Воспитанники

Звание.

Ученики семинарии были собственно дети священоцерковнослужителей,¹³⁷ но в семинарию принимались и светские, с известными условиями и ограничениями. В 1818 г. Комиссия дух. уч. утвердила мнение акад. правления «о доцущении в дух. училища гражданских лиц и о снабжении их свидетельствами от сих училищ, соразмеряясь однако же с числом дух. воспитанников и вместимостию училищных домов». Между делами архива спб. семинарии, особенно 1819 и 1820 годов и раньше, встречается немало прошений от светских лиц о принятии детей их, или родственников, в семинарию, или дух. училища, напр. от тит. советника Есаулова, служащего при Императ. фарфоровом заводе, канцеляриста Анкудинова, камер-лакея Небольсина, титул, советника Ермолаева, новоторжского купца Аксанина и др. Семинарское правление не находило обыкновенно препятствий к принятию их, кроме неблаговременности, т. е. если, началось уже ученье, или под условием сначала своих разместить по комнатам. В январе 1822 г. последовало о светских следующее предписание Комиссии дух. уч. (от 22 дек. 1821 г.) «1) Детей не принадлежащих к духовному званию в духовные училища не принимать, буде они обременены многими учениками духовного звания, дабы излишним умножением учащихся не обременять как самых наставников, так и не делать затруднения в ходе учения; но если такового препятствия не встретится, то принимать в качестве приватно обучающихся. 2) Принимать их только пред началом учебного курса, а увольнять во всякое время, когда сами просить будут. 3) С выходящего из семинарии не в срочное время, если он жил в семинарии на своем содержании, удерживать в экономии весь остаток суммы, какая внесена была учеником при вступлении его. 4) При увольнении, аттестата не выдавать, а только свидетельство об обучении приватно, с означением, что выданное ему свидетельство ни в каком случае не может заменить аттестата семинарского. 5) Увольняемым в средине курса детям светского звания не выдавать свидетельств.» Однако же это предписание не мешало светским проситься и поступать в семинарию. В 1828 г. находим 5 прошений от светских лиц (преимущественно чиновников)¹³⁸ о принятии детей их в семинарию, в 1830 г. три таких же прошения; в 1835 г. было отношение обер-прокурора св. Синода Нечаева на имя митрополита о принятии в семинарию двоих сыновей аптекаря екатеринбургских заводов Гельма, для подготовления их в медико-хирургическую академию. Так же из светских Снигиревский принят в 1837 г. в дух. училище, для подготовления в мед. академию. Но другим отказывали, на основании вышеприведенного предписания Комиссии 1821 г. По предписанию же 1837 г. в июле постановлено – светских учеников принимать с разрешения епархиального архиерея и ежегодно в перечневых ведомостях особо об них показывать. В 1841 г. из числа 264 воспитанников семинарии только двое принадлежали к светскому званию. Из крещеных евреев воспитанников видим еще до 20-х годов, таковы были: Ник. Петровский и Ив. Крамановский, последний поступил в 1820 г. В 1835 г., по Высочайшему повеления, и грекоунитов дозволено принимать в дух. уч. и семинарию, хотя в петербургской епархии не было таковых.

Иноепархиальные, хотя также с некоторыми ограничениями, но постоянно бывали в петербургской семинарии, между прочим и на основании распоряжений Комиссии дух. уч. Некоторые поступали сначала в дух. училища, потом переходили в семинарию. Впрочем еще в 1811 г. семинарское правление, на отношение Иринея, архиеп. псковского, о принятии в петерб. семинарию двух воспитанников из псковской епархии, постановило: «в училищных правилах нет основания, на котором можно было бы принимать учеников других епархий в здешнюю семинарию», причем указало и на то, что иноепархиальные переходящие неблаговременно (т. е. после начатия ученья) делают затруднение учителям. Но с разрешения Комиссии дух. уч. в том же 1811 г. по экзамену принят в семинарию ученик харьковского коллегиума Федоровский. В 1812 г. по прошению священника Славинского, по экзамену принят брат его, ученик низш. отд. новгородской сем., но с условием жить в доме брата. В 1813 г. принят в высшее отд. ученик моск. слав. греко-латинской академии А. Некрасов. И после видим, напр. в 1814 г., что по экзамену ученики нередко поступали или переводились в петербургскую семинарию из других епархий: новгородской, псковской, петрозаводской, ярославской и друг. В 20-х годах были случаи принятия в семинарию из других епархий, на основании резолюций митрополита. В 1828 г. на запрос олонецкой консистории, сколько в петерб. семинарии было учеников из олонецкой епархии, таковых оказалось 9 человек; из них 7, с открытием олонецкой семинарии в 1829 г., по предписанию Комиссии дух. уч., и переведены туда. Но в том же году видим перешедших из новгородской семинарии, калужской и курской; тогда же были ученики из пензенской и минской епархий. В 1841 г. иноепархиальных было 7 человек: С. Чижов (средн. отд.) из тверской епархии, А. Жданов и Н. Симеоновский (низш. отд.) рязанской; Гавр. Рутов (средн. отд.) и Ив. Платонов (низш.) казанской; В. Наумов (высш. отд.) – херсонской; И. Смирнов (низш. отд.) тульской.

Обыкновенно просили о перемещении детей или родственников из других епархий, ради тех или других удобств. В 1837 г. напр. священник церкви села Бабина, новгородской епархии, Ирод. Флоринский просил о перемещении сына своего Димитрия в александроневское дух. училище, так как «С. Петербург расстоянием ближе к моему (просителя) жительству, нежели Новгород и сверх сего имею родственников в столице, которые могут содействовать к успешному занятию преподаваемыми науками сыну моему Д. Флоринскому своих попечением и присмотром». Подобное же основание было выставлено в 1841 г. священником села Коровья-ручья, новг. еп. для помещения сына его в александроневское училище. В том же году А. Черенский переведен из олонецкого уездного училища в здешнюю семинарию, так как отец его был священником в новоладожском уезде.

Служащие по духовно-учебному ведомству часто просили о переводе их родственников из других епархий: бакалавр акад. Моисей просил за племянника (1815 г.), Ветринский за брата (1814 г.) В 1826 г. с ректором Антонием приехал из Архангельска ученик Сергиев и принят в семинарию на казенное содержание. В 1830 г. инспектор академии Иосиф перевел двоих своих родственников из тверской семинарии, чтобы лучше наблюдать за ними, и вносил за их содержание. Профессор с. петербургской семинарии И. Симеоновский перевел из рязанской семинарии своего родного брата в 1840 году. Инспектор семинарии Иоасаф в том же году перевел своих детей из курской епархии в петропавловское училище, а по выходе своем из петербургской семинарии отправил их в рыльское училище.

В 1838 г. было предписание Комиссии дух. уч. чтобы семинарии «принимали детей духовенства других епархий в том только случае, когда на сие получат разрешение от епархиального преосвященного и когда сими детьми будут представлены надлежащие документы о их рождении и происхождении.» Еще ранее (1834 г.) было предписано – сообщать выписки из именных ведомостей об иноепархиальных учениках в местное семинарское правление и архиерею, но в именных ведомостях местной семинарии им не числиться, если снова не перейдут в нее.

Особенно часты были случаи временного перемещения в петербургскую семинарию иноепархиальных воспитанников, приезжавших сюда вместе с лицами монашествующими, вызываемыми на чреду священнослужения.

Подобные воспитанники не только поступали на время, но иногда просто лишь допускались к слушанию уроков в петербургской семинарии, а числились в семинарии своей епархии. Напр. в 1826 г. вместе с ректором псковским Иннокентием приехал ученик высш. отдел. Пономарев и чрез год опять просил увольнения, так как Иннокентий возвращался во Псков. С Иустином, ректором черниговской семинарии, приехал в 30-х годах, ученик средн. отд. Як. Дорогоневский. С Иоанном, ректором харьковского коллегиума, вызванным на чреду, перешел ученик высш. отд. Рудинский, в 1840 г. Тогда же из подольской семинарии перешел ученик Н. Чернявский, назначенный в свиту архиепископа подольского Кирилла, вызванного в св. Синод. Иные из приехавших таким образом и курс оканчивали в петербургской семинарии, числясь в своей, напр. Д. Верещагин из псковской семинарии, Мих. Хребтов из тверской семинарии (1839 г.) и др. Иные, наоборот, числясь в петербургской семинарии, учились в чужой епархии и даже странствовали из одной епархии в другую, с дозволения правления, напр. И. Верховский с Никодимом (Лебедевым), ректором сарат. и друг. семинарий, был и в Саратове, и в Нижнем-Новгороде и в Иркутске. (1833 г.) При этом ежегодно сообщались в правление петер. сем. сведения об успехах и поведении подобных воспитанников.

Армейские воспитанники, дети военного духовенства, поступали в семинарию по отношениям в семинарское правление от своего начальства. В первый раз в 1818 году поступили в спб. семинарию 15 человек из существовавшей доселе отдельно, так называемой, армейской семинарии, по случаю «предположений о новом образе существования армейской семинарии».¹³⁹

Положения о новом образе существования армейской семинарии составлены членом св. Синода и Комиссией дух уч., армии и флота обер-священником Державиным. Предписание о приведении их в исполнение, по определению Комиссии дух. уч., последовало от академического правления 20-го сентября 1818 года. На основании этих постановлений, Высочайше утвержденных 14 апр. 1819 г., «армейская семинария из детей полкового духовенства существует отделениями в разных епархиях», воспитанники ее «содержатся совокупно с казенно-коштными воспитанниками епаршеских училищ» (§ 2) и, по окончании курса, должны поступать на священно-служительские должности при полках; исключенные же, но благонравные, могут оставаться еще на год, «для усовершенствования себя: в сведениях нужных причетнику». Сообщения об армейских воспитанниках, о их успехах, поведении и содержании делаются от семинарского правления к обер-священнику, но они «состоят в совершенной подчиненности епархиальному начальству, и обер-священник ни в какое по делам их разбирательство в то время не входит» (§§ 6, 8, 10); лучших из них архиереи имеют право назначать на епархиальную службу, сообщая о том обер-священнику. «Распоряжение в назначении и доставлении детей в епаршеские училища предоставляется обер-священнику, смотря по местной удобности, или другим обстоятельствам». (§ 12). В силу этого, обыкновенно и делались отношения в спб. семинарское правление от обер-священника (протоиерея Державина, в 20-х годах, или впоследствии Музовского, Мансветова, Кутневича), который, «включив просящегося в число воспитанников армейской семинарии,» сообщал правлению, «дабы благоволено было принять его» в семинарию, или училище. Но и отцам дозволено было воспитывать детей в той епархии, где признают для себя почему либо выгоднее, с тем впрочем, чтобы приплачивать от себя, если потребуется, к сумме назначаемой на содержание армейского воспитанника. (§ 14.) Поступающие в академию не обязывались после определяться на полковую службу, но в академии содержались уже не на армейские суммы. О количестве суммы отпускаемой, вообще на содержание армейских воспитанников сказано в своем месте (см. в гл. Экономия, стр. 214).

Фамилия воспитанника могла переменяться, с дозволения семинарского начальства, и это происходило без особых затруднений, хотя подобные случаи в спб. семинарии были редки. В 1826 г. воспит. Павлов «по воле родителя» просил переменить ему фамилию на Черткова; правление разрешило и переименовало. Стипендиаты митр. Михаила переименовывались Михайловыми, как выше сказано (стр. 213). Перемена фамилии производилась не только произвольно, но и довольно беспорядочно. Так в 1838 г. был запрос из консистории, почему исключенный из ал. -невского училища, сын диакона Пахомова носил фамилию Мансветова? Ответ от семинарии последовал: «из дел правления не видно, почему.» В 1833 г. псаломщик придворной церкви Котовский просил об увольнении из семинарии сына его А-ра Спасского и о переименовании снова Котовским, так как ректор петроп. училища прот. Стахий Колосов, по своему усмотрению, без согласия отца, назвал его Спасским. Правление уволило воспитанника и в свидетельстве назвало его Котовским.

Помимо ученических обязанностей, на воспитанников, как известно, возлагались различные должности, которые, служили к облегчению тех или других должностных лиц в семинарии, хотя, без сомнения, мешали прямым, ученическим обязанностям воспитанников. Как выше сказано было, из учеников выбирались старшие, приоры, цензоры – для наблюдения за поведением воспитанников (на таких должностях обыкновенно было до 20 и более учеников высш. и частно средн. отделения); за тем авдиторы и лекторы – по учебной части. О деятельности авдиторов нет сведений. Вероятно, должность эта, допущенная по инструкции старшим 1826 г. (см. выше, стр. 132), не получила развития в семинарии. Лекторы же из лучших учеников высш. отделения назначались, по уставу (§ 37), собственно «в пособие учителя по классу какого-либо языка», а так же и вообще в помощь некоторым наставникам, имевшим много занятий, или же за отсутствием какого-либо преподавателя. В 1818 г. было постановлено акад. правлением: если число учащихся по классу словесности будет свыше 75, то «профессору давать помощника с званием лектора из лучших учеников высш. отделения, коего долг состоять будет в рассмотрении сочинений». По греческому языку, как общему предмету, постановлено давать профессору одного или двух помощников, отделяя им учеников менее успешных. На этом основании в 1819 г. было от семинарского правления представление академическому о необходимости лекторов по словесности и всеобщей истории и двух лекторов на греческий язык. По вниманию к просьбе наставника словесности Ив. Смирнова, который принял на себя и секретарскую должность, в 1818 г. назначен был лектором к нему ученик высш. отд. И. Павинский. Тогда же лектором греч. языка был Фил. Кудрявцев, потом Ив. Смирнов (1820–21 г.), Ив. Чупровский (1823 г.), так как более 200 учеников было у одного преподавателя греч. языка, (сначала у инспектора Андрея, потом у Е. Успенского). В 1828 г. Ив. Мелиоранский, проф. словесности и греч. языка и секретарь просил назначить на греч. яз. лектора, которым и назначен М. Петропавлоский. В 1830 г. лектором, был Чупровский (другой), смененный потом Я. Налимовым. В 1832 г. определены в помощь проф. Тяжелову лекторами по словесности 1-го отд. М. Сиженский, 2-го отд. В. Долоцкий, по греч. яз. И. Скроботов. За тем в 1834 г., за выходом Тяжелова, назначены лекторами по 1 и 2 отд. словесности А. Педешев и В. Ушаков, а по греч. яз. Е. Михайлов 1–й; но Ушаков вскоре был уволен «за нерачительность», по донесению проф. Массальского, а вместо него назначен уже магистр Галахов. В 1839 г. за болезнию проф. Семеновского посылали за него в класс – на гражд. историю П. Петровского, а на нем. язык А. Кедрова. В 1-й половине 1841 г., за болезнию наставника Д. Успенского, на класс греч. языка ходил Е. Добронравин, а на финский класс И. Зосимовский. Лекторы из учеников подавали также конспекты пройденного; напр. между конспектами 1834 г. находим и конспект по греч. яз. лектора Е. Михайлова 1-го. Но уже в 1835 г. (от 18 июня} предписано было – лекторов из учащихся более не назначать на главные предметы, т. е. богословие, философию и словесность. Да и на греческий язык с этого времени семин. правление выражает более желания назначать лекторов из окончивших курс в академии, так как охотники находились.

Кроме того, воспитанников высш. отд. временно назначали, с увольнением от и которых уроков в семинарии, для исправления учительской должности в александроневском училище, по представлению ректора училища, бывшего, как известно, и инспектором семинарии. В 1818 г. ходил за учителя в алекс.-невское училище воспитанник Ф. Кудрявцев. К концу 1822 г., по рекомендации училищного ректора Феодосия, определены на учительские должности лучшие воспитанники И. Чупровский и М. Николаев (с жалованьем по 597 р.), причем их обязали ходить в свой класс только на богословские лекции и явиться на окончательные экзамены. По окончании курса в 1823 г., Николаев предпочел остаться на учительской в училище должности поступлению в академию. В том же году обучал партесному пению в училище так же и семинарский хор ученик низшего отд. семинарии Мпх. Горонович (с жалованьем 60 р. в год); он же учил и в 1826 т., бывши учеником высш. отделения. В 1824 г. на место вышедшего из ал. -невского училища, учителя иеромонаха Иезекииля, сем. правление назначило учеников высш. отд. С. Орнатского и С. Устинова, как особенно благонадежных, по отличным успехам и примерному поведению, уволив их от некоторых «менее значительных классов». В 1830 г. в приходский класс назначен был ученик высш. отд. И. Григорьев (с жалованьем 250 р.), с увольнением от хождения на уроки по языкам. За тем с половины 30-х годов обычай назначать учеников на преподавательские должности в училище, по видимому, выходит из употребления.

На воспитанников, с их согласия, возлагались еще должности – комиссара, смотрителя больницы, особенно же письмоводительская – при семинарском правлении, при экономе и даже при духовно-цензурном комитете, иногда по библиотеке (напр. в 1826 г. при составлении каталога) и проч. Отвлекая воспитанников от их ученических занятий, такие посторонние обязанности иногда могли служить и поводом к злоупотреблениям. Еще в 1810 г. ректор Анатолий представил к увольнению совершенно неуспевающих в науках трех учеников высш. отделения, как занятых посторонними обязанностями по экономии и письмоводству, дозволив двоим из них остаться при семинарии в должности письмоводителей. Секретарь Иванов (1811 г.) так же обращал внимание на неудобства иметь письмоводителей из учеников. Тем не менее по проекту семин. устава (§§ 23, 24) это дозволялось. В 30-х годах, для облегчения письмоводителей, число их увеличено до 4-х. Но и при этом бывало, что письмоводители опускали свои ученические обязанности. Напр. письмоводители И. Аландский и Е. Смирнов, вследствие донесения инспектора об отсутствии их в классе (1840 г.), прямо заявили, что занимались делами семин. правления. Письмоводитель же Игн. Вознесенский сослался на то, что по делам службы был у члена комитета по построению здания семинарии. Впрочем хорошие воспитанники не злоупотребляли своим особенным положением, в качестве письмоводителей, и не манкировали ученическими занятиями, как напр. тот же Н. Аландский, окончивший курс в первом десятке.

Особой же как бы привилегией пользовалась певческая должность в хоре митрополита, так что певчие могли не подчиняться иногда общим с другими воспитанниками правилам ученической дисциплины. Малоуспешность их обыкновенно не соединялась с теми последствиями для них, какими она сопровождалась для остальных воспитанников, поведение же их нередко было соблазном для других. В 1817 г. (сент. 10) митрополит Амвросий написал следующую резолюцию на прошении об увольнении ученика семинарии Петрова, состоявшего в хоре Его Высокопреосвященства и два раза уже оставленного на повторительный курс за нехождение на уроки: «Петрова яко певчего, не исключая из семинарии предлагаю объявить в оной на прежнем положении, дозволяя слушати лекции философские и класса словесности и не занимая ничем другим». Но оказалось, что философия и словесность бывают в одни часы, поэтому правление определило посылать его, когда свободен, так же на историю и языки, чтобы один не оставался в комнатах. В конце рассматриваемого периода был такой случай, что уволенный воспитанник черниговской семинарии, принят был в петербургскую, потому что, по приезде в Петербург, поступил в хор митрополита (1840 г.). Но в 1841 г. при введении реформы видим попытку и певчих подчинить общим требованиям дисциплины. Несмотря на ходатайство преосв. Серафима о воспитаннике В., бывшем в митрополичьем хоре, он за дурное поведение и малоуспешность переведен был в Новгородскую семинарию, (см. стр. 186), чрез что певчим как бы давалось внушение быть более исправными.

Количество воспитанников семинарии обозначалось обыкновенно в так называемых перечневых ведомостях¹⁴⁰, ежегодно представлявшихся в акад. правление (§ 443 акад. уст.), откуда сведения из них пересылались в Комиссию дух. уч. Количество учеников спб. сем. в течение года варьирует между 111 (1811 г.) и 264 (1839 г.), за исключением 1813 и половины 1814 г., когда число воспитанников семинарии понижалось до 93. Вообще же оно шло в увеличивающейся прогрессии, с незначительными колебаниями. Для примера укажем несколько годов: 1817 г. – 156 чел. 1828 г. – 198, 1830 – 186, 1835 – 217, 1841 – 250. В высшем отделении обыкновенно было менее прочих, в низшем более, так что в 1823 г. понадобилось разделнть низшее отделение на два класса по словесностн: в одном помещено 43 чел., в другом 51, но в 1841 г. было уже 52 и 55, в 1838 – 39 г. еще более. В высшем бывало от 24 (1817 г.), не считая 1815 г. когда, с образованием трех отделений (стр. 54), в высшем было только 13, – до 58 (1841 г.); в среднем – от 40 (1816 г.) до 91 (1841 г.). Всех выпусков с 1811 г. по 1841 г. было 16. Число воспитанников, окончивших полный семинарский курс в течение этого периода, равняется 549, как видно и из приложенных в конце книги списков. Количество исключаемых к году до 20-х годов было 10–14 человек, в 20-х годах оно возросло до 22 (1823 г.), хотя и понижалось до 7 (1830 г.); затем в 30-х го дах оно довольно быстро поднялось до 32 (1840 г). Исключенные увольнялись обыкновенно в епархиальное ведомство и об них сообщалось консистории, так же как и об окончивших курс, с обозначением, чьи дети, скольких лет, какого поведения, не состоят ли в долгу у семинарии. Желавшие же поступить в светское ведомство увольнялись св. Синодом, по представлению консистории. Число приватных вообще было незначительно, еще менее из них – количество принимаемых в число действительных учеников, напр. в 1816 г. из приватных 7 включены в число действительных, в 1827 г. так же 7, в 1840 г. – 2, в 1841 г. – 4 и т. п. Об условиях допущения приватных сказано в своем месте (стр. 109); здесь же мы укажем на особые обстоятельства, по которым допускались иногда приватные. В 1816 несколько исключенных приняты приватно, до приискания ими места, с правом увольнения во всякое время. В 1819 г. бывший воспитанник медико-хирургической академии Андрей Леопольдов, желавший поступить в дух. академию, допущен приватно к слушанию философии в семинарии, с помещением в семинарском доме, на содержании ректора дух. академии. Также бывший студент медиц. академии Сивиллов, изъявивший желание отправиться в китайскую миссию, принять временно в семинарии, для слушании тех предметов, которые плохо знал, с помещением в семинарии на собственный счет, с вычетом из его последующего жалованья. В 1823 году несколько исключенных принято приватно. В числе их принят исключенный из низш. отделения Ник. Логиневский, вследствие особой резолюции митрополита на прошении отца его, выборгского протоиерея: «поелику означенный ученик по самому месту рождения и воспитания должен знать финский и частию шведский языки, а языки сии в Финляндии необходимо нужны для священника, для обучающихся же в здешней семинарии неизвестны; то семинарское правление имеет принять сего ученика в среднее отделение, не в пример другим исключенным ученикам, и иметь об нем особенное попечение, дабы он со временем мог в том краю, где почти вовсе нет ученых священников, знающих тамошние языки, употреблен с пользою для св. церкви». Воспитанник этот в числе последних окончил курс в 1827 г. Послушник Череменецкого монастыря А. Новоградский, из прежде исключенных, снова принят приватно в 1834 г. и окончил курс в 1835 г. И. Наумов, уволенный из медиц. академии (тобол. сем.) в 1836 г., допущен приватно – на своем содержании – и просился даже на казенное, но вскоре был уволен за нетрезвость.

Некоторые из исключенных поступали иногда в другие учебные заведения, напр. в старый педагогический институт. Когда же один из уволенных по неспособности воспитанников (1820 г.) выдержал экзамен в московское отделение медико-хирургической академии, то последовало предписание от Комиссии дух. уч. наблюдать осмотрительность, чтобы не исключать способных.

Нередко воспитанники или родители их подавали прошения об увольнении из семинарии по болезни, или по другим причинам, но правление в этих случаях, особенно в первое время, поступало осмотрительно и не поспешно, тем более что нужно было представлять о том в Комиссию дух. учил. Считали нужным обращать внимание на успехи ученика. В 1812 г. не уволен по болезни воспитанник Оредежский, несмотря на представленное им докторское свидетельство. В 1814 г. отказано в увольнении Н. Налимову, согласно впрочем и мнению семин. врача Книпера. В 1818 г. воспитанник Хидковский подал прошение митрополиту Михаилу об увольнении его из семинарии, о чем и мать ученика просила, но правление не нашло нужным удовлетворить этому прошению, так как здоровье воспитанника, по отзыву штаб-лекаря Бока, было крепко; митрополит утвердил мнение правления. В 1827 г. ученик низш. отд. Быстров писал в прошении об увольнении: «третий год, как я стражду от удара, полученного в грудь, и был уволен в епархиальное ведомство, на основании докторского свидетельства. В 1828 г. 8-мь учеников семинарии просили об увольнении в епархиальное ведомство по болезни (груди, сухоткой, золотухой); одних сем. правление оставило до каникул, о других отправило донесение в Комиссию дух. уч., которая и уволила их; вообще подобное увольнение происходило с разрешения Комиссии. В 1831 г. уволено несколько человек по слабости здоровья. Вас. Владыкин (1837 г.) из высш. отд. вышел по слабости здоровья, на основании свидетельства штаб-лекаря Смирнова.

Выход же из семинарии, для поступления в светские учебные заведения, не возбранялся, хотя допускался также не без разбора. Так в 1811 г. одному из учеников низш. отд. просившему увольнения из семинарии, для поступления в медицинскую академию, отказано, со внушением «о неленостном продолжении учения». В 1833 г. восп. Еф. Михайлов 2-й не уволен в медицинскую академию, потому что был в числе лучших и состоял на казенном содержании. Но, по окончании курса, в 1836 г. уволился из духовного звания. Особенно часты были заявления о желании поступить в медико-хирургическую академию¹⁴¹, тем более, что академия сама обыкновенно вызывала воспитанников семинарии. Испытание ученикам желающим поступить в медицинскую академию первоначально производилось, на основании постановления 1811 года, во врачебных управах, в присутствии одного члена семин. правления, но потом это изменено. В 1817 г. прислана была от медиц. академии программа для поступающих в нее из семинарии, определен срок подачи прошений и чрез Комиссию дух. уч. объявлено, чтобы ученики, увольняясь из семинарии, сами не приезжали в академию без достаточной подготовки и без всяких средств к жизни. В правилах 1818–22 г. для поступающнх в медико-хир. академии из всех классов сем. определены годы 16–24 и предъявлены требования – в знании латинского и русского языков, арифметики и геометрии, логики и физики, с дозволением переходить на фармацевтическое отделение, в случае отвращения к трупам, или уезжать обратно. В 1824 г. было предписано – не подавать ученикам прошений высшему начальству, мимо своего, об увольнении их в медико-хирургическую академию. В том же году последовало предписание от акад. правления, подтвержденное и в 1832 г., чтобы сем. правление «представления свои о увольнении учеников в медицинское ведомство присылало непременно к последним числам марта, с тем, что ежели таковые представления получатся в академ. правлении после марта, то оные будут оставляемы без дальнейшего движения». В янв. 1835 г., по Высочайшему повелению, было предписание от Комиссии дух. уч., чтобы в медико-хирургическую академию между прочим назначать из семинарий «воспитанников с самою хорошею нравственностию», а то замечено было, что «епархиальное начальство никогда не избирает лучших по нравственности». Подобное же предписание о благонадежной нравственности, в соединении с надлежащими познаниями в положенных науках, было и раньше, от 2 июля 1828 г., вследствие отношения г. управляющего внутренними делами. Учеников же признанных недостойными к принятию в медицинскую академию дозволялось заменять другими надежнейшими, без особого представления о том высшему начальству (Предп. от 12 окт. 1829 г.). С 1820 г. по 1841 г. число поступивших в медиц. академию из спб. семинарии, большею частию среднего отд.¹⁴² было около 25 человек, частию по назначении семинарского правления, вследствие вызова, большею же частию по собственному желанию. В делах находим следующие фамилии отправленных в мед. академию: Ник. Борисов (1812 г.), Иона Дьяконов (1817 г.), Конст. Максимов, Иван Андреев и Ник. Михайлов (1818 г.), Петр Трачевский, Фед. Зырянов (1820 г.), Ник. Максимов (1822 г.), Дим. Песоцкий, Пав. Иерусалимов (1824 г.); Ив. Криницкий, Вас. Мокиевский, Ег. Петров – в 1826 году были назначены, но удержаны вследствие особого предписания Комиссии д. уч., хотя в списках потом не упоминаются, (Петров вышел по болезни в 1827 г.); А-р Лебедев, А-р Товиев (1828 г.), Алексей Знаменский (1830 г.), Ив. Белов (1831 г.), Вас. Сивиллов, Гр. Михайлов, Ник. Знаменский, Гр. Петровский, Лука Якимович (1832 г.), Петр Павловский (1833 г.). Пав. Щутский (1836 г.), Иов Насилов (1837 г.). Поступившие же в 1838 г., ученики средн. отд. Варсов и Покровский просили о принятии их снова в семинарию, вследствие нерасположенности к анатомии: с разрешения Комиссии дух. уч. были приняты обратно в семинарию. В 1839 г. желающих не оказалось на вызов в мед. академию. В 1841 г. – И. Кондрацкий.

Бывали требования в старый педагогический институт, чрез Комиссию дух. уч., так в 1816 г. отправлены – И. Смирнов средн. отд. и. Первянский низш. отд. При учреждении Главного педагогического института (1828), на основании 8 § устава института, было постановлено: наполнять это заведение «преимущественно воспитанниками дух. семинарий, но не прежде как по окончании ученья в классах наук философских. Правило сие почтено нужным в том предположении, что молодые люди из духовного состояния, руководимые примерами благочестия, и получившие под строгим надзором духовных властей начала нравственности и классического обучения, будут способнее докончить с успехом образование свое в институте и вступить потом с пользою в важное и почтенное звание учителей. (Из отнош. министра нар. просв. гр. Ливена к митр. Серафиму). В 1829 г. в институт отправлены были студенты семинарии Мих. Быстров и Влад. Нечаев. Затем в октябре отправлены ученики высш. отд. Андрей Дашковский и Ник. Гостиннопольский, но последний возвращен по причине болезни (чесотка и опухоль в ногах). По вызову в 1832 г. назначены в институт четверо: Матв. Сиженский, Фед. Измайлов, Ник. Долоцкий, А-р Вещезеров, но первые два отказались по нерасположенности к светскому званию; затем послан еще Вас. Михайлов из средн. отд., Ив. Павловский (1832 г.), а в 1836 г. из низш. отд. Петр Долоцкий, в 1840 г. Ив. Лавровский (сред. отд.). На поступление же в университет в рассматриваемый период не находим прямых указаний. Но напр. в 1827 г. был запрос из спб. университета о поведении и успехах А-ра Вишневского (средн. отд.). – В начале 20-х годов видим и случаи увольнения из семинарии для поступления в Военностроительное училище путей сообщения: Ал. Адрианов и Ник. Гаврилов (средн. отд.) 1821 г., А-р Гаврилов (низш. отд.) 1822 г., Андрей Гойтанников (средн. отд.) 1823 г.

Большинство кончивших курс постепенно поступало на епархиальную службу, поэтому о них сообщались всегда более или менее подробные сведения (чей сын, сколько лет, откуда, не должен ли за содержание) в дух. консисторию. Консистория же почти ежегодно делала запросы к оканчивающим курс, не желает ли кто занять такое-то священническое место (обыкновенно в селе), с условием вступить в брак с такою-то, или на других условиях. Но большею частию воспитанники отказывались от предлагаемых мест. В 1830 г. предписано сообщать Синоду об остающихся еще без места окончивших курс, с целию посылать их в другие епархии. Часто бывали запросы в семинарию, нет ли желающих поступить на причетнические и певческие должности, в состав той или другой миссии. Еще в 1809 г. вызывались желающие в церковники к учрежденной миссии в Кассель: изъявили желание двое, но консисторией признаны неспособными. В отчете ревизора Филарета (1817 г.) между прочим читаемы «не в обыкновенное время уволены были из семинарии по требованиям в миссии, основанным на Высочайшей воле, некоторые ученики, немного обещавшие семинарии по своим умственным способностям». В берлинскую и константинопольскую миссии вызывались в 1813 г., в первую так же и в 1827 г,, в швейцарскую в 1817 г., в пекинскую в 1823, 24 и 28 годах, так же – в парижскую (1816 и 1825 г.), мадритскую (1826 г.), в Штутгардт – во священники (1823 г.), в Грецию (1833 г.), Стокгольм (1835 г.), Париж (1834 г.) и т. п. На эти места еще из учившихся часто находились охотники, но лучших по успехам не увольняли, – Иногда воспитанникам семинарии были предложения на места из других ведомств, но начальство не всегда отпускало учеников. В 1812 г. был запрос из канцелярии госуд. банка об увольнении восп. Филиппова, для поступления на службу в эту канцелярию; но правление отказало. В том же году был вызов желающих в ополчение из низш. отд. Изъявили желание несколько человек, но некоторые возвращены по слабости здоровья. В 1814 г. трое из семинарии, по запросу, определены надзирателями за детьми в Воспитательный дом. Кончившие же курс и не получившие места, как сказано выше, проживали до времени в семинарии и имели известные занятия, подготовляющие к дух. сану, (напр. в 1811 г. было таких 27, из них к 1813 г. осталось 8). Иногда они отправляли за казенный стол должность старших, на основании предпис. Ком. от 9 марта 1834 г., напр. И. Голубев (1834 г.), Ив. Покровский 1-й, Илья Смирнов и Ив. Покровский 2-й (1835 г.), Вас. Благовещенский и В. Варсов (1837 г.); иногда же должность комиссара (В. Музовский 1839 г.). Но иногда и никто из окончивших не проживал в семинарии (напр. в 1836 г.)-

Лучшие из воспитанников поступали в духовную академию, или на духовно-училищную службу. Всех поступивших в дух. академию по 1841 г. включительно было 68 человек. В московскую академию из них поступили лишь двое: Андрей Адамович из высш. отд. в 1836 г. и Иван Надеждин в том же году (из окончивших курс в 1835 г.). Поступивших же в петербургскую академию, по окончании семинарского курса, было 50; из них только два случая поступления в академию второразрядных: Мих. Галицкий (1823 г.) и А–р Кедров (1839 г.), сын певчего придворной церкви великой княгини Марии Павловны, в Веймар, назначенный в академию, по желанию великой княгини, согласно предложение синодального об. прокурора¹⁴³. Затем 10 человек из высшего отделения в 1814 г., по вызову академии, поступили в состав ее 2-го курса¹⁴⁴. Наконец 6 человек поступили из лучших воспитанников средн. отделения (1817–1821 г.); из них 4 по назначению семин. правления, так как в высш. отд. не находилось достойных для отправления в академию, и 2 по прошениям. Большею частию академия вызывала 4-х, но семинарское цравление иногда назначало менее; поступавших же в академию бывало и более 4-х (напр. в 1821 г., 1823 г.), вместе с поступавшими по собственному желанию и иногда со взносом за свое содержание, или «на половинном содержании», до открытия штатных вакансий¹⁴⁵. См. списки (в конце книги).

Относительно избрания учеников семинарии в состав академических курсов, кроме успехов и поведения, предписано было, после того как в 1826 г. из поступивших вновь студентов оказалось очень много больных, – «обращать должное внимание на состояние их здоровья, чтобы ученики расслабленного и ненадежного сложения, или подверженные каким-либо важным болезненным припадкам отнюдь отправляемы в академию не были, под опасением за сие строгой ответственности», с возвращением больных на счет местных сем. правлении. (ІІредп. ак. пр. от 30 марта 1826 г. подтвержденное от 16 августа 1832 г.)¹⁴⁶ Подобное требование предъявлялось и от других высших учебных заведений. Но, разумеется, суждения врачей в этом случае не всегда могли быть решительны и верны. По случаю сомнения врача и здоровья назначенного в 1833 г. в академию, студента спб. семинарии Б. Долоцкого, внутреннее акад. правление, согласно и с мнением доктора Александрова, положило: «хотя ученик Долоцкий признается врачем сомнительного здоровья, но оказанная им на испытании отличная благоуспешность подает надежду, и то он без особенных усилий и потери здоровья может продолжать курс академического ученья, а потому принять его в число воспитанников академии, предписав впрочем спб. сем. правлению, дабы не избирало в академию студентов сомнительных по здоровья». При этом Долоцкого обещал, в случае болезни, взять на свое попечение отец его, кафедральный соборный ключарь, свящ. Иоанн Долоцкий, у которого он жил по болезни полгода, еще в 1831 г. Между тем оказалось впоследствии, что студент Долоцкий ни разу не хворал в академии и после в течении целых 35 лет был одним из исправнейших профессоров той же академии. В 1832 г. Ник. Долоцкий, назначенный в педагогпческий институт, был забракован доктором (по слабости груди), но по предписанию Комиссии дух. уч. не был задержан. Бывало и наоборот: больного доктор признавал здоровым. Воспитанник Гостиннопольский в 1829 г., отправленный в Главный педагогический институт, возвращен был назад, по причпне болезни чесоткою и опухоли в ногах, хотя семинарский доктор ранее нашел его здоровым.

Не все поступившие в академию оканчивали академический курс, но из окончивших – 27 получили степень магистра, из них до 10 принадлежат к числу лучших магистров, приобретших впоследствии большую или меньшую известность в духовном и других ведомствах: А–р Рождественский (оконч. в сем. 1813 г. О нем см. стр. 35). Андрей Окулев (из семин. в 1814 г.), 2-го курса магистр и бакалавр спб. ак. ректор ал. -невского, потом петропавлавского училища, протоиерей Казанского, затем Петропавловского, наконец Исаакиевского собора, член акад. конференции и дух. консистории, законоучитель Пажеского корпуса. Иван Иванов † (1814 г.) протоиерей, ординарный профессор спб. академии. А–р Максимович † (1814 г.) бакалавр гражд. истории и евр. языка в киевской академии; перешел потом в минист. внутр. дел (тайный советник). Спиридон Гуляев † (1817 г.), ординарный профессор киевской академии. Иван Чупровский † (1823 г.), см. стр. 37. Сергий Орнатский † (1825 г.) – в числе 3-х лучших студентов спб. академии, по предложению М. М. Сперанского, был вызван для изучения законоведения при II отд. собственной Его Величества канцелярии, слушал лекции в спб. университете и затем отправлен в Берлинский университет; по возвращении, со степенью доктора прав, определен профессором энциклопедии законоведения и росс. государственных законов – в московском университете. Гавриил Михайлов † (1827 г.), протоиерей Покровской, в Коломне, церкви. Василий Ив. Долоцкий (1833 г.), заслуженный профессор спб. дух. академии. Иван Скроботов † (1833 г.), протоиерей полковой кавалергардской церкви в Спб. (более 30 лет). Константин Добронравин (1841 г.), законоучитель 3-й спб. гимназии, потом смотритель ал. -невского училища, в сане протоиерея; ныне епископ Таврический (преосв. Гермоген). А–р Никольский † (см. ниже, пер. II)¹⁴⁷.