Главнейшие центры современного раскола

Для интересующихся современным состоянием раскола, полагаем, не лишне поближе ознакомиться с главнейшими его центрами, продолжающими иметь более или менее важное влияние на старообрядческий мир. Такими центрами в настоящее время служат: Москва, Гуслицы и Поволжье, – в последнем преимущественно Хвалынск и Вольск с его уездами.

Из указанных центров раскола наибольшее влияние на раскол, бесспорно, имеет Москва. Она, по словам всеподданнейшего отчёт обер-прокурора св. Синода по ведомству православного исповедания за 1884 год, служит общим центром, связующим весь старообрядческий мир: на неё одинаково обращают взоры последователи как поповщинских, так и беспоповщинских сект; все со вниманием прислушиваются к тому, что говорят и что внушают московские заправители и вершители судеб раскола, а иные – хотя бы только для того, чтобы стать в оппозицию московским учителям и вожакам. Москва подготовляет и рассылает по всем местам, заражённым расколом как в европейской, так и в азиатской России, начётчиков, наставников, уставщиков и попов; из неё же выходят пропагандисты раскольнических сект и согласий; наконец, в Москве же находятся и центральные раскольнические учреждения поповщины и беспоповщины, откуда выходят все высшие распоряжения по обеим сектам раскола. У поповцев имеется в Москве знаменитое «Рогожское кладбище» – нечто вроде монастыря, управляемого раскольническими лжеепископами, куда стекаются на молитву столичные поповцы и окрестные жители, – и так называемый у раскольников «братский двор», также в роде монастыря, в коем проживает лжеепископ со свитой. Для устройства внутренних и внешних дел по обществу, поповцы, приемлющие австрийское священство, как окружники, так и противоокружники, имеют «духовные советы», в коих заседают наполовину члены из мирян. Значение этих советов очень велико, а у окружников в безусловном подчинении совету находится сам их лжеархиепископ. На Рогожском же кладбище преимущественно происходят и соборные совещания раскольнических лжеиерархов. – Беспоповцы имеют в Москве «Преображенское кладбище», основанное в царствование императрицы Екатерины II купцом Ильёю Кобылиным и более пятидесяти лет служившее непоколебимою опорою беспоповщинского раскола. И ныне на этом кладбище существует пять моленных «палат»; тут же живут и старцы – уставщики. В местности Николо-Покровской церкви находится «скит», где живут у них старицы. Кроме указанных нравственных причин, обусловливающих силу влияния Москвы, как центра раскола, на весь старообрядческий мир, весьма много способствует такому влиянию и материальная связь этого центра с внутренней Россией. В числе вожаков и главных покровителей раскола состоят значительные капиталисты и фабриканты из среды московского купечества, для коих связи и влияние по расколу служат могучим орудием торговых связей и отношений, и наоборот, торговые отношения и связи, поставляющие множество людей в материальную от них зависимость, служат средством раскольнической пропаганды. По указанным причинам этот центр раскола продолжает оставаться устойчивым в самом себе и влиятельным на весь старообрядческий мир.

Минувший 1888-й года, как для Рогожского, так и для Преображенского кладбищ, должен быть признан имеющим некоторое значение. На первом из этих кладбищ произведён был окончательный выбор попечителей кладбища на место Мусорина и Михайлова: избранными оказались Сергей Мусорин, родной брат Фёдора, только что вышедшего из попечителей, и Василий Андреев Шебаев. Этот последний – лицо новое, мало известное в московском раскольническом мире. Засим в скором времени ожидаются выборы мирских членов духовного совета.

Раскольникам Преображенского кладбища, в течение лета 1888 года, удалось обделать одно из своих тёмных дел, задуманное лет пять тому назад. По сообщениям «Братского слова», раскольники австрийского согласия, вскоре по издании 1883 году известных майских законов относительно раскольников, именно, пользуясь ложным их толкованием, а наипаче покровительством местной администрации, задумали построить в Москве, в Преображенском, по Генеральной улице, обширную и великолепную церковь, в которой мог бы совершать торжественные служения сам владыка их Савватий, к великому его прискорбию, лишённый доселе возможности совершать их на Рогожском кладбище, и откуда можно было бы вести пропаганду австрийского священства среди населяющих Преображенское беспоповцев, а также и православных. Здание с огромными входными дверями и высокими закруглёнными окнами, по архитектуре нимало непохожее на обыкновенные жилые постройки, росло быстро. На глазах благодетельной власти, и уже было приступлено к увенчанию здания крышею, как обстоятельства изменились, – свыше, из Петербурга, последовало распоряжение – прекратить незаконно начатую постройку раскольнической церкви... И здание стояло недоконченным до лета 1888 года, хотя раскольники не переставали хлопотать о дозволении достроить его и употребить согласно назначению. Нынешним же летом, с помощью высоких своих благодетелей, раскольники успели достигнуть своей цели, хотя и в несколько изменённом виде. Здание, с чьего-то разрешения, окончено; но внутри ему дан вид жилого строения, – поделаны временные квартиры, где и помещён, под именем жильца, определённый сюда поп Иван, и самая большая квартира, или часть здания, остаётся пустою, и в ней ставят полотняную церковь. Поп Иван, зная противозаконность новопостроенной церкви, из боязни отказывался служить в ней; но ему пригрозили за это изгнанием из Москвы, – и теперь он служит. Всё это сделано, конечно, в надежде – устроить здесь со временем и постоянную церковь, согласно первоначальному назначению здания.

Второй знаменитый и старинный центр раскола – Гуслицы находится недалеко (около 80-ти вёрст) от Москвы, в Богородицком уезде. Гуслицами называется собственно Ильинский погост, стоящий на речке Гуслянке, в 12-ти вёрстах к северу от г. Егорьевска, Рязанской губернии. Так как Гуслицкий погост составлял прежде, да и доселе составляет наиболее видный промышленный центр в этой промышленной местности московской губернии, то название Гуслиц сделалось нарицательным для целого округа – пространством в 20 с лишком квадратных вёрст, с населением до 20 тысяч мужеского пола. Половину этого населения составляют раскольники. Главное средоточие гуслицкого раскола составляют приходы Крестовоздвиженский и Запонорский, – здесь раскольники составляют почти сплошное население, тогда как прочие гуслицкие приходы, в том числе и Ильинский, состоят наполовину из православных и наполовину из раскольников. Эти два прихода, Крестовоздвиженский и Запонорский, носят ещё не менее известное здесь, как и Гуслицы, название «Захода». Раскольники-гусляки, особенно заходцы, народ сметливый, хитрый, но вместе грубый и дерзкий, без всяких нравственных правил. Лет двадцать тому назад «Заход» был положительно разбойничьей стороной. Гуслицы – край фабричный и промышленный, – здесь много фабрик и значительных фабрикантов, во главе которых стоят богачи Морозовы, сыновья и внуки Саввы Морозова, – поповцы и беспоповцы (от Елисея Саввича); народ или работает на фабриках, или дома занимается фабричной промышленностью, также разными ремёслами, – даже попы раскольнические и учители имеют небольшие фабрики. Но существуют здесь промыслы и иного рода. Очень многие заходцы, с фальшивыми паспортами и книжками, расходятся по разным местам, иногда очень далеко, собирать подаяния на монастыри, несуществующие кельи, на погорелое, на бедность, на сирот, на рекрутов, бедных невест и т. п. Это бродяжничество с фальшивыми паспортами здесь очень распространённый промысел, и для иных очень выгодный. Ловкие гусляки возвращаются из бродяжничества иногда с хорошими деньгами, которые, однако, очень скоро и проматывают. Гуслицы знамениты ещё конокрадами и фальшивыми монетчиками.

Огромное большинство гуслицких раскольников поповцы по австрийскому согласию. Прежде, до учреждения австрийской иерархии, они были, разумеется, беглопоповцами и состояли в тесных связях с Рогожским кладбищем; принятию ими и распространению среди их австрийского мнимого священства много способствовал Антоний Шутов, который к Гуслицам питал особое расположение и охотно ставил гусляков в попы не только для Гуслиц, но и в другие места: с тех пор и доселе Гуслицы служат главным местом, откуда набираются раскольнические попы для ближайших и даже не особенно близких к Москве раскольнических приходов. С появлением окружного послания и гуслицкие раскольники-поповцы распались на две половины, – на окружников и противоокружников.

Раскол в Гуслицах крепко поддерживают и распространяют не столько раскольнические попы, сколько богатые фабриканты-раскольники: на своих фабриках они дают всегда предпочтение раскольникам и употребляют все способы к совращению в раскол рабочих из принадлежащих к православной церкви; их связи с местными гражданскими властями дают им полную возможность распространять раскол и этим и всякими другими способами. Так и было в Гуслицах исстари: так делается особенно теперь. Между гуслицкими фабрикантами-раскольниками, из коих ни один не откажется, при удобном случае, оказать явную несправедливость в пользу раскольника и во вред православным, всегда ещё выдавались личности, известные в этом отношении особенным усердием. В настоящее время такую печальную известность приобрёл богач-фабрикант Арсений Морозов, забравший в руки своего мнимого владыку Савватия, без числа расплодивший раскольнических попов и делающий всё, чтобы поддержать раскол и повредить церкви. Благодаря таким мощным покровителям, раскол и процветает в Гуслицах. Часовен и церквей, слывущих под именем часовен, несть числа, – старые беспрепятственно поновляются и так же беспрепятственно строятся новые; есть деревни с двумя, даже с тремя часовнями, или моленными, которые большею частию окружены оградами, с крестами на воротах и с колоколами, в которые производится звон. Попы являются открыто и делают что хотят, – совершают разные процессии с пением, иконами, хоругвями, фонарями. И всё это открыто, под покровительством мощной руки того или другого фабриканта, не боящегося никакой власти. Под покровительством той руки, раскольники открыто и безнаказанно творят всякие дела во вред церкви, и даже бесчиния, оскорбительные для церкви. Вот некоторые недавние примеры тому.

В селе Селине, на Крестовоздвиженском погосте, при самой церкви, находилось земское народное училище, основанное г. Самариным. С течением времени училище пришло в ветхость: однако, учение в нём продолжалось, – до пятидесяти мальчиков и девочек, преимущественно из раскольнических семейств, ежегодно ходили в школу. Местным богачам-раскольникам, братьям Гущиным, не нравилось, что эти дети учатся близ церкви и под влиянием церкви, – и вот они в прошлом году предложили кому следует избрать их в попечители школы и под этим условием обещались выстроить для неё новое здание. В попечители их, конечно, выбрали, и новое училище они действительно построили, но не при церкви, а в своей деревне Давыдовой, у себя под рукой. И школа теперь действительно находится под их надзором, так что учителю дано письменное предписание, как он должен вести обучение детей, а в нём есть такой между прочим пункт: если общество, или родители не пожелают, чтобы их дети обучались закону Божию в школе, то такое предмет вычеркнут из программы преподавания. Понятно, что этим пресекается всякая возможность обучать детей в духе православной церкви, – и это в школе, существующей на законном основании.

Незадолго перед этим был ещё такой случай. На Пасхе, особенно в последние два дня, и в Фомино воскресенье, раскольники ближайших к Крестовоздвиженскому погосту деревень ходят гулять сюда, и около здешней старинной церкви устрояют разные игры, совсем неприличные для такого места. В один из таких дней, четырнадцатилетний мальчишка Матвей Гущин из семейства тех же раскольников Гущиных, с толпой подобных ему сорванцов, взошёл на паперть церковную и на стенах, под иконами, начертал перочинным ножом разные непотребные слова, выковырял краски на некоторых иконах, потом вошёл в самую церковь, где шла вечерняя служба, и, под смех сопровождавшей его толпы, начал передразнивать священника. Случай этот хорошо показывает, в каком духе, в какой вражде к церкви раскольники, даже передовые из них, богачи-фабриканты, воспитывают своих детей. Разумеется, такое наглое кощунство раскольника не было оставлено без внимания. Возникло дело, которое должно было рассматриваться в местном отделении окружного суда. Ко времени разбирательства этого дела, Арсений Морозов, бывший тогда почётным мировым судьёй, начал хлопотать, чтобы ему председательствовал в окружном суде, вместо другого почётного мирового судьи Я. И. Лабзина, известного ревнителя православия, который, не зная ради чего хлопочет г. Морозов о председательстве, охотно уступил бы ему эту честь. Но бывший у Я. И. Лабзина миссионер Шашин объяснил ему, какое важное для раскольников дело должно разбираться в суде, и почему Морозову так хочется быть на этот раз в числе судей. Тогда Я. И. Лабзин отклонил просьбу г. Морозова, и дело разбиралось без участия сего последнего. Суд обвинил Гущина в богохульстве, в нарушении церковного благочиния, и постановил отдать его, как несовершеннолетнего, под надзор родителей. Как ни странно, это решение – отдать молодого богохульника под надзор родителей, которые именно, своим воспитанием и сделали из него дерзкого хулителя православной церкви и, разумеется, будут воспитывать в тех чувствах ненависти к православию, но, по крайней мере, на сей раз, за отсутствием почётного судьи-раскольника, всегда склонявшего весы правосудия на сторону своих присных по вере, раскольник не был совершенно оправдан. Любопытно, что вскоре после этого события Арсений Морозов оставил должность судьи, что, однако же, нисколько не умалило его значения и влияния в судебной и иных областях¹.

Третий современный центр раскола – Поволжье, также имеет весьма важное значение в быте и состоянии значительной части раскольнического мира. Приволжские края, и по правую и по левую сторону реки, в среднем и нижнем её течении, издавна охвачены расколом. Широкой полосой распространился он здесь на пространстве около 2,200 вёрст и, утвердившись прочно в старину, он крепок и силён и в настоящее время, благодаря замкнутости, обособленности от посторонних веяний, которая составляет характерную черту раскольнического населения. Почти все посёлки от Сызрани до Саратова обязаны происхождением раскольникам, но главными центрами приволжского раскола являются Хвалынск, Хвалынский уезд, с его черемшанскими скитами, Саратовской губернии, и Вольск с его уездом. Хвалынск и черемшанские скиты составляют настоящую раскольническую палестину, куда стремится всё, что наиболее тесно связано с расколом, всё, что боится света; отсюда же идут те нити, которые частию явно, частию тайно руководят всем поволожским расколом вплоть до самой Астрахани.

Соединяя в себе святость раскольнической палестины, привлекающей паломников, черемшанские скиты служат также местом, куда со всего старообрядческого мира стекается щедрая милостыня и богатые пожертвования. На это обстоятельство стоит обратить особенное внимание. Начиная от крупных приношений и кончая разными мелкими, но необходимыми дарами – всё служит к прочной материальной обеспеченности и теперь уже упроченных и богатых черемшанских скитов. Пожертвования делаются и деньгами и товаром, например, съестными припасами, рыбой и проч., которыми набожный раскольник охотно делится со своими монашествующими братьями. Каждый день из Хвалынска привозится в скиты хлеб. Прибавьте к этому, что монастырь на несколько десятков десятин земли имеет своё, хорошо поставленное, хозяйство: мельницу, фруктовый и ягодный сады, огород и т. д.

Местное, т. е. хвалынское купечество сильно поддерживает черемшан. В Хвалынске живёт даже особый попечитель черемшанских скитов, некто Кузьмин. Он и сам является жертвователем, и чрез его руки проходят другие многочисленные пожертвования, кроме тех, которые делаются в московский «Духовный совет». Число именитых раскольничьих благотворителей весьма велико. Можно сказать, что и сами черемшанские скиты в их теперешнем виде обязаны своим существованием именно благотворительности: здания, существующие ныне на Черемшане, выстроены видным деятелем старообрядческого мира – покойным Пономарёвым, могила которого находится на пригорке около монастыря.

Вот что представляют собою два крупнейших старообрядческих центра: Хвалынск и черемшанские скиты, которые до сих пор считаются «гнездом самого упорного и тёмного раскола». Значение этой старообрядческой палестины слишком велико. При полной материальной обеспеченности, при внимании и заботливой поддержке купечества и при богатых не оскудевающих пожертвованиях всего старообрядческого мира, раскол имеет здесь твёрдую, правильную организацию и обладает собственными, отлично оплачиваемые миссионерами.

Таким образом, поволжский раскол крепок не столько своею духовною стороною, сколько светскою, имея за собой богатство и щедрую благотворительность. Этим и усугубляется тяжёлое положение борцов с расколом – местных православных священников, которые, при самом ревностном их усердии, далеко не всегда имеют ту широкую материальную поддержку, которая придаёт такую силу русскому расколу.

Трудно уловить все виды и подразделения поволжского раскола, как в виду его крайней пестроты и разнообразия, так и по причине постоянно совершающихся перемен и дроблений. Миссионерский отчёты устанавливают в саратовской епархии следующие виды раскола. Выдаются, во-первых, две главные секты – австрийское согласие и беглопоповцы, а затем следуют беспоповцы. Из беглопоповцев одни принимают беглых православных священников, другие – сухарники – не принимают. Далее идут водяники и ангело-причастники. Беспоповцы имеют своими представителями поморцев, федосеевцев-девственников, федосеевцев женатых, филипповцев, тропарщиков, даниловцев, поморцев-наречников, спасовцев, венчающих и крестящих в православной церкви, спасовцев-нетовцев и спасовцев-самокрещенцев. Но этим ещё не исчерпываются виды сектантства в Саратовском крае. Кроме старообрядцев, в епархии есть так называемые «духовные христиане» и молокане, число которых заметно стало увеличиваться особенно насчёт раскола беспоповщинского толка; есть секты мистические: скопцы, хлысты, голубцы и даже безбожники². Конечно, для полной характеристики этих подразделений не мешало бы подкрепить их цифрами о численности каждой группы. Однако, это невозможно по самому складу замкнутой жизни сектантов. Как определить число их, когда масса раскольников скрывается, как установить положительные цифры, когда из существующей ныне какой-нибудь мелкой секты вскоре делаются две, или неожиданно возникает какая-то новая секта³. Кроме упомянутого выше Хвалынского уезда с его «черемшанскими скитами», наибольшею нетерпимостью и невежеством раскол отличается в уездах, прилегающих к земле войска Донского: Царицынском, Камышинском, Аткарском и даже Саратовском. «В Царицынском уезде, – говорит местный миссионер из посада Дубовки, – раскольники самые буйные». Образцом закоснелости и темноты здешнего раскола может служить сел. Самодуровка, Хвалынского уезда и некоторые другие пункты.

В хвалынских деревнях, принадлежащих к беспоповской секте, темнота раскола доходит до возможности следующих фактов. Крестьянин деревни Осипово Коновалов с сыном Андреем убедили поселян, что «настали последние времена» и что те, кто желает поехать в рай, должны поторопиться заручиться местом, «ибо, – местов в раю осталось очень немного». Убедив мужиков, Коноваловы стали продавать места в рай и собирать деньги за эти места, предварительно подразделив последние на дешёвые (по 5 руб.) и дорогие (по 10 руб.). Купивший в раю место за 10 руб. может, по учению Коновалова, посидеть в раю в кресле и полежать на диване, купивший место за 5 руб. будет сидеть в раю на табурете и смотреть на блаженство купивших дорогие места. И подобных фактов немало, тем более, что многие раскольники склонные считать настоящее столетие последним веком. Между старобрядческими толками и обществами, из которых каждое тесно сплочено в своей внутренней жизни, идут постоянно пререкания и борьба. Исключением из этой взаимной ненависти является лишь так называемое «австрийство», которое более всех других «упований» привлекает к себе сочувствие старообрядцев. Но и австрийству приходится вести жестокую борьбу. Австрийцы, имеющие приверженцев среди многих поволжских людей богатых и влиятельных, вечно враждуют с беглопоповцами – весьма значительными в количественном отношении.

В самом Саратове есть представители всех существующих в епархии сект; сколько здесь хлыстов и скопцев – неизвестно, так как эти секты тайные. Кроме того, существуют здесь так называемые «субботники»: это, во-первых, караимы, не принимающие ничего, кроме священного писания ветхого завета; во-вторых, талмудисты, принимающие, кроме того, и талмуд. Первых здесь гораздо более, чем вторых, хотя в общем число субботников не очень велико; они не имеют особых молитвенных домов и ходят в еврейские синагоги. С увеличением в городе числа евреев саратовские субботники, вообще живущие тихо и ничем не выделяющиеся, стали более заметны. Немало в Саратове молокан-воскресников; совращения в эту секту бывают и теперь, потому что сектанты, не охотно выступая на публичных собеседованиях, за углом пользуются всяким случаем к совращению. У них есть несколько лавок на Верхнем базаре, в том числе одна – книжная. В лавках этих не столько торгуют, сколько распространяют тайком своё «упование». Есть здесь ещё пашковцы или евангелики, во главе которых стоит некто Афанасий Филиппович, и другие подразделения... («Нов. Вр.» №№ 4403, 4909 и 4417 и за 1888 г.).

Таковы главные современные центра раскола. Поколебать силу их самих в себе и ослабить значение их на весь старообрядческий мир не может не составлять одной из настоятельных, хотя и трудных миссионерских задач церкви. Хотя в последнее время усилены меры к достижению этой цели, но результаты этих мер, по крайней мере, в Гуслицах, по замечанию всеподданнейшего отчёта обер-прокурора св. Синода за 1884 год, пока незначительны и не видится оснований к надежде на увеличение этих результатов в скором будущем. Почти такое же грустное замечание приходится сделать и относительно Хвалынска, с его черемшанскими скитами.

Считаем нелишним настоящую нашу статью дополнить указаниями на другие местности, некогда знаменитые в расколе, а ныне утратившие прежнее своё значение.

В очень недавнее сравнительно время важным гнездом раскола служила калужская епархия – собственно Калуга, Сухиничи, в особенности же Боровск, хотя и в настоящее время это гнездо раскола должно быть названо одним из наиболее прочных, но сила его влияния уже далеко не та, какую имеют Гуслицы и Поволжье. Это признаётся и в отчётах обер-прокура св. Синода (см. отчёта за 1884 и 1886 годы). По приведённому в отчёте за 1886 год свидетельству преосвященного калужского, раскольники в самом Боровске начинают даже сближаться с православными, не проявляя прежнего фанатизма и закоренелой вражды. Были случаи, что раскольники охотно соглашались отдавать своих дочерей в замужество за православных, и вступавшие в брак присоединялись к православию. На праздники Пасхи и Рождества Христова раскольники и даже вожаки их нередко приглашают в свои дома православных священников для служения молебнов. Достойно особого замечания, что вся заслуга подобного благоприятного для церкви изменения в настроении калужских раскольников приписывается настойчивым и ревностным трудам тамошних противораскольнических миссионеров.

От других некогда знаменитых гнёзд раскола, имевших большое значение в его истории, в настоящее время, сравнительно с прежним, остались почти только одни воспоминания. Такими, в своё время знаменитыми и имевшими значительное влияние на состояние раскола, а ныне ослабленными и утратившими прежнее значение, отчёт обер-прокурора св. Синода за 1884-й год признаёт местности: Стародубье (черниговской епархии)⁴, м. Ветку (могилёвской губернии) и скиты по Уралу, по лесам Керженским и Чернораменским (нижегородской епархии), и в епархиях олонецкой и архангельской.

N. N.