакался его предшественник – преосвященный Ириней?» Иеромонах ответил мне: «Да недолго живут у нас владыки; они сами архиерейский дом Екатеринбургский называют постоялым двором; некоторых архиереев мы – монахи – и лица не видели». Я ответил: «Несчастна ваша Церковь: женихи не любят свою невесту!» В самом деле: древние каноны угрожали архиереям за переходы из епархии в другую под разными предлогами (и между прочим – корыстолюбия) извержением из сана и лишением христианского погребения. Отцы Церкви называли таковые переходы изменою невесте Христовой – Поместной Церкви, прелюбодеянием. И вдруг мне совершенно неожиданно, без всякого достаточного повода, самому пришлось бросать любимую оренбургскую паству, бросать любимое учительное, строительное, школьное, миссионерское, благолепно-богослужебное дело и переезжать в неприятный моим предшественникам Екатеринбург. Результаты невольного переезда неутешительны: на второй уже месяц горный начальник и духовенство Екатеринбурга поздравляло меня с переводом в Самару, затем через несколько месяцев – в Минск... Такие же частые поздравления с переводом тоже были в Воронеже, в Оренбурге. Праздная публика не о том думает, чтобы сродниться со своим архипастырем духовно для достижения высоты жизни во Христе, а почти в каждой епархии спекулирует переводами архиереев, потом смеется, если предположения ей удаются. Добрые христиане плачут от таких перемен; но на плач и ходатайства их об оставлении у них угодного пастве архиерея гордое петербургское чиновничество отвечает обыкновенно презрительным молчанием или отговорками. Много места для писания нужно, чтобы указывать, как поступали с другими архиереями. Довольно упомянуть, что так и со мною было в Калифорнии, Воронеже, Оренбурге. Причина всему этому – холодное отношение к канонам Церкви духовных властей и присвоение светскою властью излишне своевольных мероприятий в отношении к православной иерархии ради собственных чиновных вкусов и расчетов, в общем – вредных св. Церкви и государству. В этом сама иерархия наша виновата. Лучший наш архиерей – Филарет Московский – постоянно твердил об осторожности даже тогда, когда нужно было исповеднически защищать церковные законы. Не уступавший митрополиту Филарету по деятельности, митрополит Платон своею крайнею лестью воспитаннику своему цесаревичу Павлу приготовил из него странное явление на русском престоле – своеволия, каприза, неуважения к каноническому строю российской Церкви. Например: посвящая свой катехизис цесаревичу Павлу, законоучитель его Платон в письме выражался так: «Когда мы читали с Вашим Высочеством место в св. Евангелии: “Не думайте говорить в себе: отец у нас Авраам. Ибо говорю вам, что Бог может из камней сих воздвигнуть детей Аврааму”, – и вот когда я заметил, что иудеи напрасно хвалились Авраамом, которого вере и делам они следовать не хотели, то Ваше Высочество удостоили меня ответом: “И я только суетно буду хвалиться происхождением своим от Петра Великого, если не буду подражать его делам”. Столь мудрое выражение Вашего Высочества достойно вечной памяти. Церковь Божия всегда коленопреклонно будет умолять Создателя, чтобы подобные расположения сердца Вашего множились»... и проч., и проч. Упустил бедный законоучитель из виду, что он пытался возвести духовный взор цесаревича Павла к вере в Бога и добрым делам, а питомец дал толкование его уроку грубо материалистическое. Законоучителю известно было всецелое посвящение себя Императором Петром 1 материальноутилитарному служению России по иностранным образцам. Духовными интересами Церкви и народа он пренебрегал. Открытое неуважение Петра 1 к молитве и духовенству можно видеть не только в его ужасных глумительных оргиях пьянства, разврата и издевательства над церковными установлениями священной иерархии и молитв, но и в таких выражениях, какие употребляются о нем теперь даже в учебниках: «А что говорят – они (духовные) молятся, то все мы молимся, какая же из этого польза?» Припомним подбор духовных льстецов – Прокоповича, Яновского на помощь себе к омирщению Церкви и борьбе со старой русской религиозностью, пощечину Стефану Яворскому, казни архиереев, отобрание бумаги и чернил у монахов, неуважительные выражения об архиереях даже в Духовном Регламенте. Припомним снисходительность Петра 1 к кутежам Ф. Прокоповича и Ф. Яновского, припомним замалчивание последними кутежей, жестокости и блудной жизни Петра, припомним окончательное уничтожение соборности Петром в жизни Церкви, произвольный подбор архиереев петровской и послепетровской светской властью, уничтожение патриаршества, непомерные обложения духовенства податями, и проч., и проч. Можно с достаточным основанием думать, что Петр Великий на саму религию смотрел с точки зрения полезности ее именно только его политике. Недаром он, умирая, кричал: «Верую, Господи, помоги моему неверию». В деяниях Петра митрополиту Платону нужно было объяснить, что было доброго и недоброго, цесаревичу. Он этого не сделал. Тяжко согрешил. Павла он же сделал несчастным. Последствием ласкательства страстям цесаревича Павла было его ужасное царствование для многих (например, отставил от службы или сослал 16.000 офицеров); в том числе, и для св. Церкви было при нем много тягостей и бед. Следует вспомнить отношение Павла к митрополиту Гавриилу, вспомнить патера Грубера, иезуитов, мальтийский орден, затеи унии с папизмом, страшные рекрутские разборы духовенства, самовольное неуважительное обращение с архиереями, попытку Императора Павла самолично священнодействовать, для чего уже были им справлены ризы голубого цвета. Только любимцу его (которых меняет он часто) Растопчину удалось отговорить Императора от кощунства указанием на то, что он – двоеженец, а церковные каноны запрещают совершать священнодействия двоеженцам. Следует прочитать указы Императора Павла 1798 и 1800 гг. № 18, 734 и 19684 и видеть в них объявление себя Императором Павлом главой Церкви в делах и гражданских и в делах веры. «Высшая власть самодержца, врученная ему Богом, – говорится в указе, – простирается и над Церковью. Весь клир должен повиноваться царю, как главе Церкви, избранной Богом, во всех делах – как религиозных, так и гражданских». Лопухин, Растопчин и министр Замятин своим мужеством умели по временам сдерживать неуважение к закону Императора Павла и умерять его заблуждение в непогрешимости своей власти, но ни один архиерей не имел такого мужества, кроме Платона, когда он был уже митрополитом; но слова и письма его оставались без внимания. Ласкательствовали даже те архиереи Императору Павлу, которые от него страдали. Последствия воспитания и слабого воздействия Церкви для самого Императора Павла были ужасны в его страданиях духовных, ибо он был человек по-своему религиозный, и, как говорит история, колени его от долгих стояний на молитве покрылись мозолями. Ужасны последствия страстей были в невольной Императора Павла кончине. Сам же митрополит Платон получил должное возмездие за свое потаковничество прихотям питомца – царя Павла. В самом Успенском соборе на коронации Императора Александра 1, когда митрополит Платон начал перед одним сильным вельможей хвалить Императора Александра 1, называя его «ангелом» и проч., – то вельможа при всех ему заметил: «Ну конечно, этот пойдет не в вашего питомца». Подобным отзывом швейцарец Лагарп поставлен был выше православного архиерея, который не умел бороться со страстями своего воспитанника, который государство чуть не погубил, а в делах св. Церкви присваивал себе то, что принадлежало одному Богу, а не ему. Своей лестью законоучитель способствовал развитию гордыни, которая его же погубила. Павел – пример не единичный. Но нынешний Государь, по-видимому, смотрит иначе на отношение свое к Божией Церкви, если судить по его мартовскому предложению Св. Синоду обсудить дело о созвании Всероссийского Собора для возвращения Церкви к жизни по канонам.

Первым долгом Собора следует просить Верховную власть отказаться от назначения и утверждения в должностях всех епископов, а дозволять – как предписывают каноны – избирать и утверждать таковых властью митрополичьих соборов, как это и было в Греции, для чего нужно разделить Россию на столько митрополий, сколько есть губерний; по уездным же городам, почти по всем, поставить епископов, как это и было в древней Церкви по канонам, чтобы епископии были небольшие. Постановить, чтобы архиерей был оставляем служить своей пастве целую жизнь и по возможности знал бы всех своих верных христиан в лицо. Архиереев выбирать из добрых монахов по благочестию или из благоговейных бездетных вдовцов-иереев. По возможности, обязывать архиереев жить в монастырях, пользоваться небольшим содержанием от монастыря и из местных церковных средств. Государственное содержание архиереев не полезно Церкви. Викариатства совсем упразднить, как установление недавнее и неканоническое, архиерейский сан унижающее своим бесправием и малополезностью. Архиереев губернских городов назвать митрополитами. При нынешних улучшенных, недорогих и быстрых путях сообщения нетрудно будет дважды в год епископам губернии съезжаться к своему митрополиту на собор. При рассмотрении всех доносов и жалоб на архиереев соборным и судебным порядком, в присутствии самого ответчика – архиерея, выяснится истина и каждый получит должное; а трудолюбивым, правдивым защитникам закона, истины, благоговейным старателям о Церкви Божией нечего будет бояться темной и беспощадной силы, которая иногда без нужды, руководствуясь только бумагами, разоряет дело Божие. При митрополите в каждом губернском городе и архиереях – в уездных городах исправлено будет самое ужасное зло в русской Церкви, которому нигде нет подобного, а именно: устранена будет необходимость заведовать одному архиерею миллионами душ и десятками городов, сотнями поселений. В результате этого является отношение архиерея к пастве главным образом бумажное, формальное, почти чиновничье. При частых сменах архиереев большая часть бесчисленных их овец не видят лица своего архипастыря. В Екатеринбургской, например, епархии вот уже более десятка лет архиереи проезжают обыкновенно по главной шоссейной дороге, связующей города, а направо и налево от нее не заглядывают, – не успевают за переходом в другие епархии. Об оздоровлении христианской жизни без частого и любвеобильного общения архиерея с пасомыми и духовенством, без его частого и личного благодатного воздействия на устроение христианской жизни в приходах и благочиниях, в которых бы архипастырь являлся не столько начальником, сколько отцом пастырей и христиан, связанным с ними на жизнь и смерть, временно и вечно, – и думать невозможно. Пока архипастыри будут для духовенства и народа почти чуждыми им чиновными властителями вроде начальников губерний, – деятельная любовь и христианские добродетели не могут быть восстановлены в духовенстве и народе. Собор, при малочисленности архиереев и инертности или своевольной смуте в белом духовенстве, мало что сделает в этом отношении, если епархии не будут разделены по числу уездных городов и число епископов не будет увеличено до одной тысячи или тысячи пятисот. Допустим, скоро этого нельзя достигнуть. На первых порах можно открыть немедленно уездные епархии там, где есть монастыри. Архиереи могут заведовать с советом пресвитеров двумя-тремя уездами на первых порах, пока найдутся средства и хорошие люди для архиерейства во всех уездных городах. Не нужно спрашивать управления уездных городов, желают ли они иметь епископа. Вероятно, при нынешнем маловерии в городах многие городские управы откажутся. Следует заводить новые уездные епархии без опросов городов, властью Божией Церкви. Дело это совершить на Поместных и митрополичьих соборах. Следует поселять архипастырей – с целями возрождения внутренней миссии, – вне городов, в монастырях и нарочно устраиваемых для архиереев пустынях. Архиерейские дома могут остаться для жительства губернских митрополитов. Если Церковь Божия через архипастырей своих по уездным епархиям сблизится с народом и просветит его светом истинного боговедения, тогда многие и образованные и полуобразованные русские люди, теперь индифферентные по городам, постепенно обратятся к Божией Церкви. Нужно нам сознать ужасную истину, что ни один христианский народ не имеет так мало духовенства, как русский, притом – бесправного перед усмотрением чиновника или сельского кулака, ни один поэтому народ в нравственной распущенности так не необуздан, как наш. По воздействию среды, само малосильное духовенство и его школы сильно омирщены. Архиереям и митрополичьим соборам вместе с другими высшими придется много потрудиться, чтобы большая часть паствы православной Церкви в наше несчастное время не вышла из ограды Божией Церкви и не пошла по разным кривым путям. Следует Собору немедленно урегулировать права и обязанности епархиальных архиереев и митрополичьих соборов по канонам и церковно-историческому преданию. Следует поставить титул архиепископа выше митрополита, которого самый титул – епископ главного города – еще ничего особенного не выражает; каждый губернский город в России есть главный среди уездных городов и сел с миллионами христиан. Титул архиепископа имеет прямое значение «начальника епископов». Целесообразно с благоустройством св. Церкви разделить Россию на семь архиепископий: 1) Московскую, 2) Петербургскую, 3) Киевскую, 4) Казанскую, 5) Воронежскую, 6) Грузинскую и СевероКавказскую, 7) Иркутскую. Дать право каждому архиепископу созывать соборы митрополитов и епископов уездных городов – однажды каждые два года– в месте пребывания архиепископа. Урегулировать права архиепископов в отношении к патриарху, Преосвященному Синоду, митрополитам и епископам, к их паствам. Ни одной архиепископии не признавать автономною, а быть всем в закономерном подчинении вместе с митрополитами и епископами Московскому архиепископу и патриарху российской Церкви и Преосвященному Синоду. Патриарх мог бы быть избран Собором Поместным нашей Церкви и жил бы свободным от давления чиновников или мятежных демагогов и народа в загородном Воскресенском или Николо-Угрешском монастыре с постоянным Преосвященным Синодом, в котором заседали бы епископы без епархии или окрестных уездных городов постоянно. Другие вызывались бы для периодического сотрудничанья и совета – архиепископы и митрополиты и епархиальные архиереи по строго определенной очереди. Каждым родом дел заведовали бы два епископа: один – постоянный, другой – чередной, и своевременно докладывали бы свои резолюции на рассмотрение общего присутствия Преосвященного Синода. Предоставить имеющему быть избранным патриарху в отношении к Синоду такие же права, какие имеет Константинопольский патриарх к своему. Директоров, начальников отделений, столоначальников Синода – всех иметь в священных санах монашествующего и белого духовенства, писцами – монастырских послушников, достаточно выученных в духовных школах и приученных к монастырскому послушанию. В восьмидесятых годах мне вместе с японцами-студентами в Константинополе греки показывали свои девять пятериц патриаршего Синода. Патриарх беседовал тогда с нами долго, восседая в мантии, окруженный иерархами тоже в мантиях. Приятно было наблюдать, что во всех пятерицах служащие видны были все в духовных костюмах. Пусть и теперь греки будут нашими уважаемыми учителями. Если Бог поможет нам сохранить в России величавое древо православия, христиане не разбегутся из Церкви, увлекаемые смутьянами, «имже несть числа», – нам, во избежание дальнейшего омирщения и слабосилия Церкви и духовенства, не следует допускать ни одного светского сюртучника на службу в патриаршее или епархиальное управление. Главную силу в Церкви должен иметь монашеский дух и дисциплина. Патриарху должен быть дан непосредственный доступ к Государю по делам церковным, и, кроме того, если патриарху невозможно будет видеть часто Государя по разным причинам, – ему предоставлено было бы право иметь референдария в сане епископа или архимандрита для доклада текущих дел Государю или главе правительства. Если должность обер-прокурора останется и не будет заменена министерскою, то предоставить ему лишь пассивное наблюдение за исполнением законов, как и определено это «доброму офицеру» в Регламенте. Государство не должно предоставлять ему власти делать предложения патриарху и Синоду, а также не обращаться к нему за содействием по сношениям с Правительством и другими ведомствами. Эти права строго блюсти св. Церкви для патриарха и его референдария в духовном сане. Иметь по-прежнему мирные отношения с государством, но в пределах жизни Церкви по канонам. Если же Петрункевичи, Родичевы или евреи захватят власть в свои руки, тогда будет трудная задача Собору как собраться, так и урегулировать отношения между Церковью и неправославным государством. Просить верховную государственную власть, чтобы она не препятствовала своими мероприятиями по духу времени или минутной моде внутренней жизни Церкви по канонам. Просить, чтобы она отказалась от назначения и утверждения в должностях епархиальных архиереев, для возвышения внутреннего духа церковности и тем самым для пользы самого же государства. Это и было уже в Греческой империи, где утверждался в сане верховною властью только патриарх. Такое согласие государства, вероятно, трудно достижимо, если епархиальные архиереи будут пользоваться казенным содержанием. Следует изыскать на содержание их чисто церковные средства. Следует установить церковным правилом, чтобы патриарх каждые четыре года единожды созывал собор епархиальных епископов со всей России. Патриарх должен быть избираем Поместным Собором. Он может быть сменяем не иначе как по суду Синода предварительному, которого определения, в случае важных нарушений патриархом канонов или обетов Богу, должны быть на рассмотрении и утверждении Поместного Собора. Поместный Собор, если патриарх не под судом, должен быть под его председательством, а в случае его болезни – под председательством старейшего архиепископа или митрополита по избранию Собора. Если почему-либо невозможно будет скоро после имеющего быть Поместного Собора Российской Церкви умножить число епархий и поставить епископов по уездным городам, то желательно, чтобы наша Церковь разделена была на семь митрополий в вышеупомянутых нами архиепископальных городах. Двукратные съезды в год немногих епископов округа на соборы не составят особенного затруднения ввиду нынешних железнодорожных сообщений. Но братолюбное общение, советы и суд (при личном присутствии ответчиков) немногих епископов могут принести большую пользу религиозной жизни Церкви, иерархии и православному народу. Патриарший Синод может передавать дела разного рода, требующие знания местных условий и лиц, на рассмотрение и решение окружных соборов. В случае жалоб на епископов, клириков и мирян могут они правильно быть рассмотрены и решены в присутствии и объяснении ответчиков – архиереев и клириков или мирян. Таким способом лучше выяснится истина. Иерархии будут иметь возможность выслушивать слово одобрения или прещения (4, 19) своему образу действий от своих же во Христе собратьев; поэтому для смиренномудрых христианских душ это будет утешительнее, чем получать мертвые бумаги из столичных канцелярий и не быть в состоянии часто объяснить себе, на каком основании то или другое распоряжение делается, которое иногда и св. Церкви-то не полезно и получателю горестно. Чтобы не заводилось по архиерейским домам эпикурейства, а в епархии потаковничества страстям, лености и омирщения, следует восстановить право митрополита обозревать епархии своего округа (Карф.63-е) и о последствиях обозрений посылать дневник путешествия и впечатлений на рассмотрение патриаршего Синода. Дать митрополиту право делать руководственные указания епископам епархий его округа, если замечены будут отступления от канонов, данных обетов Богу, или распоряжения епископа, вредные Церкви, хотя бы это было иногда юридически и трудно доказуемо; дать право митрополиту утверждать своим согласием или останавливать несогласием какие либо важные распоряжения епископа епархии, касающиеся интересов всей Церкви (Апост.34-е; Антиох.9-е). Восстановить власть митрополита в приеме жалоб учреждений или лиц, обиженных на своего епископа, – его же право председательства в производстве соборного суда над обвиняемым (Халк.9-е; Ант.14-е; Карф.28-е). Согласно канонам, митрополит созывал соборы в древней Церкви; но в делах, касавшихся целого округа епархии, не делал единолично ничего без соборного согласия епископов; в другой епархии не мог ни учить, ни священнодействовать без согласия местного епископа (Апост.31-е; Антиох.16-е, 19-е, 20-е; Халк.19-е; Апост.34-е; Ант.9-е); но, если бы митрополит, по состоянию здоровья или душевному настроению, не стал ревностно проводить соборное начало в жизнь Церкви, тогда, по жалобе одного или нескольких епископов, патриарх и Синод делают соответствующие духу св. Церкви и канонам распоряжения для устранения упущений назначением надежного епископа руководить округом до кончины митрополита. Важное право митрополичьих соборов избирать епископов и утверждать в должностях (1Всел. Соб.4-е, 6-е; Антиох.19-е) – в России, при централизации правительства и немногочисленности епископов, трудно достижимо. Но об осуществлении его Поместный Собор должен хлопотать всего более, ибо этим только правом церковного самоопределения по образу Христову архиереи могут сделаться нравственно крепкими перед усмотрением и вкусами переменчивого мира, постоянными на служении пастве, близкими, родными своим Церквам. При способе избрания и утверждения архиереев только соборами, – и рационалистически настроенным кандидатам на епископство, теплохладным и человекоугодливым дипломированным карьеристам, труднее будет достигать своих целей, хотя бы они и всякими средствами рекомендовали себя в архиереи. Церковные избиратели архиереи лучше будут знать свойства каждого кандидата, чем чужие. Правило Трулльского Собора о безженности архиереев должно быть соблюдаемо свято при избрании их на митрополичьих соборах. Это – богомудрый способ поддержать высоту епископского сана, духовность, святость жизни и дисциплину в Церкви. На митрополичьих соборах иереи и диаконы могут иметь совещательный голос, если их позовут; миряне же должны безмолвствовать; но, если мода на парламентаризм, т. е. на организованную борьбу с Правительством, проникнет и в церковную жизнь, как уже и проникла чрез ассигновочные права епархиальных съездов духовенства, и миряне будут посланы на собор, да еще выборные, вероятно дерзкие и речистые, тогда нужно допускать их слово лишь с соизволения иерархии, да и то с целью совещания, по канонам, а не решения дел. Если цареградское фанариотство заведется в нашей Церкви, то, при нынешнем маловерии, борьбе за власть всеми средствами, нечестии, оно омирщит Церковь еще больше, чем прошлая опека светского Правительства. В крайностях последней опеки иерархия сама виновата; она же виновата и в потере многих своих церковных прав. История свидетельствует, что на соборах российской Церкви 16 и 17 столетия два раза поднимался вопрос о каноническом подчинении епископов митрополитам; но каждый епископ, управляя обширной епархией, считал себя не ниже митрополита по власти в Поместной Церкви и влиянию; потому каноническое устройство Церкви было отклонено епископами – то по недостатку средств содержания для новых епархий и церковных учреждений, что можно считать лишь отговоркой, то – с целью избежания превозношения в духовном чине (Знаменский, Бердников). Каждому архиерею казалось, что у него будет больше свободы, если он будет зависеть от отдаленной центральной власти, чем от ближайшей митрополичьей; но за свою ошибку лишнего опасения власти своего брата иерархия жестоко поплатилась, подчинившись деспотическому приказному мирскому строю и потеряв важнейшие свои церковные права. Нам нужно пожертвовать вредной иллюзией личной архиерейской свободы и восстановить канонический строй иерархической зависимости непременно; иначе даже начало возрождения церковной жизни без частого съезда архиереев в соборности управления невозможно.

В вопросе о заведении нового правительственного учреждения епархии для объединения всех прочих в одном думаю, что оно будет лишь помехою распоряжениям епархиального епископа и совершенно ненужно. Судебное дело консисторий и самый состав этого учреждения следует улучшить тем, что членов ее назначать свободных от приходских обязанностей с определенным жалованием из церковных средств. На обсуждение судебных дел и решение назначать лучших оо. протоиереев и священников градских для присутствия в консистории – без жалованья. Окончательный суд над пресвитером должен состоять из 6 епископов (Карф. 21-е, 29-е), а диакона окончательно судят три епископа. Не дай Бог заводить в духовных судах адвокатуру и гласность: это значит – выбросить язвы жизни духовенства на улицу, суд духовный, подобно светскому, обратить в спорт и удесятерить число преступлений – надеждой на безнаказанность, легкой возможностью оправдания в судебной игре с ее летучей совестью. Недаром народ назвал адвокатов «брехунами». Суд мирской имеет целью месть преступнику, хотя адвокату почти всегда удается разжалобить судей и присяжных, и цель мести редко достигается. Суд духовный всегда должен быть руководственным, исправительным и, только вследствие нераскаянности грешника или совершенной неспособности грешника к благочестию, в редких случаях, он может быть карательным, знаменуя сим отвержение виновного от лица Божия, но не с целью отомстить ему за преступление.

Для благоустройства приходов следует большие приходы разделить на малые в 400 или 500 человек обоего пола с одним причтом, построить для них дешевые молитвенные дома на первых порах; священников к каждому назначать учительных. Назначить им высокую плату за действительные уроки в приходской школе и за труд богослужения. Жалованье должно быть изыскано и присылаться от центрального церковного правительства, которое должно устроить безбедно содержание духовенства на малых приходах разумным требованием и распределением церковных сборов с тех же приходов на жалованье духовенству. Необходимо воспретить переход священников с прихода на приход без крайней необходимости. Обязать причты смотреть на прихожан как на своих знаемых, а не как на толпу многотысячную, к которой теперь отношение духовенства большей частью холодное, требоисправительное, занятия в школах неохотные вследствие плохой организации прихода и поручных сборов причта. Следует священнику дать право руководственного председательства на всех собраниях приходских и учреждениях. Это уже предполагается в уставе о финляндских приходах. Для оцерковления прихода всеми мерами нужно держать в границах закона притязания на излишнюю власть в приходе церковных старост и местных мироедов. Труды Папкова и светских писателей направляются именно на усиление влияния кулачества в приходской жизни через юридическое обособление прихода от церкви и епископа. Смиренное и уважительное отношение прихожан к своему пастырю есть непременная обязанность христиан. Только взаимной любовью пастыря и пасомых можно возродить приходы. Школьным советам, попечительствам, братствам, обществам трезвости, объединенным в один приходский совет, дать право увещания неисправных прихожан в исполнении церковных уставов или законов нравственности. Совету приходскому необходимо дать право суда над членами своей приходской православной общины, дать право дисциплинарных наказаний епитимией, дать право отлучения от Церкви с согласия и утверждения епископа. Только с возвращением священнику и приходу всех средств к просветительному, благотворительному труду, всех средств к восстановлению дисциплины по канонам, можно ожидать, что из Церкви нашей уйдут потерявшие веру и совесть лицемеры, и св. Церковь, если не избавится совсем от плевел, то значительно очистится и будет способнее выполнять свою святую деятельность к восстановлению благочестия. Священник не будет тогда приниженно угождать каждому прихожанину и его страстям из-за расчетов психических и экономических; он будет тогда действительно руководителем и судьей церковной жизни прихода. Это может быть тогда, когда и епархиальному епископу канонические судебные права будут возвращены, т. е. право привлекать каждого мирянина православного к суду за нарушение уставов Церкви, евангельское и каноническое право принимать и отлучать от Церкви. Для укрепления авторитета архиерея в епархии и священника в приходе необходимо все церковное имущество приходское считать, согласно канонам Вселенских и Поместных Соборов, юридически собственностью епископа, с правом распоряжения имуществом, по канонам, на пользу Церкви. Католическая и <...> епископальные церкви С.-Американских Штатов и Канады записью церковных имуществ на имя епископов избегают конфискации церковных имуществ разными противорелигиозными партиями, если они достигают власти, и потому именно, что каждая конституция гарантирует неприкосновенность личности, а не церковных учреждений. На основании принадлежности имуществ Церкви как учреждению, во Франции отняты не только они, но и церковные постройки объявлены государственною принадлежностью, и ныне они, как пишут, сдаются в аренду французским епископам и кюре для богослужения. Дождемся и мы этого, если пойдем за Папковым и другими «друзьями Церкви». В разосланном архиереям проекте устройства финляндских приходов антиканонично подчинение приходов в хозяйственном отношении губернаторам. Двоевластие губернатора и архиерея к добру не поведет. Были случаи отмены статей Духовного Регламента указами Св. Синода; следует отменить и антиканоническую статью, которой отнято у архиереев право суда над мирянами православными в сфере христианской веры и нравственности и отлучения от Церкви. Каждое апостольское правило, Вселенских и 9-ти Поместных Соборов каноны гласят о преступающих закон: «Аще клирик – да будет извержен; аще мирянин – да будет отлучен». Кем? Конечно, епископом. Право вязать и решить дано епископу Богом. Это доказывается Евангелием и многочисленными примерами жизни, изображаемой церковной историей. Таким образом, божественное право у архиерея отнять не может никакая земная власть. Оставление права отлучения за Св. Синодом в древнем Регламенте и дозволение архиерею отлучать от Церкви явного беззаконника в грамоте, выдаваемой каждому архиерею (7 стр.), составляет странное противоречие и путаницу в законодательстве, которую нужно исправить по древним канонам. Последствия петровской политики для Церкви ужасны. В составе ее теперь безнаказанно находятся явные богоотступники, прелюбодеи, грабители, убийцы, социалисты, толстовцы, богохульники, развратители церковной жизни пропагандой безбожия, своеволия, эгоизма и безнравственности. Молчат в страхе перед силой зла не только приходские священники, но и архиереи. Если же кто, на свою беду, исполняет долг защиты истины закона, тот жестоко платится, слывя беспокойным, терпя переводы и другие гонения. Словом, вследствие мирской опеки у нас явился застой церковной жизни, от которого пахнет болотом. Мне пришлось долго служить за границей. Там, в Европе и Америке, и монархии и даже республики признают право христианских приходов в суде над своими членами и отлучении их, в случае виновности, от общения церковного – и в католицизме и в разных протестантских сектах. У англосаксонских народов приходская дисциплина напоминает несколько древнецерковную. Был случай привлечения к церковному суду англиканской методистской церкви и президента C.-Американских Соединенных Штатов Кливеленда, притом во второе четырехлетие управления его великой страной. Методистов-епископалов насчитывается в Штатах до 14 миллионов. Одним из правил этой строгой, богобоязненной секты запрещается членам ее употребление спиртных напитков, за исключением одного бокала вина на званых обедах для соблюдения приличия и обычаев общественности. Увы, какая это разница от хладнокровия нашего духовенства к этому ужасному делу отравы государством народа алкоголем из-за прибылей! И вот, за одним из обедов было замечено методистским епископом, что Кливеленд выпил две рюмки вина. Президента потребовали в консисторию для ответа. Он не явился, извиняясь многоделием, но прислал адвоката с собственноручным письмом, в котором исповедал свой грех, извинялся перед судом консистории тем, что две рюмки, которые он выпил за обедом, были маленькие, вместимость их не превышала вместимости одного бокала, заявлял свое высокое уважение церковному закону, обещал в будущем беспрекословное повиновение и т. д. Консистория оправдала президента. Между тем президент имеет большую власть в государстве, чем английский король. Он состоит главнокомандующим войска и флота, сам избирает и меняет своих министров, имеет право налагать veto на постановления всех учреждений, кроме высшего суда, самолично назначает и увольняет правительственных чиновников. Возможно ли у нас такое отношение нравственного контроля Церкви не только к знатным лицам, но и к простым мирянам? Даже духовенство наше, за редкими исключениями, обратилось в простое требоисправительное над толпами исповедников с очень малым влиянием на жизнь. Собор должен восстановить силу канонов и церковную жизнь во Христе. При известном всем низком уровне нравственного состояния христиан православной Церкви, особенно горожан, заводских и фабричных рабочих, возвратить православным прихожанам право избрания епископа и клира – не полезно для Церкви. Читая в житиях святых, как в старину избирали в Константинопольские патриархи простого угольщика, как Бог указывает при избрании на святителя Николая и проч., мы переносимся в древние времена пламенной веры и благочестия искреннего. В каждом приходе тогда были люди, всецело посвящавшие жизнь свою благочестию, изучению Св. Писания, житий святых, законов и истории Церкви, как они теперь есть в некоторых наших старообрядческих общинах и известны под именем начетчиков; поэтому прихожанам, хорошо знавшим таких людей, возможно было избирать из них клириков, а церковным властям – возводить их от низших степеней в высшие, соблюдая каноническую постепенность и возраст. Свои люди, известные святостью жизни и учительностью прихожанам с детства, пользовались бы в приходе очень большим влиянием, были бы истинными устроителями праведности христианской жизни, судьями в делах церковных, истинными руководителями благотворительности и в путях к жизни вечной. Нечто подобное наблюдалось и у нас в допетровской Руси, когда еще не было несчастных казарменных духовно-учебных заведений и их омирщенных по западноевропейскому образцу учителей и руководителей, научаемых, назначаемых и управляемых бездушным канцелярским порядком. Приходы древней Руси избирали себе клир большей частью из местных начетчиков – до появления братьев Лихудов и латинских грамматических школ. Религиозное влияние таких священников, дьячков и пономарей на религиозный склад жизни русского человека было весьма велико, гораздо больше, чем академиков и семинаристов позднейших. Вся передовая Русь тогда охвачена была аскетическим настроением, вся Русь полна была жаждою христианского подвига и представляла собой почти сплошной монастырь. Почему это? А потому, что тогдашние кандидаты в клир смотрели на монастыри как на светочи благочестивой жизни, идеалами которых нужно руководиться. Народ охотно внимал своим пастырям и охотно шел за ними, как за светочами на пути к спасению. Смиренно терпел даже, если его пастырями архиереи пренебрегали. Один ростовский священник говорил на Московском соборе 1503 года, обращаясь к архиереям: «Вы ни сами, ни через избранных священников не наблюдаете за священниками и не посылаете в города и села испытывать, кто как пасет Церковь Божию, но надзираете за священниками по царскому чину через бояр, дворецких, неделыциков, тиунов, доводчиков, ради своих прибытков». Следует вспомнить характеристику допетровского духовенства Посошковым и проч., чтобы невольно сострадать его былому приниженному, тяглому положению. Но это духовенство для религиозного руководства народом было лучше нынешнего ученого и полуученого чиновного и теплохладного. Богословские идеалы его, если академик, – за границей; если семинарист, – отношение по богословию большей частью формальное. Как обучали, так и думай, так и говори!.. Теплохладность почти общая... на монастыри белое духовенство большей частью смотрит недружелюбно и не видит в них руководителей ни для себя, ни для народа. Последний же в большинстве доселе идеал святости видит в монастырском подвижничестве; из обительских старцев и теперь часто выходят истинные народные руководители. Думаю, что выборное право клира можно возвратить приходу только тогда, когда общины будут сильны духовной жизнью, обильны подвижниками благочестия и духовного самообразования. Теперь этого нет. Формалистическое и чужое по духу народу, назначаемое архиереями, духовенство из академиков и семинаристов не умеет говорить с народом, не умеет затронуть благородных струн его сердца, не думает образовывать вокруг себя в среде прихожан школ благочестия и самообразования, не любит прихожан; при первой неприятности большинство перепрашивается на другой приход. Отношения к прихожанам – мало отеческие; за немногими исключениями, они носят характер формально чиновный. Последствия латинских, тюбингенских и чиновных идеалов нашего белого духовенства в отношении к приходу ужасны. Вот в шестом месте служу учебному и церковному делу (Токио, Холм, Калифорния, Воронеж, Оренбург, Екатеринбург) – и нигде не встречал такой распущенности нравственности в городских и сельских приходах, как в последних трех чисторусских епархиях. Когда посещал церкви, осматривая приходо-расходные книги и замечая скудость церковных доходов, мне часто приходилось слышать от духовенства, что большая часть заработков народа пропивается и проигрывается в азартные игры или идет на разврат. Справки у сельских властей показывали, что при 600 руб. церковного свечного и кошелькового дохода в год в казенных питейных пропивалось прихожанами 12 или 14 тысяч рублей. Заводоуправители Екатеринбургской епархии согласно свидетельствуют, что треть денег, выдаваемых народу за работы, обыкновенно пропивается. Во время забастовки в Нижне-Тагильском заводе, в продолжение моей увещательной речи буянам в Александро-Невской церкви, бабы плакали и кричали: «Лишние деньги пойдут прахом»; «Все равно пропьют!» Это они так осуждали забастовку своих мужей из-за требования лишней платы за труд. Страшная безнравственность в православных приходах происходит главным образом оттого, что народ мало слышит учение назначаемого духовенства и еще меньше его понимает, если оно иногда говорит. Потом, у нас на две тысячи прихожан храм Божий большей частью бывает вместимостью на 400 человек, при 10–15 тысячах прихожан – на 2 тысячи человек; такого пренебрежения к духовным нуждам христиан, и желающих посещать храм Божий, да не могущих за невозможностью поместиться, не встречается ни у одного христианского народа. Хорошо бы приготовлять духовенство к служению не казарменным способом в семинариях и академиях, а в немногочисленных по составу, но благочестивых училищах монастырей, которые, т. е. училища, учреждать немноголюдными по характеру Божьей семьи. Но и тогда, когда действительно явятся благочестивые народные пастыри, нельзя будет предоставить приходу право выбора клира, пока народ наш не станет вести добрую нравственную жизнь. Потеря приходами избирательного права в древней Церкви объясняется увеличившимся нечестием среди христиан и опасением, что такие люди будут избирать, – вместо пастырей наставников добродетели и обличителей пороков, – потаковников своим страстям, притом пастырей дешевых. При избраниях непременно заведутся угощения избирателей и пьянство, особенно – при конкуренции кандидатов покладистых на должности, хотя бы и без достаточного образования. Хорошим семинаристам будет плохо. Каноны Вселенских Соборов на этом основании омирщения приходов запрещают приходские выборы (1, 4-е; 4, 28-е; 7, 3-е). То же запрещают Поместные Соборы (Антиох.19-е, 23-е; Карф.13-е; Лаод.12-е). Собор Лаодикийский гласит: «Да не будет дозволяемо сборищу народа избирать имеющих произвестись в священство» (пр. 13-е). Епископа избирали епископы (1Всел. Соб. прав.6-е). Если клир и народ такого епископа не примут (т. е. избранного на соборе большинством голосов епископов), то весь клир отлучается от Церкви (Апост. пр.36-е). Прихожане имели право лишь рекомендации кандидата на священство; но в воле епископа было принять такую рекомендацию или не принять (Карф.61-е; Феоф. Ал.7-е). Отсюда понятен смысл и апостольского постановления по отношению права епископа на назначение пресвитера: «Хорошо, если (избираемый епископом) будет иметь одобрение и от народа». Пусть либеральные борзописцы «Церковного Вестника» и поклонники плоти (Тареев) «Богословского» и проч. умерят свои вожделения ослабить Церковь Божью приходскими выборами клира по вкусу прихожан. Сначала нужно улучшить нравственность населения, прежде всего – сокращением размера епархий и приходов, умножением хороших епископов, пресвитеров и клира, посланием в малые епархии и приходы сильных благочестием и учительностью архиереев и священников; тогда, может быть, Русь будет спасена в своем религиозно-нравственном укладе силами Божьей Церкви, будет действительно осуществлять Царство Христово на земле. Это весьма трудно осуществимо в настоящее время распущенности. Архиереи должны перестать управлять миллионами, а пастыри – тысячами душ, которые часто сливаются для них в серую массу толпы, которой душевные свойства мало известны. Пока кодекс уголовных законов удерживал многих в ограде православной Церкви – людей в душе неправославных – опасением потери прав или наказания за отступление, эта многолюдность епархий и приходов и малочисленность духовенства не доводили дело св. Церкви до заметного разорения, хотя секты и множились. Теперь, когда все силы богоотступников и Неверов устремились на хулу Церкви Божьей, духовенства, самого христианского миросозерцания, когда образованная молодежь почти вся делается чуждой Церкви и духовенству и часто враждебной – вероятно, число православных уменьшится. Дай, Господи, предохранить нам Церковь от опасного пресвитерианского движения, которое стремится освободиться от власти св. канонов и епископского авторитета. На Поместном Соборе и после него вся оппозиция Церкви обнаружится... Что бы ни грозило Божьей Церкви в будущем, – для благоустройства прихода, кроме первенствующей власти в нем пресвитера, необходимо, чтобы епископ узнал каждый приход и его нужды и относился к нему отечески, а не бюрократически-бумажно или, хотя бы и лично (как теперь делается в редких случаях при посещении приходов), но без должного знакомства с приходом. Это знакомство при частых перемещениях архиереев невозможно и потому, что у каждого епископа приходов целые сотни. В благоустроении приходов главная сила духовного делания должна быть направлена на дела учительности, милосердия, нравственного контроля, на благоговение и красоту богослужения, чтения и пения, исправное посещение церкви христианами, утешение несчастных, отрезвление алкоголиков и проч. (см. послания св. ап. Павла к Колоссянам, Ефесянам, Евреям (13, 15, 18), Фессалоникийцам – 1, 5, 11–23). Экономическая часть приходского труда в устройстве первенствующей Церкви имела второстепенное значение, сдана была апостолами дьяконам; то же должно быть и в православных приходах. Если Собор в заботе о благоустройстве приходов не найдет средств оживить к духовной деятельности ленивый ныне и формалистический клир, да еще дозволит губернаторам, как в финляндских приходах, вмешиваться в хозяйственную часть приходов, тогда положение православия будет хуже, чем до Собора. Приход – ячейка Церкви; и нужно оздоровить ее по духу Христову, а не по модному человеческому мудрованию. Свечные и кошельковые суммы должны считаться пожертвованными Богу и идти на общеепархиальные нужды и приходские по непосредственному распоряжению епископа через о. благочинного и священника. Приходскому совету дать только право контроля – власть второстепенную. Прочими суммами пусть распоряжается совет с ведома епископа, без вмешательства губернатора. Порядок приобретения церковной собственности всегда будет зависеть от власти государства и отношения его к Церкви. Мы можем просить равноправия в этом отношении с другими вероисповеданиями и чтобы юридическая единица был епископ в праве приобретения имущества, и ни под каким видом не допускать приобретать имущества церковным учреждениям: епархиальному начальству, духовенству, приходу. В последнем случае всякие враждебные Церкви или просто жадные дельцы Правительства будут всегда покушаться отнять деньги, землю и проч. у нее, при конституции – в такой же степени, как и при самодержавии. Все имущества должны быть приобретаемы на имя епископа. В случае измены православию прихода деньги и имущество остаются за епископом. Священник и совет прихода пользуются имуществом на правах аренды от епископа-собственника.

Епархиальные съезды учреждены во время увлечения при Императоре Александре 2 земствами по образцу последних – с их ассигновками и вечной борьбой партий между собой и Правительством. Что посеяли, то пожали. Теперь главные враги Царя и закона – земцы, а главные деятели пресвитерианского движения против епископов и Церкви – дельцы епархиальных съездов. Внесены в Божию Церковь агитация, партийность, противление богоустановленной власти... Совершилось омирщение Церкви и измена духу Христову. Мало теперь в духовенстве и его детях крепости, смирения, послушания. Дисциплина церковная ослабела теперь больше, чем было до съездов. В «Церковных Ведомостях» этого 1905 г. напечатана была хорошая историческая справка о том, что в допетровской Руси ежегодно бывали съезды духовенства к своему епископу, но без выборной агитации, без инструкций на оппозицию против епархиального начальства на выборных собраниях по делам денежных счетов и расчетов, а с единственной целью получить в собеседованиях с архиереем инструкцию на духовное делание в приходе на следующий год и на успешную борьбу с врагами св. Церкви. Такие собрания бывают ежегодно в японской Церкви духовенства и проповедников ради сообщения епископу сведений о церковных делах разных приходов, школ, миссионерских станов и для получения от него наставлений на духовный труд следующего года. В продолжение восьми лет пришлось мне быть участником таких собраний, и последствия их всегда были благотворны. Ни католичество, ни протестантство не имеет таких беспокойных и антиканоничных собраний пресвитерианских, каковы наши епархиальные экономические съезды. Теперь же к делам их денежных расчетов присоединяют и обсуждение церковного управления и духовных нужд Церкви. Позволяют им свободно говорить и делать свои постановления в отсутствие епископа под руководством избранного ими председателя – большей частью молодого священника, иногда человека крайних убеждений. В результате сего модного либерального мероприятия на многих съездах постановления бывают об уничтожении консисторий, о свободном выборе епископа и клириков, об освобождении священников от труда в церковных школах, о свободе брака второго и третьего для священнослужителей, о ненужности внутренней миссии, о светской одежде для священников и диаконов, о выборе благочинных по вкусу весьма снисходительного к своим прегрешениям духовенства и проч. Таким образом, расширение прав епархиальных съездов ведет к разорению канонического строя Церкви, а не к созиданию благочестия. Поистине, личными качествами деятелей можно укрепить, можно и разрушить самое святое и полезное церковное дело. Петербургские дельцы, создавшие епархиальные съезды не по духу Христовой Церкви, а по модному увлечению к созданию оппозиционного земства, тяжко согрешили против канонов и духа Церкви и должны покаяться на Соборе в этом; между прочим – ив том, что они этими съездами подготовили антиканоничное в русской Церкви пресвитерианское движение, которое Бог знает, чем кончится, если Бог не поможет остановить его в начале. Наши законодатели должны возвратить епископу руководство духовенством непосредственным общением с ним, как это было в греческой Церкви и в допетровской Руси, а не механическим утверждением или неутверждением журналов консисторий, разных правлений, епархиальных и уездных съездов. Установить законом, чтобы епископ дважды в неделю присутствовал при решении важнейших дел в консистории, которые разбирались бы при нем по канонам, чтобы он бывал лично в правлениях семинарий и училищ при рассмотрении дел, имеющих важность, и руководил бы свободными рассуждениями учащих, чтобы епархиальные и уездные съезды всегда были под председательством и руководством епископа при полной свободе суждений присутствующих в пределах закона и религиозного приличия. Если же покаяния не последует и дельцы вместо восстановления духа церковного управления, угодного Богу, будут из мирских расчетов или простой боязни попускать всякого рода автономии (самозаконие, самочиние) по отношению к основной форме церковного управления – епископату, тогда много произойдет неправильных разделений и вреда единству Божьей Церкви, за что они ответят перед Богом и христианским сознанием русского народа православного, который, при всей нравственной распущенности многих именующих себя православными, все же вместе с епископатом всегда будет главным хранителем и защитником православной веры и церковного единства.

Относительно участия духовенства в мирских делах мнение мое – следовать канонам, не позволять духовенству лично представительствовать в государственных учреждениях и омирщаться в борьбе партий, но требовать от государства через православный народ, чтобы при обсуждении законодательства или мероприятий по делам Церкви таковые имели силу только с согласия церковного собора. Личное представительство, например, в Думе и Государственном Совете в меньшинстве – повредит духовенству. Соборы должны говорить авторитетно и влиять на государство через народ.

Духовно-учебные заведения оцерковить нельзя ни переменою программ, ни тем менее частой сменой ректоров, инспекторов, на что справедливо сетует обер-прокурор в записке. Забыл он то, что чиновный шаблон и централизация были тому главной причиной. В древней Церкви были знаменитые школы в Антиохии, Едессе, Александрии, Риме и проч. Успешное их развитие и духовная сила объясняются тем, что во главе школ находились люди, с любовью и самоотвержением всю жизнь свою отдавшие на обучение и воспитание юношества. Великий пример тому подал св. ап. еванг. Иоанн Богослов в своей Ефесской школе, св. ап. Петр и Марк – в Александрийской и прочие апостолы – в других менее известных школах. У нас же теперь чиновная нивелировка посредственностей духовно-учебных заведений такая, что все академии и семинарии стали походить одна на другую. Табель о рангах, оклады, карьера, эпикурейская жизнь, слабость убеждений и труда там – главное; самое дело воодушевления воспитанников на труд и благочестие – второстепенное. Главная причина ослабление влияния воспитателей и учителей на воспитанников лежит в нас самих²² Затем, жизнь дает ученикам с малых лет гнилую духовную пищу: легкая литература наполнена картинами злых страстей и блуда; журналы и газеты раздражают сознание вольномыслием и кощунством; в семьях даже священников благочестие ослабело, алкоголизм духовенства и суждения родителей при детях, ослабляющие их религиозность, бывают у батюшек современных семинарий не в редкость. Материально состоятельные священники, вследствие своего малоцерковного настроения, отдают своих детей в светские школы, не заботясь о том, чтобы были за них молитвенники пред престолом Божьим после их смерти. Давно уже, а особенно в последнее время, заметно влияние светской молодежи с ее безбожной социалистической пропагандой, не признающей ничего святого. Эта молодежь – студенты, курсистки – действует толпой фанатично дерзко, как самое бесовское воинство. Влияние антирелигиозной пропаганды на родителей и детей духовенства весьма велико. Гонение духовное на религиозное сознание духовенства и христиан теперь сильнее, чем грубое военное – первенствующей Церкви. Материалистический опыт теперь богаче в борьбе с христианским миросозерцанием и Церковью, чем в древнем мире. Конечно, воспитатели, учителя и воспитанники не изучают специально астрономии, геологии, медицины, естественной истории, физиологии, древней истории по египетским, вавилонским раскопкам и проч. Но выводы и толкования фактов материалистов-мыслителей носятся в воздухе, т. е. усвоены толпой и отравляют своим ядом даже и тех, которые не хотят их отравы. «Труды Киевской Академии», «Богословский Вестник», «Православный Собеседник» сдались же позорно Деличу, обвинявшему св. пророка Моисея в плагиате, хотя в присланной мне из Лейпцига немецкой книжке Делича прямо сказано, что цель вавилонских раскопок – это поход против Библии. А где заговор, там надо предполагать и подвох, обман. Преосвященный Стефан, архимандрит Андроник и другие ни слова не говорят о вредном влиянии неверующего духа времени на религиозное сознание духовенства разных возрастов. Между тем оно жадно читает антирелигиозные книги, журналы, газеты, жадно прислушивается к агитаторам социализма, безбожия, толстовства и нигилизма. Результаты для учащих и учащихся в самих духовных школах плачевные: холодность учащих; леность, шалости, бунты, забастовки учащихся. Вместо того, чтобы оцерковлять детей духовенства с малолетства, поставив их в благоприятные для того условия, упомянутые духовные мыслители проектируют выпустить детей духовенства в светские учебные заведения и только для желающих служить Церкви иметь богословские курсы. Этот отчаянный проект, которому так основательно возражал покойный митрополит Филарет (статья «Церковных Ведомостей» 1905 г.), убьет во многих и многих душах детей духовенства благочестие. Огромное число приходов будет пустовать или наполняться невеждами из деревенских мироедов и кулаков, от которых сам же народ застонет. Предполагать, что при современном настроении образованной молодежи многие пойдут на богословские курсы, было бы наивно. Не нужно забывать, что привычка – вторая природа. Введенные католичеством и англиканизмом, на основании знания сердца человеческого, так называемые религиозные упражнения ежедневно для детей и молодежи, воспитываемой ими, делают чудеса. Они порождают глубокое религиозное настроение, которое у нас между академистами и семинаристами – редкое явление. Помню, служа инспектором Холмской семинарии, я имел разговор с почтенным о. протоиереем Гошовским о причинах легкомыслия и распущенности нравов семинаристов. Он мне сказал, что семинаристы были благочестивы, скромны и добры, пока соблюдали свято ежедневные униатские религиозные упражнения; но, когда начальство завело только утренние и вечерние молитвы – по общей казенной форме русских семинарий, воспитанники холодно отнеслись к нововведению и стали смотреть на это святое дело, как на формальность. Благоговение улетело из душ их, и они стали одного духа с русскими семинаристами, потому что перестали ежедневно славословить Господа на всенощной и божественной Литургии. Дальше стали от Бога. Азбуку оцерковления нужно начать с того, что продать огромные дома академий и семинарий в испорченных нечестием городах и перенести их в монастыри и села. Все устроить вновь скромно, по- христиански. С умножением епархий разделить академии и семинарии на малочисленные. Избегать казарменного многолюдства, где одна дурная овца портит часто все большое стадо. В малых семинариях устраивать келии – всегда для жизни двух воспитанников, чтобы они не спали вместе всем стадом и жили бы по-семейному. Собирались бы вместе только в классы и столовые. Следует найти руководителей духовно-учебных заведений ученых и действительно благочестивых, которые бы всю жизнь несли святое учебное и воспитательное послушание и подбирали бы себе таких же помощников-учителей. Покинуть несчастный способ подготовки к архиерейству монахов кратким начальствованием в академиях и семинариях. Могут они подготовиться к тому благочестно на продолжительном учительстве или на подвиге в монастырях и приходах. Перед возведением в сан иерея и архиерея не довольствоваться дипломом, а производить каждому на соборе экзамен по программе, дабы кандидаты на церковные высшие степени не засыпали, а всю жизнь возгревали бы дар Божий духовным трудом и учились (век живи, век учись). Упразднить нынешний «персонал» и «корпорации» профессоров и учителей чиновных в мишуре мундиров светских и даже эполетах в эпикурейском их строе жизни. Позвать благоговейных из них в клир, определить начальниками и учителями духовно-учебных заведений на церковных основаниях. Слить духовные училища и семинарию в одно девятиклассное учебное заведение. Это будет полезно для единства духа в начальствовании, обучении и воспитании юношества. Держать учителей и учеников на религиозном положении подвига, труда, послушания; ввести обыкновение для учителей и учеников носить духовную одежду. У католиков и англикан в школах всегда приличные духовные подрясники; прочие протестантские учителя и ученики никогда не носят блестящей светской одежды. Путем убеждения повести в духовноучебных заведениях дело так, чтобы учащие и учащиеся совершенно воздержались от нетрезвости хмельной, не курили табаку, не посещали блудных домов, не водили азартных игр и от других грубых пороков удалялись. Порядочность и скромность в духовно-учебных заведениях должны быть не на бумаге только, но и на самом деле. Программы освободить от многопредметности, латинский язык предоставить изучать только для желающих во внеклассное время. Подчинить вполне семинарии руководству епископа и консистории при нем. Программу учения и инструкцию для поведения составляет только собор. Патриарху и митрополиту предоставить право часто посылать иереев-ревизоров для наблюдения, достойно ли епископы руководят своей семинарией. Академиям всего опаснее давать автономию учебную – ввиду склонности либеральных профессоров поклоняться немцам и Тюбингенской школе. Высшее богословие должно трудиться на началах святого послушания Церкви, и епископы должны оцерковить профессоров и студентов. Ввести в академиях и семинариях ежедневное участие в уставных богослужениях, выработав порядок, чтобы не были они очень продолжительными. Сделать уставным чтение Евангелия и житий святых ежедневно. Начальствующие и учащие должны окружить воспитанников академий и семинарий отеческою строгой любовью и вниманием к их духовным и материальным нуждам, но без потаковничества страстям. Внушить воспитанникам такое же отвращение к еретическому мудрованию немцев и неверующих наших агитаторов, пропагандистов социализма и безбожия, какое имеют многие воспитанники католицизма и других христианских согласий. Воспитателям и учителям не смотреть на учеников, как на серую казенную массу, что почти везде вошло в обычай, но с любовью присматриваться и руководить личностью каждого в ее особенностях. В семинарии принимать детей всех сословий, но предпочтительно детей духовенства. Всячески возгревать их религиозное чувство доброго и прекрасного. Антирелигиозные впечатления современности на детей надо уметь вовремя распознавать и ослаблять. Если будет в наших семинариях немноголюдность, постоянство, любовь, религиозное воодушевление и целесообразный труд, тогда и у нас появятся полезные, а может быть – знаменитые школы. «Идеже Дух Божий, там и свобода» – должно быть убеждением учителей и учеников духовно-учебных заведений. Дух Божий созидает свободу через св. Церковь. Она может возвратить себе живое христианское самосознание главным образом через школу. Зажгите душу, как свечу для Церкви, – и она запылает пламенем теплой молитвы перед Богом и для труда, не только для диплома.

Не понимаю, зачем светская власть предлагает нам обсуждать предметы веры. Догматы и каноны св. Церкви должны быть незыблемы. Их нужно защищать, а не готовиться к обсуждению на Соборе того, хороши ли православные понятия нашей веры для современности или неудобны. Следует на Соборе упорядочить уставы о постах – ввиду почти общего их несоблюдения в образованном обществе. Нужно улучшить методы ведения богослужений; язык его сделать более понятным; постановить, чтобы изданы были маленькие богослужебные книжки для раздачи в св. храме народу. Ввести в обычай, чтобы каждый мирянин мог следить за содержанием читаемого и воспеваемого в церкви и назидаться величием духовных созерцаний богослужений, и тем сделать невозможным небрежное совершение его клиром. Клирик – значит человек, отделенный от народа для всецелого служения Богу. Поставьте воспитанников духовно-учебных заведений с детства в святые условия приобретать, хранить это убеждение и не расставаться с ним до гробовой доски. Этого можно достигнуть только искренним религиозным воодушевлением руководящих, трудом и постоянством продолжительной службы излюбленной школе.